Место действия: Библиотека Императорского Дворца.
Время: Ночь с четвертого на пятое. Венец Цветов.
Участники: Арин О'Двайер, Бледный Господин.
Отредактировано Бледный Господин (2014-01-04 01:14:48)
Далар |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Далар » Дворец императора » Чтение впотьмах
Место действия: Библиотека Императорского Дворца.
Время: Ночь с четвертого на пятое. Венец Цветов.
Участники: Арин О'Двайер, Бледный Господин.
Отредактировано Бледный Господин (2014-01-04 01:14:48)
Усталость этих сумрачных, наполненных безумием, дней, неблагоприятно отражалась на состоянии здоровья леди Арин О'Двайер. Ей требовалось уединение и время подумать, а бесконечные лица этого дня настолько опостылели, что при их виде , Арин уже была готова разразится, вполне себе крестьянской, бранью. Её буквально тошнило от всех этих людей, их приторных речей и гримас, смысл которых оставался сокрыт от её, иногда столь непроницательного, разума. Если бы она знала, чем закончится её прогулка, пожалуй бы, осталась с Де'Пюси. Или это в ней говорит вредность?
Благо, господин Никто, распорядился насчет её уединения. В спальне, которую ей отвели, стало немножечко легче. Тут, по-крайней мере, было темно и прохладно.
Вот только, то ли от усталости, то ли от эмоциональной перегрузки, сон не шел в голову. Арин бестолково ворочалась с одного бока на другой, не находя себе места на такой огромной кровати. Ей нужна была отстраненная пища для ума, чтобы выпустить из сердца дурные предчувствия. Их было слишком много, на одну маленькую Ари. А в складках одеяла уныло фырчал Аластр, чувствуя её беспокойство.
-Ну а ты чего? - полушепотом, словно боясь потревожить статичность ночи, прошептала она. А ночь, и правда, была красивой. Она научилась любить их, с той поры, когда её дом посетила бессонница. Тягучая, больная, чахоточная бесоница, наполненная кашлем, лихорадкой, иногда — бредом. Она села на край кровати, почесывая загривок своего питомца. Существовала маленькая вероятность того, что господин Никто или Логан посетят её этим вечером, но видеть их, несмотря на глубокую привязанность к обоим, то же не хотелось. Но выгнать Императора из опочивальни — слишком большая наглость для такой персоны, как Арин. А Логана, сколько не гони, все равно не уйдет. По сему, необходимо было отправится туда, где её попросту не найдут. И в памяти Арин, было только одно такое место, по-крайней мере, его точно можно было посещать без спроса.
-Эй, как тебя там... Челядь! Иди сюда... - громко, но хрипло, позвала она, заходясь кашлем. Проклятая кровь продолжала сочится, заставляя Арин испытывать страх. Не смерти. Предсмертных мук. И по всей видимости, если она не примет меры, эти муки случатся довольно скоро. Но, все относительно. Если её жизнь будет продолжаться в том же ключе, то может умереть будет и лучшим выходом из положения. В какой-то из своих книг, она прочитала, что смерть дается лишь тем, кто заслужил покой. Остальные вынуждены скитаться по этой земле, претерпевая все мытарства души. Кажется, Логан говорил, что это запрещенная книга....
Из раздумий её вывел слуга, подошедший на зов. В этот момент, она заскучала по Ланти. Надо бы попросить Логана помиловать старика. Хотя, нет. Просить надо было Карима. Или все таки Логана. Эти двое рвали её на части, каждый из них требовал к себе столько же почета и уважения, как второй. Но возвращать Ланти было уже необходимостью. Эта челядь явно не отличалась интеллектом. Лучше уж вредный Ланти, за то не такой тупой.
-Отведи, кхм.. кхм... меня кхм.. кхм... в библиотеку... - сказала она. Повелительным тоном, который свойственен всем детям тарийских герцогов. Может она и не умела обращаться с придворными дамами, но со слугами — даже очень. Всю жизнь, они окружали её, попутно готовя к тому, что когда-то им на смену придут более продажные, молодые, дерзкие. Им не стоит доверять, так ведь ты учил, Ланти?
Но, этот мальчик, хотя бы, оказался исполнительным. Отвел, держа под локоток, беспрерывно кашляющую, женщину. Усадил на стул, и послушно подал все, интересующие Арин, фолианты. После чего покорно удалился, успев дать обещание, что даже под страхом смерти не выдаст её местоположение. Пусть все думают, что она в уборной. Омывает бренные телеса и готовится к неизбежному коитусу. Вопрос только с кем?
Она листала пожелтевшие страницы и упивалась старинными текстами. Даже в жизни во дворце могли быть свои плюсы.
В свою очередь, он был ярчайшим проявлением бездушной игры и королем неестественных улыбок. За последние несколько дней Отравитель почувствовал себя здесь комфортно, быть может, впервые в жизни. Искренность не ценилась в этих стенах, что совершенным образом устраивало колдуна. В определенные моменты ему даже начинало казаться, что он становится похож на всех льстецов, интриганов и лжецов, коих было достаточно при любом дворе. И лишь лицо… Ненастоящее, уродливое, но вечно-прекрасное лицо выделяло его на фоне прочих ядовитых языков. Конечно, находилось и еще одно вопиющее различие… Когда остальные прятались за масками, Звездочету оказывалось нечего таить. Ведь он один – играл всегда, не имея за душой ни капли настоящего.
Тем не менее, холодный фарфор надежно закрывал его лик. Без красивых метафор. Чудовище не расставалось с симпатичной деталью маскарадного костюма, в те моменты, когда решалось выползти из своих покоев. Жизнь затворника, ядовитой твари в золотой клетке, вполне устраивала колдуна. И лишь изредка он не мог отказать себе в удовольствии посетить дворцовую библиотеку. Ностальгическая страсть к пожелтевшим страницам порой все же одолевала собой лихорадочное безумие вечной работы… Как, к примеру, и в эту ночь, обещающую принести на своем туманном плаще очередную неожиданную встречу.
Могильный червь мерно прогрызал своим пустым взглядом бумагу в тусклом свете одной коптящей свечи. Ему было спокойно здесь, подальше от прекрасных остеклянелых глаз, вкрапленных в тело неживой скульптуры, как драгоценные камни, вонзенные в белое золото. О, Госпожа не покидала его беспорядочных мыслей. Она всегда представала громадной глянцевое-черной паучихой, давящей на тонкую пыльную сеть безумного сознания. Но сейчас – он спасался от ее шепота в шуршании пожелтевших страниц и тихом треске ветхих переплетов. Как суеверный грешник, колдун обложился книгами, точно святынями, призванными отогнать полночное наваждение, сдержать его до рассвета, чтоб багровые лучи восходящего Солара пронзили собой призрак прошлого. Чтоб растаял он, как туман…
Но покой сумасшествия бесцеремонно оборвался, породив испуг. Будто натянулась, затрещала и лопнула тонкая паутинка разума. Последним, чего мог ожидать колдун, было увидеть здесь еще одного любителя почитать впотьмах. Тем не менее, именно это ему и пришлось наблюдать. Конечно, в планы придворного звездочета никак не входило привлекать к себе внимание. Сейчас, в присутствии нежданной гостьи, он предпочел бы ретироваться, медленно, тихо, так, словно это сонный ночной слуга решил не беспокоить своим существованием запоздалую посетительницу библиотеки. Однако, лишь одна деталь напрочь убила мысль о побеге…
Запах. Знакомый, до боли пронзительный, надрывный… Он тянулся за незнакомкой шлейфом, делая воздух холодным и густым, нависая над книжными полками и дубовыми столиками. Этот запах мгновенно заполонил собою все пространство, казалось, теперь невозможно было найти места, куда бы он не проник… О, Скульптор хорошо знал ее запах, отвратительный и божественный одновременно. Говорят, так пахнут шелкопряды… Когда их бросают в чан с кипящей водой. Нет, Седовласый никогда не вдыхал аромат шелкопрядов и потому не мог ответить, так ли оно… Он лишь помнил, как пахли те, кому выдалось благо стать частью Его Работ… Когда яд впитывался в их кожу, мышцы немели, веки застывали, будто запорошенные снегом… Поры их кожи буквально сочились мускусным запахом, пробуждая животную жажду пожирания в теле старого Змея… Так пахла обреченность. Так пахла Смерть.
