начало игры
Пролог

В столь ранний час в полумраке молельного зала Пресептории как обычно, было тихо и пустынно.  Лишь чьё-то сбивчивое бормотание заблудшим мотыльком порхало под величественными сводами.
- …Отец наш Единый, ни в чём не нуждаюсь, ведь милость твоя со мной. Лишь об одном прошу - направь помыслы и длань, огради от порока.
Призрачными столбами падал свет из стрельчатых окон, освещая скупое убранство храма, высвечивая чью-то тёмную фигуру на фоне светлых плит. Изнемождённого вида хан в тёмных латах, на восточный лад восседающий на пятках, почтительно склонил голову перед статуей Создателя.
- Сквозь пламя битвы пройду, тёмною тропой, не убоюсь смерти и тлена. Вверяюсь тебе, уйми боль, тоску по дому утоли, даруй душе покой.
Смуглое тело нездорового пепельного оттенка, покрытое вязью шрамов, прикрытые глаза, смиренно обращённые вниз, густые чёрные космы, собранные в пук на затылке. Шёпот, отрывисто срывающийся с пересохших губ. Воин вскинул лицо, фанатично блестя влажными глазами. Воспитанный в жёстких традициях контроля эмоций, с пяти лет никогда и ни при ком не позволял себе оросить лицо слезой, но не перед НИМ, вездесущим и всеблагим.
- Воля твоя ведёт меня путеводным огнём, сквозь бури невзгод, сквозь рифы потерь, к священной обители предков моих. - Голос окреп, зазвенел сталью, яростными волнами разбиваясь о древние стены.
– Отринув суетность бытия, не дрогну сердцем в скорбный час, не отступлюсь от намеченного - ты со мной!  - И тут же хриплый сбивчивый шёпот:
- Из священной пустоты порождён, в неё вернусь. Прими же меня, отец, когда настанет мой черёд.
В пресептории повисла тишина. Человек замер, молча уронив голову на грудь. Дрожащие губы тронула робкая улыбка.
- Я ни о чём не сожалею.

***

Долгий, полный приготовлений день закончился. Раздвинулся полог, из шатра неприметного серого цвета, мягко ступая, почти скользя, появился воин в До-мару, тёмного цвета скромно украшенных доспехах островного типа. Такие редко встретишь на материке. Разве что в императорской коллекции, на теле посла или изгнанника. Вырихтованная вмятина на правом наплечнике и расцарапанная на груди кираса – вот и всё, что говорило о ожесточённых предыдущих боях. Несколько синяков и ссадин никто видеть не мог. В левой руке мужчины были ножны, которые тут же были аккуратно вручены оруженосцу, щуплому русоволосому пареньку выряженному в парчу, явно гордому своим текущим положением. Ещё бы, сын нищего рыночного торговца. Отточенное движение и на обозрение появился бритвенно-острый клинок фамильной катаны.
Акира расслаблено повёл плечами, задрав голову к зловеще алеющим небесам. Солнце уже было готово спрятаться за горизонт, окунув мир во тьму ночи. Приятно холодил кожу вокруг глаз прохладный ветерок, проникающий сквозь прорези лицевой части шлема, изображавшей грозный оскал. Трепетали на ветру многочисленные плюмажи и флажки. Жизнь была прекрасна и была такой всегда. Взгляд хана отстранённо скользнул по дрожащим от предвкушения трибунам, остановился на рослой фигуре соперника. Куда более крупной и крепкой, чем его собственная. Хес, не иначе. Но это не имело никакого значения. Как и многое другое. 
На ум пришли слова наставника Хецуки: “Когда твой меч сломан, ты одолеешь противника голыми руками. Если твои руки будут отрублены, ты прижмешь его к земле плечами”. Старика уже похоронили. Прекрасный был человек. Что ж, победа или поражение, слава или бесславие, жизнь или смерть – всё едино в иллюзорности своей. Кто-то участвует в турнире из-за честолюбия, кто-то хочет покрасоваться перед дамой серца, а для кого-то это всего лишь одно из средств достижения цели. Цели вернуть былое величие своему дому, узнав дурные вести. Всё ради одной просьбы Императрице.
Геральд возвестил о выходе Мангуста. Мелкий, но храбрый и ловкий зверёк, готовый в огромных джунглях отыскать коварных змей и вспороть их шкуры. Шкуры еретиков и подлецов. Чем не подходящее прозвище? А вот почему хес звался по прозвищу чудесной птички, было любопытно.
Хм, Соловей…
С предыдущими противниками пришлось повозится, некоторые оказывались недостаточно терпеливы, другие пасовали перед бешеным натиском.
“Если твои плечи тоже отрублены, ты зубами прогрызешь шею десяти или пятнадцати врагам”.
Инквизитор коротко кивнул, высказывая искреннее уважение воину, добравшемуся до финала - не столько благодаря превосходству грубой физической силы или потворничеству влиятельных мира сего, сколько из-за личного мастерства. Но пощады не будет, так же, как и не ожидается в ответ.
В голове звенела абсолютная тишина, размеренно билось сердце, лишь незначительно чаще, чем обычно, прогоняя по телу пышущую жаром кровь. Уши ловили малейший шорох, глаз цеплялся за мельчайшую деталь. Оружие взывало к битве, а в сердце царила полнейшее умиротворение, гармония наполняла каждое движение лёгкостью и непринуждённостью. Танец мечей начался, Акира неспешно поднял рукоять на уровень уха, хищно направив остриё на соперника, и вкрадчиво заскользил по кругу, в сторону, противоположную движению хеса, не спеша нарываться на удар опасного двуручника. Ступится лезвие, катана не устоит против прямого удара этого массивного оружия, коим северяне так любили со всей дури лупить друг друга, пока хватало сил, либо не ломалось само оружие. Грубо и не достойно называться искусством сражения, в отличии от мастерства одного - разящего - удара ханов. Напускная немощь уже не спасёт, долго выжидание, поиск брешей в защите продолжаться не может, кто-то должен набраться решимости атаковать. Не стоило позволять этому Соловью заставлять играть себя на его условиях. На островах новички, а на материке даже опытные рубаки почти всегда делают то, что называется “скрестить мечи” – мечи соприкасаются в жёстких блоках или финтах, но есть и другой путь. Всегда есть другой путь, стоит только поискать...
Льдышка резко шагнул в противоположную собственному движению сторону - простой трюк, призванный на требуемое мгновение ошеломить непредсказуемостью, выигрывая инициативу, что бы тут же с взрывной стремительностью метнуться вперёд, выбросив меч в выпаде. Мелькнул на солнце блик незримого клинка, гулко распоровшего упругий воздух. Удар-нырок под вооружённую руку, требующий невероятной гибкости, реакции и многолетних тренировок. Время поддатливо растянулось, давая возможность ускользнув от мощи ответного удара, словно вертлявый угорь. Но чужой меч всё же ощутимо зацепил плечо, что, впрочем, не остановило движения – Акира выпорхнул по другую сторону от противника, с оттяжкой рубанув того под сгиб ноги. Резво отскочил, сменив стойку. Следовало признать, своё умение орудовать двуручником Соловей подтвердил – на удар последовал удар. В настоящей битве двух мастеров - редко выживает один. На губах хана проступила лёгкая улыбка.

