Достойная награда.

Джед успел откровенно заскучать за то время, что Эсме готовилась к выходу на танцы. Но жаловаться было не на что. Маккена отлично знал, сколько времени женщины тратят на свой внешний вид, и все заготовленное для сестры ворчание было исключительно показным, и скорее шутливым. Джед хорошо знал и то, что все эти приготовления никогда не бывают напрасными. Как и в этот раз. Все заготовленные шутливо-колкие фразы быстро выветрились из головы. Кому, как не мужчине, уметь ценить женскую красоту. А Эсме была просто очаровательна, как очаровательна может быть только тарийка. Чуть дикая, словно необузданный порыв ветра, словно дыхание свободы, бившееся рядом с сердцем. Но дело было не только и не столько в обличии. Традиционный тарийский наряд лишь подчеркивал то, что было видно и невооруженным взглядом. Гордая осанка, пылающий взгляд, черты лица, что были лишь прекраснее в отсутствии ярких украшений, что могли бы их только изуродовать неуместным блеском.
Тот момент, когда, предлагая руку, хочется сказать: «Это моя сестра». Смотрите, какими жалкими воронами смотрятся ваши даларские дамы в сравнении с маккеновской лебедицей. Смотрите, но не смейте тронуть, брат не даст в обиду сестру.
Женщина создана, чтобы вдохновлять. Мужа ли, отца, брата… но дыхание Тары, прошедшее сквозь холод Хестура, вдохнуло новую жизнь и в Джеда. Память тускнеет. Что такое воспоминание о женщине в сравнении с жаром ее тела, которого можно коснуться? Время равняет все, и мятежное дыхание Тары осталось только воспоминанием. Воспоминанием воспоминания о том, как дышится на свободе. Но понял это Джед только сейчас. Когда все величие его Тары обрушилось на него хестурской лавиной, подняв на гребне волны, как корабль при полном парусе.
Может ли в сердце Далара раскинуть крылья маккеновский лебедь? Ударить крепкими перьями по воде, подняв столбы водяной пыли, заменяющие собой сухой, безжизненный воздух Далара. Это можно было назвать невозможным. Вчера. Сегодня вольная Тара ступала шаг в шаг со своими детьми, шепча на ухо «будь что будет».
Джед почти не переменил наряда. Отличалась лишь тартановая накидка, что спускалась теперь плащом едва ли не до пола. И черные волосы, что на награждении немилосердно лезли в глаза и мешали, были собраны на висках в косы, касающиеся своими концами плеч. Не хватало лишь привычной тяжести меча. Но они ведь шли не воевать.
Джед не замечал, но чувствовал шкурой, взгляды, которыми их провожали, и только улыбался, недобро, как человек, гордо несущий то звание, которое бросают в лицо остервенело, как ком грязи. Дикари, язычники… приятно познакомиться.
Джед услышал последний аккорд музыки, что гремела в зале, когда они вступали в него, собираясь внести еще больше смятения, чем уже внесли одним своим видом. Он коротко кивнул сестре, движением руки отпуская ее в центр, площадку, что образовалась как-то сама собой. Взгляды, скользящие по семерке тарийцев, разнились от недоумения, до абсолютного неодобрения. Но любопытство, говорят, сильнейшее из чувств. Оно заставляло людей расступаться, оно заставило их образовать вокруг Эсме круг, приковав все взгляды к девушке. Пусть начнет тот, кто вдохнул новую веру в успевшую закостенеть душу, заставив озорно щуриться, как мальчишке, задумавшему пакость.         
Джед припозднился на один такт. Заунывные переливы волынки подхватила скрипка, и на короткое мгновение принц подумал о том, что успел позабыть тарийские танцы. Но мышечная память много крепче памяти сознания. Движение вплелось в ответ на шаг Эсме, потянуло за собой второе, третье… Они сходились, и Джед расплылся в широкой улыбке, что давно успела стать непривычной. На ее смену пришла кривая полуухмылка. Но – не сегодня.
Джед двигался, низко опустив руки со сжатыми кулаками вдоль складок килта. Прыжки, сначала широкие, размашистые, сменяющиеся щелчками жестких каблуков о пол, казались легкими, как будто обоих Маккена не держала земля. Но только тарии знают, как долго ноют мышцы после такого с виду простого танца.
Принц полукругом разошелся с сестрой, все так же не сводя с нее улыбающегося взгляда. Пока они встречались только взглядами, но этого было достаточно, чтобы ловить каждое следующее движение Эсме. Тарийский танец не парный, в нем нет прямого взаимодействия. Но без должного понимания партнера танец не склеиться, рассыплется на составляющие. Эсме понимать было на удивление просто. Словно не было расстояния в десяток лет разлуки.
Легко перебросив тело в полете, сменив направление на противоположное, Джед сменил и амплитуду шагов. Они стали меньше, но все так же едва касались земли, короткими точками, только чтобы снова оторваться. Когда расстояние сократилось достаточно, Джед с улыбкой протянул сестре руку. Одно из немногих движений руками, когда кажется, что ноги попросту живут своей жизнью.

