Вашему вниманию предлагается материал, взятый из книги Л.М.Горбачевой "Костюм средневекового запада"

Заметно, что в последний век крестовых походов всё больше стало цениться не просто богатое платье, не только обилие золотых украшений и мехов, хотя и о них не забывали, но изящество, соразмерность, аккуратность покроя, и что очень важно, соответствие и упорядоченность всех частей костюма. На этом этапе костюм выстраивался как продуманный стройный ансамбль, функциональность которого была заключена в идеальную форму, что считается характерным для всех систем, композиций или конструкций готического стиля, от архитектуры до музыки. Антропоморфность костюма выражалась в его пропорциональности и свободной подвижности, в мягкости и податливости - недаром людям, жившим в период средневековья, костюм именно 13 века казался удивительно похожим на античное одеяние, пjстроенное из драпировок. В 13 веке выходят из моды привычные восточные мотивы, несколько веков украшавшие ткани и считавшиеся эталоном красоты и изысканности; они уступают место типично западноевропейским орнаментам в виде ритмично повторяющихся мелких, незамысловатых рисунков. Россыпи квадратиков, звездочек, кружков, стилизованных цветков покрывали как плотные, так и самые тонкие материи, за исключением тех льняных муслинов, которые шли на изготовление головных уборов - чепцов для мужчин и вуалей для женщин. Ткани, визуально не отягченные крупными узорами, тем более сложными композициями с фигурами животных и людей, гораздо лучше драпировались и позволяли свободнее обращаться с полученными драпировками. Тело, со всеми его индивидуальными особенностями, выявляло себя в движении, поскольку мягкая ткань обволакивала его, реагируя на каждый жест и даже вздох. Это вполне соответствовало проявившемуся в эпоху готики стремлению человека выразить и передать не только типическое, но и частное, личностное.

По-прежнему, любой костюм начинался с нижней рубахи, традиционный покрой которой восходил еще к римской тунике. Но если в 12 веке сорочки стали подкрашивать шафраном для достижения приятного цветового разнообразия и для нежного запаха, то в следующем столетии их стали вышивать с той же безмерной щедростью, с какой при первых Капетингах вышивали верхнее платье. Из тщеславия, сорочку, расшитую итальянским шелком и жемчугом, стали выставлятьна всеобщее обозрение, решительно углубляя проймы, открывая декольте и делая дополнительные разрезы в одежде. Женская сорочка имела небольшие отверстия по бокам, на уровне талии, в которые вставлялась шнуровка, - с ее помощью рубашку затягивали, делая фигуру более стройной. В мужском костюме рубаха прикрывала колени, в женском - доходила до щиколоток. Кроме рубахи мужчины носили штаны-брэ и весьма удлиннившиеся шоссы, которые цепляли к поясу специальными подвязками; их называли "шоссы с хвостом". Количество подвязок менялось в зависимости от стоимости и предназначения всего костюма - с обычным платьем носили шоссы на одной подвязке, а к парадному платью полагалось надевать шоссы с тремя подвязками, украшенными бантиками. Женские шоссы были короче и закреплялись круглой подвязкой у колена. Шоссы шили точно по ноге из тонкой пластичной ткани любого цвета. Известен шерстяной материал, который в 13-14 веках предназначался только для изготовления чулок и который отличался рельефностью поверхности, тем, что называется "выработкой".

На сорочку надевали верхнее платье, именуемое cotte - котт, или котта. В меру широкая и длинная, котта шилась из яркой материи: в 13 веке предпочитали зеленый, голубой и красный цвета. Мужская котта могла быть длиной до щиколоток или до середины икр, женская не только полностью закрывала ноги, но и имела небольшой шлейф. Домашняя котта знатной дамы шилась из шелка, особенно для повседневной носки, поскольку для выхода из дома в будни подбирали более скромную одежду. У любой котты были длинные узкие рукава, которые приходилось шнуровать от локтя до кисти или пришивать на них множество мелких пуговиц, сочетавших практическую и декоративную функции. Со временем от цельнокройных рукавов отказались и стали кроить котту без рукавов, а рукава, соответственно, - отдельно. Их не вшивали, а надевали непосредственно на тело, прикрытое рубашкой, и привязывали или пристегивали в нескольких местах у плеча. Воспользовавшись этим обстоятельством, портные быстро приспособились делать по нескольку пар разноцветных рукавов к каждому платью. Поскольку фасоны и покрой рукавов для мужской и женской одежды были одинаковы, ими охотно обменивались влюбленнве, через вещь получавшие "доступ к телу" своего избранника или избранницы. На турнирах, постепенно превращавшихся в увлекательный спектакль, восторженные зрительницы прилюдно срывали с себя рукава и дарили их вместе с лентами и кошельками особо приглянувшимся бойцам.

