Неизвестно, заметил ли за своими страданиями целитель раздражение, на короткий миг отразившееся в глазах брата Лютера – такое тусклое и молниеносное, однако все же  явно проскользнувшее по холодной голубизне зыбкой тенью. Ему должно было быть все равно, но чужие слезы вызывали какое-то мерзостное ощущение вкупе с брезгливой неприязнью. Страх в любом обличии есть гадкое зрелище. В бытность простым инквизитором, одним из множества таких же, Лютер еще мог позволить себе передернуться от нахлынувшего отвращения, но только не теперь. Равнодушие пугает не меньше яростного неистовства, а живая плоть – не твердый металл, и даже самые упертые и стойкие на первый взгляд зачастую оказываются беззащитными перед воздействием физическим. Людей легко ломают страх и боль.
Великий инквизитор не успел опустить руку, обернувшись на знакомый голос. Брат Юго, надо же. Весьма своевременное появление, да только не в том месте – Лютер предпочел бы свой кабинет давящим изнутри отсыревшим казематам. Впрочем, прибытие брата-дознавателя в пыточную могло быть весьма кстати, а их общие дела подождут… относительно немного, долго тянуть выбивание показаний он намерения не имел. Инквизитор изобразил учтивость и снисходительно кивнул.
- Приветствую, брат. Можете остаться, Ваше присутствие здесь будет полезно.
Он представил, сколько раз рухнуло в бездну сердце Дениза за время этой короткой беседы. Ожидание столь хорошо тем, что им тоже можно пытать. Верховный подождал еще несколько секунд, прежде чем наконец опустил ладонь – для него эти мгновения утекли песком сквозь пальцы, а кому-то могли показаться изнуряющей вечностью. Например, мастеру пыток – уж больно тот изнывал от нетерпения и вожделенно скалился, теребя ссохшимися перстами рукав рясы.
- Ломайте пальцы, по одному и останавливайтесь после каждого. Следите, чтобы он не отгрыз себе язык. – Если брат Лютер и намеревался покончить со всем этим делом быстрее, стоило сразу начинать с каленого железа и им же завершать. Одного захода наверняка хватило бы, чтобы выбить все нужные признания в исчерпывающих описаниях, однако от запаха жженой плоти Верховному становилось дурно. Непозволительная слабость, но незабвенная ночка с полыхающим особняком Трессов намертво врезалась во впечатлительную подростковую память, да так и не изжила себя.
Пыточных дел мастер глухо хохотнул, берясь за щипцы. Он бы предпочел раскалить их докрасна и совместить две пытки в одной, однако полученный приказ не предусматривал вариантов и своеволия. Великий инквизитор прикрыл глаза – смотреть на процесс не было желания, а острый слух безошибочно уловил  отчетливый, почти жалобный хруст фаланги первого пальца. Так ломаются не только кости, но и воля.
- Отвечай перед лицом Создателя: кто и за что подарил тебе крамольную книгу? Как ты связан с «Союзом свободных» и кто оттуда тебе знаком?
«Хоть бы ему хватило благоразумия не смолчать», - как ни странно, удовлетворения брат Лютер не ощущал, зато раздражение хлынуло с новой силой.

Юго почтительно опустил голову, знаменуя благодарность за своеобразное орденское гостеприимство, и встал чуть позади брата Лютера за правым плечом. Задумчиво сложил руки за спиной, захватит пальцами левой правое запястье и замер в этой позе. Имел привычку замирать в ней в моменты задумчивости. Сейчас же брат Юго буквально хватал себя за руки. Но не любил пытки. Разве что в ключе любовной игры. Но пытки еретиков. И сами эти люди, приведшие себя к столь печальной участи своим тщеславием, недовразумлением или неумением поладить с соседом – молочником, приводили его в бешенство, пробуждая в порочных глубинах души Юго темное яростное цунами, которое, однажды родившись, медленно, но неумолимо росло, чтобы в какой-то всегда непредсказуемый момент накрыть его с головой, заволакивая сознание и падая на глаза алой пеленой.
В юности он проломил локтем грудную клетку одного такого глупца, нанеся удар в солнечное сплетение растянутого на дыбе. Тот отключился и через несколько секунд захлебнулся кровью, хлынувшей горлом из пробитых осколками ребер легких. Наставник юного мага  брат Лео тогда осудил его и назначил суровое наказание. Юго навсегда запомнил, что терпения пытать у него не хватает. Больше глупцов он не терпел лишь упрямых глупцов. Вот и теперь он больше всего желал, чтобы лекарь (так пытаемого определили братья на дверях, указавшие Юго дорогу) - чтобы лекарь этот начал говорить как можно быстрее и связнее. И на удивление шази его не подвел! Первый же хруст костей стал началом для диалога. С выводами Юго не спешил и чтобы абстрагироваться от чужих и лишних в его жизни страданий, вспомнил блестящие черные волосы Игрэйн с редкими серебристыми нитями подступающей к ним обоим зимы.
Как быстро летит время…

