Танцев он, к счастью, избежал. Он тешил себя надеждой, что из-за того, что Император был всем дорог и собирать его рассыпавшиеся кости по коврам никто не хотел. Скорее всего, конечно, дело ограничивалось вторым. Молодая жена тоже глаза не мозолила, чем изрядно его порадовала. Он не мог понять мучает его стыд и чувство вины, или банальное разочарование... Но разговаривать с женой он совершенно не хотел.
Весь праздник он сидел на высоком троноподобном кресле, не хмелея пил вино, совершенно не жалея старое тело и усиленно делал вид, что все идет как надо. Император сидел высоко, но мало что мог разглядеть в толпе.
Маскарадный костюм ему подготовил демон, а Императору маски и не полагалось. Корона, правда, и на второй день оставалась тяжелой и давила хололной тяжестью на лоб. Поправлять же венец было несообразно с императорским величием.
Балы -- важнейшая вещь в смысле заключения союзов и объявления войн, но сегодня он не занимался ни тем, ни другим. Последние годы Карл мало обращал внимания на дворцовые игры, так лучше сегодня не вызывать подозрений, чем вспахивать почву непонятно для чего и рассыпать неопределенные намеки. Он был бы рад оказаться сейчас там, неузнанным среди разноцветной толпы... Но сегодняшняя его маска диктовала другое. И он терпеливо дожидался конца бала, шаря глазами по залу в предчувствии недоброго, но беда все не случалась и не случалась.

Последние дни оруженосца превратились в ад. То убийство лекаря в покоях императора, на тот момент ещё мёртвого, то несчастный белокурый паж, погибший от рук Карима в переходах замка. Количество мертвецов вокруг молодого человека росло с завидной быстротой. И только император реши порадовать своим воскрешением из мёртвых, но, отчего-то Эмери не обрадовался возвращению монарха.
Не мудрено, что прошлой ночью ему снились кошмары. Оруженосец так и не нашёл своего милорда, но образ Хогана, перемежаясь с зелёными, остекленевшими глазами белокурого парнишки, преследовал юного Корбо во снах. Видимо Эмери казалось и наяву, что господину   угрожает опасность, потому ночью ему привиделось, будто в дом канцлера его императорского величества подкинули посылку в виде ларца, а в нём была голова. Его голова. Холодный пот выступил на лбу оруженосца. Нет, она оказалось не настоящей, лишь воск, но волосы и глаза... и кровь. Кровь была настоящей! Его, несомненно, это была его кровь.
О сне Эмери вспомнил лишь тогда, когда понял, что милорд бесследно исчез. Ни намёка на его присутствие дома или в замке, ни одного послания с поручением и... это было не похоже на проверку. Не теперь, когда слишком многое зависело от молчания оруженосца. С Альбакантом Хогоном что-то случилось, и на ум молодому человеку приходило только одно. Он ждал. Он уже почти верил, что увидит отрубленную голову господина. Почему так просто молодой человек поверил сну? Когда мёртвые ходят по дворцу подобно живым, сложно ли верить, что живые окажутся в закопанных гробах? Словно бы сон и не прекращался. И он длился, длился, а Эмери всё пытался найти своего господина, уже заранее зная, что отыщет лишь труп.
Так было до ЕЁ появления. А дальше сон словно бы преобразился в прекрасный рассвет. Кроваво-красный рассвет! Более не было ни сомнения, ни страха, ни какого иного чувства, кроме, преданности лишь одной женщине на земле, кроме алчной любви к леди Ригат. Небывалая ясность царила в его голове. Эта предательская чистота разума и искренняя вера в совершенстве возлюбленной губили его душу, а за ней следом и чужие жизни.

Бал был не интересен, разве только лишь один танец, который подарила ему леди Ригат, а далее следовало ожидание. Рыцарь был не намерен скрываться от посторонних глаз и ему не требовалась маска. Чужие взгляды нисколько не смущали его, потому как, Эмери знал, что среди прочих были и её глаза, что горели страстью к нему, ожидая верности взамен. И ему не терпелось покончить с назначенным противником, ненависть к которому возрастала всё с большей силой. Купец был последней преградой, и неважно, знал ли об этом он сам.
Празднество близилось к завершению, но, покуда император сидел на своём троне, гости не торопились расходиться, а Карл продолжал восседать над приглашёнными и не только, оглядывая их равнодушным взглядом. Скучно тому, кто видел, что скрывается за тонкой гранью этого мира, смотреть на шум и веселье не ведающих и малой доли, открытого мертвецу.
Рыцарь не искал Карима в толпе, зная, что купец наверняка сам обнаружит своё присутствие. Что задумал шази, Эмери было не известно, но он верил, что шанс свой купец не упустит. И Карим аль Малина явился. Вошёл в главный зал так, словно бы этот зал уже принадлежал ему. Люди расступались перед ним, словно перед правителем, разве что, не кланялись. А купец желал, чтобы все эти вельможи покорно склонили перед ним головы. Он жаждал власти, пожалуй с такой же силой, с которой Эмери мечтал об обещанной ласке прекрасной шазийки. Лишь одно из этих желаний будет исполнено, и рыцарь знал, какое. Его рука на сей раз не дрогнет. Более нет той, что сбила его мысли в прошлый раз, а значит, теперь всё решено. И властвовать тебе, Карим аль Малина, лишь над трупными червями, давая им пищу и кров.
Лезвие сверкнуло в толпе. Это хорошо, что люди сами расходились на пути купца, потому как Эмери не остановила бы живая преграда между ним и его новым противником. А так же его ни сколько не останавливало и то, что Карим ещё не успел понять происходящего. И, если шази будет медлить, то меч снесёт смуглую голову с плеч. Силы чёрного рыцаря  без сомнения хватить.
Люди кинулись врассыпную от разъярённого человека, который был либо наёмным убийцей, либо же безумным. Одно было совершенно ясно — этот молодой человек не был намерен останавливаться. Всего одна, последняя жизнь отделяла его от цели.

