Личные покои кёнигин >>>

Эдит не скрывалась, но и старалась не попадаться никому на глаза, поэтому завидя приоткрытую дверь в совершенно пустой зал, девушка скользнула туда. Ей поскорее хотелось добраться до Зеницы, письмо, переданное воином, словно жгло кожу. Конечно это всё чушь и ничего подобного не происходило, и принцесса даже понимала причину столь жгучего желания оказаться на аудиенции у отца Александра. Воспоминания. Тогда, восемь лет назад, ей показалось, что Диего - это и есть первая любовь. Красивый, обаятельный, весёлый маг из далёкой, южной Алацци. Их первая встреча, потом купальни, его удивительный, бездонный взгляд, потом дорога и первое прикосновение, от которого ноги подгибаются, и наконец тот единственный, первый поцелуй. Он на самом деле был первым в жизни северной принцессы и тогда ещё девочке, ей казалось, что без любви никто не станет целовать. Создатель, как она ошиблась! И как скоро ей пришлось в этом убедиться.
Кёнигин не любила вспоминать то время, и Диего тоже не любила вспоминать, но теперь пришлось и девушка не смогла захлопнуть душу так же, как она это сделала тогда. Больно. Тогда было больнее, но это не так важно - важно, что никому не нравится боль. И женщины редко забывают тех, кто смог эту боль им причинить. И если бы тогда Диего вернулся, повинился, заставил Эдит испытать и сладость первой любви тоже, он бы получил в её лице серьёзного союзника в будущем и любящую женщину в целом, но так не случилось. И боль, теперь вернувшаяся комом в горле, вызвала лишь улыбку. Жестокую и беспощадную улыбку обиженной, покинутой и преданной женщины.
Принцесса шла к противоположному концу зала в тени стены и если бы кто-то вошёл, то заметить девушку можно было лишь приглядевшись. Лёгкие, едва слышные шаги и шелест юбок по каменным плитам пола. Изломанные тени очень хорошо прятали хрупкую фигурку, а на фоне грандиозных колон Эдит и вовсе терялась, и могла быть принята за игру воображения.

Эдит не ожидала столкнуться с кем бы то ни было лоб в лоб, более того ко встрече с магами Ордена Его Святейшества, готовыми в любую секунду оставить от неё кучку пепла готова не была и поэтому стоило им появится, вскрикнула и замерла. Что ещё может сделать перепуганная женщина? Она переводила взгляд с одного на другого и только через пару мгновений нашла в себе силы ответить на вопрос Зеницы, который оказался в зале словно из ниоткуда.
- Ваше Святейшество...
Желание убежать росло с каждой секундой, но кёнигин приказала себе перестать паниковать, только всё вокруг вдруг подёрнулось подозрительным туманом.
- Отец Александр, мне надо с вами поговорить. Простите если напугала, я не ожидала увидеть Вас здесь. Я думала, что смогу застать вас в пресептории и заблудилась. Так много коридоров, а я пока так плохо в них ориентируюсь. 
Девушка собрала волю в кулак и шагнула под косые лучи солнца, чтобы Зеница мог её видеть. Девушка снова, как и в первую встречу, испытала страх. оставшись с этим человеком один на один. Как будто в один миг переставали существовать все вокруг и оставался лишь он. Его внутренняя сила не смотря ни на что оставалась настолько значимой, что кёнигин казалось, она чувствует её кожей и даже сейчас, когда мужчина казался чем-то расстроенным, для неё он оставался нерушимым оплотом и поддержкой.
Эдит не шевелилась, она опустила голову и покорно ждала приказа Зеницы, полностью и абсолютно доверяя его уму и проницательности, понимая, что если он не захочет её сейчас видеть, то никакие уговоры не помогут, но она должна была попытаться, тем более сведения, переданные Браном, касались безопасности не только её, но и Императора, а значит Империи.
- Это очень важно.
Говорить даже в присутствии верных рыцарей Зеницы будущая императрица не хотела. Сегодня он верный рыцарь Ока. а завтра приспешник Союза.

Всё не важно! Эдит качнула головой в знак согласия. Она прощает рыцарей, безусловно. Возможно в любой другой раз кёнигин потребовала наказания для неосмотрительных воинов, но не теперь.
- Простите меня, Ваше Святейшество, я помню вашу тревогу обо мне и ваши предупреждения, но...
Девушка покаянно опустила голову, но через мгновение уже смотрела на Зеницу огромными, испуганными глазами. Хотела подойти, неожиданный порыв был написан на бледном лице, но девушка сдержалась, отец Александр пока не был ей настолько близок, чтобы она могла себе позволить слабость кинуться с перепугу к нему в объятия чтобы найти утешение и защиту.
- Но дело правда очень важное. Это касается меня, Императора и будущего Империи. Может быть я слишком преувеличиваю, только я очень испугалась. И решила, что Вы должны об этом знать первым. И... И мне не к кому больше идти за помощью.
Она всё таки шагнула к Зенице ближе. Огромный зал, казалось, давил со всех сторон возможностью услышать, увидеть, понять, а Эдит было важно, чтобы никто, кроме неё и отца Александра, не знал о том, что написал Бран. Пока. После, когда она расскажет. Зеница сам решит кому можно доверять, а кому нет.
- Мой верный сотник передал с посыльным письмо. Он шёл в Хаммерсхоф и по дороге...