И он оскалился, как скалится чудище. Надежно скрывая за маской улыбку Зверя. Как волки чуют кровь, так он всем телом ощущал умирание. Оно отзывалось в его изможденном организме экзальтированным экстазом, единственным настоящим восторгом, какой только умело чувствовать подобное существо. Безликой тенью алхимик двинулся в сторону ночной гостьи. Он не был уверен, что вполне владеет собой в этот момент. Нечеловеческое взыграло в нем сильнее, чем когда-либо, однако... Отравитель не вмещал в себя животной жестокости. Его поступь оказалась мягкой, как шаги крадущейся кошки. Он даже позабыл возле кресла собственную трость. Любопытство. Сейчас оно правило этим странным существом, играясь с немощным телом, как с марионеткой. При том – играясь опасно.
- Говорят, сейчас не самое лучшее время для чтения… Темно. Здесь мало свечей и приходится напрягать глаз, чтобы составить из букв слова. Сон покинул вас в эту ночь, я прав? Вы сюда не спешили... Вам нездоровится… - последнюю фразу он вымолвил с расстановкой, будто смакуя, пробуя ее звучание на вкус, наслаждаясь, упиваясь им. Все сказанное выше оказалось лишь мишурой, в которую ядовитый язык укутывал то, что говорить оказалось слаще всего. Теперь он ждал ответа, замерев, нависнув над незнакомкой, как навязчивый призрак… Сейчас он не думал о безрассудности своего поступка, нет… Текущая сцена цепкими когтями захватила расщепленный разум, высасывая из него остатки здравого смысла.
По-первости, Арин, грешным делом, подумала о том, что у нее опять разыгрались «ночные видения». Знаете, есть такие — после приступов приходят, и черт знает, когда исчезнут. Поэтому окинув появившееся «нечто» равнодушным взглядом, она вновь углубилась в философский трактат человека, с непроизносимой фамилией, вальяжно помахивая рукой, мол «уйди, не тревожь душу». И все бы было куда более сносно, если бы в ответ на этот жест, галлюцинация не заговорила с ней человеческим голосом, ввергая Арин в пучину сомнений в своей адекватности. Видимо, и правда, здешняя атмосфера вредила не только её телу, но и разуму. Вот тебе и Императорский дворец. Хуже болота. Даже газы, очевидно, те же, раз видения начали с ней, Арин, разговаривать. Раньше такого не случалось.
«Точно надо Ланти возвращать. Без его настоек я совсем свихнусь».
Она ещё раз помахала скрюченной кистью, но на этот раз перед своими глазами. Зажмурилась, открыла глаза снова. Слегка наклонила голову в бок. То, что было перед её глазами, особенно при скудном свете свечи, представляло собой смесь большой черной птицы и, как ни странно, брауни. Арин ещё раз зажмурилась, надеясь, что видение исчезнет само собой. Но не исчезло.
- Я вообще никуда не спешу. Кто видел жизнь, тот не спешит... Так, вроде, говорят... - сказала она на всеобщем, раздумывая на тему того, на каком языке лучше всего говорить с глюками. - А что до времени. Не бывает лучшего и худшего времени. Тем более, когда смерть дышит в затылок. Кто знает, может у меня больше не будет возможности почитать... Хотя, впрочем, какая Вам, видениям, разница.
Это уже становилось забавным. Арин поймала себя на мысли, что ей нравится беседовать с этим видением. В отличие от живых, оно не давило своей приторностью, не настораживало услужливостью. Оно подкралось, заговорило и, возможно, скоро исчезнет, а может и не скоро... Главное, что видение было равнодушно к тому, кто она теперь есть.
-Видение, а чего тебе надо? - сорвался с губ вопрос. Сам по себе, на всякий случай. В предыдущий раз, видение не успокоилось, пока не станцевало на лысине Ланти хеский национальный танец. Кто знает, может этому тоже надо какую-нибудь диковинную вещь? Тем более, что от предыдущих, данное нечто отличало наличие интеллекта. Что не могло огорчать, по сути. Ибо умных людей мало, а у Ари, по логике, тупых видений быть не должно. Безумные — могут случится. А вот глупые — нет.
- Тяжела участь императорской гостьи... - мысли в слух, не более. И очередной порыв кашля, долгий и мучительный, после которого ладонь вновь окрасилась в красный цвет. Ари шумно глотала воздух, отпивая по глоточку из стакана, услужливо поставленного тут слугой, ещё во время прихода. Платка не нашлось, да и дьяболон с ним, все равно платье дурацкое. А с окровавленными руками сидеть неудобно — можно книги испачкать, да и видение маячит, мало ли у него неприязнь вида крови, кто его знает? Ари по свойски вытерла кровь о подол сорочки, и поглубже укуталась в какую-то штуку, вроде халата. Название этой детали одежды, она к сожалению не помнила.
Сумасшествие дернулось с места, как натянутая струна, вздрогнуло, заколыхалось и накрыло ледяной морской волной витиеватый лабиринт сознания.
Она подыграла ему. Все потому, что она подыграла ему! Давая пищу для новых хищных галлюцинаций, подкрепляя собственным существованием и приятными на вкус словами все мириады иллюзий, что хороводом плясали дьявольский танец вокруг копны седых волос... Ему нравилось это. Настолько, что он в своей дикой игре был готов сейчас приплясывать от восторга, как обезьяна, или кружить вокруг незнакомки роем зловонных насекомых. Эта полночная гостья сумела польстить колдуну, упивавшемуся собственным безумием. Он, не умеющий отличать реальное от иллюзорного, теперь сам предстал в образе навязчивого морока, рожденного где-то глубоко под черепной коробкой. И такая парадигма восхищала, восторгала его настолько, что в руках появилась странная дрожь, а ветхие сочленения невольно заскрипели, заскрежетали, как заржавленные шестерни механизма. На секунду Отравителю вдруг показалось, что незнакомка намного умнее его. Как же иначе, если она может отличать игры разума от реальности, а он нет? Сразу после этого паутинка разума порвалась очередной раз, заставляя седовласого испытать немой холодный ужас... Несколько секунд воспаленное сознание билось над вопросом: а реален ли я? Билось, пока не сломало его, не бросило в недра странных и пространных мыслей, чтобы извлечь в самый неподходящий момент. Мысли прояснились. И он опять начал говорить.
- Тот, кто спешит – опоздает… Тот, кто не спешит… Опоздает. Я – не опоздаю… Потому что мне некуда спешить. И не спешить тоже некуда. Времени вообще не бывает... Разве не вы придумали его только что? - подобно старому огромному удаву, чародей отрешенно высказывал то, что в эту секунду показалось ему правильным. Его речь и движения сейчас стали чуть заторможенными, будто холод сковал собою сухожилия и кости, будто голод заставлял хладного гада стать тяжелым и вялым. Казалось, еще несколько минут, и его накроет черным саваном анабиоз – сон разума, который… как известно, порождает самых жутких чудовищ.
Он взглянул на собеседницу. И ни тело ее, ни одежда не могли напомнить собою образ придворной дамы. Даже держать такую служанку показалось бы здесь довольно… Экстравагантным. Шепот под черепной коробкой навязчиво отрицал случайность. Странное, увечное, верно, такое же искалеченное и безумное существо… Кто она? Зачем она здесь? Быть может, только подачка с руки Императрицы, подачка ему, пища для чудища, брезгливо брошенная в золоченую клетку? Такая мысль восхищала и отвращала его одновременно. Убить обреченное… Каждый раз он всего лишь ускорял естественный процесс умирания. Но сейчас в серых руинах его памяти затаилась иная мысль.