Каждый шаг отдавался ровным и спокойным ударом сердца. Шаг - удар, шаг - удар. Не было ни смятения, ни ярости, ни обиды - была лишь уверенность в правильности происходящего. Он должен быть здесь и он должен сделать то, за чем пришел. И помешать ему может разве только смерть. И ведь стоило бы помнить, что удача всегда ходит парой с этой костлявой подружкой. Блеск хорошо наточенного клинка Карим заметил, но был так увлечен своими мыслями, что заметил поздно и лезвие полоснуло по руке чуть выше локтя. По правой руке! Боль яркой кометой ворвалась в тело и зажглась в голове факелами близкого костра если он и дальше будет примерять корону раньше, чем снимет её с головы родителя. Темный от боли и ярости взгляд метнулся к помехе и каково же было удивление шази, перед ним оказался юнец, оруженосец милорда канцлера, союзник и якобы будущий друг! Как же омерзительно на вкус предательство! И эхом по залу: ты заслужил, ты заслужил, ты заслужил...
За доли секунды перед глазами пронеслись прошлые события. Олаф, Бран, наложницы, Зеница. А разве он не предатель? Разве он не солгал людям. которые в него верили и верят? Разве он не стал таким же паршивым псом, готовым за сладкую кость продать свободу? Не потому ли сейчас перед собой он видит не глаза Карла, а глаза Эмери? Не потому ли сейчас начинает свой, возможно последний, танец со смертью?
Раненная рука плетью повисла вдоль тела, кровь крупными, тяжелыми каплями украшала белый мрамор пола императорского зала словно и была подарком, принесенным купцом на свадьбу, а Карим выхватил второй клинок. Левой рукой.
Ты хочешь принести себя в жертву, маленький, глупый, мальчишка?
Карим не сомневался ни секунды - Эмери хочет не просто драки, не просто второго тура боя, он хочет его смерти и намерен получить это во чтобы то ни стало. Здесь и сейчас. И разбираться в том, почему это случилось было однозначно не время и не место. Шази мягко, словно дикий зверь на охоте, двинулся в сторону ни на секунду не упуская из виду своего соперника. Как странно, ещё вчера ночью он считал этого юнца своим союзником. Как быстро меняется всё в этой жизни!
Краем сознания Карим отметил и подскочившего с трона Императора, и стражников, которые застыли в позах готовых броситься на зверя собак только услышат приказ, лица людей слились в одну серую массу и даже краски перестали существовать. Теперь шази видел лишь тишину, слышал воздух и дыхание Эмери, различал биение его сердца и медленно проникал в его кровь, в его душу, в его тело, предугадывая любое следующее движение, любой следующий выпад.
- Зачем тебе это, мальчик?
Шепот. И спокойный взгляд темных глаз. ненависть просочилась кровью через ткань и теперь уступила место тому, что называют высшим умением. Нельзя драться и ненавидеть. Убивать надо хладнокровно, без упреков, без ярости. Абсолютно спокойно.

> > > Дворцовая площадка

Море масок, музыки и веселья. Вдыхая аромат разлитых вин, который, к великому сожалению дона, тускнел, проходя через материю полнолицевой маски, Альваро вспоминал о приемах в солнечной Алацци. Маскарад. Сколь это близко и знакомо - не передать словами. И хоть начало его было не вполне такое, как полагается, но теперь-то Альваро точно отдохнет. Без вариантов. Как следует. Если ему, конечно, опять не помешают.
Батиста, наверно, так привык к тому, что любое предположение о худшем варианте обязательно должно воплотиться в жизнь, что не так уж и резко отреагировал на общий испуганный вздох толпы.
"О, Создатель. Дали бы мне хоть допить один бокал." - Разочарованно взглянул на центр зала алацци, туда, где расступилась толпа. Взглянул и сразу же поставил бокал на стоящий рядом стол. Разочарование моментально сменилось щемящим в груди чувством тревоги.
- Себастиан, срочно выведи донью Альду отсюда! - Рявкнул он, оцепеневшему слуге. - Если с головы инфанты упадет хоть волос, я... буду очень зол. - Не имея возможности сконцентрировать свой разум на том, чтобы найти достойное завершение фразы, закончил маркиз.
Неожиданно, между двумя центральными фигурами начинавшегося представления произошло какое-то движение, которое гранд разглядеть не мог. Пока не мог, ибо толпа в панике стала высыпать из зала и прижиматься к стенам. Среди движущегося частокола людей Альваро разглядел никого иного, как Карима, а затем и того самого юного оруженосца, с которым уже имел удовольствие столкнуться ранее.
- Diabolon! - Выругался дон, и принялся продвигаться к намечавшемуся действу, расталкивая толпу вокруг.
"Карим! Что он, диаблон его за ногу, забыл здесь? Приперся прямо на празднество к императору и хотел получить теплый прием? А парень этот-то чего на него лезет? Оруженосец не мог не слышать о фуроре, который произвела мощь ассасина при дворе. Если этот самоуверенный глупец собирается напасть на аль Малина, то он либо безумец, либо действительно может его убить." - Ни то, ни другое не предвещало ничего хорошего. - "Смерть Карима может обернуться самыми непредсказуемыми последствиями для Союза, как и лишняя кровь на его руках. А если эти дебоширы посмеют тронуть императора, то смуты не избежать..."
На этой мысли, Альваро помедлил. А в случае этой смуты, не сможет ли он постараться использовать сложившуюся ситуацию? Но эти мысли были сразу же изгнаны из работающего сознания. Маркиз с удвоенным рвением стал прокладывать себе путь против течения реки человеческого страха и положил руку на эфес клинка. Если сейчас использовать эль фуэго, то об инкогнито можно и не думать. Маска тут уже не поможет.
Герой не знал чем может помочь Кариму. Не знал, потому как последний в очередной раз не счел нужным посвятить его в свои планы! В любом случае, гранд считал себя обязанным что либо предпринять, ведь оставаться в стороне сейчас было бы не менее опасно, чем лезть в самое "око шторма".
- Господа! Не будем горячиться и проливать крови на столь важном и торжественном событии! Попробуем решить дело миром! - Крикнул дон, стараясь переглушить какофонию голосов вокруг. Никогда он не думал, что будет призывать дерущихся к миру, как таковому. Но только сейчас он увидел, что для последнего призыва слишком поздно. Кровь была пущена, да еще и у Карима. Диаблон его побери! Что он теперь выдумал?