Отредактировано Брат Акира (2013-06-15 17:46:01)

Хес вращал мечом, словно соломинкой, всё быстрее и быстрее. И вот уже ритмично гудит воздух.
Застывший взгляд устремлён сквозь противника. Чистое восприятие. Готовность принять смерть. Ритмом жизни отсчитывает удары в груди сердце. Вдох. Выдох. Прохладный воздух освежающей волной проникает в глотку. Вспотела разгорячённая спина. Ощущается тяжёсть меча в подрагивающей от кровотока руке, клинок – продолжение кисти. Клинок тоже дышит, он тоже живёт – в ожидании крови. И звенящая пустота внутри.  Никаких мыслей, никаких чувств, кроме одного – холодной ярости, змеёй затаившейся в самых тёмных глубинах души. Идеальное равновесие внутри и снаружи. Единственное, что имеет значение – сражение.
Удар. Вспыхивает огнём на солнце катана, резко замерев на уровне груди, будто уже встретила цель. Потанцуем! Расслабленное тело пронзает импульс, взрывной волной обжигая мускулы - срывается с губ резкий, злой крик, срывается с места меч, стальным градом обрушиваясь на противника. Жизнь - вдох. Смерть - выдох.  Вдох - защита. Выдох – удар. Мелькают конечности, налитые кипящей силой, движется тело, и ты, словно механизм, не зная усталости и страха, сражаешься, балансируя на грани между победой и поражением. Тёмный, кровавый путь.
Только одно имеет смысл – священное движение вперёд, неумолимое и непреклонное. Цепляет плоть вязкое пространство, бренное тело не успевает за волей, разящей подобно молнии. С злобным воем порхает катана, рассекая воздух, кровожадно скрежечет, бессильно сталкиваясь с клинком противника и отскакивает, сверкающей пеленой окутывая окружающее пространство. Если прислушаться, сквозь песню клинков можно расслышать тяжёлое дыхание противника. Повторяешь его движения. Дышишь как он. Воспринимаешь как он. Ты одно целое с ним. Окутываешь, вяжешь его движения, ускользаешь из-под ударов, экономя силы. Ждёшь прорехи в защите. Но нет, ждать бессмысленно. Нужно создать момент для атаки. Бьёшь слабее, чем можешь. Рвёшь ритм боя. Пытаться победить равного по силе противника грубой же силой просто глупо. Это поединок воли и разума.
- За что ты сражаешься, воин? – Хриплым "стальным" голосом раздалось из-под оскаленной маски, Акира коротко отпрыгнул вбок, пропуская удар вдоль тела. Чёрные прорези глазниц шлема ханца, казалось, пронзают душу, подобно тому, как меч разрезает плоть. Действительно, было интересно. И.. Возможно, удастся посеять семена сомнения в душе противника?

Отредактировано Брат Акира (2013-06-20 23:20:53)

- За тех, кто этого стоит. - ответ последовал незамедлительно.
Заливающая тело колкими, будоражащими взмахами ненависть разрасталась всё больше и больше, с каждым движением Мангуста наплывая новыми, всё более плотными волнами. Ледяным потоком она прокатилась по мышцам, пронзая их громовыми разрядами молний, совершенно стирая, смывая стеной внезапно хлынувшего дождя восприятие веса, боли, усталости или невозможности - хромающий воин перестал чувствовать боль в колене, перестал ощущать, что латы и меч хоть что-то весят, и что на воздух невозможно опереться. Сейчас он ненавидел хана. Потому что ненавидел её.
А чего ты хотел? Ты сам виноват. Ты мог всё решить раньше. Ты мог пойти и быть с ней. Но ты не решился.
Потому что так было лучше для нас обоих. Всё бы стало только хуже - и в первую очередь для неё. Я не собираюсь жертвовать её судьбой ради своих собственных желаний!