Удар опять заставил красноволосого целителя расстаться со столь старательно отвоевываемыми у здешнего воздуха гранями отзывчивости. Дениз вскрикнул, с полувсхлипом втянул в себя жалобный стон, последовавший за этим – куда уж было ему скрыть, что происходящее ужасало его до предела? В пыточной Ордена, под взглядами опытных инквизиторов и руками нетерпеливого мастера палача, Дениз смотрелся словно холеный домашний кролик, которому бы только и пыхтеть в корзинке манерной хозяйки – а вместо этого дрожащие уши явно были прибиты к доске допросов.
И метафорического смысла здесь было прискорбно маловато.
- Я вылечил…его наложницу…лихорадка, запущенная стадия…Она горела, мало времени…Я смог подобрать правильные травы, и она…поправилась…- Почти прошептал Дениз после этого. Отчаянно моргая слипшимися от слез ресницами, мелко подрагивая окровавленным подбородком – можно было подумать, что молодой человек удерживается от стонов, и быть не так далеко от истины. Только ведь зачем было добавлять после этого, словно кто-то его еще просил жалостливое:
- Он…хороший человек…просто…купец…Он знал, что я..люблю книги и жажду…учиться…Он не хотел зла…Пожалуйста… - Дениз запнулся и все-таки всхлипнул. Позорно, как забитая девчонка.
Можно было легко предсказать последующее – "Пожалуйста, я ничего больше не знаю, не делайте мне больно больше…".
Но лекарь впервые с начала допроса посмел – посмел-таки! – поднять на великого инквизитора взгляд влажных синих глаз и прошептать:
- Пожалуйста, не делайте ему плохого… Это я, я виноват…
И ведь читается по лицу – как в открытой книге, листай не хочу – что он едва ли всерьез понимает, в чем сейчас себя виноватит. В том, что читал запретную книгу? В том, что смеет вообще пытаться что-то скрывать от инквизиции? В том, что дерзнул в его-то положении - еще что-то просить?!
Но ведь что-то там пытается...
- Я ничего не знаю…о Союзе. – Целитель замер вновь кроликом у распахнутой пасти змеи, стоило дернуться в его сторону палачу. Отчетливо застучал губами, едва сумел сжать их между собой, но членораздельности речи ему это не прибавило. Пробежалась от виска капля пота, даром что было в пыточной скорее прохладно – как он боялся новой боли, этот страдалец, как отчаянно и явно ее страшился!
- Я услышал это слово…впервые от брата Джозефа… - Заметавшись взглядом по помещению, он впервые наткнулся им на молчаливого брата Юго, и вздрогнул вновь.

Отредактировано Дениз бен Тюн (2012-07-30 02:22:29)

