Девка была вздорной, но отнюдь не глупой. Шипела и спорила, пока это было смешно. И легко, словно ласковая озёрная вода, подчинилась, когда пришло время. Да, словно не первый раз меж ними случались подобные разговоры, и его, Рагнара, манеры уже были изучены досконально и тщательно. Быть может и вправду? Могли ли мы видеться раньше? Ведь для и «ласкового» обращения Рыжая выбрала именно «орясину», словно знала, что играла в кости с орденским братом. И точно знала, что он именно засмеётся, а не махнёт кулаком.
И, тем не менее, Фагерхольм не только не помнил эту Рыжую, но и хоть какую-нибудь иную тарийку, пристойного возраста за последние четыре года. Халифат, Алацци, Кряж, Хребет. Быть может, тогда ещё в Даларе? Она могла быть  совсем девчонкой, какой было занятно подмигивать, проходя мимо балкона. И она могла бы работать в магазинчике отца, отпуская пахучие травы или пёстрых кукол.  Ведь спина девушки была столь ровной, что явно ей никогда всерьёз не приходилось впрягаться в плуг. Или с утра до ноги корпеть за вышивкой и пряжей… А потом отец Рыжей обанкротился, и дочка пошла зарабатывать тем, что у неё было…
Хотя, нет. Далар меняет людей. Для начала Рыжая всё равно должна была жить в Таре долгое время, и лишь в последние годы пытать счастья в столице с тем же самым отцом или с дружком-проходимцем.
Могла ли она помнить молодого мага ещё по Таре? Если так, то это самая причудливая из всех нитей Судьбы, что может опутать человека.
Если же это случайность, то…  Рагнару на мгновение стало жарко, как не было жарко даже в парной. Воля Создателя. Могла ли Воля Создателя слепить тарийку, специально для него и именно сейчас?
На секунду вспомнились рана Жнеца, мёртвая Мидори и ублюдок Хашим. Да, словно бы Великий бог снова вернул всё на круг с какой-то важной целью, какую он, Рагнар, ещё до конца не осознал.
-  Сам поесть сумеешь, нордлинг? – Рагнар глянул на тарийку. Теперь Рыжая утопала в роскоши шазийской комнаты. Но роскошь нисколько не портила её образ. Словно бы подушки становились цветами и листьями, полотенце – тартаном ши, а ковёр на полу – цветами и листьями волшебного папоротника.
– Здесь нет ложек, все, как любят большие страшные хесы.
- Ну... мне кажется, я недостаточно большой и страшный для этого блюда. Это ты там с ними делаешь? – Рагнар сел на пол, скрестив перед собой ноги, и чуть наклонил голову на бок, следя за действиями тарийки. – А эм… занятно… - хес потянулся и стянул один из скатанных шариков, отправил в рот и с удовольствием прожевал. Потянулся за следующим.
- А его действительно так едят или нам просто ложки зажали?
Рыжая слизнула соус с пальцев, походя, словно сидящий с ней рядом хес давно вдоску свой парень. «Добро пожаловать домой, брат». Да, Адо, я снова в вашей стране Чудес.
И снова проскользнуло сравнение с кошкой. Той самой, что гуляют по Даларским крышам и умеют смотреть по-человечески серьёзными глазами. Нет, если бы Рыжая сейчас сказала, что она ши, Рагнар принял бы это как данность.
- Вы ведь с братом не из Хаммерсхофа? До сих пор таких там не видела.
- Редко бываешь. – Рагнар отправил в рот ещё один вкусный шарик, и, улыбнувшись, пояснил – Я был там полжизни назад, с отрядом десятника... Большая крепость, много хесов, хесищ и, изредка, хесят. Все играют в Вальгаллу. Равные друг другу бойцы могу тренироваться в каменном дворике, ожидая очередной день какой-нибудь Рагнаради. С пирами и валькириями уже напряжёнка… саги о богах и героях всерьёз заменяет воинский устав. В общем, в это можно играть в абсолютно любом месте без потери качества.
Шевельнувшаяся было мысль про то, что его Рыжая – это уже давно подружка сразу многих бравых ребят, тотчас же рассыпалась пеплом. Это ведь было не важно. Всё было неважно. По той же самой причине, какую Рагнар многими годами раньше озвучил Жнецу: «место, должность и даже имя не имеют никакого значения». Адо не перестанет быть Адо, даже если однажды с него сдерут кожу и вздёрнут на Танцульке. А эта Рыжая не перестанет быть волшебной кошкой- ши.
- Я люблю дороги. Я никогда бы не променял свою мечту на должность хускарла, приклепленного булавкой к ярлу, или десятника, считающего дни по количеству седых волос, а не шрамов. Воля случая вернула меня с Кряжа в Далар, чтобы указать, насколько занятнее нордлингу махать мечом на Хребте. И волей того же случая, вернула от горных тварей в столичные беспорядки.
Рагнар задумчиво прожевал ещё несколько шариков. Потом сделал добрый глоток браги прямо из кувшина.
- Иногда я думаю, что сам, словно плохая примета, приношу с собой битвы. А иногда, что послан, именно для того, чтобы выявлять в них правого… - северянин глотнул ещё браги, запоздало понимая, что разговор идёт как-то неправильно. И, улыбнувшись и попросил:
- Покорми меня, прекрасная ши.

Отредактировано Рагнар Фагерхольм (2014-05-14 23:21:09)

