-Не плохо, сукин кот, ты прижился в Даларе.
Мелькнула невольная уважительная мысль, когда за считанные минуты Кабир смог устроить встречу с новоиспеченной Императрицей, внимания и благосклонной улыбки которой жаждал едва ли не каждый второй гость на балу. Еще бы! Новая правительница, получить благоволение которой было выгодно практически всем политикам. " Кукушку, поющую ночью, слышнее дневной, запомни это Осман",- любил говаривать Саад ибн Раиф, уча премудростям придворных интриг. И в общем-то, он был прав - должности, законы, фавора и опала порой зависели не от логики и ума,  не от заслуг и огрехов, а от того, что шепнет ночью  утомленному, удовлетворенному господину какая -нибудь крутобердая Гюльчатай или Зейнаб. Увы, правители,  тоже люди не без своих слабостей и страстей.  Слабая женская ручка, ласково держащая  Императора за яйца, может оказаться сильнее "трактатов об экономической целесообразности" , доводов членов Совета и "божественных песнопений" Ордена.  Тем более, когда Император уже не молод.
Судя по тому, как легко советник  добился аудиенции, он тоже это понимал. А уж с его харизмой... Достаточно было увидеть стрелы игривых глазок в прорезях масок придворных дам, почитать "язык вееров", чтобы понять, насколько сильны сейчас позиции ибн Хагара при дворе. Молод, умен, красив, не отразим в своей притягательности,  как для мужчин, так и для женщин.
-Сукин кот...
К невольному  восхищению примешалась легкая досада стареющего самца, куда как менее удачливого в охоте за сердцами юных игривых кокеток и светских хищниц.
По дороге в малый тронный зал один роскошный дворцовый зал сменял другой, не менее изысканный в убранстве и насыщенности имперской знатью. Может быть, и были среди гостей те, кого Осман знал лично, но маски,  маски, маски.. Поди же,  разбери, кто и что под ними.
А вот Императрицу...
 
"Девочка с рожками" . Почему-то именно этот эпитет, возникший с легкой руки, а точнее с длинного языка его сына,   приходил в голову, когда речь заходила об Эдит Эрхольмской. Сейчас уже трудно вспомнить, по каким делам он был в Эрхольме. Кажется, обсуждался межгосударственный договор  о торговых таможенных пошлинах.  Девочке тогда было не больше восьми-девяти. Сыну и того меньше. Да, точно, восемь. Хесский Конунг праздновал день рождения дочери едва ли не со столичным размахом.  Приглашенных  море- вассалы с сыновьями и дочерьми, заезжие вельможи  соседних держав с отпрысками. Шумно, богато,  помпезно и чинно. Но, дети,  везде дети. Хоть голубых кровей, хоть черных костей, а долго в узде светских приличий  не удержишь. Через час-полтора дети всех возрастов  уже бегали  по залам, визжали, ссорились, мирились, строили рожицы, сводя с ума мамок, нянек, воспитателей и опекунов.
-Фро Эдит, Вы же леди! Как должна вести себя леди?
Обреченным голосом взывала несколько чопорная, суетная и безупречно-светская   дама к своей воспитаннице, торопливо приводя заботливыми руками в порядок рюши, банты и кружева на розовом облаке невесомого платья, на кудряшках светлых волос, уложенных в замысловатую, «взрослую» прическу.  Но все бесполезно- юная попрыгунья то юлой вертелась на месте, то , опомнившись, принимала «благовоспитанный вид девочки из приличной семьи», то …. Осман сначала увидел, как округлились раскосые, восточные  глаза сына, потом  проследил за взглядом, и, прежде чем беззвучно рассмеяться, сам на мгновение превратился в «неваляшку» с вытаращенными глазами  - из под локтя бонны высовывалась хорошенькая мордашка… с длинным, высунутым языком под цвет платья.
-Папа! Папа! А девочка с рожками мне язык показывает!
Удивлению Рафаила не было предела. Мальчишка был сражен наповал, сыпя вопросами, как сушеным горохом  из прохудившегося мешка.
- Папа, а почему ее не нашлепали?
-Девочек не наказывают плетью, малыш.
-А почему она беленькая?
- Она не шази.
-А почему у нее рожки?
-Это не рожки, это корона принцессы.
А почему? А почем? А почему? …
Разные слухи ходили о юной кёнигин  хесов, о супружеской измене и тайне рождения девочки. Осман отвечал на вопросы сына,  а у самого крутилась в голове одна только мысль: «Ох, сынок, сынок, боюсь, там не только рожки, но и хвост с кисточкой на попе, и копытца в туфельках. Просто надо уметь их видеть». 
И к слухам, к отцовству короля троллей мысль не имела никакого отношения.
"А что будет, когда подрастет и войдет в женскую силу? Храни Создатель мужчин!"

Дверь в малый тронный зал распахнулась,  и визирь с советником остановились на пороге, ожидая доклада  об их визите.