Но знаешь ли ты её судьбу? Знаешь ли её желания? Какого дьяболона ты даёшь другим определять, что стоит жертв, а что не стоит?! Определять, какие ожидания, чувства, желания уместны, а какие нет?!
Потому что есть то, чего ты хочешь, и то, что необходимо. То, что правильно, а что нет.
За что он её ненавидел? За свадьбу с Императором? Глупость - ведь хес прекрасно понимал, что Эдит не испытывает к старому правителю ровным счётом никаких чувств, и здесь нет ничего, кроме холодного расчёта. Нет, конечно же дело в другом. Но в чём? В мелких интригах, мимолётных романах и флирте? В том, что о теле новой Императрице мечтает половина, если не больше, мужского населения Далара? Возможно. Он и сам не до конца не понимал. Или, быть может, понимал, но знал об этом.
Запомни: короли сами решают, что правильно, а что нет.На то они и Короли.
"Мы всегда больше всего ненавидим то, чего желаем, но что нам недоступно." - как-то сказал один мудрый человек хесу. И наверное, сейчас он ненавидел её именно за это. За то, что она находится в Императорском Ложе, а он на ристалище. И что между ними стена тяжёлых стальных лат.
Мангуст не был ни в чём виноват - но сейчас это нисколько не интересовало Соловья. Все эмоции, сдерживаемые до этого где-то глубоко внутри, мгновенно прорвали удерживающую их плотину вместе с резкой болью в колене, вызванной последним попаданием островитянина - и огромной, всесокрушающей лавиной обрушились на хана, в стремлении навсегда погрести его под собой. За Эдит, за убитого отца, за вчерашнее нападение ассасина, за предыдущие бои, за даларские интриги. За всё.
Мангуст пошёл в наступление, непрерывно атакуя резкими, короткими ударами со всех сторон, выискивая бреши в обороне Соловья. Катана металась неистово, будто жалящая змея - вопреки имени своего владельца - со звонким лязгом останавливаемая парирующим удары двуручником. Противник нырнул под меч, молниеносным движением ударив по рукояти цвайхандера и отводя его в бок. Хес на мгновенье открылся, и островитянин завёл клинок для удара - однако в следующий миг ощутил тяжёлый удар стального сапога в грудь: Соловей сильным пинком чуть было не опрокинул хана, отбросив его назад - тот тем не менее удержался на ногах. Не так быстро, сёгун. Колено отозвалось острой болью, но хес не обратил на него никакого внимания: теперь пришёл его черёд наступать.
Глупцы те, кто говорят, что у хесов нет никакого мастерства сражения - что они лишь рубят с плеча да размахивают мечами, словно дубинами. Наполняющая жилы ярость, что ведёт клинки сыновей севера в бой, вовсе не подобна слепому животному безумию. Нет, это тоже своё невидимое, отчасти очень тонкое искусство. Проблема в том, что большинство сражающихся хесов и сами этого не понимают - но те же из них, кто видят всю картину сражения, видят те мазки и узоры, что рисует обагрённый красками гнева меч, являются одними из самых страшных противников на этой земле. В ярости есть своя рациональность. В хаосе есть своя логика. И сочетание их поистине разрушительно.
И потому тот гнев, что наполнил глаза, мускулы и разум Соловья, вопреки ожиданиям Мангуста, не давал островитянину преимуществ над противником - потому что эта ярость не бежала беснующимся, неконтролируемым пожаром по телу, спаляя в своём огне все мысли и чувства. Эта ярость была холодной, грозовой, рвущейся наружу чёрными ураганами и раскатами грома, плотным ливнем окутывая воина и им же обрушиваясь на противника. Ни мысли, ни логика движений никуда не исчезли - они лишь теперь стали ледяными, острыми, словно бритва, и сосредоточены лишь на одной единственной цели: убить своего соперника. Ярость стёрла всё, что существует за гранями битвы - но необычайно точно очертила все линии самого сражения.
Двуручник взлетел со штормовой скоростью, точными взмахами разрезая воздух и неустанно пикируя на хана, позволяя ему успеть только увернуться или заблокировать удар, но не давая ни секунды на контратаку. Если бы Мангуст попытался бы остановить несущийся цвайхандер, поставив катану перекрёстно, то тяжёлый клинок просто расколол бы оружие хана вдребезги, потому островитянину оставалось только скашивать летящий на него двуручник, отводя удар в сторону. Хес оказался слишком близко, опасно близко, и воитель Най-Тау отступил чуть назад, выискивая пространство для манёвра, однако Соловей не дал ему провести ни один: оттолкнувшись от песка, закованный в тёмно-серый панцирь воин в прыжке обрушил меч на Мангуста - тот успел скосить могучий удар в сторону, и проскользившее по острию катаны лезвие цвайхандера с режущим уши скрежетом высекло из оружия хана сноп искр. Но Соловей не собирался останавливаться.
- А вот за что сражаешься ты? - прохрипел воин, и в ту же секунду, не давая противнику опомниться и заблокировав намечающийся удар катаной, плечом отбросил островитянина назад, после чего вновь оттолкнулся от земли. Казалось, что, будто бы стараясь соответствовать прозвищу своего владельца, поверх доспехов у Соловья выросли огромные стальные крылья: неожиданно, невозможно высоко взмыв вверх, хес спиралью вгрызся в воздух и, раскрутившись вокруг своей оси, обрушил ещё один, колоссальной мощи удар на Мангуста, лишь за долю секунды успевшего отскочить в сторону - поверхность ристалища взорвалась почти что трёхметровым столпом песка, подброшенного в воздух утекшей в него силой удара и пыльным дождём осыпавшим окружающее пространство. Это было уже серьёзно - не отскочи хан вовремя в сторону, стальной клинок разрубил бы его пополам несмотря на доспехи. Невидимые за шлемом золотистые глаза взирали на островитянина лишь с одним желанием: уничтожить его.

Отредактировано Сигмар III (2013-06-22 17:56:43)