Девушка почти слово в слово передела Зенице то, что написал ей Бран, посчитав, что скрывать что-то от Зеницы она не станет. Попасться на лжи куда страшнее, чем повиниться за правду.
- Это дело "Ордена"...
И мы не хотим перебегать вам дорогу.
- Но харр Варен отличный воин, Ваше Святейшество и он готов будет предоставить своих рыцарей если потребуется.
Страх уже уступил место ставшему привычным за последние несколько дней напряжению, но с каждым следующим потрясением оно становилось всё более невыносимым и девушке с трудом удавалось его выдерживать.
- Ваше Святейшество, я не берусь судить, я не имею на это права и поэтому я пришла к вам. Я в растерянности и я боюсь, хоть может этого и не видно.
Эдит с тревогой, ожиданием и надеждой всматривалась в лицо Зеницы. Уже не в первый раз за сегодняшний день кёнигин поймала себя на внутреннем трепете перед этим человеком и удивилась, как она вообще осмелилась совершить этот шаг. Но. наверное, наши поступки определяет мера желания, а у принцессы желание стать императрицей было и было оно сильным, и желание заручиться поддержкой самого влиятельного мужчины Далара, да и всей Империи, было. И поэтому вздрагивать и плакать от страха она будет после, когда никто её не увидит, а пока девушка покорно ждала ответа Его Святейшества, отдавая в его руки свою судьбу и судьбу Империи.

- … если это будет необходимо.
- Конечно, Ваше Святейшество.
Всё стало чуточку проще. Эдит смогла выдохнуть. Конечно они не станут переть против силы, это было бы просто глупо. Сила плюс сила получится мощь, а сила против силы получится резня. Что выгодней будущей Императрице в свете предполагаемых, будущих событий? Конечно первое, ясно даже дураку и видно даже слепому.
- Нет, отец Александр, как только я получила послание, я сразу же бросилась к вам.
Надеюсь вы это оцените. Мимолётная мысль пронеслась и залегла тенью на дне глаз. Эдит устала: от переезда, от смерти, от соболезнований, от напряжения, в котором держал её Зеница, ей требовалось хотя бы пара часов уединения. Или возможность увидеться с братом. Или с Браном... Хоть с кем-то, кто мог бы утешить и сказать простое "всё будет хорошо". Но, кажется, этому так и не суждено было сбыться. Девушка невольно повернулась к окну, когда услышала шум, потом к двери и после только и могла, что переводить взгляд от Зеницы к его брату и обратно. Что происходит понять было невозможно, разве только то, что это что-то совершенно неординарное. Сердце почему-то сжалось в ледяной комок. Бран! Он в городе... Женщинам свойственно переживать даже тогда, когда причины для переживаний кипят лишь в их воображении и кажется Эдит к ним никогда не относилась, но теперь отчего-то сразу подумала о сотнике. И даже не сразу отреагировала на слова Его Святейшества. Моргнула раз, другой и после отозвалась.
- Что Вы, не стоит... 
Но Зеница уже оказался в коридоре и девушка лишь успела сделать шаг в его сторону, но тут же остановилась. Дело, не терпящее отлагательств. Конечно она отправится немедля в свои покои в сопровождении слуги. Но пока тот замешкался, Эдит успела выглянуть в распахнутое окно. Что случилось? Почему на брате маге не было лица? Почему такая бледность и спешка? Толпа перед главным входом в пресепторию вела себя странно. И одновременно страшно. Люди что-то кричали, дрались, кто-то отчаянно вопил словно его раздавили. Кёнигин всматривалась пристально, пытаясь понять суть, но не могла. А слуга уже пришёл в себя и очень аккуратно, но настойчиво уводил её в сторону её покоев. Получить от Зеницы ему улыбалось куда меньше, чем от принцессы.
Может упасть без чувств? Что будет делать этот толстяк?
Эдит позволила себя увести и теперь шла рядом со слугой, почему то решив именно на нём выместить всё клокочущее внутри напряжение, но так ничего и не сделала. Отпустила мужчину возле дверей в свои покои, смерила холодным, но неожиданно колючим взглядом опешивших её появлением стражников и с грохотом захлопнула двери.

