Голос крови.

Людей всегда привлекают те, кого удостаивают различных почестей сильные мира сего. Зеваки с удовольствием, часто граничащим с безумием, глазеют на победителей турниров. Кто-то мечтает быть на их месте, кто-то видит себя рядом с великим и прекрасным. А кто-то считает деньги, проклиная или благословляя того, на кого были поставлены деньги. Награждение всегда сопровождается десятками любопытных. И в этом смысле нет никакой разницы, благородный человек или простолюдин. Есть вещи, что одинаковы для всех. И зал даларского императорского дворца сейчас мало отличался от простой рыночной площади, на которой собирались рабочие.
Впрочем, свои отличия были. Многих из присутствующих привело в зал не любопытство и желание увидеть лица победителей, но желание лицезреть совсем иных людей. Императорскую чету. Успеть отдать почтение молодой императрице, напомнить императору о существовании своей далеко не скромной личности. Благосклонность императорской семьи часто стоит много больше, чем личные заслуги. Так что любой прием во дворце превращался в этакую рыночную площадь, где вместо товара выступают сами дворяне, рекламирующие себя перед единственным покупателем – императором.
Теперь «покупателей» стало двое. И обоих еще не было в зале, их троны пустовали, и зал был наполнен разговорами. Темы звучали разные, но, даже не вслушиваясь, Джед уловил, что большинство из них крутилось даже не вокруг турнира и догадок, кто же из воинов скрывался под какой маской, но вокруг того, с чего начался день. Свадьбы императора.   
Джед давно привык, что любой прием в Даларе сильно отличим от того, каковыми они были в Таре. Там, где в Таре дворян различали лишь пестрые цвета тартанов, в Даларе сверкали украшения и дорогие ткани. Словно каждый пытался в своей одежде показать, насколько он богаче соседа. Это было смешно. Мужчину украшают не дорогие тряпки. Но зато в этом фальшивом блеске легко было разглядеть настоящих воинов. Они, как комки грязи, поглощали свет, вместо того, чтобы сверкать в его лучах. Темные пятна, что были намного надежнее окружающей фальши. В этом сиянии тарийцы были целой ямой, в которой гас свет, но которая не могла не выделяться зеленой клеткой тартана.
Джед улыбнулся и благодарно кивнул сестре.
- К сожалению, нет. Я пропустил начало турнира, - Джед тихо хмыкнул своим мыслям и продолжил, - а после было как-то не до того. А вы, сестра? Среди бойцов у вас есть фаворит?
Бойцов Джед помнил. Помнил очень хорошо, но не выделял среди них лидера. Просто потому что не задумывался над этим и, как следствие, не запоминал даже тех имен, под которыми они выступали.

Отредактировано Джед Маккена (2013-07-29 18:34:57)

из затерянного замка

Вымытый, с ухоженной бородой и волосами, заплетёнными в косу, разодетый в парчу и шелка, купленные на золотишко, взятое с мертвецов нечестивого замка, варвар ощущал себя… Странно. Будто это вовсе был не он, Борода, а чужак, богатый и влиятельный, статный и рослый господин. Какой-нибудь ярл, не иначе. Всё это было в диковинку. Да и замухрыжку-Киру щедро вырядил. По крови разливалась приятная истома, возбуждение. И винцо тоже. Настроение было приподнятое.   
За время блужданий по дворцу северянин успел изрядно проголодаться, ничего удивительного, что ноги сами привели к дворцовой кухне – грех не подкрепиться за чужой счёт! Пахло чертовски вкусно, специями, мясом, зеленью, винами, десятки причудливых ароматов щекотали нос. В желудке жалобно заурчало. Курт распахнул дверь и с хозяйским видом ввалился внутрь, волоча соплюшку за собой, будто тряпичную куклу. Повсюду сновали слуги с подносами, старательно отводя взгляды. Думают, раз делает, значит позволено. Массивная туша хеса ловко лавировала среди преград, от разнообразия жратвы разбегались глаза и текли слюнки. Первое, второе, закуски, десерт, напитки… Разбойник, недолго думая, схватил с ближайшего подноса сочный окорок и с упоением вгрызся, застонав от наслаждения. Пригубил из серебряного кувшина с чем-то тёмно-алым. Задумчиво раскатал приятное послевкусие по нёбу. Не харчевня, однако, не харчевня!
- Э, вы кто такие? – Внезапно. Мерзкий голосок, срывающийся на визг. Евнух что ли? - Что вы здесь делаете?!– Борода впился изучающим взглядом в пухломордого мужичка, своей жирной тушей преградившего узкий проход. Шеф-повар, не иначе. – Вон! - Борода рассеянно проглотил прожёванный кусок, вкрадчиво подходя к слуге вплотную, впрочем, тот упорно семенил назад, сохраняя дистанцию; варвар зашагал быстрее - пока пухлик не упёрся спиной в стилаж с бутылями. – Вон! Я сейчас позову охрану! - Ах ты свинка моя визгливая! Жиротрясик мой! Угрожать мне вздумал?! Хес хищно прищурился, угнетающе нависая над коротышкой. Ухмыльнулся, надменным жестом похлопав крикуна по отвислой щеке, к дикому негодованию последнего. Повар съёжился, покраснел, задрожал и ошалело захлопал ртом, не в силах вымолвить слова от подобной наглости.
- На твоём месте я бы не стал этого делать… - На губах расплылась мерзкая ухмылка, голубой глаз пылал неподдельной яростью, сковывая оппонента ужасом. Выбитой челюстью и разбитой посудой служка не отделается, не в его интересах поднимать шум.  – Пшёл вон, холоп. – Последнее слово Курт буквально выплюнул, отшвыривая помеху с дороги. Пусть знает своё место. Воин не чета лицемерным ублюдкам, рождённым ползать на брюхе и выпрашивать милостыни. 
- Я.. Я не холоп! – Донёсся из-за спины гневливый голос мужичка, попытавшегося было реабилитироваться в глазах подчинённый. Впрочем, ничего больше он сказать не успел.
- Ты кусок говна. – Сказал, как отрезал, ощущая себя на полвека моложе. Распахнул дверь в зал, схватил девчонку за шкварник и уволок за собой. Дверь захлопнулась. Короткий коридор вывел во внушающий трепет зал. Радагарт поднял голову, заглядываясь на высокие своды потолка, богатые гобелены. Поспешно захлопнул приоткрытый рот, приосанился, подражая увиденному - нужно соответствовать образу. Повсюду была знать. Сладенькие на вкус вырожденцы. Много. Пёстрая толпа разряжённых павлинов. Немощные, изнеженные в большинстве своём мужчины и их ухоженные женщины. Отовсюду слышались сплетни и пересуды. Всюду цвела куртуазность, изысканность и вычурность. Зыркая по сторонам, Курт ощущал себя самым настоящим волком в стаде ягняток.
- Помни, ты моя внучка. – Несомненно, малая была рада такой “прогулке”, когда ещё представится возможность погулять во дворце?!