Отредактировано Альваро Батиста (2013-10-19 22:40:22)

Надо признать, этот маскарад и в подметки не годился роскошному карнавалу в Алацци. Инфанта откровенно скучала, развлекаясь тем, что важно помахивала перьями на маске да вспоминала совсем другой маскарад - такой, где над головой только безумно чёрное небо, а вокруг жар костров и южной ночи, толпа, неузнаваемая в масках, рёв быков...
Кому может быть интересно в этих залах? Альда даже к вину не притронулась - и оно навеивало воспоминания о том бархатном напитке, в котором сплелись жар и страсть алацци. Радовало лишь одно - маска скрывала её недовольное лицо, так что у дона не было ни малейшей возможности придраться к поведению инфанты на императорском балу. Кого она тут не видела? Что она тут не видела? Только и оставалось, что перьями махать да лениво наблюдать за тем, как переливается безвкусное вино в тонком бокале.
На какой-то единый вздох толпы Альда отозвалась, насторожилась, вытянулась, как тетива у лука, от интереса. Если что-то произошло на балу, значит, оно достойно её внимания хотя бы потому, что выбивается из общей картины скуки и апатии! Жаль, что рассмотреть ничего не удалось - совсем рядом девушка уловила слова маркиза, и они ей совсем не понравились, особенно когда её мягко, но настойчиво ухватили под локоть.
- Донья Альда, пойдёмте со мной, - глухо шепнул ей слуга, так, чтобы его не услышали. Разочарованная инфанта поднялась с места. Всё вокруг было слишком напряжено, сам воздух вдруг зазвенел, отдаваясь в ушах и голове, и Альда, вдруг почувствовавшая себя беспомощной среди этого звона, позволила вывести себя из зала.
Инфанту вывел из оцепенения шум, раздавшийся из оставшейся позади залы. Во имя Создателя, что там только что произошло? Весь сон и апатию как рукой сняло: всё вдруг зашевелилось, очнулось, проснулось, стало опасным, а такое пропустить да ещё Альде не пристало. Сделав ещё несколько шагов, она вдруг юркой змеёй вывернулась из-под руки слуги и почти галопом направилась назад. За спиной опять послышалась погоня, но подгоняемая любопытством и никогда не подводившим её нехорошим предчувствием принцесса ещё быстрее побежала вперёд, не давая догнять себя. Сюда бы сейчас хесску с её рунами!
Первым, что она увидела, ворвавшись в залу, была кровь. На императорском балу-маскараде! Кто осмелился обнажить оружие на другого человека? Ничего не понимая, инфанта обвела взглядом толпу и почти сразу увидела как-то возвышавшегося над ней дона Альваро и устремилась к нему, опять ускользнув от почти поймавшего её Себастиана. Легко пробравшись сквозь плотную толпу, она очутилась подле маркиза.

Серым потерянным призраком брела Миад по коридорам, следуя за давным давно исчезнувшей в темноте спиной Эмери. Она проходила сквозь какие-то двери, видела каких-то людей и, кажется они видели её. Странно. Некоторые лица казались знакомыми, но все стало неважно теперь. Увидеть бы только, куда пошел Эмери, найти бы любовника в путанных коридорах...
В дверях, ведущих в большой светлый зал она с кем-то столкнулась. Ей сказала пару слов — она не слушала — поддержали под локоть, но она высвободила руку. И тогда наконец она нашла. Но оказалось, что слишком поздно.
Юноша налетел на незнакомого шазийца и Миад вскрикнула от ужаса — впрочем, не она одна. Как же должна жажда крови затмить разум, чтобы обнажить меч при Императоре! Обмерев, она ждала когда кто-то убьет её любовника, с непонятной тоской думая, что хотя бы в смерти они могут быть вместе. Или нет? Что она вообще знает о смерти?
Но Эмери все не умирал и не умирал и в её душу закралась робкая надежда. Он победит, он обязательно победит и выживет... чтобы вернутся к надменной твари, спалившей её сердце.
— Эмери... — прошептала она, протягивая руки к битве. Никто не обращал внимание на то, как странно она себя ведет. Всем было не до нее глупой шазийской девушки. Кто-то толкнул Миад, она покачнулась, но не упала.
— Остановись, — эхом повторила она словам Императора. — Прошу тебя, остановись...
Зачем он пытается убить этого шази? Еще одного за этот вечер. Сколько жизней он забрал перед тем, как вырезал её сердце? Все проклятая ведьма, что украла его мысли и разум... Как вернуть разум безумцу, есть ли у нее шанс?
Любовник не остановился перед её смертью, а значит больше нет ничего, что могла бы сделать робкая шазийка.

Люция появилась неожиданно. Встала между Клинком Эмери и Каримом, за плечом у последнего. На оруженосца глянула лишь мельком, но и этого взгляда оказалось довольно - уже в следующее мгновение он почувствовать, как его сначала бросило в жар, а после в холод, и все, что происходило с ним до сей секунды стало мелким и незначительным. Женщина же положила руку на плечо шази, тихо улыбнулась и теперь просто молча смотрела в глаза того, от кого прятала его сына все эти года.
Легко защищать своё дитя. Легко сражаться за него до последней капли крови. Легко быть на его стороне. Ты веришь ему безгранично и безоговорочно, ты видишь истину и правду, и они едины, ты отметаешь ложь и сомнения. Ты Веришь. Она верила. Кариму и себе, верила в свое дело и в то, что поступает она верно. Поискала глазами Искандера и вернула внимание Императору. И улыбнулась. Обещающе. Так, словно узрела нечто, не заметное никому другому. И стоило улыбке коснуться губ, как взгляд стал мерзлым словно осенний лед и таким же тяжелым.
- Не смей противиться Вере!
По полу потянуло промозглым холодом. Туман, будто причудливые, огромные змеи, обвивался вокруг ног толпы и подбирался к трону со всех сторон, и чем ближе он подступал, тем ярче начинал светиться тем истинным светом, который может быть только у чуда.
- Не смей лгать перед лицом Святой и Создателя!
Люция повысила голос и теперь слова эхом бились под высокими сводами огромного зала так, словно и не было здесь толпы людей. Факела вспыхнули ярче, бросая на подданных монарха причудливые, кривые тени, из разбитых окон на них смотрели угасающие, равнодушные звезды и шептались: истина, истина, истина.

