Далар |
|
|||||||
|
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Дата: ночь с 3 на 4 день венца цветов
Место: Пространство снов и грез.
Участники: Найтмара, Фитиль.
Сюжет: В собственных грезах и желаниях, подталкиваемый демоном к краю, Фитиль меняет одну судьбу на другую... Но разве не собственный выбор делает человека - истинно свободным?
Отредактировано Найтмара (2014-01-12 23:53:23)
Сколько он так провисел в темной невесомости? Десять минут? Час? Два? Сутки? Этого слабеющий Фитиль уже не понимал, слышал лишь мужские голоса, находящиеся в отдаление от бездушной глотки глубокого колодца, над которым был подвешен на цепи цыган. Они, эти самые голоса страшили и манили к себе, обещая череду муки, боли, а затем сладостного чувства покоя на считанные часы, за которые вновь повторится знакомство с местными крысами. Желал ли этого пытуемый? Да, всей душой, он хотел вновь вернуться к тем разносчикам заразы, грязной воде и сомнительного вида похлебки, от которой нормального человека вывернуло бы наизнанку. Смело можно сказать молил, чтобы инквизитор закончил трапезу, быстрее измарал руки в его крови и отправил бы в камеру, той еще частицей трезвого ума, что оставалась. Однако желаемое и действительность не всегда совпадают, а время по закону подлости имеет свойство растягивать минуты в часы, а часы в сутки, сутки на века. Тот же закон подлости вынуждает человеческий мозг включать причудливые механизмы защиты, такие как галлюцинации. Потому как по иному невозможно было объяснить тот факт, что темнота липким мороком обступившая Аодх, вдруг начала расступаться, нет, даже не расступаться, а таять, как морская пена на берегу. Позволяя лицезреть унылую картину подвала и тех, кто в нем находился. Моргнув, факир проверил, уж не причудилось ли ему происходящее, и понял, что нет. Вот она дверь, в которую его толкнули, лестница, с которой кубарем скатился. Около одной из стен валяются обрывки его последней одежды разбросанные чей-то рукой брезгливо. Стоило только Фитилю малость затрепыхаться на цепи, покачаться, как маятник, и картина обзора улучшилась. Стали заметны кровавые следы на грубой каменной кладке стены, на тех же ступенях лестницы и дорожка из мелких капель ведущая напрямую к колодцу. Движение цепи замедлилось, тело скованно вновь замерло на месте, и взгляду предстала темнота бездонного колодца. Двигай. Смотри! Приказал отрешенно сам себе Фитиль, начиная вновь слабо раскачиваться на цепи, и вновь поле зрения расширилось и… изменился угол обзора. Взгляду предстали люди в одеждах членов Ордена и он, его мучитель, Маска! Не такой жестокий, насмешливый, бездушный, другой – более человечный что ли. Только вот все что видел и слышал Фитиль почему сопровождалось характерном звуком ручьев пробивающихся сквозь неприступные камни и множеством кристально чистых струек воды! Тоненькие ручейки стекали по холодным камням на пол, объединялись в единое целое, а затем стекали на дно колодца, привлекая к себе взор факира с большим трудом чувствующего эту природную стихию.
- Вода символ жизни и смерти, - вдруг послышался чужой, завораживающий шепот в голове Аодх. - Она спасение и кара… смори…
Шепот завораживал, лишал воли сопротивляться, позволяя лишь смотреть вниз, в колодец. Видеть, как доселе пустой колодец заполняется водой до краев, и что самое странное – НЕ один из мужчин за столом этого не замечал! Даже когда вода поднялась до уровня колена, ни один из них шелохнулся, продолжая вести свою беседу!
- Не бойся… смотри, вода становится алой…
Вновь шептал голос совести или личного внутреннего беса, привлекая внимание факира к тому, что происходило внизу. Кап… кап… кап… это его собственная кровь стекая по занемевшему телу срывалась каплями в чистую воду, придавая бледно красные разводы, пачкая чистоту! А затем пришли они, какие-то обгоревшие люди, и стали водить жуткий хоровод вокруг своего палача. Эти жертвы пожара что-то говорили, каждый из них свое. Женщина о своей семье, а мальчишка, практически ровесник самого Аодх, жаловался, что так и не вернулся к молодой жене, старик пьянчужга жалел о допитом кубке вина… Все эти жертвы пожара слышали лишь себя, совершенно не обращая внимания, что человек подвешенный на цепи вниз головой беззвучно кричит, из последних сил раскачивая цепь, а в черной шевелюре проступает седая прядь.
