Ассасин с необычайной грацией и гибкостью - словно бы у него и вовсе отсутствовали кости - увернулся и вновь отступил, медленно обходя своего противника, будто высматривающий удачную сторону для нападения шакал. Ждать и давать инициативу врагу было опасно, но и атаковать сию же секунду не следовало: шази наверняка ожидал этого, и потому стоило вычленить подходящий момент. Хес тоже начал перемещаться, не желая становиться открытой целью для противника. Возникшее в душе с начала драки с ассасином беспокойство Сигмар настойчиво постарался задавить, целиком и полностью концентрируясь на происходящем. Да, враг был весьма опасен, но вовсе не непобедим, вопреки многим слухам об ассасинах. И сейчас он определённо проигрывал конунгу на средней дистанции, а значит главное - не подпускать его на ближнюю дистанцию...
- Твари? Или тролльи женщины? Говорят твоя сестра полутроллиха? Она становится по ночам зеленой? Или у неё под юбкой клыкастая пасть?
- Язык у вас длинный и острый, пустынник. Я так посмотрю, вы им предпочитаете сражаться?
Внезапно брошенный куда-то в сторону кинжал, вопреки расчётам ассасина, сыграл ему диаметрально противоположную службу, послужив сигналом к атаке для Сигмара, на каком-то инстинктивном уровне бросившемся на шази в тот же миг, как осознал, что на определённый - возможно ничтожно малый - промежуток времени противник остался без оружия в руках. Однако сам ассасин, оттолкнувшись от стены, неожиданно пустился в невероятный прыжок над головой воина. Конунг попытался рубануть шази в полёте но тщетно - тот был ловок, как куница.
Осознание произошло буквально спустя доли секунды: хес быстро начал оборачиваться, ныряя вниз и с разворота ударяя полуторником, целя в то место, где должен приземлиться убийца. Главное было успеть в тот короткий миг, когда ноги ассасина только соприкоснутся с землёй и когда он ещё не сможет вновь оттолкнуться, дабы уйти от удара - потому что если он успеет, то ступни шази окажутся отделены от тела...

Отредактировано Сигмар III (2013-04-03 18:58:26)

Несмотря на все старания хеса, меч так и не достиг своей цели, но извернувшийся ассасин упал, что было почти что равнозначно. И теперь нужно было бить - бить быстрее, пока убийца не поднялся обратно. Полуторник плавно взлетел над головой и тяжело рухнул вниз, стремясь разрубить напополам любую часть тела шаз, которая могла бы попасться на пути. В этот миг что-то сверкнуло: ассасин извлёк спрятанный до этого короткий меч и мгновенно рубанул им, полоснув по голени и устремившись к кисти левой руки. Раздался громкий звон - лезвие упёрлось в стальной бок чёрного латного наруча, спасшего предплечье, на которое Сигмар успел принять удар заместо малозащищённой кисти. Но это не остановило ухнувший сверху клинок.
Убийца что есть мочи попытался отскочить или извернуться, избегая острия полуторника, но был в слишком неудобном положении, чтобы это сделать: он лишь сумел добиться того, что острие не отрезало голову совсем, но глубоко вспороло мягкую плоть горла.