Личные покои >>>

Цепочка слуг передали императорскому камергеру, а тот непосредственно монарху, что с минуты на минуту следует ожидать визита первого гостя – советника от далеких островов Востока, О’Хана. Карл чинно кивнул, но скорее своим мыслям, чем в ответ слуге. В сознании правителя ожили старые воспоминания: ещё живой отец, Карл Матиас, стоящий у открытого окна, на фоне закатного неба над Даларом. Тогда, в тот далекий день – «Когда же это было? Лет 65-ть назад? Или более?» – отец сказал: «Карл I величал себя Императором Запада… Ненадежного Запада, где беспутные шази вдыхают дым от тлеющих трав, бесчестные алаццианцы играют в рыцарей, а коварные хесы чтят своих деревянных богов. Они так и не поверили в нашу Империю, но поверил Восток и хвала Создателю, что можем мы назвать себя его Императорами! Восток – вот величайшее завоевание Карла Великого, и жаль, что сам он так не думал. Мы его заблуждений разделять не должны. Честь дорогого стоит». На устах Карла V заиграла легкая, едва различимая улыбка, когда сознание воссоздало лицо отца. Но придаваться воспоминаниям было не место и не время: «Скоро, пожалуй, у меня будет вдоволь времени, чтобы вспомнить все и всех».
Император подал знак, и слуги надели на его ноги туфли, а после чуть выдвинули из-за стола его кресло и развернули в сторону двери, через которую должен был войти гость. Вновь взбили подушки, помогли устроиться удобнее.
Спустя несколько мгновений двери открылись, пропуская внутрь человека в традиционных одеяниях Востока. Вот, только, кажется, то был не совсем ожидаемый им человек. Советник от О’Хана, если императору не изменяла память, был из клана Танцующего Журавля. Сейчас же прозвучало иное имя. Хотя, конечно, сегодня Карл не поручился бы за то, что помнит тонкости востока до единой. Возможно, память с ним играет злую шутку, ведь на его веку сменилось множество советников: и при отце, и после, при собственном его правлении. Сегодня он не смог бы вспомнить многих - годами стерты холеные их лица, запутанные имена и громкие титулы. Всё ушло. Да и хотел ли он их запоминать, хранить в памяти этих людей? Наверное, нет... А как иначе? Ведь те же годы не пощадили лиц жены его и сыновей. Да если бы не запечатлены их лика были в камне, то он, к стыду и страху своему, забыл бы их уже давно. Не мудрено - с последней потери прошло уже три тяжелых десятилетия... «Так много... Неужели так написано мне на роду, и пережить судьбой дано детей родных, увидеть смерти ужас столько раз. За что такую мне напасть ссудил Господь? Жестокий Бог для лживых человечьих масс...»
Старчески прищуриваясь, император, подавшись всем телом вперед и уперев ладони в подлокотники кресла, рассматривал черты лица застывшего перед ним неподвижно человека. Когда монарх заговорил, спустя тягостное мгновение тишины, в голосе его зазвучало тревожное беспокойство, едва заметное, но, все же:
- Кто вы? Я вас не знаю. И где советник Хорикава, все ли хорошо с его здоровьем? Видимо, он слег с недугом, коли не явился на назначенную ему аудиенцию?
Мгновение спустя, словно пробудившись от легкой задумчивой дремы, Император оживился: бросил взгляд на стол, на слуг и открытые за их спинами окна, через которые внутрь зала лился свет солнца, вновь обратился к гостю, но уже гораздо более бодрым, живым голосом:
- Но, подойдите ближе. Сюда, – Карл указал рукою на место за столом, по правую руку от себя. – Присаживайтесь. Дом мой – дом всех сынов и дочерей Империи, и здесь всегда мы счастливы принять гостей с далеких островов, веками верность подтверждающих на деле… Но, что же с господином Хорикавой? С ним все впорядке?

Отредактировано Карл V (2012-07-10 18:36:54)

Можно вывести мужчину из армии,
но армию из мужчины вывести невозможно.

