Дэвин не без труда ускользнул от охраняющего его покой стражника и теперь, идя незнакомыми коридорами, испытывал волнение. Она назначила ему встречу. Что бы сказала сестра, узнай она об этом? Пошла бы с ним, если бы он всё ей рассказал? Всё же девушка шаззи, так ярко загоревшаяся в серой массе обычных лиц, могла нуждаться в помощи. Ведь далеко не каждый призрак - явление чьего-то гнева или сумасшествия. Есть и те частицы воли, которые замерли в каком-то моменте и если не помочь им, они никогда не уйдут к Создателю. Конунг успел искрутиться на простынях, но не смог уснуть, думая о том, что он видит и пытаясь разгадать знаки, что показывала ему мёртвая. Рисовал в воздухе урды, повторяя её движение руки, напугался, когда она оказалась лицом к лицу с ним, но понял то, что она пыталась донести до него, не имея голоса. Она была кем-то из родственной крови. К сожалению, её силы не хватило обозначить ту правильную линию родства и принц так и не выяснил, с чьей стороны этот призрак происходил. Но он запомнил урды, нарисованные вместе с ней. Они были важны для чего-то, связанного с мёртвыми. А затем пришло время отправляться на тайное свидание с красавицей шаззийкой. Или с тем, что наполняло её сознание, заставив спать истинную волю девушки.
Дэвин нервничал, ибо впервые он сам шёл к тому, от чего бежал или чего не желал замечать. Золотистые волосы юного хеса отражали свет луны, когда он проходил мимо высоких окон, убеждая себя в том, что шаззийке нужна помощь. Или той, что в ней... Он не знал, сможет ли помочь ей, но мог бы выслушать её и попытаться. Вряд ли она дала ему записку лишь потому, что он брат императрицы. И вряд ли он ошибся, видя её в толпе.
Принц преодолел уже достаточно коридоров, почти не встречая стражи у дверей и даже начал сомневаться слегка, уж не пошутила ли над ним красавица. Ему было весьма неуютно одному в этих опустевших коридорах. И это не было похоже на те шалости, что устраивала Ди.
Появившийся откуда-то слуга сошёл бы за спящего, но умудрился всё же повести конунга за собой, открывая перед ним двери в гостевые покои и склонившись. Дэвин даже немного встревожился, не ударится ли слуга в столь странном состоянии, но тот, словно тень, удалился, едва юноша вошёл в залу. Её силуэт тут же отвлёк внимание конунга, и Дэвин моментально забыл о сопровождающем, вновь ощутив её инаковость, отличие от обычных людей, лёгким морозным ощущением сжавшее желудок и тут же отпустившее. Запах цветов и жар солнца от её руки...
Она была в бордовом платье и казалась выше, стоя у окна и глядя в сад. Пляшущие огоньки нескольких свечей давали не слишком много света, скрывая во мраке очертания мебели. Да и Дэвин не слишком приглядывался, поглощённый внутренним напряжением и тревогой. Она молчала и конунг младший расценил это как правильное. Мужчина, пришедший к женщине по её зову, не обязательно должен говорить первым, но в данном случае он должен был. Возможно девушка ждёт его, но слишком горда, чтобы первой просить о помощи северного юношу. Она же из шаззи, а у них женщины не заговаривают первыми кажется...
- Доброй ночи, фро. Я, Дэвин Эрхольмский, получил Ваше послание и вот я здесь. - Конунг склонился в вежливом поклоне, как и подобает, а затем выпрямился, делая шаг чуть ближе, но не подходя к ней. Возможно она волнуется, хоть и не показывает этого внешне. Для неё ведь это тоже испытание в некотором роде.
Как давно ты уже в этом теле и кто ты...
Юноша тихо втянул воздух в себя и мягко продолжил:
- Если Вы хотели меня видеть, то я бы хотел знать причину. - хризолитовые глаза скользнули по её утончённой фигуре без тени волнений, свойственных молодым юношам в присутствии знатных дам. Она была симпатичной, даже милой наверное, но Дэвин воспринимал её сейчас не как женщину, а как существо, попавшее в затруднительные обстоятельства. Впрочем, если быть честным с собой, Дэвин смотрел на девушек ровно так, как было положено, но сердце его не вздрагивало от красоты юных дев и не обдавало чресла жаром. Он признавал их красоту, но не более. Гораздо интереснее было дурить голову кавалерам Ди, воспринимая их попытки ухаживать за мнимой Эдит. Правда до того случая с... Там он кажется зашёл слишком далеко в фантазиях, каким-то образом ставших вдруг вполне реальными.