Ветер, песочная стена, осколки витража — занавес. Эмери не видел ничего, лишь ненавистного противника, что принял приговор и, развернувшись к Чёрному рыцарю боком, упал на колени, подставляя шею. Обезумевший взгляд ликовал и рука палача не дрогнула... не должна была, но...
Откуда взялась Светлая дева он не знал, не видел, не замечал, как и всё остальное, что творилось вокруг, но она встала между охотником и жертвой.
Победа — она была так близка, он ощущал её на вкус и предвкушал свою награду. Но что-то больно кольнуло его в грудь, разрывая чёрные оковы, что даровали силу. Камень на груди тянул к земле как никогда, и цепь на шее прорезала кожу, оставив кровавый рубец. Поражение — оно встало перед ним стеной. Светлой стеной из льда. Никто не видел её, но рука рыцаря разбилась об эту стену и пальцы разжали рукоять. Меч упал, но стальной звук заглушил звон короны.
- Не смей противиться Вере! - она говорила не с ним, словно он был не достоин её внимания.
Ригат, ты... более мне не простишь... не позволишь мне быть рядом, не... - у него было иная вера и противиться ей рыцарь не желал, но сейчас его заставляли вернуться к свету, что слепил глаза и жёг душу.
Чёрный рыцарь не мог проиграть, какая бы сила ни была перед ним. Он шагнул к шази вновь, намереваясь отодвинуть деву. Мог ли прикоснуться к ней? Он бы сгорел и был согласен на это. Лучше смерть, чем немилость любимой.
- Сын! - тихий отзвук жизни донёсся до оттаивающей души его. Нет, вновь звали другого, но Эмери вздрогнул. Он, не рыцарь, но так и не повернулся к поверженному императору. Рука его потянулась к Кариму. Рыцарь ещё жил в душе оруженосца, и он стал сильнее в нём, когда более не представлял угрозы для остальных.
- Ты не имеешь силы надо мной! Уходи! Отдай мне его. Я убью... - зарычал он в гневе на деву, - Он мой! - это не был голос оруженосца - искажённый, предсмертный хрип ярости. Лицо рыцаря изуродовала гримаса отчаяния. Как бесноватый он был готов кинуться на неё и разорвать, чтобы более ничто не мешало покончить ему с указанной жертвой. Но силы угасали с каждым выдохом, с каждым ударом сердца — оттого отчаяние было ещё сильнее. Глаза наливались кровью, лицо бледнело, а руки дрожали, пытаясь дотянуться до живого, что можно было бы умервщлить.
- Я убью тебя! - Её? Карима?
Ещё один шаг... только шаг... Он рухнул на пол, судорожно вцепившись рукой в складки одеяния Люции. Ткань натянулась и тихо, едва различимо, треснула нить, шов не разошёлся. Порвалась чья-то жизнь.
Оруженосец более не шевелился. Он был жив, но спокоен отныне.

-Шайтаново племя!
Глаза визиря округлились сами собой, когда зеленый мальчишка (!) не только ранил асасина, но и выбил оружие из его рук. Это было неслыханно, невозможно, но Осман видел это своими глазами.
-ЧуднЫ дела твои Создатель. Да и … твои ли они?
Однако судьбоносные для всей Империи события разворачивались со скоростью налетевшей снежной бури, и парнишку с его чудесами боевого искусства и странным поведением пришлось загнать в глубины памяти. Вспомнит потом, когда надобность возникнет.
В зале творилось невообразимое - магия рвала воздух, продирала до костей под свободными одеяниями.
-Сукин ты сын, верблюжий погонщик. Ну, держись.
Он мог еще сомневаться, одолеет ли асасина на ятаганах, но то, что магией долбануть может так, что мало не покажется, не сомневался ни на мгновение. И хоть не любил демонстрировать магические способности (меньше знают, лучше спят) на людях, но ситуация требовала вмешательства. Уже руку поднял, уже губы пошевелились шепнуть слова, как…
Сын.
Сукин сын оказался не только сукиным, но еще и Императорским.
-ЧуднЫ дела твои, Создатель.
В который раз за последние мгновения в голове монотонно, как заклинания убунди, мелькнула одна и та же фраза. Взрослый сын у Императора, проклятого бездетностью. Вернее говоря, кошмарной, фатальной смертью наследников. Разные ходили слухи на этот счет. Осман же старался ориентироваться на факты- дети действительно умирали. Что это было- судьбы ли, проклятие… да кто ж знает? Ходили так же упорные слухи о Святой Люции, которая оказалась далеко не святым небесным сияющим созданием, являясь на бал во плоти и крови (?)
-Странная баба. Мутная.
Мысль непроизвольно сформулировала в слова первое, интуитивное ощущение от Святой. Насколько оно верное, жизнь покажет.
Стук сзади заставил обернуться, и Осман застыл на месте, окаменел, глядя на распростертое на полу тело Императора. Несколько мгновений стоял и смотрел, не веря своим глазам. Шестьдесят два года правления. Он еще не родился, а Карл уже сидел на троне Империи. Сколько визирь помнил себя, в Даларе правил Император по имени Карл. Сначала, мужчина средних лет, потом старик, потом глубокий старец, но это была целая эпоха с боле-менее понятной и стабильной политикой. Было государство, в котором он, Осман, родился, возмужал, жил, сделал карьеру. Карл лежал мертвым, а вместе с ним и спокойствие, размеренная жизнь.
Смута…
Шептал по углам холодный ветер.
Смута...
Читалось на лицах придворных.
- Чертов старый пень. Ты мог пожить еще хотя бы годик? Дать родиться своему ребенку и назначить его наследником? Ты хоть долг-то супружеский свой сегодня ночью выполнил? Наследника сделал? Нашел время умереть. А может жив еще?...
Досада сменилась слабой надеждой. Визирь склонился над телом, пощупал отсутствующий пульс. Чуть выдвинув ятаган из ножен, поднес холодную сталь к губам. Та осталась зеркально-незамутненной.
-Ну и что теперь делать? На кого из двоих темных лошадок ставить? Мутный шази сын/не сын Императора? Или плод в чреве Императрицы? Который тоже неизвестно, есть ли. Один шайтан знает, какую политику выберет «блудный сынуля», если сядет на трон. Не больше ясности и с Императрицей. Смутное время пришло в Далар. Это было ясно, как день. Халифат бы уберечь от гражданской войны и бунтов.
Или… попытаться самому подняться на мутной волне?
Его Величество Осман I –великий халиф шазийских степей? Не плохо звучит. Что, Кабир, ты в лицо смеялся Великому Визирю, отказывая в близости? Сможешь так же рассмеяться в лицо Халифа?
Не знаю. Но точно посмеешься, окажись мой голый череп на Мосту Отрубленных Голов.
Ох, соблазны, соблазны. Бесовское искушение. Нет. Никогда не стоит торопиться. Чтобы четко определиться с собственной политикой и политикой Халифата, нужно время. А время… время есть. Должно быть. Император умер, но не похоронен. Еще не объявлен новый Император или регент/регентша, не было коронации по «Книге церемоний», сочинения императора Карла Антуана Теофила.
Вернув оружие в ножны, визирь поднял на руки старческое тело. Пара шагов, чтобы дойти до трона, опустить тело на бархатную обивку сидения - сидя, прямо, как некогда сидел на троне живой Карл. Корону на мертвую голову, скипетр в еще теплую, скоро окостенеющую руку. Он не стал закрывать глаза покойному, и те остекленело смотрели в зал, словно все еще следили за людьми, находящимися в нем.
Осман отошел от умершего. Окинул взглядом зал.
-Ну что, наследничек, посмеешь прилюдно снять корону с головы мертвого отца?
Все было некамильфо настолько, насколько вообще может быть внезапная смерть Императора на балу на следующий день после свадьбы. То есть, хуже некуда. Отнюдь. Оказалось есть куда.
Вот она, смута во всей красе.  И куда как раньше, чем он опасался.
Магия. Чужеродная, поганая, отравленная диаболоном школа. Он не видел, кто кинул заклинание. Да и не самое главное это сейчас. С этим будут разбираться потом. И не он, Орден. Не даром же хлеб свой с маслом едят, не даром с каждой вотчины и каждого крестьянского двора им доходы капают.  Сейчас же.. в зале весь  цвет, знать и умы Империи. Потопчут, поломают друг друга в злобе, в хаосе и панике. Не хотелось, да придется колдовать.
-Ветер, сети.
Он шепнул заклинание совсем тихо, и воздух в зале изменился. Все так же дающий свободно дышать, он расчертился жгутами силы, не позволяющими резко и быстро двигаться, поднять руку, ударить ножом. Выкрики против Халифата, против его подданных? Да пусть кричат, что хотят, лишь бы резню в зале не устроили. Там женщины, молодая поросль знати.
- Стоять, сукины коты. Стоять!
А вот дальше.. Как успокоить вывернутый на изнанку диаболоновой магией улей людей?
-Давай, Святая. Это по твоей части – вселять в сердца и души вселенскую лубофф, покой и прочую божественную благолепность. Твоя работа.
Откровенно говоря, ему было без разницы, сама ли Святая Дева Озера пришла свидетельствовать за претендента на трон, или кикимора болотная из-под коряги выползла. Все равно на слово никому не верил. Но сейчас молил Создателя, чтобы Святая оказалась не поддельной. Слишком кровавая будет бойня в зале иначе.