А улыбка у неё была совершенно особенная. Рыжая просто приподнимала уголки губ, и, вторя ей, повсюду загорались тысячи золотых солнц. Да, повсюду. На лице тарийки, на открытых плечах. Даже в воздухе. Рагнар уже готов был поклясться, что вся комната на мгновение заполнилась золотой фейской пылью, медленно оседающей на подушки и цветущий папоротником ковёр.
Разве можно забыть такое, однажды увидев? Но память была пуста. Рыжая ши пришла к нему лишь сейчас. Когда он почти знал, какой видит свою жизнь. Когда намеренно сохранил в ней лишь двух людей, брата и юного мага Владетеля, а остальных оставил на прихоть Создателя и на волю меча.
Как должно быть смеялись тонкоперстные норны над молодым воином, хвалящимся, что разгадал весь мир и природу Бога, но запнувшийся о первую же расставленную лёску.
- Ты много повидал, хес. Мне повезло, что я снова смогла тебя удивить… 
Она говорила так, словно знала и подробности тоже. В мельчайших деталях. Как падали, истекая кровью, братья по оружию. Как поднимались вновь. Как ощетинивались сталью против живых. Как летела песнь призыва из горла чернокожего шамана. Как трещал в бурю корабль. Как звенели струны под балконом алаццинки, и как по игорному столу перекочёвывали из рук в руки медяки, в ожидании возвращения тех, кто больше уже никогда не вернётся. Как белило пустыню шазийское солнце. Как смеялась джинья. Как лилась на серые камни кровь подвешенных за запястье жертв одноглазому богу. Как в занесённых снегом ущельях тонула правда и эхо. Как зацветал вереск…
Рагнар закрыл глаза, пытаясь запоздало и тщетно напомнить себе, что это всё просто хорошо разыгранная сцена. И он сам задал её границы. Что нет никакой особенной тарийскости и кошки-ши. Что он сам сочинил всё это. И что, на самом деле, Рыжая ничего о нём не знает…
И, тем не менее, даже на следующую фразу не смог до конца осознать, имеет ли ввиду девушка свадьбу императора Карла или бракосочетание даларского алхимика и принцессы из маленького народца.
- И не повезло, что мы приехали в Далар на эту проклятую свадьбу.
- Не повезло, как в нашей игре в кости? Ты знаешь, зачем вообще садятся играть в эту игру? Люди хотят испытать свою судьбу, свою удачу. Если сделать ставкой жизнь, то процесс стал бы похож на попытку пройти по натянутому между двумя крышами канату. Если умельцы, у кого это стало ремеслом, и они ходят под крики восторженной толпы, пока вдруг не подует ветер. Или пока сосед на ярмарке не сорвёт слишком громкие аплодисменты, сбивая трюкачу настрой… Но все прочие… сколько людей могут похвалиться подобной ловкостью?
Рагнар аккуратно придержал запястье девушки, и губами взял рисовый шарик с её ладони. Затем другой и третий.
- …но в костях, кажется, ловкость не обязательна. Игрой убивают длинные вечера, когда не о чем или нельзя говорить. И к ней прикипают те, кто так сильно хочет купить себе иную судьбу. Любую другую, вместо своей. Быть может, и тебе просто стало тесно в холме фей, и это не невезение, а  возможность?
Рагнар доел предложенные шарики, и коснулся губами кормившей его длани.
Здесь не было никого, кроме них с зеленоглазой ши. Ни людей, ни духов, ни времени.
- Так, значит, ты приезжаешь в незнакомый город, останавливаешься у привратного трактира, достаешь свой большой топор и громко говоришь «Эх, то ли выпить, то ли подраться с кем?..» …
- Почти так. Меня гонит эта самая скука. Хотя, я бы назвал её, чуть мягче, жаждой дороги. Это такое странное ощущение, словно в груди не хватает куска, а я пытаюсь его найти, вслушиваясь в разговоры, в восторженные песни поэтов, и жалобы крестьян на плохой урожай. Иногда в этих речах промелькивает что-то, что заставляет меня остановиться. Со стороны, здесь нет никакой закономерности. Нет логики в том, зачем воину снимать двуручный меч, и ровнять покосившийся забор убогой старухе. Нет логики в том, чтобы полдня  провести в поле, слушая жалобы на расшалившихся духов. И полное безумие, рваться в каждый отряд, отправляющийся вперёд за очерченные на карте границы Империи, в поисках ответов, вопросы на которые никогда не были заданы.
И, да, ты удивила меня.  Ты остановила время. Даже мой брат не умеет этого так легко.
Рагнар улыбнулся, потом аккуратно отвёл от лица девушки рыжую прядь. Сейчас ему нравилось в этой ши абсолютно всё. Словно бы он был настолько пьян, что воображение нарисовало из сотни образов тот один, самый лучший. Единственно правильный. И теперь северянин смотрел, словно заворожённый на лицо девушки и, одновременно, ощущал, что всё происходящее – ложь. Как будто с ударом часом или неурочным стуком в дверь, молодая кожа стечёт с костей ши, обнажая прах и тлен.
И нужно было, чтобы никто не стучал. Заколотить все ставни и разбить все часы.
- Поцелуй меня. Может, в этом ответ, и на мой вопрос, и на твой.

Отредактировано Рагнар Фагерхольм (2014-05-15 15:14:48)

Она была такой странной. Даже её прикосновение, лишённое нотки принуждения, но словно бы… неумелое. Как будто Рыжая привыкла видеть обнажённых мужчин, и обнажённых женщин, стесняясь их наготы не более, чем стесняются наготы цветов и ягод. И, вместе с тем, никогда раньше не касалась чьих-то губ.
Она не боялась дерзить там, в бане, не боялась и когда опрокинула поднос. Но сейчас была похожа на сгусток тумана, принявшего человеческий облик, и тот час готовый растаять от одного излишне резкого движения.
И её слова: «Завтра поутру меня здесь уже не будет».
Полные какой-то почти болезненной обречённости. Словно у Рыжей был лишь один день, прожив который, она рассыплется этой самой золотой пылью. И ей было в общем-то совершенно нечего терять. Да, ничто так не рождает дерзких и храбрых, как осознание пропасти под ногами.
Айне уже была мертва. А маг всё ещё надеялся поразить её сердце, глупец.
Рагнар медленно отодвинулся от губ девушки. Аккуратно, словно с благодарностью, коснулся её ярких рыжих волос. Быть может, всё может быть иначе? Почему в сказке обязательно должны быть рыдания чаек, и белые волны, обнимающее мёртвое тело?
- Значит, у нас есть время до утра. Это очень о очень много. Иногда, гораздо больше, чем целая жизнь… Давай я расскажу тебе другую историю, прекрасная ши, и, быть может, ты улыбнёшься мне ещё раз? – Рагнар попытался повторить этюд Рыжей по скатыванию шариков из риса, и, когда успех был достигнут, протянул свой шедевр девушке на раскрытой ладони. – Твой дом был Сид-ан-Бруге, но ты сбежала оттуда, чтобы быть с самым лучшим из смертных. Но мужчину не трогала твоя красота, иначе бы он был уже мёртв. Ведь разве не так случается с теми, кто смотрит на ши слишком долго? Ты вела его хозяйство, вышивала ему лучшие рубашки… но он скорее замечал соседскую толстушку, нежели тебя. Ты для него существовала и, одновременно, нет. Так люди воспринимают радугу или морозные узоры на стекле. Потом… потом вы приехали сюда, на эту проклятую свадьбу кого-то с кем-то. О, свадьбы всегда собирают множество самых разных людей. И нелюдей тоже. Ведь, будь я культистом, я бы тоже отловил пару жертв совершенно безнаказанно, пока все заняты иными делами…
Рагнар на секунду замолчал, задумчиво глотнул браги и жестом предложил Рыжей последовать его примеру.
- Тогда твой возлюбленный… проиграл тебя… в кости. Судьбе, людям или другим ши. И потому ты нежданно очутилась в трущобах Далара, да ещё среди тех, кто не верит в сидов.
Но почему твоя сказка обязательно должна закончиться здесь, через сутки после? Кто вбил тебе в голову, что жизнь вообще заканчивается со смертью? Если утром растает волшебство, это лишь значит, что ты будешь иметь право выбора.
Рагнар чуть улыбнулся, смягчая невольную резкость последней фразы, потом наклонил голову, и аккуратно коснулся губ девушки, возвращая ей её поцелуй. С той же почти глупой и неумелой нежностью. Над которой посмеялся бы и сам, в иное место и в другое время.
- Хочешь пойти со мной? Когда закончится смута, я, быть может, поеду в Тару. Я был там так давно, что, кажется, даже стал забывать дороги ведущие прямиком, к «лесным братьям», и дороги, позволяющие сбежать от оных.
Я попрошу брата пристроить тебя куда-нибудь на кухню. И скажу, что ты моя женщина, чтобы тебя никто не смел трогать, пока ты сама того не захочешь.
Маг чуть наклонил голову, ловя взгляд девушки в свой. Словно испуганную изумрудно-зелёную птицу в ладони. Потом придвинулся чуть ближе, так, словно пытаясь почувствовать стук чужого сердца через предательски-тонкую прослойку воздуха.
- Ты хочешь быть моей, Айне?