- Гостья… - произнесло чудовище нараспев. - Гостья… - повторило оно. Тихими, но уже тяжелыми шагами безумец очутился у "Гостьи" за спиной и вновь заговорил, то и дело срываясь на змеиное шипение.
- Вассс… Держат тут, как меня. В золоченой клетке, это… Маленький серпентарий Ее Величества? Ссстранная ссстрасть – собирать чудовищ. Ей нравитссся сссмотреть на меня, на вассс? А, может… Ей нравитссся смотреть, как мы умираем? Вы – умираете, - он сказал, будто вынес вердикт. Сказал так, хотя отрезвленная часть мыслей приказывала молвить иначе. Сейчас, вблизи источника тлетворного запаха, ему было трудно воззвать к обрывкам здравого разума.
Отредактировано Бледный Господин (2014-01-04 16:40:36)
То, что видение все же немного "не в себе", итоге оказалось правдой. По крайней мере, жесты (если такое слово вообще применимо к галлюцинации) выдавали какую-то внутреннюю противоречивость, которая нравилась Арин. Точнее — наблюдать за ней было куда приятнее, чем за реверансами женоподобных мужчин. Наверное, сказывалась отчужденность от общества. А может, просто некое благоволение "отвратительной красоте". Но, правда, глюк так и не ответил на вопрос Арин. А значит, придется как-нибудь самой догадываться. Опять...
-Что за наказание...
Но, уж что-то делать глюку было абсолютно точно не надо, так это упоминать дьяболонову хеску в присутствии Арин. Очень вот не надо. При упоминании хесов, Арин моментально превращалась в недовольную буку. Да и тот факт, что она дала себе обещание сохранить власть Карима, наводил на определенные мысли. Мужик он, конечно, хороший, вот только совершенно не логичный. Леди О'Двайер сжала кулачки, вспоминая его последние поступки, и рефлекторно поджала губы, что, как известно, не означало ничего хорошего. Нет, ну как можно так бестолково стоить свою политику? И вообще, на кой ему тут столько идиотов, только и ждущих того момента, когда неприкрытая спина юного правителя оголится ровно на столько времени, чтобы хватила всадить туда нож. Вот если бы Арин была Императором, она бы перевешала к чертовой матери всех бывших соглядатаев королевского двора, вместе с женами, племянниками и прочей шелупонью, оставшейся от достопочтенного родителя. Поставила бы Логана ответственным за дворцовые интриги и сохранение власти, а сама бы решала вопросы народа от сюда — из библиотеки, придумывая чем облегчить жизнь простому люду. Негоже императору участвовать во всяких мелких распрях. Но, Карим, по всей видимости, был другого мнения. А её — Арин, никто в сущности и не спрашивал. И если отношения с людьми она строить не умела, думать — как раз напротив, единственное, что ей хорошо удавалось. Она гневно глянула на галлюцинацию.
-Чтобы я! На радость! Дьяболоновой хеске, чтоб ей пусто было, проклятой стерве! Лучше сразу умереть. Мне здесь держит Его величество, и при таком раскладе, мне очень интересно будет посмотреть, сколько хеска просидит на престоле. - она закашлялась от чувств, ещё сильнее сжимая губы. Слышал бы это Логан. Держать её на радость хесам! Эка невидаль. Она фыркнула, делая повелительный жест в сторону двери. И тут до нее дошло, что этот странный человек может быть вполне реальным.
«Странно. «Держат здесь; собирать чудовищ.» Быть может, это посланник хески, пришедший по мою душу?»
Ари широко распахнула большие глаза, с презрением глядя на «нечто».
- Если ты по милости хески пришел по мою душу, делай это быстрее. Я не опозорю себя мольбой о прощении, да и смерти не боюсь, ибо ты прав я — умираю. Все умрут рано или поздно. И если мне суждено уйти на тот свет по велению чьей-то прихоти, передай своей хозяйке — я вернусь за своим губителем с того света, клянусь Святым Патриком. - она закрыла глаза, уже все решив про себя. И кому какая разница, что он там на самом деле надо этому «то ли глюку, то ли нет». Будущее неотвратимо.
С его больным разумом управились так, как может только самый великий кукловод играть с простенькой и послушной куклой. Собеседница до упора натянула все струнки изуродованной души, заставив колдуна радоваться, как ребенка. В ее словах он видел иронию самой Смерти, жестокий выпад Судьбы, который свел этих двоих в темном зале библиотеки. Что ж, мой сумасшедший друг, с тобой опять играют, а ты так и не смог понять: ферзем аль пешкой ты предстал на этой лакированной доске.
Губы под белой маской кривились в волчьей ухмылке. Детское счастье не находило себе предела в этой старческой душе. Метнувшись черной тенью, еле сдерживаясь, чтоб не разразится дичайшим хохотом, колдун сел напротив собеседницы, подперев руками лицо.
- Меня держат. Вас держат. Его Величество, Ее Величество… Да какая разница? О, я чувствую, у нас много общего. Забавлять своим недугом монарших особ, сидеть в потемках, пытаясь читать глупые книжки… Смешно, нет, правда! Это смешно… - флегматично заметил звездочет, еще раз описав пустым взглядом изможденную фигурку Гостьи.
- У меня – иная Госпожа. И… Я бы мог предложить вам близкое знакомство с ней. Чувствую, вы не боитесь Смерти, нет… Совсем нет! Но вы страдаете. Всему живому свойственно страдание, я… помню. Вы… Я так много вижу в вас. Так много. Вы правы, все умирают. Служанки и Короли, Император и Императрица, Фрейлина и Зеница… Даже Создатель и тот когда-нибудь умрет, я уверен. А кто-то... - с этими словами Отравитель едва заметным движением снял маску, - Кто-то уже мертв. Только не пугайтесь, этим вы спутаете мне карты, - звездочет скривил тонкие обескровленные губы в доброжелательной улыбке. И обнаженное лицо, так похожее на лики древних статуй, впотьмах засияло странной, неестественной белизной. Однотонные серо-голубые глаза, больше напоминавшие осколки витражного стекла, замерли, вперившись во взгляд незнакомки. Механическим жестом Отравитель поднес указательный палец к губам и еле слышно прошептал:
- Тсссс… Я вам всего лишь мерещусь. Расскажите вашу историю. У всех на свете есть своя история. К примеру, я - совсем не Святой Патрик. Но… Могу дать вам возможность вернуться.
Белая фигурка замерла, словно под взглядом мифической Медузы. И только прядь седых волос нарушала безмолвие Скульптуры, колыхаясь в такт пламени свечи – единственного источника света в пустынном холодном зале, вместилище чужих мыслей и безумных слов. Сейчас звездочету представилось, что он тоже – только герой желтой старинной книги, написанной чьим-то пером. И что все вокруг – не существует. Да и не существовало никогда. Зато призвано жить в безумии тех, кто неосторожно начал чтение такой странной и глупой книжки. Мысль эта заставила пустые глаза чуть заблестеть, а после накрыла отражающийся в них спектакль плотным саваном век-кулис.
Отредактировано Бледный Господин (2014-01-04 21:53:26)
Дурацкий халат опостылел, и Ари решила, что пора бы его скинуть на пол. Тем более, что в библиотеке от чего стало душно. Или ей только так показалось. Бархатная ткань красиво распласталась по полу, а леди О'Двайер, сидя на своем стуле, наблюдала за движениями человека, пытавшегося её убедить. Она открыла глаза, и пожалела о том, что сделала это. Перед ней предстал лик, видевшийся ранее в кошмарах — лик бескровной, пустой погибели. Бездушная оболочка. Мертвая. Такая же, как халат лежащий на полу. Но, она не испытала страха, вопреки опасениям своего собеседника. В глазах, полных усталости, мелькнуло уныние.