Обыкновенно подняться в таких латах было бы нелегко, даже несмотря на то, что их сегметность предоставляла определённую свободу движений. Однако сейчас Соловей даже не заметил их веса, или хоть чего-нибудь, что стесняло бы его движения - казалось, будто металлический панцирь стал новой кожей хесского воина. Оперевшись на меч, северянин одним быстрым порывом вскочил на ноги. В голове был какой-то звон - наверное от падения или удара - вперемешку с неистовыми криками толпы, на миг замершими и теперь вновь взорвавшимися яростным потоком. Мангуст был чуть поодаль, застыв в боевой стойке сразу же после выхода из своего кувырка и оборачиваясь к противнику.
- Ну попробуй.
Как ни странно, но голос его прозвучал на удивление спокойно, почти что безэмоционально. Да и вообще было несколько сложно понять, что чувствует сейчас Соловей: ни хрипа, ни рыка, ни дыхания - ни единого звука не доносилось сквозь прочную сталь доспехов, кроме лязга самих сдвигающихся пластин. Только в действиях хеса - в каждом шаге, каждом взмахе меча, хищным ястребом закручивающегося во всё новые дуги и удары - сквозь каждый мускул, переполняя их изнутри, натягивая до предела каждую связку, сочилась вся злость, холодная и рвущаяся вперёд, будто ураганный ветер. Её можно было почувствовать просто находясь рядом с Соловьём, словно бы воздух вокруг него был её наэлектризован.
За мгновение они сошлись вновь, беспрестанно осыпая друг друга ударами: мчащимися, сокрушающими всё на своём пути хесовскими и молниеносными, блистающими тонкой гранью зеркального лезвия, хановскими. Их взгляды, оружия, звуки ударов - всё сливалось в один единый ритм, невидимый, неслышимый, но чувствуемый Соловьём где-то внутри. И ритм этот, будто та или иная часть мелодии, помогала предсказывать то, что произойдёт в следующий миг, позволяя воину уклоняться от только наметившихся ударов и блокировать возникающий из ниоткуда меч противника, пронзая после этого воздух тревожным режущим свистом пустившегося в новый полёт цвайхандера. Удары сердца слились в один непрерывный гул - казалось, будто в груди билось не одно, а сразу четыре сердца, отбивающие подряд друг за другом свой такт и разгоняющие кровь до вскипания. Движения не просто быстрые, нет: было сложно представить, что двуручник может двигаться с такой скоростью. Бесконечно летящее лезвие отвлекало, мешало сконцентрироваться и вечно, без устали пикировало в Мангуста, также мгновенно отступая назад и парируя выпады мечущейся серебристым бичом катаны. Пусть удары и читались легко, но обрушивались на островитянина с такой скоростью, что сложно было просто успеть их прочитать. Попробуешь остановить же клинок - и он сметёт тебя, как резкий порыв ветра срывает листья с осенних деревьев.
Мангуст был хорош. Очень хорош. Однако его опытность, его уверенность в своих силах имела и обратную сторону, так как граничила с самоуверенностью. Философия боя многих из кланов Най-Тау, как слышал Соловей, подразумевают, что воин должен познавать не врага, но себя в процессе боя. Весьма интересная философия. Вот только слишком погрузившись в познание себя и самосозерцание, ты не заметишь, как твой враг нанесёт тебе удар. И удар последовал. Читаемый, предсказуемый. Только Мангуст не осознавал, что чем предсказуемее удар, тем предсказуемее защита.
Обрушивая на хана клинок в очередной раз, Соловей внезапно выпустил его из рук, заставляя лететь в островитянина и одновременно стремиться к земле. Попытавшийся спарировать цвайхандер Мангуст на секунду опешил - и вместо заточенного острия в скалящееся лицо его маски с огромной скоростью тяжело врезался закованный в латную перчатку кулак. За полметра до поверхности ристалища рукоять падающего двуручника оказалась схвачена левой рукой - и прежде, чем хан успел собраться, воин мгновенно перехватил меч обеими руками и резко рубанул наискось снизу вверх. Островитянин вовремя попытался отскочить в сторону, однако не успел, и лезвие, хоть и не прикоснулось к плоти, больно вдарило в правый бок Мангуста, сминая пластины нагрудника.
Секундное замешательство, испуганные крики на трибунах - и сражение потекло с новой силой. Сделав несколько шустрых выпадов, отозвавшихся лязгом столкновения катаны с цвайхандером, хан прыгнул в сторону и с силой ударил ступнёй по обратной стороне колена хеса. Нога взорвалась приступом грузно ухнувшей боли, словно бы разом отнявшей все силы держаться и стоять, и Соловей беззвучно упал на одно колено. Вслед за новой волной боли с новой же силой нахлынула и ярость - и отбив два быстрых удара меча хана, воин ухватил островитянина за нижний край кирасы и, упершись сжимающей меч рукой в грудь сёгуна, неожиданно и для себя, и для Мангуста перекинул его через себя, мощно отшвырнув на песок у себя за спиной и вдогонку обрушив на него двуручник. Быстро пришедший в себя хан ускользнул от удара, а в следующий миг, живо перевернувшись со спины и приподнявшись, врезал ногой своему противнику по голове. Затылок почувствовал столкновение с поверхностью ристалища, на доли секунд выскользнувшие вместе с глухим ударом мысли в одночасье вернулись назад - и прежде, чем Мангуст успел что-либо сделать, Соловей вновь поднялся на ноги и, широко взмахнув мечом, зачерпнул лезвием крупную горсть песка. Взмах, один, второй - и меч полетел по странной, причудливой траектории, вновь и вновь черпая песок с ристалища и вырисовывая в воздухе извилистых песчаных змей, ветвящихся, путающих, неусыпно следующих за движением клинка. И сразу же набросившихся на Мангуста.
Всего два боя назад песок этот вместе с сотворёнными из него змеями был доменом его противника, Рыцаря Пустыни - а теперь же выступал на его, Соловья, стороне. Иронично. Вихрь вобрал в себя песчинки, превращаясь в пустынную бурю, а вырисовывающиеся вслед за мечом ленты размывали, путали перед глазами Мангуста неистовый полёт цвайхандера, мешая осознать, где находится сам меч, а где остался лишь только его призрак, и заставляя клинок возникать как будто бы из пустоты в неожиданной близости от хана. Один, второй, третий несущиеся удары, высекая искры из стали катаны, оказались отбитыми. Отражая обрушивающийся меч, Мангуст контратаковал, осыпая Соловья градом выпадов, но песчаная завеса теперь мешала разглядеть и куда метнётся блокирующий атаки двуручник. Прыгнув вперёд на соперника, хес обманно направил меч вперёд - и, поручив лишь его песчаному следу продолжать лететь, нырнул вниз и рубанул хана по бедру, дробя набедренный щиток и опрокидывая островитянина на землю.
Три попадания. По правилам, бой считался оконченным. Вот только интересовало ли это сражающихся?

Отредактировано Сигмар III (2013-06-27 18:20:24)

