Далар |
|
|||||||
|
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Время: Пять лет назад.
Место: Алацци, Парабрана, палаццо Лара.
Действующие лица: граф и графиня Эскаланте.
Примерный сюжет: верните супружеский долг, благородный дон! С процентами!
Вместо эпиграфа:
"Кроме того, я завещаю моей жене вторую из лучших моих постелей со всею принадлежащей к ней мебелью" (с)
Отредактировано Каэтана Эскаланте (2013-08-08 11:23:28)
Тиха и прекрасна ночь в Парабране, когда звездное небо склоняется над городом витражным куполом, когда благословенная тишина разливается по площадям, лишь волны глухо ударяют в гранит каналов, когда спят даже самые любопытные соседи и никому нет дела до того, что творят ближние с ближним твоим...
- Куда ты его вперед ногами? Дубина стоеросовая...
- Мамаша его самого не тем концом родила, а повитуха уронила!
- Дзото, тебе говорю - держи крепче, а то утопим еще ненароком! Булькнет в канал, сам нырять будешь!
Темная громада семейного особняка Лара напоминала тушу какого-то огромного чудовища, а приоткрытая дверь черного хода выглядела как несоразмерно маленькая пасть, в которой дрожал алый язычок - пламя факела, который держал в руке главный из трех злоумышленников. Прочие два были заняты важным делом - выгружали из лодки тело беспамятного, но пока еще живого графа Иаго Эскаланте.
В том, что загулявшего благородного дона таким манером домой доставляли слуги, не было особого почета, но и удивить кого-нибудь подобным вряд ли было возможно. Как и тем, что благородная донна во всей своей кротости вышла посмотреть, как управляются лакеи.
- Поторопитесь же! - прошипела маленькая женщина в черном. - Проснется!
- Не извольте беспокоиться, вашесть, если проснется, так мы угомоним,- заверил графиню главарь, самым галантным образом придерживая перед ней дверь.
Страдальца прямиком понесли в супружескую спальню, где обычного беспутного мужа поутру ожидал бы лимонный сок, ароматические соли и увещевания жены. Судя по тому, что темные личности споро принялись привязывать графа за руки и ноги к столбикам кровати, его рассвет обещал быть куда интереснее.
Донна Каэтана нетерпеливо притопывала ножкой, пока нанятые ею болваны возились с веревками, и едва дождалась, когда они закончили свое ответственное дело. Ткнув в ладонь главарю кошелек с серебром, она буквально вытолкала их за двери и повернула ключ в замке.
- Вот мы и одни, - тихо проговорила она, присаживаясь на край кровати. Видит Создатель, она не хотела этого. Ни одна порядочная женщина не захочет навязывать себя мужу подобным образом, но дон Иаго не оставлял ей выбора.
Графиня Эскаланте взяла с туалетного столика загодя приготовленные портновские ножницы и щелкнула в воздухе на пробу.
Отредактировано Каэтана Эскаланте (2013-08-08 12:45:34)
Благородный дон, еще в щенячестве познавший вкус наслаждений, даруемых столичной вседозволенностью и роскошью равно светских салонов и гостевых домой, бесстыдством Понте дель Песто, где дамам, предлагающим свой товар, вердиктом городского главы надлежало восседать в окнах в одних лишь нижних юбках, оберегая синьоров от соблазна предаваться разврату с мальчиками, который нынче был так моден; гостеприимством кабаков, где наливали в долг и можно было смешаться с простым людом, под маской позволяя себе забывать о манерах; тенистых садов, где, смущаясь, но все же с жадным азартом отдавались настойчивым ухажерам благородные матроны - пресыщенный и скучающий, он все же не готов был усесться у семейного очага особенно в компании девицы, унылой и лишенной всякой волнительной игривости. По несчастью именно такой супругой наградил его расчетливый отец. Но дон Эскаланте не был бы собой, если бы позволил себе удручаться по пустякам. Вместо этого он широко пользовался блестящим приданным и с наслаждением почти мстительным менял женщин, удаляя жену по мере возможности и малейшему поводу прочь из столицы в деревню, где так благостен для зачатья свежий воздух. Авось задует.