Конунг выдохнул, вычёркивая на данный момент из памяти тот стыдный эпизод, и вновь посмотрел на шаззийку, позвавшую его в столь тёмный час в это богом забытое крыло дворца.
- Если я только могу помочь чем-то... - мягко произнёс он, подходя к столику и внимательно, чуть настороженно глядя на девушку. Всё-таки было немного неловко нащупывать верные слова, чтобы не спугнуть призрака в её теле.
Будет благородно, если я освобожу деву от... второй её сути. Нельзя же постоянно бегать от них к сестре. И нет, я не сошёл с ума. В ней и правда что-то есть. Что-то тёмное...
Конунг хоть и смотрел, но чувствовал, как холодеет спина от этого необъяснимого ощущения двойственности шаззийки перед ним, и тем не менее она больше человек, чем чья-то воля, не обладающая сознанием, а значит официальные приличия должны быть соблюдены.

Её слова прозвучали искренне и то, как она быстро переместилась к столику, мгновенно напомнило Дэву о том, как перемещалась мёртвая, когда урд удался. Точно также, стремительно, быстро и плавно, будто притяжение сработало. Сердце замерло на миг, ухнув вниз, и забилось быстрее. Дэвин едва не отпрянул от её движения. Лишь покачнулся назад от неожиданности, но меж ними всё ещё был столик, что сейчас казалось к благу. Всё же они пугали его, не смотря на внутреннюю решимость юноши и собранность.
Следовало ожидать чего-то подобного. - укорил себя мысленно принц, чуть нахмурившись. Она могла бы убить его при желании, двигаясь так быстро и легко. Это насторожило ещё сильнее, но конунг всё же перебрал в голове варианты и пришёл к выводу, что смысла убивать его у шаззийки никакого. В её глазах отражалось пламя свечи, не скрывая алчущего глубоко внутри желания. Да и кокетством там даже не сквозило. И всё же смуглая тонкая рука девушки подняла бокал, протягивая его конунгу.
- Выпейте, мой принц. Как говорят все мудрецы - сокрытая в нем истина с каждым глотком делает нас ближе к небесам. Отдадим же должное древним знаниям - и я отвечу вам на все вопросы. - вино покачивалось в бокале и отказать было бы невежливо.
Дэвин попытался улыбнуться кратко, дабы она не увидела его опасений. Он остро чувствовал, что нужен ей зачем-то и смысла травить его вином тоже не находил. Если бы она хотела его смерти, то смерть нагнала бы его ещё в пустых коридорах в этом крыле, учитывая, как она бесшумно движется.
Наверное сейчас я сделаю свою самую большую глупость...
Юноша чуть кивнул, принимая бокал из её руки и ещё раз, уже для уверенности, вгляделся в её глаза, чёрные и жаждущие, совершенно не похожие на глаза женщины, воспитанной в строгости шаззийских законов. Даже у Эдит не было столько властности во взгляде, хоть Дэв и боготворил свою сестру за её уверенность и силу духа. Если бы только она была здесь, то подсказала бы ему, как поступить правильно, но увы. Сейчас она была далеко, а чем больше смотрел принц в глаза шаззийки, тем сильнее у него было чувство, что под этой маской смуглой красавицы скрывается нечто совершенно противоположного пола. Слишком много силы было в её затягивающем в бездну взгляде и это волновало конунга.
Кем бы ты ни был, ты ведь должен понимать, что занять моё место у тебя не получится. Даже если я выпью этот бокал, ты не войдёшь в моё тело, если такова твоя цель. Не выйдет. Один раз подобное уже случилось и я не позволю этому повториться. А значит...пьём. Диаболон, я действительно совершаю глупость...
Принц принял бокал из её руки и поднёс к губам, не спуская с её лица зелёных глаз. Она сказала, что ответит на все его вопросы и что он может ей помочь. Или ему, что скорей всего...
Колебаться и дальше было нельзя. Глоток вина мягко охладил пересохшее горло, скользнув виноградным вкусом по нёбу и прокатился теплом вниз. Ничего не произошло с одного глотка и конунг последовал примеру хесских мужчин, выпивая бокал до дна, как того требовали традиции.