Перед глазами промелькнуло что-то синее, мягко опустившись на песок арены. Приглядевшись, можно было разобрать, что это кусочек материи.  Платок. Мангуст отошёл на пару шагов назад, давая противнику возможность встать, сам же коротко взглянул вверх, на ложу. Её Величество чего-то хочет? Отвлек голос хеса, уже стоявшего на ногах и готового снова ринуться в атаку, подобно взбесившемуся быку.  Как же ты меня утомил.
Два удара сердца и противники сошлись, быстрым ритмом сталкивая клинки, расходясь и сталкиваясь вновь. Манера свойственная обитателям материка. Глупая возня. 
Соловей ошибался. Путь пустоты гораздо проще, чем кажется – ясный разум, чистое восприятие, не скованное условностями.  Полная готовность встретить смерть. Хотя существует ли она, если ты уже “мёртв”? Только на чистой водной глади видно чёткое отражение. Человек противоречив и в мире иллюзорных противоположностей стремится обрести единство, не осознавая, что оно таиться в его душе и никак не прийдёт извне. Взгляд ни за что не цеплялся, охватывая сразу всю арену, полная самоотверженность и сосредоточённость на процессе.
И, тем не менее, кое-что сковывало движения - правила накладывали ограничения и не давали перейти в сминающую преграды контратаку, без риска быть “оцарапанным” бешено мелькающим мечом. Мангуст слеповато сощурился, парируя на одних рефлексах, спонтанно – слезились глаза от взметнувшейся в воздух пыли, внутри ворочалось просыпавшееся раздражение, жестко задавливаемое усилием воли. Не было цели уничтожить противника, но Соловей переходил опасную черту в своём безумном желании победить, со своими наверняка ничтожными мотивами. Неужели ему была так нужна эта победа? В любом случае, бой слишком затянулся. Непозволительная роскошь, если идёт схватка не на жизнь, но на смерть. Бесновались болельщики. Саднила грудь в месте удара. Проклятый турнир. Но нужно было завершить начатое – был дорог каждый день, песком сквозь пальцы уходил каждый час.
Дуновение пыли заставило моргнуть, волна боли накрыла внезапно, подкосив ногу и грузно опрокинув наземь, разом выбив воздух из лёгких. Впились в пылающую плоть смятые доспехи, хрипом захлебнулся вскрик. Сквозь звон в мутной голове пробилось осознание – победил Соловей. Украл победу. Гнусно спёр из-под самого носа. Так близко и так далеко - что может быть хуже?
-Вы должны это остановить! Немедленно! Слышите!? Немедленно!
Мангуст осатанело зачерпнул в ладонь горсть песка и со всей силы швырнул в глаза мерзавцу, выигрывая время для подъёма. Вскочив, тут же завалился набок, упираясь свободной рукой в песок – онемевшая нога совсем не держала. И снова вскочил, шипя от боли, хромыми прыжками убрался с линии атаки, держа дистанцию. Почему-то сомнений не возникало - громила не станет щадить.
Не так быстро, друг мой сердитый. – На взмокшем лице застыла гримаса, повторяющая мимику защитной маски. – Мы ещё не закончили. - Наполненный болью взгляд впился в закрытую железом фигуру чужака. Острова были далеко, а вор был совсем рядом и должен был понести наказание. Пускай для этого прийдётся утопить собственной кровью. Достойная смерть.
Умри же.
Клинч - удар со всей силы, в попытке опередить полёт взметнувшегося цвайхандера. Слишком несдержанно, слишком сильно. Клинок катаны вероломно переломился, и время замерло, давая возможность осознать неизбежность смерти. Хан отчаянно бросился на несущийся навстречу меч – задавить удар плотью, пока клинок цвайхандера не разогнался. За миг до столкновения тело налилось прочностью камня, но камень тоже хрупок.
Прости, отец, я подвёл тебя. – боль сожгла нервы, пронзив островитянина насквозь.

Отредактировано Брат Акира (2013-06-27 19:20:29)

Пожалуй, самое первое, что приходит в голову, когда лежишь на земле или песке перед своим врагом - это швырнуть горсть песка ему в глаза. Просто и эффективно. И потому Соловей ожидал этого финта со стороны Мангуста: широкое лезвие цвайхандера быстро заслонило смотровые прорези, словно бы перерубив пущенную в хеса песчаную стрелу, заставив её бессильно разбиться о клинок облаком пыли - лишь пара песчинок прикоснулись к лицу сквозь дыхательные отверстия. Песок тебе не поможет - он на моей стороне. Мангуст резко попытался вскочить, спотыкаясь и отбегая назад - Соловей лишь пронаблюдал за ним, стоя на месте и вновь начиная раскручивать меч, вводя оружие в состояние  смертоносного полёта.
- Не так быстро, друг мой сердитый. Мы ещё не закончили.
Смятая ударом, искажённая маска теперь глядела на него чуть новым оскалом, гораздо менее красивым, но более правдоподобным, чем ранее. Весь пресловутый покой и самоконтроль испарились с хана, будто и не существовали вовсе, сметенные яростью обрушившегося на него урагана. До боли знакомый женский голос - настолько знакомый, что красной нитью засветился посреди всеобщего гомона - что-то громко прокричал, но воин не обратил на него никакого внимания. Сейчас его глаза и мысли были сосредоточены только на одном его сопернике. Ты хочешь ещё? Замечательно!
Нет, он ошибся в Мангусте. Он вовсе не был действительно таким хорошим воином, как показалось Соловью сначала. То, что он принял поначалу за философию самопознания, за попытки сохранения гармонии внутри разума островитянина, на деле же было лишь горделивой уверенностью хана в том, что он превосходит своего противника, самодовольная вера в свою непоколебимость. Словно пожелтевшие осенние листья, разом облетевшие с дерева после могучего шторма и обнажившие чёрный кривой ствол, опал и с Мангуста весь ореол мудрости и опытности. Ты увидел многое, отточил мастерство, но не разглядел во всём увиденном даже самых простейших вещей. Никогда нельзя недооценивать своего врага. Никогда нельзя абсолютно верить в свою победу - даже после того как тебе покажется, что ты её достиг. Трижды ты недооценил меня, и трижды я поразил тебя - но ты ни разу не сделал ни одного вывода. Ты всего лишь жалкий глупец, убедивший себя, что познал жизнь, но не извлекший из своего прошлого никаких уроков. Какое-то странное разочарование вперемешку с лёгким презрением нахлынуло на хеса. Не раз он встречал подобных воинов - что оправдывают своё неумение сражаться якобы каким-то выдуманным благородством и пытаются изображать честь на поле боя лишь за тем, чтобы потешить своё и без того раздутое самомнение. Однако стоит им столкнуться с реальным поражением, как весь этот лоск и блистающие доспехи растворяются, будто миражи. Мангуст действительно сражался превосходно, как настоящий мастер боя, но за пределами всего этого физического мастерства и умения Соловей увидел лишь пустоту.
Хан бросился на хеса, гневно, остервенело, намереваясь одним мгновенным ударом покончить с Соловьём. Глупо и необдуманно. Воин даже не стал придумывать удар или вести клинок - тот сам взмыл в воздух и широкой горизонтальной дугой с колоссальной силой рухнул на подлетевшего островитянина. Брызнула серебристыми осколками расколотая катана - и двуручник веско вгрызся в бок Мангуста, жадно глотая хлынувшую из глубокой раны кровь.
Хан пошатнулся, но продолжал стоять - сжимающая обрубок катаны рука попыталась ударить хеса осколком своего оружия, но Соловей перехватил его кисть и с силой ударил Мангуста в лицо рукоятью обломка его собственного меча.
Думаешь, что победу получить так легко?!
Цвайхандер вырвался из раны, окропив песок рваными клочьями крови, и с отмашкой вдарил перекрестьем по маске оглушённого предыдущим ударом островитянина.
Думаешь, что если ты захотел заполучить сокровища, дракон сам должен их тебе отдать?!
Закованный в сталь левый кулак тяжело врезался в живот врага, сминая пластины кирасы.
Думаешь, что чтобы получить нечто желаемое, ты не должен за него бороться с самой судьбой?!
Пальцы правой руки ухватили хана за верх нагрудника - и Соловей отшвырнул Мангуста на песок истоптанного ристалища.
- Думаешь, что ты должен заполучить победу только из-за того, что возомнил себя достойным её? Или ты думаешь, что стал достойным просто от того, что назвал сам себя таковым?
Соловей смотрел на него. Отброшенный на землю, израненный восточный воин - а перед ним жуткое стальное чудовище, помесь громадной птицы и дракона, готовое в любой момент броситься, растерзать и добить хана. Но он не нападал. Он ждал. Вставай. Если ты готов драться до конца, если ты действительно достоин сразиться за победу, то ты встанешь.