В библиотеке и правда стало слишком жарко. И если бы не присутствие видения, она вероятно скинула бы и сорочку, мгновенно превратившуюся в чугунные оковы. Свечи плясали еле заметные танцы, а сама Арин внезапно почувствовала себя такой маленькой и беспомощной в этом огромном мире, как чувствовала себя много лет назад, когда мать, брезгливо поджимая губы, покидала её темницу. А ей то всего лишь хотелось, чтобы кто-нибудь с ней поиграл...
Откуда эти чувства, почему они именно сейчас нахлынули. Она замотала головой, чтобы развеять дурман. Но добилась лишь головокружения — все присутствующее в комнате осталось на месте. Позвать бы кого-нибудь, например, Логана... Хотя, почему его? Надо бы звать Карима... Но почему она не может доверять ему? Почему до сих пор, ей куда проще верить своему безумному брату, уничтожившему её, и без того не сахарную, жизнь? Быть может все это — не более чем фарс, месть за обруганные чувства? И почему все эти мысли посетили её именно сейчас, когда странное видение сидит напротив и просит поведать свою историю.
- Забавлять своим присутствием... - вот и ответ, на пресловутый вопрос «Почему?». Она до сих пор не была уверена в том, что не является экзотической забавой для господина Никто. И на это были причины. Быть может, даже более веские, чем хотелось бы маленькой Арин. Но, она уже приняла решение. И назад дороги уже не было. Умирать за свои убеждения, не в этом ли смысл жизни истинных лордов Тары?
- Моя история скучна. Я была никем, есть никто, и умру в таковом же статусе. Быть может, одену императорскую корону на пару лет, но разве это что-то изменит? Быть может, меня уже сейчас поведут на эшафот, а может быть, я умру раньше положенного, выпив яду, подмешанного чьей-то недоброй рукой. В конце концов, чахотка все равно заберет меня через два года. Но, раз ты всего лишь мне мерещишься, то потешь меня своей историей. Я думаю, она куда интереснее... - она говорила, мучимая духотой этого места. Интересно, здесь повсюду её будут преследовать духи жертв имперского величия, или только в библиотеке? Целесообразно было бы тогда перенести библиотеку к себе в спальню, если, конечно, она задержится в этом месте.
А вот в то, что это «нечто» ей мерещится, Арин уже не верила. Слишком уж явственно она чувствовала его присутствие. У одиноких людей достаточно времени, чтобы научится отличать фантазии собственного разума, от изощренных игр чужих мозгов. Может быть, поэтому, Арин и не стала распространяться о своих бедах. Ну или почти...
Совсем не обязательно обладать механическим телом, чтоб являться куклой. О, он кукла уже многие годы, не способный на человеческое, не желающий человеческого. И лишь вечно выплясывающий одну и ту же, старую, как мир, и до боли скучную роль. Что ж, кому-то нравится примерять маски лжецов, другие верны образу «молодого героя», третьи раскинули свои паучьи сети всюду, их удел - власть… Однако, кому посреди всего сумбура играть роль безумца, роль чудовища? Хочет он или нет – клеймо не смыть. Тогда он закружит свое сухое тело в дикой неразумной пляске, отдавая миру то, чего мир хотел от него долгие девяносто семь лет. И последний нелепый танец старого ворона продолжится до тех пор, пока его неестественно-долгая жизнь не угаснет. Какое же это блаженство – умирать!
- Вам понравились мои слова? И вам даже не страшно… Удивительно, в этих стенах больше принято бояться милых человеческих улыбок, чем… Чего-то вроде меня. Да будет так. Я оставлю позади улыбки и ужимки, потому что мне кажется, что мы… В одной клетке заперты. Но вы, пожалуй, не смирились с ролью игрушки. Слухи обходят меня стороной, я знаю о вас меньше, чем вы знаете обо мне. Тем не менее, я попытаюсь рассказать свою историю…
Он глубоко вдохнул холодный воздух, наполняя им немощные легкие. О, чувство звонкого неземного холода преследовало его, казалось, целую вечность. А здесь, под высокими сводами читального зала, в тусклом отблеске лунного диска сквозь высокое окно, этот холод ощущался еще более колко и пронзительно. Настолько, что Мастер Над Плотью невольно поежился.
- Если разбить ладонями стекло и броситься отсюда в темноту – легче всего почувствовать мою историю. Девяносто семь лет свободного падения, интересно, не правда ли? Вашими устами говорит грех уныния. Мне нравится это, потому что он – единственный из человеческих грехов, которому я теперь подвержен. Я не всегда был тем, что вы перед собой видите. Согласитесь, что каждому человеку, хотя бы однажды, дается право выбирать? Моя история началась или закончилась с выбора. А скорее всего, выбор и есть моя история. Да, я о нем теперь сожалею. И завидую вам. Завидую потому, что вы – умираете, - с блаженной улыбкой вымолвило чудовище. Оно говорило правду.
- Я – звездочет. Придворный звездочет, о, да, я считаю звезды… Только почти ничего в них не смыслю. Кто-то говорил, что я сумасшедший. Ах, конечно, я сам и говорил. Но, думаю, это не страшно, правда? Сходить с ума совсем не страшно, особенно когда есть на это время, - он выдержал паузу, -Корона, эшафот, яд… Ваша роль куда интереснее, вам даже не нужно считать звезд. И, несмотря на это, вам все равно… Тогда ради чего? Почему вы здесь, на сцене, если ничего не хотите разыграть? – он спросил почти возмущенно, и в глянцевых блестящих глазах можно было прочесть какое-то надрывное удивление. В этот самый момент на него нахлынуло и осознание собственной неосторожности, ведь такой маленький диалог сам по себе мог убить всю партию Белого Мастера. Неосторожность. Ребяческая неосторожность. Это было новым, странным и опасным ощущением. И, в какой-то момент змеи под черепной коробкой колдуна зашевелились, совещаясь о том, насколько опасна незнакомка живой. И насколько страшно ее убивать.
Между людьми, как ни крути, существует огромная пропасть непонимания, лжи, упрямства и других человеческих пороков, который сами собой вытесняют все прочие добродетели. Добропорядочный семьянин в одночасье становится врагом народа, если в его доме обнаруживают труп какого-нибудь вельможи. И никого уже не интересует, что этот семьянин двадцать лет к ряду вытаскивал, рискуя жизнью, детей из горящих домов. Как никого и не интересует, что он убил этого вельможу в попытки защитить свою жену от грязных домогательств. Отныне он убийца, висельник, кровавый супостат. Так было в Таре. Арин привыкла слушать людские пересуды, переданные ей устами верного Ланти. Она привыкла читать между строк, задумываясь о том, что есть в нынешнее время правда, что ложь. Больше, по сути, ей думать было просто не о чем. И теперь, когда незнакомец уже шестой раз за эти двадцать, наполненных странной духотой, минут, признается в том, что он воплощение всего порочного, Арин немного встала в некоторый ступор. Очередной залп кашля вернул ей ощущение реальности, вырывая когтями боли из прострации. Нет, определенно он не её глюк. Это уже точно. Он вполне реален, и более чем, интересен. Естественно, в качестве интересного собеседника. Вот только, где все-таки гарантия, что он не пригвоздит её кинжалом к этим прекрасным фолиантам. Судя по всему, он вполне мог это сделать, да ещё и неизвестно, в курсе ли был карим о том, что данный субъект свободно разгуливает по, уже Его, владениям. И надо ли было ему знать. Арин подняла указательным палец, другой рукой вытирая губы от слизи и слюны. Все тем же пресловутым халатом. Точнее, рукавом.\
-Один момент — тихо промолвила она, - мне надо подумать.
Её разум погрузился в раздумия. Теперь, когда стало понятно, что «нечто» вполне реально, и даже не просвечивается на свету свечей ( что иногда случалось с её предыдущими галлюцинациями), надо было крепко прикинуть, что делать дальше. Но история данного субъекта была интересна. А для Арин, мало понимавшей ву здешних порядках, этого ли не достаточно, чтобы держать язык за зубами. Смущало только два факта — то, что он возможно прислан хеской, которой, по всей видимости, он служит и второе — то, что жить ей осталось считанные минуты. Впрочем, последнее тоже сомнительно — вести беседы с жертвой не принято у наемных убийц. Да и на убийцу «нечто» было похоже весьма отдаленно. Но, много ли Арин видела наемных убийц? Кто знает, может у них нынче мода на черные балахоны и устрашающие лица? Для антуражности, так сказать...