Отредактировано Курт (2013-07-30 16:43:29)

Джед несколько раз кивнул в ответ на слова сестры. Хорошо, что Эсме начала с описания доспехов воина, а не с его имени, иначе Маккене понадобилось бы больше времени на то, чтобы понять о ком идет речь. Но последний бой Джед помнил очень хорошо. Тот самый, что сильнее всего захватил внимание. И не только принца, но и всех зрителей. Джед, все так же не вслушиваясь в разговоры, но улавливая их обрывки, слышал, что многие из людей вокруг обсуждали последний бой. Маккена никогда не склонен был сплетничать, никогда не расспрашивал никого из этого бесконечного числа всезнацев о том, о чем они могли только догадываться. Но от привычки улавливать все, что происходит вокруг, избавиться не мог. От того и слышал разговоры, присоединяться к которым не имел ни малейшего желания. Может, он был бы и не прочь обсудить турнир, но с другим воином. Тем, кто обсуждает тактику, приемы, плюсы и минусы бойцов и выбранных ими способов вести бой. Но разговоры в зале вертелись не вокруг этих тем. Кто скрывался под маской, кто будет награжден, как же так, поделить победу между двоих, какое унижение… Джед усмехнулся. Расфуфыренные снобы, считающие, что знают все, имеют право обсуждать бои, не зная что из себя представляет настоящее сражение. Не постановка на потеху публике, в которую, волей-неволей, всегда превращался бой на арене. Но тот, ставка в котором – жизнь.
Тот, каковым был последний бой турнира.
- Вы верного воина назвали фаворитом, сестра, - Джед чуть склонил голову. – Если кому и суждена была победа – то ему… Соловей, да? – уточнил Джед, решив, ради исключения, запомнить имя хотя бы одного воина, что сражался на арене. Не настоящее имя, но какая, в сущности, разница? На арене сражался Соловей. Так какая разница, как его имя в миру?
Джед засмеялся.
- Думаю, на последнем бое многие потеряли монеты. Его не просто было предсказать, - Джед усмехнулся. – Но вы не правы, сестра, - с легким укором проговорил принц, тем не менее, мягко улыбаясь сестре. Он не собирался делать ей выговор, но исправить заблуждение намерен был. – Лучше получить кусок пирога с ливером, чем одному стать убийцей, а другому – трупом, - Джед чуть пожал плечами. Он не слишком вертел головой, особого желания разглядывать людей у него не было. А вот Эсме с явным любопытством рассматривала пестрые костюмы. Верно, в Хестуре не встретишь столько представителей Щитов. Каждый в своих одеждах, не похожих, на одежды других. Принц уже вволю на них насмотрелся на них.
- Интересно, - Джед лукаво прищурился, - ваши предпочтения изменились, если бы я участвовал в турнире? – на этих словах принц чуть понизил голос, не к чему окружающим знать о том, что принц был не прочь помахать клинком.

Толпе становилось скучно. А скучающая толпа способна на многое. Спасало лишь то, что люди в зале были ограничены в свободе своих действий правилами приличия и десятком хмурых стражников, расставленных по периметру. Там, где простолюдины уже начали бы развлекаться самостоятельно, затеяли бы драку на худой конец, благородные продолжали шептаться. Только разговоры становились все более яростными, перешептывания все более громкими, предположения все более нелепыми. Зал превращался в скопище лицедеев или циркачей, только их трюки были основаны не на силе тела, а на остроте языков.
Из этой пестрой толпы пока выделялись только богато одетый старик, за которым хвостиком неслась совсем еще маленькая девчушка, наверняка, внучка. Джед заметил их краем глаза и сразу же забыл, не придав особого внимания новоприбывшей паре дворян. Он обратил на них внимание лишь на мгновение, потому что их лица выпадали с общей картины, в них сквозило совсем иное выражение, чем у всех окружающих. Эти двое, ровно так же, как и Джед с сестрой, пришли в этот зал далеко не ради того, чтобы поглазеть на победителей турнира.
- Ничего, сестра, - Джед мягко улыбнулся. Умеют ценить жизнь те, кто ее повидал. И те, кто видел, как легко эта жизнь обрывается, как просто умирают люди. Джед не был философом, но иногда на поле боя не обойтись без какой-нибудь выдуманной науки, лишь бы только выдержать то, что происходит вокруг, не сдаться, не позволить дрогнуть руке. Потому что враг всегда остается врагом. Но он остается и человеком, чью отобранную жизнь никогда больше не вернешь.
Эсме не видела этого, не знала. И не должна была знать. Не место женщине на поле боя, их сердце всегда должно оставаться мягким, не тронутым жесткостью рукояти меча.
Принц широко улыбнулся той уверенности, с которой Эсме говорила о его гипотетической победе. Джед был не менее уверен в себе, ведь плох тот воин, что не видит себя победителем. Со многими бойцами ему хотелось бы скрестить мечи, померяться силой.
- Боюсь, все, на что я мог истратить свою долю, осталось в Таре, - Джед усмехнулся. Они делили не просто шкуру неубитого медведя, они делили шкуру медведя, которого не существовало в природе. Но это было забавно. – Кроме вас, сестра, - Джед чуть склонил голову, - Так что, полагаю, на ваши ленты и шпильки ушла бы вся сумма.

