- Ну как же? Есть много чудесных светских тем - природа, погода, виды на урожай, - с явной иронией ответил Рыжий. - А если серьёзно... Миледи, пустые разговоры тем и плохи, что не имеют смысла. А вкладывать в них смысл, пряча его за вуалью слов я, увы, не умею, - пожал плечами Бьорн. Не то и вправду сожалел о собственной отдалённости от высокосветских искусств, не то опять говорил с иронией - мужчина и сам не мог бы толком сказать. - В навязчивости скорее можно упрекнуть меня за то, что вызвался вас провожать, фактически, не спрашивая разрешения. Но мне было необходимо с вами поговорить. А дерзость... лучше дерзкая правда, чем приятная слуху ложь пополам с ядом, - поморщился он. - Надеюсь, у нас с вами всё-таки получится со временем найти общий язык.
К счастью - или к сожалению, - Балликенна была всё-таки замком, и замком не столь большим. Так что времени на долгую пространную беседу у будущих супругов не было - зал, лестница, на которой Бьорн вежливо подал даме руку, помогая подняться, короткий коридор. Не стоять же, право, беседуя под дверью, и не напрашиваться же «в гости».
- Доброй ночи, миледи, - попрощался Рыжий. Хотел ещё добавить что-то, вроде пожеланий хорошо отдохнуть, поскольку завтра им обоим предстоит довольно трудный день, но в последний момент передумал. Как будто принцесса и сама не знает. Да, может, она и счастлива забыть, но ведь всегда найдутся «добрые» люди, готовые прийти на помощь, оказать всяческую поддержку и участие, а на деле - просто терзаемые любопытством.
Поэтому он ограничился только вежливым прощанием и коротким поклоном, после чего спустился вниз. Весь путь туда-обратно занял едва ли больше пяти минут, и даже самые злые языки вряд ли могли усмотреть хоть что-то неприличное в столь коротком и, честно говоря, весьма сомнительном уединении пары.
Окинув взглядом зал, Бьорн понял, что веселье пока ещё не собирается заканчиваться. У самого Рыжего не было и толики желания присоединяться к всеобщему празднику жизни, поэтому он просто пересёк зал, кивнул на выходе алацци и вышел на улицу.
Стоило закрыться за спиной тяжёлой двери, и вокруг оказался другой мир. Будто шаг через порог был шагом в какие-то иные сферы, в мир покоя и тишины. Здесь схватился лёгкий морозец, а тишину холодной ночи нарушали только едва слышные шорохи. Где-то скреблась мышь, а, может, целая крыса; где-то вверху тихо позвякивали латы шагающего по стене часового. Он, кажется, что-то тихонько мурлыкал себе под нос - то ли развлечения ради, то ли чтобы не заснуть, а, может, это просто была привычка.
Бьорн присел на ступеньку, привалился спиной к стене и принялся разглядывать высокое тарийское небо. Здесь были, на первый взгляд, совершенно те же созвездия, что и дома. Но в высокогорье небо казалось гораздо ближе...
Здесь было легче. Потихоньку отпускало напряжение, размыкались оковы долга и правил, в которые Бьорн добровольно заключил себя, когда согласился отправиться служить в Далар. Как было бы, наверное, просто - не разговаривать, не убеждать, а прийти и взять силой то, что, собственно, твоим и является. Брат точно сделал бы именно так. И отец, наверное, тоже. И поколения предков до них именно так и делали. Одному только Бьорну надо решить дело миром...
Может, я вообще не хес? - насмешливо подумал Рыжий. - А что, согрешила матушка с каким-нибудь заезжим менестрелем...
Правда, мысль эту мужчина поспешил отогнать. Неправильно это, подозревать покойных родителей в недостойном. Особенно, когда никаких доказательств нет.
- Что-то случилось, милорд? - Пегий как всегда подошёл настолько тихо, что и Бьорн его не услышал. Куда там, этого паренька и сторожевые псы не слышали...
- Ничего нового, - отозвался Рыжий. - Как здесь обстановка?
- Я посты проверил, - хозяйственно отозвался парень, как будто он был начальником караула, и проверка стражников являлась его прямой обязанностью. - Ничего так, вроде не спит никто. Но время ещё раннее, их перед рассветом лучше снимать. Ну, то есть, проверять, - поправился он.
- Что говорят?
- Недовольны, что хесы приехали, - хмыкнул Пегий. - Ну, ещё расстроены, что на празднике погулять сейчас возможности нет. Ещё принцессу жалеют, что ей замуж надо выходить; я так понимаю, её тут любят. А я вот её тоже посмотреть не успел... Как она, красивая хоть? - с сочувствием поинтересовался юноша.
- Красивая, - со вздохом согласился Рыжий. - Как и положено принцессе.
- А почему вы тогда здесь, а не с ней там? - удивился парень. Вопрос был логичный, но что на него мог ответить Бьорн, да ещё ответить мальчишке, если он и сам не знал, что его и почему не устраивает?
- Наверное, устал просто, домой пора, - хмыкнул Бирген.
- Да, мне тоже Тара уже надоела, - согласился Пегий. - Вот приеду домой, все, небось, восхищаться будут. Матушка моя на язык бойкая, уж небось так расхвалила перед соседями, что хоть домой не возвращайся...
- Ты так и не передумал шпоры принять? - спросил Бьорн. - Ланс ведь точно имеет право посвятить тебя. Наверное, я тоже могу, но здесь я не уверен...
- Милорд, ну, вы же всё понимаете, - вздохнул юноша. - У милорда Виндсдейла будут большие неприятности, если он вдруг посвятит в рыцари отпрыска опального рода. Пока мы сидим в провинции, император закрывает глаза на то, что род ещё жив, а если я стану рыцарем...
- А ты не думаешь, что именно это станет искуплением греха предков?
- Вряд ли, милорд, - качнул головой Пегий. - Ну да ладно, пойду я. Хочу в лес сходить, послушать.
- Иди, - кивнул Рыжий. Юноша послушно растворился в полумраке, а хес, вновь откинувшись на стену, прикрыл глаза и погрузился в блаженное состояние, когда в голове уже нет мыслей, но нет и сна. Звуки ночи очень хорошо помогали отвлечься от всего бренного и дать отдых бессмысленно мечущемуся разуму.

Утро началось, как и положено, на рассвете. Правда, из местных просыпались не все - кто-то перебрал с вечера, у кого-то просто не было никаких дел в такое время. Воины же проснулись все. Просто сейчас была возможность сладко потянуться, позевать, и вообще никуда не спешить. Посмотрев на эти блаженные физиономии, Бьорн ощутил острую жажду деятельности, поэтому буквально пинками выгнал весь отряд за ворота крепости.
- Милорд, ну, праздник же... - робко протянул позёвывающий в кулак Пёстрый, который сменился с вахты только в полночь, и сейчас остро завидовал той паре, что дежурила утром - они единственные из всего отряда сейчас спали.
- Поговори у меня, - фыркнул Рыжий, стягивая кольчугу, за которой последовала и рубаха. - Ланс, поучи этого говоруна, чтоб жизнь мёдом не казалась. Сверр, Ольгерд, а вы меня вдвоём погоняйте, что-то нас неровное количество...
- Кто кого гонять будет, - проворчал Ольгерд, молодой хес, предпочитавший двуручный меч, также по примеру старших товарищей разоблачавшийся. Сверр ещё и сапоги снял, оставшись в одних брэ.
Утренний морозец бодрил, а отсутствие ветра позволяло ощущать себя вполне комфортно. Разбившись на группки и разошедшись на достаточное, чтобы не мешать друг другу, расстояние, мужчины вразнобой приступили к разминке и тренировке. Окинув подчинённых взглядом и удостоверившись, что пары получились вполне удачные, Бьорн подобрал Лин и принялся раскручивать её, разогревая мышцы.
