В маленькой зале царил почти полный мрак — лишь тусклый огонек крошечной лампадки пытался кое-как справиться с ним, но его хватало лишь на то, чтобы вычерчивать в темноте смутные, размытые силуэты.
Один, коленнопреклонный, коротковолосый и облаченный в просторную робу, с низко опущенной головой. И второй, стоящий к нему боком, высокий и изящный, в чьих распущенных волосах вспыхивали и гасли огненные искры — и казалось порой, что ничем не связаны они с трепещущим огоньком лампадки.
- Я умру, повелитель? - Хриплый мужской голос, низкий от едва сдерживаемых чувств — ужаса, восторга, вожделения и преклонения.
- Да... - Звук в ответ был нежней, чем касание губ невинной девы к загрубевшей на ветру щеке.
- Вы будете довольны мной, мой повелитель?
- Да...
- Мой повелитель?...
Огненноволосая фигура чуть шевельнулась, бросая неразличимый в темноте взгляд на преклонившего перед ним колени. Неразличимый в темноте, он однако был столь ярко ощутим для фанатика, что мужчина вздрогнул, напряглись в приливе сладкой, почти болезненной силы мыщцы.
- Я останусь с вами, мой повелитель? Я... останусь... вашим? - Сумел выдавить он, подняв голову, но не посмев открыть глаза. Не посмев встретить Его взгляд. Быть может, жаждая сохранить еще хоть часть людской воли, перед падением в Бездну...
И вздохнув, глубоко и шумно, когда его щеки коснулись горячие пальцы — пылающий бархат стек по скуле, приподнял ему подбородок еще выше.
- Смотря как умрешь. - Прозвучало требованием, приказом, интересом и обещанием одновременно.
И это было сладко и жутко — так же, как и всегда с Ним.

…
Округлая зала, с жертвенной плитой в центре. Не так уж велика, но и не мала — до небольшого возвышения у дальней стены надо было еще дойти, но можно было в ту сторону как минимум смотреть. И, о да, они смотрели!
Все кто собрался здесь и сейчас, облаченные в драгоценные алые шелка, в золотые полумаски, ощущали и видели, что их нынешняя жертва удалась — ведь как и обещал их мессир, Повелитель явился на Зов! Под восторженные песнопения пары десятков сектантов, под затихающие крики какого-то мальчишки на алтаре, раскрылся огненный цветок, прекраснее которого им, смертным, еще не доводилось видеть...
Да, сегодняшнюю мессу они едва ли забудут — стоило так постараться! Разве может эта жалкая чернь, бьющая поклоны своему безликому Создателю, получать такую благодать от него? Разве может так же превращаться в пламя кровь в венах, от одного мимолетного взгляда пылающих изумрудами глаз? Сектанты смотрели на небрежно сидящего на троне жадно, тянулись  к нему — руками и сердцами, разумом и желаниями, телом и будущим.
Они хотели — чтобы Он был их будущим.
Они хотели — Вечности в одном глотке мистерии.
Они были отменно подобраны главарем, что сейчас с не меньшей жаждой в глазах смотрел, как гаснущие вспышки силы медленно впитываются в алтарь и тело на нем, как, незамеченный никем из сектантов, на миг расцветает в груди жертвы крошечный огонек совсем иного оттенка. О, Повелитель будет доволен им! Надо только довести все до конца. Надо только...
- Убей его. - Выдохнул демон, протягивая сияющую тьмой ладонь над вскинувшимися головами своей паствы к ее пастырю. Сила полилась с нее — тонкими, почти ощутимыми в воздухе кровавыми ручейками, словно безбожной пародией на живительную влагу с небес, и люди, окружающие трон, подставляли под нее лица, ловили капли магии губами с нелюдской жадностью.
Да и на людей они начинали походить все меньше — там, под одеждами и масками, разглаживались дефекты кожи, наливались силой волосы, таяло уродство и становились здоровыми калеки. И замирая, все медленней стучали людские сердца — да и право, разгорающиеся алым глаза сектантов все меньше и меньше делали их похожими на людей.
И пение захлебнулось, перерастая в восторженный вой рождающейся стаи чудовищ — вой победный, вой голодный и предвкушающий.
А короткий черный нож в крепкой руке «жреца» вспыхнул кроваво, заносясь для весьма эффектного финального удара.