Участники: Эдит и Карим.
Время: Ночь.
Место: Спальня кёнигин в Хаммерсхофе.
Сюжет: Что бывает, когда дама опаздывает на свидание.
Статус: В процессе.
Далар |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Участники: Эдит и Карим.
Время: Ночь.
Место: Спальня кёнигин в Хаммерсхофе.
Сюжет: Что бывает, когда дама опаздывает на свидание.
Статус: В процессе.
Почувствовав, что вода стала вместо теплой и ласкающей прохладной и отталкивающей, кёнигин выбралась из купальни. Накинула на плечи тонкий, шазийский, халат и не думая одеваться дальше, вышла в спальню.
В первые мгновения ничего не удивило принцессу. Все в отведенной ей комнате было так же, как и прежде. Тишина в теплом мареве света многочисленных свечей казалась густой и прозрачной, словно мед. Мед этот наполнял комнату до самого потолка и усыплял внимание, умиротворял и примирял с жестокой реальностью. Да, она одна. Советник всегда будет слишком по-северному суров и слишком занят. Тем более занят, чем выше она поднимет его, возвышаясь сама. Да, она выходит замуж за старика и никто не согреет ее супружескую. Постель. Да, нет никого, кто желал бы помочь и поддержать без личной выгоды и слишком много тех, что нуждается в ее помощи и поддержке без желания отблагодарить. Ну что ж… То, что не убивает нас, делает нас сильнее. Однажды вся эта империя будет принадлежать ей одной. Эдит из Эрхольма, полукровке с севера. Разве это не повод высоко держать голову? Разве не повод на каждого смотреть свысока?
- Ты заставляешь себя ждать…
Мед сгустился и обрел форму, темное пятно, казавшееся тенью кроватного полога, двинулось и его очертания четче проступили в переплетении света и тени. Поперек ее кровати вольготно лежал красивый мужчина. Шази. Ее черная одежда укрывала его среди теней, но можно было догадаться, что он не высок, поджар, но силен, судя по той легкости, с которой незваный гость перемещается. Он приподнялся на локте. Под его ресницами плясали отблески свечей.
- Мне говорили, что ты хороша, и недохвалили… Воистину, среди других женщин ты сверкаешь, ярче, чем алмаз среди речного жемчуга… У меня было несколько наложниц с севера, некоторые из них были полукровками… Но ни одна не была так хороша… Счастлив был бы моей отец, если бы любовные силы не отказывали ему, - незнакомец усмехнулся, продемонстрировав кенигин влажный ряд белых зубов. Судя по тону, он чувствовал себя абсолютно расслаблено и полностью уверенно на ее территории. - Однако это не дает тебе права пропускать наши встречи и заставлять меня ждать.
Его слова таили улыбку, но губы не выдали ее, поддерживая всю строгость выволочки.
- Не знаю, что принято у вас на севере, но я вырос в Халифате, и на моей родине непокорных женщин порют до тех пор, пока покорность не вобьют им под кожу…
В его чертах проступило что-то хищное и опасное, но лишь на мгновение.
- Но я рад, что ты приготовилась к нашей встрече, - смуглая ладонь опустилась на покрывало, указывая принцессе место возле Карима. – Иди ко мне. Садись подле. Сегодня я не стану наказывать тебя. Напротив...
Многообещающая улыбка служила пояснением.
Таверна >>>
Власть теряет все свое очарование,
если ею не злоупотреблять.
Эдит все ещё находилась в плену своих мыслей, выходя в спальню. Огонь множества свечей рисовал причудливые, фантастические картины тенями на стенах и пологах, таящий воск наполнял комнату сладким, мягким ароматом и теплом, и движения девушки казались наполнены чувственными нотами. Сейчас, никому и ничем не обязанная, кёнигин была собой и могла не оглядываться на окружающих. Каждый шаг по пушистому ковру был только её, каждый вдох она делала только для себя и наслаждалась каждой секундой. До определённого момента...
- Ты заставляешь себя ждать…
Захотелось завизжать. Что есть сил. Затопать ногами, закрыть лицо руками и приказать, чтобы этого всего не было. Никогда! Немедленно! Как в детстве, когда она видела в своих покоях мышь! Прибегала служанка и все сразу становилось хорошо. Мышь изгонялась, а Эдит успокаивалась. Всего доли секунды, а потом под ресницами северной принцессы занялся пожар. Это точно была не мышь. Не бывает у мышей таких опасных глаз и такой опасной улыбки, да и не разговаривают они столь вкрадчиво и не стелят бархатом, что хочется немедля убежать. Холодок страха неприятно прокрался по спине и подул сквозняком по волосам. Мужчина говорил, но Эдит больше следила за его движениями, чем за смыслом слов. И пока он говорил, кёнигин приходила в себя от первого, неожиданного, потрясения. Да как он посмел!? Как только ладонь незнакомца опустилась на покрывало, в его сторону полетела ваза. Тёмными каплями плеснула в разные стороны вода, искрами рассыпались осколки когда произведение алаццианских мастеров встретилось со столбом, поддерживающим балдахин над постелью. И на мужчину осыпался фейерверк цветов.
- Убирайся отсюда!
Позор! В её спальне посторонний мужчина! В ночь перед свадьбой! Да если кто-нибудь узнает, свадьбы точно не будет! Девушка понимала очень отчетливо, что она сама себя сейчас загнала в ловушку. Закричать - значит позвать слуг и это полный провал. Сплетни и слухи, которые её опутают, не дадут ей ни единого шанса отмыться. Не закричать - значит подчиниться условиям незнакомца, которые он поставил, так бессовестно забравшись в её покои. На ней не было одежды, вожделенный мешочек с дурманом так и остался на столике, куда она его швырнула, перстни остались там же и уже разбилась вдребезги первая ваза...
О, нет! Мышью он не был. Крысиный король! Еще до того, как ваза пролетела большую часть своей траектории, соединяя две точки – принцессу и ее кровать - Карим кувыркнулся и, превернувшись через голову, ловко, словно огромный кот, встал на ноги по другую сторону постели, так чтобы от входной двери его отделяли две стенки плотного шитого золотом полога. Ваза ударилась о резную дубовую спинку кровати, раскололась и брызгами стеклянной крошки разлетелась по полу. Поверх этого опасного убранства медленно и плавно оседали ароматные розовые лепестки.
- Я видел женщин, которые любят, чтобы их постель усыпали розами, но никогда не видел, чтобы мужчину приглашали на ложе из осколков, - он снова смеялся, поблескивая в сумраке за пологом бесстыдными своими глазами. – Или северянки так суровы, что обычные людские радости их не прельщают?
Внезапно насмешка в голосе гостя сменилась вкрадчивыми доверительными нотами.
- Или так закипает кровь подгорного народа?