Поверх котты обычно надевали surcot - сюрко. Сюрко стало выходной, парадной, церемониальной одеждой и военным платьем. До середины 14 века сюрко шили из наиболее ценной материи, включая византийские самиты, тисненый бархат и чистейший китайский шелк. Привычными материалами были сендал, разновидность тафты, и шерстяной драп, известный под названием ecarlate - экарлот. Это слово обозначает в первую очередь цвет - знаменитый пунцовый цвет бургундских красильщиков, но экарлотом называли в средневековье и высококачественную шерстяную ткань всех оттенков красного: алую, красно-фиолетовую, розово-лиловую, кроваво-красную,темно-красную и красную с серебристым отливом. Известно, что мужчины могли носить сюрко из брюссельского рыхловатого драпа, по преимуществу, зеленого, зеленовато-бежевого, серого и серо-зеленого цветов. Такие драпы стоили в среднем в три раза дешевле экарлата.

По покрою сюрко было похоже на котту, но имело больший объем, иногда за счет клиньев, которые вставлялись в юбку. Оно деликатно обрисовывало только плечи и руки, а к низу постепенно расширялось и ложилось стройными складками. Сюрко подпоясывали только в том случае, если оно служило военнвм платьем или если в костюм включались атрибуты власти. Женское сюрко шилось со шлейфом, в который плавно переходила спинка который приходилось придерживать рукой. Посторонние люди - слуги, пажи, придворные дамы и девицы несли шлейф только во время официальных церемоний. В присутствии дам более знатного происхождения, не говоря уже о членах королевской семьи, не дозволялось пользоваться услугами собственной свиты, и каждая благовоспитанная девица с молоду училась изящно подбирать шлейф и аккуратно драпировать его то на коленях, то на полусогнутой руке. Шлейф и удлиненную по бокам юбку часто подбирали и закалывали на бедрах, показывая нижнее шелковое платье. Имея дело с однообразными покроями и формами, женщина могла проявить свою фантазию и изобретательность благодаря разнохарактерности самих драпировок. Ровная походка и грация движений стали цениться знатоками не меньше, чем дорогое шелковое платье и меховая оторочка.

У сюрко были короткие, полукороткие и длинные рукава, в которые редко продевали руки, но которые свешивались с плеча, придавая костюму некоторую небрежность. С 1230 года сюрко стали шить вообще без рукавов, с очень глубокой проймой или с боковыми разрезами, начинавшимися чуть ли не от подмышек. Такое сюрко, похожее на двойной фартук, было извлечено из захоронения Элеонор Арагонской, умершей в 1244 году. Проймы обычно украшали мехом, а разрезы оформляли пуговками из самых разных материалов - часто на одно верхнее платье прикрепляли по нескольку десятков пуговиц: то из кости, то из золото и серебра, от из грушевидного жемчуга. Мужское сюрко дополнительно разрезали спереди и сзади, чтобы можно было свободно сесть в седло, при этом полы длинной одежды подбирали и заправляли за пояс или, за неимением оного, в проймы сюрко. Отверстие для головы было круглым и сравнительно небольшим, но на груди делали разрез amigaut - амиго, сохранявший важное значение до середины 14 века. Этот разрез можно было застегнуть или завязать, но в приличном обществе его закалывали фибулой или аграфом, достигшим к концу 13 века гигантских размеров. Цветная эмаль уже не казалась единственно достойной украшать парадные застежки, и в них стали чаще вставлять античные геммы, крупные неграненые самоцветы и жемчуг. Золотые аграфы покрывали любовными признаниями и девизами, к ним делали подвески в виде сплетенных рук, сердца, пронзенного стрелой или ключей. Во Франции носили аграфы, имевшие форму ажурного венка из цветов и листьев.

Разрез-амиго делали и на верхнем платье, называемом cotte-hardie или cotardie — котарди и появившемся к концу XIII века. Котарди можно считать разновидностью безрукавного платья-сюрко, но она отличалась большей полнотой объема и большим количеством складок.

Под застежку на амиго подсовывали шнур, на котором держался типичный для этого периода легкий плащ mantel— мантель. По покрою мантель был похож на полукруглый шал, но в отличие от старинной накидки едва набрасывался на плечи, спус-кался за спину и удерживался на плечах только благодаря шнурку, свитому из шелка, или декоративной ленте. Если шнурок или ленту не цепляли за аграф, то их придерживали рукой. Во многих памятниках готической эпохи был увековечен этот характерный жест — рука, легко прикасающаяся к груди и не дающая соскользнуть накидке. Плащ-мантель был одеждой людей благородного происхождения, предназначенной для торжественных церемоний, праздников и беспечного времяпрепровождения. Мантель кроили из самых изысканных материй, вышитых золотом и подбитых беличьим мехом и горностаем.