Взгляд шаззийки всё ещё буравил его лицо, выжигая силой жажды, но если в чём и был уверен принц, так это в том, что призраку не потеснить его волю, даже если он попытается забраться ему в голову.
Юноша мягко опустил пустой бокал, ставя его на столик перед собой и почувствовал, как тепло растекается по всему телу до самых кончиков пальцев, начиная кружить немного голову. Сначала немного, а через пару секунд уже сильнее. Очертания лица и фигуры шаззийки вдруг стали расплывчатыми и неясными. Веки отяжелели, а сердце замедлилось, словно попало в клейкую вязкую среду, ударяясь о рёбра всё медленнее и медленнее. Юноша покачнулся, опёрся руками о стол, тяжело удерживая собственное тело от падения. Мысли стали такими же вязкими и мутными, теряясь в сознании.
Что ты добавила в вино... Зачем?...
Голова кружилась уже слишком сильно и всё вокруг превратилось в качающееся марево с кроваво-красными бликами света. Стало слишком душно и он ещё успел подумать, что выпить вина из её рук было плохой идеей. А затем наступила темнота, роняя его в беспамятство сломанной куклой...

Он просыпался странно. Так, как мог бы просыпаться после хорошего сна, если бы не музыка. Сначала запахи, разбудившие его, а чуть позже звук, странно отзывающийся в теле биением сердца. Сознание приветливо передавало ему сообщения, что видимо он ещё спит, потому что быть не может, чтобы он чувствовал себя полным сил после того, как... выпил с девушкой вина? Она усыпила его?
Дэвин открыл глаза, приподнимая голову и сонно моргнул несколько раз, тряхнул расплетёнными, свободно спадающими на спину волосами и постарался навести резкость, чтобы разглядеть это место. В ту же минуту сознание донесло до него очередные странные ощущения некой скованности в движениях и юноша повернул голову, упираясь взглядом в цепи, идущие к колоннам с какими-то барельефами. Сфокусировать взгляд вполне удалось, ибо от вида золотых браслетов на руках, и, судя по ощущениям, на ногах тоже, мозг мгновенно протрезвило, вмиг выдернув его из сонной расслабленности.
Юноша обхватил цепи пальцами, вставая на стопу и чувствуя, что ноги босы и под ними гладкий пол. Колонны невольно привлекли его внимание барельефами, но точно юноша не мог сказать, что изображают фигуры. Кажется нечто не очень приличное, но в сплетениях тел, рук и ног изображений было слишком сложно разобраться, несмотря на короткие цепи, крепящиеся к кольцам на колоннах. Пробудившийся мозг отчётливо кричал о том, что Дэвин попал в очередную передрягу.
А ещё ты никому ни слова не сказал о том, куда тебя понесло глухой ночью! Диаболон...!
Хес скользнул глазами по чёрной тунике, чувствуя, как перехватывает горло от отсутствия некоторых деталей одежды и надетого на него одеяния.
Какого диабла?! Что это за место такое и зачем я тут?! Это какой-то зал во дворце? Нет же! С такими вот колоннами? Не может быть... Тогда куда я попал и почему раздет, мать его?
Крошечные огоньки вокруг подсказывали, что его тут оставили не просто так. Он не пленник, а скорее...
Жертва? Какие-то древние ритуалы шаззи? Создатель... Это больше похоже на бред или я всё ещё сплю и мне это всё снится?
Дэвин попытался дёрнуть рукой, но золотой браслет крепко держал его, не впиваясь в кожу, но и не давая повода усомниться в том, что он реально находится в каком-то зале, окружённый свечами или чем-то подобным, удерживающим огоньки. Реально было и ощущение прохлады на оголённой коже при движениях и то, что дальше круга невозможно было ничего рассмотреть. Полная темнота скрывала всё дальше линии огней.
Самое время было пугаться произошедшего, не находя ответов и подобий ритуалов в прочитанных ранее книгах. Сердце и так частило, вторя едва слышимой музыке где-то вдалеке и Дэвин резко сделал пару вдохов и выдохов, чтобы окончательно прийти в себя. Этого не могло быть!
