Не люблю пустыню, - думал Бьорн, покачиваясь в седле.
Конь был вполне солидарен со своим господином; он недовольно фыркал, тряс головой и тихонько ржал себе под нос какие-то грязные ругательства на своём лошадином языке. Благородное животное искренне недоумевало, за что его, благородного боевого жеребца чистых кровей и превосходного по лошадиным меркам воспитания, загнали в это мерзкое пыльное место, где даже травинку на ходу ухватить проблематично. То есть, ухватить-то можно, но потом фиг отфыркаешься.
Да ещё эти две заводные, дуры тупые. Вот упрётся же носом в самый круп, так и хочется копытом съездить. Я ей лошадиным языком говорю: соблюдай дистанцию! Толку-то. А если она на что намекает, так сначала бы хоть в зеркало на себя посмотрела: гривка куценькая, ножки кривенькие, глазки тупенькие... Я приличный жеребец, я на такую, даже белены объевшись, не полезу!
Не люблю пустыню, - думал конь, брезгливо выдёргивая копыта из песка, чтобы на следующем шаге опять утонуть по бабки.
Пейзаж портился постепенно, но всё равно окончательно испортился совершенно внезапно. Вот вроде бы совсем недавно они бодро трусили по дорогам цветущего и благоухающего по сезону цветов Далара. Потом вроде бы леса кончились, но всё равно всё благоухало. Потом благоухало не всё, но всё равно зеленело. А потом - хлоп! - и пустыня. И всё, как будто все краски, кроме оттенков жёлтого, и все запахи, кроме запаха нагретого солнцем песка, из мира исчезли. Даже небо будто приобрело желтоватый оттенок.
Впрочем, в самую жару они отдыхали в оазисах; проводник оказался действительно опытный. Высохший на солнце до состояния местной травы шази прекрасно понимал, что могучие белокожие северяне совершенно не приспособлены к переходам по пустыне в дневное время, и предпочитал вести людей ночью. Холод освещённой звёздами пустыни был хесам куда любезней, чем палящее солнце. Когда этот огненный шар лениво выползал из-за горизонта, северяне послушно и уже почти привычно заворачивались в халаты поглубже, заматывались в куфии и с нетерпением начинали ждать привала.
Вот и сейчас солнце упрямо карабкалось к зениту, а хесы упрямо топали за проводником.
То есть, нет, будем правдивы: топали лошади, а хесы как раз с относительным комфортом покачивались в сёдлах. Немного грела северян мысль о том, что они всё-таки не даларские рыцари, и не пекутся в собственном соку внутри доспехов. Конечно, кольчужные рубахи и боевые рукавицы у них при себе были, но любой уважающий себя нордлинг прекрасно чувствует себя в бою и без десятка фунтов лишнего железа на плечах. Так что они именно что - были.
Солнце уже начало серьёзно припекать бедовые северные головы, явно примериваясь стукнуть парочку даже через куфию, когда наконец стало понятно - проводник тянул время не для того, чтобы потрепать нервы хесам, а для того, чтобы привести их в прямо таки роскошный по местным меркам оазис. Когда на плечи воинов упала редкая, но такая желанная тень пальм, кто-то не сдержал блаженного стона, кто-то - не менее блаженного ругательства.
- Привал, судари, - обрадовал хесов шази.
- Наконец-то, - вздохнул Рыжий, сползая с коня. Здесь, в прохладе оазиса, палящее за её пределами солнце казалось мифом. Даже бодрость какая-то откуда-то взялась, когда хесы проворно занялись обустройством лагеря. Дел было много - расседлать и почистить лошадей, задать им овса, раскинуть навесы от солнца, организовать обед. Учитывая полное отсутствие в пустыне такой ценной вещи, как дрова, питались всё это время сухим пайком - лепёшками да вяленым мясом.
- Скажи, Халуф, а почему в этом месте никто не живёт? Оазис вроде бы большой, - обратился Бьорн к проводнику, когда всё было устроено, и воины расселись на лошадиных войлочных потниках под навесом.