На тренировку обученных воинов всегда приятно посмотреть; это сродни пляске огня, зачаровывающей и непрерывной. Как выделить в едином слитом движении отдельные выпады, стойки и уклоны? Всё это видно у новичков, а здесь новичков не было. Все, кого взял с собой в Балликенну Бьорн, были неоднократно проверенными людьми, на кого можно было положиться. Любому из них Рыжий доверил бы прикрывать свою спину; как любой мог бы довериться своему командиру.
Тренировка хесов за счёт достаточно экзотического, особенно в свете погоды, внешнего вида и так смотрелась наиболее впечатляющей, а уж учитывая расклад двое на одного...
Бьорну было тяжело. Всё-таки, у Сверра был огромный опыт, а Ольгерд, несмотря на молодой возраст, был уже хорошим, опытным бойцом. Но хотелось - как же демонски хотелось выложиться не на сто, на двести процентов. Не дать мышцам привычную нагрузку, чтобы сохранить навыки, а вот так на надрыв, будто это не тренировка, а бой в кольце врагов. Не в пелене кровавого безумия берсерка, а в своём собственном, живом и чувствующем теле. Чувствовать, как напряжённо вырывается сквозь зубы хриплое дыхание - вдох на два счёта, выдох, вдох на два счёта, - сбиться с которого значит умереть. Как стекает по коже, по вязи застарелых шрамов едкий пот, заливающий глаза. И, главное, не думать ни о чём. Ни о долге, ни о том, что сегодня предстоит и предстоит всю оставшуюся жизнь.
Не было сейчас этой жизни. Был смертельный танец с хищной сталью - секира, два топора и клинок писали в морозном воздухе затейливую вязь, а три сильных зверя сошлись там, где победившему одна награда - жизнь. В хесах было куда больше дикости, чем пытались они доказать иным народам; и сейчас это было отчётливо видно.
В какой момент тренировка перестала быть тренировкой, не заметил никто. Кроме, пожалуй, опытного в таких делах Сверра, которому вдруг стало значительно сложнее сдерживать натиск своего командира. Пару минут он ещё продолжал колебаться - как бы поаккуратней прекратить происходящее и выяснить, что ж обычно сдержанного Бьорна так накрыло, но за него всё решил Создатель.
- Милорд Бирген, ваше распоряжение выполнено! - зычный голос подошедшего на рысях сотника прокатился над равниной. Рыжий замер на замахе, подавив инерцию секиры неимоверным напряжением мышц. Оглядевшись по сторонам, Бьорн заметил взмыленного и тяжело дышащего Ольгреда, опирающегося на воткнутый в землю клинок и виновато хмыкнул. Сверр, глянув на выржение лица командира и существенно побледневшего младшего товарища, расхохотался.
- Погонял ты нас, верно Ольгерд боялся...
- Доброе утро, милорд, - кивком поздоровался следовавший за сотником монах. Кроме них прибыл ещё десяток рыцарей. - Вы правильно сделали, что не стали ждать, - проговорил он, слезая с лошади. - Эти твари вызывают у меня серьёзные опасения.
- И вам доброе утро, брат Кайл. Увы, боюсь, придётся всё-таки подождать до завтра. На сегодня назначена свадьба, - пожал плечами Рыжий. Полуобнажённые хесы, окутанные на морозе паром, походили скорее на порождения Дьяболона, вырвавшиеся из пекла. Но монах только усмехнулся собственной ассоциации.
- Что ж, раз вы так считаете. Но я бы предпочёл сегодня всё-таки осмотреть окрестности... Вы извините меня, если я вдруг пропущу торжество?
- Разумеется, брат Кайл, воля ваша. Ладно, пойдёмте в замок.

Вторым номером развлекательной программы для стражников на стенах и просто праздношатающихся стало обливание хесами ледяной водой из колодца у конюшни. Причём делали они это с почти детским восторгом, а начал развлечение Сверр, махом окатив из ведра командира. Командир внакладе не остался; в итоге облиты оказались не только хесы с ног до головы, но и все, кто оказался в опасной близости. Не пострадал разве что маг, стоявший неподалёку и наблюдавший за вознёй с выражением лица добродушного папаши.
Здесь возникла ещё одна проблема - закономерная, в общем-то, но заранее про неё никто не подумал. Вместе с хесами промокла и их одежда. Правда, всерьёз озадачиться поиском чистой одежды никто не успел.
- Горячий ветер, - невозмутимо скомандовал монах. Оглядев мигом высохших взрослых детей, довольно улыбающихся, насмешливо хмыкнул. - Милорд, не сочтите за дерзость, но я велел вашему сотнику найти и привезти ваши парадные одежды, - тем же невозмутимым тоном проговорил брат. - Вархес, вы выполнили мою просьбу?
Сотник возник буквально из-под земли с сумкой на плече, как будто только и ожидал зова.
- Не сомневайтесь, брат, всё как полагается, - расплылся в довольной улыбке он. Кажется, с недавнего разноса он чувствовал себя виноватым, и пытался всячески эту вину загладить.
- Спасибо. Иди, отдыхай, - забрав сумку, Рыжий ободряюще хлопнул его по плечу. - К самому интересному точно проснёшься. Брат Кайл... Не знаю, как вас и благодарить, - вздохнул хес. - Сам я, пожалуй, вспомнил бы об этом только сейчас, когда было бы поздно...
- Молодым людям свойственно забывать о традициях, а вчерашним утром вы находились в глубокой задумчивости, - с убийственно серьёзным лицом кивнул монах.
- Кхм. Меня всегда восхищало ваше умение выбирать обтекаемые выражения, - фыркнул Рыжий, быстро переодеваясь в привезённую одежду. Если подумать, "тяжёлое похмелье" в какой-то мере действительно можно было назвать тем словосочетанием, которое употребил брат Кайл...
- Профессиональная привычка, милорд, - сдержанно улыбнулся монах.
- Да, к слову о традициях! Брат Кайл, боюсь показаться вам полным невеждой, но я понятия не имею, как проходит свадебный обряд. Не могли бы вы мне вкратце описать предстоящее действо?
- Лучше я буду подсказывать по ходу действия. Конечно, я не являюсь вашим духовником, да и профиль у меня несколько иной, но ради такого случая можно сделать исключение, - слегка пожал плечами монах. В переводе на человеческий, это можно было толковать следующим образом. Благословлённое Императором бракосочетание одобрила и верхушка Ордена, и брат Кайл, помимо истребления тварей, прибыл в замок с целью проконтролировать процесс. То есть, если кто-то попытается расстроить свадьбу, наткнётся на активное сопротивление. Как хорошо, что брат Маэль Канмору мозги вправил раньше, - с искренней радостью подумал Бьорн. Если раньше он даже надеялся на явление монаха, который спалит к демонам весь этот забытый создателем замок, то сейчас, справившись с гневом, понимал - лучше пойти на что угодно, лишь бы не выводить из себя этого сдержанного монаха. - А пока мне бы хотелось поговорить с братом Маэлем...
Искренне посочувствовав обаятельному капеллану - сухощавый пожилой монах, жаждущий что-то знать, превращался в страшного зверя, выпивавшего из собеседника все силы (Рыжий знал это не понаслышке) - Бьорн распрощался с Кайлом до венчания.

Остаток дня прошёл в каких-то бессмысленных и бестолковых действиях, и Рыжий, даже постаравшись, не смог бы вспомнить, чем занимался всё это время. Как бы там ни было, в положенное время он, чувствуя себя часовым на ночной вахте, стоял между двух монахов на ступенях маленькой часовенки в ожидании невесты. Брат Маэль, в парадных одеяниях исполнявший обязанности священника, и брат Кайл, в своей неизменной и совершенно обыкновенной дорожной одежде серо-коричневых цветов, притаившийся в тени жениха, напоминали тому (жениху, в смысле), попеременно то две неподвижных колонны, то конвой.