На удивление, весьма вскоре (ровно столько, сколько надо, чтобы собраться с духом и решить все-таки ответить) от угла дома прозвучало негромкое, какое-то такое смирившееся-послушное:
- Да, господин, я здесь... - После чего Дениз сперва нерешительно выглянул из-за угла половиной красной челки и одним синим глазом. Обозрел получившееся эпическое побоище, включая все еще стремительно наращивавший вокруг себя темную лужу крови труп ассасина, почти беззвучно глубоко вздохнул, и почему-то мирно вышел из-за укрытия угла под светлы очи оставшегося на ногах воина.
Так смирно, что впору было задуматься - а вот лежи тут в луже крови хесс, и позови его ассасин, тоже бы вышел?
Глядя на порядком ошалелые, круглые как у совенка, глаза на лице у смуглокожего юноши, можно было склониться к положительному ответу на этот вопрос! Зато вот подошел хотя бы поближе, неуверенно так рассматривая своего одинокого собеседника, заодно и себя давая шанс осмотреть толком.
Был случайный "недопомошник" Сигмара хессу эдак по плечо, и пусть не так вызывающе темнокож как свежеумертщвленный ассасин, но все-таки в чертах его угадывались явные корни уроженца Халифата - смуглой кожей, характерным рисунком бровей и скул. Был он хотя и явно не чистокровным шазийцем - редко бывает у хищного народа песков такая мягкость черт, а уж синева глаз, насыщенная и яркая, куда как больше была бы присуща соотечественнику Сигмара.
Нечто вроде шазийского домашнего халата и простых штанов только довершало картину образа. Дениз к тому же был порядком запылен, угрязнен и встрепан, как будто воробей которого взяли в кулак и помакали насильственно в лужу. Да еще и имел на лице весьма такие выразительные следы того, что падение из окна мордой на ассасина было не первой его неудачей в сохранении целостности тела.
- Вы целы, господин? - Наконец перемявшись с одной босой ступни на другую, спросил красноволосый. Сам, почти не глядя, успев в эти несколько секунд затянуть порез на руке чистым платком - не смотря на его несчастный вид, тонкие пальцы двигались стремительно и выдавали немалый опыт.

Юноша вот, больше смотрел на перематываемую рану - хоть поперек работы Сигмару и не лез. Видать мог определить, когда ситуация критическая, а когда нет необходимости в чрезмерной настойчивости.
- От меня, господин? Вы думаете, он был тут из-за меня?! - Через миг вздрогнул юноша, вскидывая на Сигмара взгляд. Действительно испуганный - сразу видно, что этому-то порассказывали в свое время историй о могуществе и неуловимости таинственных убийц из жарких ночей, не такая уж для него они сказка, как для иных обывателей. Такой искренний, чистый как горный хрусталь ужас на лице у лекаря промелькнул! - Я... я не уверен, господин, может быть и так. Я никогда не видел раньше ассасинов, а за последние сутки это уже второй, которого мне довелось встретить...и пережить.
Дениз обхватил себя руками за плечи, отчетливо поежившись, словно его наконец-то окатило холодным запоздалым осознанием того, как близко-близко прошла к нему смерть - и не дотянулась ровно на ширину клинка ныне перематывающего ногу хесса. Дениз потер плечи ладонями и воспитанно сперва ответив на вопрос незнакомца дальше:
- Но я просто услышал шум под окном и выглянул узнать, что происходит... И вдруг увидел его прямо под подоконником, и нож в руке, и... А потом я кинул в него горшком с цветами, и кажется поскользнулся - так и вывалился из окна вместе с всем, что на стойке было. И прямо на него... Дальше вы, кажется, видели сами, господин. Я... мне позволили остаться в этом доме на одну ночь знакомые... - И только как мог утолив интерес своего спасителя, юноша нерешительно предложил. - Не желаете ли войти, господин? Я лекарь, и мог бы обработать вашу рану надежнее - с теми средствами, что успел взять с собой, через пару дней вы забудете, что у вас что-то болело. Я буду рад помочь вам.