Словно неученый мальчишка, Карим позволил выбить у себя из рук оружие.
"О, Создатель, чтоб бы ни было, бросить его так я не могу." - подумал Альваро в своей горячности. Бурная алаццийская натура взяла свое. Как бы то ни было, с этим человеком он делил кров и хлеб. Выбрать другую сторону в конфликте - одно, бросить друга перед лицом смерти - другое. Но стоило Батисте решить спасать своего друга во что бы то ни стало, как маркиз стал свидетелем, наверно, самого яркого представления в своей жизни.
Альваро и подумать не мог, что Карим способен на такое. Бьющиеся стекла, песчаная буря, грозящая снести представителя Алацци с ног, и пробирающий до костей ветер. Батиста нельзя было назвать слабым физически или духовно, но в этот момент, пусть всего и на мгновение, он ощутил действительный ужас перед происходящим.
Взор застилали мириады песчинок, столь некстати вызванные посреди зала. Силы покидали Альваро. Непреодолимое желание сдаться и отдаться во власть стихии, а дальше будь что будет...
"Diabolon, отойду сейчас - плакали мои планы." - попытался сохранить самообладание дон, как вдруг его схватили за руку...
Теплое прикосновение дрожащих рук, когда гранд уже ощутил себя совершенно одним посреди всего этого хаоса. Время словно замедлилось, когда он, плавно оборачиваясь, оглянулся назад. Бесчисленные песчинки пролетали перед его взором, скрывая ту, которая сейчас приближалась к Альваро. Еще мгновение и из хаоса покажется знакомое женское лицо, но... Петли маски лопаются от напряжения и воздушный поток уносит фальшивое лицо с собой, еще на секунду закрывая взор алацци и продлевая тот миг, когда Батиста, наконец, убедился, что это инфанта. Ее полные страха глаза с надеждой взглянули на гранда.
"И даже тут она..." - С неожиданным для себя облегчением осознал маркиз. В его душе страх сразу уступил место новому чувству... Ответственности?
Не успел он и секунды все обдумать, как оглушительный рев в ушах пугающе резко наступившей давящей тишиной. Что же творилось за его спиной?
- Святая Люция! - И констатируя факт и молясь одновременно, прошептал дон.
- Не смей противиться Вере! Не смей лгать перед лицом Создателя!
"Вот оно что... А парень не шутил, говоря мне о серьезности своих намерений. Но истинная ли? Действительно ли Люция?" - Словно загипнотизированный, Батиста потянул инфанту на себя, как будто показывая ей открывшееся чудо.
И император. Умирающий вождь. Тот, чья воля должна была сокрушать государства, а мановение руки останавливать ураганы.
- Сын... - Промолвил он, умирая. Алацци видел не одного мертвеца. И император, снова назвав Карима наследником, точно оказался мертвее мертвого.
"А ведь всего одно мгновение. Одно мгновение и император мог умереть, не признав ассасина своим отпрыском. Тогда грядущие события были бы совсм другими. Старый похотливый черт. Наплодил детей, а теперь они вершат историю". - Проносились в голове Альваро мысли.
Все это произошло словно за секунду. Вот и мертвый император снова на троне, уложенный туда руками визиря. Вот падший оруженосец. Вот Карим, теперь официально признанный наследником огромной Империи. Вот и императрица, которую представитель Халифата тщетно старается вывести из зала. И святая Люция. Истинная ли или нет, но она тоже здесь. Альда, девушка крпко сжимает его ладонь, словно старается в ней найти себе защиту. И крики. Отовсюду доносятся крики. Порицательные, мерзкие, богохульные, трусливые, низкие... Они проникают в его голову. Пытаются захватить власть над грандом. От отчаянья, он еще сильнее сжимает рукоять своего клинка, которую не отпускал с самого начала. И меч, впитавший всю заботу своего хозяина за это время, словно отвечает ему. Как будто зовет очнуться ото сна. Сбросить тяжесть наваливающуюся на глаза.
"Да. Именно так. Все здесь. Но где я? Почему среди всех этих людей нет меня? Имею ли я право оставаться в стороне и бросить все на произвол судьбы? Перед Каримом. Перед Алацци. Перед Альдой. Перед Создателем. Перед Империей. Перед всеми здесь собравшимися. И перед теми, кто отдал свои жизни, чтобы я стоял именно здесь и сейчас."
Его давно убитый друг с окровавленным лицом подползал к Альваро. Медленно, тяготея своим телом, он всем своим видом показывал муку перенесенную за героя. Видение настойчиво требовало внимания, приковывая ужаснувшийся взгляд. Медленно, словно в желе, проплывали образы людей, чьи лица все более напоминали собой Зло. Именно то первородное и нечестивое, чему нельзя дать определение. То, чему учат противиться с детства. Но его сердца не коснется эта мерзость.
Ибо он - сын Алацци! Он - дитя Создателя! Он - истинный наследник престола своего отца!
Сделав окончательное усилие, Батиста как будто просыпается. С силой тянет он принцессу на себя, так, что оказывается стоящим между начинающей сходить с ума толпой и главными действующими лицами в этой трагедии вкупе с Альдой.
"Сейчас нет никаких оправданий для того, чтобы что-то скрывать или таить." - Рука держащая клинок начала вытягивать его из ножен. - "Нельзя допустить того, чтобы сейчас кто-то посмел вмешаться в происходящее или в хаосе поднять руку на Альду, Карима, императора или, не дай Создатель, на Люцию, будь она истинная святая или нет. Пора показать всему Далару, что значит быть Алацци!" - Клинок с легким свистом освободился от оков. Превосходная работа первоклассных кузнецов Юга. Клинок эль фуэго. "Полукровка". Резким движением руки, Батиста прорезал воздух и, вытянув меч перед собой, отгородил от толпы себя и всех остальных. Стражи, будь она неладно, не было видно, и рассчитывать на нее, видимо, не приходилось. Но она и не нужна.
- Nel nome del primo sangue!* - Сорвались с языка гранда заветные слова. Гам вокруг прорезал оглушающий хлопок, заставив толпу на мгновение замереть, усиливая и так, засевший в сердцах вокруг страх. Слепяще-яркие языки пламени моментально охватили лезвие оружия, которое было настоящим произведением кузнечного искусства.
- Всем сохранять спокойствие и отойти от трона и сына императора! - Во весь свой мощный голос прокричал алацци, заполняя тишину вокруг. - "Да, вот оно. Именно так. Теперь он сын императора." - Я, Альваро Северино Росалес дел Октавио Батиста призываю всех присутствующих здесь алацци обнажить свои клинки, следуя своей вассальной клятве, по требованию Голоса Короля в Даларе!
Альваро и не думал, что осмелится. Не думал, что сможет. Что сможет так звучно и уверенно потребовать что-то от всех этих людей вокруг.
"Гены." - Пронеслась у него в голове мрачная шутка.
Два удара сердца. Длительных. Мучительных. После которых он мог оказаться один среди врагов. Но нет. Ведь после них, послышался звон десятков мечей доставаемых из ножен. Никто не посмеет приблизиться к главным участником этой постановки. Если не пресечь все недоразумения сейчас, то, они, оставшись неразрешенными, приведут к крови. К океану крови. Но этого не будет, пока дышит Альваро и те сыны Алацци, что обнажили свои клинки для того, чтобы сохранить порядок, когда все грозит умчаться прямиком во власть к диаболону!