Почему-то Рыжий нервничал. Наверное, с непривычки; жениться-то ему раньше не доводилось. Впрочем, нервничал он, как и подобает воину - с невозмутимой физиономией и сцепленными за спиной руками. Раздражало только стойкое ощущение, что оба монаха прекрасно знают, что чувствует хес, и втихую насмехаются. Глупо, конечно; ничего смешного в этом не было, да и подозревать братьев в подобным было верхом идиотизма, но... От ощущения отвязаться не получалось. Бьорн чувствовал себя не в своей тарелке, как одинокий в степи саксаул, неизменно притягивающий внимание всякого путника, и это демонски злило.
Наверное, задержись невеста надолго, и жених точно что-нибудь нехорошее сотворил. Но переминающиеся с ноги на ногу тарийские воины вдруг, как по команде, вытянулись, вскинув клейморы, а проклятые волынки взвыли так, что у хеса заныли зубы. Вой напоминал предсмертный стон какой-то безобразной твари, и Бирген от всей широты души пожелал ей кратчайшей агонии и поскорее сдохнуть.
Правда, когда в сверкающем коридоре появилась невеста, удалось несколько взять себя в руки. Во-первых, всё внимание тут же переключилось на неё, а, во-вторых, красота, она как-то облагораживает даже самых мрачных хесов. А сегодня не признать, что леди Маккена - красива, мог разве что слепой. Следовало отдать долг таланту художника, умудрившегося превратить вчера эту деву в ту испуганную замарашку...

Как показала практика, ничего сложного в свадебном обряде не было. Все говорили, говорили, говорили и ничего особенного не делали. Вполуха слушая священников - брат Кайл не удержался, и таки тоже вставил свои пять медяков, - Бьорн развлекался тем, что искоса разглядывал крошечную капеллу и свою невесту.
На последнюю смотреть было грустно. Нет, к леди Маккена никаких претензий, она была безупречна. Вот только Рыжий едва удерживался от того, чтобы не проворчать что-нибудь ругательное в адрес эстетов, одевавших леди и не позаботившихся о накидке. Правда, мужчина подозревал, что если он сейчас поделится плащом с девушкой, это может что-нибудь нарушить в чётко выверенной схеме обряда, поэтому он старался лишний раз не шевелиться.
Он уже смирился и с собственным отсутствием выбора, и с отсутствием выбора для своей молодой невесты. Правда, всё никак не получалось представить, как они будут жить вместе? Будут чужими людьми, связанными лишь долгом продолжения рода? Этого почему-то не хотелось. А вот чего хотелось - сформулировать никак не получалось.
Несколько минут монахи запугивали молодых унылой и занудной перспективой совместной жизни. Потом молодые обменялись не менее мрачными клятвами и симболонами. Рыжему, повинуясь тихому шепоту брата Кайла "нагнись", пришлось глубоко склониться, чтобы леди Эсме не пришлось подниматься на цыпочки, и он подумал, что, наверное, проще было преклонить колено. Правда, тут опять вопрос к протоколу этого дурацкого обряда..
Последним пунктом были поздравления, и искренними среди них были не так чтобы многие. Правда, тут уже Бьорн не выдержал мучений своей теперь уже жены и набросил ей на плечи свой плащ, который был девушке явно велик и ощутимо мёл пол.
В общем, когда их наконец выпустили из капеллы и отправили на свадебный пир, оказалось возможным вздохнуть с облегчением. Там единственной неприятностью была местная музыка, но с ней не обладающий утончённым слухом Рыжий быстро смирился. Настроение, подправленное кубком вина и зрелищем искреннего народного веселья, подобралось к отметке "а жизнь-то налаживается". Ведь самое страшное уже позади, дальше ожидают только мелкие бытовые трудности, никаких глобальных потрясений. И всё было даже неплохо, пока не зашла речь о танцах...
- Может быть, милорд Виндсдейл окажет мне любезность?.. - тихонько уточнила эта удивительно проницательная женщина.
- Миледи, - с трудом сдерживая улыбку, так же тихо ответил ей Бьорн. - Мне очень жаль, но ваш супруг кретин. Мог бы догадаться, что вечером будут танцы, и посвятить им пару часов днём вместо того, чтобы... бить баклуши. А сейчас... Ланс-то не откажет, но не всю же жизнь прятаться у него под плащом! - он всё-таки фыркнул от смеха. - Может быть, вы окажете мне честь, и преподадите урок танцев? Надеюсь, нам, по крайней мере, удастся развлечь гостей, - заговорщически подмигнув, Бьорн поднялся из-за стола и, отодвинув девушке стул, предложил ей руку, чтобы провести к центру зала.
Отчётливо услышав, как шумно поперхнулся вином при виде этого сидящий с ближнего края нижнего стола Сверр, Рыжий философски хмыкнул. Удивление старого хеса было не вполне закономерным - всё-таки, Бьорн всегда любил шумные застолья. Правда, за танцами он обычно наблюдал со стороны, потому что, как правило, к моменту их начала уже не то чтобы не мог стоять на ногах, но ленился это делать. В детстве их танцам никто не обучал, в юности вовсе было не до того... Так, в конце концов, надо же когда-то начинать!
Утешало одно - с координацией и пластикой у него особых проблем никогда не было.

-... боюсь, что нам понадобится протрезвляющее заклинание. Ведь такое бывает, отец Кайл? Я полагаю, что лорд Бирген... эээ.... с бОльшим вниманием прислушается к вам. Мне кажется, что вы имеете на него значительное влияние, - резюмировала своё короткое объяснение грядущего завершения обряда леди Макклюр. Брат Кайл, весь вечер неторопливо цедивший холодный травяной отвар, ответил на беспокойство женщины сдержанной чуть ироничной улыбкой.
- При всём моём уважении, леди, вы беспокоитесь не о том, что действительно может представлять проблему, - невозмутимо проговорил священник. Своё влияние на по большей части покладистого, но порой упрямого как Северный хребет хеса он не переоценивал, и, кроме того, неплохо этого самого хеса знал. Откуда у грубого вояки, да ещё уроженца Хестура, взялись настолько... прогрессивные представления о чести и приличиях, брат Кайл не мог и предположить, но старался, что называется, "не спугнуть", во всём поддерживая Биргена. Разумеется, в тех пределах, которые оставлял ему долг; но Бьорн приятно удивлял тем, что за эти самые пределы высовывался крайне редко.
В любом случае, брат Кайл прекрасно знал, что никакое заклинание не понадобится. Что он, в самом деле, не мог отличить пьяного Медведя от трезвого? Вот намедни, по получении письма Императора, командир действительно был пьян, что называется, в дрова. А сейчас рыцари веселились на трезвую голову, что не могло не радовать брата.
Вот что его действительно беспокоило, так это реакция лорда Биргена на наличие свидетелей за пологом кровати.
- Во-первых, даже если бы такое заклинание существовало, в нём не было бы никакой необходимости. Насколько я могу судить, милорд абсолютно трезв. Насколько же я знаю этого человека, таким он и останется до конца вечера. А, во-вторых... Простите мою прямолинейность, но кто-нибудь догадался посвятить милорда Биргена в детали предстоящей ночи? - брат Кайл всё-таки не сумел сдержать серьёзного выражения лица, и губы его расползлись в какой-то мечтательно-ехидной улыбке. - Я готов биться об заклад, что он... мягко говоря, не одобрит идеи наличия в столь ответственный момент в его спальне кого-то, кроме него самого и молодой супруги. И именно потому, что я довольно неплохо его знаю, я, к сожалению, вынужден отказаться от чести взять на себя объяснение лорду Биргену причин, по которым за пологом кровати должны находиться посторонние. Я скромный монах, и не могу взять на себя такую ответственность: вера моя сильна, но, увы, не настолько. С другой стороны, я бы всё-таки рекомендовал предупредить милорда заранее. Просто потому, что, если он не будет в курсе всех тонкостей, свидетели рискуют без слов покинуть комнату. Вполне возможно, не совсем привычным способом. Может быть, стоит немного отступить от традиций, и доверить освидетельствование окончательного заключения брака мне и брату Маэлю завтра утром? - велеречиво заключил монах. Вкратце всё сказанное можно было свести к "Если хотите постоять у Медведя над душой в брачную ночь, сами с ним объясняйтесь, а я ещё жить хочу. И не говорите потом, что я не предупреждал". Но брат Кайл действительно любил искусство беседы, и подобную прямолинейность считал кощунственной.