Отредактировано Осман Фатих (2013-10-06 22:55:26)

Аудиенция состоялась необычайно скоро. Кабир и сам не ожидал, однако не подал виду, оставляя вокруг себя непревзойденный ореол загадочности. Уж лучше пусть визирь ведется на обманчивую легкость, чем верит в то, что сослав своего соперника в Далар, лишил тем самым "гадюку зубов".
Двери отворились, глашатай возвестил о прибытий со всей присущей дворцу помпезностью, затмить коею могли разве что словесные изливания в самом халифате. Временами это докучало Кабиру, и оставалось радоваться что до великого Хаммада, предка-полководца, у него не наблюдалось особо известных родственников, иначе перечисление отцов и их отцов растянулось бы на минуты.
Тенью следуя за Османом и положено отставая от него на пару шагов, Кабир с интересом ждал "интимной беседы", между царственной особой и визирем. По крайней мере, он собирался наслаждаться зрелищем, пока великие мира сего не попросили бы его удалиться. Впрочем, как бы ни хотелось остаться в карнавальной маске, во время поклона советник ее снял, полагая, что если Императрица и может позволить себе некоторую игривость в общении, то ему не положено скрывать лицо по статусу. Ну, а если собственное лицо и так похоже на улыбчивую маску, так то еще не было доказано ни единым судом.
Законы халифата учили мужчин с младых лет не смотреть на чужих женщин. Поначалу мальчиков отучали понуканиями, потом - плетьми, а уж если привычка глазеть не отпадала с возрастом - в кардинальном излечении помогала плаха. Удивительный случай стопроцентного излечения от недуга.
В Даларе были свои порядки: здесь дамы не скрывали свои прелести и любили временами опасный покрой платьев, в которых лишнее движение могло продемонстрировать больше, чем позволяли нормы приличия. Такая политика нередко смущала новоприбывших шази, тем более что нравы, становились тем свободнее, чем дальше от дворца оказывались гости. Возможно, по первости Кабира и задевала подобная открытость, однако, со временем советник научился видеть в происходящем и некоторую прелесть. Хотя, возможно, он бы больше предпочел видеть придворных дам не без одежды, а без кожи. Красота ведь для всех своя.
Впрочем, императрица пока не познала развратного вкуса испорченного придворными "высшего общества", и наряд ее, несомненно олицетворявший богатство, укладывался в рамки приличия. Для Даларцев, разумеется. Мягко скользнув взглядом по диадеме, Кабир позволил себе осторожно рассмотреть волосы, черты лица, и пышные рукава платья, при этом полностью игнорируя женские прелести. Еще не хватало воспринять пусть красивую, но все-таки проблему, как женщину. Достаточно было того, что Карим попался в эти сети и окончательно потеряв разум, во всеуслышание объявил свои права на престол. Как знать, может слухи о магической красоте, пленяющей сердца, были правдой? Рисковать ради любопытства не стоило, и, удостоверившись в несомненной привлекательности императрицы, советник снова опустил взгляд.
Чуть отступив в сторону, чтобы легко подтолкнуть вперед мальчишку- раба, гордо несшего подарок Императрице, Кабир мысленно улыбнулся. Против воли он крайне интересовался, что же такое собрался преподнести Визирь, что требовало личной аудиенции. Не интимный же наряд наложницы?