Отредактировано Джед Маккена (2013-08-26 02:43:30)

Ладони брата и сестры встретились, пальцы тесно переплелись, теперь Джед и Эсме двигались бок-о-бок совершенно синхронно, будто годами упражнялись в танце, и сейчас, если бы смолкла музыка, могли бы парить над полом только под биение стучащих в унисон сердец.

"Пляши со мной. Дыши со мной."

Каблуки принца звонко ударяли в отполированный мрамор - слишком хрупкий, слишком изысканный для добрых тарийских плясок, того и гляди, сейчас возьмется сеткой все шире разбегающихся трещин, которые пойдут, как круги по воде, дальше и дальше. Барабанная дробь выкликала из толпы тех, кто умел слышать и понимать - своих не по крови, но по мятежному духу.

Первым не выдержал рыжий скрипач в цветах Макреев, приметил в первых рядах зачарованно глазеющих гостей деву, притопывающую ножкой в такт знакомой мелодии и, не опуская смычка, подскочил к ней, поклонился:

- Окажите честь, леди.   

Барышня не стала чиниться, ускользнула из-под матушкиной руки навстречу бравому горцу - и судя по тому, как бойко вступила в танец, воспитать из дочери даларскую даму верноподданным тарийским родителям не удалось. Сейчас две пары плясали друг напротив друга, но скрипка не смолкала: умелому танцору довольно и столешницы, чтобы развернуться, а ловкому музыканту вольно и не стоять столбом.

Понадобились считанные мгновения, чтобы другие тоже решились присоединиться к лорду Джеду и его леди, очень быстро набралось до трех десятков мужчин и женщин разного возраста, проворных и не очень, разодетых в маскарадное платье или в честный тартан. Было не так уж важно, хорошо или плохо они движутся под старую мелодию, главное, они откликнулись.

Теперь тарийцы выстроились уже в два ряда, дамы напротив кавалеров, и то сходились, то расходились в танце, плавно перестраивались, меняясь парами,  все усложняя и усложняя фигуры. 

Предки императора должны были ворочаться в своих могилах. Дикому островному краю с его килтами, клейморами, волынками и суевериями давно следовало уйти в прошлое, стать одним большим пастбищем, где люди блеяли бы на манер овец. Но он мало того, что выжил, он еще и дерзко напоминал о себе!

"О придите, придите, все верные..."  

Мягкие башмачки Эсме по-кошачьи бесшумно касались плит пола, будто она танцевала уже на развалинах чужого величия и опасалась, что они вот-вот провалятся в пустоту. Барабаны гремели, как далекая лавина, сходящая с гор, волынки выли зимними ветрами над пустошью, пророча: однажды на этом самом проклятом месте не будет ничего, кроме жалких руин, буйства крапивы и стен терновника.

"Кроме нас с тобой, брат".