Всё оказалось не так уж плохо, как думалось поначалу. Ничего сложного в выбранных танцах не было (их, наверное, именно по этому принципу и выбирали), а когда кто-то из гостей вдруг путался в шагах и собственных конечностях, это вызывало только приступ всеобщего веселья. И в какой-то момент Бьорн поймал себя на ощущении странной приятной лёгкости. Не в движениях; как и большинство его воинов, он в них периодически путался. Легко и весело стало внутри, на душе, чего с Рыжим не случалось довольно давно. Если подумать, с самого начала тарского мятежа, начавшего для хеса с даларского порта.
Веселье очень быстро стало не просто искренним, а всеобъемлющим и весьма заразительным. Что особенно странно (на самом деле, конечно, правильно, просто Рыжий успел забыть, что такое бывает), учитывая достаточно трезвые глаза всех танцоров. Во всяком случае, даларцы, поминая вчерашний разнос, старались не злоупотреблять. Да и полностью забывать, где они находятся, было глупо; кто знает этих тарийцев, а ну как придётся драться?
Здоровенный хес, на просторах организма которого кубок вина просто потерялся, был трезв не "почти", а "совершенно". Что почему-то не мешало веселиться вместе со всеми, смеяться, бдительно следить за движениями и словами новоявленной супруги (с образовательной целью), а также за ближайшим окружением (уже совершенно машинально, на случай угрозы). Раскрасневшаяся от танцев и смеха Эсме была, на взгляд Бьорна, даже лучше, чем утром. Наверное, потому, что сейчас она чувствовала себя гораздо спокойней, чем на брачной церемонии, и больше походила на себя-настоящую. И Рыжего это полностью устраивало. Коль уж судьба повелела связать себя брачными узами, привязанная на другом конце шумная весёлая девушка здорово выигрывала в его глазах по сравнению с подчёркнуто вежливой и отстранённой принцессой.
Такая Эсме Маккеа (точнее, сейчас уже Бирген) подкрепляла надежду, что найти общий язык у молодожёнов всё-таки получится, и, возможно, брак этот обернётся если не образцом счастья и любви, то, как минимум, мирным и достаточно гармоничным союзом, а не тяжким ярмом для них обоих.

Леди вполне вняла точке зрения брата Кайла. Разве только на супруга своего покосилась с некоторым опасением, сказав тем самым монаху - если проблемы и будут, то именно с ним. А потом, не дав даларцу возможности ответить, да хотя бы дослушать её просьбу до конца, удалилась. Видимо, случилось нечто, требующее присутствия хозяйки замка гораздо сильнее, чем свадьба.
Брат Кайл проводил её задумчивым взглядом, после чего вновь переключил внимание на танцующих.
В отличие от большинства слепо преданных церкви отцов, этот немолодой монах достаточно спокойно относился к невоцерквлённым тарийским магам. Ну, как - спокойно? Он не считал их злом по умолчанию. В глубине души брат Кайл придерживался довольно маргинального мнения, что, коль Создатель сотворил людей такими, какие они есть, вместе с их языческими божками и мелкими местечковыми поверьями, стало быть, не в людском праве что-то в этом мироздании привить. Если ребёнок верит, что под кроватью живёт Бука, и не верит взрослым, что на самом деле под кроватью кроме пыли ничего нет, ребёнка ведь не предают за это огню? И, опять же, если Буку больше никто не видит, это ещё не значит, что его нет...
Староверы и язычники напоминали брату Кайлу того самого глупого ребёнка, боящегося темноты под кроватью, и потому наделяющего её реальной властью над самим собой. Нельзя насильно заставить быть смелым и глядеть правде в глаза. К Создателю можно прийти только с открытым сердцем по доброй воле, не тая за пазухой камня.
Но монах мог сколь угодно долго вести с самим собой пространные диспуты о сущности веры и воле Создателя, только в данный момент никакой пользы от них не было. И объяснить грозному Медведю этот грубый языческий обычай подобные рассуждения тоже не помогли бы.
Рассудив, что в данном случае как раз уместна концепция меньшего зла, брат Кайл решил взять организацию необходимых для спокойного заключения брака условий на себя. В конце концов, если Бьорн даже не узнает о наличии в этой глуши традиции освидетельствования, лучше будет всем. И, в первую очередь, юной принцессе, о благе которой вроде бы пытались заботиться хозяева замка. Вряд ли для и без того напуганной предстоящим процессом невинной девы присутствие при этом посторонних будет утешением.
Но мысли мыслями, а время подходило. Вот женщины увели новобрачную, и действие сопровождалось одобрительным гулом и здравицами.
Как удачно, что рыцари трезвы и находятся не за столом, а в компании тарийских дев, - с иронией подумал брат Кайл, поднимаясь из-за стола и неторопливо двигаясь в сторону жениха. Зачастую на свадьбах к этому моменту гости "накушивались" до потери человеческого облика, и в спину новобрачным летели не благословения, а весьма скабрезные рекомендации.
Впрочем, мужчины всё равно не удержались; но шутки сыпались вполголоса и на голову одного Медведя, воспринимавшего их вполне благодушно.
- Пойдёмте, милорд, нам следует сопроводить вас в спальню, - с обычной своей мягкой невозмутимостью предложил монах.
- А сам я не дойду? Или потеряюсь? - насмешливо оскалился хес.
- Местная традиция, - развёл руками брат Кайл. Рыжий в ответ махнул рукой - ну, традиция и традиция.
- И кому - вам? Всем гостям, или вам, брат, лично?
- Думаю, достаточно будет меня и пары благородных рыцарей. Лорд Виндсдейл, лорд Альдаро? - назначил добровольцев монах. Рыжий вновь насмешливо хмыкнул и, напутствуемый гоготом боевых товарищей, двинулся к лестнице. Тот факт, что по дороге к ним присоединилось несколько тарийцев, Бьорн благополучно проигнорировал. Тоже, наверное, традиция.
Вид невозмутимого брата Кайла, шествующего впереди, наводил Рыжего на какие-то неопределённые подозрения. Кажется, монах утверждал, что в свадебных обрядах он обычно участия не принимает?
Странные тут у них традиции, - тихо пробурчал на хесском Ланселот. - Надеюсь, этим всё ограничится...
- Что ты имеешь в виду? - недоуменно уточнил Бьорн.
- Я небольшой знаток свадебных традиций, но слышал, что раньше в Даларе первую брачную ночь необходимо было проводить при свидетелях. Порой даже, говорят, и свидетелей привлекали к... кхм, процессу.
- Говорят, убунди летать умеют, - поморщился Рыжий. Но всё равно окинул сопровождающих недобрым взглядом. - Тарийцы, конечно, махровые язычники, но не до такой же степени.
- Ты, главное, в окно их в случае чего не выкидывай, высоко всё-таки, - фыркнул Ланс.
- Уговорил, - серьёзно кивнул Медведь. - Выкину в дверь.
На этом разговор пришлось свернуть, потому что процессия подошла к цели своего пути. Брат Кайл, с интересом прислушивавшийся к беседе воинов, задумчиво кивнул своим мыслям и легко постучал в дверь. Дождавшись разрешения войти, всё с той же неторопливой размеренностью открыл дверь, первым скользнул внутрь. Окинул внимательным взглядом холодных серых глаз собравшихся любопытных женщин, отчего градус интереса и веселья последних несколько упал.
Следом за ним в комнату прошёл и жених, и увязавшаяся за ним компания.