Безоружный, нарядный, выбритый, с аккуратно подровненной бородкой Бран чувствовал себя таким же мерином, как и все остальные придворные кавалеры.  Длинные наряды церковников и стариков приводили его в отдельное недоумение и растерянность. Сотник готов был принять свою старость лишь при том условии, что она будет триумфальной. В противном случае, лучше умереть молодым, как Олаф. Эдит была удивительно хороша, но недальновидна. Его склонность несомненно импонировала Брану, а горячая кровь, которую он чуял под маской невинность и неприступности заставляла завидовать старцу, который вряд ли испытает радость по этому поводу. Варрен был неглупым человеком и списывал внезапную привязанность принцессы на счет ее страха и растерянности. Должно быть, встреча с нареченными ей живыми мощами девушку ужасала.
- Благодарю, Ваше Высочество. Вы всегда восхитительны.
Наверно, если бы ему надлежало жениться на даме, трижды прожившего его собственный срок, Бран нашел бы и в этом прелесть, выгоду и забаву. В конечном счете, она должна знать уйму сказок. Пусть и помнит их урывками.
Лакеи расступились, открывая пусть в столовую залу, камергер огласил представление и сотник вошел следом за совей хозяйкой. В зале кроме Императора, которого Варрен едва мог рассмотреть за блеском регалий, оказался еще один приглашенный, островитянин. Его лицо не было знакомо хесу. Вряд ли он был моложе его самого, но казался юным и чистым, слишком правильным и благородным, как все нагинаты. Северянин не отрицал того, что всех рыцарей воспитывают в традициях и ценностям верность и преданности, но слишком много обетов они дают, чтобы не нарушить ни одного. В старые времени нравы были жестче, но сердца честнее, сейчас подлость и коварство распространены во всякой прослойке и среди присягавших с мечом  - так же. Впрочем, мы имеет свойство судить по себе. 
Бран обнажил голову и опустился на колено перед государем чуть позади  Ее Высочества, не поднимал глаз и не обмолвился ни словом, пока его не приглашали говорить, оставляя эту привилегию принцессе. В конечном счете, ему предстоит присягать и сменить сеньора, а оно дело ответственное.

Всё протестовало в Эдит пока девушка поднималась и подходила к Императору, чтобы теперь уже опуститься на колени и коснуться губами руки дающей. Никак не хотела она верить, что этот человек и есть тот самый, предназначенный ей в мужья, мужчина. Гравюры, которые она видела, не передавали обычной, человеческой старости, хотя величия даже сейчас этому человеку было не занимать. Не даром говорят, что королевскую кровь нельзя ничем разбавить, даже приближающейся смертью.
- Ничто не может сравниться с Вашим величием и мудростью. Любая красота меркнет перед разумом и благородством, Ваше Величество.
Кёнигин коснулась горячими губами морщинистой руки и поднялась. Опустила голову и больше на будущего августейшего супруга не смотрела. Пока сил не хватало. Она бесспорно испытывала уважение и даже трепет перед живой легендой Империи, верила в мудрость Императора, в его мощь и силу как политика, но было слишком много "но", чтобы Эдит могла не думать о нём, как о обыкновенном мужчине.
- Город великолепен, Ваше Величество. Мы ещё не видели и малой части, но вес увиденное поражает воображение. Но к сожалению нас привело к вам сейчас печальное событие.
Принцесса глубоко вздохнула и наконец осмелилась поднять на сиятельного Императора яркие, синие глаза.
- Сегодня в склепе, где поместили для прощания тело моего отца, убит представитель Хестура в совете Вашего Величества, благородный харр Григ Амолд.
На несколько секунд Эдит замолчала, давая возможность обоим мужчинам осмыслить сказанное.
- И я прошу вас не оставлять совет без голоса Хестура. Харр Бран Варрен, который пришел со мной, храбрый воин и умный человек, он достоин чести говорить от имени нашей родины. Я верю, что отец удостоил бы его чести говорить за Хестур, а потому беру на себя смелость просить за него сама.
Эдит перевела взгляд с Императора на хана, и вернула внимание Его Величеству.
- Я прошу простить меня за дерзость и за спешку, Ваше Величество.
Кёнигин снова опустилась в реверансе, покорно склоняя голову и ожидая августейшего решения, и надеясь на ту самую мудрость монарха, о которой уже успели сложить легенды.