Отредактировано Сигмар III (2013-06-28 21:45:40)

Джед едва заметно прищурился. Насколько же мало времени все-таки требуется для того, чтобы внутри все перевернулось. Он, успевший раствориться в сражении, почти исчезнуть, обратиться в одно лишь зрение и слух, улавливающие каждое движение бойцов, каждый удар, каждый шорох от следующего движения… в один миг собрался снова. В единый миг из восторженного зрителя, видящего перед собой только сражение. Сражение увлекательное, опасное. Сражение насмерть. Из простого зрителя Джед снова стал собой. И первым, как это часто бывает, очнулся именно скептицизм. Принц усмехнулся, выравниваясь и отступая на шаг от перил, на который успел буквально повиснуть.
Турнир в честь свадьбы императора закончился смертью. Хорошая новость. Из тех, что облетает мир быстрее самой быстрокрылой птицы, обращаясь из простого несчастного случая в… вряд ли кто-то мог предсказать, чем станет эта новость через несколько дней. Она с равной силой могла обрушить репутацию молодой императрицы и обратить ее в героиню. Впрочем, с тем же успехом могли сработать и оба фактора, в разных уголках империи…
За этим было бы интересно понаблюдать. Джед тихо хмыкнул. За последствиями того, что еще не случилось.
О том, что Маккена не один в ложе, принц вспомнил, лишь когда на его ладони сжались пальцы девушки. Джед повернул голову, взгляд метнулся по незнакомому лицу девушки. Она была бледной, как призрак, какими их изображают в страшных историях. В расширенных зрачках плескался неподдельный страх, на мгновение вызвавший у принца легкое недоумение. Кто может настолько сильно испугаться за смерть бойца на Арене? Это всего лишь незнакомые люди, скрывающие свои имена и лица, махающие оружием на потеху публике. Смерть одного из них вызовет лишь потрясенный вздох, что пронесется по трибунам, и мгновение грусти – дани приличиям, прежде чем люди навсегда забудут об этом. Но, похоже, хеска была совсем другого мнения.
- Мисс, - Джед накрыл второй рукой пальцы девушки. Он видел, как испуг мгновенно обратился в решительность, возвращая лицу девушки не только его привычные краски, но и соответствующие черты, обостряя скулы, делая взгляд острым, как грань льда. Удивительно, как быстро способны женщины обращать страх в решительность. И только одному Создателю известно, на что способна женщина, у которой вот так горят глаза. Проверять принцу не хотелось, девушка действительно могла наделать глупостей. – Успокойтесь, - продолжил мужчина, чуть сжав руку девушки. – Это турнир. Никто не позволит бою зайти слишком далеко. Если бойцы перейдут грань – их остановят, - Джед говорил уверенно, впрочем, прекрасно зная, что говорит заведомую ложь. Но сейчас и не было слишком важно, что именно он говорит. Он мог хоть алфавит вслух читать, если бы только это помогло девушке успокоиться. Потому что вот уж чего точно только не хватало на Арене – так это женской истерики, которая бывает предельно разрушительной, если случается у женщины, наделенной властью. Кем именно была эта хеска Джед не знал. Но пара мрачных стражников у входа в ложе говорили сами за себя.
Джед кивнул стражникам, жестом приказав остановить сражение. Стараясь, впрочем, чтобы эти жесты остались тайной для девушки. Слишком уж приказ расходился с тем, что он говорил. Похоже, не придется ему наблюдать распространение молвы. Обстоятельства распорядились иначе. И дело было не только в расстройстве девушки, но и во внезапно (как всегда, не к месту) проснувшейся совести. Смерть на Арене сложно назвать такой уж достойной. И погибать только в силу слишком разыгравшегося в крови адреналина было, по меньшей мере, глупо.   
- Сядьте, - Джед мягко направил девушку к креслу, - Вам незачем так переживать. Если бы им было известно о вашем волнении – они бы и вовсе не смогли сражаться, - добавил тарий, чуть скосив взгляд на Арену, продолжая наблюдать за сражением.

Отредактировано Джед Маккена (2013-06-29 23:51:28)

Надо было видеть лицо Девина Хеского! Да на нем лица не было, словно на арене мелко режут его родного брата, надежду и гордость северной страны, самого конунга Сигмара. Вероятно, принц имел дружбу с кем - то из островного государства, и признал в Мангусте своего знакомого, а иначе с какой стати любимому родственнику Императрицы так переживать не за омраченный турнир, а лично за персону этого воина?
-Ваше Высочество, послушайте мнение сеньора целителя, - Марта не любила и не умела успокаивать, ощущая собственное бессилие в вопросах приведения чужих нервов в порядок, - никто сегодня не умрет, господа воины разойдутся с миром, а сеньору Мангусту будет оказана вся необходимая помощь.
Даларские сказки для принца Эрхольмского блистали невиданным оптимизмом. Особенно это странно было слышать от человека, который еще минуту назад очень сильно сомневался, что второй рыцарь вообще переживет этот день. Ну ничего, спасибо Денизу, подыграл, и теперь смело можно было делать вид, что мнение лекаря ее переубедило.
Вот чего Марта не понимала никогда, так это вопросов чести. Столько воинов признало свое поражение, достойное, надо сказать, поражение, и ничего. Солнце в Лар не упало, цунами на Урде не случилось, Создатель не метнул прицельно молнией на проигравшую голову.  Конечно, обстоятельность во всем - это прекрасно, воин, который идет до конца - прекрасный воин, но сейчас не война.
Благо, все итак уже поняли силу воли и мощь характера. Смертью нас удивлять не надо, удиви благоразумием и смирением, оценим и будем очень благодарны. Особенно Императрица, у нее праздник, а не день скорби по разошедшимся бойцам.
-Ваш господин - Соловей? - поинтересовалась Марта у Дениза, прикидывая, как бы поудобнее отвернуть Девина спиной к полю, лицом к трибуне, - тогда нам тем более нечего бояться, судя по вашим словам, он человек мудрый и не поступит со своим соотечественником как с врагом.
Мы же формально все здесь едины и равны.
-Принц Девин, успокойтесь. Они опытные бойцы, в состоянии оценить возможности свои и противника, а так же место, где сейчас находятся.
Только им немножко наплевать, но я не думаю, что победитель захочет, чтобы прекрасная дама при поздравлении свернула ему шею за испорченный праздник. А его достойный соперник, которому немного не хватило удачи, тоже не жаждет остаться без возможности реванша,  уйдя побежденным в вечность.