Но насладиться своими издевками купец не умел, в дверь постучались обеспокоенные стражники – сотник удвоил охрану – а потом в комнату сунулась постельничья фрейлина. И облегчено узрев хозяйку живой и даже здоровой, затараторила:
- Я нижайше прошу простить нас всех, Ваше Высочество. Но нам послышался шум. Все ли с вами в порядке? Не нужно ли чего? Господин советник наказали сегодня бдить вдвойне из-за этих ужасных событий в городе!..
Девица, похоже, готова была продолжить рассказ о событиях, а за ее спиной маячили четверо рыцарей...
Эдит не ожидала от незнакомца такой проворности. Очень быстро! И слова!
- Ты позавидуешь тому, кто будет лежать на этих осколках!
Теперь она вслушивалась и в смысл, и он ей категорически не нравился! И кёнигин уже готова была швырнуть в него следующим предметом алаццианского искусства, но от неминуемой гибели вазу спасла фрейлина
...- Господин советник наказали сегодня бдить вдвойне из-за этих ужасных событий в городе!..
Напоминание о господине советнике всколыхнуло непогашенную злость. Эдит вскинула на фрейлину пронзительный, штормовой взгляд и только сейчас заметила маячивших за её спиной рыцарей. Отлично! Завтра с пола придется подбирать челюсти и вытирать слюни!
- Зайди и закрой дверь.
Девица смекнула быстро и тенью шмыгнула в спальню. Двери она закрыла на самом интересном месте, Эдит как раз оказалась рядом с горящими на полу, на огромном подносе, свечами и огонь выкрасил кожу молодой женщины в золотой бархат, потёк по плавным, обольстительным, изгибам, тронул смуглым румянцем налитую грудь и тенью коснулся красивого лица... И дверь закрылась, а фрейлина замерла.
- Рассказывай. Что произошло? Почему советник так решил?
Кёнигин мельком бросила взгляд в сторону постели. Ничего. Если незнакомцу нужно с ней поговорить, он подождет и не обнаружит себя. Потому как если бы хотел просто прийти, нашел бы более приличное время и пришел бы через дверь, как все люди.
- Пока рассказываешь, расчеши мне волосы.
Эдит опустилась на мягкий пуф перед огромным, медным зеркалом и Карим теперь мог любоваться женщиной в отражении. Неясный силуэт и плавные линии лишь добавляли Эдит гипнотизирующей привлекательности, того животного магнетизма, о котором слагают легенды и многие бы могли просто потерять себя, раствориться в любви к этой удивительной женщине. Фрейлина наконец отошла от впечатлений и бросилась выполнять приказ. Локон за локоном.
- На площади, когда Ваше Высочество ушли, появились твари, страшнее тех, что за хребтом. Говорят огромные пауки с человечими лицами... - девица, конечно же, приукрашивала и сыпала подробностями, но в целом картина была понятна. И хуже того, очевидна. И страшна. Правда сложно было кёнигин представить себе тварей здесь, в Даларе, но никто не посмеет её обмануть. На фрейлину Эдит не смотрела, она старалась поймать в отражении взгляд ночного гостя. Ведь это он все затеял? Он, кто же ещё... И пришел посмотреть.
- Но наши доблестные воины прикончили этих тварей? Я в этом не сомневаюсь.
Никто, даже фрейлина, даже служанка, ни должен слышать и тени сомнения в голосе будущей императрицы. Она верит в своих воинов. Девушка потянулась и взяла в руку перстень.
- А поймать того, кто это сделал, не удалось?
Эдит чуть повернула голову и позволила волосам закрыть от наблюдающего, - а она была уверенна, что гость никуда не ушел, - мужчины спину и приятную ложбинку чуть ниже.
- Нет. Но они поймают, вы не сомневайтесь. Советник поймает, он...
- Хватит. Конечно он поймает. Иди.
Кёнигин проводила взглядом девицу. Двери снова закрылись, погружая принцессу в сумрак, расчерченный десятками свечей.
- Ты не сможешь быть вечно в тени.
Перстень скользнул на палец и Эдит потянула к мешочку с дурманом, но взгляд девушки блуждал от полога к пологу, она искала своего ночного незнакомца.
- Я уже позавидовал, прекрасная фро, - тени снова украли улыбку Карима, оставляя отражению в зеркале за спиной Эдит лишь влажный блеск белых зубов. Гость укрылся теням, как плащом, и оставался незримым все время, пока девица описывали принцессе его дела, малую толику их. Эдит и впрямь была хороша. Все в ней пленяло и подчиняло его воображение, заливая тело нетерпеливым жаром, а то, что перед ним будущая мачеха лишь укрепляло в намерениях. Старик ни на что не способен. И как бы не стали звезды, трон даларских императоров должен достаться мужчине их рода Д'Эсте-Вольф, ему или его сыну. Пока эта похотливая полукровка – разве не все они такие? - не согрешила с кем-то из своей свиты или других лизоблюдов, что будут виться вокруг нее. Оставалось надеяться лишь на то, что она все еще чиста, и чрево ее пусто. Это Карим как раз намеревался проверить лично. Он пришел вовсе не говорить. Говорить в последнюю очередь. Купец вполне наговорился с Варреном, который теперь старания его будет занят до глубокой ночи.
- Разве я в тени?
Расческа снова погрузилась в золотые волосы северной принцессы.
- Я на виду. Даже твоя фрейлина знает меня в лицо, - золото струилось по плечам Эдит промеж частых серебряных зубцов драгоценного гребня, и принцесса могла разглядеть гостя в отражении зеркала. – Разве она не описала меня доподлинно?
Жар его чресел девушка могла почувствовать лопатками.
- Ты не боишься, что сейчас я обращусь в кошмарного паука с человеческим лицом? Они и впрямь были отвратительны… И еще будут.
Его умиротворяющие вкрадчивые интонации через мгновение сменились жестким хриплым шепотом – как только гребень упал на пол. Карим прихватил ее волосы в хвост легким движением обернув платиновую реку вокруг кулака, и вскинул голову кенигин, заставляя смотреть себе в лицо.
- Почему ты не позвала охрану?
Когда кёнигин планировала убийство Карима, она отгоняла прочь все о нём представления. Легче убить нечто безликое и не имеющее ни голова, ни взгляда. Теперь же она его видела. Чувствовала. Он был из плоти и крови, он говорил, его взгляд смеялся, а губы таили опасную улыбку. Он был. Девушке не пришлось увидится со своей фрейлиной, она даже не знала, где та сейчас находится и почему не пришла, а Карим её видел и знает. Он вообще очень много знает, этот бастард.
- Моя фрейлина плохо тебя рассмотрела, видимо ты не показался ей значимым.