Маленькая буря, ураган, что обрушивался на побережье Тары, с рокотом поднимая тяжелые волны, что бились о скалистые берега, обдавая брызгами тех, кто оказался слишком близко. Эта буря сейчас была в центре бального зала Далара, она бушевала между жеманных дворян, что поджимали губы и морщились, наверняка, называя подобные танцы то непотребными, то неугодными Создателю. Кажется, Джед даже заметил несколько симболонов, которыми люди осеняли себя. Но танец кружил, превращая мир вокруг в хоровод красок. Пока хватает сил, пока есть возможность двигаться… кто станет обращать внимание на каких-то там зрителей? Тем более, что их неодобрение только подстегивало.
Ураган подхватывал тех, кто сам не мог удержаться. Джед с удивлением узнавал в тех, кто присоединялся к танцам, придворных дам и мужчин, которые в повседневной жизни и виду не подавали, что понят своих корнях, которые уходят в горные массивы Тары. Но внутреннее вырывалось наружу. И, раз за разом меняя партнера, расходясь в танце, Джед видел новые улыбающиеся лица. Как ни дави, не ломай, дух всегда остается внутри, его не выветрить так просто. Маккена улыбнулся, в прыжке разворачиваясь, снова меняясь местами с танцорами.
Словно тяжелые грозовые тучи, нависшие над морем, и так долго державшие в себе все, позволяя ветру бушевать, разразились громом, обрушившимся на землю ледяным ливнем, охватившим собой весь мир. Холодное дыхание Хестура.
Императрица.
На короткое мгновение Джед почти сбился с шага, когда взгляд выхватил из толпы белокурую девушку, чья принадлежность северным землям была подчеркнута белоснежным платьем. Гроза ударила землю, расколов древнее дерево. Но волны лишь с новой силой обрушились на скалы, облизывая их пушистой пеной, жадно, как вырвавшийся на свободу зверь. Маккена усмехнулся, на долю мгновение задержав взгляд на глазах императрицы, прежде чем снова вернуться в вихрь танца, стирающего лишние границы. Поведения, мыслей, принципов…
Музыка стихала постепенно, пары расходились и менялись в последний раз. Пронзительный голос волынки остался дольше всех, позволив танцующим остановиться и перевести дыхание, улыбаясь тем, кто оказался партнером при последней смене. Напротив Джеда снова была Эсме. И принц, подморгнув сестре, как ребенок, намекающий на то, что шалость удалась, покосился на волынщика, улавливая последние ноты. Джед снова обернулся к сестре и, улыбаясь, мягко поцеловал ее руку, благодаря за танец. Бывают ситуации, когда словами всего не выразишь. И это была одна из них, слишком много эмоций билось изнутри.
Импровизированная танцевальная площадка тарийцев постепенно, но предельно быстро, стерлась. Пары расходились, заполняя пространство. Неуверенно, словно не зная имеет ли она право на то, чтобы звучать, заиграла другая музыка. Даларские музыканты, прерванные приходом Маккена, снова начали играть. Но будто еще сомневались, не стоит ли оставить паузу, дать присутствующим переварить то, что только что было… но в то же время и боялись наказания за задержку. На балу должна играть музыка.
Джед обернулся на голос и улыбнулся.
- Сегодня большой праздник, мистер, - проговорил он. В голосе он уловил заметный тарийский акцент. Пожалуй, слишком заметный, словно искусственный. И смутное узнавание, коснувшееся сознания, все же не смогло со стопроцентной уверенностью указать, кто же скрывается под маской. – Мы с сестрой, - Джед коротко повернулся к Эсме, - всего лишь пришли поздравить императора от имени, - Тары, - Зеленого Щита Империи.
Это «поздравление» было сродни зло брошенных слов «чтоб вы подавились». А заодно и напоминаем, что Тара никуда не исчезла и не покорилась. Предупреждением. Сколько даларских придворных присоединилось к танцу? Сколько даларских подданных станет на сторону Тары, в условиях бунта? Считайте сами, ваше императорское величество.
- Я не узнаю вас в маске. Назовете себя? – Джед улыбнулся.
Магистр Флорентий.   