Испуганный лепет становился все более и более связным, а мальчишка в открытую выказывал лютый ужас перед причиняемой ему болью – следовательно, нить была схвачена, и тугой клубок начинал распутываться. Медленно, неподатливо, однако все-таки верно. Так гораздо лучше.
- Продолжай. В чем ты признаешь свою вину? – Брат Лютер говорил по обыкновению негромко, однако голос его ощутимо отдавал металлом, уже привычным для подчиненных и достаточно зловеще звучащим для трясущихся еретиков. -  Известно ли тебе, что держать подобную литературу в доме есть тяжелое преступление против веры, которое совершается только закоренелыми еретиками и пособниками «Союза»? Знал ли ты, что отрицание этих связей только отягощает твою вину? Исповедуйся и принеси покаяние, и, быть может, ты сумеешь получить прощение перед ликом Создателя.
Обратную перспективу красноречиво поведали новые удары в грудную клетку и солнечное сплетение. Слишком мягко он обращался с юношей – ранее на его глазах рвали людей в клочья, а он все так же неподвижно сидел и созерцал чужие мучения с каменно-спокойным лицом. «При надобности можно будет вернуться к пальцам». Когда они путешествовали с алхимиком, тот нередко собственноручно изображал на мятых клочках бумаги внутренние органы человека, чтобы наглядно демонстрировать своему ученику влияние на них тех или иных алхимических ингредиентов. Работать с мертвыми во избежание раскрытия им приходилось нечасто, а отсутствие языка немой вынужден был компенсировать хорошо набитой рукой. Лютеру до сих пор вспоминались мелкие буквы и короткие подписи, которые приходилось расшифровывать самостоятельно – и оставлять в памяти, потому что крамольные листки во имя собственного же блага они сжигали. Лекарь поступил бы куда умнее, предполагай он возможность неожиданного вторжения инквизиции – даже если бы его и не случилось.
Впрочем, Великий инквизитор был всецело занят допросом и не позволял себе отвлекаться на памятные мелочи, зато у Игрэйн Тресс цели и желания были совсем иными. Придавленная и погребенная под мужской ипостасью, она так и норовила вывернуться, глотнуть воздуха – и как опостылел ей этот нудный допрос с его мрачной подноготной, с его сухой суровостью и необходимостью сдерживаться! Она не смела выказывать себя при свидетелях и потому лишь в тихой ярости бередила сознание Верховного, сбивая того с толку и порождая лишние, безрассудные мысли. Эта женщина так сильно хотела стать собой, а не назойливым бесом в чьей-то голове – и, как это обычно и случалось, весьма невовремя.
«Только не оборачивайся»
Брат Лютер усилием воли взял себя в руки и снова перевел взгляд на лекаря, еще с минуту назад затравленно озирающегося по сторонам то ли в поисках хоть какой-либо надежды, то ли в состоянии банальной паники от всего с ним происходящего. Пытки безусловно истязали его нежное юношеское тело, однако душу скорее не оставляло давящее чувство вины за вырвавшиеся слова, за столь явное неумение стойко выдерживать физическую боль. Он так бережно, так трепетно хранил свои секреты – и в итоге выдал их по крупицам, почти все. Интересно, как бы чувствовал себя Верховный, если бы кто-то добрался и до его личных тайн? В одном из самых диких ночных кошмаров Игрэйн – не брата Лютера и уже не Великого инквизитора, - вздергивали на виселицу под осуждающие крики толпы и едкие усмешки таких же обиженных и затаивших злобу внутри себя служителей веры, как брат Джозеф. Клеймо жгучего позора возомнившей себя равной мужчине девице наносилось посмертно, а колкие взгляды и презрительные шепотки ранили сильнее холодной стали. Тугая веревка затягивалась на тонкой женской шее нарочито медленно, и хоть внутренне Игрэйн рвалась из петли всеми силами, на деле она не могла пошевелить даже пальцем, и – что еще отвратительнее, - бессильно плакала ничуть не достойнее этого мальчишки-целителя. Пробуждение в холодном поту после подобных сновидений было не из приятных, а нервная дрожь в руках унималась с огромным трудом, ибо премерзкая картина собственного падения долго не покидала лихорадочно спутанных мыслей. Вряд ли ее впечатляющий танец на остром лезвии, занявший большую часть жизни, станет веской причиной для помилования. А ведь можно оказаться и сожженной на костре, подобно нечестивым ведьмам, и быть причисленной к ним после кончины… Но нужно прекращать думать об этом. Заподозрившие неладное и приблизившиеся к правде на слишком опасное расстояние, в итоге все же надежно обеспечили собственное молчание – ибо так или иначе оказались мертвы. Все, кроме одного.