- Попроси… и они оставят тебя в покое…
Кого просить? Как? Вот этого выбивающийся из сил Аодх понять не мог, ведь эгоистичные призраки почивших людей не то, что его, живого не слышали, они меж собой не могли найти общий язык! Их, кажется, совершенно не смущало, что чистая вода перекрашивается в рубиновый цвет. Старик с кубком в помятой одежде, женщина, давно потерявшая свое очарование и молодой супруг… Они попросту перебивая друг друга, кричали, злились, ненавидели своего убийцу и тянулись к нему, колдуну, как к шансу зацепиться за земное существование. Только вот сам колдун Аодх совершенно не желал иметь в невидимых спутниках эти души, даже если инквизиция решит пощадить его бродячую персону по каким-то своим личным причинам.
- Только попроси… , - вновь шептал на ухо ласковый голос, каким-то чудом способный хоть на короткий миг перекрывать какофонию голосов, - объясни им все… мотивы двигающие в тот момент… Они поймут.
Легко сказать объясни, впрочем, в этом нереальном подвиге надобность отпала, то ли среди братьев за столом был кто-то из медиумов способных отправлять души людей прямой дорогой к Создателю на высший суд. То ли трапезничающим не пришелся по нраву шум цепей сходящего с ума заключенного, в любом случае итог вышел один – галлюцинация начала медленно рассеиваться, как утренний туман над низинами. Оставляя после себя смутное подозрение, что от собственных фобий помноженных надвое, цыган ступил на кривую дорожку безумия, с которой возврата больше нет. Маг, потерявший рассудок по определению подлежал сожжению во избежание дальнейших проблем, факиры впрочем, тоже. Последнее, что помнил Аодх - это как вернулась кромешная темнота наполненная болью, заскрежетала цепь, чьи-то сильные руки предотвратили падение в колодец.
Пришел же в себя уже в камере, не той крысиной норе одиночке, где ни сесть толком, ни встать, а той, куда в первый раз посадили, с крохотным оконцем. На сухой относительно соломе, в воздухе витал отвратительный запах крови и каких-то резко пахнущих отваров. Хозяин же этих самых травяных мазей, да варев обнаружился по близости – это оказался парень чуть старше самого Фитиля, судя по всему лекарь. Смотрящий на своего пациента без предубеждений или осуждения – доброжелательно, что ли.
- Ты… иллюзия?
С чего-то вдруг спросил цыган хриплым голосом, сам себя не узнавая, только начиная понимать, что боли то нет. Вернее есть, но тупая какая-то, затихающая, а на языке чувствуется горьковатый привкус свойственный определенной группе обезболивающих отваров. Насколько помнил Аодх, а в травах неплохо разбирался, действие варева обещало продлиться часов пять точно. Рана на боку практически ни тревожила и что самое главное – было тепло, накрыли чьим то плащом заштопанным и очень хотелось есть, пить.
- Да. – Легко согласился с ним этот самый парень. – Я – иллюзия.
И улыбнулся – так задорно и искренне, что не могло оставаться никаких сомнений, что Фитиль подобрал самое что ни на есть верное определение для него. Но до чего же красивая была у него улыбка! Ровные, жемчужно-белые зубы, блеснувшие между приоткрывшихся ярко-алых губ перламутровой влагой, нежные ямочки на щеках, словно у какой-нибудь девушки, выглядели особенно очаровательными.
Юношей однако нежным, незнакомец совсем не выглядел – был он скорее мужчиной молодым, гибким и высоким, хоть и не слишком широкоплечим. Рыжая копна волос его стянута была в хвост высокий на затылке, словно на манер диких степняков каких, да спадала едва ли не до края пояса. Черты же лица были подвижны, остры, и отнюдь не лишены привлекательности – хоть и завораживающей какой-то, точно змеиной.