- Я Алиш Моран, сир, - он редко использовал это имя с тех пор, как стал Флорентием. Почти никогда - со времен восстания, в котором его семья выбрала сторону бунтовщиков. Поэтому полагал, что не выдаст себя, при этом не солгав. Не может же принц помнить всех младших детей мелких баронов, которые к пэрству и титулам отношения не имеют, поименно? А если и может, то с таким же успехом Алиш мог бы оказаться своим собственным племянником, к примеру. Костюм надежно скрывал все, что может выдать возраст, кроме глаз. Даже голос, отраженный от причудливого то ли подбородка, то ли клюва маски, и тот менялся. А движениями друид сороколетнего не напоминал, слишком уж хорошее здоровье поддерживала в нем магия, - Но Вашу спутницу я не узнаю и без маски.
Маску магистр, естественно, не снял для лучшего узнавания. Потому что когда он приходил в гости, а не на задержания, то уважал законы дома, его принявшего. И видеть своих соотечественников, кладущих ноги в грязных сапогах на стол с чистой белой скатертью и гордо задирающих головы от того, что по ткани расплываются темные пятна, ему было не слишком-то приятно. И дело не в танце, нет. А в этом незримом и неслышимом, но чувствуемом: "Мы смелые, нам скрывать нечего, именно поэтому мы открыли лица, а все те, кто так не поступил - трусы и подлецы". Это не оскорбительно для окружающих, что бы там группа в теплых клетчатых пледах не думала. Просто глупо. Но чем только люди не гордятся.
"Вы бы еще без одежды явились и гордились своей открытостью! В конце концов, в бане это прилично, а ведь тоже общественное место, значит, будет уместно где угодно. Если считаете маскарад обычаем чужеземным, вы куда дальше от своей земли, чем я."
- Сожалею, что у вас не было времени подготовить поздравление больше подобающее случаю. Ведь ко дню начала зимы в Таре тоже принято обряжаться в костюмы, ничем не уступающим алаццианским карнавальным маскам, - о, друид определенно посмотрел бы на это. С удовольствием. Особенно в том случае, если бы у них получилось пронести в зал тыквы-фонари. Он мог не любить магию огня, но в зрелищности этой стихии не откажешь, - Конечно, сейчас не время. Но и ваш танец был ближе к Самайну, чем к Белтейну.
"Да, давайте уже поговорим о сохранившихся с далеких времен язычества обрывках ритуалов. Я за этим и пришел."
[AVA]http://img35.imageshack.us/img35/5649/exnl.jpg[/AVA]

Отредактировано Магистр Флорентий (2013-09-13 09:48:12)

Самая сложная из наук, которую дОлжно постичь каждому, кто носит корону - это искусство общения с подданными. Не с высоты дворцового балкона или из окна раззолоченного экипажа, когда милостиво киваешь безликой толпе, а вот один на один, глаза в глаза... такое умение даруется Создателем, приобретается с опытом или не приходит вовсе. Ни одна книжка по этикету не могла научить дочь Кеннета Маккены отвечать некоему Алишу Морану, эсквайру, который говорил с той нарочитой вежливостью, за которой у равных следует вызов на поединок.

Девушка подавила соблазн искательно взглянуть на брата, надеясь на безмолвную подсказку. Пришла пора вести себя уверенно, как подобает если не  полноправной кёнигин Хестура, то принцессе Тары, а не теряться, как приютская сиротка перед приходским советом.

- Будьте благословенны, мистер Моран, - Эсме не могла видеть этого, но выражение доброжелательности на ее лице было зеркальным отражением любезной маски, в которую облекся Джед.

- Жаль, что вы не успели присоединиться к нам и показать свое умение, но я искренне рада, если ваше сердце наполнилось воспоминаниями о родном крае. Возможно, нам следует тщательнее приготовиться к празднику середины лета, братец? Уверена, такой тонкий знаток, как мистер Моран, охотно укажет на наши ошибки. Кажется, я тоже слышала это имя прежде...  Не вы ли, мастер, семь лет тому переплясали на свадьбе в Брейфне Шеймаса Дабха Маклеллана, когда спор шел о танце на серебряном блюде?

Разговаривая на даларском, принцесса никогда не стеснялась своего акцента и не бравировала им - он просто был, и все, придавая ее речи особенный, пикантный оттенок, но сейчас невольно зазвучал четче, будто эхо к подчернуто-тарийскому выговору собеседника.