Дениз, неподдельно обрадованно улыбнувшись, и повел. В тот же домик, из окна которого выпасть довелось вот так внезапно. Внутри двухэтажное строение было очень скромноразмерным и в стиле "пусть очень бедно, но зато очень чисто" - первый "этаж" целиком занимало совмещенное в одну комнату пространство "кухня-гостинная", и узкая деревянная лестница вела на второй - по всей видимости в такую же единственную комнатку спальни. Из мебели был необходимый сельский минимум - стол да пара лавок, очаг с некоторыми полезными в готовке принадлежностями.  Предложив мужчине устроиться на широкой лавке и не забыв зажечь несколько свечей, лекарь быстро поднялся по лестнице, показавшей заодно характер в стиле "смерть ворам через уши хозяев", то есть бывшей ужасающе скрипучей.
Дениз наверху пробыл едва минуту - можно было слышать, как закрывает окно и прошел пару раз по комнате туда-сюда, прежде чем лестница проскрипела вновь, позволяя ему спуститься. В руках целитель держал небольшую сумку, и как вскоре предстояло узнать Сигмару, ее пространство было большей частью отдано под лекарский инвентарь.
- Это не займет много времени, господин - но раз я ныне рядом с вами, то лучше всего будет взять из сего все возможное, пока рана свежа. - Сноровисто перехватив уже окончательно растрепавшуюся косу в подобие хвоста, юноша сбросил халат и приступил к делу.
Что сказать - действовал Дениз с той быстротой и уверенностью, которая дается долгим опытом что бдения над книгами, что той немалой работы в полевых условиях, когда каждая секунда может качнуть весы в руке Создателя что в сторону жизни, что смерти. В том же Даларе многие лекари все еще предпочитали лечить больных "надежными средствами" в стиле жабьего помета - красноволосый знал об обеззараживании раны и инструмантов, очистке и грамотно применял все, что появлялось на миг из недр сумки в небольших флакончиках и баночках с мазями. Да при этом был на удивление легкоруким - касались тонкие пальцы конунга так, словно перед ним сидел чувствительный и капризный ребенок, а не переживший явно не одну рану и похуже куда воин. Нежно, заботливо, оберегающе. Легко и почти безболезненно вначале, что впрочем превратилось вскоре в совершенно безболезненно, да так и продержалось под конец.
Если Сигмар позволил стянуть с себя сапоги и штаны, то процесс пошел знатно удобнее и быстрее. Заодно можно было рассмотреть поближе и самого лекаря, благо он, оставшись в тунике без рукавов, был больше открыт взгляду. Да, досталось ему знатно и опытный взгляд воина мог легко "считывать" историю тех или иных повреждений. Темнели на нешироких запястьях и локтях оттиски чьих-то рук, в обхватывающих поверх них запястья браслетами слегка подзаживших полосках легко угадывались хватки кандалов, а под туникой и вовсе пряталась плотно прилегающая к его груди повязка. Да и повреждения на лице были характерными - ни одно из них не задело ничего, что могло бы помешать целителю говорить членораздельно.

- Благодарю вас, господин. Вы не только мастер клинка, но и щедры на доброе слово... – Светлая улыбка мелькнула на сосредоточенном лице юноши, и кажется, слова Сигмара были как раз тем, что могло наиболее прийтись по сердцу красноволосому – на лице его промелькнуло что смущенное удовольствие, которое присуще людям скромным, что и спокойное достоинство в принятии оценки его деяний, приходящее лишь с той внутренней уверенностью в себе, которая достигается с годами кропотливого совершенствования.
- Меня с юных лет влекла стезя целителя – так вышло, что Создателю было угодно одарить меня чуткостью к страданиям других, и видеть, как мои деяния снимают их боль, подымая с ложа болезней на путь здоровья, дарит мне счастье и смысл жизни. Хоть и полагаю я, что истинная радость лекаря обретается в тот миг, когда его искусство никому не требуется – ибо это значит, что всякий вокруг него здоров и радостен. – Речь красноволосого звучала все лучше и лучше, и легко было заметить, как привычное дело успокаивает и самого Дениза. Уходила с высоких скул нервная краснота, дыхание становилось все более ровным и глубоким, а сильный шазийский акцент отрывочных фраз ранее, сменялся на весьма приятный слуху мягкий выговор – чуть экзотичный, но придающий негромкой речи лекаря какую-то особую теплоту. Словно солнечное касание его далекой родины.
- Так вышло, что покровитель мой нашел этот талант достойным развития, и я был счастлив, не зная недостатка ни в мудрых книгах, ни в опытных наставниках… После же, мне довелось около двух лет пропутешествовать с караваном – многие испытания посылает сим отважным людям Создатель на их пути, и то, что я познал как теорию, вскоре обратилось немалым опытом практики. – Легкая тень, набежавшая на лицо Дениза при кратком упоминании далеких лет, мелькнула и скрылась под красной челкой, когда лекарь опустил голову, бережными движениями втирая в края раны зеленоватый бальзам. Пахло ныне вокруг Сигмара травами – многогранно, странно, но скорее успокаивающе. – Более шести лет после каравана практиковал я лекарские искусства в славном городе Даларе, и многие находили мою помощь полезной – что в Представительстве шази, что в иных благородных домах столицы…
Целитель тихо вздохнул, звуча смиренно, но различимо-печально. Нет, жалобой не звучали его слова – просто похоже, юноше не приходилось учиться скрывать эмоции так уж искусно.