- Да тут, говорят, маг какой-то сумасшедший жил, - невозмутимо пояснил шази, набивая длинную трубку. - Пытались селиться, да вроде как дух его покоя не даёт. Переночевать караван пускает спокойно, а вот кто надолго пытается остаться - буквально со свету сживает. Да вы не бойтесь, судари, я здесь каждый раз останавливаюсь, уж больно место хорошее.
- Ты это, слова-то выбирай! - возмутился самый молодой в отряде парень, едва только разменявший восемнадцатую весну. У него было прозвище Краплёный из-за россыпи мелких шрамов на лице - последствия пережитой в глубоком детстве болезни. - Кто это тут боится?
- Ты, Краплёный, молодой ещё, да глупый, - отозвался Буг, добродушный, простой, но обладающий поразительной житейской мудростью заслуженный воин тридцати восьми лет. - Мёртвых не зазорно простым людям бояться. Да и страх разный бывает; одно дело - бабий, когда только визг да пыль во все стороны. Воин может бояться, только делать это ему надлежит по-воински, и со страхом своим бороться. А те, кто не боится ничего в жизни, обычно недолго живут. Тем более, бояться мертвецов. Мертвецы, это такая братия - эге-гей, куда супротив них с простым топором! Вот разве что Рагнар нам с мертвецом подсобить может. А, Рагнар? - позвал Буг молодого послушника.
К пареньку в отряде отнеслись философски. Ну, впен... то есть, выдали им в сопровождение мальчишку. Тоже мне, беда. Зато вот мальчишка толковый, и хоть не занудный, как с некоторыми братьями постарше бывает. В общем, хорошо принял десяток молодого бойца. Посла приняли хуже; да молчаливый пожилой алацци не особо рвался в компанию, всегда держась чуть особняком, но рядом со всеми.

Отредактировано Бьорн Бирген (2014-05-05 22:28:51)

Бьорн слушал полушутливый разговор товарищей о мертвецах философски. Что бы там Буг ни молол языком про воинский страх, а только выросший на северной границе человек очень быстро отучивается бояться не то что каких-то зомбяков - самого Дьяболона. И сам воин, - Рыжий это знал совершенно точно, - был как раз из тех самых, и третий десяток разменял на Хребте. Да и про топор он тоже прибеднялся; урдическое оружие сечёт любую нечисть получше серебра и молитвы. А что он там себе болтает в свободное от драк время, это уже его личное дело.
Под неторопливый разговор товарищей Бьорн почти задремал по распространённой воинской привычке использовать для отдыха каждое мгновение.
Правда, когда на дружескую подначку старшего товарища юный ученик Рагнар отреагировал со всем юношеским пылом, тут же предложив собственные  услуги по упокоению всех попавшихся мертвецов, Рыжий поспешил включиться в реальность.
Элементарная логика подсказывала: чтобы упокоить отсутствующих в поле зрения мертвецов, их сначала требуется поднять. И для этого придётся здорово постараться: какой уважающий себя покойник по такой жаре вылезет из своей уютной прохладной могилки? Испытав приступ нездоровой зависти к глумливо хихикающим над путниками из-под земли трупам, Бьорн поспешил сосредоточиться на разговоре, пока без его участия молодой да горячий Фагерхольм не обеспечил всем присутствующим веселье вместо нормального отдыха.
- Только мне нужен сопровождающий. Чтоб упокоенных следом закапывал! Ну, кто со мной? - бодро заключил Рагнар. Воины постарше посмеивались в бороды - кому охота из тени выползать на самое солнце, да ещё бродить по песку, когда можно спокойно поспать в холодке? Но нездоровый юношеский энтузиазм - заболевание массовое, и будущего монаха тут же поддержал всё тот же "первый парень на деревне" Краплёный, то есть, тьфу, Эспен.
- А давай, я пойду!