Отредактировано Рагнар Фагерхольм (2014-05-15 21:49:46)

Да, зелёная птица в ладонях. Таких ловили в силки, а потом приносили на радость фро. Их век был короток в чаду хирда. Но разве они не умерли бы и так?
Рагнар почти физически почувствовал, как замирает под рукой маленькое тельце. Как шелковисты и упруги яркие перья. Как сердце пленницы стучит всё громче от страха и оказанной чести. Как с тихим скрипом открывается дверца сплетённой из ивовых прутьев клетки…
- Да.
…Зеленокрылая вспархивает, обретя свою новую, и самую последнюю из свобод. Встречая прутья с болезненно-сладостным стоном.
- Да.
Какое из слов было первым? Какое из них произнесла девушка, с глазами цвета самой яркой летней листвы?
- Как ты понял это?
Понял что? Рагнар чуть наклонил голову, проводя щекой по щеке девушки едва ощутимым касанием. О чём он мог рассказать ей? Про собственные воспоминания о Таре? Про её обречённость ши? Или, быть может, про то, что в шазийской бане эта Рыжая смотрелась едва ли не более странно, чем сам Фагерхольм? Или и вовсе про Волю Создателя, сопровождающего своей дланью каждый шаг мага?
- Просто знал. С самого начала, как ты вошла – шёпот Рагнара тёплой волной касался обнажённого плеча тарийки – Словно я помнил тебя всю жизнь. Твоё лицо, изгиб шеи, твой голос, твой запах. Просто не мог найти или узнать, пока ты снова не стала Собой. Или нет, не так…
Маг снова поймал взгляд девушки в свой, топя остатки её изумления в своей спокойной, почти осязаемой уверенности. Бесконечной. Безукоризненной. Так скалы клянутся, что будут стоять вечно. Так люди верят в твердь и небесный свод.
- Так было нужно. Ночь привела меня сюда цепочкой случайностей. Дорогой, которая не могла случиться в иное время. Ведь дом, принадлежащий шазийцу, последнее место, где  я смог бы уснуть спокойно. Но я пришёл. Быть может, это ты позвала меня сюда, зеленоглазая ши?
Рагнар чуть улыбнулся одними губами и коснулся края импровизированного покрывала девушки, стягивая его вниз.
- Я услышал, как трещит лёд под твоими ногами. Как ты, устав сопротивляться, падаешь камнем в холодную тёмную воду…  и почувствовал, что моё солнце гаснет вместе с тобой, все эти улыбки, радуги и лесные песни… - наверное, можно было остановиться тремя фразами раньше, но сейчас слова подбирались неожиданно легко, словно и впрямь навеянные чьим-то неслышным шёпотом. - Нет ничего хуже, чем просто стоять и смотреть. Нет ничего страшнее, чем прийти слишком поздно. Я бесконечно рад, что успел. Что ты меня дождалась…
Рагнар неприметно отёр пальцы об упавшее полотенце, теперь лишённое своей иной роли. Встал и протянул девушке руку. Как подают её невесте, ведя её к алтарю. Или как возлюбленной, если она действительно ши.
- Пойдём?

Отредактировано Рагнар Фагерхольм (2014-06-10 15:45:48)

Кислотно-едкий оттенок, от которого бы начала нервно почёсываться спина у любого маститого хеса, исчез вовсе. И теперь глаза Айне сияли двумя лесными озёрами. Сесть на берег. Коснуться водной глади. Умереть, уснуть под толщей зелёной воды, глядя на уносящиеся ввысь гибкие стебли кувшинок, на их лилейно-белые цветы… 
Стоило бы, пожалуй, если не удивиться, то хотя бы задуматься, почему так неожиданно быстро произошло это превращение во влюблённую Лорелею. Но обыкновенное никогда и не было главным спутником Рагнара. Напротив. Чудеса, разной степени тяжести, таскались за рыцарем Фагерхольмом, как блохи за бездомной собакой. Кто ещё сумеет случайно подобрать джина, походя вылечить Старшего Разбойника, попроситься на корабль прОклятого капитана, а в качестве главной боевой заслуги засветиться перед добрыми даларскими братьями поимкой культиста? Нет, последнее феерично не тем, что беглеца крепко приложило дубовым столом в висок, а тем, что произошло сиё в дешёвом борделе, а сам Рагнар (к пущему восторгу подоспевших братьев) был сильно пьян, первозданно наг и, разумеется, с  девкой в смятой постели… И это, конечно, ещё не считая дружбы с магом Владетеля.
Впору было думать, что наблюдающего свыше Истинного Бога, крепко разбил паралич, и он никак не может отвести взгляда от своего беловолосого адепта. Скуки ради, окуная его в новые и новые чудеса. Вот и теперь…