Эдит завороженно следила за тёмным отражением за своей спиной, а от прикосновений мужчины по телу растекался пожар. Коварство и сила простив хитрости и красоты. А ведь они чем-то похожи - эта мысль сейчас не показалась дикой. Кёнигин поймала пальцами руку мужчины на своих волосах как раз тогда, когда она сжалась в кулак. Запрокинула голову и теперь смотрела на гостя бездонными, темными сейчас, глазами снизу вверх. Подалась ему навстречу, жадные губы чуть приоткрылись и первым с них сорвался хриплый стон, а в тени ресниц спрятался смех.
- Разве мне нужна охрана?
Пальчики кёнигин пробежали по запястью мужчины. Она не противилась его силе, признавала его превосходство и кажется наслаждалась им. От незначительной боли взгляд подернулся влажным туманом, а улыбка дрогнула и девушка позволила мужчине увидеть край крепких зубок, которыми она прикусила губу.
- Ты пришёл не за этим. Зачем ты пришёл?
Против силы нельзя использовать силу, это сокрушительно и можно сломать все, и себя тоже. Жар мужского тела позади, опасность, исходящая от Карима, все это рождало болезненное желание, сладкое и тягучее, и оно медленно заполняло тело, наливалось медом в чашу бедер, а Эдит не могла не смотреть в эти сумасшедшие глаза. И гостю могло показаться, что кёнигин ждала его. Только его и никого больше.
Кариму было приятно почувствовать свою власть хотя бы над телом этой женщины. Не зря говорят, что полутрольки падки на мужчин. Он не был уверен, насколько северянку научили держать в руках свою похоть, но все равно ослабил хватку и жадно зарылся пальцами в золотые тяжелые локоны, придержав ее голову в прежнем положении.
- Убивать северных рыцарей? Нет. Не за тем… Не за тем, конечно.
Пусть живут.
- Я пришел проведать свою будущею мачеху, - хватка стала сильнее, а потом гость с силой подтолкнул ее голову наверх, вынуждая вставать, неестественно выгибаясь над точеной спинкой дубового кресла, пока сам он обходит его, чтобы встретиться с ней лицом к лицу.
- Я боюсь, мой отец стал слаб…
Купец отловил запястья девицы и завел ее руки за спину, рывком притиснув к себе такое аппетитное, полуобнаженное тело, еще пахнущее ароматной водой из купальни.
- Я пришел, чтобы помочь тебе продолжить наш род. Трон Далара принадлежит Д’Эсте-Вольфам. Принадлежал 5 сотен лет и еще столько же будет нашим… И ты поможешь мне, северянка… Как все женщины твоего рода до тебя служили моим предкам.
Первый жестокий поцелуй, оставил болезненный отпечаток на шее принцессы, там, где дробно бьется нить учащенного пульса, раскаляя нежную золотистую кожу.
- Скажи, ты еще не носишь дитя? – его пронзительный стальной взгляд толкнулся под ресницы Эдит, вонзаясь в душу тяжелым двуручным мечом. – Или ты уже позаботилась о наследнике и привезла с собою северного ублюдка?
Карим встряхнул ее, хватка стала сильнее, и боль растеклась по запястья, а объятие было теперь так тесно, что Эдит едва могла дышать, когда степняк сделал выдох.
Эдит медленно поднималась, повинуясь силе и требованиям ночного гостя. Сейчас он был хозяином положения или Кариму только так казалось, но Эдит не собиралась его в этом разубеждать. Мужчины не любят понимать свои слабости и тем более не любят осознавать, что кто-то их видит.
- Ты пришел, чтобы помочь? Тогда ты поспешил, тебе нужно было прийти завтра, взойти на ложе после отца и завершить то, что он не смог. Ты думаешь, он не сможет?
Ресницы дрогнули, укрывая вызов в глубине тёмных, синих глаз северной принцессы.
- Ты рано хоронишь своего отца.
Боль была незначительной и даже приятной, а близость Карима будила то тёмное, что до сих пор пряталось в самой глубине, за воспитанием, за словами, за северной кровью. То животное, что досталось от отца, дикое и необузданное. И гость наверняка чувствовал это, и это было комплиментом его настойчивости, хотя Эдит с радостью оставила бы это на потом.
- Скажи, ты еще не носишь дитя?
Воздуха правда стало не хватать, он стал густым и горячим, его хотелось всё больше, но вдыхая нельзя было надышаться, а вдалеке уже сверкали яркие зарницы, пронзая спальню Её Высочества невидимыми стрелами.
- Ты рискнёшь проверить?
Девушка подняла взгляд и послышался звон стали. Теперь боль стала другой, злой и отрезвляющей, но голова кружилась по прежнему, заволакивая туманом происходящее и делая его чуть менее реальным, чем оно есть на самом деле. Хватка мужчины на запястьях оказалась кстати, девушка попыталась вытянуть из мешочка шнурок и сунуть внутрь пальцы. Руки слушались плохо, но второй попытки у неё может не быть и Эдит старалась не упустить шанс. Пить вино они явно сейчас не станут, а поэтому яд пока совершенно бесполезен.
- Как?
Кёнигин коснулась губ Карима своими и выдохнула вопрос в неслучившийся поцелуй, а пальцы уже разминали дурманный лист.
- Ты рискнёшь проверить?
- А чем я рискую?
Карим оторвался от шейки Ее северного Высочества и заглянул в лицо разгневанной девицы, своими насмешливыми серыми глазами. Она не осталась равнодушна к ласкам, и это обнадеживало.
- Твое тело так горячо отзывается на прикосновения, что я начинаю понимать, отчего ты не позвала охрану.
Он выпустил ее запястья и подхватил девицу на руки.
- Каково это созреть в тринадцать и еще столько же ждать своего первого любовника, еле живого старца, который не только что естество свое, но и руку едва может поднять? А? Расскажи мне, какие сны тебе снились? Что снится полукровкам вроде тебя? Кузни, где в огромной печи раздувают мехами пламя, и по широким спинам огромных троллей, которые выбивают из оплавленных заготовок искры огромными молотами, стекают прозрачные капли пота? Или ароматное свежее сено и крепкий белокудрый пастушок, сын сотника, вминающий тебя в сеновал? Или обжигающие ледяные брызги, бьющиеся о боевые щиты, которыми украшена корма пиратской ладьи, зов крови предков… и усатых капитан, притирающий тебя к стене крошечной каюты в этой нескончаемой качке? О чем ты грезишь, Эрхольмская королевна?
Под эти речи Карим пронес ее через комнату и уложил на постель, устроившись рядом и опершись на локоть.
- Я проверю, как все… - он хищно оскалился. - Наверняка.
- А чем я рискую?
- Всем, Карим из Малины.