Терпение Юго приближалось к тому лимиту, который отвел ему Создатель. Упрямство невинного человека и его желание остаться чистым перед лицом неминуемой смерти, всегда понятно и справедливо, хоть и не дает ему преимуществ пере виновным, но отрицающим свою вину. Как отличить одно от другого? Интуитивно? Это не доказательство, нельзя занести его в отчет отцу церкви. Парадоксальные испытания в таких случаях были наиболее применимы. Бросить доктора связанным в Лар и смотреть выплывет ли. Если выплывет, стало быть, еретик и должен быть сожжен. Если утонет, значит, честный человек, и Создатель забрал к себе его волю. Быстро, эффективно и не навевает мыслей о собственных грехах.
Разве не очевидно этому несчастному лекарю, что его не отпустят из застенок инквизиции. Много ли видел он покидавших эти стены живыми? Лишь тех, за кого могут заступиться по-королевски богатые поручители. И столько же власть имущие. У Дениза не было шансов выбраться. Стоит ли страдать перед лицом неминуемой смерти. А главное, отнимать время у главы инквизиции?
Брат Юго кашляну, напоминая о своем присутствии, и вышел из-за спины Ингрейн.
- Вы позволите мне краткую беседу с несчастным заблудшим, но, несомненно, ищущим путь ко спасению?
Короткий пронзительный взгляд в глаза патрона испрашивал разрешения.
Жарр пересек расстояние отделявшее его от пытуемого шази, и обошел парня кругом, оглядывая налившиеся на его груди багровые кровоподтеки.
- Я смею верить, что сердце твое чисто, лекарь, – он заглянул в лицо юноши и кончиками пальцев прошелся по припухшим ушибам, причиняя легкую боль. - Ты поддался искушению этого купца лишь из желания помогать людям и спасать жизни. Милосердие твое угодно Создателю, пусть пути его и нечисты. Но в милости своей Господь всегда дает нам возможность искупления! Ордену нужна помощь каждого истинно верующего. Ты желаешь спасать жизни? Так спаси их! Начни с женщин… детей, рожденных и нерожденных…
Говорил Юго негромко, мягко и почти напевно. Умиротворяюще.
- Лавка купца Карима из Малины у рыночной площади, где он проживает со своим гаремом и слугами, известна нам. Ее обыщут, всех арестуют – от мала до велика - и будут пытать, конечно.
Имущество купца надобно обыскать, несомненно, там будет найдено много интересного, и так же привлечь к его к суду инквизиции.
- За эти сведения мы благодарим тебя, добрый лекарь. Вот ты уже стал врачевателем душ, уберегая других невинных от скверны, которую сеет этот нечестивиц.
Муки плоти могли показаться предпочтительнее мук совести? Нельзя попасть в руки инквизиции и избежать мук совести.
- Если ты пожелаешь открыть нам что-то еще об этой ереси… что-то, что ты мог видеть или слышать в его доме, пока лечил бедную женщину… возможно, братья пожелают спасти жизни детей и юных слуг этого человека, беременных женщин из его дома. Если ты добровольно расскажешь нам о делах купца Карима в Союзе то, что нам пришлось бы выпытывать у них…
Зеленовато-серый взгляд Юго остался внимательным и почти мягким. Он оторвал руку от кровоподтека на груди пленника.
- Подумай, лекарь, сколько жизней ты мог бы спасти…
Бесчестный шантаж и сделки с совестью входили в классический репертуар брата дознавателя. Не желает ли он оклеветать купца, чтобы спасти беззащитных и безгрешных? Или вспомнит то, что могло бы показаться подозрительным?