Рагнар с тихим восхищением смотрел на красивое лицо тарийки, на её улыбку, подёрнувшую озёрную гладь солнечными бликами. Тонул в её взгляде, забывая и о мятеже, и о собственном намерении задружить Брата с Синим Щитом. Всё это вдруг показалось мелким, ничтожным, пыльным. Бесконечно далёким. Наверное, так чувствуют время лишь влюблённые и мёртвые.
- Как же долго я ждала тебя...
Слова девушки казались желанной музыкой. Прикосновение – дорогим подарком. Словно всё произнесённое ранее было не просто красивой речью. Словно они действительно ждали друг друга полжизни. Почему нет? Неужели это более невозможно, чем умение поднимать мёртвую плоть или хладную сталь?
Конечно, мысль о «завтра» бы всё испортила. Но сейчас не было ни «вчера», ни «завтра». Только яркий медный отблеск волос девушки, её голос.
- Ты поцелуешь меня еще?
- Всё, что захочешь, Айне – сейчас она могла бы попросить хоть жемчужину из глубин Внешнего Моря, хоть зуб Йормунгарда. Не было ничего невозможного и всё казалось простым. – Всё, что у меня есть, принадлежит тебе.
Они уже сидели на шазийском диване, и Рагнар на мгновение приложил руку девушки к своей груди. Сердце билось очень ровно, как не бывает у пылкого влюблённого, но не бывает и у лжеца. То, что он чувствовал, и не было страстью. Тоньше паутинки и легче пера, оно застилало мысли и, одновременно, дарило почти абсолютную свободу. Да, пожалуй, он мог бы выжечь одним лишь невысказанным желанием весь шазийский квартал, оплавив стёкла и камни… и собрать его заново, с теми же стройными башенками и начертанными вдоль куполов витиеватыми строками молитв. Да, всё казалось простым.
- Всё, что захочешь.
Рагнар коснулся ладонью ключиц девушки и медленным, нарочито лишённым обычной для варваров силы, движением заставил её лечь на спину. Смешивая медный блеск волос с роскошью шазийской причудливой вышивки. Долю секунды любуясь этим странным сочетанием, отчего-то вызывающим в памяти ощущение осеннего леса и шелестящих на ветру разноцветных листьев.
Потом коснулся губами скулы девушки, её шеи, бархатистой и пахнущей какими-то цветами. Наверное, последними в этом заосенившемся лесу, а потому немного холодными и даже горьковатыми. Хризантемы. Да, ши непременно должны пахнуть хризантемами. А ещё брусникой.
Маг провёл кончиками пальцев вниз от ключиц девушки, к её груди. Обводя полукругом упругий сосок. Было страшно касаться рыжеволосой красавицы слишком сильно. Словно на её нежной коже могли тотчас остаться тёмные пятна синяков.
Всемилостивый бог, она не могла быть настоящей. Жить, дышать, принимать клиентов, драться из-за лент или недоданной каши. Какой подонок выкинул её в эту выгребную яму Обратной стороны мира? Или… это действительно была Его Воля?

- Хочу тебя.
Такая странная фраза. Сказанная пойманной зелёной птицей. Рыжеволосой ши, лежащей на ворохе ярких кленовых листьев. Что означала она здесь, сейчас, в хрустально-застывшем воздухе, где нет ни имён, ни звуков, ни чисел?
Где мраморные стволы деревьев сплетаются с границей радужного моста, а каменные ступени срываются в море, в Утгард?
Жизнь, душа, магия, присяга, кровь… что такое принадлежность для воина-мага, и что она – для племени сидов?
- Говори со мной. Пожалуйста. – попросила ши, словно Рагнар задумался слишком надолго,  и её руки заскользили по спине, нежные, словно самая тонкая паутина.
- О чём? – на минуту маг удивился звуку своего голоса, словно теперь здесь было место лишь песням Айне, а он уже смирился быть оплетённым гибкими стеблями лесных трав. Словно это не он сам, создал мир с мраморными стволами деревьев и яркостью кленовой листвы. – Я уже принадлежу тебе. Мои мысли, как потоки влаги, текут по твоим жилам. Я знаю о тебе всё, а ты знаешь всё обо мне…
Маг коснулся кончиками пальцев того места, где на девичей шее билась тонкая жилка, замирая на мгновение, как замирает ветер, холодными узорами на стекле – Они проходят по твоему телу. Ведь ты знаешь меня дольше, чем знаешь мир. С того самого момента, когда ещё не было ни Неба, ни Моря. Когда не было двух, и не было разницы между нами. – Рагнар сдвинулся в сторону, податливо разжимая чужое объятье. И, опираясь на локоть, скользнул ладонью вниз. По шее, по ключицам, по груди девушки. По её животу. Медленно, как наощупь находит свой путь первая талая вода. - Пока не было даже досадной полоски кожи, разъединяющей наши тела. Я всегда был твоей частью, Айне. Пока время не попыталось создать нас чем-то иным…
Эта сказка, переиначенная и искажённая, уже когда-то звучала из его губ. Когда он так же медленно и неспешно снимал кожу с пленника, желая узнать ответы на свои вопросы. «Досадная полоска, за которой в жилах течёт твоя душа. Я выпью её столько, сколько потребуется, пока не получу, что желал».
Но сейчас синие горы были далеко, и Рагнар не помнил ни о чём, кроме лежащей перед ним ши.
- …разве ты этого не чувствуешь? – пальцы мага скользнули вглубь лона девушки. Как когда-то в тело Мидори, но и этого он не помнил тоже. Здесь не было места для мёртвой ханини, хоть она и была ключом, отрывшим  двери в Изнанку Мира.
А ведь, Великий Бог, зелёная птица, произнесшая свою странную фразу, не знала о чём просила. Сколь бездонной должна была быть её душа, куда глубже, чем яма Утгарда, чтобы воистину вобрать себя Всё. Все ветры, все дороги и все костры. Все блики Священного Озера, заключённого в синие чёрточки рунескриптов. Все горные кручи серых вершин, и кричащие потоки седых водопадов, выдирающие себя из первозданного Хаоса, чтобы снова сорваться в бездну за другим краем моря… знания об Истинном боге и искажённые лица умерших…
Как гружёная лодка, заполненная водою по самые борта, она сама камнем пошла бы на дно с этим знанием. Столь бесполезным для неё, сколь и опасным… но любые слова стали лишь потоками ветра, беззвучно ласкающими кожу.
В них не было смысла. Ши уже принадлежала ему безвозвратно, и мысли мага текли влагой по её жилам…
Рагнар, касаясь губами кожи Айне, спускался вниз по её груди, к животу, к паху. Было неудержимо странно ласкать женщину так долго, так открыто, при свете. Так не было если не никогда, то очень давно. С Кряжа. А, быть может, с какой-то другой жизни.
И он желал её сейчас. Желал неудержимо сильно. Но хотел, чтобы её жажда стала сильнее его собственной.
- …я хочу, чтобы ты вспомнила эту пустоту внутри себя, и почувствовала, как она заполняется мной. Моим дыханием, моей плотью, моей душой. Я хочу, чтобы ты вспомнила, Айне. Чтобы всё приобрело для тебя смысл…
Маг в очередной раз выспростал пальцы из чужой тёплой глубины, и, перекинув ногу девушки себе через плечо, коснулся губами её лона.