Во взгляде по прежнему бушевало северное море, разбивались о неприступные скалы мощные, черные волны и осыпались беспомощной пеной обратно, в лоно древнего, как сам мир, океана. Он был прав! Сто, тысячу раз прав, этот паршивый купец, пустынник, маг и очень притягательный мужчина! Прав и за это Эдит ненавидела его ещё больше. Тело отзывалось, оно предавала каждую секунду и кёнигин не знала, что с этим делать. До трона и Империи осталась всего одна ночь, эта ночь и все будет у её ног. Всё, о чем она мечтала, всё, к чему стремилась! Она будет Императрицей, она будет править, она - Эдит из Эрхольма, полукровка, женщина! И Карим сейчас может в одну секунду сломать все, а её тело, её темное, животное желание, ему потакают.
- Хочешь знать, что мне грезилось? Я расскажу тебе, купец.
Мешочек с листьями остался у кресла, перед зеркалом, но принцесса успела размять один лист в пальцах. Оказавшись на постели, девушка ласковой кошкой выгнулась рядом с гостем и в одну секунду опрокинула его на шелковые покрывала. Оседлала как породистого жеребца, больно стиснув коленями бока. Халат соскользнул с плеч и невесомым покрывалом укрыл крутые бёдра кёнигин, заставляя Карима добавлять к своим фантазиям.
- Мне грезился караван, который приходит в Эль-Хасар. Долгие дни пути, люди и животные устали. Шатры наполнены жаром костров и ароматом пряных трав, обнаженные наложницы без устали развлекают погонщиков. Я видела там тебя, среди них, одного из многих. Ты был совершенно один и ни одна женщина не была для тебя сладка. Ни одна не могла остаться, ты всех прогонял. - пальчики Эдит мазнули по губам Карима, оставляя на них едва заметный аромат и вкус дурмана, а девушка склонилась ниже, - Я танцевала для тебя, а ты не мог оторвать глаз.
Принцесса распахнула халат на груди мужчины, ладони скользнули по литым пластинам мышц, пока спрятанным под тонкой тканью рубахи, но даже через неё можно было ощутить жар его тела и это сводило с ума. - Я опустилась перед тобой на колени, коснулась кончиками пальцев твоей руки. Ты помнишь, на мне было лишь прозрачное покрывало, но лицо было закрыто и ты мог видеть только мои глаза. - Эдит склонилась ниже, так, что теперь её губы касались уха мужчины, а горячее дыхание стекало по шее, будоража и поджигая кровь. Рука северной принцессы скользнула под подушку, пальцы нащупали прохладную сталь клинка...
Не стоит… никогда не стоит говорить пожелавшей тебя женщине, что сердце твое отдано, и тем освобождено от любых новых искушений, а значит глаза твои зрячи и уши слышат то что сказано, а не то чего жаждет опьяненное тело. И хоть северная принцесса была удивительно хороша, а желание купца неподдельно, ее невинные уловки не укрылись от пристального внимания ассасина. Конечно, он ждал, что Эдит будет защищаться. И если она не хочет предавать дело огласке, то будет защищаться сама. А выбор оружия для женщины не так велик – яд и кинжал. И путь Соланж часто бывала жестока к нему, она научила его бдительности даже в моменты, когда разум уступает. Фантазия принцессы была хороша для северянки, но так тривиальна для шази, что нисколько не занимала его воображение. Впрочем, сейчас Карм понял, что, озвучивая ее предполагаемые мечты, совершил ту же ошибку. Он с наслаждением выглаживал изгиб ее талии, плавно утекающий с соблазнительные очертания бедер. Купец привстал, чтобы поймать губами сладкую ягоду темного соска, прикусил, а потом снова и снова поочередно забирал их в рот горячими поцелуями. От легкого прикосновения ее пальцев губы пощипывало, и лишь мгновение понадобилось ему для того, чтобы сообразить: яд. Смертельный или нет? Но уже следующее движение будущей мачехи, дало понять, что нет, не смертельный. Иначе зачем кинжал?
В одном мгновение он изловил руку Эдит под подушкой и, стиснув ее стальной хваткой, перевернул девицу навзничь, и лезвие, зажатое ими обоими, прохладой легло ей на горло, под подбородок, а губы его накрыли ее губы, обрывая игру воображения, жестким горячим поцелуем и щедро делясь с хозяйкой ее же угощением.
Каменный жар его плоти уперся в нежное беззащитное бедро принцессы сквозь тонкую ткань шазийских шаровар.
Сталь показалась раскаленной, - у беззащитного горла, - обожгла кожу и заставила затаить дыхание, а после и вовсе стало не хватать воздуха - поцелуй ночного гостя украл не только вдох, но и сознание. Дурман был горьким, а губы сладкими. Удивительно. Голова кружилась, мысли лихорадочно бились напуганной стаей - остаться в живых. Рука Эдит дрогнула в стальной хватке Карима, но принцесса не собиралась выпускать кинжал. Близость остро отточенного клинка и самого опасного человека во всей Империи кипятила кровь, превращая её в раскаленный, сладкий мед. Свободной рукой принцесса запуталась в темных прядях на затылке неожиданного любовника и стиснула пальцы, отпуская под кожу шази отравленную желанием дрожь.
- Ты боишься меня, купец?
Отчаянно хотелось дышать, голос сорвался на хрип и девушке удалось сделать глоток раскаленного воздуха.
- Мы оба отравлены, что ты будешь делать?
И теперь Эдит сама нашла его губы, мешая пряный вкус желания с горьким вкусом забвения. Наверное именно так поступают на самом краю пропасти, когда нет пути назад. Отпускают все сомнения и подчиняются желаниям. Кёнигин знала, что отрава отойдет через несколько часов, но даже она не могла предполагать, каким образом она теперь подействует. Дурмана не было настолько много, чтобы отключить сознание и погрузить их в сон, но достаточно, чтобы затмить разум. И Кариму совсем не обязательно об этом знать. Он может догадываться, но вдруг он ошибся и это смертельный яд?
- У меня нет противоядия...
Интересно, какие глаза будут у Брана, когда он появится утром в её спальне и обнаружит сладко спящей в объятиях злейшего врага? Мысль показалась забавной и в поцелуе родилась улыбка, немного безумная и от этого очень опасная. Хватка на волосах стала другой, не жестокой, но полной переливающейся через край страсти. Пустынник не ошибся, полукровки падки на красивых мужчин, а если мужчина к своей красоте обладает умением быть и оставаться опасным противником, умным и обаятельным врагом, и сладким любовником - это стоит ценить.
Ее пальчики в волосах и впрямь заводили пустынника. Его наложницы не смели так себя вести. С ними не нужно было бороться, их не нужно было завоевывать и доказывать свое превосходство, свое право обладать. Довольно того права, которое дают деньги. Северянки, попадавшие к нему, всегда были чуть иными, но они были уже обучены, дрессированы, да и редко обладали той уверенностью в своей правоте, которая давала принцессе сил. Впрочем, дикая кровь ее отца играла ему на руку. Чтобы Эдит не говорила, чем бы ни угрожала, она уже отпустила охрану и так жарко, откровенно прижималась к нему всем телом. Карим не без усилия раздвинул ее бедра коленом, удобнее устраиваясь между точеных ножек принцессы.