- Из Эль-Хасара?! – Брат Юго недоверчиво и так сочувственно воздел брови. – Надо же... Надо же…
Покачал головой и прошелся из угла в угол по камере между Ингрейн и ее огневолосой жертвой, снова заложив руки за спину и склонясь чуть вперед, словно престарелый дятел. Седые подпалены на висках дознавателя лишь добавляли ему сходства с этой птицей.
- Так вот откуда течет в наши края ересь?
Казалось, он поражен и глубоко опечален.
- Так, стало быть, от охраны я слыхал правду о том, что у тебя найден был перстень одного из сыновей Халифа? Неужели Хатим ибн Баха, да осенит его Создатель своей милостью, дает приют всей этой ереси? Понимаешь ли ты, сколь серьезно выдвинутое тобой обвинение?
И сколь удачно оно вписывается в мое понимание происходящего с советом. Ведь лишь советник от Халифата все еще жив. Не от него ли все зло? Внезапно пронзительный стальной взгляд дознавателя толкнулся в лицо Дениза.
- Но можно ли тебе верить?!
Он повысил голос.
- Сперва ты клянешься, что желаешь спасать людей! Теперь ты готов убить и детей, и женщин, лишь бы спасти свою ничтожную шкуру! Сперва ты клянешься, что купец добрый человек! А теперь утверждаешь, что питал к нему личную неприязнь! Сперва ты получил книгу в Даларе! Теперь ты оговариваешь Халиват! Очерняешь имя своей родины и бесчестишь Халифа!
Юго говорил все громче и громче, подступая все ближе и ближе и, наконец, стиснул железной хваткой окровавленный подбородок лекаря, так что пальцы до синяков спились в нежную кожу юноши, и теперь рычал ему в лицо, возвышаясь над пленником серым утесом.
- И все это ты делаешь ради того, чтобы спасти какого-то купца?!
Юго отдернул руку и наотмашь ударил мальчишку по щеке тыльной стороной широкой мозолистой ладони, выбивая кровавые струйки из носа и уголка губ Дениза.
- Ты обесчестил свой народ и осквернил память предков! Какой благодарностью отплатил ты Халифу, давшему землю и пищу твоим отцу и деду, и отцу деда и деду отца твоего?! Ты смеешь лгать пред лицом Создатели и в присутствии Великого инквизитора! Ты упорствуешь в своей ереси, и я не вижу возможности для тебя спасти свою душу.
Постепенно жар успокаивался, говорил все тише, возвращаясь к умиротворённому сочувственному и печальному тону.
- Ибо наш долг спасать души заблудшие…
С этими словами, Юго вынул кинжал из ножен, что крепились у него на поясе, осенил себя симболоном и вонзил его в грудь лекаря. Жест мог показаться устрашающим, на деле же нож вошел в кожу на три-пять миллиметров. Тонкие линии открывались над сердцем Дениза алыми улыбками, из жадных ртов раны текли багряные капли. Губы дознавателя шевелились, похоже, он читал молитву, а взгляд его был обращен внутрь себя. Страдания пытуемого, кажется, не обращали на себя его внимание. Жарр писал, словно кистью на холсте. Через минуту на груди лекаря Дениза красовался истекающий кровью симболон, который останется с ним навсегда глубоким багровым рубцом.
- Пребывай с этим знаком в молитве до рассвета, и пусть Создатель пошлет тебе спасение и вразумление, - клерик вытер нож об одежду лекаря и убрал в ножны. – Если же к утру ересь все еще будет владеть тобой, и ты не раскаешься, огонь очистит твою душу. Если Создатель заберет тебя ночью лихорадкой, значит, грехи твои отмолены.
С этими словами, Юго развернулся и обратился к патрону.
- Я в скудности своих сил не вижу, что еще может быть сделано для спасения этого человека, отец Лютер. Каждое слово его лживо и каждая мысли прочна.
Он снова осенил себя знамением.
- Однако же, если вы не прикажете иначе, я лично прослежу за тем,  чтобы все имущество упомянутого купца было арестовано, а его домочадцы допрошены по всей строгости.

Брат Джозеф всё время "беседы" главного с лекарем слонялся по коридорам неподалёку и с каждой секундой в его голове всё отчетливей рождался план будущей мести. И нельзя было откладывать его ни на минуту, ведь промедление означает смерть! Мужчина прислушивался к шагам и наконец услышал то, что хотел - открылась дверь пыточной и стражники выволокли практически бесчувственного Дениза. И стоило им завернуть за угол, он их встретил. Остановил повелительным жестом.
- Ведите его в дальнюю камеру, это приказ Его Святейшества. Он лично хочет допросить этого мальчишку!
Стражники не усомнились. Ни на секунду. И с чего бы, ведь брат Джозеф часто выполнял разные распоряжения вышестоящих лиц. И видимо сейчас тоже. Не усомнились и повернули в указанном направлении, а святой брат последовал позади, хищно оглядываясь по сторонам. Он надеялся на благость и милость Создателя, на то, что брат Юго и брат Лютер хоть какое-то время остануться вместе и не захотят ещё раз допросить лекаря. Ему нужно было немного времени чтобы привести Дениза в чувства и увести за пределы Ордена. Как можно дальше.
- Свободны.
Джозеф пристально проследил за складыванием Дениза на солому в углу камеры и поблагодарив стражников, осенил их симболоном. Во имя Создателя и Веры! Те склонили головы, прислушались к внутреннему свету и ушли, а Джозеф метнулся в камеру. Вытащил припасённый заранее наряд орденца и маленький мешочек с травами. Открыл, высыпал на ладонь несколько сухих лепестков и нетерпеливо стал растирать, а когда те превратились в труху, открыл рот молодого человека и засыпал. Как только труха попадала на губы и на язык, она словно растворялась, а тело начинало наполняться силой. Боль не проходила совсем, но становилась вполне терпимой, а вокруг всё отчего то неожиданно приобретало яркие, нереальные, краски.
- Вставай, мой мальчик.
Пока Дениз ещё находился в полуобморочном состоянии, Джозеф умудрился одеть на него рясу и даже подпоясать, но поднять юношу он не мог. Не то чтобы силы были не равны, просто как объяснить встречным братьям, что случилось?
- Дениз, очнись!
Джозеф стянул с пояса флягу и приложил к бледным губам юноши. Капли пурпурного вина смешались со ставшей почти черной кровью, но удивительным образом вливали в тело жизнь.