Что ж, - выдержав паузу, в которую никто не рискнул взять слово, проговорил монах своим спокойным бесстрастным голосом. - Мы вполне удостоверились, что невеста и жених - те самые, коим следует быть, - уловить насмешку в словах мага не сумел бы, пожалуй, и сам Зеница. - А теперь предлагаю оставить молодых наедине, дабы брак был окончательно свершён перед лицом Создателя и людьми, - осенив симболоном сначала невесту, после - жениха, брат Кайл выразительно указал ладонью на дверь. - Леди, лорды, прошу!
Ему было почти любопытно, что жаждущие освидетельствования поборники традиций скажут теперь. "Нет, спасибо, мы тут постоим"?.

Первыми, повинуясь жесту монаха, к выходу потянулись даларец с алацци, о чём-то шушукаясь и посмеиваясь. Следом вышли тарийцы, потом брат Кайл, потом — леди Маклюр. Причём Рыжему показалось, что женщина волнуется если не сильнее своей воспитанницы, то, по меньшей мере, так же.
Сам Бьорн не то чтобы волновался, но чувствовал определённую неловкость и растерянность, не зная, как и с какой стороны подойти к молодой жене, чтобы случайно не напугать её ещё больше неловким словом или действием.
Надо сказать, у лорда Биргена был по меркам многих окружающих (и даже большинства друзей) довольно странный вкус в отношении женщин. Он не понимал смысла насилия. Даже не с моральной точки зрения, а с чисто практической. Он терпеть не мог визга и ужаса, сопровождающих зачастую подобный «отдых» воинов в захваченном населённом пункте. Какое удовольствие может доставить вырывающаяся, напуганная, залитая слезами девственница? Адреналин и осознание собственной силы? При всём уважении, невозмутимому берсерку и того, и другого в походе хватало. А в Даларе к его услугам были чистые, послушные и опытные «девочки» мадам Жоржет, не доставлявшие никаких проблем.
Пугать собственную жену ему хотелось и того меньше. Поэтому Бьорн в некоторой растерянности замер едва не посреди комнаты. Впрочем, опомнился он быстро и принялся снимать сюрко и котту, стараясь немного абстрагироваться от присутствия девушки, и, может быть, придумать, что и как ей говорить.
- Я хотела бы вам помочь, милорд, - раздалось совсем рядом. Босые узкие стопы шагали по полу совершенно бесшумно, и Рыжий, углубившийся в безрадостные мысли, едва не подпрыгнул от неожиданности.
Леди Эсме стояла совсем рядом, маленькая (вообще, довольно сложно представить женщину, не казавшуюся бы рядом с Бьорном маленькой) и совершенно беззащитная, завёрнутая в простыню, смущённая до крайности и удивительно решительная.
- Вы распускаете волосы на ночь? Хотите, я вас расчешу? - с той же отчаянной заячьей решимостью предложила она.
«Упаси Создатель», едва не ляпнул Медведь, имея в виду, конечно, не процесс расчёсывания как таковой, а первый вопрос девушки. Ещё ему не хватало каждое утро всё это великолепие распутывать! После второго раза бы отхватил секирой прямо на месте.
Но, к счастью, вовремя догадался прикусить язык и понять, что никому здесь от правды лучше не станет. Вряд ли принцессе действительно так уж хотелось копаться в чужих волосах, но это был повод наладить хоть какой-то контакт. Рыжий, искавший оный повод с того момента, как перешагнул порог комнаты, с радостью за него уцепился.
- Если вам не трудно, миледи, - кивнул Бьорн.
Весьма кстати на комоде обнаружилась забытая кем-то щётка для волос. Ну, не специально же оставленная, в самом деле? Может, она и натолкнула девушку на столь оригинальную мысль.
Вручив смущённо вцепившейся в свою простыню леди «орудие производства», Рыжий окинул получившуюся скульптуру критическим взглядом. Усмехнулся и, легко подхватив за талию, подсадил тарийку на кровать.
От спадавших на плечи шёлковым водопадом волос девушки пахло какими-то травами, а тонкая простыня была не бог весть какой защитой, позволившей на какое-то мгновение теплу двух тел смешаться.
- Не стоит стоять на холодном полу, вы можете простудиться, - смягчил своё прикосновение спокойными словами мужчина и отвернулся, чтобы не смущать девушку ещё больше. Добавив к висящим на спинке стула деталям собственной одежды нательную рубашку (шнуровка у горла его в этот момент почему-то здорово раздражала), вернулся обратно к кровати и присел у ног женщины на скамейку, чтобы ей не приходилось тянуться.
Опять повисла тишина, но на этот раз значительно менее напряжённая. Леди подошла к процессу ответственно, а Рыжий неожиданно понял, что ему это вычёсывание даже нравится. Ему-то никогда не хватало терпения именно разбирать пряди, а не драть их.
- Я в детстве всегда был уверен, что кошки умнее некоторых людей, - с задумчивой иронией проговорил мужчина, искоса разглядывая беспечно высунувшуюся из-под простыни лодыжку девушки, свешивающуюся с кровати. Мужчину буквально одолевало хулиганское и не вполне адекватное в сложившейся ситуации желание пощекотать розовую пятку. - Теперь у меня есть ещё один аргумент, подтверждающий это, - хмыкнул он.
Происходящее было странно. Наверное, даже неприлично и неправильно, и вообще по всем канонам молодым нужно было заниматься чем-то иным. Но вряд ли кто-то в этой комнате об этом всерьёз задумывался.
Бьорн действительно чувствовал себя котом. Таким огромным рыжим хвостатым разбойником, какой, помнится, в детстве лорда Биргена обитал при замковой кухне. Этот прохвост, за день нагулявшись, вечерами являлся в кухню и бесцеремонно забирался на колени или к главной кухарке, или к кому-то из её помощниц, опрометчиво в этот момент занимавших сидячее положение. Стряхнуть зверя, не выдав ему порцию ласки, было довольно трудно, и вскоре кот благополучно выдрессировал людей так, что они и пытаться перестали. Мужчин, к слову, хвостатый бандит презирал.
Вот того самого кота и вспоминал сейчас Рыжий, расслабленно привалившись к боковине кровати и натурально млея под перебирающими рыжую шерсть, тьфу ты, волосы тонкими пальцами.
Если бы ещё не эта пятка!
Мужчина честно боролся с искушением довольно долго, но... Она так соблазнительно выглядывала из-под простыни. И ладно бы просто выглядывала, она же ещё и шевелилась! Можно сказать, жила своей жизнью. То покачивалась, будто в такт вспомненной хозяйкой песне. То носочек вот натягивался, помогая сохранить равновесие, когда Эсме отклонялась назад. То пальчики быстро подгибались — от сквозняка ли, или пощекотавшей нежную кожу пряди волос... Короче, кот бы Бьорна точно понял.
Понятно, что кусать, в отличие всё от того же кота, объект интереса мужчина не собирался (хотя тут тоже возможны варианты...). А вот от того, чтобы медленно-медленно подкрасться и всё-таки свершить вожделенный акт хулиганства, кончиками пальцев быстро и аккуратно пробежавшись от подушечек пальцев до пятки, удержаться уже не получилось.
- Простите, миледи, не смог удержаться, - повинился Медведь. Впрочем, раскаяние там даже мимо не проходило. - Вы боитесь щекотки, моя леди? - весело поинтересовался он.

- Ай, милорд! Вы рисковали! Я могла нечаянно поставить вам синяк! – Эсме показательно дрыгнула ногой.
- Какой ужас, - серьёзно проговорил Бьорн, качнув головой. Представив, как на подобное отреагировал бы хозяин замка, не удержался от насмешливой ухмылки. - Учту, и в следующий раз буду гораздо осторожнее, - торжественно пообещал он. - Но боязнь щекотки - это серьёзное слабое место. А вдруг о ней прознают ваши враги, леди?
- Я не боюсь щекотки. Просто я от нее… защищаюсь! - возразила тарийка.
- Это существенно меняет дело, - значительно покивал Рыжий.