- Я буду делать тебе ребенка, - он улыбнулся, болезненно прихватив зубами изласканную губку принцессы. – Ты не слишком напугана, а значит в ближайшее время мы не умрем. Это дурман?
Купец с любопытством заглянул в лицо кенигин.
- Дурман, верно? Я не ошибся? Это хорошая попытка. Примите мое восхищение, Ваше будущее Величество.
Множество трав и ядов знал он на вкус и по действию. И смел надеяться, что не ошибся. Дурман не принадлежал к тем ядам, которые Карима научили употреблять в крепости ради выработки толерантности, но он знал, что в таком незначительном количестве яд не смертелен. И принцесса это знала. Паника выглядит несколько иначе.
- Он даст тебе возможность еще много лет оправдывать свою сегодняшнюю слабость.
Свободной рукой Карим огладил упругое бедро под тонкой тканью ее нательной рубахи, а потом ослабил завязки своих шаровар освобождая напряженную плоть, и уже через мгновение она жарко уперлась в девственные створки девичьего лона. Но пока не стремилась дальше, скользя вверх вниз в проступающем между ними горячем меду.
- Думаю, тебе достанет мудрости, в ближайшие дни пригласить к себе каждого из членов совета и позже каждому из них сообщить, что ты носишь только его бремя. Никогда еще совет не бывал так предан регенту, как будет предан тебе…
В голосе купца слышался смех, смех таился в уголках его губ и в сети первых морщинок у светлых одурманенных травой и обжигающим предвкушением глаз.
- А у меня будет причина сохранить тебе жизнь и отдать тебе север, если в нынешнем нашем споре за даларский трон победу одержу я. – Усмехнулся. - Наконец, наш извечно непокорный север будет по-настоящему принадлежать Д’Эсте –Вольфам…
Он оторвал нож то горла принцессы и с силой прижал запястье сжимавшей его девичьей руки к постели. Чередой сладких прерывистых поцелуев пил ее дыхание, мягко толкаясь в закрытые двери и не спеша отворять их, словно ждал что, еще мгновение и ее лоно само с жадностью поглотит каменеющую плоть.
Он был прав. Каждое его слово было правдой, такой голой и неприкрытой, что хотелось кричать. Он читал её как открытую книгу, он знал на два шага вперёд, он видел будущее лучше и он оказался действительно очень умным. И Эдит ненавидела его за это. До дрожи в кончиках пальцев, до полыхающего, черного пожара под ресницами.
- Ты не можешь знать, что это.
Но кёнигин понимала, что Карим знает. Она читала это в его глазах, в его улыбке, затаившейся в уголках губ, во взгляде. Боль от укуса высверкнула лихорадкой по коже, а тело затопил нестерпимый жар. Неужели все происходящее - правда? Пустынник оказался сильнее, а ей стало страшно, только вот остановиться уже не было никакой возможности. И желания. Ведь как бы она не злилась на купца, он верно подметил - если она станет матерью его сына, он не посмеет лишить её жизни, а она сможет потом придумать, как и его склонить на свою сторону. Или убить. Ребёнку нужна мать, а вот отцом может стать тот, кого она выберет.
- Он даст тебе возможность еще много лет оправдывать свою сегодняшнюю слабость.
- И не только сегодняшнюю, верно? Ты будешь приходить ко мне ещё, до тех пор, пока не убедишься, что я ношу под сердцем твоё дитя.
Эдит непроизвольно стиснула колени, не желая отдавать Кариму так просто то, что хранила так долго, но попытка могла лишь отсрочить неизбежное. И желанное чтобы она себе не твердила. Нельзя обмануть себя.
- Что же получишь ты, если в нынешнем споре за престол победу одержу я?
Купец должен был понимать, что кёнигин не оставит попытки завладеть империей, даже после того, что вот-вот случится. Скорее после принцесса удвоит усилия, ведь теперь Карим станет и любовником, и врагом. Это очень опасное сочетание, особенно оно опасно для жизни.
Эдит чувствовала, как каменная от желания плоть медленно раскрывает нежные лепестки её лона и проникает туда, где никто и никогда ещё не был. Когда-то она мечтала об этой ночи и тысячи раз её фантазии заводили как угодно далеко, но никогда настолько. Девушка нашла губы любовника, сорвала с них поцелуй и раскрыла навстречу Кариму дивный цветок, позволяя сорвать запретный и сладкий плод.
- Ты будешь приходить ко мне ещё, до тех пор, пока не убедишься, что я ношу под сердцем твоё дитя.
Карим негромко рассмеялся. Встряхнул ее руку, и нож с тихим металлическим шелестом упал на роскошный ковер у кровати.
- А тебе бы этого очень хотелось? – шепот ласкал слух, губы поймали нежную мочку, поиграли, потянули за драгоценную сережку, а потом мягкими неторопливыми поцелуями, очертили овал ее лица, маленький упрямый подбородок. Пальцы стиснули нежное бедро, оставляя, должно быть, следы. Но тут же разжались. Карим не намеревался оставлять улик. Дурман приятно кружил голову и мутил сознание. Почувствовав, как подался нежный бутон плоти под натиском его желания, купец вместо того, чтобы воспользоваться ее слабостью, отпустил свою жертву. Скинул халат, обнажая перед северянкой смуглый рельефный торс в светлых полосах шрамов, и скользнул вниз по кровати, чтобы ласково прикусить полные меда лепестки.
- Если ты попросишь, я приду еще.
Язык нырнул с горячую тьму, ловко, умело выдразнивая из хорошенькой белокурой головки принцессы остатки разума.
- Ты сладкая, как шербет. Словно перезрелый плод, чьей сок превратился в мед и забродил, он брызжет, стоит лишь прикоснуться... и пьянил лучше алаццианского вина. Ты так долго ждала меня… Попроси, и я приду снова… Шази искусны в любви. Ты, верно, наслышана об этом, маленькая северная принцесса.
Купец вскинул темноволосую голову и теперь облизывался, словно сытый кот, рассматривая украшенное сладострастным румянцем лицо принцессы.
- Я покажу тебе все 15 достославных поз и еще пятнадцать сверх того – и многим больше. И если я умру раньше, чем империя падет, трон унаследует истинный император, а его совет будет верен ему, как никогда прежде, моя прекрасная белокурая дикарка. Разве бессмертие малая цена за несколько уроков любви?
Его взгляд снова смеялся, а потом купец опять прильнул к нежному бутону, собирая сок и подготавливая девицу в тому, чтобы ее первая – как он смел надеяться – близость принесла ей лишь наслаждение.
- Если ты попросишь, я приду ещё.
