Человек, похожий на ловчего Дикой Охоты. Мелькающие перед глазами улицы и площади. Вороной конь, в которого будто вселился целый полк демонов. Просвистевшая над головой стрела и кровь, стекающая из пробитой глазницы умирающего разбойника прямо за шиворот его добычи.
Так, короткими вспышками, запомнилось Эсме происшедшее после похищения. Наверное, девушке ее происхождения и положения следовало бы потерять сознание, едва оказавшись в седле перед лохматым конокрадом. С другой стороны, будь принцесса в беспамятстве, она могла бы вовсе погибнуть, даже не заметив этого. Вышло же так, что ей хватило самообладания подхватить поводья, выпавшие из рук мертвеца, и мало-помалу заставить ошалевшего жеребца перейти сначала на рысь, а потом и вовсе на шаг. Остановившись в каком-то грязном тупике, тарийка спешилась и хлопнула коня по крупу, отправляя мертвого всадника в новую прогулку по Далару. Было бы слишком рискованно стянуть труп наземь и верхами отправиться на поиски обратного пути – бесхозная девица и породистый иноходец, это же просто подарок какой-то.
Эсме пришлось несколько минут просидеть на мостовой, прежде чем унялась дрожь в руках и ногах, а в мысли возвратилась хоть какая-то ясность. Было очевидно, что надо возвращаться в безопасное место, но большой вопрос, подходили ли под это определение Хаммерсхоф, Шамрок-Касл или императорский дворец. Мысль о гостеприимстве Зеницы девушка отмела сразу – Его Святейшество, конечно, много и охотно занимается благотворительностью, но она на сегодня свою милостыню уже получила. Шамрок-Касл таил в себе слишком много загадок, чтобы быть гостеприимным кровом для леди Маккена. В Хаммерсхофе можно было рассчитывать на помощь Бьорна, но, опять же, при условии, что он в замке. Самым разумным представлялось добраться до императорского дворца, позвать с черного хода Сиобхан, Лейви или даже Халльстейна, которые наверняка с ума сходят от беспокойства, коротенько пересказать им события минувшей ночи и… Впрочем, для начала следовало хотя бы добраться до дворцовой площади – все, что могла сказать Эсме о направлении, это что лошадь скакала вперед, а идти нужно назад. Ни одной приметы, разумеется, девушка не запомнила, спрашивать у прохожих – на удивление, не таких и редких – боялась. Когда она в четвертый раз кружным путем добралась ровно до того же места, с которого отправилась в путь, тарийка поняла, что больше не в силах ступить ни шагу.
Опустившись на крыльцо заколоченного дома, принцесса поплотнее закуталась в плед и тяжело привалилась плечом к двери. Она клятвенно пообещала себе, что посидит минуточку, одну только минуточку, а потом снова поднимется и пойдет во дворец, но тут неожиданно для самой себя горько разрыдалась, размазывая по лицу рукавом слезы, кровь и грязь.
- Чего ревешь, деревня тарийская? – весело спросил у нее над головой приятный девичий голос. – Обидел кто?
- Создатель обидел, - огрызнулась она, поднимая глаза на неожиданную доброжелательницу. Ею оказалась девушка лет двадцати, с черными волосами, забранными на макушке в тяжелый узел с резным гребнем, опрятно и даже нарядно одетая в темно-вишневое платье и плотную серую накидку с капюшоном. Смуглая кожа и карие, оленьи глаза выдавали в ней южанку, судя по прическе и наряду – алаццианку.
- Ух, какая зубастая! Ты чего здесь? Ваше рыжее царство там, за мостом, - она неопределенно махнула рукой, аккуратно подобрала юбки и присела на корточки перед принцессой. – Я Майя, а ты кто?
- Я Эсме, - ответ сорвался с губ прежде, чем ей пришло в голову, что недурно было бы и соврать.
- Заблудилась? – сочувственно спросила новая знакомая, извлекая из лифа надушенный платочек. – На-ка, утрись. Да ты закоченела вся! – воскликнула она, нечаянно дотронувшись до руки тарийки.
- Заблудилась, - признала Эсме, шумно сморкаясь и комкая тонкий лен в кулаке. Проявление сочувствия от мимохожей барышни было сколь неожиданным, столь и своевременным, потому что если бы она продолжила жалеть себя самостоятельно, то уж точно утонула бы в собственных слезах.
- Ты чьих будешь? – деловито спросила Майя, полная решимости принять в ее судьбе само живое участие. На непонимающий взгляд она ответила тяжелым вздохом: - Понятно. Где наши папенька и маменька?