* Во имя Первой Крови! (пер. с алаццийского)

Отредактировано Альваро Батиста (2013-10-22 01:56:09)

Завтра это поставят Ордену в вину, но только сейчас его рыцари смогли вмешаться в происходящее. Событие развивались так быстро, а через толпу надо еще протиснуться прежде, чем встать между ней и угрожающей ей магии. И то, что люди не стояли спокойно и не расступались перед ними, как-то совсем не помогало.
Они только защищали. Ставили щиты на пути магии, щедро разбрасываемой другими по этому залу, чтобы та не коснулась никого. Утихомиривали наиболее беспокойных из гостей – когда Волей и Словом, когда более мирскими методами.

Магистр появился позже своих людей. На то, чтобы раздать указания всем, требовалось время. Равно как и на то, чтобы узнать мнение Зеницы прежде, чем действовать. Без хоть какой-то согласованности они рискуют еще больше ухудшить ситуацию. Так что промедление позволительно. И чуть опоздать лучше, чем вовремя натворить бед. Тем более, в каком-то смысле она оказалась удачной — именно благодаря задержке Флоренс оказался в нужной точке пространства-времени, чтобы увидеть не краем глаза фигуры, выкрикивающие смущающие умы фразы, а незнакомого колдуна, шепчущего себе под нос заклятья — до ушей тарийца долетели обрывки фраз, позволяющие понять, что сей человек явно не к Создателю за помощью взывает. И пусть Флорентий не знал о его связи с беспорядками, но полагал, что на этом празднике они определенно не нуждаются в магах не из «Ока» — довольно и тех, что стоят у трона сейчас.
- Зерна, что держу я в руке, выпейте силы отступника, нечестивыми заклятьями своими вносящего смуту, – это был способ без лишнего шума утихомирить человека — во сне или в обмороке мало кто способен нарушать порядок. Маленькая друидическая уловка, семена растений, зашитые в перчатки так, что их можно было коснуться кончиками пальцев, концентрируя на них Волю, позволяла применить его даже здесь, в помещении, где нет ни листочка.