Вот и попробуй думать о делах, о приличиях, этикете и интересах Халифата. Один шайтан знает, как женщинам это удается, но взгляд визиря вновь утонул в омуте природных прелестей соблазнительницы. О чем думал Создатель, одаряя этих исчадий диаболона такими формами? Или не думал, а создал, и… сам же завяз в притягательных сетях своих гурий? Вот и Осман, позабыв, что он без маски, пару минут ни о чем больше думать не мог, пялясь на едва прикрытые шелком и кружевами пышные полушария. Сказывался долгий путь без гарема из Халифата в Далар, плюс в Даларе было не до поиска плотских утех, плюс… да что там говорить- давно не выезжал из шизарских степей, где не только вид тела, но даже лиц чужих женщин охранялся ревностней закромов с серебром-златом. Щербет в чужой миске, как известно, всегда слаще своего. Может быть, кого-то столица и поражала роскошью, богатством убранства, несметными сокровищами, но не шази. Халифат сам утопал в золоте, как зимний гусь в жиру, но женщины… Не прикрытые женщины Далара манили, как спелые вишенки на изысканном блюде столицы, не замечать которые было выше визиревых сил.
Так и стоял бы столбом, пялясь, если бы не взгляд советника, опустившийся протрезвляющим обухом на темечко.
-Аш-Шайтан! Что я творю? Не дворовая девка, ведь. Не созревшая дочка мелкого купчишки. Императрица. Надо будет сказать советнику, чтобы купил наложницу. Нет, лучше двух. Двух хорошеньких девочек лет пятнадцати-семнадцати. И мальчика. Вымотают в спальне, авось угомонюсь. И для здоровья полезно, и для магической силы хорошо, и … дурные мысли в голову лезть не будут.
Кстати, о магической силе… Удивил его сейчас советник. Вроде и не дернулся Кабир, и лицо не изменилось, а напряжение в теле, в движениях за версту чувствовалось. Конечно, не афишировал Осман свою магию Выгодно, когда политические соперники не все знают о твоих возможностях. Но и магические вещи в мире нет-нет, да встречались. Советник же при виде магической безделушки едва ли не шерсть вздыбил, как кот перед волкодавом.
Между тем, под певучий голос Кабира, зеркало оживало… Белесое молоко стало бледнее, разорвалось клочьями тумана, начало таять, высвечивая лицо… дородной дворцовой кухарки. Лицо блином, розовые щеки, нос картошкой, распухшие от горячей воды, пахнущие ванилью и сдобой, натруженные руки. Немолодая женщина оценивающе, как на пучок свежей петрушки от зеленщика, глянула на советника, вытерла о фартук руки в муке,  разулыбалась и причмокнула губами-бантиками.
-Ты прекрасен…
-Спору нет.
Тут же томно согласилась с ней юная красотка, просыпающаяся на ложе под высоким балдахином за стеклом.
-Но царица все ж милее
Оспорил факт бравый двухметровый усатый гардемарин, дежуривший у дверей императорского кабинета.
-И прекрасней! И белее!
Звонким колокольчиком залился юный шалун –паж, в отсутствии мажордома обезьянкой прыгающий на одной ножке по мраморным квадратикам пола коридора.
Лики в зеркале сменялись один за другим, галдя, шумя, смеясь, сплетничая, переругиваясь, делясь новостями, грустя и радуясь обычным житейским мелочам. Правда и выдумки, мечты, сны и чаяниями переплетались в затейливый узор, то показывая жизнь такой, как она есть, то перевирая ее до узнаваемости. 
Конечно же, это был джинн. Пойманный, собранный вчера визирем в дворцовых залах, переходах и парках, кухнях и опочивальнях, «соскобленный» из пыли со старых картин, «снятый» с мраморных колон, помнящих далеких пра-пра-прадедов царствующего дома. Пойманный, и заключенный в зеркало. Совсем слабый, способный лишь болтать без умолку, шутить, веселить, льстить, заставлять порой задуматься, высушить слезы на глазах и разозлить до белого коленья выходками. Он не имел своей души, своей личности, но «помнил» сотни, тысячи людей, некогда живших, живущих и бывающих во дворце. Он помнил их сны, мечты, слова, движения, жесты, облики. Он говорил их голосами святую правду и откровенную ложь, ловко переплетая одно с другим, смотрел из зеркала их лицами, и …ждал свою новую хозяйку.
- Прошу вас, Ваше Величество.
Визирь чуть посторонился, пропуская советника с зеркалом вперед, и пытаясь понять, понравился ли подарок.

Слава Создателю, его не разорвало на части! Если бы не присутствие двух опасных соперников, Кабир вытер бы шею ладонью:  впервые в относительно прохладном климате Далара ему стало чертовски жарко. Впрочем, не произошло и ни чего криминального: зеркало не показало его истинную сущность, а только задорно подчеркнуло красоту Императрицы. Пустая безделушка.
Кабир улыбнулся отражению, подходя к Императрице и с поклоном вручая подарок. Промашка Визиря? Или планы на будущее?
На месте волшебника он бы добавил к веселым рожицам на гладкой зеркальной поверхности пару чутких глаз: какова может быть ценность даже мизерного шанса, следить за второй по величине (или уже первой?) особой в государстве в самые лучшие моменты ее жизни: в спальне, когда маски вежливости срываются, и остается только человек. Уязвимый и не безгрешный.
В ответ на едва заметное прикосновение советник поднял на молодую женщину лукавый взгляд.
Ни чего лишнего, конечно же, но если подумать...?
Вблизи кёнигин была куда прелестнее: тепло гладкой кожи, почти ощутимая мягкость волос, приятный цветочный аромат. Неужели такой молодой, красивой, сильной женщине захочется делить ложе только с немощным стариком? Как знать, долго ли продержится супружеская верность.
Не нарушая норм приличия, Кабир снова отступил, оказываясь на шаг позади Визиря.
Великолепный подарок, спору нет, но его можно было с легкостью преподнести и в общем зале, вызвав волну восхищения у знати и благосклонность Императора. Неужели Осман собирался что-то получить прямо сейчас? Нет, глупость. Ни экономические, ни политические дела с новоприбывшей императрицей так не делались. Во-первых пока что она не обладала ни какой реальной властью, во-вторых императору бы явно не понравилось, что за его спиной ведутся такие игры с первого же дня. Значит, просто подарок? Как знак внимания, и надежда на будущее. Тоже умно.
Императрица наверняка запомнит хитрого пустынника, подарившего ей живого джинна. Ох, Осман, не удивительно, что пять лет назад ты выйграл, только с возрастом я начинаю понимать твои шаги.