Принято считать, будто проникнуть в императорский дворец чрезвычайно сложно. Ведь на часах стоят многочисленные стражники, сотни придворных снуют по анфиладам залов, и тысячи слуг суетятся вокруг важных персон – как тут постороннему проскользнуть незамеченным? Дьябл, как известно, кроется в мелочах – и в этот раз он растворился в водовороте лиц, которые ежедневно мелькали здесь друг перед другом.

Впервые Адриан побывал в самом сердце Далара очень давно, когда из-под опеки Паука Юдзо перешел к другому воспитателю, Джонни Свистуну, маститому вору на доверии. Морочить людям головы он начал задолго до рождения Адо, и к моменту их знакомства был в некотором роде трущобной легендой – не в последнюю очередь потому, что людей, знавших его в лицо, можно было перечесть по пальцам одной руки. Лицо же это было настолько непримечательное, что Свистун, собираясь на дело, каждый раз практически рисовал его заново, заодно меняя голос, походку и манеру речи. Именно ему будущий гильдмастер был обязан своим умением «читать» людей,  хотя подняться до уровня своего наставника он и не мечтал. Старина Джонни дурачил других и не давал одурачить себя; признавая пользу второго навыка,  Лёвеншёльд так и не овладел до конца первым, нередко предпочитая недвусмысленную угрозу лицедейству.       

Свистун-то и провел маленького Адо в святая святых империи, убедительно изобразив трубочиста с подмастерьем, а заодно доказав тем самым, что на людишек подлого звания никто не глядит вовсе, особенно если они с ног до головы перемазаны золой, одни глаза и зубы белеют. Ни один дом, в котором есть прислуга, не может быть в безопасности, поучал старый вор своего подопечного, господа бывают удивительно доверчивы, но всегда очень сильно удивляются, когда нанятый накануне лакей исчезает с узлом столового серебра. 

В другой раз, напротив, они вырядились в пух и прах, и Свистун наглядно показал Адриану, что самоуверенность в сочетании с дорогой одеждой тоже избавляет от лишних вопросов. Уловом в тот раз была драгоценная камея с платьица маленькой леди Кастапьяцца, которую дуэнья охотно отпустила поиграть в жмурки с наследником славного, хотя и несуществующего, семейства Вольфенштайн.   

Сегодня прибегать к маскараду не было смысла: по дворцу и около него бродили сотни людей, выглядящих еще более причудливо, чем гильдмастер в своем шазийском наряде: то ли телохранитель какой-то халифатской шишки, то ли аристократ, все еще не переодевшийся в приличный случаю траур после развеселого бала.

Чтобы пробраться в самые покои императора, потребовалось время – в конце концов, Адриану удалось проскользнуть в садик на крыше, тоже безжалостно прибитый выпавшим накануне снегом, а оттуда – в зал с охотничьими трофеями, где за чучелом поднявшегося на задние лапы медведя скрывался потайной ход в спальню, которую теперь занимал Карим.

Новоиспеченный император был человек осторожный и нелюдимый в то же время – охрана, очевидно, занимала обычное место у парадного входа, а тайник защищал магический аларм, который Лёвеншёльд ощутил легким покалыванием вдоль хребта. Убедившись, что человек не желает зла его господину, джинн отступил, снова сделавшись незримым и неощутимым.

Гильдеец рассчитывал застать Принца Воров бодрствующим, хотя до него дошел слух о том, что Карим ранен, трудно было предположить, что тот станет обниматься с подушкой, когда вокруг парят стаи стервятников. Первое, что сделают сановники Карла во главе с канцлером – это попытаются взять под плотную опеку молодую императрицу, драгоценное чрево, в котором, может быть, зреет еще одно дитя крови Вольфов д’Эсте. Если повести дело с умом, можно разжечь недовольство знати, оспорить права Карима и развязать кровавое противостояние между  высшей аристократией с одной стороны и Орденом – с другой. Впрочем, скоро всем станет не до того, все будут слишком озабочены спасением собственных шкур. Пока же главное – утвердить аль-Малину в глазах подданных как полноправного преемника, и Адриан со всей ответственностью брался вложить эту мысль в головы строптивой даларской черни.

У подножия монументальной кровати (забираться на нее следовало, преодолевая три ступеньки) скорчился темный силуэт, в котором безошибочно опознавался Карим, и с губ Лёвеншёльда сорвалось приглушенное ругательство. Неужели кто-то смог преодолеть волшебную защиту?! На охрану, выставленную Александром, особо полагаться не приходилось… и более того – кто, как не орденцы, мог бы обмануть сторожевого духа…

Адриан наклонился над бесчувственным телом, пытаясь нащупать биение пульса на вялой, безжизненно свисающей руке. До сегодняшнего дня он бы с уверенностью заявил, что этот человек мертв, но опыт Рагнара научил его бОльшей осторожности в подобных суждениях применительно к магам. Тем не менее, можно было присягнуть, что тут налицо были все те же признаки истощения сил, которые Адо совсем недавно наблюдал у брата. Стоило перетащить Карима на постель, а потом уже подумать, как быть дальше.