Принц лукавил. Самую малость, но от того лукавство не становилось правдой. Человек не способен прожить десяток лет в одиночестве. Если он не отшельник, конечно. Но так уж повелось, что человек существо социальное. Хищник ли, жертва ли, на которых всегда можно было поделить людей вокруг, но ни острозубый волк, ни кроткая овечка не живет в одиночку. Волку нужна стая, овце – стадо. В этом вся разница. И толпа, что потихоньку жила вокруг своей жизнью, была скопищем волков и овец, просто овцы были слепы, а волки хорошо прятались под овечьими шкурами.
Джед едва заметно усмехнулся собственным мыслям. Если так размышлять – двор, все же, будет собранием волков в овечьих шкурах. Один такой хитрый хищник проникает в стадо овец, а там… вовсе и не овцы, а такие же оскаленные пасти. Было в этом что-то злободневное, недоброе, но забавное, как игра в прятки на отвесном обрыве. 
Но мысли убежали в другую сторону, а на деле Джед лишь не хотел обсуждать с девушкой подробности собственной личной жизни. Пусть это было несправедливо, после тех прямых вопросов, которыми Джед осыпал Эсме, но супружеская жизнь принца уж точно не вписывалась в стереотипные модели легенд и красивых сказок. Как-то нехорошо разрушать иллюзии о счастье, верности и вечной любви у девушки, что готовиться выйти замуж.
Но настолько ли наивна Эсме?
Джед улыбнулся сестре, вглядываясь в ее глаза. Она дочь своего отца, принцесса. Женщина, а, значит, разменная монета в политических играх. Принц нахмурился. Но в этот раз не своим мыслям. Какая-то тень промелькнула в чистом взгляде Эсме, что-то темное, злое. Страх или ненависть. А, может, и то, и другое. Джед не умел читать взгляды, но он достаточно часто видел два эти чувства в глазах врагов, чтобы не ошибиться.
Кто знает, каковой была жизнь Эсме. Может, не такой уж и безоблачной. Джеду еще столько вопросов нужно было задать сестре, что стала для него единственным родным человеком в этом городе. Но торжественный зал мало располагал к разговорам по душам.
Джед засмеялся.
- Воспитывать дочь задача матери. Отцы и братья должны баловать своих дочерей и сестер, - Джед лукаво прищурился. – Странные интересы у вас, принцесса, - не смотря на слова, Джед смотрел не осуждающее, скорее наоборот, с благосклонностью мужчины, к жизни которого родственница проявила интерес, - Но, если вам интересно, я был бы рад вашему присутствию. Я смогу предстать пред вами в лучшем свете, - Джед засмеялся, - ведь ни один из рыцарей, что станут моими противниками, не смогут отвести от вас глаз, а, значит, и сражаться в полную силу не смогут, - принц широко улыбнулся. Он преувеличивал, но самую малость.

Лестница >>>

Опасливая наблюдательность закладывается в женщинах еще в отрочестве – за вышиванием. Как бы ни пропустить стежок, как бы ни наколоть палец, как бы ни спохватилась матушка, что нашептывает тебе у окна крючковатая старуха или статный горец, пока служанка делает твою работу. Одна беда – служанок надобно держать в узде. Впрочем, старух и горцев тоже. Тут истинная дочь своего народа не ходила дальше тех сказок, которые с детства одарили ее, на и всех ее соплеменников, миром более волшебным, чем всякий другой, миром загадочным, непознаваемым и от того не предсказуемым и пугающим.
Куин легко нашла способ сохранить за собой репутацию доброй и милостивой хозяйки, послушной дочери и невестки, наводнив жизнь и без того мнительного свекра, пугающими знамениями и предсказаниями, которые сама же и подавала ему и от которых позже сама и избавляла, постепенно обратившись для стареющего короля тем тайным собеседником, которому можно без опасения рассказать о языческим своих страхах. 
В душе молодой принцессы не была сперва ни коварства, ни злого умысла. Присутствие супруга ограждало ее от нападок его отца и оставляло надежду на рождение наследника. Но после мора, который унес ее дочерей и послужил поражению повстанцев, разгневанный, посрамленный и потерявший сына король потребовал, чтобы Киун и ее горский щенок покинули Блэкфорд. Конфликты Хариган и О’Райли, без сомнения, сыграли свою печальную роль в поражении Тары, но отвечать за вздорность отца и братьев принцесса не намеревалась. Происхождение Шона она тщательно хранила в тайне. Кого заинтересует отпрыск горских кланов, в то время, как наследник Тары интересен многим? Всему свое время. Но и покидать Блэкфорд, теряя возможность скорейшим образом реагировать на меняющиеся обстоятельства, она была не готова.
Так в покоях Кеннета III впервые завыла банши. Благо, старинные замки полнятся кротовьими норами тайных ходов, ниш и отдушин, а архитектурные выписки нетрудно отыскать в библиотеке, если знаешь, что хочешь найти. Банши пугала старика до тех пор, пока ласковая невестка не рассказала о друиде-спиритисте, который умеет договориться с жестоким духом. Банши обещала оставить короля в покое, если Куин с сыном останутся в замке. И оставила. А принцесса, обнадеженная своим успехом, неторопливо, но уверено занимала место личного советника свекра по странностям, наводнившим королевский замок с тех пор, как его покинул законный наследник трона. 
Разве это не знак, Ваше Величество?!
Нынче же наблюдательность Куин скрывалась под густой вуалью. Соглядатаи тщательно подготовили ее ко встрече со столичным светом, но, как говориться,  одно дело – услышать, а другое – увидеть своими глазами. И разумным казалось бы в первый же миг своего явления на континент искать встречи с супругом, но  тревожное женское чутье подсказывало тарийке, что прежде доверия словам следует посмотреть, каков он нынче и куда обращены его взоры. Десяток лет – огромный срок для двоих. А потому, благодарение моде, принцесса наслаждалась своим тактичным инкогнито, и в сонме прочих нарядных дам, наводнявших залу, она примечательна была лишь неуловимым ощущением своего Права, некой незримой силы, которая заставляла гостей расступаться, пропуская гостью ближе к месту награждения без того, чтобы помять драпировку перекинутого на руку шлейфа. Но едва ли явление это было чудесным и обратило бы на себя внимание.
Куин же рассматривала публику жадно, тревожась сердцем о миге, когда впервые поймает взглядом лицо супруга. Но оттого не менее внимательна она была и к окружавшим ее придворным, прислушиваясь к обрывкам бесед, пересудам и пугливым упоминаниям о золотившем купола пресептории небесном зареве. И затерявшись в толпе, вся она нынче была внимание, и всякая мелочь была значима.