Вот и нынче ночью он предавался восхитительному разврату в доме терпимости в компании обворожительных дев. По меньшей мере, обворожительность их росла прямо пропорционально количеству выпитого графом кьянти. И как оборвалась эта дивная ночь, вряд ли смог бы вспомнить. Вонзившаяся в башку яркая боль отнюдь не способствовала блаженным реминисценциям. Глаза он все попытался открыть и хотел было почесать в паху, но с любопытством обнаружил некоторую скованность в движениях. Любопытство это пересилило головную боль, и граф к умилению своему выяснил, что обаятельно привязан к кровати в собственном доме. Было здесь одно удручающее, хотя вполне закономерное обстоятельство:
- Мне бы отлить, женщина! – окликнул он дамочку, невесть сколько ожидавшую его благостного пробуждения. – И выпить.
По замыслу графини, блудный муж, обнаружив себя в путах, должен был сперва испугаться. Потом смутиться. Потом выслушать ее прочувствованную речь о долге перед высокими домами Медина и Эскаланте. Потом ответить не менее прочувствованным монологом, в котором выражал бы свое горячее раскаяние и готовность измениться к лучшему.
Увы, злополучная донна Каэтана никогда не слышала поговорки "ухватить волка за уши".
Пусть граф не мог встать и уйти, даже самая крепкая веревка в мире не удержала бы на привязи его языка. Заслышав столь грубые речи, супруга Иаго с лязгом выронила ножницы на узорный шазийский ковер и даже отступила на шаг, будто опасалась, что благоверный плюнет ядом.
Воспитание, полученное графиней, не позволяло называть своими именами даже такие на первый взгляд невинные предметы как "ноги" и "яйца". Дуэнья решительно настаивала на выражениях "постамент" и "куриные фрукты", дабы уберечь уста благородной девы от скверны.
Не иначе, как святые покровители решили поддержать Каэтану в ее благочестивом замысле. В противном случае не с ее ловкостью было бы выплеснуть воду из умывального кувшина прицельно-точно в самую бесстыжую личину мужа.
- Для начала - протрезвитесь! - она торжествующе взмахнула своим оружием.
Отредактировано Каэтана Эскаланте (2013-08-08 19:57:04)
Граф женщин предпочитал горячих и решительных. Жизнь его они украшали неимоверно, обращая ее потоком скандалов и чередой разбирательств, некоторые из коих грозили не только его кошельку, лицу и спине, но и карьере. А в особенно волнительных случаях жизни: бывало добродетельные синьоры брались за мечи, чтобы защитить честь своих дочерей, сестер и жен. Хотя какая тут честь, ежели дамочка сама связалась с эдаким беспутным идальго? По этой причине граф предпочитал не особенно впечатлительных куртизанок, а то и попросту шлюх. На подарки он был щедр, а кровящие следы ногтей на спине его забавляли много больше, чем тревожили. Вот лицо бывало жаль. Безупречным своим фасом граф гордился неимоверно. Да и чего не гордиться, ежели красавец как есть?!
Завидев в рученьках доньи Каэтаны графин, гранд искренне понадеялся что, та решила поднести ему хоть некое подобие ночной вазы, и каково же было изумление благородного синьора, когда все содержимое этого сомнительно сосуда веером брызг обрушилось ему в лицо!
Но нет! Предчувствия его обманули. Вода оказалась чистой и вполне бодрящей. Вот только нахлебаться к досаде своей, он не успел.
- Это, донна моя, извольте видеть, никак не возможно вне названных мою условий.
Иаго и не возражал бы обнаружить себя связанным, окажись под боком полногрудая блондинка, которую он приметил давеча в доме развлечений. Воинствующая добродетель же супруги графа не столько раздражала, сколько забавляла. И более всего забавляло ее дразнить.
- Новейшими науками установлено, что для вытрезвления накопленное организмом благородного дона отличное кьянти должно излиться, а кровь должна быть разжижена. Эдак толкуют лекаря.
Дон Эскаланте по-собачьи тряхнул головой, с волос полетели по комнате теплые капли, а головная боль приобрела траурное звучание в висках. Человек он был веселый и решительный, и давно бы уже позвал и Педро, и Амедео, домашних своих слуг, но выходка Каэтаны вызывала в нем любопытство, а потому он не торопился, дозволяя супруге шанс раскрыть свой замысле.
Отредактировано Иаго Эскаланте (2013-08-08 22:17:50)
Время от времени графиня Эскаланте испытывала насущную необходимость обзавестись переводчиком, который помог бы им с доном Иаго понимать друг друга хоть немного лучше. Пока что они преуспевали в этом не больше, чем немой убунди, толкующий с глухим хесом, но нынешняя ночь должна была все изменить. Если все пойдет хорошо.