Уложив шазийца посреди бескрайней перины, он отправился к туалетному столику за ручным зеркальцем – наблюдая за братом Редькой, он извлек несколько полезных уроков относительно того, как отличить живого от мертвого.

Наверное, непозволительной опрометчивостью было сосредоточиться на едва дышащем Кариме, вместо того, чтобы краем глаза отслеживать происходящее в комнате. В свое оправдание Лёвеншёльд мог сказать только то, что покои императора оберегал джинн, и прямой обязанностью духа было если не уничтожить дерзкого, вторгшегося за дозволенные пределы, до хотя бы поднять переполох.

Как именно это работает, гильдмастер до конца не понимал, в его окружении не было магов-шази, способных создавать охранные артефакты, но мог предположить: тревога срабатывала, когда очерченную заклинателем границу пересекал некто с дурными намерениями.  Представление о «хорошем» и «плохом» у большинства людей худо-бедно совпадали в той части, что касалась сохранности собственной жизни и имущества, поэтому-то Жнец и счел возможным положиться на бдительность волшебного телохранителя. И да, то, что переполох не поднялся раньше, свидетельствовало о том, что с Каримом, скорее всего, произошел некий несчастный случай. Или что он почти лишился жизни из благих побуждений – как это сделал Рагнар, поделившись жизненной силой со своей рыжей супружницей.       

Женщину Адо заметил слишком поздно – среди царящего сумрака, словно молния в ночном небе,  промелькнуло светлое пятно,  а в следующий момент на макушку мужчины обрушилась какая-то фарфоровая безделица. Череп его выдерживал удары и посильнее, но разочаровывать таинственную даму он не стал, живописно рухнув к ее ногам. 

Наложница Карима? Поэтому джинн и не сработал?  Новый император всегда любил окружать себя целым цветником девиц, не было бы ничего удивительного в том, чтобы скоротать с одной из них первую ночь в чужом, враждебном доме.

Отредактировано Адриан Лёвеншёльд (2014-10-03 14:14:17)

Любопытство погубило кошку. У девушки было множество возможностей позвать на помощь, но она предпочла самостоятельно обезвредить злоумышленника, и вместо того, чтобы (опять-таки!) заблажить, скликая орденскую стражу, она принялась изучать свой трофей. Следовало признать, выдержки незнакомке было не занимать – а может быть, она просто от испуга лишилась дара речи?

Сомнения Адриана развеял чувствительный пинок, нанесенный с явным расчетом, а не в сердцах или в попытке проверить, жив он или мертв. Девица отлично знала, что делает, может быть, и о том, что приключилось с Каримом, ей известно куда больше, чем можно предположить. За считанные мгновения выстроилась недурная версия о подосланной недоброжелателями нагини, которая мирно дожидалась своего часа в гареме, коротая время за вышиваньем и танцами живота, а как только аль-Малина громко объявил о своем кровном праве, убийца взялась за дело и придушила новоявленного императора газовыми шароварчиками. Главным же аргументом «против» было то, что Жнец все еще дышал – все эти ханьские таинства отсроченной смерти, умение убить человека прикосновением ногтя и прочие городские легенды не оставляли сомнений в том, что идиот, помешавший нагини незамеченной исчезнуть с места преступления, уже остывал бы навеки.

Нарядные башмачки промелькнули у него перед носом, шаги по-прежнему глушил толстый ворс дорогого ковра – девушка опрометчиво приблизилась к поверженному противнику. Лучшего и желать нельзя было, ну разве только чтобы она присела на корточки и наклонилась вплотную, вот просто бери  и делай, что хочешь. Однако и ее нынешнее положение вполне устраивало гильдейца, который одной рукой с силой, едва не до треска, рванул ковер на себя, а другой ударил девицу под колени, сшибая с ног на пол. Поскольку Адриан еще в юности мог проделать обязательный для всех хесов номер, сгибая подкову, основным слабым местом в его плане оказывалась барышня – он мог только надеяться, что и теперь она тоже не заорет от неожиданности. По меньшей мере, не настолько громко, чтобы для дежурных магов это не сошло за вопль страсти.           

Надежно придавив девушку к полу, он зажал ей рот ладонью ровно настолько, чтобы у нее осталось достаточно свободы для дыхания и слишком мало – для укуса.

- Тихо, - низко, на грани рыка велел он. – Тихо, а то сдам страже. Кто ты?

Поведение барышни наглядно доказывало, что ничего общего с трущобной братией она не имеет. Правило «добей лежачего» действовало в кривых улочках Брюха, Грачевника или Приречья невзирая на пол и возраст. Разница заключалась в том, что упавшая девица получала небольшую отсрочку – ровно на то время, что ее прелести могли бы заинтересовать нападающего. Глубокий обморок жертвы только упрощал дело, избавляя от необходимости изобретать позу, в которой удобство сочеталось бы с защищенностью от ногтей, зубов и нащупанного под рукой булыжника.