Кире:

Тихими шепотками полнилась зала. Лица стирались, обращаясь губами и ушами, на которые те работали. Дамы сияли драгоценностями, кавалеры оружием – те и другие наградными лентами, фамильными печатками, яркими цветами своих Щитов.  Кто-то из тариев оставался верен тартану, кто-то из нордов носил на светском платье хескую вышивку, в хитросплетениях узора пряча таинственные урды; южане сияли влюбчивыми глазами, роскошные перья на тюрбанах шази покачивались, подвластные легкому сквознячку.  Славно, что уроженцы Халифата редко приводят собой своих женщин, скованные темными соляными столбам они нарушали бы волшебство церемонии. Хотя, без сомнения, прекрасно оттеняли бы распахнутые павлиньи хвосты своих мужей.  Куин любила бы уроженцев  Алацци, если бы не свекровь, попеременно донимавшая принцессу то богобоязненной проповедью, то экспрессивной вспышкой. А северяне всегда были милы ее сердцу. Может быть, оттого, как много общего связывало их народы в эпоху завоеваний, когда тяжелые драккары хесов  вспахивали грузными носами в золотистые пески юной и беззаботной Тары. В прежние времена, еще до восстания, при дворе тарийской короны водили кузнецы – урдисты, и Куин готова была прощать им их орденские знаки, если те за работой рассказывали о своей магии или прежних временах, или заснеженных перевала, о големах, нелюди и кровавых битвах скальных дозоров. А после, когда поражение обрекло принцессу на одиночество,  ей попросту нравилось смотреть на широкие спины и крепкие, жилистые руки мужчин, залитые блескучим, терпким потом и измазанные сажей, покрытые шрамами и ожогами. Кузню же прежде нашел Шон. Жадно выглядывая  могучее северное оружие из-за юбок своих нянек. А после мастера начали уезжать  - один за другим. Орден отзывал своих магов, Тара лишилась права на заговоренный метал. Удивительно, как Создатель лишил принцессу всего, чем она утешала свои несчастья!
Невыносимо, знать, что твой сын не вправе возглавить войско подобно своему отцу или деду! Словно он вынужден навсегда остаться ребенком со смешным деревянным клемором, который никогда не пустит в дело. Может ли мать допустить, чтобы единственное ее дитя зачахло как сильный побег, лишившийся солнечного света?
Зашуршали, расступаясь, гости, стих вязкий гул голосов. Императрица шествовала к своему трону.
Молодая. Молодая и красивая. Верно ли говорят, что дева из Эрхольма – полуковка? И чем это нам грозит? Не считая плотской жадности троллей, которая по легендам передается их семени. Мысль о том, что интерес императрицы может пасть и на наследника опальной Тары, Куин не смущала. Она вполне понимала, что не в силах удержать подле себя мужчину, к которому годы не прикасалась, которому стала почти чужой. Да и что может женщина, кроме как ожидать у окна? Но можно ли воспользоваться слабостью северянки?  Если та окажется истинной…
Цепкая лапка у кошеля возникла в поле зрения нежданно. Тарийка даже не успела оглянуться, оглядеть воришку.
- Прирасти.
Золотое шитье, повинуясь воле хранящего ценности джина, вмиг пустило корни в ладошку Киры. Безболезненно, но неожиданно лишив ту возможности оторвать руку от желанной добычи.
Тарийка медлительно обернулась, и внимательно  теперь разглядывала странную девицу. Казалось бы, негоже молодым аристократкам таскать чужое добро…
-  Где твои родители?
Нет, ни отчитывать, ни наказывать воришку лично принцесса не намеревалась. Не нянька. У каждой девушки есть хотя бы опекун, ответственный за ее манеры. Вот этого человека сей миг хотелось бы увидеть лично. Как говорится, посмотреть в глаза.  Но голос стелился мягко, и лишь во взгляде за облаком тонкой вуали сквозила та убедительность, которая не принимает возражений.

Отредактировано Куин Маккена (2013-08-09 16:54:28)

Кире:

Что-то всегда занимало тарийку в беспомощности пойманной и рвущейся прочь жертвы. Что-то невообразимо трогательное, увлекательное. Словно по щелчку стыд и вина включали в каждом фонтан эмоций, застилали глаза. Чего ты боишься? Чего? Что я тебя пристыжу? Дед?  Выпорет? Вот это славно. Это и впрямь так страшно?  Я бы хотела на это посмотреть. Ты не против?
Эти метания завораживали, эта попытка виновного договориться с Создателем, вступить с ним в сговор, подкупить грядущей покорностью. Обещать ему все на свете за чистый лист и возможность не повторять ошибки. К сожалению, Создатель жесток. Ты уже заметила это, маленькая мошенница? Создатель жесток, эгоистичен и полон сарказма. Он смотрит на нас с небес и покатывается со смеху, указуя божественным перстом на грешную земли, прямо в этот зал, точнехонько на тебя.
Леди с затаенным любопытством наблюдала за метаниями и неловкими потугами укрыть пришитую к кошелю ладонь в складках платья, где внахлест волны алого и изумрудного. Смотрела придерживая улыбку, сколько хватало выжидательного терпения. Казалось, девочку никто не искал, а на ее скорбную ситуацию не обращали внимания.  В конце концов, принцессе поднадоело это ерзание. Не слишком приятно, когда молодая кобылка рвет с тебя пояс.
- Уймись. А то стража обратит на тебя внимание, и твой первый вечер превратиться в пожизненный позор. А то и каторгу.
Куин поймала запястье воришки и слега потянула девчонку в себе, чтобы повнимательнее рассмотреть смуглое личико. Видимо алацци. Даже если магичка, вряд ли она  вошла в силу, так что подожженная вуаль на сегодня не угрожает. Иногда принцесса очень мелочно относилась к порядку своего гардероба, а детские неожиданности бывают порой так неожиданны, что вот бы и треснул.  Но тарийка с детства была обучена не творить никакого насилия собственными руками. Так что Шона по ее приказу наказывали няньки, а не довольных - телохранители. Принцесса оставалась  же невинна и благодарно взирала на своих защитников. Сейчас ей не хотелось привлекать внимания стражи. В первую очередь к себе. Но и позорить девицу не стоило. Окажись она из знатного и богатого дома, не хотелось бы наживать личных врагов. А вот если бы ее дедушка мог быть полезен…
Принцесса ласково огладила личико своей добычи, очертила подушечками приятный овал и осторожно убрала под парик выбившийся в пылу сражения с джином короткий волосок.  Совсем не стрижка для благородной дамы… Да и манерка плебейская… "Откусит голову"!
- Твой дедушка, наверно, волк…
Смотрела вкрадчиво, но в темной глубине распахнутых зрачков за тонкой тканью взвилось азартным костром хищной веселье: волк! Как говорил старый лорд О'Райли: «Сильный противник – достойный трофей». Тарийка участливо придержала девочку за плечи  и мягко склонилась к ушку, словно увещевала свою воспитанницу. Удивительное ли это дело на светском обществе?
- А знаешь, милая, как в Таре загоняют волков?.. – промурлыкала в опасной близости от розового хрящика. Могла бы и откусить.
- К началу осени матерые волки вместе с прибЫлыми подходят к скоту в ночном стане, - рассказывала, как нежную сказку на ночь. – Тогда охотники спускают свору собак и скачут за дичью, а, нагоняя, отстреливают из лука. Или забивают копьями матерых, которых не передушили псы...

Леди в красных башмачках и дедуле:

Ха! Пф! Знала бы дамочка, сколько раз её пугали каторгой! И позором! Да подумаешь! что такого смогут сделать все эти люди? Ничего! Они и обернуться не успеют, а она уже сбежит, вот только чтобы руку эта жуть отпустила! Про Курта Кира старательно не вспоминала. На подкорке отчетливо отложилось - за любой проступок последует наказание и жестокое, а сейчас она точно накосячила и ещё как, и значит в лучшем случае он просто её выпорет, в худшем даже думать не хотелось. И поэтому оборвыш смотрела только на незнакомку. Но страх проникал в маленькое тельце все сильнее, и сколько бы Кира не бодрилась, перебороть подступающую панику становилось все сложнее. И дело было не в угрозах словесных, этого девчонка не боялась, а вот того, что может с ней сделать ещё эта женщина да, очень боялась.
- Отпусти! А то каторга у тебя будет! Мой дед тебе устроит! И каторгу тоже! Он, знаешь, что может!? Он живьем тебя сожрет!
И глаза у девочки в эту секунду были выразительные настолько, что можно было и вправду предположить подобное. Или усомниться в нормальности подростка.
- И волков твоих порвет! Он самый сильный! Самый, поняла!? Он один, слышишь, сам один город захватил! И замок от уродов в плащах он тоже один очистил! Так что ты ему на один зуб!
Кира захлопнула рот, а незнакомка совсем не хотела слушать! Как будто глухая! И не пугалась! А вот если бы видела, как Курт оборачивается диким медведем и ломает кости запросто! Или видела бы его в ярости, когда голыми руками он мог порвать быка... Вот тогда испугалась бы, и отпустила. Кира досадливо дернула руку, но куда там, приклеилась намертво! А женщина стала будто ласковей... Как же, знаем мы таких. Мягко стелет, да жестко спать. Не верила девочка ни единому слову. а вот про волков как-то сразу взяла и поверила. И замерла. Затаилась. Почуяла приближение опасности аж с двух сторон - дама в красных башмачках с одной стороны, и дышит так остро, и говорит так нежно, что аж до костей продирает от ужаса, а с другой стороны "дедуля", от сдерживаемой ярости которого просто мухи на лету дохнут. как люди только стоят? Не понятно. Вот Кира бы сейчас очень хотела провалиться сквозь этот красивый пол и оказаться не важно где, но где-то в другом месте - подальше. 
- Я ничего не делала...
Девочка едва смогла справиться со словами, опустила голову и смотрела в пол. Но рука то так и осталась приклеенной к незнакомке, а Курт словно и не видел, потянул. И что делать? Что!? Кира не нашла ничего лучше, как неожиданно споткнуться и нелепо развернувшись на каблуках, съехать по ногам дамы на пол, придерживаясь для уверенности за её юбки. а очень удобно между прочим, правда есть опасность эти самые юбки сдернуть, и тогда церемониться с ней точно никто не будет, разорвут прямо на месте.
- Ой... Простите...
Глаза Киры оказались на мокром месте, девочка даже носом шмыгнула для убедительности и очень медленно, чтобы не привлекать внимания, решила поглядеть наверх, на Курта и женщину. Смотрят? Или забыли?