Вспомнив детство, Рыжий почти искренне ужаснулся. Потому что один подросток-нордлинг - это полбеды. А вот когда их двое... ну, тут математика всем понятная, да?
С другой стороны, не запрещать же мальчишкам развлекаться! Дурная энергия выход всегда найдёт, так пусть лучше она сделает это сейчас. И под присмотром.
Десятник задумчиво поскрёб уже изрядно ощетинившийся подбородок: в сухом воздухе пустыни бритьё особого удовольствия не доставляло. Окинув ищущим взглядом вольготно развалившихся на земле товарищей, кое-кто из которых уже откровенно похрапывал, Бьорн понял: назначения добровольцев в данном случае ему не простят. А, поскольку самостоятельно никто больше не горел желанием обезопасить лагерь, Рыжий с унынием понял, что идти придётся самому. Вот Дьяболон дёрнул меня за язык про оазис этот спросить...
- Пойдёшь, пойдёшь, - проворчал он, с неохотой поднимаясь и прилаживая за спину родную секиру. Все пойдём. Всех закопаем, всех упокоим, - пообещал он, оправляя халат и подвязывая куфию. Если кого-нибудь найдём; в чём я лично сомневаюсь. Халуф, хитрый и мудрый шази, судя по выражению его лица, тоже здорово сомневался. Но молчал, решив не мешать северянам развлекаться. - Ну, веди, специалист по покойникам, - решительно скомандовал Рыжий, кивая Рагнару. - Буг, распредели вахты, - кинул он через плечо, опомнившись. А то потом поднимай их пинками по принципу "ты дежурный, потому что первый под руку попался".
При этом ещё одну известную поговорку, "Двое хесов - это сила, хесов трое - всем песец" он старательно гнал из головы прочь.

Отредактировано Бьорн Бирген (2014-05-06 23:55:14)

Припекало.
Нет, не так. "Припекало" - это полдень венца хлебов где-нибудь в Даларе. А здесь и сейчас - солнце палило нещадно. Горизонт плавился, покачивался и плыл под беспощадными лучами. Больше всего Бьорну это напоминало последствия приёма на грудь пинты отличной мухоморной настойки без закуски. И вдвойне обидно делалось оттого, что никакой настойки не было, а были только бескрайние раскалённые степи шази...
Хес с тоской косился на такую близкую тень пальм и уговаривал себя тем, что как только мальчишки угомонятся и как следует пропекутся, он вернёт их в лагерь и занырнёт в озеро. Благо по какой-то прихоти Создателя вода в нём была довольно холодная, особенно - на контрасте с обжигающим воздухом.
Причём жара была не самой большой проблемой. Гораздо сильнее Рыжего раздражала мелкая песчаная пыль, поднимаемая в воздух ногами бредущих хесов. Если от вдыхания её худо-бедно спасала куфия, то глаза отдувались за весь остальной организм.
Примерно к середине пути Бьорн поймал себя на недостойном желании немного придушить слишком энергичного послушника и выдавить из него излишки энергии. Вспоминалась мелкая охотничья даларская собака, спаниель, попавший в лес после долгого перерыва. Когда охотник бредёт нога за ногу, а пёс, радостно размахивая ушами, наматывает вокруг него миля за милей. Вот на этого спаниеля Рагнар сейчас походил больше всего...
Пропало это желание только когда послушник, горя желанием вершить судьбы мира вот прямо здесь и сейчас, начиная с пары собственных спутников, высказал свои предположения относительно убежища мага и способов его поиска. Зато появилось другое, обещающее гораздо более надёжный результат: свернуть юному хесу шею, и прикопать вот под этим самым камнем. А что? И мёртвого мага дольше искать не понадобится...
Впрочем, кровожадные мысли Рыжий от себя отогнал очень быстро. Не из альтруистических соображений; просто Бьорн понял, как можно совместить приятное с полезным без ущерба для собственного здоровья.