Все эти соображения могли бы послужить предметом для целого философского трактата, однако Адриану было не до отвлеченных умствований. Беспомощность пленницы показалась ему нарочитой, этаким затишьем перед бурей, то есть очередной бабьей пакостью. Девушка подраненной лебедицей живописно раскинулась перед ним,  дыхание ее было едва слышным, но Жнец не испытал даже мгновенного сочувствия к страдалице. Притворялась она или нет, приводить ее в чувство следовало подальше от дежурных орденцев. Тем более, что единственной заменой нюхательным солям оставались оплеухи. Испытывать это целительное средство на Кариме Адриан не стал, памятуя, что у магов все не как у людей, но с девицей стоило попробовать.

Пышные белокурые локоны, мерцающим ореолом расстелившиеся вокруг ее головы, сослужили гильдмастеру добрую службу. Уверенно он нажал на нижнюю челюсть девушки, вынуждая раскрыть рот, и щедрой пригоршней запихал в него вместо кляпа жгут из ее собственных волос. Дальше было совсем просто – закинуть добычу на плечи и в три прыжка добраться до замаскированной двери, где джинн снова с неуместной уже бдительностью «обнюхал» людей, покидающих императорские покои.

Адриан поспешил убраться подальше от входа, прежде чем сгрузить свою ношу  на пыльный и холодный гранитный пол. Теперь незнакомка могла кричать сколько угодно – они были в самом сердце дворца, над ними, под ними и вокруг них был камень и еще немного пустоты. Нечего и говорить о том, что вокруг царила темнота, густая, чернильная, подлинная воровская отрада.

- Эй, - Адо легонько потрепал девицу по нежным щечкам. – Время просыпаться.  Давай, давай. Пора поговорить.

Можно было не надеяться, что дева смирно усядется на предназначенном ей месте и обстоятельно ответит на все вопросы, интересующие Жнеца; он и не рассчитывал на это, посему не слишком удивился, когда в лицо ему полетела пригоршня всякой дряни, подхваченной с пола. Серьезного ущерба этот акт отчаяния не причинил, поскольку сор был слишком легким, чтобы кучно долететь до цели, а разница в росте спасла глаза Адриана – мелкие камешки, мышиный помет и прочая пакость легко ударили в щеку гильдейца.   

- Кто ты такой и что тебе нужно, меня не интересует. Отправь меня обратно и останешься жив!

Злонамеренно посягать на женщину шази мог бы только самоубийца, недаром женская половина дворцов и домов побогаче охранялась с таким же усердием, как подвал с господской казной. Карим наверняка не был в этом смысле исключением, пусть даже щедро делился своими наложницами с нужными людьми, чтобы вызнать чужие секреты или подстроить ловушку. Вряд ли после этого девушки сохраняли для господина свою прежнюю привлекательность. Богачу незачем носить подержанные вещи.   

Впрочем, походило на то, что эту блондиночку будущий император пока что приберегал для личного пользования. Ее вопли стоило бы принять во внимание, если бы Адриан в самом деле намеревался причинить какой-нибудь вред собственности аль-Малины, и если бы хитроумный шази сейчас был бы в состоянии хотя бы самостоятельно открыть глаза.

  Судя по звуку ее голоса, девушка вскочила на ноги – ловить ее Жнец не потрудился, потому что бежать она могла только в двух направлениях, одно из которых было ей совершенно неизвестно. 

- Ты здесь в безопасности, - он не старался, чтобы голос его звучал мягко или располагающе, он просто констатировал факт.

- Я не причиню тебе вреда и верну обратно, когда ты расскажешь мне все, что знаешь.  Будешь считать, что я тебе приснился. Как тебя зовут? Что ты делала в спальне Карима?

Жаль, он не мог рассмотреть даже очертаний девичьей фигуры, не говоря уже о выражении лица – это бы упростило задачу гильдейца, но он и так не сомневался, что его пленница должным образом напугана, а значит, очень скоро начнет вести себя вежливей.

Фокус с брошенным в лицо мусором служил лучшим доказательством того, что девица не вскормлена в гнезде нагини, ведь сейчас ей предоставлялась идеальная возможность ткнуть его булавкой, царапнуть ногтем или применить еще какой-нибудь смертельный прием, созданный женщинами для женщин, натасканных убивать. Его скелет в этом случае обнаружили бы весьма нескоро, а она как ни в чем ни бывало могла бы скрыться с места преступления или, напротив, возвратиться в спальню и напоказ зарыдать над дорогим покойником.

В спальне, а тем более – в подземелье, было слишком темно, чтобы с уверенностью опознать в белокурой барышне ту самую северную принцессу, которая так бойко показала себя на похоронах короля Олафа, но если бы пленница решилась лгать, она наверняка придумала бы что-то более правдоподобное. Впрочем, с точки зрения Адриана появление молодой вдовы в спальне великовозрастного пасынка было лишь вопросом времени. Эдит с толком использовала подвернувшуюся возможность, пока братья и дядюшка были слишком заняты, чтобы следить за каждым ее шагом. Подобный поступок был вполне в характере девушки, которая с таким царственным достоинством провожала в последний путь своего отца: уже тогда принцесса показалась гильдейцу своевольной и властной особой. Ставки можно было делать лишь на причину, по которой она решилась встретиться с Каримом наедине. Их знакомство могло стать куда более близким, чем это дозволяли приличия и одобрили бы Биргены - аль-Малина умел быть неотразимым, когда хотел, а вдовушка представляла собой ценный трофей. Было бы занятно посмотреть на эту змеиную свадьбу, где каждый набивал бы себе цену, внутренне потешаясь над презренным собеседником: "У меня есть мечи Севера! - А у меня есть мечи Ордена!"