Все так сосредоточились на защите от колдовства, способного повредить телу, что совсем забыли обезопасить душу. Ни единой молитвы не прозвучало в этом зале. И сейчас пришло время расплатиться за эту ошибку. Может, человека два экзорцистов Ордена и были готовы к такому повороту событий — как приказал им Зеница — но защитить они сумели немногих. Себя, да горстку человек поблизости. Так что те могли наблюдать за падением всех прочих в пучину страхов и пороков.
Материальный мир значил немногое для того, кто поставил во главе жизни духовное. Другие люди могли быть безумно важны и дороги, но они приходят и уходят — к сорока годам с этим пора бы смириться. Создатель незыблем, опасаться что Его не станет глупо и невозможно. Но еще у Флорентия был он сам. Тот, кто делал его тем, кто он есть. Лишь человек. А люди меняются.
Если потерять себя, то что останется?
Что он сможет сделать, если не сможет рассчитывать на себя? Если не сможет принять решение не только вовремя, но и никогда? Если голова полна одних лишь сомнений? Если все, на что он способен – застыть в нерешительности? Если нет у него ни воли, ни решительности, ничего? Если он не сможет нести ответственность не только за других – за тех, кто доверяет ему, зависит от него – но и за самого себя? Он даже не мог набраться смелости, чтобы проверить, осталась ли с ним его магия.
Будущее всегда представлялось Флорентию развилкой множества дорог. Но раньше он мог смело идти вперед, выбирая одну из них – не всегда самую лучшую и правильную, но хоть какую-то. Теперь же все, на что хватало инквизитора – стоять на распутье.
Казалось бы, что ужасного? Нет крови, искореженных и гниющих тел, которые целитель видел в лазаретах, тариец – во время восстания. Никто не умер – кроме Императора, но он и до того был мертв. Вот только бороться с самим собой Флоренс не мог. Не было воли, чтобы собрать ее в кулак и сказать себе: «Соберись, тряпка!». Последнее, самое главное и по сути единственное средство борьбы утеряно. Друид остался абсолютно беспомощный. Вокруг полно других людей, но как они смогут помочь Флоренсу, если не может и он сам?

Добежала, схватилась рукой - как утопающий за соломинку! - и стало как-то надежнее, но все так же непонятно, странно...страшно? Нет, не страшно: холодно. Зазвенели стекла витражей - или это был звон клинков? - злобно дунул ветер, пробирая до самых костей, песок...откуда в зале песок? Не иначе как кровь шази обратилась миллионом песчинок. Шази, который выкрикивал странные вещи, доходившие до будто одурманенной Альды медленно, искажая свой смысл...
А потом стало светло и тепло, и Альда схватила свободной рукой висящий на цепочке симболон, глядя во все глаза на Ту, что затмила своим светом весь ужас, творящийся в зале. Святая Люция! Она, истинная Она, стояла здесь, в зале, перед всеми, а инфанта чувствовала странное желание оказаться рядом с Ней, коснуться Ее одежд, ощутить Ее руку на своем плече...и как могут люди вокруг не умолкнуть в священном трепете перед Святой! 
И - страшнее всего - словно волной, шепот, голос, крики:
- Это не Святая! Осквернение!
Альда вздрогнула, оторвавшись от Святой, огляделась, ища глазами того, кто говорил, но услышала глухой стук совсем рядом. Оглянулась - и в ужасе прикрыла рот рукой, дав симблону выпасть из пальцев. Стояла, глядя на поверженную Империю в лице Императора. 
Неправда. Не может быть. Создатель, да скажите же, что все это неправда!
Император. Нет, Альда не впервые видела мертвого человека, но кто же знал, что с каждым разом это кажется все неправильнее? Почему-то она вспомнила про отца, подумала, как он отреагирует и как это изменит жизнь Алацци. Не к добру это! Надо, надо было уйти со слугой и ничего не видеть, ничего не знать. Только тогда вместе со смертью она пропустила бы явление Святой. Перевела на Нее взгляд - отразится ли произошедшее на Ее лице? Как отреагирует Дева? Краем глаза заметила движение возле тела - все знакомые лица. Стереть бы их, не видеть, как визирь сажает мертвого Императора на престол. Мертвый Император. Как жутко и как символично. Не стать бы свидетельницей начала конца. 
Альда словно оцепенела, не очнувшись даже от рывка Альваро. Все было неправильно. Ее здесь не должно быть! Списать бы это на происки Диаблона, вот только с появлением Святой это как-то не вяжется. Надо просыпаться, надо что-то делать - вот только не клинком махать, дон! Хотя что-то подсказывало Альде, что, будь при ней оружие, она тоже непременно обнажила бы его. Хотя бы для того, чтобы чувствовать себя увереннее среди лиц, на которых почему-то начал появляться страх. 
Но чтобы инфанта Алацци боялась?
Тихим шепотом за спиной услышала свое имя. Голос, до жути знакомый голос! Его здесь не может быть! Он умер, умер, убит ею же, а мертвецы не являются на балы даже в моменты смерти Императоров! Вновь нащупав рукой симболон, Альда быстро обернулась - кажется, или там правда на полу мертвец со знакомым лицом, тянущий к ней руки? Но раньше, чем инфанта успела испугаться, он исчез, раздавленный чьей-то ногой вместе с оперенной маской. Его нет. Там никого нет. Только чувство страха никуда не делось - даже не страха, а чего-то пугающего, нависшего над залой. Что видят эти люди, чьи лица перекошены от ужаса? Кинула взгляд на дона Альваро - а видит ли что-то он? Кажется, только его лицо и осталось спокойно. Альда даже почувствовала себя увереннее, выпрямилась, хотя беспокойство и непонятная тревога никуда не ушли. Ничего. Просто смотреть на Святую. Она поможет. 