Отредактировано Эсме Маккена (2013-10-01 21:55:00)

Кабинет

Медленное шествие напоминало о том, чего Кабир желал, но никак не мог получить. Власть. Единоличная, безграничная, свободная от опостылевших законов - пережитков прошлого. Советник обычно не позволял себе мечтать, стараясь смотреть на мир трезво, но иногда, когда гнет происходящего прятался на миг за пологом, аль-Джаррах представлял себя, вот так же едущим к Своему трону. Император? Халиф? Не столь важно наименование, сколь важна идущая за ним сила. Что бы он смог сделать, окажись на троне, а не у его подножия?
О, реформы были бы кровавыми, многие бы не пережили новый порядок, но власть бы воцарилась на плечах простого люда - самой многочисленной касты. Но лучше всего на плечах молодых, еще не успевших привыкнуть к своему рабскому положению, мечтающих о чем-то лучшем, ищущих. Конечно, уничтожение великовозрастного населения нельзя было бы провести открыто, но как знать, какие секреты кроет в себе человеческое тело...
Сохраняя на лице вежливую полуулыбку, Кабир внимательно всмотрелся в лицо визиря. На миг, чтобы возобновить в памяти позабытые черты, и снова отвернулся, наблюдая за медленно текущим под пологом городом.
Осман стал заметно старше с момента их последней встречи во дворце: глаза опутали заметные морщины, складка в уголке губ стала привычной, даже когда визирь улыбался, да и взгляд стал тяжел и расчетлив, как у голодного волка. Он больше не играл со своими жертвами, проверяя молодецкую удаль, а бил наверняка, экономя силы. Жгучий взгляд Османа заставил снова повернуться и посмотреть в темные, ореховые глаза. Наверное, это длилось лишь мгновение, но Кабир успел почувствовать, что тонет в подушках, проваливаясь спиной назад словно в зыбучий песок. Взгляд визиря был тяжелым и недвижимым как могильная плита, в нем таилась опасность, невысказанная, но живая, медленно разгибающая змеиные кольца своей силы. Советник забыл как дышать, чувствуя что воздух в паланкине сгущается, становясь похожим на воду: один вдох, и ты мертвец! Неужели так просто? Сейчас, не скрываясь и больше ни куда не спеша, его давний враг просто вырвет из ножен кинжал и выпотрошит его как свинью? По собственной воли, или по желанию Хилифа? Он раскрыт?
Окрик Османа заставил советника ощутимо вздрогнуть, но пошевелиться и сбросить оцепенение Кабир не мог, его словно парализовало. Фатих-паша исчез за тяжелым пологом, всхрапнул жеребец, принимая на себя вес седока, звякнули трензеля, копыта застучали по мостовой, а Советник все сидел, недвижимый как статуя, пока нехватка воздуха не заставила его судорожно вздохнуть, как утопающего.
Ненавидя себя за эту постыдную минутную слабость, аль-Джаррах провел ладонью по лицу, стягивая липкое наваждение страха. Он не мог ошибиться, всего секунду назад рука Судьбы отвела от его горла клинок. Старая вражда не стерлась с годами, но подточила стенки воли. Как знать, не ошибся ли он тогда, отведя руку убийцы от Фатих-паши, самонадеянно решив, что сможет когда-нибудь воспользоваться жаждой своего соперника и сломить его волю?
Время покажет.

Неслышно следуя за визирем тенью, Кабир по-восточному почтенно, но не слишком низко раскланивался со знакомыми, подпитывая их веру в то, что он тоже, вне всякого сомнения, рад императорской свадьбе. Не стоило простым смертным догадываться о том, что Советник с превеликим удовольствием собственноручно подсыпал бы яду в кубки царственной чете, впрочем, как и половине присутствующих. И, в отличие от Карима, его бы не мучила потом ночами совесть. Ее попросту не существовало.
- Да, Великий визирь, сие возможно. - снова поклонившись, Кабир исчез в толпе придворных, явившись через минуту, чтобы отвести Османа в малую тронную залу. Увы, удача врятли бы подсунула в подарочной шкатулке Визиря смертоносный сюрприз, но любопытство разбирало, что же такого собрался дарить Императрице хитрый советник самого Халифа?

Малая тронная зала
Одна ночь из тысячи

Отредактировано Кабир ибн Хагар (2013-10-05 17:57:54)