Но как бы там ни было, оно было. Он, принц хесов, так похожий на свою сестру внешностью, стоял посреди какого-то дворцового зала со странными колоннами, в цепях, окружённый бликами огня, раздетый и с распущенными по плечам и спине волосами. Спустя несколько секунд ему стало казаться, что на него смотрят из темноты. Принц тряхнул головой и сжал цепи сильнее, поддаваясь лёгкой панике и пытаясь взглядом найти того, чей взгляд чувствовал кожей, тем шестым чувством, которое ранее его могло и подводить. Ранее, но не сейчас. Он успел забыть многое из прошлого за один день свадьбы сестры, начиная жить с того момента, как в руках статуи Создателя вспыхнули знаки и тот яркий свет, из которого вышла мёртвая, сопровождавшая всё его детство. И взгляд, что он ощущал, не принадлежал призраку. Она бы смотрела иначе, словно касаясь холодом под затылком, а от этого взгляда Дэвину хотелось бежать без оглядки, ибо в нём было что-то голодное, ненасытное. Так мог бы смотреть хищник из тварей...
Ты накручиваешь себя, конунг. Вряд ли тебя тут подвесили, чтобы дать сожрать. Слишком просто и бессмысленно. Но тогда кто, если не животное? Шаззийка? У неё был похожий взгляд... Или же призрак оставил её тело и решил выполнить какой-то ритуал, чтобы занять моё? Диаболон. Я хочу, чтобы это всё исчезло. Ради Создателя, пусть это будет дурным сном! Ди станет нервничать, если я не вернусь к пиршеству. Что если ей тоже грозит подобное? Кто-то узнал об отце? Зачем я тут и что с Ди? Не нужно было давать ей уйти с королём и идти ночью чёрти куда, не предупредив её...ты дурак, Дэвин. Ты действительно дурак, решивший поиграть со своими силами. И кажется ты доигрался уже всерьёз.
Юноша ещё раз дёрнул за цепи, проверяя их на прочность и медленно выдохнул, стараясь унять нервное сердцебиение, не ощущать неприятной неловкости под слишком тонкой туникой, едва скрывающей чресла и в целом не скрывающей его изящной фигуры, не свойственной хесским воинам пока. Мускулы невольно напряглись, лишь добавляя его телу стройности, но уже не делая его женоподобным. До воина ему было ещё ой как далеко, но и до округлых линий фигуры сестры тоже. Это в платье было сложно различить их, но в раздетом виде, да ещё и в таком скованном положении, разница была очевидна. Не смотря на все, сделанные им попытки прийти к каким-либо выводам, чужой взгляд продолжал дёргать нервы и Дэвину было сложно сосредоточиться на том, что могло происходить с сестрой этой ночью. Его больше тревожило, что будет происходить с ним и во что он вляпался в данный момент. Одно было ясно - вряд ли он выберется отсюда без посторонней помощи, а помощь вряд ли спешит к нему, потому что кто-то был слишком глуп и наивен, чтобы сказать о записке и о том, куда пойдёт...

Едва ощутимо произошло какое-то изменение, словно чей-то лёгкий выдох у самого уха, а затем во тьме раздался голос, невольно привлекая внимание принца, завораживая его глубиной и бархатом. Голос был мужским, но слова, произносимые им, осознавались не сразу же. Голос стих, и лишь тогда до конунга стал доходить смысл сказанного, вздыбливая тонкие волоски по всему телу и заставляя сердце заполошно забиться в груди, нервно выталкивая воздух из приоткрытых дрогнувших губ.
"...едва тронутый порочными желаниями и мечтами…" Откуда он узнал?! Я не говорил о своих желаниях никому, кроме Рагнара! Как он мог предать меня?! Даже сестра... Ладно, Ди догадывалась, согласен, но.. О, боги!
Принц судорожно вздохнул, закрыл глаза, едва не зажмурившись от стыда, накатившего на него волной и жаром румяня скулы. В тот же миг до него дошло и то, что на него смотрят. Кто или что - было не важно настолько, как сам факт. Голос предлагал смотреть на него, порочного юного конунга, чей эротический опыт был слишком скромен, но вполне позволил выбрать между дамами и мужчинами не в пользу дам.