Это было странно. Бьорну сейчас было удивительно легко и уютно. Как-то совершенно незаметно лёд отчуждения между новоявленными молодожёнами растаял; может быть, не до конца, но пока это самое "не до конца" не ощущалось. А было ощущение, что они счастливо женаты по меньшей мере лет пять, причём не по воле долга, а по зову чувств. От смеха Эсме на душе становилось тепло, будто среди сердца сезона снегов вдруг проглядывало солнце завязи хлебов, и хеса против воли тянуло рассмеяться в ответ.
Хотелось продолжать дурить и хулиганить, хотелось смеяться и напрочь забыть эдак половину собственной жизни.
И, пойдя на поводу у этого странного желания, мужчина решил отбросить всяческие глупости, вроде традиций, обычаев и правил приличия, и просто делать то, чего хочется прямо сейчас. Решение это далось удивительно легко...
- Тогда защищайтесь, моя леди!
Одно быстрое движение (никогда не знаешь, где понадобятся воинские навыки, воспитываемые с раннего детства!), и возможностей к сопротивлению у тарийской девы осталось не так чтобы много. Внявший предупреждению Бьорн решил перестраховаться, и перехватил сразу обе лодыжки девушки. После чего, впрочем, на пару секунд задумался; рук две, ног - тоже две, так что свободных конечностей для претворения угрозы в жизнь не осталось. Можно было, конечно, перехватить их одной рукой, но нежелательно: аккуратно удержать их так было проблематично, а сжать покрепче - значило, причинить девушке боль.
В итоге, вариант остался один, и именно им, ничтоже сумняшеся, хес и воспользовался. Тем более, что мысль об этом поступке его посетила примерно тогда же, когда возникло желание пощекотать...
Аккуратно коснулся губами нежной кожи подъёма стопы, лёгкими поцелуями пробежался вверх, к пальчикам, потом неторопливо повторил ту же процедуру со второй стопой... и как-то незаметно для самого себя быстро увлёкся, забыв, что хотел вообще-то просто подурачиться. Слишком нежная и шелковистая была кожа, слишком тёплым и манящим был её запах, чтобы оставить мужчину равнодушным. И губы сменились языком, точно так же пощекотавшим чувствительную кожу. Потом, с той же уверенной осторожной неторопливостью переключился на пальчики, по очереди уделяя внимание каждому из них.
И Рыжему было глубоко плевать, что его действия можно было назвать бесстыдством, или каким-нибудь ещё глупым словом, а то и вовсе заклеймить грехом. Он, следуя единожды принятому решению, делал то, чего хотелось в настоящий момент. И подкреплённое опытом знание, что его действия доставляют удовольствие и прекрасной тарийке, эту уверенность только подкрепляло. Не в силах Бьорна было изменить решение Императора и свой долг; но вот обернуть неизбежное действительно наградой было ему вполне по силам. В конце концов, стратег он или нет?

- Это было очень коварно, милорд, - весело проговорила Эсме.
- Это называется тактика, моя леди, - легко рассмеялся в ответ мужчина, любуясь живой искренней улыбкой девушки. - Но, заметьте, я честно предупредил!
- Когда я буду нападать на вас, то непременно сначала предупрежу! - серьёзно пообещала тарийка. Отвечать на это пришлось бы довольно долго и пространно, поэтому Рыжий предпочёл промолчать и вернуться к прерванному занятию. И нельзя сказать, что это действие оказалось менее красноречиво, чем слова.
Впрочем, зачем повторяться? Любое удовольствие рано или поздно наскучит, поэтому залог счастья - в разнообразии... И губы сменили осторожные прикосновения рук, сосредоточившиеся на правой стопе; уже совсем не щекотно, аккуратно массируя и бережно согревая.
Будете нападать, миледи? Какая приятная, волнующая новость; даже почти вызов. Поосторожнее, прекрасная принцесса: не стоит бросаться такими словами в столь двусмысленной ситуации, иначе вас могут поймать на слове. И не стоит будить в мужчине азарт, если не желаете в конце концов оказаться жертвой собственной бравады. Впрочем, вы, кажется, всё же решили рискнуть? Или просто столь невинны, и действительно не понимаете, что делаете своими прикосновениями?
Последняя мысль была больше похожа на правду. Хотя успокаивала мало...
Тело отозвалось на осторожное любопытство девушки с явной охотой, осязание вдруг невероятно обострилось, и мужчине понадобилось нешуточное моральное усилие, чтобы сохранить хотя бы внешнюю невозмутимость. Да что там, эти самые усилия приходилось прилагать просто при взгляде на свободно раскинувшуюся на простынях леди, весьма условно прикрытую полотном. Тонкая ткань весьма отчётливо обрисовывала то, что должна была скрывать, безжалостно оставляя некоторый простор фантазии - как экзотической птице, запертой в домашней оранжерее богатого шази. И это был соблазн, пожалуй, даже более сильный, чем если бы девушка была полностью обнажена...
Да и то, что было доступно взгляду, не могло оставить равнодушным, опять подстёгивая фантазию, эту порочную спутницу любого нормального мужчины.
Разметавшиеся по простыням длинные волосы - весь драгоценный шёлк далёкого Най-тау показался бы грубой тусклой дерюгой рядом с этим великолепным покрывалом, впитавшим при рождении тарийское яркое солнце и улыбку Создателя. Хотелось запустить в них пальцы, ощутить их живой запах.
Тонкие изящные пальчики, бездумно теребящие белое полотно и зачем-то не желающие выпускать несколько прядей волос мужчины, будто конец тонкого, но удивительно прочного поводка, который очень не хочется выпускать из рук. Ведь не хочется, правда? И это тоже сводит с ума. А от мысли о том, что эти самые пальчики будут цепляться за его плечи, впиваясь ногтями, чтобы не дать улететь куда-то бесконечно далеко, и вовсе темнело в глазах. Будут, обязательно будут; он сделает всё возможное, чтобы почувствовать это наяву.
И эти стройные ножки, кожа которых может соперничать нежностью с лепестками роз; да, сравнение затёртое, избитое, но только он воин, а не поэт. И, честно говоря, отнюдь не розы представляются рыжему хесу, когда он бережно гладит эти ножки, а то, как они будут обвивать его торс, и то, как, должно быть, приятно будет скользнуть по ним ладонями вверх, к скрытым простынёй бёдрам...
И на лицо девушки он старался лишний раз не смотреть. Потому что думать мог только о том, как покрыть поцелуями тёплый румянец щёк и наконец-то поцеловать нежные губы. Поцеловать по-настоящему, а не тем единственным лёгким целомудренным прикосновением, какое было в часовне.
В общем, с такими мыслями осторожность и неторопливость и так давались Бьорну с большим трудом, а тут ещё у кого-то любопытство проснулось, и ножки эти шаловливые... Создатель, какие ножки, дай мне терпения!
- Леди, это нечестно, вы обещали предупредить перед нападением, - тихо хмыкнул Рыжий. Его и без того низкий голос обзавёлся сейчас тихой хрипотцой, от которой речь превращалась в подобие басовитого урчания.
Сидеть на скамье ему надоело, и одним плавным движением мужчина перебрался на край кровати, не прекращая при этом осторожно и медленно массировать ножки леди, просто сместившись чуть выше, на лодыжки. Потом, раздражённо фыркнув, всё-таки на несколько мгновений отвлёкся, чтобы стянуть грязные сапоги и ненароком не испачкать ими простыни. При этом, впрочем, добычу (пока только всё те же пресловутые ножки; но это ведь только начало!) хес не выпустил, уютно устроив их на коленях.
Сапоги, будто проникшись моментом, поддались быстро и легко, и не пытаясь сопротивляться. Так что, пара мгновений - и Бьорн сумел вернуться к прерванному занятию. Ну, и позволить себе совсем-совсем немного больше. Например, аккуратно прижать девичью коленку к груди, пока руки под почти благовидным предлогом ласкают стройные лодыжки, ненавязчиво подбираясь к краю одеяла.
А потом Рыжего осенила Идея. Ну, как - идея? Вполне закономерное развитие уже начатого действия...