Карим и Дева Озера

Защищать и нападать. Нападать если нет возможности все решить миром. Когда-то они с Искандером вели долгие, неспешные беседы о добре и зле. И никогда не могли прийти к общему мнению. Спорили. И снова возвращались к началу. А есть ли истина на самом деле? Люция смотрела на людей и понимала, что нет. Нет правды, у каждого она своя. Перед ней стоял её ребенок. Тот, кого она приняла и воспитала, полюбила всем сердцем и она уже не могла отступить, а вокруг рушилась Империя. Пал Император и покачнулись Щиты. Накренился небосвод и готов был рухнуть, хороня под своими осколками маленьких людей. Колыхнулось Мироздание, застонал сам древний мир. Женщина вскинула голову, вглядываясь в глаза того, кого прежде она никогда не видела, но кто сейчас посмел бросить её вызов. Улыбнулась.
Нет. Они не твои и никогда не были. Ты тешишь себя ложной надеждой. Не обманывай себя. Уйди.
Кажется она не сердилась. Ни на Карима, который напоминал ей сейчас мальчишку, обиженного, брошенного отцом и матерью, озлобленного на весь свет и желающего возмездия во чтобы то ни стало, ни на Демона, готового на всё лишь бы доказать свою власть над людьми и над Святой. Наверное слишком много лет она уже прожила, чтобы поддаваться эмоциям...
И неожиданно перед мысленным взором показался кабинет, с любовью сделанный так, как и нравилось Искандеру, и летящие на пол хлопьями белого пепла бумаги. Много лет? Десятки, но она была в ярости. Что же сейчас?
Взглядом женщина снова нашла Демона, повела рукой и Тьма, нависшая над залом пошла трещинами. Стала трещать по швам и расходиться ослепительно белой паутиной рваных нитей, ледяной ветер вырывал клочья сотен сознаний, даря людям возможность сделать вдох и не умереть от страха.
Я сильнее и ты это знаешь. Уходи. Оставь их. Вернись в свой мир и никогда не возвращайся.

Капля за каплей кровь просачивалась сквозь одежды и уходила вместе с гаснущим сознанием. Карим чувствовал за спиной Люцию и не смотря на царящий вокруг хаос он ощущал покой. Как под крылом лебедя. Как когда-то давно, в глубоком детстве, когда она укладывала его спать. Зал качнулся перед глазами, упал Император... Отец... Сказать вслух искренне то, что отвратно самой душе было непросто. Не отец. И никогда им ни был. Всего лишь тот, кто обязан тебе всем и виновен.
Ужас. Оцепенение. Паника. Пол под ногами становится каменной грядой, острыми краями впивающейся в ноги. А внизу, далеко внизу, о скалы разбиваются мощные, смертельно опасные волны. Они тянут свои руки из белой пены вверх и касаются тела пронзительными, ледяными осколками, рвут на куски плоть и тянут за собой в бездну. Снов и снова. И стоять становится всё сложнее, практически невозможно. Ничего позади и ничего впереди. Нет даже настоящего, всего то камень под ногами и океан внизу. Бесконечный и бездонный. И если сделать шаг вперед, то уже никогда нельзя будет вернуться назад.
Карим, сынок...
Он не помнил её лица, но был уверен - это она. Мама. Та, что предала его так же, как предал отец. И сейчас она звала за собой, а он не мог противиться и готов был сделать этот самый, последний шаг. Ассасин, один из сильнейших магов Империи, умный и хладнокровный мужчина, хитрый и коварный хищник, сейчас он оказался перед выбором, от которого не мог отказаться. Всего лишь шаг... Сердце задохнулось в судороге, горло сдавила стальная рука ужаса, а шази видел только её глаза....

Ты не можешь со мной бороться!
Вот теперь ярость вырвалась наружу. Женщина погладила Карима по волосам, отгоняя от него страхи и теперь её взгляд хлестал Демона так, словно был материальным. Как кнут. Плеть. Тысячи плетей. Свист хвостов и разрываемая плоть, ошметками гнили пачкающая стены.
Убирайся!

Говорят, порой мыслительной деятельности очень помогают удары, пришедшиеся пониже спины. Но практика показывает, что по голове можно бить с тем же результатом. Потому что боль и злость порой замечательно прочищают мозги. И, собравшись было огрызнуться, Флоренс понял, что он вновь в состоянии собраться. Более того, у него вполне хватает воли, чтобы вовремя прикусить себе язык, вспомнив, что идти на поводу желаний не следует — не в этом случае.
И пусть, если бы не вмешательство Святой, миг здравомыслия продлился бы недолго и его бы смели новые сомнения, но начало было положено таким вот невозвышенным образом. Какие мелочи порой способны вырвать из плена иллюзий. Даже улыбаться хочется. Не время и не место, но все равно же никто, кроме Феликса, не смотрит. Так почему бы и нет?
- Ты один с этим прекрасно справляешься.
Да, хоть глава всея теней Ордена и был прав насчет щита, но сейчас им вполне хватало одного. Так к чему тратить лишние силы, пока они рядом? Вот если разделиться придется...
Может, тариец и не выглядел образцом благодарности, не спешил кидаться с объятиями к своему спасителю, но он был действительно рад видеть перед собой эту раноседеющую лисью морду. Потому что рассчитывать на себя хорошо, но иметь рядом с собой кого-то, кому — не смотря на все — можешь доверять — куда лучше.
- И спасибо... брат.
Вот теперь можно вернуться к происходящему вокруг них.
В любой непонятной ситуации — молись. По крайней мере, если эта ситуация включает в себя диаболонову тварь, способную помутить твой разум. Воля, вложенная в обычные заклятья, воплощенная в пламя или лед, заставляющая булыжники парить в воздухе и пикировать на врагов, а растения — хватать людей за лодыжки, мешая им идти — это все бесполезно в данной ситуации. Только Воля, помноженная на Веру в Создателя, могут помочь. Костер разгоняет тьму лучше, чем пламя свечи, но если окружить костер свечами, станет еще светлее. Не важно, справилась бы Святая или нет. Это ведь их долг — помочь. И пусть казалось, что тьмы и так становилось все меньше, кто знает, не таятся ли в ней силы на ответный удар. Лучше перестараться сейчас, чем понадеяться, что помощь не нужна, и потом столкнуться с последствиями.
- Exorcizamus te, omnis immundus spiritus, omnis diabolonica potestas, omnis incursio infernalis adversarii, omnis legio, omnis congregatio et secta diabolica, in nomine et virtute Domini Nostri.

лат. - Изгоняем тебя, дух всякой нечистоты, всякая сила диаболонова, всякий посягатель адский враждебный, всякий легион, всякое собрание и секта диавольская, именем и добродетелью Создателя нашего.