Джед Маккена

- Последний раз я видела отца, когда мне исполнилось десять. Говорят, он и прежде бывал в Балликенне, чтобы посмотреть на меня, но я была слишком мала и помню только этот приезд, - Эсме улыбнулась, чтобы Джед не счел, будто она жалуется, ей просто хотелось поделиться воспоминаниями, которые могли бы быть их общими.

- Тогда отец Маэль измучил меня, требуя выучить приветственную речь, которую он сочинил. Я отбарабанила ее, как ученый кролик, притом больше всего меня удивило, что отец не носит корону каждый день, и я спросила, почему. Леди Маклюр чуть не сгорела со стыда, она-то надеялась, что я покажусь королю хорошо воспитанной девочкой. А мне он показался очень-очень старым, больше похожим на деда, чем на отца. И больше на друида, чем на государя, только в нашем тартане. Не помню хорошенько, о чем он меня спрашивал, и что я отвечала - наверное, выставила себя маленькой дурочкой. Сиобхан потом сильно ругалась, потому что я от расстройства чувств в один присест съела целую вазу цукатов, которые он привез из Блэкфорда. Он пробыл три дня, но все беседовал с лордом Маклюром, а я только таращилась издалека.

Прошлое приблизилось, став почти осязаемым - сумрак большого зала, рослый седобородый мужчина в господском кресле, его большая ладонь у нее на макушке. "Настоящая Маккена", вот что он тогда сказал, а она забыла.

Возвестили о появлении Императора, и шум в зале затих, на смену ему пришел шорох, напоминающий приливную волну. Все Щиты Империи склонялись перед Карлом Пятым, приветствуя своего повелителя, который правил так давно, что уже начинал казаться бессмертным.

Эсме еще не успела до конца распрямиться из глубокого реверанса, когда вслед за супругом в зал вступила Эдит.

"Белобрысая хеска", - с удовольствием повторила она про себя, лучезарно улыбнулась и тут же охнула: зал начало заливать зеленоватое сияние, совершенно невиданное для этих широт. Сама Эсме впервые увидала эту северную диковинку в Хестуре, и до сих пор испытывала благоговение перед ней. Потрясенная толпа колыхнулась в немом порыве, потом пробежал шепоток и снова затих, будто придворные ждали продолжения чуда.

- Леди Эдит, братец, - шепнула Эсме, будто кёнигин еще нуждалась в представлении.

Коридор:

Вот уж чего принцесса не ожидала, так куртуазных извинений. Сказать по правде, они бы скорбно ее удивили. А нынче она с азартом любовалась, как внезапная ярость огрубляет черты старика, поджигает единственный глаз, словно из глубины коридора валит в лицо волна пламени. И тут бы отвернуться рефлекторно, укрыть голову руками и бежать, что есть сил, но столбенеешь от эдакой красоты и смотришь, как завороженный, задыхаясь гарью и копотью. И таким вдохновением полнится сердце, что взяла бы да пошла навстречу, в полымя. Так и в лицо гляделась норду, будто зачарованный ребенок на ярмарке, когда счастливые зрачки теменью заливают изумрудную радужку.
А ты и впрямь умеешь так гневиться от одного слова поперек? Заулыбалась. Ох, дедушка…
Всегда презирала домашних своих женщин за извечную мечту о том, что однажды явится де кто-то сильный и отведет от них все горести, перекинет через плечо и увезет в дальние, беспечальные земли.  Не за мечту презирала. Мечта всякая хороша. Горюнилась  оттого, что добра не случалось с этой мечты ни с одной из них. Лишняя доверчивость, лишние горести. А то хвастать горцы все больно горазды, будто мошна им из той же стали кована, что клейморы, а приласкаешь под килтом, ан нет там кузнечной работы. Проверять бы. Проверять, да не оскорбить благородного лорда  и не нажить себе врага – извечная тонкость женского бытия.
- Пусти, - джину молвила. Северянин, тот сам отпустит, когда вздумает. Не противилась хватке, только ладони мягко опустила на грудь старику, чтобы места было вздохнуть. Нынче же зачем привлекать к себе людей, когда взгляды так удачно обращены к сияющему престолу? И стражнику кивнула с покорностью, мол, сама иду, волоком не волокут.
А что слова грубые, дак то слова. С юности свыклась,  что от мужчин ожидать нежностей не приходится, как бы ты ни ластилась к ладони, хоть сапоги лижи. А после отчуждения супруга и вовсе привыкла все решать сама, испытывать людскую преданность и дела все  держать в руках, оберегая наследника и его законное место на восточном троне. А нынче вот в череде спутанных, вздернутых озарением мыслей, испытала радостное облегчение, когда полная людьми зала осталась, наконец, за коваными створами тяжелых дверей.
- Что норды баб мять горазды, знают от Хребта и до Кряжа, - вдохнула сладостную прохладу сводчатого коридора. За плечом хеса в прозрачном  утреннем воздухе туманной взвесью искрилась пыль и ароматная пыльца зацветших яблонь. Золотистая пудра Далара.
- Да что-то давно ваши драккары не покрывали штормовой пролив…
Смотрела теперь спокойно, изучительно. Унимала дыхание, получив толику свободы, и быстро складывая планы, но больше силясь понять, был ли порыв ее случайною оговоркою или указующим перстом Древних.
- А нынче ходят к берегу только разбойники… Грабят рыбацкие поселки, - речь текла ровная, мелодичная, полная взвешенной задумчивости, и лишь исподволь чуялся в ней смешливый вызов, когда подушечки теснее погружались в мякоть добротного сукна. – Разбойнику много не надо. А девочка болтала про город. Тут силы да честолюбия поболя…  Так это, верно, когда было…
Взгляд полыхнул веселеем, заплясали в нем янтарными бликами тарийские демоны.
Силы, небось, не те? Суставы скрипят, раны ноют, поясницу пробивает в студеные ночи, а?
- Вот бы познакомиться нам с тобой, когда тебе мочи хватало города брать… Может, подскажешь мне нынче годного человека? Готового – а главное способного – навоевать себе на лордский герб, а то и…
Повела подбородком. Затаила продолжение посулов улыбкою в уголках губ, маятой под ресницами. Чего болтать лишку, если перед тобой случайный встречный? Вот ежели неслучайный…
- Укажешь верно, пусть девочка берет кошель, который ей так глянулся.
Одарила воровку ободряющим вниманием и вернула ее провожатому испытующий оливковый взор.
Дороже информации в нашем веке, только война.