- Шази - очень странный народ, - мягко, издалека начал Бьорн. - Они слабо похожи на тарийцев и хесов, и порой кажется, что их создал иной бог. Такой же странный, но не лишённый определённой мудрости. В чём они по-настоящему знают толк, так это в отдыхе и удовольствиях, - усмехнулся мужчина и, пока девушка не заподозрила неладного, лёгким движением руки перекатил её на живот, заодно освобождая от простыни, и уселся на коленях сбоку. Поза для хеса была довольно непривычная (он же не хан, в конце концов), но на сколько-то его точно хватит. - По мнению шазийских мудрецов искусство массажа способно вознести душу к престолу Создателя, и точно так же вернуть её обратно, - продолжил Бьорн заговаривать зубы принцессе, пока его ладони аккуратно исследовали новые просторы. - Я, конечно, не мудрец, не шази, и вообще грубый неотёсанный хес, несовместимый с понятием "искусства", но кое-что всё-таки помню, - весело хмыкнул он. - Да и задача извлечь вас с того света, моя леди, у нас, к счастью, не стоит; а на то, чтобы немного снять усталость и тяжесть прошедшего дня, должно хватить и моих скромных познаний...
А о том, что между лечебной процедурой и чувственной лаской лежит очень тонкая грань, в основном выражавшаяся в отношении к процессу со стороны обоих его участников, Бьорн решил не говорить. Всё равно это проще показать.
Ну, и, заодно, вытряхнуть из хорошенькой головки Эсме все дикие представления о том, как должна происходить первая брачная ночь, и что такое вообще близость между мучжиной и женщиной. Если там, конечно, есть хоть какие-то представления об этом вопросе...

- А мне кажется, что вы очень деликатный, - отчаянно смущаясь, проговорила девушка. Рыжий только неопределённо хмыкнул, решив не развивать тему. Во-первых, он не был настолько уж уверен в справедливости сказанного. А, во-вторых, всё то, что Эсме скопом обозвала сейчас "деликатностью", было либо проявлением рассудка "я точно знаю, что в противном случае будет куда больше проблем, поэтому лучше я сейчас сделаю вот так", либо (в вопросе обращения с женщинами) следствием богатого опыта и умения учиться.
Если бы юная тарийка вдруг решила задуматься, а откуда взяться подобным познаниям и умениям у её новоявленного супруга, являющегося не учёным мужем, а пусть и не среднестатистическим, но всё-таки гвардейцем, мало что, кроме войны, в этой жизни видящим, ответ бы ей вряд ли понравился. Ну, в самом деле, единственный приходящий на ум ответ и будет верным: в борделе. Было бы, что называется, желание научиться. Конечно, не в любом, а только в более-менее приличном, если такое слово вообще применимо к заведению подобного толка, но в столице таких хватало.
Что касается шази и их традиций... Бьорна присяга и приказ успели помотать по всем концам огромной Империи, пожалуй, кроме Най-Тау. Пока был мальчишкой, он ещё порой смеялся над чудачествами и странностями инородцев. Но потом, когда довелось с этими самыми инородцами биться плечом к плечу и есть из одного котла, когда довелось поговорить с ними и послушать их рассказы о собственном далёком доме, смеяться хес перестал. Если немного подумать и задать правильный вопрос, можно понять даже самые странные на первый взгляд вещи. Не просто так шази не едят свинину, как неспроста хесы её так уважают. Отнюдь не без причины тарийцы носят килты, а далёкие дикари-убунди едят сердца убитых врагов. И вот если эту самую причину узнать, объяснить можно любую странность. Не принять, но признать её право на жизнь в это время для этих людей.
Впрочем, всё это были посторонние мысли, когда-то, определённо, посещавшие рыжую голову Бьорна, но - не теперь. Сейчас у него был гораздо более приятный объект для размышлений. Чем дальше, тем яснее Рыжий видел: чем бы ни руководствовался Император, отдавая свой приказ, а руку его вёл сам Создатель. И Создатель в этот момент испытывал к хесу ничем не обоснованную глубокую симпатию.
Его новоявленная супруга действительно была прекрасна. Не только лицом и телом, - мало ли в мире красивых женщин? Но вот этой лёгкостью, искренностью, живостью, а, самое главное, полным отсутствием страха и трепета, которые, если верить обычаям и традициям, должна испытывать молодая жена перед мужем. И мужчине очень не хотелось её разочаровывать.
- Я бы хотела сделать то же для вас, если вы доверитесь моим рукам. Пока у меня совсем нет опыта, но я очень хочу научиться, - очень серьёзно проговорила леди, внимательно вглядываясь в лицо Бьорна.
"Понимает?!" - озадаченно спросил сам себя Рыжий. На мгновение показалось, что Эсме действительно прекрасно понимает, что всеми силами испытывает выдержку мужчины, и делает это вполне сознательно.
"Не понимает..." - сам себе ответил Бьорн, уловив в зелёных глазах прекрасной тарийки смущение, удивление собственной смелости и безграничное любопытство. "Любопытство сгубило кошку!" - с укором подумал он. И понял, что отказаться просто не сможет. Вот из всё того же самого любопытства. И не только из-за него. Ещё - из-за желания почувствовать её пусть робкие и неуверенные, но искренние прикосновения, желания чувствовать её дыхание, ощущать, как щекочут кожу длинные золотисто-рыжие пряди.
А ещё сейчас ему не просто хотелось сделать то, чего желает леди; это была навязчивая, настоятельная потребность - видеть её улыбку, блеск её глаз, яркий румянец удовольствия, чувствовать ладонями торопливый стук сердца и слушать глубокое, порой растерянно прерывающееся дыхание. Да, дьяболоновы потроха, ему, пусть он и сам до конца этого не понимал, может быть, впервые в жизни хотелось понравиться женщине, причём вполне конкретной женщине.
А выдержка... Ну, на сколько-то ещё её определённо хватит. В конце концов, воину непрестало жаловаться на неудобства, что бы ему их ни доставляло - походные условия, старая рана или собственные желания.
- Поощрять тягу к знаниям в юных сердцах - долг любого разумного человека, - наконец, усмехнулся Бьорн, отвечая цитатой одного учёного. Его, правда, недавно сожгли за ересь и попрание веры, но... сам виноват, честное слово. Призывать к познанию мира - это одно, это даже в какой-то мере правильно. А вот утверждать, что Создателя нет, и что магия церковников - суть шарлатанство, и в самом деле не стоило. Вроде такой умный был человек, а какой дурак оказался в итоге!
И Рыжий послушно улёгся на кровать, ощущая как минимум один громадный плюс нынешнего собственного положения: колени в непривычной позе всё-таки ужасно затекли, и какое наслаждение в связи с этим было вытянуть ноги!
- Приступайте, миледи. С наслаждением отдаюсь в безграничную власть ваших прелестных ручек.

- Я буду очень осторожна, - искренне пообещала Эсме.
«Это-то меня и беспокоит», - с иронией подумал Рыжий.
Если бы девушка занялась массажем, ему, определённо, легче давалась бы собственная неподвижность. Вот только, учитывая разницу в весовых категориях, сил размять мышцы хеса юной тарийке не хватило бы при всём желании. Разве только стоя всем своим весом и осуществляя оное действие пятками.
Как показала практика, беспокоился Бьорн не напрасно. Осторожные мягкие прикосновения горячих ладоней оказались куда более суровым испытанием для силы воли нордлинга, чем он мог ожидать. Закралась даже крамольная мысль, что если бы эта пытка удовольствием сменилась на более традиционную, с применением раскалённого железа, мужчине было бы легче.
Закралась, и тут же исчезла, оставив Рыжего медленно плавиться в огне собственного желания, прикованным к месту цепями собственной же воли и принятого решения. А каждое смелое прикосновение Эсме можно было сравнить с пригоршней крепкого виски, выплеснутого в этот самый огонь.