А стоило заглянуть ему в глаза – так и вовсе становилось полным это смутное сходство, ибо в обрамлении темно-красных ресниц глядели на Фитиля глаза с вертикальным зрачком, в насыщенном золотом обрамлении. Не могло быть подобного цвета и взгляда у человека, ну да видать – не особенно-то скрывался рыжеволосый ныне в том, что человеком не был.
- А ты на удивление хорошенький пленник, циркач. – Оказавшись в одно расплывчато-стремительное движение рядом, гость камеры Фитиля взял его лицо в ладони. Были руки его сухи и горячи, но одновременно – очень приятны на прикосновение к щекам. – М-м-м…
Не утруждаясь покуда тем, чтобы поднять юношу, золотоглазый перехватил пальцами одной руки его подбородок, да и прижался губами к губам Фитиля поцелуем. Больше игривым, нежели всерьез, но губы его были пьянящи, словно глоток крепкого вина.
А вторая рука тем временем – довольно резко сдернула с циркача такой теплый и надежный плащ.
Словно намереваясь проверить – так ли хорошо все то, что скрывалось под ним, как губы которые рыжеволосый ныне целовал. Настойчиво надо сказать, у него это выходило!
- Полоз…
Шепнул фокусник, сам не замечая, что вслух. Откуда пришло в голову сравнение незваного гостя с сим обитателем потустороннего мира, сам Аодх уже не смог бы ответить. Возможно, всему виной были сказания о молодых мужчинах и женщинах ставших супругами неведомых повелителей злата, покинувших навеки наземный мир, рассказанных перед кострами в лесах. Где на милю от стоянки бродячих менестрелей не было ни одной живой человеческой души, зато змей и прочей живности имелось в превеликом разнообразие, да достатке. Наложившихся на змееподобную внешность, нет, не мальчика, но молодого мужчины.
- … посиди со мной подольше, прошу тебя.
Просил искренне, от всего сердца, так уж получилось, что именно этот самый мужчина единственный проявил необходимое в это трудное время милосердие засевшие в человеческой душе навеки. Человеческом веке. Какова же цена будет за эти минуты покоя, факира ничуть ни смущало, отчасти потому что где-то глубоко внутри закралась обида на Создателя всего живого, покинувшего своего сына в трудную минуту. Оставив наедине с самим собой и соблазнами. Весьма серьезными. Потому как прими потустороннее существо женский облик, то существовала вероятность, что чисто физиологически Фитиль не отреагировал бы и вовсе, поскольку имел большую тягу к мужской половине населения земли, а так…
- А ты на удивление хорошенький пленник, циркач.
- Я… теперь твой, пленник?
Откровенно растерянно спросил цыган того, кого окрестил для своего понимания – полозом, напрягаясь, и одновременно с этим заворожено наблюдая стремительное передвижение незваного гостя. Вздрагивая всем телом ощутимо, интуитивно ожидая удара, в застенках то иного ждать не приходилось, только вот последовало иное, более сбивающее с толка действие. Полоз целовал его, факира, придерживая за подбородок, не позволяя увернуться. Даруя заместо сомнений, протестов – пьянящую греховную страсть, побуждающую просить больше и больше, пока не утопит окончательно и бесповоротно. Почувствовав, как холодные потоки воздуха подобно голодным псам, накинувшимся на обнаженное, еще хранившему тепло тело, Аодх вздрогнул. Чисто интуитивно поддавшись навстречу другому источнику тепла в камере, рыжему Полозу.
- Ты очень красивый мальчик... – Прошептал демон, скользя ладонями вдоль столь податливо раскрывшегося навстречу его ласкам юношеского тела. Золотые глаза его, что были так близко от Фитиля в этот миг, вспыхивали янтарно-багровыми искорками в глубине, но это смотрелось лишь еще более притягательным – эти глаза манили, чаровали, смеялись...
За покорность же юный циркач был щедро награжден – некоторое время хищное существо лишь прижимало его к себе, и оглаживая, страстно целовало. Так целовало, что сладко шумело в ушах, и память о мире вокруг постепенно подтаивала в разуме, отдаляясь словно бы мерцающей радужной дымкой.