Пальцы целителя в последний раз прошлись по краям раны, убеждаясь, что мазь лежит ровным аккуратным слоем. После чего на свет создателев появился из сумки сперва ровный прямоугольник мягкой ткани, явно пропитанный заранее в каком-то настое, и был наложен сверху – после чего Дениз приступил к перебинтовке как таковой.
После вопроса же Сигмара лекарь не выказал ни испуга, ни негодования (честно говоря, негативные эмоции наверняка смотрелись бы на его лице престранно – следовало бы быть человеком незаурядного воображения, чтобы представить себе такое!), лишь вздохнул глубже и отчетливее, да улыбнулся с печальным смирением.
- Столица Империи приняла меня когда-то доброжелательно и довелось мне пусть познать и здесь тяжелые времена, но никогда я не пожалел, что выбрал это место для оседлой жизни. Но верно, что-то из моих деяний прогневило Создателя, ибо только Его недовольством и могу я объяснить все то, что случилось со мною за последние неполные двое суток, господин мой… -  На миг целитель поднял на Сигмара взгляд синих глаз – впервые с того мгновения, когда опустился напротив мужчины на колени и приступил к врачеванию. Был этот взгляд столь же кроток, сколь и растерян – искренне, почти по-детски недоумевал ныне красноволосый, отчего все случилось именно так в его жизни. – Позавчера в мой дом пришли добрые братья из Ордена, со словами обвинений в общении с каким-то «Союзом»… Мне не довелось слышать о подобном ранее, но теперь я думаю, что, наверное, это очень плохие люди, если инквизиторы были столь яростны и непримиримы в своих поисках улик и доказательств. Они не нашли того, чего хотели, но обрели достаточно, чтобы назвать меня еретиком и виновным… Я был неосторожен и беспечен, господин мой – один из тех, кому я смог помочь как лекарь, подарил мне бесценный фолиант с моей родины, повествующий о строении тел людских, и пусть сей добрый муж предупреждал меня об опасности владения им, я не внял его советам и не прятал его от чужих глаз. Так в глазах братьев я стал еретиком, а после стал и опасным заговорщиком против трона – ибо нашли они в шкатулке моей драгоценный перстень, дар от случайного знакомого, которому я так же помог. Храни меня Создатель, откуда же было мне знать, что младший принц Халифата сразу же по приезду возжелает прогуляться по улицам в облике простого шази? Я лишь понял, что он благородный отрок – но мало ли таковых в благословенных стенах Ас-Сухейма! Приняв же дар его, спрятал в шкатулку да позабыл до поры – время же такое, господин мой, когда многие забывают о коварстве холодного ветра под ярким солнцем, и обретают простуду как постоянную спутницу жизни…
Дениз проверил узелок и удовлетворенно кивнул – повязка легла словно продолжение кожи хесса, мешать в движении не должна.
- Кажется, это все, чем ныне я могу быть вам полезен, мой господин – проверьте же, удобно ли и не перетянул ли я случайно где-то. – Отстранившись, лекарь остался сидеть на коленях, положив руки на бедра перед собой – в позе внимания и вежливости.