Император внимательно выслушал речь северной принцессы.  Обычные церемониальные фразы, безжизненные и истертые временем, не затронули его, и он оставил их без внимания – слишком часто достигали подобные речи его слуха.  Новость же о смерти ещё одного советника, на сей раз от Хестура, произвела больший эффект. Теперь император уже не смог совладать с эмоциями: сначала лицо его выражало удивление, затем растерянность, а после и раздражение. Сжав с силой свою клюку, Карл ударил ею в пол у себя под ногами. Рядом тут же возник бородатый камергер, склонившийся к самому ужу монарха. Правитель, задыхаясь от гнева, тихо и прерывисто заговорил, обращаясь к нему:
- Что ещё не ведомо мне, но известно каждому в моём городе, всей Империи?
- Ваше Величество, это все эта несносная жара… - скороговоркой затараторил в ответ слуга, подбирая подходящие слова.
- Да говори же! – прервал его Карл, не желая терпеть долгих и пустых речей.
- Это жара, Ваше Величество… Право слово, она… И Вы запамятовали, государь, что когда изволили Вы отдыхать после процедуры кровопускания, докладывали Вам и прозвучало, что призвал Создатель трёх членов Вашего Совета…
- Трёх? – лик правителя, равно как и его голос, отразил полнейшую растерянность
- Истинно так, Ваше Величество. Мессиры Хорикава, Григ и Эскаланте, - увидев замешательство на лице своего господина, но по своему истолковав его, слуга поспешно добавил, - советники от О’Хана, Хестура и Алацци.
Император отвернулся от камергера и резким жестом руки отослал того прочь. Слуга спешно поклонился и сделал пару шагов назад, где замер в ожидании.
Несколько долгих мгновений Карл молчал, задумчиво разглядывая лица собравшихся в зале людей, к которым испытал вдруг приступ сильнейшей неприязни: «О, Создатель, видишь, что помыслами твоими переживает грешный слуга твой и помазанник? Доволен ли Ты, испытываешь ли счастие от того, что несчастен я? Насытился ли ты от жертвы, принесенной мною Тебе, или испытания сии есть знак обратного? Чего желаешь ты, жестокий, и где дщерь твоя, что дала слово, но молчит теперь, словно нет её? Или то обман был, и разум мой в огне безумия горит? Ответь! Нет Тебя, ибо если бы был, то не дал бы видеть того, что вижу я! Ведь, за что должен я, старый и немощный, жить, когда мертвы дети мои, и когда все прочие вокруг молоды и полны сил! Почему живы они, когда мертвы Они?!». Но то пылало в его душе, внешне же император сейчас напоминал скорее мраморную статую самому себе: неподвижный и бледный, с силой сжавший пальцами подлокотники кресла. Даже слой румян на щеках не мог скрыть белизны его кожи, а сквозь пудру проступали темные мешки под глазами.
Наконец, Император вернулся из своих дум в залу дворца, где его по прежнему ожидали принцесса, её конюх, островитянин и слуги. Тяжелый взор Император, блуждавший до того, но не находящий себе опоры, остановился на старом добром пузатом кувшине с имперской эссенцией на столе. На миг Карлу даже показалось, что он чувствует божественный аромат вина. Слуга, отошедший, но стоящий достаточно близко, перехватил взор монарха, и поспешно предложил:
- Вина, Ваше Величество?
Император вновь зло посмотрел на камергера, а после отрывисто бросил:
- Нет, - помолчав, он продолжил, и тон его, властный, не терпел возражений - Закон праведный таков, что Император должен быть гарантом мира и процветания на этой благословенной земле. Но коли гибнут первые мужи Империи в день, предшествующий нашей высочайшей свадьбе, значит мрачно взирает Создатель на детей своих, ибо прогневили они его. Когда нет даже одного из Голосов народа нашего при избраннике божием, тени покрывают мир, ибо вершится несправедливость ко всем людям этой священной державы. Сегодня же молчат три Голоса. Народ Империи нем! Закон требует созвать Совет, дабы искоренить несправедливость и озарить мир светом правды. Пошлите в Альгамбру за тем, кто наследует чин дону Эскаланте. Пошлите в Ас-Сухейм, пусть Халифат снарядит к нам своего посланника. Империя желает внять Голосам своего народа.
«Но прежде, прежде чем хулу родил мой гнев, я восхвалял Тебя и строил святилища в Твою честь… Почему же смотря ныне в небеса, пустыми вижу их?»
Повернувшись в сторону посланника островов, император продолжил:
- Посланец О’Хана уже здесь, за ним посылать нет надобности. – чуть наклонив вперед голову, он продолжил, уже обращаясь непосредственно к хану, - Мессир, мы божиею милостию государи, и поставлены править державою, над которой никогда не заходит солнце. Сегодня ваш первый Совет.
Обращаясь уже к принцессе Хестура, Карл продолжил речь, огласив решение, в котором был твёрдо уверен:
- Империя скорбит о смерти сына Севера, что верно служил Империи. В такой день мы не можем не внять вашим мольбам. Варрен Бран будет введён в этот Совет, будет говорить и слушать, но ему не даруются все привилегии и полномочия Голоса до тех пор, пока его не утвердит, или отринет в новом чине правитель Хестура. Случится это, когда брат ваш прибудет пред очи наши, дабы засвидетельствовать свою верность Империи, как того требует Закон и воля Всеблагого Отца. А пока он может подтвердить верность своего народу священному престолу и нам присягою. Аой*.
Закончив с принцессой, Карл обратил взор к отныне исполняющему обязанности Голоса Хестура в Совете:
- Принимаешь ли ты, сын севера, наше высочайшее решение? Твоё слово.