- Эдит, - повторил Жнец, не торопясь назваться в ответ. - Тебе не позавидуешь, фро, если Карим действительно мертв. Люди уже болтают, что ты уморила старого императора, а теперь еще и молодого...  Орден не одобрит такое самоуправство.  Это вам, Биргенам, не Хестур. Полагаю, тебе не понравится сидеть на копьях.

Правило «Не пойман – не вор» могло спасти от виселицы, но не от дурной славы. Далар не имел слишком смутное понятие об Эдит Эрхольмской, чтобы с пеной у рта кричать о невиновности молодой императрицы. Куда с большим удовольствием придворные примутся смаковать сальную историю о том, как хеска затрахала престарелого супруга вусмерть, а потом удавила подушкой прекрасного принца Карима – покойники обычно приобретают благость, несвойственную им при жизни.  Адриан нисколько не удивился бы, если следующая проповедь в каждой столичной пресептории оказалась посвященной злодеяниям пришлых северян, жаждущих власти и денег. Глядишь, через неделю церковные календари пополнятся святым Карлом, а безутешные подданные двинутся выносить узурпессу и ее родню из дворца. Кёнигин производила впечатление неглупой девушки, интересно, понимала ли она, куда могут привести ее имперские амбиции?

Девушка держалась превосходно. Не было попыток изобразить неземную скорбь о дряхлом супруге или напугать незнакомца грозным старшим братом, она просто была собой -  пока еще неопытной, но уже властолюбивой маленькой сучкой.

- Жизненно важно для тебя, фро. Я понимаю, - казалось, безымянный мрак позволил себе усмешку, но об этом можно было только гадать. Темнота очень удобно скрывала Лёвеншёльда от глаз молодой императрицы. 

- Я не убивал Карима. Напротив, в моих интересах, чтобы его чин по чину короновали. Сложно сказать, кто над ним поработал – но в любом случае, он все еще дышал, когда ты появилась.

Мысль о том, что к происшедшему приложил свою руку Зеница, с каждым мгновением казалась все более убедительной. Если ты хочешь спрятать опавший лист, отнеси его в осенний лес; если хочешь, чтобы никто не заподозрил убийцу, сделай его доверенным телохранителем. Кто, как не маг, может на равных сразиться с человеком, повелевающим джиннами, и оставить его на грани между жизнью и смертью? Адриан получил недурное представление о Кариме за время их знакомства – тот никого не подпускал ближе определенного предела, прячась за маской хлебосольного хозяина и по-шазийски велеречивого купца. Прорваться сквозь эти крепостные стены казалось задачей почти невыполнимой, гильдейцу хватало и того, что он мог наблюдать сквозь решетку въездных ворот.

- Кто отвечает за твою безопасность? Откуда ты знаешь о потайном ходе? Кто-нибудь мог видеть, как ты покидала свои покои?

Если девочка и впрямь была настолько смышленой, как показалось на первый взгляд, для нее не составит труда понять, почему Адриан задал ей именно эти вопросы. Вполне возможно, что некто целенаправленно отправил ее к Кариму в нужный момент, и если бы не появление гильдейца, как по нотам была бы разыграна сцена с умирающим на руках мачехи молодым императором. Два жирных зайца одной стрелой, место на престоле снова расчищено – вот только для кого?

- У тебя не так уж много времени, чтобы научиться. Ошибиться ты сможешь только один раз. Твой отец плохо подготовил тебя к роли императрицы, да и сам умер не ко времени. Первое, что он должен был объяснить - тебе здесь никто не рад. Император мог выбрать любую девушку из столичного благородного семейства, но послал в Эрхольм за какой-то дикаркой. Когда придворные улыбаются и кланяются тебе, не обольщайся, это даже не вежливость. Аристократы умеют поцеловать туфлю так, будто только что плюнули тебе в лицо. 

Адриан не мог объяснить сам себе, зачем продолжает эту назидательную беседу - ему не было дела до судьбы Эдит, даже если ее из императорских покоев прямиком отведут на эшафот. И тем не менее, он изображает тут из себя городского дядюшку, дающего наставления деревенской племяннице, по сути, делает работу Бьорна.   

- Если ты рассчитываешь запугать двор северным оружием, подумай хорошенько: сколько дней пути от Далара до Эрхольма? Если верных тебе людей перебьют, придется удариться в бега, пока не придет подкрепление. А оно может и не прийти, понимаешь? Молодой конунг бросил свое королевство и воюет за чужую корону. Зачем отважным хускарлам умирать за незнакомую землю? Они придут пограбить и вернутся зимовать домой, по дедовскому обычаю. Я уже не говорю о ярлах, которые задумаются, не стоит ли прибрать Эрхольм к рукам, пока хозяев нет дома.