Женщина наклонилась поднять ножницы, стараясь скрыть смятение. Продумывая свой замечательный план, она не учла некоторых важных, хотя и низменных мелочей. Не зная жизни без слуг, готовых в любой момент подать, принести и смиренно пойти вон, графиня не уделила должного внимания заботе о телесном благополучии своего стреноженного супруга.
- Я не сомневаюсь, вы непременно попытаетесь меня одурачить, - медленно проговорила она. - Знайте же: мы в этом доме одни, и совершенно точно будем наедине до самого утра. Я отослала даже привратника. Завтра вся Парабрана будет знать, что у вас заразительная лихорадка, и что я лично за вами ухаживаю, чтобы не подвергать опасности никого другого. Исход же этой страшной болезни зависит от того, как вы себя поведете, дон Иаго.
Приятная тяжесть металла в ладони придавала Каэтане душевных сил сделать на пути женского мученичества еще один шаг.
- Коль скоро вы так расхворались, что не можете пошевелить ни рукой, ни ногой, мне следует сделать для вас то, что должно сиделке. Но я предупреждаю, вы дорого заплатите мне за любую злую проделку.
"Мне ведь все равно пришлось бы сделать это. Я должна быть сильной. Теперь я не могу отступить".
Свободной рукой женщина неловко принялась распускать завязки мужнина гульфика.
Отредактировано Каэтана Эскаланте (2013-08-09 11:14:20)
Благородный дон и впрямь не понимал и, самое главное, не намеревался понимать свою супругу, будучи глубоко убежденным, что понимание и принятие правил – сугубо женский удел.
Ножницы же внушали гранду некоторое опасение, но вместе с ним и надежду. А вдруг глупышка образумится и срежет путы? Впрочем, хмель, который все еще прочно сидел в голове – да и в теле - графа диктовал свои условия. Благо, супруга не двоилась перед глазами. И пусть возлежать с двумя девицами Иаго был никогда не прочь, однако обе они сейчас были отнюдь не в его вкусе. Но разве он не воин и не сумеет пересилить себя, когда речь пойдет о двойном наслаждении?!
Ведь, если верить супруге, неприятности его не ожидали. Уж очень много людей знают, что нынешнюю ночь чета Эскаланте проводит наедине. Разве что благоверная потеряла рассудок и вознамерилась отхватить ему что в паху. Иаго всегда подозревал, что женщины, не наученные найти мужескому достоинству лучшего и естественного его применения, испытывают подобное желание. И, кажется, даже слышал страшные истории!
Прищурился, вглядываясь в лицо Каэтаны, но очевидных признаков безумия не заметил. А стало быть пора научить!
- Теперь, cara mia, позвольте я вам подскажу, - оскалился лучезарно, забыл про кузнецкий цех в темечке. - Сий орган надлежит ласково взять ладошкой и помассировать сверху вниз, а после бережно забрать в губы и раздразнить язычком. Вам много удобнее будет, если вы устроитесь для того у меня между ног!
Невинный и светлый взгляд графа без стеснения мотивировал девицу к свершениям на ниве семейной добродетели.
Примерно на слове "орган" донна Каэтана отчетливо и как-то не по-хорошему сбледнула с лица, ее без того большие темные глаза теперь сделались величиной чуть ли не с плошки со смолой, какие беднота жжет у уличных образов святых покровителей.
- Вы... вы...
У бедняжки не находилось слов, которые были бы достаточно вежливы и обидны в равной степени. На языке упорно вертелось "сукин сын", но произнести это вслух было так же сложно, как вживе проделать с доном Иаго все то, что он так красочно и с удовольствием описывал.
- Вы не кабальеро!...
Тут граф перешел к тому, что надлежало, по его просвещенному мнению, творить устам супруги, и отчетливый рвотный спазм сжал горло благородной дамы. Разумеется, в рукаве у донны был спрятан носовичок, украшенный любовно вышитой монограммой, но все, что она успела сделать - это зажать рот рукой и отвернуться, предоставляя мужу любоваться своими судорожно вздрагивающими плечами и ссутуленной спиной. Счастье еще, что последние три дня донна Каэтана провела в посте и молитве, умоляя Создателя послать ей успех в нелегком, но несомненно благом деле.
Когда графиня снова обернулась к мужу, ожесточенно оттирая руки платочком, щеки ее уже не то что порозовели, а пошли багровыми пятнами, будто при той самой заразительной лихорадке.