Если она попросит. Создатель! Эдит думала, что теперь мир перевернётся... И он перевернулся, а она совсем не была к этому готова. Принцесса слышала легенды, которые ходили о искусстве шази в любви, не раз слышала и о пятнадцати позах шази, и о неутомимых мужчинах, которые могли ночи напролет заниматься любовью со своими женами и наложницами, а после оставляли тех почти без сил и сознания, а сами уходили с караванами в пустыню. Кёнигин слышала, а теперь где-то на краю головокружительной воронки, в которую превратилось её сознание, она понимала, что Карим и есть тот самый мужчина. И как бы не было ей стыдно, как бы не заливал щёки персиковый румянец, девушка открывалась навстречу его губам. Бесстыдно разведённые в стороны колени и от каждого прикосновения тело словно пронзает молнией, а желание становится нестерпимым и уже совершенно всё равно, что говорили о первой боли. Не может быть больно то, что дарит столько наслаждения, чувственного и прекрасного.
- Я могу приказать и тебя будут искать по всей Империи, Карим из Малины... Я могу найти тебя там, где никто не смог...
Девушка откинулась в пену взбитых покрывал не в силах выносить этот смеющийся взгляд. Карим удивительным образом умудрялся вить из неё верёвки, а то, как оно его сейчас видела, между своих ножек, вызывало лихорадочную дрожь. Мужчина, которого она собиралась убить ещё час назад, теперь оказался в её постели и он станет тем самым, кому достанется самое ценное сокровище молодой женщины, которое она берегла для мужа.
- Я могу позвать тебя и ты придешь... Преподать урок. Не один. И не два.
Пальцы стиснули золотую ткань. Тело горело огнём, сладкий мед, наполняющий девственную чашу, сочился пряными каплями, а сознание мутилось всё сильнее, уходя в ослепительную, тугую воронку. Девушка попыталась увидеть любовника, но смогла различить лишь тень. Тень опасного, умного хищника, человека, которого можно или любить, или ненавидеть, или бояться, но невозможно относиться к нему равнодушно. сейчас Эдит не разбиралась, что чувствует, сейчас пустынник заставил её забыть обо всем и отдаться лишь древнему желанию, таящемуся в глубине её тела столько лет и теперь выпущенному на волю.
Кёнигин казалось, что она теряет сознание, образы, мелькающие перед глазами, были неясными, и среди всех она видела только купца из Малины, его насмешливый взгляд и понимала, что больше никогда не сможет его забыть. Теперь холодными, одинокими ночами, она будет просить его прийти, чтобы она себе не говорила. Его, ставшего желанным врагом за одну ночь.
Первая, лихорадочная дрожь, прокатилась по телу раскаленной волной, девушка разметалась по кровати, ища и не находя опоры в волнах драгоценного шелка.
- Иди ко мне... Смерть подождет.
Стон-признание, едва слышный в сбивающимся, хриплом дыхании. Он лучше всего мог сказать мужчине, что сейчас чувствует его любовница.
Карим снова смеялся, его смех мягким выдохом толкнулся в изласканные залитые соком лепестки, тревожа распаленное лаской лоно, а потом купец снова вскинул лукавый взгляд.
- Женщины и прежде бывали неравнодушны ко мне, моя маленькая северная дикарка, - его губы оставляли влажные обжигающие следы на шелковых бедрах мачехи. – Но ни ода из них еще не искала меня по всей империи, чтобы я пришел провести с ней очередную ночь…
Шази снова навис над ней, темные жесткие пряди упали на грудь принцессы, щекоча нежные розовые соски.
- Императорская тиара будет тебе к лицу! Власть очень украшает женщин твоей породы.
Его раскаленная плоть снова темно прижалась к распахнутым сочным створкам и поддразнила легким движением.
- Или сапфировая корона севера…
Карим снова поймал ее руки, сплел пальцы, прижав ладони кенигин к подушкам за головой, накрыл ее губы поцелуем, чтобы ни один случайный крик не вырвался из-за полога ее кровати и не встревожил стражу в коридоре.
А потом впервые толкнулся внутрь ее невинного лона, преодолевая сломленное уже сопротивление ее девичества. У Карима и раньше бывали красивые и нетронутые любовницы, но никто из них не был так восхитительно хорош собой, да и дурманом никто не угощал его до любви, а потому сейчас упругая узкая хватка ее тела кружила голову и заставляла рычать в поцелуй, хрипло и сбивчиво, словно раненый зверь. Все надрывнее с каждым новым толчком. Купец прикусывал губы любовницы, вминая ее бархатное, покрытое сладкой испариной тело в мягкую перину. Сначала медленно и нежно а потом все чаще, все глубже и яростнее...
– Но ни ода из них еще не искала меня по всей империи, чтобы я пришел провести с ней очередную ночь…
- Всё когда-то случается в первый раз.
Эдит нашла в себе силы улыбнуться. Толкнулась под ресницы любовника темным, горячим взглядом. Не было ни тени сомнения в том, что она поступает сейчас правильно, все сомнения остались за пологом этой постели, ставшей неожиданно ложем первой ночи. Кёнигин сильнее сжала сильные пальцы Карима и за одно мгновение стала его. Растворилась, растаяла, вскрикнула в поцелуй и неожиданно подалась навстречу, принимая в девственное тело его раскаленную плоть. Боли девушка не почувствовала, только странное, неведомое ранее чувство принадлежности и заполненности. Словно та сладость, которая томилась в ней все эти годы перелилась через край и затопила обоих, погружая в волнительное, душное марево. Трудно было дышать, Эдит почти задыхалась, пила с губ мужчины его дыхание жадными глотками, до боли стискивала его пальцы. Ей хотелось быть с ним ещё ближе, - как будто такое было возможно - и хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. Чтобы это головокружительное, дикое, щемящее чувство не пропало и этот мужчина никуда не ушел. Только он казался сейчас важным, только его прикосновения, только его поцелуи, его тело, его смеющийся взгляд и эти сумасшедшие глаза. Пустынник. Купец. Маг. Не важно. Кем бы он ни был, теперь он здесь, с ней.
Кёнигин не почувствовала, как глаза заволокло соленой влагой, не помнила она и как снова нашла губы любовника, чтобы смешать горячие дыхание, слезы и вкус желания, не помнила, как тело выгнулось и как сладкая судорога заставила почти потерять сознание, отдавшись на милость ослепительных вспышек, таких ярких, таких звонких, что и зрение, и слух вернуться не так скоро... Наверное на руках Карима останутся следы ноготков северной принцессы и наверное он ещё долго не сможет забыть вкус её губ, возможно не сможет забыть, как она билась под ним, сжимая внутри себя его плоть, как хрипло выдыхала его имя, оставляя на плечах узоры укусов, распускающиеся на смуглой коже темными цветами.