- Было бы за что, мой мальчик, было бы за что.
Брат Джозеф был несказанно рад пробуждению лекаря, а его спокойствию тем более. Не хотелось рот затыкать юноше, не время и не место, уходить было нужно немедленно.
- Подымайся, пойдём.
Мужчина дождался, пока молодой человек поднимется на ноги, а после цепко схватил его чуть повыше локтя и повёл вон из камеры. Плотно прикрыл двери, запер на ключ и на засов и повёл пленника по запутанным коридорам. Со стороны они не привлекали внимания, двое братьев следуют по делам веры, но Джозеф был настолько насторожен, настолько напряжен, что подмечал любой лишний шорох, любой неосторожный взгляд или голос. Вот братья идут на молитву, эти в библиотеку, а сейчас кто-то зашёл в одну из камер.
- Если ты сейчас скажешь хоть слово, я верну тебя в пыточную, понял меня, мой мальчик?
Джозеф наклонился к самому уху лекаря и говорил на ходу.
- Мы сейчас выйдем отсюда и пойдём туда, куда скажу я. Ты не станешь сопротивляться, ты даже слова лишнего не скажешь. Помнишь ещё хруст костей?
Боль из тела юноши почти ушла, но скорей всего воспоминания были ещё слишком свежими чтобы ими пренебрегать. И именно этим пользовался инквизитор. И ещё изменённым сознанием юноши: странно, неужели в этих подвалах такие красивые, черные стены? А эти крики еретиков похожи на крики страсти и от них алеют щёки.

Система Сливной рекии катакомбы под городом >>>

Система сливной реки >>>

Если жизнь решила повернуться к вам своим не самым приятным боком и это мягко сказано, то скорее всего она не станет потом по щелчку пальцев менять позу. А Джозефу очень хотелось. Безумно. Вот так просто взять и всё изменить, особенно сейчас, когда он каким-то совершенно непостижимым для него образом оказался сидящим перед одним из старших инквизиторов. Они виделись и не раз, но близко в силу разности положений знакомы никогда не были и сейчас брату представился случай разглядеть Ренара получше. И лучше бы этого не случалось. Проклятье! Джозеф никак не мог поверить, что всё происходящее происходит с ним. Он, подающий надежды, брат. послушный, верующий и верящий, не нарушающий, он лично нашёл еретика, он лично провел обыск и лично нашёл ценные предметы! Он! Он! Ни Верховный, ни кто-то из великих, ни кто-то из старших! И его не заметили. Верховный, как обычно, решил прихватить себе не только лавры успеха, но и ценности. И ведь удалось вырвать их у него буквально из рук, и даже удалось сбежать от банды этих богопротивных головорезов... И что в итоге? Он сидит перед очередным выскочкой, который решил въехать на его горбу на верх карьерной лестницы! И ничего не может поделать, потому что пятеро желающих вылизать зад старшему стоят неподалёку и стоит сделать один неверный шаг, как его самого отправят на костёр.
- Мне не в чем каяться, брат. Я не совершил ни единого богопротивного поступка и не понимаю почему я сейчас нахожусь здесь, а не там, где я должен быть.
Если бы кто-то сказал брату Джозефу ещё вчера, что он станет таким стойким, он бы не поверил. Не в его характере было отстаивать своё мнение и себя перед сильными мира сего, но события, произошедшие в недалёком прошлом и отчаяние наполовину с яростью, которые он испытал при виде, как слава и власть буквально просачиваются между пальцами, сделали своё дело - мужчина стал сильнее. Недаром говорят, что войны закаливают. Пусть с Джозефом не случилось войны, но с ним случилось предательство.
- Я направлялся к Его Святейшеству со срочным докладом, но вы меня перехватили. Может быть вам стоит объясниться?
Бравада, или напряжение, или безумная смелость - сложно сказать, но сдаваться вот просто так Джозеф отчего-то не собирался.