Испуг. Он принёсся раскатом далекого грома. Отблесками грозы, которая случилась не здесь и не сейчас. И отступил раньше, чем маг успел осознать, что точно увидела Айне.
Туши людей, освежёванные Гармом-Охотником? Алаццинских мертвецов, поднимающихся на новую битву? Когти грифона, в одночасье огромные и острые, как клинки?... Нет, что ей до чужих стран?  Горечь дыма, курящегося не от костров – от сгоревших домов.  Фоморы, вмявшие в копоть и грязь обессиленных сидов. И трупы, трупы, трупы. Сотни рыжеволосых людей и ши…
Но есть ли разница, Айне? Мертвые не видят нас – вороны выклевали им глаза. Их изломанные кости поглотила земля, сковал мрамор, засыпал ковёр из кленовых листьев. Тлен даст новую жизнь, прорастая яркими бутонами цветов, зеленью трав. Торжеством жизни над смертью и хаосом.
После бури так ласкова волна, Айне. Так добры волны и тих ветер. После буйства стихии не радуга спускается к хладной воде – мост Биврёст, что приведёт в Вальгаллу героев. А живым отпущено время славить их в сагах. Живым отпущено время согревать друг друга любовью и рождать новых героев.
Так хотел Истинный Бог. Разве мог он поступить иначе? Разве мог он оставить детей своих в одиночестве?
Нет, Айне. Нет никакой пустоты. Нет боли. Нет одиночества. Плоть касается плоти, распускаясь цветами папоротника. Так должно быть и так будет. Во веки веков. Даже после дня Рагнаради…
Маг в последний раз коснулся губами лона ши, в последний раз язык его скользнул среди тёплой влаги, пахнущей страстью и жизнью, какой не могло бы быть места в мире бесплотных теней. И потянулся всем телом вверх. Удерживая себя руками, и лишь едва касаясь кожей покрытой испариной кожи Айне.
Сплестись в клубок. В одночасье. Так туго, чтобы стать словно единым целым. Всю долгую зиму под ворохом палых листьев, под толщей мягкого снега. До нового солнца. Пока не отступят войны и грозы…
- …день Рагнаради. Всё только миф, Айне. Только пыль от сожжённых книг. – дыхание мага тёплой волной лилось на тонкую девичью шею. И голос его был тих. Не голос – тёплый весенний ветер. – Ведь мы придумаем его заново. Мы создадим по памяти города, деревья и сладкие запахи клевера. Мы будем сильны, становясь единым, прекрасным, цельным. Что нельзя опорочить или сломать. Не оставляя места для слов или одиночества. Нет ничего важнее нас, Айне. Тебя и меня.
Маг коснулся губ девушки, оплетая её поцелуем. Словно ожидая ответа на все свои мысли разом. Одним её вдохом, одним дыханием – звоном медных колокольчиков и колючих сосновых игл. Как будто он мог прочитать  душу Айне, как верил, что она читает его.
И, одновременно, скользнул ладонью вниз, касаясь собственной плоти, и направляя её к лону ши. Чтобы сделать её своей, и стать её частью.

Можно ли показать чудо магу, прошедшему от Кряжа и до Хребта, и видевшему воочую существ, о которых даже рассказывать не принято? Можно ли удивить того, с кем невозможное случается чаще, чем зуд с блохастой собакой? Того, кто волею Истинного Бога держал в руках нити чужой жизни и чужой смерти?
Бедная маленькая птица, даже если ты вскроешь собственную грудь, и вырвешь из неё ещё трепещущее сердце, и то не покажется новым!

Но смех ши пролился золотыми колокольчиками, перезвоном болотных огней. Что ему было до чужой удали и доблести, до умения владеть клинком и строгими скриптами урд?… Не такие склоняли головы, не такие забывали семью и дом, слыша тихую песнь, тянущуюся над озером. «Брось, брось путник меч свой, брось наземь знак иноземного бога.
Много ты видел в дальних краях, но сердце твоё здесь.
Не моё – твоё сердце бьётся под зелёными птичьими перьями.
Я, Айне, обманула тебя, и теперь мы – одно. Маленькое, хрупкое, смертное. Так прими же свою судьбу, слейся со мной, плоть от плоти. Лишись своей Силы, как лишил меня Неба!…»

Рагнар закрыл глаза. Правда не смущала его. Ни одна из правд. Руки Айне обнимали его плечи, а губы касались его губ. И было всё равно, по какую сторону клетки оказался мир, а по какую – он сам. Ничего не осталось, кроме жара девичьего лона, в которое раз за разом входила его плоть. И не было ничего важнее.
Таяли, подёргиваясь туманом, мраморные колонны, сыпались  вниз кленовые листья. Где-то вверху смеялась древняя беззубая Тара над тем, кто вздумал жениться на одной из её дочерей. Заново вспыхивали деревянные избы, заново звенели мечи поморов и сидов. Кашляли вороны, словно псы трусили волки Гери и Фреки. Рассыпался осколками Биврёст , становясь полевыми цветами…
Мир перестал существовать. Но Рагнар бы не поклялся, что стонущая под ним, была для него меньше целого мира. Что по одному слову её, он словно сражённый великан Имир, не рухнет в Древнюю Бездну, телом своим создавая всё.

«Время для чуда». Так шептали болотные огоньки в её глазах. Так смеялись золотые искры, рассыпаясь вокруг. А маг лишь молча собирал их губами с лица, с подбородка и шеи ши. Пока от жаркого сплетения тел, не стало трудно дышать. Пока воздух не стал вырываться с надсадным хрипом, до рези высушивая гортань.
И Рагнар продолжал двигаться ритмично и быстро, пока плоть не перехватило лёгким спазмом, заставившим сильнее вжаться в тело Айне, чтобы до краёв наполнить её семенем. Той влагой, что соединяет мужчину и женщину важнейшей из клятв. Обещанием новой жизни. Бесконечности Бытия.