Он скрестил руки на груди, привалился плечом к сырой стене, продолжая все тем же спокойным, рассудительным тоном:

- Кому должны присягать в верности Пять Щитов? Бабе? Ты была замужем двое суток. Если бы у вас с Карлом был ребенок, можно было понадеяться на то, что они склонятся перед Вольфом д'Эсте. Не перед Биргеном - а я думаю, твой брат подумывает об императорском венце для себя и своих сыновей. Скажи ему сразу, чтобы не втягивал тебя в это и не терял голову сам. Ты должна быть очень, очень осторожна, фро. Ты пляшешь на копейных остриях. Люди внизу хотят увидеть, как ты свалишься, и втаптывать тебя в грязь сапожищами, пока не захаркаешь кровью. И я выражаюсь не фигурально.

Отредактировано Адриан Лёвеншёльд (2014-12-15 22:38:04)

- Да, конечно, простыни… Если порезать палец, тоже идет кровь.

Адриан глубоко вздохнул, запрокинул голову, прижимаясь затылком к стене и отстраненно отмечая, что пошли вторые сутки как он на ногах – странно, до этого момента усталость не ощущалась так остро. 

- Чтобы выносить ребенка, тебе понадобится девять месяцев.  За это время интересы Зеницы могут измениться. Никто не поручится, что у старика на уме. Вчера Око поддержало  Карима – теперь он полутруп.  Подумай об этом, фро. Шази заключают только один вид сделок с участием женщин – когда покупают их голыми на базаре.

Странным образом этот разговор помогал прояснить мысли, расставить все по местам для себя – а заодно и для хеской кенигин.

-  Не стану напоминать о том, что роды могут убить тебя или твоего младенца.  Но как только ты произведешь на свет наследника, в тебе больше не будет нужды. Все начнут сражаться за право опеки над ним, а мать императора в этой свалке является только досадной помехой. О бедном маленьком сиротке куда удобнее заботиться, согласна?

Жнец  скупо усмехнулся:  ничто не делает женщину такой уязвимой, как ребенок.  Пример матери был у него перед глазами. Даже если Эдит принадлежит к той породе мамаш, которую уместней будет называть волчицами, сын-император сделается светочем ее жизни,  заложником в сложных переговорах и предметом исступленной торговли.

- Тебе нужен новый муж. Из тех претендентов, что крепче всех стоят на ногах. Лучше, конечно, если ты не беременна от Карла, чтобы он вспахал тебя и засеял собственным семенем.  Вы положите начало новой династии – когда закончится гражданская война и если вы сможете в ней победить. 

«Интимное свидание», - мысленно повторил он с новой циничной усмешкой.  Даже если бы из брачных покоев вынесли простыни, на которых будто свинью резали, вопрос невинности Эдит непременно всплывет, и еще не раз. Найдется множество охотников заявить, что молодая императрица взошла на ложе порченой, отзовутся легисты, которые начнут искать основания, дабы признать брак незаконным, не исключено, обнаружатся даже прошлые любовники, готовые присягнуть в том, что изощренно  имели хескую принцессу во всех позах из шазийских трактатов.

- Славно, посланником Создателя я выступаю впервые. Теперь пойдем, я отведу тебя в твои покои и уложу спать, как хорошую девочку. Завтра у всех будет трудный день, - он вслепую протянул руку,  нащупывая  плечо Эдит под плотным бархатом рукава.

Отредактировано Адриан Лёвеншёльд (2014-12-17 16:57:38)

- Уже поздно меня бояться. Мне показалось, ты нуждаешься в предупреждении, раз уж намерена действовать самостоятельно.

Адриан угадал ее панический рывок по движению воздуха, но не стал охотиться на черную кошку в черной комнате, чтобы не стращать девицу еще сильнее, чем уже напугал своими речами. Может, кёнигин сочла его духом какого-нибудь древнего императора, явившегося предупредить об опасности? Это предположение объясняло ее судорожные попытки ухватиться за пустоту, чтобы проверить, телесен ли собеседник, и когда ее ладонь в который раз скользнула по его груди, Жнец осторожно накрыл руку Эдит своей.

- Ты права, я много знаю и много в чем замешан. Но это были не мои планы, а Карима. Теперь, когда он вышел из игры, я просто наблюдатель. Буду делать ставки на победителя.

Гильдмастер не кривил душой: теперь, когда Принц Воров больше не держит в руках нити паутины, раскинутой по всему Далару, кто-то другой должен будет занять его место. И эта цель была куда ближе и понятней Лёвеншёльду, чем возня вокруг имперской короны, которая не приносила своему обладателю ничего, кроме хлопот.  По сути ему предстояла ровно такая же задача, как новому государю Пяти Щитов, кем бы он ни оказался: принять под свою руку вассалов, убедить их в том, что привилегии каждого остаются в силе, расправиться с непокорными, а после пожинать плоды своих трудов, изредка отвлекаясь на подавление мятежей. Адриан обещал брату войну, но не уточнил, какую – да и разве имеет это значение при тех узах, что связывают их с Рагнаром?