В качестве защиты от холода и ненастья, а также для путешествий использовались круглые плащи, надевавшиеся через голову и имевшие разрезы по бокам. От традиционных накидок их можно отличить по рукавам и пелерине. У плаща housse — усе были широкие рукава и капюшон, иногда пелерина; он был похож на грубое бесформенное пальто и может считаться прототипом бесчисленных пальто-карриков, епанчей, бурнусов и шинелей XVIII—XIX веков. У плащей, именуемых herigaut — эриго и gamache — гарнаш, рукавов не было, но имелась большая пелерина, завязываемая спереди меховыми "лапками". Все большие плащи-пальто ставились на мех, который изводился в этот период в неимоверных количествах. По сохранившимся описям королевского имущества видно, что на один такой плащ требовалось от двухсот шкурок выдр до двух тысяч шкурок или, как тогда говорили, "животов" белочек. Только за 1316 год французский король Филипп V Длинный потратил на всевозможное верхнее платье шесть тысяч триста шестьдесят четыре беличьи шкурки. Поэтому не удивительно, что к середине XIV века природные ресурсы настолько истощатся, а цены на мех так возрастут, что и без устрашающих королевских указов и папских булл меховые опушки останутся лишь на церемониальном платье и на мантиях рыцарей, входивших в элиту крупнейших светских орденов.

Огромные деньги затрачивались в эту эпоху на вооружение и доспех, который становился всё совершеннее. К обычному рыцарскому оберу добавились разного виlа и достоинства доспехи из ткани и из кожи. В начале доспех из ткани дополнял и усиливал кольчугу, а с XIII века стал использоваться на турнирах в тех случаях, когда дрались только легкими копьями. В 1216 году рыцари из свиты французского принца Людовика состязались с англичанами в искусстве владения копьем и, по договоренности, выбрали для турнира матерчатый доспех. Это могли быть куртки или туники, подбитые конским волосом и шерстью. У принца Эдуарда, сына Генриха III, был такой же тканый доспех, заказанный в 1258 году для его первого турнира. Несмотря на то, что турниры, для которых специально оговаривались условия использования доспеха и оружия, не считались опасными, они не редко заканчивались увечьями, а иногда смертью. Во время вышеупомянутого турнира погибли два английских рыцаря, а третий умер немного погодя от полученных ран.

Легкий и удобный, но ненадежный матерчатый доспех был заменен в конце XIII века доспехом из кожи, называвшемся просто "ошпаренной кожей". Для большей прочности его натирали горячим воском. Из вываренной кожи делали и полный доспех, и по отдельности разные части доспеха, которые можно было комбинировать между собой и с металлическими деталями. В 1278 году король Англии Эдуард I (известный нам как принц Эдуард) приобрел для придворных рыцарей, заявивших о своем участии в турнире в замке Виндзор, кожаные кирасы и шлемы с королевскими гербами. Двенадцати самым знатным рыцарям были пожалованы вызолоченные шлемы, а всем прочим — посеребренные. Кроме того, Эдуард, имевший репутацию отважного бойца и щедрого покровителя турниров, купил для украшения рыцарских облачений восемьсот серебряных колокольчиков.

Началом XIV века датируется незавершенный трактат об оружии, написанный на латыни неизвестным автором, стремившимся со всеми возможными подробностями рассказать о доспехе, приемах использования разных доспехов, о правильном обращении с оружием, об обычаях рыцарей. Автором был определен порядок надевания доспеха перед боем или турниром, весьма схожий с обрядом посвящения и каждый раз напоминавший о церемонии вступления в рыцарское звание. Все действия и движения были последовательно закреплены в ритуале, выстраиваясь со всей целесообразностью. Вначале рыцарь расстилал коврик на полу или на земле, встав на него, раздевался до рубашки и причесывался. Если рыцарь готовился к турниру, то надевал кожаные шоссы и кожаные или металлические наколенники и наголенники. Затем надевал hoqueton (auqueton) — окетон, куртку со шнуровкой или короткую тунику, подбитые ватой и простеганные. Статус парижского цеха мастеров — изготовителей курток-окетонов от 1296 года устанавливал оптимальное количество ваты (3 ливра) для каждого изделия, руководствуясь тем, что добротность готовой вещи было трудно проверить. Поверх стеганой куртки натягивали кольчугу, а в случае необходимости между окетоном и кольчугой ремнями прикрепляли кожаный нагрудник-пластрон. На тоненький чепец надевали кольчатый наголовник и легкий остроконечный шлем. Доспех дополнялся безрукавным сюрко, которое в XIV веке продолжали называть котт-д'арм и на которое наносились гербовые знаки. Рыцарь считался полностью готовым к бою после того, как надевал тяжелый шлем с навершием и наметом (Намет — декоративный назатыльник из кожи или изукрашенной ткани), "опоясывался" мечом и брал в руки хлыст.