Отредактировано Марта Свенссон (2013-06-30 01:40:56)

Выносливый и упрямый? В словах целителя была доля разумного. Дэвин даже не усомнился в том, что Мангуст вынослив и упрям, что островитянин и доказывал прямо перед глазами ревущей толпы, затихшей на время, пока он поднимался с песка арены. Момент был пойман и все успокоения Дениза и принцессы, звучащие с обеих сторон напрягшегося, словно струна, юноши, лишь едва задели его сознание. Он слышал, понимал, что слишком остро реагирует, но они не ведали всей правды. Как и он сам. Моргана исчезла снова, растаяв дымкой за плечом лекаря, принц видел это краем глаза, но продолжал смотреть на арену. Туда, где поднимался рыцарь, расстёгивая доспех.
Что он делает?...
Пальцы разжались, отпуская пояс лекаря и руку принцессы, и Дэвин подался вперёд, кладя руки на ограждение перил. Выносливый и упрямый... Дениз как в воду глядел. Истинное шаззийское чутьё не проиграешь. Слабо утешали слова Альды про опыт, место и мудрость. Дэвин не верил в них. Быть может в опыт обоих воинов - да, но вот в то, что сейчас они оба задумываются о том, что этот поединок - всего лишь развлечение к свадьбе его сестры - нет. Не похоже, что они вообще об этом помнят. Соловей мудр по словам шазийца, но что-то в том, как он смотрел на Мангуста, мешало поверить в его "мудрость". В благородие - несомненно, в опыт - да, но на арене происходило что-то более личное, что-то, что не могло включить мудрость в список добродетелей господина молодого шази. Не в этот момент. И это не глупость, не в коей мере! Это даже уже не азарт победы. Что-то вроде спора. Что-то, что не даёт мужчинам отложить оружие, пока кто-то не поставит точку последним. Кто-то из них двоих. И одному всё же придётся уступить. А вот с уступчивостью у обоих было слишком туго, судя по тому, как они смотрели друг на друга. Какой там к диаболону турнир, когда задето право выиграть этот спор!
Дэвин перевёл взгляд на трибуну императора и увидел, как сестра, во власти одной ей ведомых чувств, сбегает вниз и вновь одевает на себя маску величия, неторопливо шествуя ко входу на арену. Гордая и непокорная, красивая...
Юноша выпрямился и чуть улыбнулся. Ну и что, что они повздорили. Он мог простить ей всё, потому что она Ди, его любимая сестра, единственная родная кровь от крови их отца. И он гордился ей сейчас, такой красивой и царственной, идущей навстречу этим двоим соперникам. Кто может лучше, чем женщина, имеющая власть, поставить всё на свои места. Взгляд его лишь на миг задержался на молодом мужчине, холодно взиравшем с трибуны императора на арену, словно он сам был императором. Вот только это не старый король Карл и уж точно не Вальбер! Кого же позвала сестра ещё в ложу, едва он покинул её? Кто этот тип, что смотрит на рыцарей, словно на челядь в потасовке?...
Секунду ничего не происходило, но лишь одну чёртову секунду! Дэвин отвлёкся всего лишь на немного, упустив из виду Соловья и Мангуста, как те мгновенно схватились по новой, и первым стал именно Соловей, наплевав на мудрость, которой пытались успокоить его лекарь и принцесса. Однако на арене что-то происходило не то. Будто бы цвайхандер стал слишком тяжёл руке северного воина, а затем его перехватил Мангуст, откидывая прочь. Сломанная катана Мангуста уже давно была им брошена в пыль, но уступать он явно не собирался.
Орденец... Он спровоцировал Соловья нарочно или же я прав и уступить ему не хватило мудрости? Пожалуй они оба далеки от твоих витиеватых заверений, Дениз бен Тюн...
Какой бы ни была причина их битвы, заставившей забыть обоих о турнире, как о развлечении, теперь они оба были без смертоносного оружия, на равных. Если бы это ещё помогло... Похоже спор обоим был важнее последствий и в следующую секунду на арене снова разгорелся поединок, перешедший теперь уже в бой кулачный.
- Сдаётся мне, что мудрость решила обойти их стороной сегодня. - тихо процедил юный принц, вглядываясь в удары, что наносили друг другу соперники. - Вы ведь верите своим глазам, правда? Их ярость - нечто большее. Они... пойдут до конца, пока их не остановят. И либо выбьют друг другу глаза, либо один из них должен будет уступить. Или умереть...
Тревога за воинов не отпускала его сердца. Он понимал, что сердится напрасно, как понимал, что и бояться уже тоже нечего. Оружие рыцари оставили и теперь вовсю пользовались латами, чтобы разбивать друг другу лица в кровь. Образно конечно же. И тем не менее он продолжал смотреть, следя за Соловьём. Что-то должно было остановить их, и мёртвая знала чуть больше, чем он. А он не хотел упускать того, что терзало его загадкой Морганы. Ни целитель, ни тем более Альда не имели понятия о том, почему ему так важно было увидеть этот бой. И он не мог им этого объяснить. Сейчас не мог.
И где же император? Неужели ему нет дела до происходящего турнира? Ведь не убила же его Ди ночью. Почему же он не здесь, не рядом с молодой супругой? Почему Ди одна должна вмешаться в это? Карл не любитель турниров или просто не хочет видеть, как его жена из далёкого севера станет одаривать рыцарей своей благосклонность? Если бы он знал, что поединок перейдёт в сражение амбиций этих двух воинов, остановил бы их или же нет? Быть может он присутствовал в начале, а теперь вынужден был уйти? Чёрт, как же не вовремя в таком случае...
Дэвин волновался, но уже не так, как раньше. Не было страха, исчезнувшего вместе с брошенным оружием, но волнение не покидало его, и теперь уже за двоих - за Соловья и за сестру, решившую выйти на арену лично.