- Сегодня твой счастливый случай, фро. Обычно я не так разговорчив, - он мягко, но уверенно взял девушку за руку и повел за собой, благо, ему не нужно было пересчитывать шаги или наощупь искать метки. Покои, отведенные молодой жене Карла, пустовали со времен императрицы Сагадат, несчастной матери Карима, и Адриан нередко использовал их как выход из подземелий.

- Если ты захочешь мне что-нибудь сообщить, пошли человека к пресептории святого Клавдия. Там на паперти сидит слепой арфист, пусть в его плошку бросят три монеты кряду. Мне передадут, я приду как можно скорее. Не пытайся вызнать что-нибудь у бедняги – он не видит своего подаяния. Глаза там в другом месте.

Отредактировано Адриан Лёвеншёльд (2014-12-17 21:18:16)

Несмотря на то, что собеседник императрицы уже несколько раз уклонился от ответа на прямо заданный вопрос, Эдит не оставляла своих попыток вызнать, с кем имеет дело. Подобная настойчивость одновременно забавляла и раздражала Жнеца - походило на то, что девице еще ни разу не приходилось заводить знакомств, которыми не следовало хвастаться во всеуслышание.

- Да. Тебе повезло, - коротко отозвался он, увлекая спутницу за крутой поворот, прежде чем та успела врезаться своим прелестным носиком в каменную стену. Вступать в обсуждение, что именно выиграла кёнигин, когда огрела его по голове, Адриан не собирался. Теперь, когда Карим был мертв или умирал, «свои» глаза и уши во дворце были необходимы как никогда, с той же высоты, на которой находилась Эдит, можно было увидеть множество презанятных вещей, особенно если подсказать, куда именно следовало обратить августейший взор.   

Оставшуюся часть пути они проделали в благостном молчании, думая каждый о своем, пока, наконец, Адо не нащупал замаскированный в кладке рычаг, открывая потайную дверцу в покои императрицы. Пышно разубранная комната была пуста, в ночниках с колпаками из разноцветного витражного стекла уютно мерцали огни, заставляя пестрые отблески причудливым узором ложиться на белоснежное постельное белье.

- Раздевайся, - кивнул девушке Жнец, деловито разбирая одеяла и подушки, которых в кровати было с явным переизбытком - при желании Эдит могла бы спать сидя, со всех сторон обложившись этими чудовищами на лебяжьем пуху.

Насколько ему было известно, ни одна знатная дама не могла спокойно спать, если в пределах досягаемости не находилась горничная, которую можно было в любой момент разбудить, чтобы та почесала госпоже пятки, подала стакан воды или открыла окно.  В старосветских домах служанке отводилась выдвижная койка тут же, в ногах у хозяйки, в лучшем случае – сундук в гардеробной. Аристократки помоложе предпочитали выкликать ее с помощью колокольчика, висящего в людской или на чердаке, где ютилась прислуга – для этого нужно было подергать за ленту у изголовья.

Адриан знал, что дежурные фрейлины императрицы, дочери герцогов и маркизов, должны находиться в передней комнате, дремая вполглаза – им надлежало явиться по первому зову ее величества. В этом смысле их служба ничем не отличалась от обязанностей тех девушек из простонародья, что дома угождали их благородным матушкам. Жнец был осведомлен и том, что фрауциммер для императрицы подбирали здесь, в Даларе, и это сильно увеличивало шансы найти в ее кровати неприятные сюрпризы, от толченого стекла до колдовского амулета.

Из нескольких пуховых валиков и правильно взбитой подушки, аккуратно укрытых одеялом, получилось отличное подобие человеческой фигуры, будто бедняжка продрогла, укрылась с головой, а может быть, ей привиделся дурной сон, и она по-детски искала убежища от кошмара в атласном шалашике. Жнец заботливо подоткнул одеяло и, наконец, повернулся к Эдит, которая все еще сражалась с застежками на платье.

- Сейчас помогу.

Ему было не в новинку раздевать женщину, поэтому Адриан понимал: криво легшие ленты и продетые не в ту петлю крючки означали, что ее величество вполне самостоятельно одевалась, готовясь навестить Карима. Он не мог осудить ее за маленькую хитрость, вызванную понятным желанием ощутить прикосновение молодого мужчины, а не древнего старца. В благородных кругах принято считать, что женщина не может испытывать вожделения, если же она осмелится проявить свои плотские желания – даже к законному супругу! – то навлечет на себя позор или даже обвинения в одержимости. В жилах императрицы текла горячая кровь, Лёвеншёльд уже успел в этом убедиться, и ни на мгновение не усомнился в том, что брачная ночь с Карлом стала для принцессы худшим из кошмаров, в особенности если тот в самом деле умудрился раскупорить ее своим иссохшим стручком.