Собственно боевой доспех XIII—XIV веков отличался от тур-нирного большим количеством металлических деталей, в частности, в нем появляются наплечники и набедренники из так называемого "немецкого железа" и gorgerette (gorgerin) — нашейник, плотно закрывавший переднюю часть шеи, весьма уязвимое горло.

Мечи были не слишком тяжелыми, но длинными, с тупым концом, не предназначенным для нанесения колющих ударов, или, наоборот, заостренным, как наконечник копья. В начале XIV века появляются знаменитые двуручные мечи с клинками до 120 см. Такой меч был настолько "неразворотлив", что, при известной сноровке, его удерживали в бою только обеими руками и никогда не пытались привесить к поясу. Двуручный меч крепился у седла и был оружием лишь конных воинов. В этот период сам меч украшался меньше, но всё более роскошным становилось его "платье" — ножны и поясная портупея. Право украшать оружие счита-лось священным и не подпадало под законы о роскоши, издаваемые в разных странах. В Прагматике, первом в Португалии законе, регламентирующем одежду, питание и потребление предметов роскоши, принятом при Афонсу IV на кортесах в 1340 году, специально оговаривалось, что меч можно украшать по своему желанию — и это в то время, когда даже количество серебра на поясе знатного рыцаря строго учитывалось согласно соответствующей статье. Обыч-но деревянная трубка рукояти меча переплеталась металлической проволокой и укреплялась кольцами. На клинок часто наносились зашифрованные надписи — начальные слова молитв, выполнявшие те же функции, что и реликварий в навершии. Ввиду его исключительной ценности и особого к нему отношения, боевой меч прикрепляли к кольчуге длинной цепочкой или ремнями, которые хотя и мешали, но не препятствовали рыцарю размахивать мечом со всей силой, и при этом воину не грозила потеря "верного друга".

Под пару к мечу подбирались кинжалы-даги, которые носили у правого бедра на ремне тисненой кожи с позолотой или на плоской золотой цепочке и так же, как меч, прикрепляли к нагруднику. В ножнах кинжала часто делали боковой кармашек для ножа. Этот ножик называли "бастардом", или, на итальянский манер, "батар-до", что значит "внебрачный ребенок". Ножи-бастарды были нужны для пиров, для разрезания всяческой снеди, но их отделывали в том же стиле, что и настоящее оружие.

Первой половиной XIV века датируются редкие упоминания о турнирных кольчугах-оберах, причем более всего известно свидетельство Жана, сеньора де Жуанвиля, автора "Истории Людовика Святого". К сожалению, ни один источник не включает необходимых уточнений — чем конкретно отличался турнирный доспех от боевого и было ли это различие принципиальным. В описях имущества, в расходных книгах и даже в завещаниях просто перечисляются вещи, всем в ту пору известные, но нет никаких разъяснений по поводу использования этих вещей или особенностей их конструкции. С уверенностью можно сказать, что только после 1333 года появляется часть доспеха, специально приспособленная к условиям турнирных состязаний и, в первую очередь, к поединкам на копьях. В турнирном снаряжении стала использоваться main de fer — стальная рукавица, составленная из пластинок и прикрывавшая кольчужную перчатку. Около 1340 года появился пластрон-нагрудник с массивным крючком, привинченным с правой стороны, на который рыцарь мог пристроить конец копья и, найдя точку опоры и равновесия, пускать свою лошадь в галоп.

К XIV веку многолюдные турнирные сражения постепенно вырождаются в хорошо организованные военные состязания, в которых рыцари бьются облегченными мечами и копьями на площади, обнесенной барьерами, на глазах у ликующих зрителей, явно настроенных на участие в празднике, а не на соучастие в убийстве. Турниры-поединки между рыцарями из разных отрядов назывались joute — жут или джостра, под вторым наименованием они и вошли в историю. С самого начала джостра отличалась великолепием оформления и сложным ритуалом проведения игр, которому подчинялись все участники с момента объявления о джостре и до вруче-ния победителям наград, чаще всего вызолоченных диадем или рулонов дорогой ткани (Ткань, полученную в качестве награды за участие в поединке, было принято жертвовать в церковь; из неё никогда не шили платье).. В этот период рыцари, сходившиеся на ристалище, больше думали о том, как блеснуть ловкостью и грацией, как понравиться дамам, чем о возможности "подзаработать" на поверженном противнике. Облачение для джостры, которая обычно устраивалась по случаю заключения династических браков или в ознаменование событий государственной важности, буквально поражало своим великолепием. Костюмы готовились специально к турниру и воздействовали на восприятие зрителей как часть художественного оформления грандиозного спектакля, особенно если они заказывались организаторами рыцарских игр. Иногда и зрители надевали фантастические костюмы, развивая тему праздника. Например, на турнире в Лилле в 1438 году часть зрителей была в костюмах дикарей — покрыты цветными перьями и увиты гирляндами. Во время придворных торжеств поединки следовали за выходом августейших лиц, парадные приемы чередовались с церковными службами, а пиры — с охотой, шествиями слонов и прочими увеселениями. В дни праздника массовое кровопролитие было крайне нежелательным и неуместным, поэтому участников состязаний обязывали биться мечами с клинками из позолоченной меди и копьями с тупым наконечником.