Отредактировано Дэвин Эрхольмский (2013-07-03 22:33:13)

От удара в голове мерзко загудело, хан пошатнулся, отскочив назад, пытаясь унять головокружение. Щипал глаза пот, текли скупые слёзы. Саднило лицо. Горячими струйками текла кровь по ключице и рёбрам. Но это были мелочи. Расфокусированный, “стеклянный” взгляд упал на противника, охватывая вниманием всю фигуру целиком, пространство трибун, тёмное небо, светлый песок арены и оброненный вакидзаси на нём. Слабость вызывает у врага храбрость, желание добить. Напускной хватило лишь на то, что бы незаметно от зрителей выбить чужой меч, но и этого было достаточно, что бы уравнять шансы.
Медленный вдох. Спокойный выдох. В свободной от мыслей голове звенела священная пустота. На губах замерла ломаная улыбка. Сжигающая нервы боль постепенно уходила. Её не существовало. Всё быстрее и быстрее отсчитывало удары сердце, гоня по телу неистово пылающую, бурлящую силой кровь. Необычайная лёгкость наполняла каждую частицу тела, взывая сорваться с места и целиком нырнуть в пламя битвы, огласив мир яростным криком. Ханец плавным движением принял стойку - поднял левую руку на уровень груди, расслабленно вытянув в сторону Соловья раскрытой ладонью, вместе с тем отводя кулак правой к пояснице, устойчиво расставил “пружинящие” ноги, распрямил спину и, образовывая хребтом одну линию, вскинул подбородок, упёрто сцепив зубы.
Ты уйдёшь с этой арены только через мой труп, рыцарь. Сдаться, и остаться живым не позволяла честь, а умереть - намерение восстановить справедливость на островах. Мангуст поманил Соловья пальцем, ухмыльнувшись шире. На разбитых губах застыл железный привкус. Если вообще уйдёшь. И да примет меня Создатель. Разговоры с врагом не имели ни малейшего смысла. Надеюсь, тебе нужна эта победа. Соловей.
Резкий выдох сквозь стиснутые зубы - прогнать прочь навязчивые мысли. Нетерпеливо вздрагивали мышцы, от силы, требующей выхода. Порывистый вдох. Жар внутри вспыхнул с новой силой. Слабо ныл пораненный бок. В пустом взгляде далёкими отблесками заметался безумный огонь, выдающий непреклонное желание устранить очередную преграду на пути домой. Кровожадно ухмылялась помятая маска.
С губ кровавыми брызгами сорвался резкий крик, в единый момент скрутив судорогой тело; закованный в сталь кулак ханца молнией распорол пространство, с силой врезавшись в топхельм, сбивая удар противника, почти достигший цели. Раз! Выиграв инициативу, Мангуст коброй метнулся в сторону, снова сбивая – своей левой чужую правую, уводя в пустоту новый удар. Два! Мелькнул локоть, с грохотом обрушившись в то же место, отшвыривая стальную громаду на шаг назад. Три! Мангуст взметнулся в прыжке, словно дикий зверёк, в честь которого назвался. Ноги крепко обхватили поясницу рыцаря, масса островитянина начал опрокидывать Соловья наземь. Раз-два-три-раз-два-три-раз-два-три! Неразборчиво шипя в такт ударам, Акира ожесточённо молотил ладонями по топхельму, только и мелькали руки – пока Соловей не упал  песок, постаравшись побольнее приложить островитянина.
Падения Мангуст почти и не заметил, а посему, будто заведённый, тут же вскочил и, не успев полностью подняться на ноги, лягнул стальным сапогом по наплечнику северянина, в кувырке отшвыривая хана прочь. Рука наугад нашарила вакидзаси, Акира подобрался и стремглав бросился вперёд, выбросив руку в ударе. Слишком опрометчиво – взвинченный Соловей перехватил конечность и отшвырнул прочь, придав ускорение. Мир перевернулся, болью отозвавшись в боку. Не прекращая движения, хан упал на спину и, сделав кувырок через плечо, снова оказался на ногах; мгновенно сориентировавшись, бросился снова, подныривая под сокрушающий удар кулаком. Качнулся в сторону, уходя от второго, без устали взорвался градом ответных ударов – северянин был ловок и закован в броню, а потому относительно слабые и нисколько не меткие удары по большей части не причиняли никакого ущерба. Но позволяли почувствовать ритм боя. Два противника сцепились со всей возможной яростью, некоторое время нанося удары снова и снова, но без ощутимого урона друг дружке. Вакидзаси бессильно полосовал броню. Мочалкой растрепались чёрные пряди ханца, покрытые крупинками песка. Кираса больше не сковывала движения, а шлем не ограничивал восприятие, позволяя выигрывать необходимые мгновения, что бы в кратчайший срок причинить больший урон, пока поток силы ещё не иссяк. Акира дёрнулся вперёд и качнулся назад, имитируя удар, подловив Соловья на ответном, крутанулся, отточенным ударом обрушивая подъём ноги на голову врага. Северянин блокировал удар, схватив голень, Мангуст оттолкнулся второй от земли, в головокружительном развороте падая наземь и увлекая хеса за собой. Крутанул ногой, добавив второй по шлему - освобождая от пока ещё слабого захвата. Высвободившись, прыгнул вперёд. Обрёвший устойчивое положение противник перекинул худощавого ханца через себя. В голове взорвалось болью. Акира в очередной раз вскочил, кинув в глаза горсть песка, врезал коленом в кирасу, опрокидывая, рефлекторно вонзил клинок в переплетение нервов у сгиба руки, брошенной в атаке.
Соловей вздрогнул от боли, яростным ударом сбивая с себя хана. Наследник островов откатился, вставая на ноги и переводя дыхание.

Отредактировано Брат Акира (2013-07-07 17:58:33)