Стоило бы о нем помнить, право – об этом грязном, опасном, полном несправедливых обвинений мире, если ласки незнакомца были так нежны и умелы, мягкость его волос расплавленной медью щекотала обнаженную шею и плечи Фитиля, а ощущаемое под дорогими одеяниями тело было столь желанно и сильно?
Но как бы не были приятны поцелуи, пришел ныне в эту маленькую камеру демон не только за этим – и Фитиль ощутил, как легко его вскидывают на руки, чтобы через миг прислонить к стене. Казалось бы – что он упадет, едва тонкие ладони златоглазого создания перестанут держать его, но в полумраке звякнуло сталью, и несколько цепей, словно живые – обвили запястья циркача, вскидывая их вверх, над головой его. Прикосновение стали было холодным, а вот камень, к которому его прижали спиной и ягодицами – отчего-то ощущался теплым, даже горячим.
- Мой хороший, послушный мальчик. Так ведь гораздо лучше, правда? Гораздо приятнее... – Улыбнулся ему тот, к которому так легко прикладывалось имя Полоза, по-змеиному плавно отстраняясь от Фитиля. Не далеко – лишь чтобы окинуть представшее ему обнаженное уже тело блеснувшим взглядом. – Что забыл ты в этих грязных подземельях? Зачем тебе грубость и похоть здешних лживых братьев, что отговариваясь пустыми постулатами о спасении души, не смеют подарить тебе то наслаждение, которого ты достоин – и лишь калечат твою красоту в бессильности злобы своей? Не слишком ли ты задержался на этой границе, мой маленький?
Нежная рука демона скользила от губ Фитиля, поласкала шею, вывела контур соска и медленно двинулась вдоль живота ниже...едва-едва касаясь его кончиками пальцев, однако жест этот был полон сверхестественной чуткости.
- Тебя достаточно терзали словами пустыми, но обильными, Фитиль. Посему буду я краток – но и предложу лишь раз. Будь моим. – Изящество пальцев коснулось волос в паху юноши, и принялось кружить там вокруг, не касаясь однако пока его мужского естества. Дразня лишь, заставляя испытывать чувство тянущее и тревожное, но и сладостное в той же мере. – Ты создан для любви и побед, для роскоши и забав над пустыми тяготами мира – я раскрою для тебя эти двери, подарю новую жизнь, в котором искушения станут тебе радостью, а прошлые тревоги поблекнут, словно туман под яркостью солнца...
- Тебя достаточно терзали словами пустыми, но обильными, Фитиль. Посему буду я краток – но и предложу лишь раз. Будь моим. – Изящество пальцев коснулось волос в паху юноши, и принялось кружить там вокруг, не касаясь однако пока его мужского естества. Дразня лишь, заставляя испытывать чувство тянущее и тревожное, но и сладостное в той же мере. – Ты создан для любви и побед, для роскоши и забав над пустыми тяготами мира – я раскрою для тебя эти двери, подарю новую жизнь, в котором искушения станут тебе радостью, а прошлые тревоги поблекнут, словно туман под яркостью солнца...
Человек индивидуален, следовательно, и способы соблазнения индивидуальны, кому-то даруй безграничное количество золото в кладовых, чтобы можно было купить если не весь мир, то частицу его уж точно. Кому-то хватит власти над женскими сердцами, что тоже не так уж плохо, бедняку пообещай прожить в сытости и тепле до скончания дней. Факиру же жизненно необходимо было чувствовать пламя, обжигающее, но не убивающее, риск, борьбу с собственным зверем, и часть желаемого чувствовал сейчас, от опасного существа, пришедшего из ниоткуда. Ласка, плавящая изголодавшуюся без внимания грешную плоть, шепот, проникающий в саму душу, побуждающий забыть, кем же ранее являлся цыган, кто его семья, друзья, враги... Все оставалось там, за бесцветной тусклой дымкой, пеплом, на который дунь и не останется ничего, кроме Полоза и его яркого мира грез из которого и уходить то не хочется.
- Не отдавай меня им, туда.