Сладко пахли полевые цветы, осколки северных радуг. Ручьями смеялась, расчёсывала кудри зеленокосая дева. И волки и вороны кормились с её ладоней. Стихли пожары, и лязги мечей. Ведь не было ещё ни поморов, ни сидов. Не было первых войн, ибо Тюр ещё не лишился руки, и его меч был вернее молота Тора. И долго было до нового дня Рагнаради.
Маг на мгновение опустил голову, касаясь лбом покрывала. Дожидаясь, пока звуки, запахи, числа вернуться на причитающиеся им места. И, наконец, приподнялся, освобождая тело Айне от тяжести собственного тела. Насквозь просоленного жарким потом, вздувшегося буграми мышц, и, вместе с тем податливого.
Да, ши могла бы всадить нож ему в глотку, он не сделал бы и попытки уклониться. Шепча лишь одно имя, словно высшее из благословений: «Айне, Айне, Айне…»

- Айне… я никому тебя не отдам, ни богам, ни людям, ни сидам… – тихо произнёс маг, забирая руку под голову, и, лежа на боку, повернулся  так, чтобы видеть расцелованное солнцем лицо полюбившейся ему девы. Чтобы обнимать её взглядом, не отпуская ни на секунду даже сейчас, когда к телу подступала сладостная ватная дремота. – Мы не должны быть здесь Айне, эти камни не умеют рождать цветы… здесь их так мало…  – пальцы Рагнара на мгновение скользнули по животу  ши, потом потянулись к зелёным стеблям, покорно покинувшим напольную вазу, и теперь рассыпавшимся по покрывалу вместе со своими невольными побратимами-прутьями. – Девять дочерей было у Эгира, девять волн, девять оттенков моря. Блудухадда, алая, как этот бутон, и Химинглэва, светлая, как этот… и синяя Бара… хватит ли тебе, чтобы сплести венок, Айне? Чтобы пойти за мной, как моей возлюбленной и невесте?

На секунду пальцы Рагнара, дрогнули, и цветы, так заботливо собранные с покрывала, посыпались обратно. Любит. Больше всего он хотел услышать подобное, но ожидал всего меньше. Разве не нужно теперь рушить замки, побеждать колдунов и обагрять руки кровью драконов? Не нужно искать заветных тропы к волшебным холмам, и ставить золотые силки на сидов?!
Айне уже согласилась принадлежать ему. Так просто, всего двумя словами. Так просто и честно, что, казалось и она сама испугалась произнесённого. Пряча взгляд, словно в ответ над ней посмеются или огреют плетью…
Бедная девочка. Зеленоглазая ши… нет у тебя ни драконов, ни замков, кроме тех, что взлелеяла ты внутри себя. Но высокие их стены крепче камня. День за днём, год за годом, придётся продираться сквозь терновник и через глубокий ров, тараном биться в окованную дверь, лишь бы на долю секунду снова найти ту, Айне, хрупкую и беззащитную. Мотыльком прижавшуюся к груди. А что будет между? Кто построил все эти стены? Боль, желание быть человеком, тарийская гордость, чужая зависть?!
Рагнар коснулся волос ши, вплетая пальцы в рыжие пряди. С нежностью, будто бы гладил невесомую лесную паутинку, и боялся её испортить. Пока Айне вновь не посмотрела на него, пока он снова не утонул в её зелёном и топком, как поросшая изумрудным мохом трясина, взгляде.
- Ты боишься заблудиться, Айне? Не бойся. Шрам теперь на моём запястье, но под ним до сих пор жива урда. Райдо. Дорога. Мне подарил её альв, созданный из инея и стекла, прежде чем уйти сквозь метели в небесный чертог. Ничто не сотрёт её, ничто не отделит её от меня. В любой тьме, увижу я лунную нить. В любую бурю найду тебя снова, Айне…
Рагнар наклонился, на мгновение касаясь губами губ девушки. Хотелось подарить ей своё тепло, и собственное ощущение единственно возможной правильности происходящего. Прикосновение золотого света, что теперь весенней рекой разливался в груди.
- Я возьму твою руку. Вот так. Обхватив там, где тонкая жилка шепчет удары  сердца. И тогда ты поймёшь, что я жив, и ты жива, и ничто кроме нас не имеет значения… – маг действительно взял девушку за запястье, и, привстав, потянул  за собой и ши – Пойдём, Айне. Мой Брат здесь Король среди всех фоморов и сидов, воинов и блаженных, джинов и карликов-цвергов… Он волен судить и волен благословлять. Я попрошу его, и нашу дорогу выложат цветами. И все сердца в один миг забудут о крови и суете, восславляя нашу с тобою радость…

На мгновение Рагнару показалось, что объятие ши и её лёгкий, как крыло бабочки, поцелуй – это попытка спрятаться, исчезнуть, не знать. Словно Айне боялась, что рассыплется на тысячу золотых искр, как только переступит порог комнаты. Или, быть может, что он, Рагнар, нарушит обещание и исчезнет, услышав предательский шёпот извечного попутчика-ветра? Что забудет о ней так же быстро, как и полюбил?
Быть может и права была Айне. Только двое неизменно оставались в его памяти, сколько бы дорог не было пройдено. Десмонд и Адриан. А прочие стирались, словно слова, начертанные по краю прибоя. Растворялись с рассветом, как белый туман… и, быть может поэтому, тем сильнее торопился Рагнар назвать зеленоглазую деву своей, чтобы сделать её особенной навсегда. Чтобы сохранить в памяти именно её лицо, и именно её имя вспоминать, лёжа даже с самой красивой из женщин.
Но стоит ли такое произносить вслух?
- Негоже являться к королю сидов испачканными в соусе!...
Маленькая милая ши. Как было бы просто, будь дело только в этом соусе. Но, быть может, именно поэтому ты и волнуешься так? Ладонь Рагнара нежно коснулась волос девушки, а губы тронула улыбка.
- Это хорошо, что ты хочешь понравиться моему брату. Он справедливый и добрый. И лишь его словом я дорожу во всём подлунном мире… Но ты не должна бояться. Так или иначе, я всё равно тебя заберу.
Рагнар снова улыбнулся, и покорно подставил плечи, под мокрую ткань полотенца. Наверное, ши была права. Явиться к Жнецу перепачканным в соусе было сродни неуважению, но… ведь для Адо будет важно совсем не это. «Зачем?» - будет его первый и, быть может, последний вопрос. И ответ про внезапную любовь его вряд ли устроит… но нужно ли ему печалить младшего из-за такой мелочи? И вряд ли владелец бани захочет отказать магу, в любом случае. Ведь ни одна тарийка не стоит того, чтобы подвергнуть себя риску разделить судьбу Хашима.
Вот сотник Фагерхольм не дал бы своего благословения в любом случае. Альрик был очень лоялен к выбору своих сыновей, пока этот выбор падал на хеску. И его упорство в том, что волосы невестки должны быть не темнее спелой пшеницы, не могло поколебать даже то, что один из Биргенов рыжий, и ему это нисколько не мешает быть героем.
Впрочем, какое теперь ему, Рагнару, дело до мнения сотника Фагерхольма?
И какое дело до мнения святых отцов в Пресептории? По чести, он уже четыре года, как расстрига. С тех самых пор, как спешно покинул Далар.
- Не бойся, Айне. Всё именно так, как и должно быть. Я привёз с собой в столицу снег, и я привёз с собой хаос. Всеотец знает, что я не сделал ничего, чтобы подтолкнуть их, но они словно ждали меня, вспыхнув жаркими кострами пожарищ, смешивая белые хлопья с алой кровью убитых. Они всегда следуют за мной, словно притороченные к седлу.
Но, когда я полюбил тебя, все твои страхи  станут снежинками, тающими от прикосновения тёплых пальцев. Все твои страхи растворятся под светом весеннего солнца. И моё сердце будет тоже свободно от той единственной урды, что обошла мою кожу. Потому что в нём нет места ничему больше, кроме желания принадлежать тебе, Айне…
Рагнар закрыл глаза, чувствуя, как губы девушки касаются его кожи, его губ. И вправду не хотелось думать ни о чём, кроме. Словно время снова замерло, позволяя чувствовать лишь звук голоса ши, теплоту её тела, мягкость её волос…
Хес обнял свою Айне, и в тот самый момент за спиной раздался стук и картавый, но очень вкрадчивый голос.
-  Адриан-доно… ожидает вас в кальянной.
Рагнар оглянулся через плечо, посмотрев на вошедшую. Нет, её появление было более чем своевременно. Но… так удачно можно было зайти, разве что подслушивая под дверью. И, в любом случае, по повелению «Адриана-доно». Хотел ли он действительно пригласить брата в кальянную, выждав достаточное время или… волновался, что они с тарийкой уже переломали всю мебель и сворачивают друг другу шеи?
Маг усмехнулся, и кивнул посланнице.
- Да, очень вовремя.
А потом напоследок нагнулся к ши и шепнул ей.
- Меня называют «Рагнарёк». Но ты можешь называть «Рагге», или как тебе нравится. Но нехорошо, если ты и дальше будешь обращаться ко мне просто «хес».