*Аой (aoi) – старинный даларский возглас, условное  обозначение  музыкальной модуляции saeculorum amen (во веки веков)

Отредактировано Карл V (2012-07-14 19:35:55)

Трех. Бран с интересом наблюдал гнев императора, пока не направленный на него лично. Всегда приятно заранее знать, как будет выглядеть недовольство сюзерена. И с прискорбием вынужден был признавать, что у старика не так много энергии.  Гнева своего конунга он боялся.  Порой до пота и испарины. Казалось, что волосы обретают свою жизнь и начинают змеиться по своей воле. У Брана не сбыло отца, и он вырос, как сорная трава. Любовник матери был хорошим учителем, но стоило ему пуститься по части воспитания, как фро Варрен немедленно вспоминала, кто в доме хозяин, и ее прелестный голубоглазый негодник получал освобождение от порки. А Олаф заменил Брану отца, отшлифовал и завершил формирование в нем мужчины, научил ответственности за каждую мелочь.
Трех. Я бы тоже на месте Величества чудесным образом излечился от ревматизма и подагры и носился как угорелый. Если королевства не представлены в Совете Императора, то может быть,  нет Совета и нет Империи? Интересно советник от Халифата какой-то особенный или тоже уже мертв? Бран смутно понимал, что переходит в подчинение человека, который служит единственным столпом тому, что вот-вот падет. Это плохая сделка. Будь его собственная воля, он не пошел бы в совет. Будь его воля честной. Но сделка была с червоточиной. Эдит нужны были планы совета. Что ж…
Бран лишился возможности созерцать аппетитный круп северной принцессы и прошел к  Его высочеству, чтобы опуститься на колени и вложить ладони в руки будущего сюзерена. Хесы редко видели своих дедов живыми.  И Император казался ему ровесником Создателя. Текст клятвы теплился на краю памяти.
- Сим вверяю судьбу свою в руки твои, как руки Предвечного Создателя нашего, милостию коего властвуешь над нами и этой Империей, коей стоять в веках, к вящей славе и процветанию!
Низкий хрипловатый баритон северянина эхом отдавался от высоких сводов зала. Бран был рад тому, что в тексте клятвы нет ничего нового существенно нового. Император и раньше мог затребовать его судьбу, конунг не стал бы препятствовать сюзерену, но раньше о существовании сотника Варена Карл V не знал. А теперь знает. Чем это обернется?

- Аой, - повторил Бран, прижимаясь щетиной к морщинистой щеке старика. Он был всегда далек от сентиментальности, хот я в душе впечатлителен, и что-то мучительно потянуло за ребрами. Императору хотелось служить, теперь, когда сотник лучше многих понимал, насколько беззащитным  и одиноким является на деле этот человек.  Но если сегодня конунга провожают в зал Славы – к слову, на проводы, он, очевидно, не успеет с этим советом, - то Создатель не отказывает мерзавцам в месте за своим столом. Иначе там не было бы и половины хесов, чьи ладьи поджигали на выходе во Внешнее море. Олаф не был примером для подражания. Или был? Он воспитал троих детей и двумя младшими пожертвовал ради славы первенца, отправив их в самое пекло. Олаф как никто другой знал, что затевает Карим и что способен затеять и, тем не менее, не стал прятать дочь в Урхольме, вышвырнул на передовую. Разве не желал он показать своему вассалу, как нужно добиваться желаемого и на каике жертвы можно пойти? Или он желал показать это Эдит? Если принцесса выплывет из этого водоворота, она будет не потопима.
За спиной раздался звон стекла, и сотник инстинктивно развернулся, отодвигая старика за спину. В руке Брана блеснула сталь обнаженного ножа, льдистый голубой взгляд охватил комнату и северянин убрал оружие, отступая от правителя.
- Прошу прощения, Ваше Величество.
Он смущено опустил глаза, а потом отошел на расстояние вежливости, ожидая, когда ему укажут место за столом, ранее принадлежавшее Григу, в надежде, что не слишком нарушил правила зала совета, обнажив здесь оружие, пусть и несерьезное, пусть и на миг. Должно быть, стража сочла его параноиком. Что, в общем-то, было не далеко от правды.