Лекарь следил за мужчиной неотрывно, и на его лице легко читалось как изумление весьма горячей речью, последовавшей за его рассказом, так и вполне отчетливое восхищение. Как часто бывает так, что люди, не способные проявить некоторых качеств, находя их в других – искренне восхищаются способностью сделать то, что  им самим не под силу! Бывает правда, чаще наоборот, когда это вызывает зависть… Но синие глаза целителя отражали свет совсем иных эмоций – ему, наверняка, хотелось бы быть способным вот так легко и свободно высказывать то, что грузом печалей и невысказанных сомнений отягощало сердце…
- Дениз, Дениз бен Тюн мое имя, господин. – Не привставший и колен, он ответил Сигмару послушно, словно решительная речь северянина заворожила молодого шази, будто отбирающая сосредоточенность и рассудок флейта какой-нибудь пэри из легенды. Когда хесс замолчал, воцарилась тишина на долгую минуту – прежде чем шази моргнул, осознав, что продолжения пока не будет, и сбрасывая с своего разума властную харизму человека, чьего имени все так же не знал. И только тогда посмел разомкнуть уста сам.
- Вы говорите слова, на которые откликается мое сердце, господин. – Тихо и словно бы совсем робко откликнулся целитель в ответ Сигмару. – Больно и огорчительно было мне когда-то узнать, что в этих столь гостеприимных землях ищущему знаний завязывают глаза – иные пути любви Создателя к детям своим исповедуются зачастую в солнечном Халифате, и расставаться с ними было мне тяжело. Как видите вы, господин мой, жажда знаний во мне оказалась сильнее шепота безопасности, и ныне я разделяю с вами кров, а не радуюсь еще одному прошедшему дню в стенах своего дома. Но…
Было опечалившись вновь, лекарь вдруг поднял на Сигмара взгляд – и они, засиявшие теплым синим оттенком, на миг будто преобразили его лицо, подарив живость и ясность, будто кто-то провел рукой по лазурной керамике, стирая пыль.
- Но я счастлив все равно – неисповедимы пути Его, которыми он ведет наши судьбы, и как знать, быть может было моей судьбой бежать из столицы, чтобы быть здесь в эту ночь и отвести от вас тень беды. Я очень рад, что смог помочь вам хоть чем-то, господин мой. Простите мне мою негостеприимность – стол мой скромен ныне, но быть может, вы не откажетесь разделить со мной ужин и травяной настой? Если конечно, необходимость не зовет вас дальше в ночь спешно… - Гибко поднявшись на ноги, целитель поклонился с почтением, прижав ладони к груди – видно, как полагалось по обычаю его родины, и придержав повязку заодно. И, смущаясь, все-таки спросил:
- Как же мне называть вас, господин?

Дениз так и замер с небольшим ножиком в одной руке, и дощечкой для нарезки хлеба в другой, после представления северянина. Да уж – чтобы не слышать о том, кто именно едет в столицу, чтобы стать женой Императора, надо было быть слепым и глухим, да и жить где-нибудь в маленькой келье на отшибе…
Так что ничего удивительного не было в том, что лекаря остолбенело на несколько минут, после легко уроненной северным воином фразы – конунг северных земель, очень приятно, конунг. Брат нынешней Императрицы и априори – владыка достаточно обширного и богатого количества земель, чтобы его сестра могла достойно встать рядом с Императором Далара. Скромно одетый воин, хлестко дерущийся по подворотням маленьких пристоличных деревень.
…как уже отмечалось, лекарь был юношей открытым, и все эмоции с его лица читались просто великолепно, словно только и успевай листать книгу мыслей.
С превеликим трудом, Денизу удалось прижать нижнюю челюсть обратно к верхней и вернуть глазам мало-мальски приличный размер. Секунд через тридцать после того, как Сигмар озадачил его прямым вопросом. Зрелище при этом целитель представлял презабавное!
- А… эээ… - И красноречие ему немного отказало. Потом правда, лекарь спохватился, закашлялся, и торопливо положив на стол все, что держал в руках, полез в шкафчик кухонный за сыром и лепешками. Пытаясь скрыть малиновую от стыда и смущения морду лица видимо.
- Н-нет, господин, я не хочу уходить… Многие люди были добры ко мне здесь, и… Но что я могу? На моем допросе присутствовал сам верховный инквизитор, меня должны были сжечь на вчерашнем рассвете! А милость и покровительство младшего принца я невольно отверг сам – не станет юное солнце Халифата слушать оправданий моему бесчестному бегству! Да и поверит ли, если скажу, что меня увел за собой ассасин… История двух дней моих словно насмешка над привычным и предсказуемым, господин мой… - Дениз звучал горестно, но как-то…безысходно, смирившись. Так смиряется человек, стоящий под волной цунами – никуда мол, не деться уж, так что же рвать себе нервы и сердце?
Ну, а пока лекарь изливал горе в уши хесса, руки его споро накрывали на стол скромную трапезу – сыр да лепешки, кувшин теплого еще настоя на травах, да пахучее вяленое мясо с пряностями, всю миску которого шази придвинул гостю. Видимо рассудив, что мяса и так мало, а хессу больше надо, он мужчина крупный. Ну, крупнее Дениза во всяком случае.
И, "украдкой", из-под челки, все таращился на северянина - на настоящего северного халифа! - как на редкостное диво.