- Отличная идея, - невозмутимо кивнул Рыжий. - Но недооценка противника - первый шаг к поражению, поэтому озеро тоже стоит проверить. Вычёрпывать его, конечно, бессмысленно, а вот проверить дно на предмет наличия люка - полезная мысль, - кивнул он. - Чтобы получилось быстрее, мы разделимся - я пойду проверю озеро, а вы - осмотрите камни. Если что-то подозрительное найдёте - зовите меня. Рагнар - ты тут за старшего, а Эспен тебе поможет, - серьёзно сообщил Бьорн и, дождавшись согласия мальчишек, бодро направился к озеру.
Вот и пусть камни ворочают. Быстрее устанут и выкинут глупости из головы. А заодно поймут, что дурацкая инициатива обычно бывает наказуема.
Озеро было довольно небольшим, но ослепительно-синим и очень прозрачным. Бьорн поспешно (а то вдруг эти гробокопатели и правда что-нибудь найдут?) разделся, побросав вещи под ближайшей пальмой и накрыв сверху секирой, и с разбегу рыбкой нырнул с прибрежных скал в воду. Глупо, конечно, нырять вот так в незнакомом месте; но уж очень заманчивой была неподвижная водная гладь...
На мгновение вода обожгла разгорячённую кожу, так что даже дыхание перехватило. Но это было приятное, знакомое ощущение; настолько родное и уютное, что выныривать не хотелось вовсе. Как будто нет там, за границей раздела вода-воздух, выгоревшей пустыни, а есть ослепительно-зелёные родные предгорья начала сезона хлебов.
Само собой, никакой люк Рыжий не искал. Он просто любил плавать и нырять, и с удовольствием воспользовался предоставившейся возможностью. А заодно для очистки совести (а вдруг - ну, допустим, ведь чудеса случаются! - Рагнар действительно что-то угадал благодаря своему магическому дару?) действительно оглядывал дно. Не люк, но какие-нибудь развалины случайно найти - вполне возможно.

Отсюда, с нагромождения камней, уходящих в озеро, были прекрасно видны мальчишки. Слегка освежившегося Рыжего после купания начала аккуратно покусывать жалость; ребята, конечно, сами себя наказали, но вот они сейчас там допрыгаются на солнцепёке, а потом выхаживай их и теряй время в этой Создателем забытой пустыне. В конце концов, когда, под бурную оживлённую жестикуляцию Рагнара Краплёный начал без особого восторга ворочать камни, Бьорн решил, что надо прекращать. И, пронзительным свистом в два пальца привлекши внимание мальчишек, крикнул.
- Эй, пацаны! - и, чтобы не кричать через пол-оазиса, махнул рукой, подзывая их к себе.
Пока мальчишки шли по раскалённому песку, Рыжий получал удовольствие от созерцания. Нет, не их, он вообще в другую сторону смотрел. Если вот так, возле прохладной воды, на фоне сочной зелени, то вроде и ничего так пустыня. Хотя, если подумать и посидеть подольше, так, что голова под палящим солнцем высыхает окончательно и очень быстро, то ничего в этой пустыне хорошего и нет.
- Давайте в воду, - не двигаясь с места, сказал он. - Плавать-то умеете? Вот. Здесь под водой камни, похожие на остатки какого-то строения. Надо бы осмотреть.
А заодно остыть малость, а то так сдуреть можно на таком пекле.
Разумеется, никаких остатков никакого строения Бьорн под водой не видел. Ну, то есть камни-то там лежали, а если включить фантазию, то их можно было принять хоть за части крепостной стены, хоть за развалины древнего монастыря, хоть за легендарные пятигранные пирамиды, которые, по слухам, кто-то когда-то видел в дремучих лесах убунди. В наличии у молодёжи фантазии Рыжий не сомневался, так пусть применяют её в более здоровой атмосфере. Хоть не себе в ущерб.
Прогревшись на солнцепёке, Бьорн присоединился к молодёжи в принятии водных процедур. Впрочем, он, в отличие от них, никакого усердия не проявлял.