Карим не ответил, всем телом он вслушивался в сладкую пульсацию ее естества, лавинообразно превратившуюся в частую сладкую дрожь и взорвавшуюся ослепительной вспышкой, жестоко стиснувшей его плоть, вынуждая и купца отпустить себя и позволить себе излить семя в ожидающую его почву. Казалось, его миссия была исполнена, и теперь можно было позволить себе понежиться еще несколько минут в объятиях новой любовницы, чтобы убедиться, что она не предпримет экстренных мер, чтобы воспрепятствовать зачатию. Как убедиться, что этот ребенок будет сыном? На все воля Создателя.
Купец выскользнул из тела любовницы и откинулся на постель рядом с нею, глядя под темный купол балдахина. Он знал, что поступил правильно, чтобы не говорило ему его сердце, Карим имел обязательства не только перед Соланж, но еще и перед вереницей коронованных предков, уходящей в туманное небытие. Он должен продолжить род даларских королей. Или императоров. Не так важно для этого будущего дитя.
Купец обтер себя краем простыни и хотел проделать тоже самое с принцессой, чтобы забрать окровавленные тряпки с собой и не оставлять улик, но за дверью послышались спешные тяжелые шаги и шорох: рыцари расступились, уступая дорогу идущему, а потом створки беззвучно распахнулось, пропуская хозяина Хаммерсхофа.
Карим был быстр и легок, но все равно за мгновение до того, как он спрыгнул с подоконника в цветущий сад, они встретились взглядами. В широко распахнутых льдистых глазах сотника родился темный смерч, сворачивающий действительность до одной стоящей на подоконнике темной фигуры.
- У вас все в порядке, Ваше Высочество?!
Слова замерли на губах и осыпались, словно тяжелая снежная шапка с ветки.
- Стража сообщила о шуме в ваших покоях…
Да, стража была нерасторопна, да и куда спешить, если дело, похоже разъяснилось. Но до сведения довели. Поздно. Варрен узнал бы этого человека из миллиона.
- Закройте двери, - гаркнул и, мазнув взглядом, по алым пятнам на постели принцессы, не сразу сообразил, что произошло. Ринулся к окну, высунулся наполовину, покрутил башкой, но ассасина и след простыл.
Сотник осознал, что его пытки его изловить Карима, следуя за ним напрямик, будут тщетны, а потому повернул и метнулся к кровати.
- Он ранил тебя? Он…
Взгляд советника скользил по прекрасному обнаженному телу хозяйки, покрытому блестящей испариной, по смятым простыням, каплям крови на ее бедрах, и воображение услужливо восстанавливало картину произошедшего… Сотник был слава создателю, не глуп и 30 лет от роду. Его лицо исказилось до неузнаваемости. Глаза полыхали. Никогда прежде принцессе не случалось видеть эту демоническую маску немой ярости. Руки с коричневых замшевых перчатках сжимались и разжтмались, пальцы подрагивали.
В первые несколько секунд Эдит не понимала, что происходит. Вот только что она нежилась на восхитительно мягких, баюкающих волнах первого в жизни такого яркого наслаждения и неожиданно все обрушилось на неё суровой реальностью в виде сотника и стражи. Хорошо, у Брана хватило такта выставить за двери рыцарей, а у Карима ловкости скрыться за секунду до этого явления. Жизнь никогда не бывает однозначной и не стоит думать, что счастье, подаренное тебе мужчиной в минуты близости, может продолжаться столь долго, сколько хотелось бы. Нет.
И сейчас кёнигин очень ясно и четко осознавала все, творится вокруг, хотя дурман все ещё делал тело податливым, а недавняя нега дарила послевкусие. Но даже предметы обрели странную, чрезмерную, четкость. А взгляд, брошенный на Брана, заставил похолодеть. Что его так разозлило? То, что не он оказался первым или то, что Карим осмелился забраться к ней в постель? Правда все рассуждения Эдит оставила, сейчас нежданные слезы оказались весьма кстати, а ужас в широко распахнутых, черных от разлившихся омутами зрачков, глазах был неподдельным.
- Он... Он... Бран!
Девица подхватила покрывало и неловко прикрылась, а потом бросилась к сотнику, вцепилась в его руки и уткнулась лицом в живот. Эдит била крупная дрожь и сотник мог услышать сдавленные рыдания, сквозь которые девушка пыталась что-то сказать.
- Он... Тебя не было. ты ушел, Бран... я была одна, я не знала, что он здесь... Я не видела его...
Около зеркала, на полу, так и лежал оброненный гребень, а рядом, как доказательство невиновности принцессы, раскрытый мешочек с дурманом. За кроватью, на ковре, блестел клинок.
- Бран...
Пальцы кёнигин побелели, но она ещё сильнее и сильнее сжимала плащ верного воина, словно только он и остался ей для спасения. Она не знала, что сделает сейчас Варрен, оттолкнёт или обнимет, пожалеет или с презрением отшвырнёт в сторону. Не знала и не хотела знать. Потом будет потом.
Бран и сам не мог понять, чем он так потрясен. Тем ли, что Карим решил все же прийти на свидание, тем ли, что оно закончилось не убийством принцессы а – так… Нож он приметил сразу, как только приметил кровь, но лезвие осталось незапятнанным. Да и на теле кенигин не было ни ссадин, ни порезов, только пьяная, томная и счастливая поволока под ресницами. Наверно, именно этот ее взгляд, взгляд, удовлетворённой влюблённой женщины, провожающей любовника, наверно, именно он так потряс сотника. Еще минуты назад казалось, что кенигин ненавидит Карима. Ведь это купец? Бран не ошибся? Да и принцесса не отрицала. «Он» - кто же еще? И вот не прошло и получаса, как она отдается ему, может, не добровольно, но без особенного насилия. Почему она не позвала стражу, не дала знать фрейлине? Сотник вспомнил, что обычно говорили о полукровках: они не властны над своими желаниями. Но даже животные властны. Даже дворовая сучка песоволка не даст каждому первому кобелю. А ведь он почти поверил в свои чувства к этой женщине, почти влюбился, вообразил себя благородным рыцарем под обетом безбрачия, придумал, как она родит ему сына и этот сын, его наследник будет править империей… Дурак! Создатель! Какой дурак! Чьего выродка он теперь будет воспитывать? Он не будет. Не станет. Единственным желанием Брана сейчас было хлопнуть дверью и вернуться на северную гряду простым наемником без имени и регалий. Смерть не врет. Если она выбирает тебя, ты знаешь об этом наверняка. Не в пример любви.
- Ты не видела его, пока он тебя трахал?