Турниры-джостры особенно любил английский король Эдуард III и, отдавая им предпочтение перед старинными "товарищескими" сражениями, не жалел средств на украшение рыцарских поединков. При его дворе исконный смысл проведения турниров стал извращаться, и постепенно интерес сместился с тяжелой борьбы за победу в сторону всевозможных, вполне декоративных придворных ритуалов.

С XIV века в турнирах начинают использовать полудоспех, соединявший качества обера и военного платья. Хорошо известное специалистам название этого доспеха — "бригантина" происходит от французского слова "brigand", что значит — бандит с большой дороги, живодер. Это связано с тем, что поначалу бригантины были приспособлены для пехотинцев, простых солдат, которые во все времена не отличались скромностью поведения, а уж в средневековье вообще слабо различали своих и чужих, друзей и врагов, и были сущими разбойниками. Бригантина делалась в виде приталенной многослойной туники; на грубую, толстую подкладку прикрепляли металлические бляхи, а сверху нашивали чехол из яркой ткани, который скрепляли с внутренними прослойками позолоченными гвоздиками-заклёпками. Округлые головки заклёпок образовывали геометризованные узоры. Излюбленными материалами для покрышек бригантин были итальянский бархат, алый или пунцовый, и темно-синее плотное сукно. При этом не исключено, что самые ранние бригантины не имели тканого чехла и были весьма похожи на броню времени Меровингов. Одна такая бригантина (конец XIII в.) хранится в музее г. Шартра (Франция) и её происхождение связывают с именем Филиппа Красивого. Разноцветные бригантины получили такое широкое распространение, их выделывали в таком количестве, что к членам ремесленного цеха, занимавшегося изготовлением бригантин, стали относиться с ревнивой подозрительностью. Желая обезопасить себя от завистливых конкурентов, мастера стали давать под присягой ежегодную клятву, обещая ставить на скрытую часть доспеха только отлично вылуженную сталь. Благодаря редкому удобству бригантины и её способности подменять собой самое богатое военное платье, этот доспех сохранит свою популярность и в XV веке. Кроме того, в подражание бригантинам на полные рыцарские латы будут надевать красные бархатные покрышки, скрепляя их с поверхностью доспеха медными позолоченными винтами и заклёпками.

К началу XIV века появились новые виды шлема: heaume — ом и armet — армэ, оба с подвижным забралом, и бацинет, одно из самых совершенных металлических наголовий. Последний делался из толстой стали с личником, закрепленным на двух шарнирах и надежно защищавшим верхнюю часть лица, в то время как шея и подбородок закрывались кольчатой сетью или стальным нашейником. Бацинет плотнее, чем другие шлемы, облегал голову, но был довольно тяжелым; в нем, как и в старинных наголовьях, пробивали дырки для дополнительного доступа воздуха. На турнирах все шлемы украшались громоздкими cimier — симье, т. е. Нашлемниками прихотливой формы, часто с устрашающими рогами, резными драконами и прочей нечистью. Спадавший на плечи и спину намёт бывал сплошь испещрен геральдическими узорами.

Конская броня стала вполне привычной вещью к концу XIII века. Броня делалась из вощеной кожи и слоеного пергамента, в особо уязвимых местах укреплялась луженым железом. Чепрак, которым прикрывали круп лошади, был из плотной ткани, желательно в цвет рыцарского намета, и так же, как намет, покрывался геральдическими знаками. В XIII веке на обычное верхнее платье были перенесены гербовые знаки, которыми до той поры украшали только котт-д'арм — накидку на доспех и намет. Облаченные с головы до пят в металлический доспех, рыцари оставались похожими друг на друга, как близнецы, и военное платье с изображением герба признавалось насущной необходимостью вплоть до середины XVI века. В памятном 1346 году, после сражения при Креси, только герольды английского короля Эдуарда III смогли опознать среди погибших французских рыцарей, тела которых остались на поле брани, представителей знатнейших семей Европы.