- Я сирота, - в нос отозвалась островная королевна, на сей раз вовремя вспомнившая об осторожности. – Я… убежала. От злой тетки.
- Хорошее время нашла. А ну-ка, милое сердце, подымайся. Давай-давай, - рука, обхватившая принцессу за талию и потянувшая вверх, оказалась на удивление сильной. – Куда бежала-то?
- Не знаю. Все равно, - с помощью Майи и стоять, и идти было куда легче, так что Эсме не стала особенно сосредотачиваться на том, куда именно ее ведут.
- К миленку, а? Есть миленок? Рыжий и в юбке? – засмеялась та.
- Жених был, - немного подумав, Эсме добавила: - Умер.
- Ууууу, скверное дело. Но ты печалься, на твой век этой породы хватит. Чем же ты жить собиралась? Или у тебя клад прикопан?
- Не знаю…
- А ремесло какое знаешь?
- Н-нет, - серьезность, с которой алаццианка подошла к решению проблемы, похоже, означала, что у нее уже появился план по спасению бедной сиротки.
- Ну вот что: я тебя сведу в хорошее место, где я вроде как мастерица. Поглядишь, поучишься. Тепло, сытно, мухи не кусают.
Эсме кивнула – все равно не рассчитывала оставаться там дольше, чем понадобится, чтобы отогреться, немного поспать и прийти в себя.
Таким-то извилистым путем и оказалась принцесса Тары в хаммаме папаши Гасана. Майя не обманула, утверждая, что за главную – она командовала не только девушками, но и самим хозяином бани. Пять минут ожесточенных перешептываний в дальнем углу, звонкий поцелуй куда-то в гущу кустистой черной бороды, и Эсме препроводили в комнатку, где из медного крана лилась горячая вода, а ворчливая старуха в синем платке, до боли напоминающая Сиобхан, помогла девушке сбросить грязную одежду и хорошенько отмыться с цветочным мылом. Пока Майя ходила за чем-нибудь чистым, принцесса, чуть не стоная от удовольствия, трудилась над чашкой с холодным молочной кашей и краюхой серого хлеба.
Леди Маккена не имела ни малейшего понятия о том, как попадают в липкие сети своден простодушные девицы. До тех самых пор, как закончилась каша, а алаццианка вернулась с пустыми руками.
- Послушай, Эсме – есть работа, которую нужно сделать прямо сейчас. Я знаю, ты устала, но это очень важный человек. Очень хороший человек. Господин Гасан должен его уважить. Нужна непременно рыжая девушка, чтобы прислуживать в бане – подать питье, подать сладости. Ничего сложного. Ты справишься.
У Майи ушло в общей сложности около четверти часа, чтобы хорошенько запугать новенькую и добиться, чтобы та пошла в парную как есть, голенькой, и согласилась вести себя смирно – последнем аргументом стала караулка городской стражи, в которой всяких рыжих дурочек на двадцатерых по кругу пускают. Эсме не сомневалась в том, что даже если она сорвет горло, божась, что является кровной дочерью короля Тары, ее в лучшем случае сочтут сумасшедшей. В худшем – у нее не будет даже возможности поорать, к тому же Майя уверила ее, что высокий гость предпочитает ханини, а рыжая нужна просто для красоты и ровного счета.
Разумеется, она не потрудилась предупредить, что гостей будет двое. Хесы. Золотой и Серебряный, как окрестила их про себя Эсме, оба молодые, оба в метках старых шрамов – наверное, только младенцы в Хестуре не могли похвалиться такой «росписью» по живому телу, вдобавок, у Серебряного по спине, плечам и щиколоткам вилась сложная урдическая вязь. Оба были голехонькие – и то, не сидеть же в парной одетым? – и даже не особо присматриваясь, можно было сказать, что оба от души оснащены Создателем, хотя для сынов Севера это было не так чтоб диковинкой, а, скорее, отличительной чертой.
Ехидство ехидством, но что эти двое молодцов с утра потеряли в бане с девками, когда весь город стоял на ушах? Все добропорядочные граждане либо ловили мародеров, либо удирали от них, а эти?
Даларка аккуратно подтолкнула Эсме локтем – мол, что стоишь, обслужи, и принцесса попыталась исполнить сложный акробатический трюк, одновременно наполняя кубок из кувшина и пытаясь прикрыться подносом. Равновесие нарушилось почти мгновенно, блюдца со сластями поехали к краю и одно за другим посыпались на пол, как лемминги в пропасть, Майя тихо зашипела, и на лице ее была написано обещание смертоубийства.
- Брага, господин, - прижав к себе изрядно полегчавший поднос, на котором остался один кувшин и сиротливая вяленая смоква, принцесса протянула кубок Серебряному.