Он не был непроходимо туп, как полагал брат Ренар, но никогда не противился, чтобы именно так считали другие. Хотя сомнительные, надо сказать, преимущества подобного положения именно сегодня брат Джозеф оценил с лихвой. Наверное, если бы он сразу показал себя как умного, проницательного, жестокого и хладнокровного брата, то даже у Верховного не возникло бы мысли его прокинуть. Впрочем про Верховного у инквизитора были собственные мысли и озвучивать их он точно никому не собирался.
- Я говорю правду, брат Ренар.
Как оказалось, он может быть даже спокоен. Внешне. Потому что внутри всё взрывалось и искрило, и не только от клокотавшей ярости, но и от подползающего откуда-то из глубины души страха. Ренар не казался добрым дядей, который погрозит пальцем и отшлёпав, отпустит. Нет, этот вытащит все жилы по одной, намотает на кулак, а потом швырнёт на съедение крысам.
- И краденое вино здесь совершенно не при чем.
Отрицать очевидное было бы глупо, а вот доказать брат Ренар ничего не сможет. Вина уже нет, банда ушла, он здесь и Ренар здесь. Но это значит, что этот паскундый брат следил за ним и видел всё, с того самого момента, как они с лекарем покинули подвалы. Почему не остановил сразу? Что-то помешало? Почему не вмешался в драку? Испугался за целостность своей шкурки? И что ему на самом деле нужно? Уж не вино точно. Кольцо. Или книга. И значит цели у них примерно одинаковые, а вот кресло верховного одно.
- Чего вы от меня хотите, брат Ренар?
Джозеф поднял на прохаживающегося инквизитора взгляд, в котором тот мог запросто прочитать затаённый вызов. На грани истерики. Но всё же братьев учат стойко переносить тяготы и лишения.

Ха! Что, никак неймётся? Думаешь, как бы свою задницу на стул повыше посадить?
Удара Джозеф не ожидал. Охнул и согнулся пополам, хватая открытым ртом горячий воздух, который ну никак не хотел проникать в лёгкие.
Ах ты скотина!
Кто-то, когда его бьют, начинает бояться ещё больше, а кто-то напротив - берёт себя в руки или впадает в ярость. У Джозефа были все предпосылки свалиться в самый них и начать ползать по полу, вылизывая сапоги старшего в надежде на прощение, но мужчина лишь крепче сцепил зубы. Возможно это был единственный и последний на сегодня шанс ещё удержаться на плаву и остаться с тем, что было. Потом, когда всё уймётся, можно будет вернуться к мысли о кресле Верховного, а если сейчас пойти поперёк, можно оказаться на месте рыжего лекаря. Хочется? Нет.
- Историю я вам расскажу.
Он наконец смог снова сесть. Голос срывался, на глазах блестела влага, но говорил Джозеф внятно. Казалось, что Ренар своим показательным выступлением сломал волю брата и теперь он точно будет каяться. Будет. Но не так, как придумал Ренар.
- В канцелярию поступило анонимное письмо, в котором говорилось о лекаре, Денизе бен Тюне, который занимается не столько лекарским делом, сколько колдовством, ересью и связями с Союзом Свободных. Я не мог не проверить этот донос и в доме лекаря мы к нашему ужасу обнаружили то, о чем говорилось в письме - доказательства его деяний против Создателя! Да простит он его заблудшую душу и отпустит ему все грехи его.
Джозеф прервался и внимательно посмотрел на старшего. Насколько того увлек рассказ?
- Мы нашли книгу с богопротивными картинками, о природе человеческого тела в том виде, в котором никто не имеет права его видеть и нашли перстень. Как оказалось книгу подарил лекарю некий купец. Карим из Малины, за то, что тот вылечил его жену. А перстень, как удалось выяснить, принадлежит одному из принцев шази, которые как раз находятся в столице.
И снова внимательный взгляд коснулся лица Ренара. Интересно? правильно, и Джозефу тоже было интересно.
- И дыба как раз грозит тому, кто упустил лекаря и перстень, брат Ренар. Мне же лишь смирение и молитвы, я гнался за ним до самого конца, но мерзавец оказался проворнее крысы и ушёл. Теперь я хочу доложить об этом Его Святейшеству.
Вкрадчивые нотки в голосе Джозефа были не очень очевидны. только вот становилось совершенно ясно, инквизитор не настолько глуп, чтобы просто так сдать всё, что у него есть и не попытаться получить за это кусок пожирнее.