К этому времени герб из произвольно выбранного личного знака превратился в знак принадлежности к определенному роду, знатной фамилии, в знак преемственности (Следует отметить одно немаловажное, но не слишком известное обстоятельство, касающееся происхождения и использования гербов, — в раннем средневековье гербами обзаводились не только знатные люди, но и духовные лица, горожане, ремесленники и торговцы; известны даже крестьянские гербы). При этом нельзя забывать, что приблизительно до середины XIII века в одном владетельном роду оставалось по нескольку гербов — по одному гербу на каждый феод, а простые рыцари могли, не мудрствуя лукаво, заимствовать, по частям или целиком, герб своего сюзерена.

Поначалу цветной рисунок герба просто "впечатывали" в ткань налатника, используя специальные резные формы-печати; способ нанесения краски так и назывался: bature — батюр, что значит "набивка". Позже гербовые знаки стали вышивать золотом и серебром с примесью шелковых ниток, а материал для военного платья подбирали в цвет гербового поля. Знатные дамы охотно носили изображения сразу двух гербов — и своего мужа, и своего отца, это подчеркивало чистоту их происхождения. Гербы могли быть объединены в одном декоративном экю, т. е. условном поле щита, а могли располагаться рядом или по сторонам: слева — герб отца, справа — герб мужа. Известны собственно женские гербы, которые иным вельможным дамам заменяли фамильные гербовые знаки. Например, дочь графа Петра П де Куртенэ, Маго Неверская, имела гербовое кольцо-печать с изображением льва, в то время как герб её семьи включал трех горлиц, а герб мужа, графа Гуго V де Форез, — золотого дельфина. Изображение своего герба графиня Маго имела обыкновение носить и на верхнем платье.

Одежду, расшитую гербами, не надевали по собственному произволу или из пустых тщеславных побуждений. Обычай предписывал носить гербовое платье во время турниров, любых военных действий, в своем владении, перед вассалами или среди равных себе, при дворе, в специально оговоренных случаях. Для женщин такой наряд был по большей части церемониальным. Во многих государствах цвета "малых" или менее значительных гербов свободно поглощались цветами могущественных родов, цветом "ливреи", которая считалась официальным облачением. Рыцари, имевшие собственные гербы, но состоявшие в свите владетельных сеньоров, должны были надевать ливрейную одежду цвета гербового поля своего сюзерена. Около 1270 года праздничный двор короля Филиппа III Смелого сверкал всеми мыслимыми и немыслимыми цветами и оттенками, являя собой "раскрашенную карту Франции", разделенную на крупные владения: рыцари, сопровождавшие герцога Бургундии, носили черное, свита графа Фландрского была в светло-зеленом, а окружение Шампанского графа — в травянисто-зеленом и т. д.

К концу XIII века гардероб обеспеченного человека пополнился ещё двумя вещами, которые, к сожалению, с трудом идентифицируются. Слова garde-corps — гард-кор и corset — корсет довольно часто мелькают на страницах старинных описей и хроник, но какую именно одежду они обозначают и чем она отличается от более привычного платья — установить невозможно. Известно только, что у такой одежды не бывало длинных рукавов и шилась она из тяжелой теплой материи. По некоторым сведениям, у гард-кора и корсета были капюшоны, что позволяет отнести эти вещи к группе выходной одежды.

Можно утверждать, что вся верхняя одежда этого периода обладала признаками вполне оформившегося стиля — она была естественной, подвижной и податливой, ясной по форме, завершенной. Объем костюма был достаточным для того, чтобы тело чувствовало себя свободно и в то же время в безопасности, чтобы положение тела в пространстве красиво оттенялось драпировками, но не фиксировалось слишком жестко.

Исключением было женское платье, называемое sorquenie — соркани и предвосхитившее появление в середине XIV века одежд, плотно облегавших тело и моделировавших его изгибы. Соркани, имевшая вид узкой укороченной котты, подчеркивала бюст и талию, для чего делалась шнуровка и спереди, и по бокам. На груди завязки не затягивались до самого верха — это и не предусматривалось фасоном, нижняя одежда была видна как никогда, и женщина выглядела соблазнительно полураздетой. Естественно, такие платья не могли нравиться людям строгих правил и блюстителям традиций, кроме того, происхождение соркани было весьма подозрительным — испанцы позаимствовали соркани у арабов, и она считалась одеждой нехристианской.

Практически однаковыми у мужчин и женщин оставались перчатки, кошельки, платки, ленты и прочие дополнения к костюму. Люди благородного звания продолжали носить длинные драгоценные шарфы. В 1774 году при вскрытии гробницы Эдуарда I Английского был найден шелковый шарф, вышитый жемчугом и золочеными цветочками с гравировкой.