-Я? Играть? Говорят, что я стану императрицей. Мне этого очень не хочется, но госп... точнее Карим, тьфу, точнее уже император, так решил, и вот на кой ему это надо? Да и брат желает видеть меня на престоле, желательно в положении, желательно живую... Есть тут такой, герцог О'Двайер, не слыхали? - она улыбнулась, внимательно наблюдая за реакцией «нечто», что было весьма сложно, так как его лицо было отнюдь не образцом эмоциональности. Теперь ей стало прохладно. Неожиданно. Значит, на сегодня её борьба с болезнью заканчивается. И больше всего раздражало то, что все эти состояния уж очень резко сменяли друг друга. Ещё минуту назад она находилась в странном междумирье, а теперь, вот так непринужденно, ударилась о реальность. Чувствуя слабость, она отодвинула фолиант в сторону, положив подбородок на ладони. Ей уже стало интересно. В конце концов, умирать, так с музыкой.
-Если ты, уважаемый звездочет, считаешь звезды, то можешь ли ты сказать мне, что будет дальше с Империей? Коль уже я оказалась здесь, мне безумно интересно, долго ли нынешний император продержится на престоле. Я, видишь ли очень не люблю хесов. Думаю, у нас это взаимно... Хотя, бог с ней с империей, расскажи мне, благоволят ли звезды моему брату? И Императору? Ты прав, я умираю... И умру уже очень скоро, не оставив после себя даже памяти... Я умру, и душа моя превратится в ничто — оставим эти сказки, который Зеница рассказывает своим рабам. Вы совсем не похожи на ярого религиозника, а за эти речи меня вполне можно отправить на костер, и я знаю это, но, я уже сказала, мне нечего терять, я уже одной ногой в ином мире. Я не хочу уходить просто так. Не хочу умирать, с ощущением того, что прожила двадцать пять лет впустую. У меня было много времени подумать. И если уж судьбой мне предначертано любить того, кто никогда не отведет меня под венец, то, я хочу сделать все, что в моих силах, чтобы им, тем, кто мне небезразличен, чуть спокойнее спалось по ночам. Вот почему я все ещё хожу по этому дворцу. Я слишком безвольна, чтобы принимать решения — всю свою жизнь я подчиняюсь воле мужчин, и не собираюсь что-то менять. Я лучше других понимаю, что это не для меня, за что ещё больше ненавижу проклятую хеску с её тугими попытками отстаивать свои права в мужском мире. По сему, если ты пришел по её велению — передай, чтобы она сидела потише. Потому, что мне, в отличии от нее, наплевать на власть.... - она выдохнула, устав от долгой, болезненной речи. Так было всегда — усталость сменялась лихорадочным возбуждением. В этом была вся Арин — слишком часто её настроение менялось. Она словно балансировала на грани, между отрешенностью и заинтересованностью. Беседа с братом возложила на нее слишком большую ответственность, и теперь, леди О'Двайер гадала, как ей быть с этой ношей. Нести её в одиночку? Вряд ли император обрадуется, узнав какие разговоры ведутся за его спиной. Даже если, все это задумано во благо ему. Им обоим.
- Ну, так что, уважаемый звездочет. Расскажи мне, чем закончится вся эта история?
Пламя свечи, яркое, как пурпурный атлас, лихорадочно блестело где-то на влажном глянце холодных глаз. Взгляд колдуна вновь уподобился змеиному. Веки его не дрожали, не смыкались, замерли, как случается только с мертвыми, быстро застывающими, коченеющими во времени и пространстве. Отравитель слушал, но никак не мог придать словам незнакомки целостный смысл. По своему обыкновению, он по-птичьи наклонил голову, впившись острыми льдинками окуляров в исхудалое личико Гостьи.
- Слухи обходят меня стороной, повторюсь. (Он любил повторяться) Но я охотно расскажу вам и про брата, про Империю и «проклятую хеску». О, я не люблю звезды. Совсем не люблю, да и не думаю, что в них есть что-то, кроме… Звезд. Но, так уж случилось, Гостья. Нам всем, порой, приходится делать то, что нам не по душе, правда? Вы-то должны меня понимать, - он блаженно улыбнулся и почти сразу же продолжил.
- С каждым, кого вы назвали, будет то же самое, что сулит вам судьба. О, они умрут, конечно, они умрут! В конечном счете, все умирают. Это я уже говорил. А вот Империя… Она переживет и пережует нас всех. Кажется, она существовала всегда, жадно пожирая героев, монархов, лжецов и интриганов. Я почти уверен, что этот механизм находится вне времени. Будьте спокойны, с Империей ничего не случится, о, нет… Когда вас, наконец, съедят – вас позабудут. Как и всех, что были до, как и всех, что будут после. Мне нравится смотреть и видеть в вас столько отдачи, столько самопожертвования, Гостья! Ведь вас интересуют судьбы тех, кто очень скоро переступит через вас и… Бросит к остальным. Я уверен, где-то во дворце есть большой ящик для маленьких стеклянных куколок. Вы не думаете? Они так часто пляшут здесь и разбиваются, что без ящика... Не обойтись, - орлиный клекот, кваканье трясинной жабы и шипение ядовитой змеи слились в один монотонный глухой и хриплый звук. Так звучал смех чудовища.
- Довольно! – резко прервал он сам себя, - Я предлагаю выбор. Вы верите в Фатум, Гостья? В тот, что пророчит вам смерть, или в тот, что привел вас сюда этой ночью? – он дополнил свой вопрос, так и не дождавшись ответа. Странная лихорадка вдруг охватила немощное тело звездочета, и он будто весь задрожал, затрясся и вновь начал говорить, отрывисто, быстро, не давая собеседнице вставить и слова.
- О, я ужасный фаталист, ужасный! А еще я умею делать глупости. Глупостью было беседовать с вами и теперь – у нас очень ограниченный круг выбора. Я могу вам поверить, да, конечно могу! Но… Это будет трудно. Вы опасны для меня, Гостья – взвыл колдун, как ночное приведение, - И только я сам в этом виноват. Но я не предлагаю вам Смерть, - голос Отравителя внезапно переменился, теперь в нем читалась только абсолютная нечеловеческая строгость, - Я предлагаю нечто большее. Отсрочьте последний момент. Моя Госпожа не коснется вашей головы, если вы присягнете Ей на верность. И я говорю совсем не о венценосной хеске, о, нет… Даже со Смертью можно договориться. Если знать как, - бледные, бескровные губы разошлись краями почерневшей раны на теле мертвеца, обнажая ровные белесые зубы-личинки. Безумец улыбался хищно и ядовито, так, что казалось, из его глотки вот-вот вновь вырвутся клокочущие звуки престранного смеха. Кокетливо Отравитель закусил указательный пальчик перчатки и стащил последнюю с руки, в надежде впечатлить досточтимую публику маленьким спектаклем. Никогда ведь не хочется оказаться голословным! Лишенные кожи пальцы, игриво защелкали, и сложились каким-то непонятным жестом в ту самую секунду, когда черная перчатка упала на стол.
- Взамен я могу рассчитывать лишь на вашу благосклонность, - слащаво выдавил из себя звездочет, в попытках изобразить какую-то дикую патетику на лице.
Пусть, он прибавил лишнего, ну что ж. Благо лишь, что незнакомка отплатила той же монетой. И, разумеется, Отравитель понял: игра строит свеч. Оттого, совершенно не умея производить впечатления на женщин, он постарался быть как можно более убедительным, хоть и не решил еще, какую роль исполнит Гостья в его маленькой личной игре.