Сотник зло отцепил руки девушки, пожалуй, сжимая ее пальцы сильнее, чем следовало, но все же меньше, чем хотелось. Опасался сломать их. Отбросил ее прочь, на пол к постели, развернулся и разом, вложив в этот порыв весь свой гнев, смел с ее столика зеркало и многочисленные стоявшие на нем тюбики притираний и шкатулки с драгоценностями, так что прекрасные сапфиры и изумруды из северных рудников сверкающими брызгами покрыли пол. Его перекошенное гневом лицо ужасало, сотник как будто больше не видел принцессу, смотрел мимо и сквозь. Везде здесь он видел Карима.
- На тебе нет ни одной отметины! Ни ссадины, ни синяка, - северянин не повышал голос, напротив, глухой рык звучал ниже и страшнее его обычного приятного бариона. – Ты сама впустила его, ты укрыла его от стражи и сама отдалась ему!
Хес легко подхватил столик в охапку и с размаху швырнул в стену по правую руку от будущей императрицы, так что щепки полетели обратно рикошетом, вынуждая ее приникнуть к полу, под защитой кровати и укрыть голову.
- Знаешь что хуже всего? Тебе понравилось. Ты смотрела ему в след, как течная сучка! Не нужно лгать мне и унижать этим нас обоих.
Варрен ходил вокруг постели, собирая замаранные кровью простыни и яростными рывкам набивая ими наволочку. Взгляд его подернулся тьмой, лицо потемнело, в раз прибавив Брану десяток лет.
- Я никому не скажу. Но я больше не буду служить тебе, принцесса севера.
Он бросил свой куль под окно и огляделся, как полоумный. Но, кажется, крови больше нигде не было видно.
- Оденься.
Сотник вышел в коридор, и теперь Эдит могла услышать, как он говорит со стражей.
- Воришка пытался пробраться в покои Ее высочества через окно, но бежал. Мне кажется, что Хаммерсхоф не самое безопасное место для невесты императора, поэтому Ее Высочество возвращается во дворец. Запрягайте.
Бран вернулся в комнату, остановился у дверей и смерил принцессу потрясенным ледяным взглядом. Он больше не собирался говорить, только выбраться, пройти по карнизу и спрятать мешок с окровавленным тряпьем в своей спальне до возможности бросить его в камин.
Значит не поверил... Эдит больно ударилась рукой о край кровати, когда неожиданно оказалась возле неё на полу, но от удара слезы внезапно высохли. Она видела и не видела сотника. Да, он был во многом прав, но не имел права обвинять в этом её. Ни словом, ни взглядом. Девушка отодвинулась в сторону, стянула покрывало и молча следила за разрушениями, вздрагивая каждый раз, когда очередной предмет мебели превращался в щепки. Ослепительными искрами рассыпались драгоценности, осколки стекла покрыли мягкий ковер, устилая его опасными звездами, а Бран продолжал и кажется не готов был останавливаться. Словно если он остановится, это заставит его иначе взглянуть на вещи и поверить в то, во что сейчас он верить не хотел. Или не мог. Или... Неужели она ошиблась? Неужели она поставила не на того мужчину? Ведь если Бран любил её, пусть совсем немного, путь чуть-чуть, он должен был верить! Должен! Только у каждого своя правда и своя истина.
Эдит так и не произнесла ни слова, и только когда сотник вернулся снова, поднялась. Слабость от дурмана делалась сильнее, голова кружилась, а ноги еле держали, но ярость предавала сил. Ярость и обида. Девушка подошла к Брану, остановилась перед ним. Такая, какая есть - обнаженная, со следами крови на бедрах, с бездонными, черными глазами, вокруг которых сейчас залегли тени. Кёнигин была бледна, даже губы побелели, а на щеках лихорадочно горел румянец.
- Значит ты более мне не служишь, сотник Варрен? Не нравлюсь я тебе такая? Нравилась только чистая, да? Только где ты был, пока этот пустынник меня здесь пачкал?
Кёнигин не кричала, её голос очень гармонировал с далекими раскатами грома голоса Варрена. Скрытый под бархатом опасный рык. Эдит не опускала взгляд, смотрела прямо в льдистые, синие глаза Брана.
- Думал о своей Латифе? Или о той шлюхе из таверны? Где ты был когда был больше всего нужен?
Принцесса замолчала. Оправдываться не имеет никакого смысла, советник все равно не поверит чтобы она не рассказала. Тогда зачем? Это унизительно.
- Во дворец я поеду тогда, когда мне будет угодно. А ты отправишься обратно в Хестур.
Эдит смерила мужчину взглядом и отвернулась. Дрожь не унималась и ей пришлось схватиться за спинку дубового кресла, чтобы не упасть - ноги слушаться отказывались.
- Пошёл вон. И скажи своим рыцарям, что ты ошибся. Приказа отбывать не было.
Пальцы побелели, но принцесса устояла.
Бран был немного не тем человеком, которого можно взять на слабину. Где он был? Где был? Из-за Карима чуть не погибли люди, ее соотечественники. Он был там, где должен бы быть, и если это не очевидно, он в силах об этом напомнить.
- Я разбирал нападение пустынных тварей, которых, несомненно, явил на похороны твоего отца твой любовник, и которые чуть не пожрали наших соотечественников, живущих в столице! Этот человек не только вернул ладью Олафа - да пребудет Создатель с его потомками! - унизив нас всех, но и выпустил в монстров под окна твоего дома! А потом пришел и надругался над обещанием, которое твой отец дал Императору и которое я старался блюсти, как ты не была для меня прекрасна в любой момент! Но ты пренебрегла всем этим!
Он не сразу услышал, чтоб Эдит говорит о других женщинах и на мгновение даже растерялся, опешил, и гнев словно улегся на дне ярких-голубых глаз северянина. Неужели она сделал такую дикую глупость из-за мелочной ревности? К кому? К случайно женщине в таверне? Создатель! Такая невероятная глупость! Но разве не глупость служит наиболее исчерпывающим объяснением самым невообразимым женским поступкам.
- Да, - теперь он говорил спокойно и негромко. – Я думал о Латифе.
Взгляд был тяжелым, словно плечи принцессы укрыли чугунным покрывалом.
- Латифа говорила, у купца Карима есть женщина, которая не принадлежит ему, но он принадлежит ей всем сердцем. Я найду ее и сделаю с ней то же, что он сделал с тобой.
Сотник помедлил, всматриваясь в лицо принцессы. Кажется, он освобожден от должности? Он присягал императору, но, несомненно, Эдит без труда решит этот вопрос. Чуть позднее, так только станет единовластной держательницей империи. А пока они могут более не встречаться без надобности.
- А потом женюсь на ней и увезу ее собой в Хестур. Пусть она родит мне сына.
Он развернулся на каблуках и вышел прочь из комнаты. Принцесса услышала, как Бран дает отбой приготовлениям к отъезду. Он силился вспомнить, где находится заведение, которое Латифа показал ему ранее днем. И это напрочь вытесняло все мысли. Похоже, и он начинал грезить его таинственой хозяйкой пусть и по совершено иным причинам.