Они стояли совсем близко друг к другу, пушистые светлые локоны Эдит щекотали шею Адриана, когда он наклонялся, чтобы высвободить запутавшуюся в шнуровке прядку. Легко было представить себе полную наготу кёнигин, схожую с матовым блеском розовой жемчужины, что становится только ярче, соприкасаясь с живым теплом тела. Если бы Жнец чуть хуже умел держать себя в руках, он бы уже разложил девицу прямо на полу и объездил как следует, научив испорченную девственницу вещам, без которых она не заслуживала имени женщины.

- Не спи сегодня в кровати. Постели себе в гардеробной. Вообще старайся не ночевать постоянно на одном и том же месте. Если здесь оставалась без надзора еда или вода, ни в коем случае не ешь и не пей.

Он крепко сжал в пальцах дурацкие буфы рукавов, потянул с плеч, освобождая бюст и руки девушки, дальше платье упало на пол само, вместе с парой нижних юбок, оставив Эдит в одной сорочке, чулках и туфлях. Адриан мягко обхватил ее поперек груди, прижимая к своему торсу и одновременно заставляя шагнуть назад, выступая из груды бархата и шелка. Эдит было очень приятно трогать, и он был уверен, что без двух слоев ткани прикосновение стало бы еще более пряным удовольствием. 

- Дальше справишься сама? – серьезно спросил он, не задерживая ее ни на мгновение дольше необходимого. – Я должен уйти теперь. Не забудь: святой Клавдий, слепой арфист, три монеты.

Было кое-что, помогавшее надежно держать в узде желание. Эдит наверняка пошла бы навстречу ему, отдалась, с каждым мгновением утрачивая свою горделивую повадку, чтобы Адриан убедился в своей власти над ней. Вот только на самом деле она покорилась бы, чтобы поиметь его самого – этак по большому счету, с размахом, раз уж с Каримом не вышло. Подействовали советы гильдмастера или девица успела придумать собственный хитроумный план, не важно. Голову харра Лёвеншёльда в обмен на сладкую щёлку фро Бирген? Адриан находил этот обмен неравноценным. Она найдет другого дурака, и с легкостью убедит, будто все сокровища мира прячутся у нее между ног. Лучше все-таки оказаться тем, кто посмеется последним.   

- Спокойной ночи, фро. Отдыхай. Завтра тяжелый день.

Он не стал дожидаться, пока девушка определится, где все-таки приклонить голову на эту ночь, и нырнул в тайный ход, намереваясь узнать, как обстоят дела у Карима. Путь туда и обратно занял не так много времени, но Адриан успел пропустить момент, когда дежурные маги все-таки обнаружили тело. Более того, они уже успели принести в опочивальню носилки и ловко переложили на них аль Малину, действуя так слаженно, будто загодя готовились – чего гильдеец вовсе не исключал раньше, а теперь почти уверился в причастности Ордена к происшедшему. Молодого императора унесли, дверь захлопнулась, и Жнец мог только гадать, жив или мертв Принц Воров. Внезапная догадка осенила его: ведь говорят, действие заклинания заканчивается со смертью мага, значит, джинн больше не охраняет спальню? Он осторожно приоткрыл дверь и прислушался к своим ощущениям, со смешанным чувством понимая, что страж по-прежнему здесь. Смотреть здесь было больше не на что, пришла пора хорошенько подумать над увиденным, но все же чутье потребовало от Адриана еще раз навестить императрицу. Было нечто, будоражащее его чувства так же смутно и неприятно, как присутствие магического создания, Жнец надеялся, что краткий визит в спальню Эдит избавит его от этого душевного зуда.

Между тем, дверь, ведущая из передней в опочивальню ее величества, робко приоткрылась, и в образовавшуюся щель протиснулась девичья фигурка в черном – одна из фрейлин, которым надлежало оберегать покой государыни. В руке она держала ночник – масляную лампу со стеклянным колпаком, точно такую же, как те, что освещали комнату Эдит. На цыпочках, крадучись, девица двинулась к постели императрицы, занятой чучелом из подушек, склонилась, прислушиваясь – огненный язык широко лизнул стекло, будто пытаясь дотянуться до «спящей». Дрожащими руками фрейлина сняла колпак и поднесла лампу к пышным складкам шелкового балдахина, угощая пламя редкостным лакомством – не каждый день императрица Пяти Щитов превращается в жаркое!

Это было явно первое убийство на счету благородной девы – возможно даже, задуманное и совершенное не по указке кого-то из старших, заинтересованных в безвременной кончине хеской выскочки. Посему трудно было обвинить ее в недостатке расторопности, когда вместо того, чтобы на цыпочках покинуть спальню, фрейлина едва не с разинутым ртом стала наблюдать за разгорающимся по ее милости пожаром. Так же трудно было ожидать от барышни, что она будет готова к сопротивлению несостоявшейся жертвы, поэтому схватка между девушками оказалась яростной, но короткой: на руку Эдит сыграла не только неожиданность нападения, но и субтильность соперницы, которая вряд ли даже башмаки обувала самостоятельно, любое физическое усилие полагая уделом прислуги. Массивная ножка кровати была слишком близко к виску даларки, чтобы императрица не приложила об нее злодейку виском – та с невнятным писком обмякла, распластавшись на полу совсем рядом с разгорающейся постелью.     