Отредактировано Бледный Господин (2014-01-10 18:08:40)
-Станцуй со мной, звездочет. Я так давно не танцевала... - внезапно сказала она, преодолевая слабость. Вот такая вот блажь — ей хочется танцевать. Разве для этого нужна музыка? Прочь условности. Ей хочется станцевать с этим посланцем смерти, своими кривыми пальцами сжимая его изуродованные руки — чем не прекрасная картина. И ничего, совершенно ничего, что на ней ночная рубашка, а его внешний вид вряд ли располагает к подобающим занятиям. Она хочет танцевать. И точка.
-Я? Верю? Я вообще ничему не верю. Но могу, если понадобится. - и это тоже сущая правда. Она тепло улыбнулась собеседнику. Ну, почему в мире столько условностей? Почему, если ты иной, ты обязательно должен быть или хорошим или плохим, без варианта просто быть, занимать место в этом мире. И дьяболон с ними со всеми. Библиотека, ночь — чем не атмосфера для танца? - А что до сделок со смертью... Мне она ни к чему. Я хочу уйти. Но я попрошу за другого человека. Мне кажется, кое-кому это нужнее. А что до благосклонности.... Итак можешь на нее рассчитывать. Ты такое же чудовище, как и я. А я бы хотела быть окруженной себе подобными. Соберу вокруг себя свиту уродов — прошу простить за откровенность. Разнесем к дьяболоновой матери эту дурацкую религию, где людей уничтожают лишь за то, что они обладают даром. По сути — они иные, такие же как я, только по другому... - она понизила голос. Засмеялась, тихо, по-женски, тепло. Как мать смеется, умиляясь над своим чадом.
-Теперь, ты тоже для меня опасен. Одно слово Зенице — и я пойду на костер, как неверная. Только, думается мне, что ты не очень-то с ним в ладах. Иначе бы не слонялся у него под носом, в маске, посреди ночи. Будешь моим святым отцом... А я буду твоей гарантией. Все же очень просто, правда?
Она говорила чистую правду. Вот такая блажь леди О'Двайер — собирать вокруг себя странных людей. Возможно, с ними было проще — они вели себя непредсказуемо, давая Арин возможность быть собой. Она была бы не против вести с этим человеком беседы по ночам. О алчности звезд, о тленности бытия и о смерти, которая скоро постучится в её двери. Быть может, это нечто расскажет ей, чего ожидать там, за чертой... И ей станет чуточку легче. Потому, что небытие, в которое она верила, наводило на нее некий ужас. Ох уж эти настроения. Что ж ты за человек, Арин? Все же понимаешь. Но, твой век короток. А незавершенных дел осталось слишком много. Или это последствия вчерашней истерии? Или ещё чего-то, что пока только родилось в её душе.
А может это всего лишь способ защитится от незнакомого мира. Но веры мерзавцем было куда больше, чем честным людям. Мерзавцы, в отличие от благочестивых, предсказуемы. Они руководствуются исключительно потаканию своим порокам, а их, воистину, не так много. А вот с хорошими людьми куда сложнее. Благодаря их умышленному причинению радости не одна голова распрощалась с телом. И не одно государство стерлось в памяти, ввиду своего исчезновения... Ох уж эти добросердечные, радующие о чужой душе, люди...
-Впрочем, мое обещание не будет иметь силу, если ты не станцуешь со мной. Прошу Вас, Печальный лорд, так я буду звать тебя. Не люблю имена, знаешь ли... - она протянула ему свою хрупкую, скрюченную руку...
Ему и впрямь пришлось теперь прекратить спектакль, казавшийся таким необходимым в застенках дворцовой жизни. Только сейчас чудаковатый реликт минувшей эпохи до конца понял, почему они с незнакомкой оказались в темном библиотечном зале. Уроды вечно тянулись друг к другу и даже не в поисках понимания. Лишь для себе подобных им не нужно было играть. И в этом те, кто не расстается с маской, находили единственное свое утешение.
Стеклянные глаза заблестели чуть сильней, поминутно наполняясь водой. Теперь ему нравилось слышать и понимать – постановка закончилась, зрители разбежались, а на маленькой деревянной сцене замели только два безликих слепых актера, ставшие жертвами чужих желаний и страстей. Кажется, они и не заметили, как опустились тяжелые бардовые кулисы, не видели и друг друга, а потому – продолжали играть. На деле же играл только он один, оставаясь до последнего уверенным в том, что если Белый Мастер еще не рухнул с помоста, нужно держать роль и придерживать лицо. Сейчас иллюзии растаяли, как серая дымка облаков, гонимая холодным северным ветром. Той самой стихией, что принесла с собой в безразличные дворцовые коридоры и его, и Гостью и «проклятую хеску».
- Ах, если развести костры для всех, кто верить не умеет… Тогда на первом загорится, на радость публике, Святейший наш Зеница. Не станет пожирать хозяин сам, то мясо, что своим бросает псам, - с колючей ухмылкой Джоконды вымолвил звездочет.
Старое кресло надрывно и протяжно заскрипело, выпуская из своих объятий бескровное исхудалое тело Скульптора. Иссиня-черное одеяние чуть колыхнулось, плотно припав к непропорционально тонкой и высокой фигурке, будто вбирающей в себя легкие колыхания остывшего воздуха. А вот уже и сам алхимик, как сломанные часы, заскрежетал и защелкал в попытке распрямить длинный позвоночник. И от этого стал, как ветхая пыльная мебель – безобразным и жалким в своей бесконечной старости.
Его движения всегда напоминали плохую, прерывистую игру марионетки с расшатавшимися суставами. Медленно он завел искалеченную руку за спину, придерживая собственную талию, больше похожую на впалое брюхо мертвой собаки. Сейчас ворох просторных одежд необычайным образом стянулся на его теле, да так, что сквозь ткань почти проступали контуры ребер.
Все тем же способом Отравитель снял теперь с левой руки тяжелую перчатку, упавшую на лакированный дубовый стол с едва различимым шумом. Тонкие, длинные узловатые пальцы будто пробовали библиотечный воздух, плавно перебирая острые невидимые струны. Колдун коснулся своей бледной ледяной ладонью миниатюрной кисти незнакомки, а после чуть заметно качнул седой головой.
- Я потерял свое имя вечность назад. И не знаю теперь, смог бы я его вспомнить, если б хотел. Имена совсем не нужны, Гостья. В них так же мало смысла, как и во всем, что происходит на этой сцене. А где-то в темноте таится кукловод... Я слышу, что он хочет видеть танец, - и вдруг игрушка вновь застыла, будто оказалась под пронзительным лукавым взглядом всемогущего Повелителя Марионеток. Старинная шкатулка памяти вдруг распахнулась посреди беспорядочных мыслей, разгоняя их, как тусклая свеча умеет обращать в бегство ночные тени, заставляя их таиться в углах, болезненно извиваясь в страхе перед шипящим огнем. Сознание звездочета никогда не чувствовало тишины… Но сейчас навязчивые голоса и дикие помыслы оставили его в покое. И лишь звонкая, древняя, как мир мелодия вдруг заиграла на обрывках разума. Эта музыка воспаленного разума служила лучшим аккомпанементом для танца двух чудовищ. Теперь колдун ждал Гостью, не в силах потревожить ее своим движением. Сейчас он почти уверился в том, что одно неловкое касание заставит собеседницу развалиться на куски, как всегда случалось с его Скульптурами, требующими неустанного внимания и бережного обращения.
Отредактировано Бледный Господин (2014-01-10 18:09:54)
Она вспорхнула из кресла, словно бы забыла про болезнь, слабость и усталость. Нет, это все, конечно же, никуда не исчезло, только сейчас ей, действительно, хотелось станцевать этот танец. С другим — не стала бы, отвернулась, поджала губы. Даже с Логаном. Даже с Каримом. Не из гордости, не из жеманства. Просто не лежала её душа к таким мероприятиям, особенно в местах, где её хрупкое тело не могло угрыться от любопытных глаз. Достаточно им обоим будет её любви, прерогативу кружить её по каменному полу, она так запросто отдаст в руки Печального Лорда.