Мужская и женская обувь различалась не по покрою или отделке, а только по размеру, не считая, конечно, обуви из воинского костюма. Любая обувь из тонкого материала подбивалась мехом или парчой и имела внутри стельку из пробки. Туфли, полуботики и полусапоги, характерные для этого периода, украшались вышивкой, кистями и вездесущими пуговицами.

Перчатки, по-прежнему выполнявшие многообразные функции, считались одним из самых ценных дополнений к костюму. Длинные и короткие, с пальцами и без, на пуговицах и завязках, из кожи, замши и из шелка, они вышивались жемчугом, эмалевыми подвесками и металлическими пластинками с насечками и чернью. В XIII веке появились первые вязаные перчатки, подобные тем, что были найдены в гробнице инфанта Кастилии и Леона Фердинанда (Фернандо) де ла Серда, умершего в 1211 году. Перчатки инфанта были связаны из тончайшего шелка и украшены гербовыми знаками двух королевских домов, сделанными из золотых блесток, серебряного и цветного бисера (Эта находка опровергает распространенное мнение о том, что в Европе вязать перчатки и чулки стали с конца XV — начала XVI в).

Мастера, занимавшиеся изготовлением перчаток, поясов и сумок, так высоко ценили свою работу и так боялись за свою репутацию, что всё производство, от закупки материала до момента получения денег с заказчика, было поставлено под жесточайший контроль. Строго учитывалось количество учеников и подмастерьев, количество заказов, четко определялось время работы. Мастер, уличенный в том, что работал по вечерам или ночью, при свете свечи и очага, должен был платить разорительный штраф в пользу цеха. Особо доверенные лица из числа членов цеха, давшие специальную присягу, регулярно проводили проверки мастерских и складских помещений, изымали неучтенные вещи и изделия сомнительного качества. Все излишки и некачественные вещи публично сжигались на городской площади, что считалось позорнейшим наказанием для любого ремесленника.

Более разнообразными в этот период стали головные уборы, самые старые из которых восходили к эпохе Меровингов, а самые новые рождались буквально на глазах и едва ли не каждый день. Мужчины перестали отращивать "козлиные" бороды, гладко брили лицо и укороченные волосы завивали таким образом, чтобы надо лбом и вокруг головы ложилась широкая волна. Причесанные волосы покрывали маленьким чепчиком, называвшимся cale — кале, который можно считать неотъемлемой частью мужского костюма XIII—XIV веков. Чепец-кале обычно шился из белой льняной ткани, но в литературе упоминаются щегольские чепчики из полупрозрачной материи, подкрашенные шафраном и вышитые разноцветными птичками и крошечными букетиками фиалок. Все мужчины, богатые и бедные, молодые и старые, будут носить тонкие полотняные чепцы почти двести лет, до конца цар-ствования Карла V Мудрого (1364—1380). Чепец-кале был и самостоятельным головным убором, вполне приличным за пределами дома, и частью любого другого головного убора. Поверх кале наде-вали венки из цветов и зелени, венцы с перьями, капюшоны и меховые шапки.

Около 1250 года появились шляпы из черного фетра, вначале остроконечные, потом более плоские. Края шляпы то опускали на уши, то загибали по бокам. В XIII веке еще носили капюшоны с округлым верхом и очень длинным шлыком, похожим на чулок, но самыми красивыми считались мужские островерхие капюшоны, получившие устойчивую форму благодаря жесткой прокладке, которую стали вшивать в колпачок.

Общим для мужчин и женщин был aumusse — омюс (омюз), головной убор в виде чепца с меховой пелеринкой. Омюс носили чаще гражданские лица, чем рыцари; во Франции омюс на горностае считался знаком принадлежности к августейшему семейству и включался в выходные костюмы королей и принцев крови.

Сугубо женские прически и головные уборы отличались исключительной живописностью и выразительностью, были тщательно продуманы и выполнены. Девицы, как и всегда, заплетали волосы в две косы или носили их распущенными по плечам. Лучшим украшением считались сами волосы, длинные и блестящие, поэтому лишь в праздничные дни и при дворе девушки дополнительно обвязывали голову лентами или навевали венки. Такая прическа была свидетельством их невинности, дозволенным средством обольщения и указывала на принадлежность к отчему дому. Она объединяла и наследниц крупнейших феодальных владений, и дочерей простых ремесленников, надолго став внесословным знаком принадлежности к христианскому сообществу.