Лекарь присел рядом с северянином на лавку, и сперва разлил аккуратно по глиняным кружкам настой, и лишь потом отдал должное еде, отломив себе часть лепешки – но жевать не поспешил, первым делом отвечая на очередной вопрос своего  нового знакомого.
- Меня забрал из камеры один из братьев-инквизиторов, мой господин. Я не ведаю, каковы были его мотивы и чего желал он достигнуть этим деянием – но был это человек дурной и жестокий, и счастлива моя звезда, что я не остался рядом с ним надолго… - Дениза ощутимо передернуло даже от воспоминания. Лекарь все-таки отдал должное лепешке, и продолжил. - Честно говоря, мне не довелось запомнить большую часть пути к Ас-Сухейму – после пыток я был слаб и бредил,  а зелье, которое мне дал брат Джозеф, хоть подарило возможность идти, а не виснуть на его руках точно тюк с сеном, но ввергло разум мой в видения, весьма отличные от реальности. Мы шли через катакомбы, как потом мне сказали – и кажется, встретили кого-то еще… Я не помню их – но то верно, были добрые люди, ведь когда брат-инквизитор сбежал, они не оставили меня в подземельях, а перевязали и передали соотечественникам. Я помню их голоса и как кто-то поил меня вином и водой – даже сквозь мои грезы я чувствовал, что они не желают мне зла. После, я очнулся уже в покоях Представительства шази, и первым кто навестил меня был юный принц Энвер – выслушав мою историю, он не разгневался на ничтожного лекаря, но в благородстве своем не забрал назад обещания отплатить мне добром за помощь… Хоть сделал я и ничтожно мало в сравнении с тем риском, которому подверг себя халиддин, приняв решение уберечь от власти Ордена осужденного еретика.

Отредактировано Дениз бен Тюн (2013-04-11 00:03:33)

Дениз несколько секунд тихонько пожевал, чем Создатель послал на стол - отщипнул того-другого, а потом тяжело вздохнул, грустно посмотрев на стол перед собой.
- Воистину, если бы была на это моя воля, я бы не оставил гостеприимного крова Ас-Сухейма, господин мой. Но после ухода принца я забылся сном, а когда открыл глаза, подле моей постели стоял ассасин. Волей Создателя я не успел закричать, и видимо лишь потому остался жив в тот миг... - Дениз поежился, вновь обхватив себя уже пустыми руками за неширокие плечи. Выглядел он порядком озадаченным, больше даже, чем грустным. - Но во имя вечных песков, я ума не приложу, что удержало его руку потом - ведь никого не было вокруг нас, а я видел его и мог рассказать о нем... Я боялся его, господин мой, и не стыжусь этого признать - но он решил взять меня с собой зачем-то, и мы вновь спустились в катакомбы. Как я мог возразить ему? Да простит меня Создатель за слабоволие, но я и глаз на него поднять лишний раз не смел, дабы не заставить пожалеть о принятом решении. И катакомбы... Которые ассасин знал, но не слишком, как я понял, когда мы немного заблудились. Потом на нас напали какие-то подземные монстры - навроде многоногов, что водятся в морских водах, но только могущих ползать и по суше, и быстро прыгать... Тогда его ранили - я перевязал как мог, но после пришлось все-таки выйти на поверхность, и там ему стало вовсе худо. Но улыбкой Создателя, мы оказались в паре дворов от моего дома - и он сумел до него дойти. лишь там пав... Под своим же кровом, я смог избавить его от пагубного влияния яда подземных тварей и после долгого отдыха, он пришел в себя... И вскоре исчез бесследно из моего дома - не пожелав ни взять меня с собой, ни обьяснить ничего.
Дениз наконец потянулся за кружкой и немого отпил настоя. Слабо улыбнулся северянину.
-  Я же, прождав его некоторое время, взял некоторые вещи свои и отправился в новый путь... Который вскоре пересек меня с вами, мой господин. Такова история моих бед - надеюсь, что вы найдете ее хоть немного занимательной и она скрасила вашу ночь.