-Я так давно не танцевала, поэтому прости меня, если наступлю тебе на ногу — с наивной улыбкой сказала она, кладя руку на костлявое плечо. Или оно только показалось ей таким? Свои — не лучше, нечего чужие поминать. Чай у самой вешалка, а не плечи. И, как назло, герцогини тарийские с такими пышными формами расхаживают по даларским улицам, что рядом с ними страшно и присесть на скамеечку. Задавят, не заметят, расплющат. А тут — все вполне по свойски — худяк к худоку.
А ноги-то помнили, таки, заурядные «па», разученные много лет назад, с целью не опозорится в высшем обществе. Иногда, она танцевала с Ланти — также, без музыки, кружась по комнатам и смеясь — Ланти любил когда Арин смеется. И сейчас, она улыбалась, по-детски, пусть в этот момент рот её издавал совершенно недетские изречения.
-Так, и с кого же мы начнем? Кто станет первым в нашей расправе? При всем уважении, не думаю, что Зеница — есть первостепенная цель. Кто же больше других дурит голову народу? Я слышала пару имен, но думаю, сперва, стоит узнать у тебя — по твоему лицу я вижу, что у тебя достаточно тех, кто встал поперек горла... - она засмеялась и закашлялась одновременно, легко кружась с ноги на ногу. И была в этом танце она не Арин О'Двайер, а тарийской фея, вот-вот и раскроются крылья за спиной и ,улетит она в далекие края, где не будет всей этой опостылевшей жадности, зависти, ненависти... Но, крылья так и остались сложенными, покоиться под кожей. А Арин, по прежнему тешила себя идеей того, что может быть, она все-таки сможет порхать, несмотря на то, что обязательства, тяжким грузом, припечатывали к земле.
-Или, начнем с малого? Ты будешь слушать о том, что тут происходит — в твоем положении это удобней, а по вечерам, я буду внимать тебе перед сном, прямо здесь — у меня, знаешь ли, часто бывают званные гости. Надеюсь, сегодня они не ищут меня... - она подняла глаза вверх, словно желая прочитать на потолке ответы на свои вопросы. - А быть может, ты сделаешь мне подарок, в виде головы очень нужной мне информации.... - она понизила голос. - Беременна ли хеска, или же нет?
Вопрос, действительно важный. Слишком много зависит от того, будет ли у Карла ещё один наследник. И если есть даже самая маленькая возможность того, что все будет складываться не в пользу господина Никто — в партию вступит Логан, он то точно сумеет придумать, как расчистить О'Двайера путь к родству с титулованной особой. Даже если, титулованная особа уже успела перейти ему самом дорогу. Главное — сохранение власти, так ведь, Логан?
Волосы неприлично развивались по воздуху. Впрочем, какое кому дело? Никто и не видит, или Арин только на это надеялась?
Что-то игрушечное и тяжелое читалось в его движениях, четких, размеренных, сухих. Увы, колдун не обладал тем, что таилось внутри фигурки умирающей Гостьи, остававшейся такой настоящей и такой... Живой. И были лишенными легкости маленькие шаги, и были скованными движения, будто внутри белесого чудовища находились не суставы и кости, но ржавые пружинки, вздрагивающие при каждом легком касании увечной незнакомки.
Удивленно колдун, вслед за несостоявшейся феей, воздел пустой взгляд к потолку. Нет, он не искал ответов и даже не мог понять, откуда звучит эта повторяющаяся странная мелодия. Кто знает, что хотел седовласый разглядеть под высокими сводами? Быть может, лишь острые тонкие нити да подвижную крестовину в чьих-то сильных, покрытых венами, руках.
Улыбка обезобразила лицо Печального Лорда. Ах, он так любил улыбаться, но сейчас его охватила холодным огнем черная, густая, как чернила, зависть. Мастер никогда не умел улыбнуться так, как было дано Гостье. И от того он вдруг сделался комически-грустным. В трагической маске оказалось намного больше естественного.
- Когда вы будете говорить – я стану слушать. Когда вы будете слушать – я начну говорить, - произнес Белый Человек, все еще старательно искавший над своей головой пасы чьих-то рук. Ему показалось, что это должны быть очень красивые руки, и тогда он вспомнил про собственную изувеченную кисть, заведенную за спину.
Их танец представлял собою удивительный спектакль, в своей странной манере напоминающий мореску, а больше – пляску святого Вита. Никто из них не слышал единой музыки. И никто не сбивался с ритма. Будто странный недуг, подобный чуме, набросился косматым зверем на хрупкие тела, увлекая их в совершенно непонятном, но прекрасном танце. Так чувствовал себя он, будучи уверенным, что Гостья ощущает то же.
- Укажите цель и получите мое средство. И если безумие уничтожит предрассудки, если сумасшедший прольет над чашей достаточно крови… Тогда они окажутся в дураках, и каждого, кто был здрав, вы назовете безумцем, если решите сравнить. Ах, я перевернул бы мир с ног на голову, потому что только так мне удастся не быть сумасшедшим! – шипящий смешок чудовища отозвался глухим рокотом в глубине давящей тишины. Сдавленный, но острый, как стилет, голос вознесся ввысь, пролетел над шуршащими страницами раскрытых книг, колыхнул слегка пыльную вуаль переплетов и раскололся глумливым эхом, прежде чем нелепо упасть и замереть, точно навсегда.
- Ее Величество, «Проклятая Хеска»? Что ж, я не думаю. Или не хочу думать? Увы, мы с ней не оказались настолько близки, чтоб я мог ответить Гостье наверняка. Во всяком случае, пройдет достаточно времени, до того, как Кенгин сможет открыто заявить о наследнике. Времени… Ваша хитрая недавняя выдумка. Оно может спасти вас или погубить. В любом случае, мне понравилось, что именно вы придумали время. Это ведь значит, что время у нас есть? – колдун спросил чуть удивленно, хотя нечто совершенно несерьезное можно было прочесть в его скудной мимике. В полумраке библиотеки на секунду могло показаться, что мертвый белесый лик вдруг обратился в лицо, живое, настоящее, человеческое. Жаль, что эта иллюзия никогда не давалась звездочету хорошо…
Отредактировано Бледный Господин (2014-01-19 16:56:51)
Шаги легкие, мысли — скользкие, полы — каменные, души — свободные. Как никогда, свободные. Ветры по коридорам гуляют, зазывают ночные демоны, просят душу взамен вечной жизни. А на что Арин вечная жизнь? Кто знает? Пережить детей, пережить любимых, пережить все, что когда-то было дорого? От чего теперь душа трепещет, через тысячу лет и не вздрогнет даже. Нет, демоны, прочь идите, она лучше станцует этот танец с безумцем.
-Красивая у тебя улыбка, Печальный Лорд. Честная... - сказала она, делая ещё один шаг, и не соврала — что-то незыблемо притягательное скрывалось за безобразным оскалом, что-то особенное, понятное только ей. Но, времени у них, как раз, было не много. Час предрассветный — час неспокойный. И ещё пару минут она позволит себе покружить в скотской кадрили, под музыку шкатулки, подаренной Логаном когда-то давно... Хорошая была шкатулка, знать бы где она теперь...
-Указать тебе цель? Моя цель — избавить это место от хесов. Пусть будет моя прихоть — не хочу рядом с ними землю топтать. В нашем роду не любят бледнолицых — от них много шума. А я не люблю, когда громко. Не люблю, когда много амбиций, когда много завистников. Хочу сберечь то, что мне подарила судьба....
Прервалась тарийская девка, остановилась. Подняла глаза свои к потолку, будто бы силясь разглядеть на нем ответы на давние, тревожащие вопросы. Смотрела пару секунд, а потом, неожиданно взяла, да и обняла старого звездочета, будто бы так оно и надо. Дите же, что с нее взять. Жила в изоляции, да и теперь ничего не поменялось. Как была юродивой, так и будет — только теперь вместо презрения, ей ложь по статусу полагается. Велика ли разница, что в глаза скажут? Главное, что в душе чувствуют... А что если Логан разлюбит, Карим изгонит? Что ей останется?