- Я требую уважения, дон Иаго. Следите за тем, что вы говорите, иначе.... я.... не дам вам....
Ей пришлось прокашляться, чтобы закончить.
- ... возможности облегчиться.
Каэтане оставалось надеяться, что она выбрала достаточно прозрачный эвфемизм, и что распущенность графа не позволит ему понять ее как-нибудь совсем уж превратно.
- Будете лежать в луже, как свинья. Вы этого хотите?
- Вы мне, carrisima mia, и без того не даете… - тут граф смешливо всхлипнул, предлагая Создателю обратить внимание на постигшие его семейные горести, - возможности облегчиться.
Страдания супруги занимали его очень мало, потому как рассудительный синьор все эти женские глупости почитал надуманными и лишними.
- Признаться, я хотел бы, чтобы вы проделали описанные мною целительные и вытрезвляющие манипуляции, но если вам угодно делать это после - в луже, то и в этом есть свое неиссякаемое очарование. Знаете ли, некоторые благородны синьоры находя интересным и волнительным созерцать, как изливаются некоторые особенно смелые куртизанки. И если бы вы раньше рассказали, что вас это занимает я, может быть, осенив себя священным знаком, и отринув воспитанность, позволил бы вам наблюдать эту рискованную картину. Стыдливость, знаете ли, драгоценная моя донна, мало способствует любовному счастью.
Нынешняя Парабрана в грязных своих закоулках была распутна, как никогда прежде, не смотря на все попытки властей и церкви водворить в городе невинность нравов, а, может быть, особенно благодаря им. И граф сам не знал шутит ли он. Или намерено изводит унылую свою супругу, надеясь обрести в ней хоть какой-то задор в отместку за пронзительную головную боль.
Фарфоровым ночным горшком из Най-Тау, расписанным танцующими в бамбуке цаплями, при желании можно было убить человека. Если бы у донны Каэтаны не было совершенно определенных планов на эту ночь, возможно, мятежный дух дона Иаго уже упорхнул бы куда-то в выси горние, чтобы обрести новую плоть в виде дождевого червя или мокрицы.
Спасало графа и то, что у его супруги просто не хватало воображения, чтобы представить себе, какие мерзости способен вытворять ее богоданный муж в обществе безнадежно падших женщин. Дама никогда не видела живую блудницу, но была твердо убеждена: мерзких грешниц следует отлавливать, брить наголо, сечь плетьми и топить в открытом море. Если бы не эти ужасные создания, сколько порядочных семей могло бы жить спокойнее!
Упоминание о священном знаке пришлось как нельзя кстати. Осенив себя симболоном и мысленно воззвав к милости Создателя, донна Каэтана приступила к обязанностям милосердной сестры, кривясь, морщась и выказывая сугубую брезгливость к происходящему. Увы, она не могла позволить себе роскошь зажмуриться, поскольку именно от ее ловкости зависел успех всего предприятия.
Крышку на ночную вазу графиня нахлобучила с такой скоростью и энергией, будто запирала внутри злокозненного джинна, а к двери спальни ринулась таким спорым шагом, что даже тяжелые юбки завихрились. Выставив горшок в переднюю, Каэтана не забыла снова запереть замок и на мгновение привалилась к резной двери, тяжело дыша, будто кто-то мог вломиться сюда вслед за ней.
- Теперь вы, может быть, перестанете язвить и спросите, зачем вы здесь в таком виде? - от порога осведомилась грандесса.
Богомерзкое действо внесло ни с чем несравнимое облегчение не только в чресла, но более всего в душу благородного гранда. Наблюдение за потрясенной супругой доставляло ему наслаждение по чистоте сравнимое лишь с полновесной Имперской монетой или бриллиантом из северных копей. Вот интересно, - рассуждал про себя синьор, - всякий ли раз прибегая к услугам восточной вазы, самолично грандесса впадает в такое же омерзение и панику?
Однако пышные юбки он проводил любопытным взглядом. Если рассматривать сзади супруга его была весьма даже аппетитна. Особенно когда губы ее были плотно сомкнуты из опасения вдохнуть сладковатое испарение кьянти витавшее над фарфором. Право слово, прелестная женщина! Но отчего-то у кабальеро возникло подозрение, что ткнуть себя лицо в подушку синьора не даст. Он скорбно вздохнул, но встретил богоданную супругу счастливым и преданным взглядом.