Коридор:

Когда мочь исчезнет, плотью будут пировать вороны, кровь напоит сыру землю, кости растаскают волки серые, ветер вольный подхватит дух непокорный... Коловрат совершит новый оборот, подводя итоги свершений земных, - конечно же, не стоит озвучивать явную "ересь". Да и доказывать одноглазый никому ничего не собирался, считая себя выше подобных глупостей - единственное, что было действительно ценно, так это собственное мнение.
Воин грубым рывком задрал вуаль, вперившись колючим, волчьим взглядом в мутную зелень глаз, чуть заметно хмурясь, внимательно разглядывая, отстранённо изучая. Глупые игры в таинственность и острословия, порожняя болтовня... К чертям.
- Да ты безумна, женщина. – Глухо озвучил вердикт, подушечкой большого пальца осторожно лаская бархат пухловатой щечки. Миловидная фро годов эдак тридцати, ещё не растерявшая заманчивый цвет свежести, но уже скоро цветочек завянет. Мать расчудесных детишек, если здорова, и однозначно женушка - какого-нибудь высокородного индюка. И лезет в мужеское дело...
Каменная маска рассыпалась, старик криво усмехнулся, обнажая крепкие зубы, то ли отдавая должное храбрости, а может, просто зубоскаля над блаженной, поверившей в бредовые россказни про замок и по одной ведомой ей причине, начавшей впрягать сказки про “захват городов” первому попавшемуся незнакомцу. Или всё спланировано? Если так - тем хуже для неё.
– Можешь оставить свой кошель себе. – Северянин легко отодвинулся, возвращая вуаль на место, без тени сомнения, всем своим видом показывая, как относится к затее и куда дерзкая дамочка может засунуть свои жалкие подачки, как и непослушная девчонка - желания, то бишь, повернулся широченной спиной и коротко мотнул патлатой головой, указывая Кире молчком следовать за собой. Кому жжёт сильнее, тот и пляшет. Вот пущай пляшет, коли надо, “королевна”.
- На закате придёшь к северным воротам. Одна. Таверна “три жёлудя”. - Отдалившись аршина на три, зычным голосом бросил через плечо, не сбавляя хода. - Елико готова распрощаться со всем, что имеешь. – Весело добавил, мгновенье спустя. Сиплый, недобрый смех стаей нетопырей рассыпался под тёмными сводами, старик широким, энергичным шагом удалялся прочь, по старой привычке мозолистой ладонью придерживая рукоять болтающегося на поясе меча.

Курт вернулся в зал, башка просто гудела - от избытка мыслей. Громкие дела. Не за этим ли заглянул в обитель спесивых, сладкоречивых вырожденцев, погрязших в роскоши и довольствии? Зов Предназначения... Это чувство невозможно выразить словами.
Оборотень задумчиво глядел на прекрасное сияние, что виднелось из окон. По загривку волной прополз пробирающий до самых костей мороз. По крови разливался жар огня.

Отредактировано Курт (2013-08-17 04:30:22)

Рыцари, турниры, герои и награды… Как это все раздражало того кто знал истинную цену войне и не в рядах спесивой аристократии, а теня тяжелую лямку холопа на господской войне. С пятнадцати лет Ги уяснил, что блеск и слава битвы принадлежит лишь благородным, а удел таких как он умирать по велению перста своего господина. Пленных рыцарей отпускают за выкуп, а пленных кнехтов просто вешают или отправляют на рудники. Никто из них не знает какого это стать «недобитком» когда победитель объявляет всех разбежавшихся солдат своего соперника «ворами и разбойниками» ставя их вне всякого закона. Гийом знал, но ни капли сочувствия к проигравшим не испытывал, ведь его травили бы точно так же.
  Теперь же (право, как причудливо сложилась его судьба) он сам один из таких благородных, получивший право именоваться «сэр» после того как император треснул его плашмя мечом по плечу, производя в лейтенанты. И он имеет полное право сражаться на рыцарских ристалищах, вышибая дворянчиков из седла и затаптывая их копытами своего коня… Ах да, правила запрещают умышленно добивать поверженного, если только на это нету веской причины. Право имеет, но не будет. Вострить копье для потехи публики не для него, да и не зачем показывать возможным врагам все на что ты способен. А врагов полно – они по всюду! И это не паранойя, видеть в каждом темном углу по врагу, а долг службы командира личной императорской стражи. 
Однако не смотря на всю свою служебную подозрительность, на странную возню двух женщин капитан поначалу не обратил никакого внимания, пока не уловил краем уха заветное «голову откусит». Та-а-ак… А вот это уже серьезно! Совсем не хочется думать, что могут откусить самому Гийому если кто-то пострадает во дворце императора!
     Ловко работая локтями Гийом начал проталкиваться к месту событий, но не успевал – туда опережая его, уже шел громадный седой северный великан раздвигавший плечом толпу как форштевень корабля морские волны. Эт-то еще кто? Старый громила был капитану не знаком, да и мало ли тут благородных толкались на квадратный метр, разве всех их упомнить? И что диаболо их там всех побери, у них происходит?! Капитан протолкался достаточно близко чтобы увидеть следующую картинну: леди Куин – даме лет эдак около тридцати (старухи по простонародным меркам, хотя Гийом бы за ней поухаживал), висит другая, девчушка лет эдак четырнадцать-пятнадцать, вроде бы ничем не отличавшаяся от многих других молодых девиц, собравшихся на награждении чемпионов, но капитан, привыкший смотреть не столько на красивые шмотки сколько на того кто в них запакован сразу отметил не сочетающийся с образом юной леди хитро-вороватый блеск глаз. Точно такой бывает у маркитанток в обозах, когда они собираются обсчитать пьяного в дупелину солдатика.
   А потом, опередивший Гийома детина сграбастал дворянку в охапку и потащил к ближайшему выходу из зала мимо замершего столбом охранника. Девчонка, как хвостик потянулась следом за ними, держась за пояс женщины, будто прилипла к нему. Пробившись к арке, за которой скрылась сия странная процессия, капитан обнаружил два рукава коридора расходившиеся друг от друга в разные стороны и по какому из них увел своих женщин высокий старик, было не известно.
— Ты! — Прошипел капитан, тыкая перстом в замершего у стенки стража. — Куда он их потащил?!
— Туда, господин. — Испугано вымолвил солдат, мотнув алебардой в нужном направлении. — Только не тащил он их, сами шли.
— Сами? — Недоверчиво переспросил Гийом.
    На мужа леди Куин, старикан похож не был. Того капитан неоднократно встречал при дворе и при случае узнать в толпе мог легко. А вот старикан-хесс был ему абсолютно не знаком, да и вообще вызывал жгучую смесь подозрения и желание двинуть промеж ушей мечом, исключительно в целях самозащиты и на упреждение.
— А ну иди за мной. — И первым шагнул в коридор.