Замужние женщины также заплетали косы, но в эпоху высокой готики было принято собирать их узлами и закалывать на затылке или над ушами. Для сооружения красивой пышной прически требо-валось много волос, гладких и закрученных в локоны, и с середины XIII века в привычный обиход возвратились всевозможные накладки и шиньоны. Парики, которыми так злоупотребляли модники и модницы в эпоху античности, в подлинных средневековых источниках не упоминаются, зато о накладных волосах, называемых "волосами мертвых", писали разные авторы. Доктор Петр (Пьер) Падуанский, живший в Париже в 1290-х годах, вскользь и очень спокойно, как о чем-то привычном, упоминал о волосяных накладках в трактате, содержащем рецепты поддержания красоты, а известный проповедник Жиль Орлеанский страстно изобличал слабости своих современниц, тщетно призывая их вспомнить о былых владельцах злополучных волос, "которые, быть может, уже стонут на дне ада". Судя по тому, что людям XIII столетия уже приходилось напоминать о нерасторжимой связи волос с породившей их плотью, некоторые представления и предрассудки раннего средневековья постепенно изживали себя или изменялись до неузнаваемости. Они не переживались как нечто затрагивающее каждого человека, а воспринимались большинством как древний обычай, к которому относятся с известным уважением, но не проникаются его смыслом. Подколотые волосы аккуратно убирали в сетку из шелковых крученых нитей любого цвета, а иногда из белой пряжи. В благородном сословии такая прическа считалась не просто домашней, но очень интимной и демонстрировалась только близким людям, имевшим право входить в личные покои замужней дамы. Перед посторонними женщина появлялась с вуалью на голове, именовавшейся в этот период couvre-chef— кувр-шеф, что значит "главное покрывало". Несмотря на торжественное название, покрывало могло быть небольшим и совсем скромным. Настоящий кувр-шеф обязательно делали из тончайшего полотна, на выработке которого специализировались мастерские Реймса. Покрывала из реймской ткани носили как парижанки, так и жительницы Палермо и Дижона. Полотняный платок-вуаль складывали в длину и подвязывали им подбородок, обрисовывая щеки и придавая лицу идеальные очертания; концы кувр-шефа закалывали на макушке. Сохранилось немало забавных изображений XIII — начала XIV века, на которых можно увидеть самых достойных дам, в том числе и королев, с подвязанными щеками, что делает их похожими на людей, жестоко страдающих от зубной боли. Поверх малого кувр-шефа надевали обручи и диадемы или набрасывали второй платок, который старались искусно подвернуть и задрапировать. Поскольку не существовало определенной схемы ношения двойного кувр-шефа, к середине XIV века такой головной убор выглядел настолько замысловато, что с первого взгляда было не легко понять, как он сделан и на чем держится. На верхнюю вуаль тоже надевали обручи, шляпы, омюсы и съемные капюшоны. Очень часто из белёного полотна делали жесткое кольцо-валик около восьми-десяти сантиметров в высоту, надевали его как шапку и булавками прикалывали к малому кувр-шефу. Это сооружение, похожее на легкую светлую капитель (Капитель — венчающая часть колонны в системе древнегреческих архитектурных ордеров), было одним из самых красивых головных уборов средневековья.

В царствование Филиппа IV Французского (1285—1314) к полному кувр-шефу стали подкалывать еще один кусок тонкого полотна, который полностью закрывал шею и заправлялся за вырез платья. Все упомянутые головные уборы не принято было вышивать и их ценность определялась качеством материи — чем тоньше была вуаль, тем богаче считался весь женский костюм. Вдовы дополняли полотняный головной убор белой пелериной из шелка или из плотной льняной материи, которую покрывали узором из вышитых черных слез, а некоторые прикрепляли к пелерине черный стеклярус, имевший форму капли.

В средневековой литературе, в частности в хрониках, встречаются упоминания о женских шляпах из бархата, украшенных жемчугом, золотыми шнурами и живыми цветами всех видов; они были похожи на мужские фетровые шляпы, но делались пониже.

Заметим, что костюм периода Капетингов во Франции и Плантагенетов в Англии в основной части был вполне традиционным, включая элементы племенных раннесредневековых одежд и антикизирующие мотивы. Многослойность, объемность и значительная длина костюма в полной мере соответствовали представлениям среднего человека о "правильной", "узаконенной" одежде. Отношение к костюму свидетельствовало о том, что его значение по-прежнему превосходило его материальную ценность, и построение костюма зависело не только от вкуса и возможностей каждого конкретного владельца, но и от общественных установок, сословных предрассудков, обычаев и суеверий. Первая настоящая реформа костюма, в результате которой принципиально изменились его конструкция и соотношение в нём индивидуального и нормативного, если под нормой подразумевать то, что было органичным, понятным и правильным для абсолютного большинства людей и соответственно не требовало дополнительных одномоментных толкований, датируется серединой XIV века или временем первых Валуа во Франции.