- Душа моя, я готов вечно оставаться привязанным к этому ложу, подобно раненому воину, если меня и впредь будет обслуживать такая трепетная сестра милосердия!
Тут перед впечатлительным внутренним взором графа возникла бесстыдная сценка соблазнения маркитантки из тех, что в часы досуга от основного своего занятия помогают раненым солдатам, следуя за армиями… Плоть его приятно ожила.
- Я бы не смел язвить, моя алмазная донна! – полночным взгляд гранда наполнился горючим негодованием. - Но полагал, что и сами изложите мне, что за срочность заставила вас оторвать меня от важных моих дел в столь грубой форме.
Теперь Иаго выжидательно рассматривал свою супругу с видом невинным и оскорбленным.
- Лишь крайняя степень отчаяния заставила меня проявить подобную непочтительность, дон Иаго. Как супруга я всегда была готова повиноваться вам смиренно и охотно, но получала в ответ лишь холодность и насмешки. Вы обращали каждое мое доброе намерение в нелепость, вы смеялись над моими попытками выполнять свой долг жены, - с каждым словом гнев донны Каэтаны распалялся все больше, а голос звучал все громче и пронзительней.
- Ваш отец, ваша матушка, мой духовник и мои родители - все они не уставали попрекать меня неуклюжестью, неумением привлечь вас на стезю добродетели. Под силу ли мне было исправить вашу испорченность своей кротостью?
Графиня взволнованно прохаживалась туда-сюда вдоль постели, с южной пылкостью сопровождая свой монолог заламыванием рук, воздеванием их к небу и укоризненным простиранием в сторону кровати.
- Супруг должен управлять женой разумно и с любовью, как король - своею державой. Что остается делать, если государь превращается в безумного деспота? Остановить его любой ценою. Даже если это будет совершено против законов божеских и человеческих.
На мгновение даме показалось, что дон Иаго, будучи все еще под остаточным действием хмеля и сонного зелья, задремал прямо посередине ее надрывной речи. Такого неприкрытого пренебрежения графиня не стерпела и снова схватилась за ножницы, угрожающе надвигаясь на мужа.
- И для начала, благородный дон, я требую, чтобы вы дали мне сына!
Отредактировано Каэтана Эскаланте (2013-08-11 19:09:00)
Благородный дон и впрямь задремал примерно на третьем слове сердечного воззвания оскорбленной супруги, которое сентиментально напоминало ему нотацию учителя богословия. Старик, однако, очень ободрял отрока веселой розгой, и оттого рвение молодого гранда в учебе становилось яростнее, усидчивость клеила зад к скамье, а очи в святое писание.
Графиня же этим волшебством не обладала и, к прискорбию своему, в скорейшем времени вознаграждена была задушевным храпом благородного синьора. Спал дон Иаго глубочайшим сном человека, чья совесть чиста, а мысли непорочны. И непорочно снилась ему чашечница Анна из траттории «Бергамо», умелица ловить брошенную ей монетку между сочных грудей. Вот это завораживающее подкидывание и ловля монетки и снились графу, когда он причмокнул во сне, по младенчески млея от вида аппетитных форм кокетливой синьорины.
Обнаружив, что уже разметала унции отборного жемчуга перед одной отдельно взятой свиньей, донна Каэтана чуть не расплакалась от досады. Подтверждая ее нелестное сравнение, граф довольно всхрапнул, можно было с легкостью предположить, что ему в это мгновение снится что-то совершенно непотребное, но чрезвычайно приятное взгляду закоренелого развратника.
Тем не менее, у происшедшего обнаружилась и хорошая сторона. Спящий дон Иаго был в разы безопаснее дона Иаго бодрствующего, пусть и надежно привязанного. Графиня вовсе не хотела изуродовать мужа - то есть, конечно, хотела, но не в том смысле.
Она снова присела в изголовье постели, подняла с подушки мокрую смоляную прядь, хорошенько примерилась и отхватила ее ножницами чуть выше уха. Счастливая звезда сеньора Эскаланте не позволила ему в эту минуту дернуть головой, перевернуться или хотя бы зевнуть, иначе он мог бы лишиться глаза, сделаться корноухим или обзавестись шрамом на щеке. Для определенного разряда женщин все это служит свидетельством доблести их кавалеров, но такой эстет, как дон Иаго, вряд ли променял на одно из этих украшений свои ухоженные шелковистые локоны.
Отредактировано Каэтана Эскаланте (2013-08-12 03:15:51)