Просил, смутно вспоминая, от кого же бежал в объятия опасного существа не являющегося, по сути, человеком, куда же так боялся вернуться и по какой причине. Ради этого Аодх готов был быть покорным всю свою оставшуюся жизнь, и после таковой, если потребуется.
- За что?
Само собой вырвалось, услышав звон цепей, как только почувствовал холод стали на запястьях, рывок и вот уже вытянутое в струнку тело цыгана представляется мужскому взгляду побуждающему верить. И Фитиль поверил, лишь неугомонное человеческое сердце продолжало биться быстрее и быстрее, разгоняя по венам чистейший адреналин. Страх вспыхнувший на миг отступал, здесь было все по другому, камень к которому прижимался спиной и ягодицами был теплый, горячий, цепи оживали, а Полоз казалось бы понимал, читал его как раскрытую книгу.
- Мой хороший, послушный мальчик. Так ведь гораздо лучше, правда? Гораздо приятнее...
- Да…, -прося взглядом, чтобы хищное существо не отстранялось, низ живота начинал мучительно ныть, чистейшее возбуждение терзало, требовало новой ласки, прикосновений и все теперь зависело от него, Полоза.
– Что забыл ты в этих грязных подземельях? Зачем тебе грубость и похоть здешних лживых братьев, что отговариваясь пустыми постулатами о спасении души, не смеют подарить тебе то наслаждение, которого ты достоин – и лишь калечат твою красоту в бессильности злобы своей? Не слишком ли ты задержался на этой границе, мой маленький?
- Убил и покалечил людей, устроил пожар. Они хотят…, - сглотнув, поддавая порывисто к руке молодого мужчины, скользящей по губам, звон цепей придавал словам некий мрачноватый шарм, -…отправить меня на костер за магию… Посмотри на мою шею…, - изгибаясь под нежную ладонь в стремление продлить желанное прикосновение, - этот ошейник не позволяет воссоединиться с даром. Я не сожалею о содеянном… пламя приняло свою жертву. – Стон сорвался с губ, желание разрасталось с каждым мгновением, касанием мужской ладони напряженного тела, и что самое главное, это нравилось. Об этом красноречиво говорил прижимающееся к низу живота достоинство, требующее к себе внимания. - Они отняли частицу моей души, верни ее, прошу.
Тело закованного цыгана сотрясала крупная дрожь и не холод был тому виной, слова мучителя, от которого впрочем не хотел бежать, в отличии от тех же инквизиторов, задевали самые чувствительные места. Действительно, братья не смогли бы дать необходимое в чувственных наслаждениях, поставили бы свои жестокие правила и море запретов. Посадили бы в четырех стенах, что само по себе являлось мукой для свободолюбивого бродяги.
- Тебя достаточно терзали словами пустыми, но обильными, Фитиль. Посему буду я краток – но и предложу лишь раз. Будь моим.
Чем больше думал в данный момент головой или пахом было определить легко – пахом, поддающимся нетерпеливо навстречу руке Полоза. Нетерпеливо, порывисто, тяжело дыша, факир видел и слышал только своего мучителя и больше никого. Цена за ключик к тем заветным дверям не волновала.
- Я твой… - хрипло, - кто бы ты ни был…
Фитиль был распят – и самым наилучшим образом раскрыт для любого прикосновения демона. И они были – эти бесчисленные касания, словно ожившая вокруг них темнота протянулась к юноше тысячью рук, с наслаждением познающая податливую гладкость его кожи.
- Я верну тебе частицу. – Прошептал Полоз, отстранившийся, но обнимающий его так, как не смог бы обнять никто из смертных, ограниченный лишь парой рук. Золотые глаза светились во мраке ослепительным золотым светом, поглощающим волю и обостряющим чувства.