А ты что думал, я с тобой тут шутки шутить буду?
Раздражение достигло точки кипения и выплеснулось тьмой под ресницы. Да, он собрался идти к Зенице. Да, к самому Зенице! В обход идиотов главных, которые не видят дальше собственного носа и уже забыли как о смирении. так и о понимании. Не гордыня ли заставила брата Лютера выпихнуть Джозефа тогда из камеры? Не желание ли занять место Зеницы? Ах да, служба Ордену и Создателю, всё во имя веры и ради народа! Конечно!
- Вы правы, брат Ренар. Идёмте. Я буду рад вашему сопровождению и полагаю вам, как старшему, там стоило бы присутствовать.
И или ты будешь умным и в итоге отхватишь от пирога кусок пожирнее, или ты не получишь вообще ничего. Что лучше - поделиться или остаться голодным?
Джозеф встал и направился к двери. Его никто не задерживал и тем более не арестовывал, обвинения, предъявленные Ренаром относительно вина могли быть прахом, а в остальном инквизитор был уверен. Обвинить в скверных мыслях его просто нельзя, он сам шёл к Его Святейшеству и если теперь брат ренар будет этому препятствовать, кому будет хуже? Их уже видели пятеро братьев и каждый может показать о том, что именно и как рассказывал Джозеф.
- Думаю, что вы и только вы можете верно растолковать Его Святейшеству историю с лекарем и братом Лютером. Который кстати до сих пор так и не поднял тревогу. Я думаю, что и не поднимет, ведь тогда вы сможете узнать то, что он пропустил. Или планировал?
Инквизитор не спешил выходить за двери, он замер неподалёку от Ренара и внимательно наблюдал за реакцией.

- Полагаю и вы не хотите к Лютеру.
Это уже была наглость, но иногда удача наглых любит.
- Лютер пропустил лекаря и он пропустил перстень. И ещё он пропустил побег. Вы всё ещё хотите ему об этом рассказать? Мне кажется, - Джозеф обернулся и теперь окался настолько близко к собеседнику, что того коснулось горячее дыхание, - нам с вами стоит пойти к Зенице и я вполне могу постоять в стороне пока вы будете делать доклад о том, как именно Лютер упустил еретика и как именно вы вернули ценнейшие улики в Орден.
Ещё один шаг и теперь только брат Ренар мог слышать вкрадчивый шепот инквизитора.
- Давайте договоримся, брат Ренар.
Джозеф быстро прочитал вложенный в его руки документ. И вернул внимание Ренару. Повторил, словно собеседник мог неправильно истолковать его первые слова.
- Давайте договоримся. Вы видели кто и куда поволок лекаря, у меня есть кольцо одного из шазийских принцев. И мы оба понимаем, что один из наших братьев слишком засиделся на своём месте. И я, как младший, не могу не сказать - это место давно заслуживает нового, грамотного и честного хозяина. Такого, как вы, брат Ренар.
В общем Джозефу терять было уже нечего. Уже сразу нечего, как только он оказался посаженным на стул пред светлы очи старшего инквизитора. И сейчас, перейдя все границы дозволенного, наплевав на субординацию, он пытался ухватиться за то, за что ещё было возможно - за жажду власти брата Ренара и за его амбициозность.

Если бы не сдался, ты бы меня ещё у себя в келье придушил и скала, что так и было.
Джозф шёл за старшим по сумрачным коридорам пресептории. Он знал, куда они идут и теперь мог уже воспрянуть духом: Ренар принял его историю и оценил нужность самого сказочника, значит ещё есть шанс остаться с головой и даже выкрутиться, а после, возможно, если неплохая возможность сесть на тёплое место самого старшего, когда тот скинет Лютера. Не получилось прыгнуть через голову, ничего страшного, будет уроком.
Свою, свою задницу ты выручаешь! Её сейчас будешь пытаться воткнуть на тёплое место Верховного.
Только спорить Джозеф конечно не стал. Улыбка, змеящаяся на губах инквизитора, была усталой, но по доброму примирительной и немного уважительной. Что на самом деле в эти минуты думал мужчины, было совершенно не ясно, а глаза, по которым как известно многое можно узнать, Джозеф старательно не поднимал, словно узор из трещин на полу был самым важным в его жизни.
- История.
Теперь Джозеф усмехнулся искренне.
- Да нет никакой истории. Это контрабандисты, они вино возят хорошее, а платить за него меньше надо. Я думал их завербовать, могли бы отличные шпионы получиться, да золота не хватило, а они слишком рано подвернулись под руку.
Мужчина неопределённо махнул рукой.
- Если грамотно к ним подойти, они могут приносить неоценимо важные сведения. Они ведь со многими знакомы, многих знают, со многими встречаются.
Джозеф замолчал. Перед братьями неожиданно возникли огромные двери, ведущие в покои Его Святейшества и стража по обе стороны, пока ещё бесстрастно взирающая на пришедших. Инквизитор отошёл на пару шагов назад, предоставив Ренару самому со всем справляться и договариваться о аудиенции тоже. В конце концов теперь это его дело и лавры за него тоже окажутся на его голове.