Добуду больше, чем нужда,
Руками голыми добуду,
Легко, без всякого труда,
Вся трудность только в том, откуда?(с)
Ногу скручивала болезненная агония. Перед глазами снова темнело, только кроваво-алое пятно... нет, небольшое, но достаточное, чтобы вздрогнуть и опомниться.
- Миад! - не закричал, но прохрипел оруженосец, выпустив кинжал, который звякнул об пол. Он хотел поймать руку девушки, но промахнулся или не успел. Сам не понял. Вдруг грудь что-то сдавило, и неведомая сила выпрямила его, не дав упасть окончательно и утянуть за собой баронессу. На мгновение стало тяжело дышать. Всё тело ломала боль, но разве мог сравниться слабый её отголосок с той, что раздирала ногу?
Его усадили, но отнюдь не мистическая сила, а милорд Хоган. Хоган?! Этот старик, который сам едва передвигал ногами? Миру некуда было переворачиваться, он уже стоял вверх корнями и отражался в начищенном до блеска подносе, кривясь и искажаясь перед, и без того, не видящим взглядом младшего Корбо.
Всё слишком быстро менялось. То, что Эмери стал вдруг немощен, ещё можно было понять, но чудесного выздоровления милорда разгадать не удавалось. Нет, канцлер скорее бы растянулся рядом на полу. Помимо того, что он просто не стал бы пытаться поднять непосильную ношу...раньше. А теперь? Он в мгновение оказался возле своего слуги, подхватил его, с себя ростом, да и весом не пушинку, и перетащил к кровати. Ещё и удерживал теперь. Как, как можно было это понять?
Левая нога — подсказывал разум, - левая. Верить ли этому? Чему? Верить можно было всему. Нужно было верить! Шрама никогда не было у Корбо, но был у Хогана. Это ли не правда. Он чувствовал её, но не подпускал к себе.
Оруженосец вскинул голову, почти забыв о боли. Нет, не забыл, иначе бы он вскочил вновь и вновь упал бы.
- Демон, милорд? Откуда вам известно это? - зло спросил Эмери. Голос его скрежетал, как несмазанные петли, а вопрос прозвучал одновременно с вопросом господина, голос которого оказался куда громче:
- Что ты сделала с ним?
- О, ничего такого, чего сам бы он не желал и на что бы не соглашался...
Я верен скромной правде. Только спесь
Людская ваша с самомненьем смелым
Себя считает вместо части целым.(с)
- Желал?! - Эмери дёрнулся, но слабо, так что остался сидеть на месте. Он уставился в темноту, откуда вскоре выступили знакомы женские черты. Перед ним был демон, сомнений почти не осталось. Но клевета её резала слух оруженосцу. Такая ложь, которую произнесла она так, словно верила словам своим. Она обманом заставила подчиниться ей, околдовала, сомнений не было, а теперь...
- О нет, ты лжёшь. Коварная тварь, - с нечистой силой быть на «ты» - опасно. Он об этом не задумался - злость не позволила. Эмери ненавидел шазийку и, если бы мог, то руки его уже сомкнулись на её изящной шейке, но не возможно задушить воздух. От ярости даже голос его прорезался, хотя и оставался неузнаваем:
- Ты просила помощи. Разве нет? Завлекала! Ты просила меня... - он запнулся, опомнившись. Миад, она ещё здесь. Где-то... здесь.
Злость немного отступила. Совсем чуть-чуть, но этого ему хватило. Раскаяние оказалось страшнее, чем можно было представить.
Да, ведьма врала. Он не вступал с ней в соглашения, сила и власть были предложены уже после того, как цепь овила шею, и разве раб может не принять дары господина? Всё так, но не желал ли Эмери сам того, что перечислила чёрная бестия? Он был и впрямь алчен до желаний, хотя прежде ни единая душа о них не догадывалась.
Эмери жаждал власти — она даровала рыцарю миг, когда он чувствовал себя господином над нею. Всего мгновения, но оно было и было прекрасно, как бы оруженосцу теперь на казалось отвратительно.
Эмери мечтал доказать семье, отцу и братьям, что он чего-то стоит — Чёрный рыцарь неплохо показал себя на турнире и, если отец его видел, то должен был гордиться младшим сыном. Не Эмери, но рыцарь поставил надменного брата на колени, доказав ему, что на любую силу найдётся другая, большая.
Эмери желал любви свободной — и рыцарь освободил Миад от ненавистного ему мужа. Да, Эмери никогда не желал смерти самой Миад, и за это Демону не будет прощения, но не сам ли оруженосец погубил свою возлюбленную запретным чувством, соблазнив её на путь, ведущий в пропасть?
Эмери желал силы воли и смелости противиться сильнейшим — рыцарь в тронном зале ранил, а может и убил, Карима, что нависал над ним подобно тени и не раз оруженосцу хотелось покончить с шазийским купцом как можно скорее.
Рыцарь исполнил всё, на что Эмери не доставало духу!
Взглянув в себя, оруженосец ощутил, насколько были глупы его мечты, насколько велика гордыня. Он понял, почему не суждено было Чёрному рыцарю одержать победу — Эмери был ненасытен.
Разочарование протянулось чёрной лентой в его разуме. Тварь, висевшая в воздухе, знала насколько он ничтожен и видела его насквозь. Потому он был ей неинтересен. Проиграл. Там, у кровавой стены, когда он стоял пред нею на коленях, скука дамы не была игрою, а улыбка стала насмешкой.
Он всё ещё смотрел на леди Ригат, что сидела возле его кровати. Теперь она была облечена в чёрное. Эмери ненавидел её! Но в то же время, чувствовал, что его всё ещё тянет к этой женщине, что она вызывает в нём животные чувства, не смотря на всё отвращение к ней. Он всё ещё её желал. А она даже не взглянула на него.
Злость вернулась к нему, охватив голову большим пламенем, чем желание. Он схватил камень и дёрнул его с шеи. Цепь должна была разорваться, но нет, не он её ковал. Кровь проступила на шеи, но лишь потому, что там уже и без того была натёрта тонкая борозда. Тогда Эмери снял цепь, которая запуталась в седых волосах. Только сейчас он заметил серебристые пряди. Даже не удивился.
Выпутав камень, он оттолкнул руку господина, а затем зашвырнул изумруд в голову владелице.
- Отправляйся в ту бездну, из которой вышла! - голос вновь сорвался и последнего слова расслышать было почти невозможно. А уж надеяться, что демон повинуется ему...
Даже звери умудряются обходить капканы. Эмери не был зверем, он был идиотом. Потому что иначе не назвать того, кто третий раз намеревался проверить больную ногу на прочность, заведомо зная, что его ждёт.
Отредактировано Эмери Корбо (2013-11-23 22:27:33)