Отредактировано Гийом (2013-08-18 19:10:26)

-----> Шатёр Соловья

Уже начавшая недовольно роптать толпа облегчённо выдохнула, когда двери в коридор, из которого должен был появиться победитель, наконец с громким скрипом не смазанных петель растворились и впустили внутрь награждаемого, личность и внешний облик которого в речах некоторых обсуждавших уже успели проварьироваться от совсем уж бредовых версий вроде безносого убундийского оборотня, бывшего по совместительству почему-то купцом-бакалейщиком, или обращённого в голема веков эдак семь назад хесского пирата Ульфрика Одноухого - прославившегося своей одноглазостью - до политически опасных, навроде чудом уцелевшего царевича Альбрехта, падшего жертвой заговора, но спрятанного добрыми людьми и ныне вернувшимся потребовать у Императора престол на правах законного наследника. Впрочем, ожидавших сразу получить ответы на эти вопросы ожидало небольшое разочарование - из отворившихся дверей твёрдым и неторопливым, но уверенным шагом  одинокой фигурой появился полностью закованный в те же самые тёмно-серые доспехи рыцарь. На громко лязгающем металлическим звоном облачении Соловья яркими росчерками проглядывались многочисленные царапины и вмятины, оставленные за время турнира - даже спутанные узоры бурых пятен засохшей крови, обильно украсивших серебристые латы и удерживаемый на плече двуручный меч, остались нетронуты. Казалось, что воин этот буквально только что прекратил бой и прямо с арены явился в зал - лишь синий, цвета Хестура, длинный плащ с белым подбоем и белоснежной же каймой, вцепившийся в плечи Соловья, говорил об обратном.
Кто-то наблюдал за рыцарем, идущим сквозь образовавшийся в толпе до Императорской четы коридор, кто-то недовольно ворчал, кто-то быстро вернулся к своим прерванным разговорам - однако в общем и в целом в огромном каменном зале второй раз за вечер воцарилась тишина, прерываемая лишь тяжелыми ударами стальных сапог. Соловей медленно приблизился к венценосной паре и на мгновение застыл - прячущие глаза за тенями смотровые прорези внимательно ввинтились взглядом не то в Императора, не то в его молодую супругу. Внезапно и резко сверкнувшая в воздухе сталь в первый миг заставила всплыть в голове испуганную мысль, что ведомый какими-то безумными идеями рыцарь решил вдруг обрушить меч на одну из особ королевской крови - но опасно мелькнувшее остриё всего лишь упёрлось в мраморный пол.
- Для меня великая честь лицезреть вас, Император, - произнёс опустившийся на одно колено и придерживающий меч воин, - Я счастлив приветствовать вас, Ваше Величество...
Рука уцепилась за основание скрывающего лицо шлема - в этот раз не пристёгнутого и лишь свободно укрывающего голову.
- И вас... - шлем неторопливо поднялся в воздух и опустился на рукоять опирающегося о пол двуручного клинка, - ... сестра.

В этот раз за толстым панцирем доспехов Сигмар был в куда более опрятном виде, нежели в котором он выкарабкался из лат в шатре: кровоподтёки уже подсохли, а золотистые волосы теперь не висели прилипшими к лицу мокрыми патлами - хесу вполне хватило времени привести себя в порядок. Целительный массаж Дениза же, хоть и имел весьма своеобразные побочные эффекты, действительно стёр абсолютно все болевые ощущения, будто разом залечив все полученные воином в ходе турнира ранения.
Хес со спокойной, выражающей лишь обыкновенную любезность, улыбкой разглядывал лицо новоиспечённой Императрицы - лишь столько, сколько требовалось, после чего перевёл взгляд золотистых глаз на правителя. Прекрасно выглядите, Ваше Величество. Надгробие было бы вам очень к лицу.
- Моё имя - Сигмар Бирген, старший сын Олафа Биргена, династии северных королей, - громко и торжественно, как того требовали правила, назвался северянин, - Ваше Величество, я хотел бы пожелать вам мучительно, но быстро сдохнуть сегодня же вечером долгих лет брака и рождения здоровых наследников.
Мужчина повернулся к Эдит. Янтарные глаза вновь быстро пробежались по лицу сестры - на миг остановившись на глазах девушки. Лишь на миг - но этого мига было достаточно, чтобы разглядеть в его взгляде нечто куда большее и серьёзное, нежели простая торжественная вежливость. А спустя этот миг воин склонил голову, рассматривая теперь лишь полотно мраморного пола.
- Я готов принять совершенно любое ваше повеление в качестве награды... - на секунду запнувшись, добавил, - Императрица.
Быть может, она прямо здесь и сейчас попытается меня убить?