Девушка что-то тихо проговорила; он разобрал отдельные слова, но вдумываться в их смысл, а уж тем паче — отвечать, не было никакого желания. Хотелось одного — вывернуться из этих нежных рук, впечатать их хозяйку в простыни, и... Вот дальше мыслей было много, сразу так и не определишься, с чего начать.
А потом, видимо, увлёкшись собственными исследованиями, Эсме потянулась и на мгновение прижалась всем телом к его спине. Это прикосновение, - даже не столько оно само, сколько осознание этой мгновенной близости, - заставило Бьорна плотнее стиснуть зубы и шумно втянуть носом воздух, пытаясь перевести дух. Получилось плохо: Рыжий понял, что терпение его, похоже, близится к собственной кончине.
Последней же каплей стал, в общем-то, совершенно невинный, аккуратный поцелуй в макушку. И, опять же, не столько он сам, сколько... запах, обстоятельства, желание, близость объекта этого желания, наличие у любого терпения предела. Это робкое прикосновение стало для мужчины чем-то вроде разрешения действовать.
Приподнявшись на одном локте, Бьорн свободной рукой перехватил девушку поперёк туловища, перекатился через спину и аккуратно уронил тарийку лопатками на простыни. Движение получилось единое, слитное и очень быстрое. Опираясь всё на тот же локоть, второй рукой аккуратно и крепко придерживая супругу где-то в области талии, аккуратно придавив её ножки своим коленом, Рыжий навис над своей добычей, приблизив лицо к её лицу.
- Маленький рыжий бесёнок, - тихо прошептал он, не удержавшись от улыбки. Как есть — бесёнок. Пока ещё очень неопытный, но уже очень талантливый бес-искуситель, приставленный высшими силами персонально к рыжему хесу. По масти подбирали, не иначе. - Ты меня с ума сводишь, моя леди, - ещё тише, в самые губы.
И наконец-то сделать то, чего так давно хотелось. Точнее, маленькую, но очень приятную часть этого «хотелось» - поцеловать. Сдерживаться ещё и в этом было бы подвигом, достойным причисленных к лику святых великомучеников; а Рыжий от святости был далёк, и поцелуй получился именно такой, какого хотелось — долгий, жадный, многообещающий.
Пользуясь собственной безнаказанностью и отсутствием возражений со стороны леди, Бьорн неторопливо, с удовольствием приступил к воплощению в реальность если не всех, то хотя бы части бродивших всё последнее время в голове фантазий.
Например, начать с того, чтобы неторопливо скользнуть ладонью от талии вниз, по стройному бедру. Потом так же медленно двинуться обратно вверх, наслаждаясь ощущением собственных прикосновений к нежной коже. Кончиками пальцев невесомо пощекотать рыжие завитки внизу живота, очертить пупок. Всё с той же неторопливостью подняться выше, накрыть ладонью полную девичью грудь, аккуратно лаская большим пальцем твердеющую вершинку.
Прервать поцелуй, чтобы добраться губами до шеи, до ямочки между ключиц, покрыть поцелуями плечо. Вернуться обратно к шее, чтобы добраться до изящного розового ушка, аккуратно прикусить зубами мочку, обвести контур языком. И тихонько выдохнуть:
- Ты такая нежная... такая сладкая...

Дьяболоновы штаны.
Или дьяболонова нехватка пары дополнительных рук?
Впрочем, пожалуй, второе бы жизнь Рыжего не облегчило; им бы сразу нашлось более приятное применение.
Было решительно невозможно хотя бы на мгновение отвлечься от волнующего и бесконечно приятного исследования, от поцелуев и прикосновений. Хотелось большего, прямо сейчас и сразу, но "прямо сейчас" не получалось, для этого нужно было хотя бы раздеться, для чего - выпустить прекрасную тарийку из объятий. Замкнутый круг.
А неуверенные, но такие искренние и смелые ласки Эсме продолжали подливать масла в огонь. Хотя, казалось бы, куда уж дальше, и так удивительно, как простыни ещё не начали тлеть. Хотя, почему - не начали? Разметавшиеся по ним рыжие пряди двух цветов, прихотливо смешавшиеся и слившиеся во что-то пёстро-единое отлично заменяли языки пламени.
Если бы ещё не эти дьяболоновы штаны, чтоб им сгореть!
Мне с вами совсем ничего не страшно. Как хорошо, что мы поженились, милорд!.. - прошептала леди, а её горячие ладошки тем временем совершенно бесстыдно пробрались за пояс пресловутых штанов. А незаметно высвободившаяся из захвата ножка шаловливо скользнула вдоль голени.
- Не могу не согласиться, миледи, - с несколько нервным смешком отозвался Бьорн.
Вообще, считалось, что леди и, более того, неопытной деве не престало вести себя в постели с супругом подобным образом. Проявлять любопытство, откровенно касаться мужчины... Как же Рыжий был счастлив, что его прекрасная тарийка ничего этого не знала! Он готов был едва ли не на коленях благодарить воспитательницу леди Эсме за столь халатное отношение к своим обязанностям. Впрочем, мысль об этом скользнула где-то на фоне, мельком, да и в жизнь ей воплотиться не было суждено. А вот мысленно возблагодарить за то же Создателя показалось достойной заменой.
Наконец, понимая, что рано или поздно это всё равно придётся сделать, Рыжий заставил себя немного отстраниться от девушки, чтобы избавиться от последнего отвлекающего фактора.
Пожалуйста, потрогайте меня снова, мне так все это нравится, - едва слышно выдохнула эта невозможная принцесса, кажется, не меньше самого Бьорна расстроенная временным перерывом.
Тратить время на слова мужчина не стал, ответив поцелуем и объятьями. И если до этого в голове его ещё блуждали какие-то посторонние мысли, теперь от них не осталось ни следа. Только бесконечное наслаждение и древняя, первобытная жажда обладания.
Кажется, он что-то ей говорил. О том, что она не просто прекрасна - совершенна. Что-то ещё о том, насколько невозможно, непростительно смертному быть настолько счастливым. Шёпот мешался с поцелуями, поцелуи - с прикосновениями.
Если бы Бьорн мог хоть на мгновение остановиться и оценить своё поведение со стороны, он очень удивился бы. Просто потому, что не мог бы вспомнить ни одного случая, когда близость женщины вызывала у него такие эмоции. Когда от запаха, от ощущений, от вкуса губ разум позорно капитулирует, оставляя место чему-то гораздо более древнему и мудрому. Когда весь мир сужается до смешанного тепла двух тел. Когда перестаёт иметь значение жизнь, смерть, мысли и звуки.
Создатель знает, что было тому причиной.
Создатель - знает, а больше, пожалуй, никому и дела нет.
Как можно задумываться о причинах и следствиях, когда стройные ноги оплетают торс, поощряя дальнейшие действия, сердце бешено колотится в висках, а срывающееся дыхание двух почти ставших единым целом людей мешается между соприкасающихся губ?
А потом, когда одно-единственное движение устраняет это раздражающее "почти", и вовсе не стоит думать. Вдохнуть сорвавшийся с губ слабый стон, тихо выдохнуть в ответ:
Сейчас, моя хорошая, потерпи немного...
Покрывая поцелуями лицо и шею, дать возможность перевести дыхание, немного привыкнуть. И плевать, что каждое мгновение неподвижности - это новый маленький подвиг. Просто так надо, а всё остальное не имеет смысла.
А потом можно позволить себе окончательно потерять границу между "я" и "ты", превратиться в пылающий шар общих на двоих чувств, желаний и эмоций, полностью раствориться в этом самом естественном и самом сокровенном таинстве жизни. Движение - это жизнь, неспешное и бесконечное движение куда-то вперёд и вверх, к чему-то пока незнакомому, но такому простому и важному. К бессмертию, к самой сути человеческого бытия, к бесконечному повторению и отражению себя в зеркале будущих веков.
А потом без сожалений отпустить рассыпающийся жгучими искрами мир и забыться в наслаждении столь полном, что само существование подобного в мире смертных кажется невозможным.