***

Комната была маленькой и выложенной со всех сторон коврами, словно драгоценная шкатулка. Такие Рагнар видел ещё во времена своего послушничества, когда сопровождал харра Бьорна в Халифат. И когда шазийская роскошь вызывала у него не раздражение, а удивление.
Да, точно такая же. С низеньким столиком, окруженным не менее низкими диванчиками. С узорчатым кальяном из цветного стекла. С местом для фруктов и вина… Впрочем, когда шазийцы курили особенно забористую дрянь, им это становилось совершенно неважно. Рагнар до сих пор думал, что высота мебели затем и такова, чтобы, изрядно причастившемуся к кальянной трубке, было не так мучительно больно падать на пол. А ковры – чтобы упав лицом вниз, счастливчик не сломал себе нос.
Но, конечно, не это заставило Рагнара на мгновение замереть на пороге. Вместо шазийца, окружённый подушками и девками, с кальянным мундштуком в руке, на диване возлежал Адо.  И, честное слово, от халифского паши его отличал разве что цвет волос.
Всеотец, Истинный Бог, откуда в сыне Севера может взяться столько умения вживаться в чужую роскошь, нося её не с видом сорвавшего куш разбойника, а аристократа, выросшего среди неё?! И, не в этом ли причина того, что Жнец так легко готов помочь Кариму, но так безразличен к успехам Хестура?

Рагнар невольно поморщился, спустил на ближайший диван, дотащенную на руках Айне. Потом сел сам, пару секунд выравнивая ход мыслей, чтобы сказать то, что планировал, а не разразиться висой, высмеивающей увиденное. И, наконец, поднял голову, встречаясь со взглядом брата:
- Извини Адо, я в четырнадцать сцепился с разбойниками в Халифате, и потому теперь так странно реагирую на всё, что так или иначе связано с шази. Но сегодня я рад, что приехал с тобой сюда. Ты был прав. И мой путь должен был быть именно таким…
Рагнар никогда не имел привычку показывать фокусы. И вряд ли Карим, будучи «сильным магом» по словам Адриана, такую привычку имел. Но тем доходчивей должна была смотреться любая демонстрация.
Маг улыбнулся, и беззвучно заставил муштук оставить пальцы Адо, и почти естественным округлым движением лечь в собственную ладонь.
- Эта рыжеволосая ши меня радует. С ней я чувствую себя преисполненным покоя и силы. А потому, я хочу взять её с собой. Я хочу, чтобы она была мне женой, и ты благословил меня, мой ярл.
Рагнар приложил муштук к губам, но сделал лишь пародию на затяжку, чтобы не закашляться тут же, портя весь эффект. И передал обратно Жнецу, тем же способом.
- Я хочу, чтобы она стала моей женой сегодня. По обычаям её земли. Каково твоё слово? – добавил маг по-тарийски. Адо было всё равно, какой из языков слушать. А перед зеленоглазой ши отчего-то было приятно показать, что он, Рагнар, знает язык Зелёного Острова, едва ли не лучше даларского.