Бывает, события, такие ожидаемые и вполне естественные, идут своим чередом, но иногда в их плотную цепь вклинивается нечто, чего ты вовсе не предполагал. К чему не был готов. Конечно, события подобные могут быть разными: великими и малыми, скорбными и радостными. Одно из них, случившееся сейчас, в общем даже не заслуживало и толики внимания императора. Но, как это часто бывает, оказалось в чем-то показательным, обнадеживающим. И Карлу даже показалось вдруг, что не все ещё покрыла тень, и если не искреннюю верность, то верность данному слову не в силах изжить нечистоплотность этого века.
Гулко зазвенело стекло, разбиваясь, и юноша, что мгновение назад присягнул Империи на верность, заслонил Императора от угрозы, пусть та и оказалась на поверку пустой. Хотя графин, видавший многое, теперь осколками разметался по полу, покрытому разлитой золотистой жидкостью – той самой горячо любимой августейшею фамилией имперской эссенцией.
Карл поморщился, позволив себе секундную скорбь по благородному напитку, проведшему век в тёмном погребе, а теперь столь бездарно встретившему мир, но вскоре совладал с собою и обратился к хесу, стоящему в стороне:
- Вы далеко пойдете, - правитель прервался на мгновение, – мессир Варрен. Вы можете занять своё место в этом благородном Совете, - и Карл указал рукой на место за столом. По левую руку от себя. Уже обращаясь к принцессе Хестура, он продолжил, с легким кивком, - Встреча наша доставила нам великую радость, Ваше Высочество. С милостию Создателя и нашей, ступайте.
Здесь над ухом императора, обращая на себя высочайшее внимание, зазвучал голос слуги, осторожный и тихий:
- Ваше Величество, Ваши одежды, - ладонь камергера указала на левый рукав монаршего облачение. Карл только сейчас обратил внимание, что часть платья его оказалась, в результате несчастного инцидента, покрыта вином. Дорогая ткань, мех, были безнадежно испорчены. Монарх бросил беглый взгляд на нерасторопного слугу, совершившего сей проступок. Несчастный был белее снега. Однако Император не испытывал гнева, хотя досада была, этого он не отрицал. Досада за потерю вина, ровесников которого среди людей не сыскать было даже в этой зале… И все же, карать человека за подобное не было нужды. Конечно, теперь слуге этому уже никогда не придется служить во дворце. Его, возможно, отправят в какую-нибудь отдаленную императорскую резиденцию. Отель Д’Эсте, например, что расположен на окраине столицы и служит, обыкновенно, резиденцией для младших отпрысков правящей династии. Но с этим разберется постельничий, командующий слугами Дворца. Императоры выше мелких неурядиц и проступков, не их дело воздавать за них: «Богоизбранные Императоры есть закон и порядок этой Империи, но божественному закону нет дела до тех, чьё преступление – не злокозненный сор, ничтожный на фоне прочих, истинных злодеяний. И так до тех пор, пока не иссякнут те, и тогда уже спросится и за всё, что вчера звалось малым и незначительным, но то на суде божием, а не человечьем».
Отойдя от коротких раздумий, обращаясь к слуге, правитель произнес, коротко и ясно:
- Велите подать мне иной наряд, - и, проследив за удаляющимся для исполнения приказа слугой, Карл обернулся к советникам, добавив, - Досаднейшая неурядица, мессиры. Я вынужден оставить вас, но верю, что вы, мессир Ямада, и вы, мессир Варрен, найдёте отдохновение в беседе между собою, и не заскучаете. Прошу вас, угощайтесь тем, что послал нам Создатель, - при этих словах длань монарха указала на стол с яствами, - Надеюсь, когда я вернусь, советники от Халифата Шази и Короны Алацци прибудут, дабы мы могли начать Совет.
Закончив, император, покрепче сжав в руках узловатую клюку, поднялся из кресла. Сопровождаемый парой слуг, он направился к выходу из зала, осторожно и неторопливо, но прилагая все усилия для сохранение величия, присущего его высокому сану, держа прямой спину и плечи, покрытые мехом и шелками.

Эдит почтительно склонила голову, внимая милости Императора.
- Благодарю Вас, Ваше Величество.
Поднялась, кивнула советникам.
- Прошу меня простить, мессиры. Ваше Величество. - кивок будущему августейшему супругу. Ещё один реверанс и кёнигин пошла к двери. Как оказывается нелегко следовать всем тонкостям дворцового этикета! И кому он нужен, если за стенами этого роскошного дворца твориться беззаконие, процветает бедность и распускается во всем своём черном цвете Орден? Что видит Император, сидя на бархатных подушках со своего трона? Что рассказывают ему его слуги? Ах, сегодня такая жара, Ваше Величество! Эдит гордо подняла голову и вышла в распахнутые двери. И ещё бы пол шага, и мог бы случиться конфуз! Взгляд, который она метнула в мужчину, испепелял на месте, но через секунду, стоило принцессе узнать дона Батисту, он перестал жечь.
- Как неожиданно, дон Батиста.
Эдит протянула руку опустившемуся на колено Альваро. Красавец! Кажется она уже раньше успела сравнить его с породистым мустангом. И это был комплимент. Стать чувствовалась в этом мужчине наравне с силой и опасной дикостью нрава. На предельно допустимой грани. И казалось, что он сам с огромным удовольствием и явно наслаждаясь процессом, балансирует на пике.
- И приятно.
Улыбка тронула губы Эдит.
- Верноподданный имперский и аллацианский, Его Сиятельство граф Альваро Батиста!
- Идите, Вас уже ждут. Удачи вам, будущий советник.
Принцесса подарила алацци ещё один взгляд, - как будто эта встреча стала тайной для двоих - и двинулась дальше. Ни задерживать Альваро, ни задерживаться самой не хотелось. Не в дверях зала Совета, хотя это могло бы быть интересно в другое время.