- А ты взамен…
Цепи, что удерживали Фитиля у стены, вдруг дрогнули, удлиняясь. Через несколько мгновений у юноши не осталось никакой опоры, кроме поддерживающих его щупалец. Они сгибали его тело, подчиняя своей собственной воле, придавая ему то положение, какое больше всего соответствовало их целям. Ноги циркача оказались широко раздвинуты в стороны и согнуты в коленях, руки заведены назад. Так, что все тело оказалось в сладостном напряжении опасного растягивания, заставлявшем кожу ныть и вспыхивать феерией чувств от легчайшего касания. Удобно расположив свою жертву, тени рьяно и нетерпеливо взялись за дело - утолщенный кончик щупальца, проползшего между его ягодицами, уперся Фитилю в заветное отверстие...Притормозил, предвкушающе притираясь…
- Отдашь мне свою душу целиком.
Устрашающий миг обманчивого покоя растворился. Щупальце ринулось вперед, пронзая все преграды, оно коварно выделяло какую-то прохладную влагу, с этой смазкой оно почти беспрепятственно проскользнуло внутрь! Заставляя тело рефлекторно дернуться, но крепко удерживающие циркача щупальца так направили это движение, что мясистый отросток лишь вбурился в его недра еще глубже. Настойчиво. Властно. Жестко.
- Кончи же. Растворись в своем последнем людском удовольствии, Фитиль! Прочувствуй его – до конца… Кончи же для меня!
А в последовавшую за этом долгую, полную самых ярчайших ощущений секунду, Фитиль мог ощутить, как один из отростков тянется к его груди. На самом кончике щупальца развернулся присоска с бахромчатыми краями - в следующее мгновение она туго обхватила левый сосок насаженного на неимоверно длинный демонический чресел юноши.
Второе щупальце в тот же миг устремилось к его правому соску, третье завладело яичками, еще одно обхватило головку члена... Следом юноша мог почувствовать, как ему легонько посасывают пальцы ног. Утолщенные кончики светящихся побегов темноты вдавливались ему в подмышечные и подколенные впадины, упирались в ладони и ступни, в пах, скользили вдоль поясницы и по шее...
Словно призывая, требуя молодое это тело каждой своей клеточкой отзываться на все низменное, животное, жестокое, что пробуждали в нем эти прикосновения.
Отредактировано Найтмара (2014-04-12 18:08:12)
- Отдашь мне свою душу целиком.
В других обстоятельствах факир задумался бы, чем грозит потеря души для человека, и стоит ли вообще заключать сделки с теми, кто несет службу Дьяболону. В других, но не сейчас, когда тьма владела его телом, а золотой взгляд Полоза побуждал лишь эгоистично получить все, что дают, не потеряв ни единого прикосновения, шепота срывающегося с губ любовника утягивающего за собой в пропасть греха. Множества грехов, но как же это было приятно.
- Она твоя.
В момент, когда юный маг отказался от собственной души, что-то внутри него болезненно кольнуло, а затем отпустило в надежде, что дальше слов дело не пойдет, подписание своеобразного договора между человеком и демоном не произойдет. Однако это было ложной надеждой, которая разрушилась окончательно после того, как Аодх с громким протяжным стоном излил семя в своем последнем человеческом удовольствие. Последний шаг за черту оказался столь сладостным, что оказался едва заметен для восприятия. Рядом по-прежнему была тьма порожденная Полозом, чьи золотые глаза завораживали и ничего ужасного казалось бы не произошло. Но это на первый взгляд, переводя дыхание, факир начинал только понимать, вернее, чувствовать… что же натворил сам с собой. Все начинало возвращаться на круги своя, сила, та ее часть, что позволяла чувствовать себя способным свернуть горы, встающие на пути, его личный пламенный Зверь, возвращался вновь на прежнее место с обжигающей болью. Зверь ревностно опалял каждый нерв, мышцы, напоминая, что с момента рождения, до момента смерти хрупкий сосуд человеческой плоти будет принадлежать ему, раз и навсегда. Однако вместе с магией пришло и смутное чувство потери, прохладным осадком разливающимся в сердце, осознание, что не будет больше так, как прежде.
- Почему, так холодно?
Спросил факир Полоза, ощущая, как сердце начинает медленнее биться, а тело недавно сгораемое в пламени страсти начинает бить озноб, так будто кто-то нанес опасную рану, из которой вытекала жизнь капля за каплей. Беспомощность, побуждающую отчаянно жить, какой бы эта самая жизнь не была бы в дальнейшем.