Истина одна для всех и, между тем, своя собственная для каждого.  Кому-то глоток воды утоляет жажду, кому-то – вытесняет последний воздух в измученных лёгких… Но разве виновата в чём-то река? Разве она, прекрасная, выбирает, окажется в ли верше рыба или голова Мидори?!
Айне была зеленоглазой ши. Той, что никогда не должна была уходить от зелёных холмов. И она же была тарийкой, шлюхой в бане папаши Гасана, подружкой, наверное, уже многих бравых ребят... Рагнар помнил обе части правды, но считал важным только первое.
И тем радостнее было, что и Адо принял без возражений такой выбор.
-  Ты знаешь, брат: я дам свое согласие на все, что сделает тебя счастливым. Тем более если для этого нужна такая малость…
Да, малость. Сущая малость, как зёрнышко на ладони. Посади его – и однажды зелёная крона закроет высокое небо, запоёт птичьей трелью и флейтами ветра… Крупинка, рождающая целый мир…
И Рагнару было радостно от того, что брат понял это тоже. И был ли в его жизни кто-то роднее Адо?
Ещё Дес. Но о том, как рассказать юному магу о случившемся (и рассказывать ли вовсе?) он пока не думал.
- В «Маргарите» довольно места и для твоей жены, и для свадебного пира. Мы отыщем и протрезвим Редьку, чтобы он вас обвенчал, как положено в Таре, а после поднимем заздравные чаши…
Рагнар почувствовал прикосновение к своему плечу, и тоже одной рукой обнял брата. С теплотой и благодарностью. Неужели он и вправду вернулся домой? И всё это не случайность, не игра слов, не шутка? Так должно быть, и в этом и воля Истинного Бога – тоже? Просто быть с теми, кто тебе дорог. Жить вместе с ними, пока смерть не разлучит вас, и снова встретиться за чашей в Вальгалле?... Так, может, всё дело не в законности и не в силе, а… в… любви?! Может, Истинный Бог заповедовал именно это?
- Создатель ведет людей друг к другу разными дорогами, позволяя встретиться на перекрестке. Я рад, что ты не разминулся со своей рыжей фейри.
- И с тобой, брат мой. – Рагнар улыбнулся, и, пока мальчик сгружал кушанье на стол, потянулся к высокому узорному кувшину с брагой. Поняв его жест, даларка, соскользнула с дивана и наполнила маленькие кубки. – Трижды сейчас я подниму чашу. Первый во здравие Бога. Ибо он конец и начало всего сущего! Славься Великий во веки веков! – маг забрал свой кубок и звонко стукнул его краешком по кубку Адо. Сейчас было уже не важно, что пьют они не из рога, а сидят не за длинным столом. И что Жнец пока не знает об Истинном Боге. - Вторую подниму за Хашима. Пусть и ему котёл у Хелль будет не так горяч! Ибо этот шазиец привёл меня к тебе, Брат. И нет у меня другого брата и другого ярла, кроме тебя! – кубки опустели и наполнились снова, а голос Рагнар наполнялся всё большей радостью. Было до странности хорошо, говорить то, что лежало на сердце. Что было правдой, но раньше казалось несущественным или не уместным… разве он был связан с кем-то из Фагерхольмов так же тесно? Разве мог идти за кем-то, кроме Бога и Жнеца? - И третью чашу я выпью за здоровье хозяина этого дома! Долгие лета шазийцу Гасану - у него я встретил сегодня свою невесту, прекрасную Айне! – Маг обнял сидящую рядом тарийку и ласково улыбнулся ей, прежде чем поднести кубок к губам. Радость. Как же ему сейчас хотелось подарить всем находящимся в этой комнате ту же светлую радость, что чувствовал он сам. Ту, что ярче солнца, что дороже любого золота. Что сделало бы ши счастливее? Разве он уже не пообещал ей всё? И разве было что-то, чего не сделал бы ради неё сейчас?
- Я хочу, чтобы на свадьбе ты была в платье цвета зелёного мха, как твои глаза. И чтобы Брат Эамон связал наши руки яркой лентой… А что ты хочешь, Айне, моя любимая Айне? – от запаха дичи желудок предательски заурчал, но, прежде чем подхватить птичью тушку, Рагнар всё-таки дождался ответа ши.

«Мой Рагге». «Мой Рагге из серебра и инея»... Слова тарийки вплетались в сознание виноградными лозами, гроздьями душистых цветов, делая происходящее ни на что не похожим, радостным, ярким. Ведь днём раньше ни в одном пьяном сне Рагнару бы не привиделась собственная женитьба. В лучшем случае, он мог представить себе алый плащ и толпу рыжих девок, вопящих в экстазе при виде Великого Героя. Или то, как путешествует по Империи с Десмондом, обходя встречных орденцев десятой дорогой... но чтобы связать себя обязательствами с одной единственной — никогда.

Впрочем, и об самих этих «обязательствах» Рагнар имел весьма туманное представление, ограничивающееся формулировками из свадебных клятв: «Я, Рагнар Фагерхольм, беру тебя, Айне Волшебная, в законные жёны, чтобы всегда быть вместе в радости и в горе, в бедности и в богатстве, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас.»
То есть, обязуюсь вручить ключи от всех погребов, если таковые найдутся, черкнуть пару урд в случае насморка, и намекнуть брату о том, что мяса и пива теперь будет съедено в два раз больше, если тот ещё не догадался. Ничего сверхординарного или невыполнимого.
И, уж точно, не более странно, чем желание поцеловать аловолосого юношу, когда тот поёт Песнь.

В общем, можно было целиком и полностью сосредоточится на оформлении праздника. Тем более, что Адо своё благословение уже дал, а невеста решила принять в обсуждении живейшее участие, первым же предложением вызвав у слушателей гамму эмоций от недоумения до улыбки.
- Может быть, мне следует попросить тебя нарядиться в килт? 
Рагге тоже почувствовал, как невольно вытянулось от удивления и его лицо. Нет, в том, чтобы обернуть клетчатое одеяло вокруг бёдер никакой сложности не было. Но разве не нёс этот кусок тряпки для самих тарийцев некий сакральный смысл принадлежности к строго определённому клану? И разве не будет подобный жест со стороны хеса едва ли не насмешкой над их традициями?
А, пожалуй, объединять всех горцев и низинников под лозунгом «бей гада!» да ещё и на собственной свадьбе Рагнару пока не очень хотелось. Благо, и невеста, это кажется осознала, пытаясь теперь обратить всё сказанное в шутку, и, в качестве подтверждения — одарив суженого нежным поцелуем.
- Я хочу шумного праздника, чтобы все веселились  и плясали. Чтобы пели старые песни и брага лилась рекой... Так ведь оно и будет, Рагге?
- Конечно, моя прекрасная ши, - маг заверительно улыбнулся, и посмотрел на Адо, ища в его лице подтверждение собственным словам, а потом продолжил. - Мы обязательно споём Саги о Героях, потрясая щитами, и «Ev sistr 'ta Laou», под волынку и весёлую скрипку. Чтобы всем хватило места, и все были счастливы. - Рагнар улыбнулся ещё шире, вспоминая своё обычное времяпрепровождение в «Маргарите». И то, как горланил те самые «старые песни», после пятой-шестой кружки, успешно забывая слова оригинала, и вставляя вместо них любые другие, подходящие по рифме. Ну и, разумеется, лица и кулаки особо впечатлившихся слушателей - Я, даже ради такого праздника постараюсь не играть на тагерхальпе! - от обещания не ломать мебель о головы ближних Рагнар решил воздержаться. Заведомо врать без необходимости было столь же некрасиво, сколь и не нужно. Вместо этого, он повернулся к брату, выясняя куда более насущные вопросы.
- Адо, а сколько времени Гвидо понадобится, чтобы накрыть столы и найти Редьку? - о наличии гостей можно было не беспокоиться — Жнец и сам говорил, что сегодня в «Маргарите» оные у него ожидались в количестве и с рассказами про имперские порядки. А не всё ли равно, будет ли пир посвящён доброй добыче мародёров, памяти павшим «героям» или чьей-то  свадьбе? Ведь ни брага хуже не станет, ни скрипка заунывнее... Главное, чтобы Брат Эамон не забылся и не начал читать погребальный канон, вместо свадебного обряда. И чтобы вернувшиеся живыми не напились мертвецки за собственное здравие раньше времени. - Ведь лучшего дня, чем сегодня, и не представить!
Рагнар снова улыбнулся, и, подхватил с тарелки двух голубей пожирнее, для себя и тарийки.