-Я, Печальный Лорд, очень боюсь, что останусь совсем одна. То ли я берегу, что надо? Или мне себя поберечь...
Заблестела паутина, попалась в нее Арин. С каждым шагом странного танца, все больше увязала в чужом безумии. Крылья опалила девка о солнечный свет, а в темноте ждет её погибель. Так все одно — болезнь заберет себе тело, но той твари, что в грудине живет, так просто жизнь её не высосать, плоть не сожрать, кровь не выпить.
-Я отдам тебе свою кровь, только подскажи мне, как сделать так, чтобы Карим и Логан остались жить счастливо? Только не темни, прошу тебя. Скажи прямо... А что до времени... - она высвободилась, неслышно падая на стул, и её тонкая тень, заплясала на полу, вторя танцу пламени свечи. - У меня есть года два. Нам с тобой, я думаю, хватит... Предсказал мне один, что умру спустя два года после того, как кровью плеваться стану. Пусть, тому и быть так.
Волосы по плечам черными змеями заструились. Больно девке, страшно девке, одиноко горемыке. Был слуга — забрали. Кому теперь ей песни по вечерам петь, кому по голове гладить, кому слезы платком вытирать? Нет таких ныне, только вот Печальный Лорд, да она — два сапога пара. Убогие, но непоколебимые. Как мать учила — сильные из тени за нитки дергают, слабые на свету пляшут? Пусть пляшут, все попляшут — и брауни этот скорбный, Зеницей которого зовут, что давно лапшу народу на уши вешает, а народ знай — с ушей да в рот. Пока брюхо сыто, за любым пойдут, любую муку стерпят, лишь бы хлеба не лишали, да глотку не рвали. А ведь тот-то может, в чем его и опасность — его армия против армии Императора выстоит. Пока блажь у Александра на светскую власть не претендовать — дыши Карим спокойно, а завтра ударит хмель старому под манию — и что ж будет? Его Орден, на него Империя молится. А ежели этому хмырю вздумает переворот устроить? Не хорошо такую змею при дворе держать, да и извести на тот свет просто так не получится — хитер Зеница, много лет землю топчет. Не совладать с ним просто так. Ну, одна голова — хорошо, две — ещё лучше, а три уже заговор. На том и решим.
Музыка все не смолкала. Так надрывно скользили смычки по венам, раскрывая их, заставляя брызгать багряной росой где-то в лабиринтах подсознания. Старинная бессменная подруга, преследующая Мастера целую вечность, вновь почтила его своим визитом. Гемикрания чеканила на висках, покрытых инеем волос, свой безумный заунывный, четкий ритм. Но старик не заметил визита своей милой спутницы – мигрени. Музыка звучала. Пульсация густой крови творила ее мелодии. Колдун улыбался. Танец неумирающей птицы мог бы продолжаться бесконечно, ибо в вечности своей чудовище давно позабыло о существовании… Времени.
Он смеялся бы сейчас. Странно, уродливо, отталкивающе. По-настоящему. Но совсем не так, как умеет Гостья. Познавший жизнь и смерть сейчас готов был разорвать своим хохотом и то, и другое. И даже удивился безумец странному желанию своему, ведь орудие чужой воли никогда не умело желать. Фантасмагория сумасшествия всегда не больше, чем рисунками на песке. Казалось, вот они, есть, их можно видеть и веровать. Но расколотый разум так похож на штормящее море. И волнения, колебания его способны рушить любые правила и препоны.
Седовласый слушал незнакомку и чем больше говорила та, тем сильнее крепчало смятение на углях угасшей души. Так удивительно оказалось Скульптору смотреть за повадками существа столь странного, но так невозбранно… Живого. Кто она, в конце концов? По чьей злой воле оказалась здесь, перед ним, в роли просящей? Что за силы держат сосудом это прекрасное в своем безобразии тело? Отравитель так свыкся с ролью игрушки в красивых руках чего-то страшного и грандиозного, что, казалось, увидел в лице ночной Гостьи один из множества безупречных ликов, отраженных в амальгаме осколков зеркального рассудка. Как же долго… Семьдесят пять лет он собирал кусочки совершенного лица, резал в кровь руки, смеялся, рыдал, но складывал их воедино только для того, чтобы разбить. Совершенный лик Галатеи мерещился безумцу всюду! Но Гостья… Не была похожа на Госпожу Разбитых Грез. Ее тело даже не пригодилось бы в работе, больше всего напоминающей труд Сизифа. И от того делалось Мастеру жутко, что впервые за целую вечность морок, застилавший усталые глаза, стал рассеиваться. Минуту назад покорная игрушка просила лишь цели, как подачки с ладони Играющей. Но сейчас, чудовище пронзила единственная, дикая в своей неожиданности, мысль: ведь у него тоже может быть своя… Цель.
- Играть с судьбой – опасное дело, незнакомка. Каждую ночь я воевал с ней во сне, до тех пор, пока сны не перестали видеться мне навсегда. Теперь я сплю наяву и грезы мои страшнее всякого человеческого кошмара. Фортуна своенравна, и если захочет – она отберет у вас все, что бросила к вашим стопам. Но если нет – вам незачем с ней сражаться, – марионетка застыла в странной неестественной позе, являвшейся частью лихорадочного танца. Так, будто кукольник ожег свои красивые руки о крестовину и тоже замер где-то наверху, роняя на свою игрушку крупные капли алого сока и теплых солоноватых слез.
- Вы смерти хотите. Не своей, но чужой. И я не откажу вам в этом. За время, вам отпущенное, можно переломить бесчисленное множество жизней. Если вы захотите – это будет яркий спектакль. Умея правильно расставить фигуры на доске, за пару ходов возможно упиться победой. Я дам вам средство. Любое. И даже помогу управиться с доской. Взглянув на нее с моего ракурса, вы обязательно найдете все ответы. И вы поймете, что желанно более всего Герцогу и Наследнику. Но пока – ваш вопрос мне неподвластен. И кровь Гостьи совсем не сможет здесь помочь. Однако, если Гостья в самом деле хочет сыграть со Звездочетом – он… Я потребую взамен нечто иное, - голос холодом резал слух, взывая к животному неподдельному страху. В этом звуке не вмещалось ничего человеческого. Эмоции не пятнали слова, впивающиеся в открытый разум стеклянным крошевом. И потому тишина казалась еще более пронзительной и невыносимой. Он сделал паузу.
- Одна лишняя жизнь может оборвать тонкую паутину игры. И жизнь эта – моя. Я – чудовище. Я сомневаюсь, что меня, в самом деле, можно убить. Однако, Гостья вполне может представить, насколько сильно обрадуются церковники, получив достаточно информации… Обо мне. Власть, Гостья, – предмет крайне непостоянный. Тот, в чьих руках она гнездится сегодня, завтра висит на городской площади, радуя своей плотью воронов. Мне не нужна власть. Но я не хочу скитаться в ночной библиотеке. Сейчас – власть вытекает водой из рук одних и падает в иные, уже раскрытые ладони. Это – удобный момент. И если бы Гостье удалось лишить меня надобности таиться в темноте, как ночному демону, удалось помочь мне выжить, не истаять вместе с утекающей властью-водой… Тогда я смог бы начать игру, призванную породить все искомые ответы, - из его путанных слов вполне можно было вычленить смысл, увитый паутиной безумия, точно погребальным саваном. Теперь это являлось целью Скульптора. Привыкший оставаться за кулисами, он, конечно, не желал иного. Но сейчас Гостья имела неосторожность рассказать слишком многое. Время правления Императрицы Эдит могло оборваться резко и внезапно. А вместе с ним лопнула бы и тонкая нить неестественно-долгой жизни Безумного Мастера. И даже ему приходилось сейчас думать о путях возможного отступления.
Вы здесь » Далар » Дворец императора » Чтение впотьмах