Адриан почувствовал запах паленого пера и лакированного дерева уже у самой потайной дверцы, ни дым, ни зловоние пока еще не распространились достаточно далеко, чтобы охрана у внешней двери подняла тревогу. Походило на то, что и фрейлины в передней пока что не ощутили опасности, иначе покои императрицы уже превратились бы в переполошенный курятник. Гильдмастер шагнул через порог как раз в ту минуту, как Эдит сумела самостоятельно расправиться с некой темной фигурой, в которой легко можно было предположить поджигательницу. Ему хватило беглого взгляда, чтобы понять – пока фро Бирген в его помощи не нуждается, а вот с огнем пора было что-то делать,  пока он не перекинулся с кровати на другие предметы обстановки.

Жнец решительно рванул вниз, прочь с перекрытий, горящий балдахин; когда огненный ворох рухнул на пол, прожигая редкостный шазийский ковер, мужчина швырнул на него тлеющую перину с простынью и одеялами, достаточно толстую, чтобы помалу коптить до самого утра, и, наконец, добил изрядно ослабевшие огненные языки не менее тяжелой и плотной пуховой подушкой.

Вскоре ничто, кроме мерзкой вони, уже не угрожало кёнигин – Адриан мысленно похвалил девицу за здравый смысл и осторожность. Его советы были услышаны и пришлись как нельзя кстати. Любопытно, кто же решил в одну ночь избавиться и от нового императора, и от его мачехи? Вряд ли одни и те же люди, хотя не стоило исключать возможность того, что злоумышленник намеревался махом доконать династию Вольфов и начать борьбу за корону с чистого листа.

- Ты не пострадала? – оглянулся он на растрепанную, испачканную в саже Эдит, потом подошел ближе, по-хозяйски взял за плечи и повертел туда-сюда, оценивая нанесенный ее величеству ущерб.

- Орденцы забрали Карима. Завтра они обязательно придумают какое-нибудь чудо, чтобы объяснить, куда он исчез.

Девушка в черном неподвижно лежала у их ног, похожая на пятно гари посреди цветочной поляны. Настоящие неприятности у императрицы только начинались.

- Кто это? Ты знаешь ее? – Адриан чуть встряхнул кёнигин за плечи, на случай, если та запоздало решила погоревать о своей горькой судьбе, замкнувшись в горделивом молчании.

Не было ничего удивительного в том, что кёнигин между похоронами и свадьбами не успела затвердить наизусть имена своих фрейлин, и гильдмастер мог только сожалеть, что за собственными хлопотами не успел ознакомиться со списком благородных девиц, которых Карл счел достойными прислуживать своей супруге. Не сомневался он только в том, что за каждой из них стояли могущественные сановники, рассчитывающие через своих ставленниц приобрести влияние на молодую императрицу.

Адриан наклонился к телу девушки, приложил пальцы к хрупкой шее, стараясь нащупать биение жизни, и одобрительно качнул головой:

- Пока еще нет. Хочешь добить?

Он буквально мог бы свернуть голову несчастной, как опытный повар – цыпленку, но отнюдь не торопился оказать ее величеству эту мелкую услугу. Дело было даже не в возне с трупом, в конце концов, в подземных переходах было достаточно закоулков, где фрейлина могла бы найти свой последний приют, и крупных крыс, способных обглодать скелет дочиста за несколько дней. Адриану было любопытно, как далеко может зайти дочь Олафа Сильного: одно дело отдать приказ об убийстве, другое – самостоятельно лишить жизни кого-то, неспособного сопротивляться.

Если допустить, что однажды заплечных дел мастера вздернут Жнеца на дыбу и станут пытать о судьбе некой фрейлины, он сможет до кровавой пены на губах твердить, что убил ее по распоряжению вдовствующей государыни. Даже если он засвидетельствует, что императрица собственными нежными ручками удавила бедняжку, такие речи за стены казематов не выйдут и никакого вреда Эдит не причинят. Но все же если кёнигин будет повязана кровью, можно будет, осторожно напоминая об убийстве, получить определенные выгоды для изнанки Далара, такой далекой от дворцов, пуховых перин и шелковых одеяний.

- Решай скорее, пока она не очнулась. Ни тебе, ни мне не нужно, чтобы нас застали здесь вместе.     

На месте императрицы Адриан предпочел бы оставить злодейку в живых, хорошенько припугнув, но не стал озвучивать свой совет вслух. Если ее величество широко разевает свой ротик на власть, пусть имеет в виду, что его можно и порвать. Заживет, конечно, но шрамы останутся. Он терпеливо ждал, пока Эдит определится – Жнец всегда предпочитал, чтобы жертва сама копала себе могилу и укладывалась в нее. Хотя нет, сравнение было неверным, если бы он хотел просто позлорадствовать, нужно было добить девчонку и оставить растерянную кёнигин в одиночку расхлебывать заварившуюся кашу.

Отредактировано Адриан Лёвеншёльд (2015-01-12 15:17:49)