Хорошо, что Дениз как раз отставил кружку с настоем – иначе, как пить дать, подавился бы от услышанных им только что слов северянина! Вот была бы награда взгляду и благородству Сигмара – еще и откачивать задыхающееся и кашляющее шазийское недоразумение! Этот исход легко было предположить, только отметив, как глубоко и судорожно вздохнул целитель тотчас же, вскидывая на хестурского волка потрясенный и немножко недоверчивый взгляд. Нет, вряд ли этот синеглазый юноша посмел предположить, что собеседник обманывает его – скорей уж, явно допустил, что в своих мечтах и печалях слишком сильно погрузился в образы того, что хотелось бы видеть в будущем, но чего быть никак не могло, и прозвучавшие фразы хесса ему попросту почудились.
Какая богатая гамма эмоций отразилась на миловидном лице лекаря! От сумрачной печали и тоскливого смирения, до света осознания, сменившегося столь ослепительной зарницей надежды во взгляде, словно вдруг воссиявшее над холодной и замерзшей равниной солнце. Да, да – никаких не могло быть сомнений, что привязчивый и весь какой-то очень домашний в этот момент молодой целитель тяготился жестокой необходимостью бросать немало полюбившийся ему город и край, трепыхаясь бессильно на холодном ветру перемен, словно вырванный из плодородной почвы цветок. И слова Сигмара прозвучали для него так, словно чья-то сильная рука вдруг поймала его в злой круговерти, подарив еще не полноценное ощущение – но тень, желанную и так необходимую ему надежду на счастливый исход вопреки всему! На то, что спасут, на то, что защитят и отведут нависшую беду прочь.
… такова, наверное, участь всех кто облечен властью и благородством – порой видеть вот такие яркие и пронзительно-эмоциональный взгляды в обращенных на них глазах. Когда пафостные книжные слова о способности изменить чью-то судьбу вдруг обретают кровь и смуглую плоть, отчетливо задрожавшие тонкие пальцы, вцепившиеся в кружку невольным движением, чуть было выпрямившуюся узкую спину и дрогнувшие уголки губ. Целитель потянулся к тому ответу, который Сигмар мог с легкостью считать в его облике на мгновения раньше, всем сердцем – и вдруг замер с нерожденным согласием на губах, глядя на золотоглазого своего собеседника. Беспокойство и страх отразились в глазах Дениза – но отнюдь не за свою судьбу, что и подтвердили последовавшие слова.
- Ты так благороден, добр и силен, мой господин, что я начинаю думать, не сплю ли – столь редки в бренных землях люди, подобные тебе! Но ты пришел из дальних стран, где власть твоя, как ведомо даже мне, велика и неоспорима, и наверняка счастлив безмерно всякий быть под твоею дланью, как стремится и мое сердце… Но здесь же, в Даларе – Орден могущественен едва ли не на равных с светлым Императором, говорит от лица его зачастую бессмертный и благословенный Создателем Зеница, руки их длинны, а мечи остры… Доводилось даже мне слышать, будто бы в тягость ныне истинному владыке Далара бдить над их деяниями и властвует Орден над жизнями и судьбами столицы как пожелает… - С каждым словом Дениз все больше тускнел – но говорил и говорил, тихо и даже чуточку упрямо, что наверное было удивительным видеть в нем ныне, таком послушном и податливом ранее. Наверное, это был особый инстинкт целителя – оберегать даже не смотря на то, что этим можно погубить самого себя. Да, гордыня была в сердце лекаря гостьей явно редкой – примерно такой же, как и бездумное перебрасывание своих бед на плечи и головы других людей. Особенно тех, что пришлись ему по сердцу – а то, что за недолгое знакомство суровый хесс с золотыми глазами сумел породить в тихом лекаре всяческую приязнь к себе, было легко увидеть.
- Не хотелось бы мне обернуться не помощью тебе и поддержкой целительной, а стать сродни змее ядовитой, что принесет тебе лишь множество бед и проблем… Я... я уже принес беду в дом одного благородного человека, того купца, что подарил мне книгу... Я слаб телом и духом, мой господин, и отказываясь назвать его имя сперва, я не смог вынести боли, что они дарили мне - и поныне лицо того инквизитора, что сказал мне, что я погубил его своим признанием, приходит мне в злых снах... Как могу я осознанно принести ту же участь тебе, о златоглазое солнце моей надежды? Как я посмею?...