>>> Коридоры дворца

Бран, провожающий взглядом аппетитный тыл будущей императрицы, не мог не заметить замешательство в дверях. Переглядывания, перешептывания, целование ручек. Он отлично знал, что все представители должны были увидеться с кёнигин утром, чтобы принести свои приветственные дары и подмазаться к будущей императрице. А если голос юга убили около полудня, то вполне правдоподобно, что этот алацци встречался с Эдит вместо своего начальника.
А она смотри-ка, как зарумянилась и растеклась… Напряженно заходили желваки на лице северянина.
Ах ты, сучка тощая. Вся в свою курву мать! Та в подоле принесла от черта зеленого - и эта туда же! Я этому петуху твоему южному перья-то повыдергаю. А то смотри-ка… разошлась. Императрица выискалась!
- Бран Варрен, сотник Его Высочества Олафа Сильного и божьей милостью Сигмара III, с нынешнего дня глава Хаммерсхофа и голос Хестура в совете Его Величества! Рад нашему знакомству, и да будет оно началом благодатного сотрудничества, благородный дон!
Ему послышалось, как пальцы Батисты захрустели в его хватке, но уже через мгновение Бран перевел грозовой взгляд на островитянина, и буря под его ресницами унялась.
Хес поклонился так же, как это сделал южанин и как это то и дело делал сам Рю, но чувствовал себя точно кукольный болванчик. Как можно так нелепо здороваться, вести себя, одеваться в женские тряпки, есть одну кашу, спать на полу в бумажной хижине и при этом оставаться достойными войнами. Как раз в воинском достоинстве островитян Бран нисколько не сомневался. Фольклор севера полнился песнями и приданиями о неустрашимости и  отваге этого странного народа, обитавшего в таком близком соседстве от Хестура.
- Господин Ямада! Да пребудет мир и довольство в вашем доме и на вашей родине! Смею надеяться, наше знакомство принесет благодать империи. Позвольте мне выразить вам соболезнования от имени всех моих сородичей. Наши утраты соизмеримы, я и мой народ скорбим вместе с вами.
Правда, особенной горечи на лице Варрена не отразилось, только складка залегла между густыми светлыми бровями.

От слишком крепкого рукопожатия хеса брови Батисты удивлённо приподнялись. На севере принято ломать пальцы новым знакомым, уважаемый харр волнуется или дело совершенно в ином? Взгляд дона метнулся от северянина к двери, обратно, внимательный прищур окрасился надвигающимся штормом, но всё это будет позже, пока же лишь тень улыбки тронула губы советника.
- Я нисколько не сомневаюсь, харр Варрен. Наше сотрудничество обязательно станет благодатным.
Кажется мы оба готовы приложить к этому максимум усилий.
Мужчина перевёл взгляд на хана.
- Благодарю вас, Ямада-сама. Я и мой народ скорбим о доне Эскаланте. Это по истине большая потеря для Алацци.
Боль затаилась на дне глаз дона Альваро. Каждый раз, трогая ещё свежую рану, приходилось переживать заново щемящую утрату. И это было выше его сил, выше понимания, но подвластно контролю железной воли. Смерть болезненна, но жизнь продолжается. Именно так. Распахнулась дверь и камергер объявил о прибытии голоса Халифата. Гаданфара ибн Кабира Батиста видел на советах ранее, но близко знаком не был, лишь по разговорам с Иаго мог составить об этом человеке более менее достоверное мнение, но видимо сейчас стоит отбросить всё, что знал ранее и познакомиться заново, ведь теперь изменилась сама ситуация.
- Приветствую уважаемый Гаданфар. Благодарю, солнце Далара не оставляет меня своей милостью. И я в свою очередь надеюсь, что небо над Даларом для вас такое же бесконечное и чистое, как небо над Халифатом.
Альваро на мгновение замолчал, но позволил себе первым ответить на вопрос шази.
- К сожалению трагические события не думают, они происходят. Сегодня до полудня был убит дон Эскаланте. 
За своих коллег южанин отвечать не планировал, это было бы слишком нетактично. Мужчина замолчал.