Отредактировано Дениз бен Тюн (2013-04-14 15:10:39)

Северянин говорил – и у Дениза зримо отлегало от сердца. Говорил видимо то, что легко убеждало молодого лекаря в том, что участь, столь желанная ему, вполне может и не обернуться для желающего помочь проблемами. Да еще видно дело было в том, что синеглазому действительно хотелось ответить согласием, и слова падали на благодатную почву разума, прорастая споро цветами надежд и успокоения.
- Твои слова выдают мудрость суровых лет, мой господин… И несут счастье для души моей, столь благостный, столь желанный покой для моего сердца!  Да будет так, мой господин – коль такова твоя воля и желание, прими меня под свою руку и владей мной, отныне и покуда дороги жизни и смерти не разведут нас. Вверяю жизнь свою и судьбу тебе, Сигмар Бирген, старший сын Олафа Биргена, конунга Хестура!
Красноволосый целитель выскользнул гибкой ящеркой из-за стола, и оказавшись лицом к лицу с хессом, опустился на колени, и через мгновение – так и распростерся ниц, вытянув вперед руки и склонив голову так, что почти уткнулся носом в пол. Своеобразная традиция у шази все-таки в подчинении своим господам – халиф-то для Дениза, и вовсе сродни Создателю! Ох уж эти шази, им только дай покланяться и расстелиться.
Впрочем, молодой целитель был редкостно серьезен – для него это был важнейший шаг судьбы.
Только и расстелились вокруг него широким ковром длинные красные волосы...

Отредактировано Дениз бен Тюн (2013-04-15 23:51:40)

- Я последую тем путем, который будет наиболее удобен вам, мой господин. - Покладисто отозвался неспешно вставший вновь на ноги целитель. Осторожно провел ладонью по волосам, проверяя, не много ли налипло на них пыли и трухи с пола, и прижал ладонь к груди мягко. - Я не имел никаких особых планов на ночь, кроме отдыха, и вещи мои умещаются в одну сумку, господин мой. Так что готов я следовать за вами  сию минуту или же ожидать в этом доме ваших людей до утра...
Вообще занятно, как изменились оттенки слов "мой господин" в речи лекаря. Если раньше это было хоть и различимое почтение, а после, когда хесс представился и обозначил себя как весьма великого воина и правителя - так и вовсе возвышение его этими словами, с должным для шази оттенком собственной незначительности в этом обращении... То ныне - вроде бы ничего почти и не поменялось, а все же звучало чуть по-иному - теперь Сигмар был действительно его господин. Его, Денизов. Похоже, для синеглазого целителя принадлежать ему было действительно счастьем - и самую крошечную долю, это звучало в его устах как не только принадлежность Дениза Сигмару, но и Сигмарова принадлежность Денизу.
То есть не чей-то там левый, хоть и могущественный господин, а конкретно его, Денизов, очень даже личный!

Отредактировано Дениз бен Тюн (2013-04-17 02:08:45)