Дэвин открыл глаза, едва дыша через эту пелену стыда и чужих взглядов, казавшихся жадными до его стеснённого положения. Дёрнул цепи, резко поворачивая голову к руке и вдруг уловил краем глаза движение барельефа на колонне. Зелёные глаза юноши раширились, улавливая отчётливые картинки в исполнении резных фигур и куда бы не метнулся его взгляд, жар растекался по крови всё сильнее, взрывая мозг тысячами искр и будя в нём чувственность до такой степени, что казалось, будто воздух материален и касается его паха, поневоле поднимая его естество при виде непристойных и горячих сцен в движении фигур. Дыхание сорвалось и мурашки теплой волной потекли по скованным рукам, спине принца, опускаясь тягостным пульсирующим влечением ниже пояса.
Конунг закусил губу чуть ли не до крови, тяжело и быстро дыша, откинул голову назад, не веря своим глазам и тем обманчивым сценам соития, которые он видел слишком отчётливо. Слишком, чтобы не реагировать на них вполне естественным для него образом. Какое бы существо не произносило те слова, оно знало больше, чем хотел бы знать сам принц и ему стало страшно, когда он вдруг понял, что его порочность может повлиять на брак Эдит и отношение к нему.
Нет, боги! Я не должен поддаваться на этот морок! Я будущий мужчина, давший согласие сестре принять брак, если она пожелает. Какая невеста захочет такого мужчину, смотрящего с вожделением на... Боги...
Ему хотелось биться головой и кричать, чтобы не видеть того, что он видел. Не чувствовать того, что он испытывал, но тело предательски реагировало на каждую сцену, разогревая северную кровь белокурого юноши. Эти фантазии, что снились ему ночами, скрывая под толстым одеялом все его действия, сейчас навязчиво демонстрировались ему, привыкшему не думать о том, насколько его привлекает мужское тело. Об этом же никто не знал, кроме Рагнара и Орсо! Вряд ли магистр Орсо стал бы хвалиться тем, что было случайностью меж ними, и не делало ему чести. Значит Рагнар...
Кровь мгновенно бросилась в голову, горячим приливом к стучащим пульсом вискам.
Я убью тебя. Если выпутаюсь из этого, я лично прикажу принести твою голову мне на острие меча!
Мысли о казни своего наставника сейчас хотя бы немного отвлекали от пульсирующих образов на колонне, и принц таки нашёл в себе силы отвернуться от этой непристойности, панически даже не пытаясь разобраться в том, что и с кем там... сливалось в единой жажде. Тем более, что половины изображённых чудовищ не существовало в природе близ Хестура, к счастью. Хотя бы то вот чудище, похожее на спрута, вползающее своими лианами-отростками в самые скрытые места изображённого юноши на барельефе.
Конунга бросало в жар, и глаза его, светло-зелёные, широко распахнутые, влажно подрагивали в мерцающем освещении ставших более яркими огней. Он всё ещё не мог отдышаться, стискивая цепи тонкими пальцами и стараясь не думать о том, кто на него смотрит из тьмы.
Юноша моргнул, запрокинув голову назад, и вновь вернул её на место, учащённо дыша. Сердце отстукивало в такт далёкой музыке, и вдруг рядом появились две фигуры, отнюдь не казавшиеся бесплотными.
Конунг резко повернул к ним голову, чувствуя нечто похожее на удар в поддых, томной тяжестью отозвавшийся внизу живота. Двое черноволосых юношей, которым едва ли исполнилось столько же лет, сколько и ему, выступили из темноты и стали приближаться, позволяя рассмотреть узоры на их обнажённых телах, и украшения, при виде которых у Дэвина проступила испарина на лбу. Он судорожно хватанул воздух пересохшими губами, скользнув взглядом по цепочкам на груди юных мальчиков, по золотой сетке, едва скрывающей их возбуждение, поймал их туманный зелёный взгляд и застонал про себя. Кем бы они ни были, они явно желали коснуться его, и он, как назло, был беспомощен перед ними и тем, кто послал их сюда. Беспомощен и совершенно растерян, чувствуя одновременно и стыд, и какой-то, неопределённый пока, страх, и желание, усиливающееся против его воли. Они не медлили, тут же прикасаясь к его полу-открытому туникой, вздрагивающему телу, вынуждая его гореть внутри, падать в осознание своей порочности и каяться в грехах одновременно, пытаясь хоть как-то уйти от протянувшихся ласкающих тело рук. Мысли метались в голове, сбиваясь и отвлекаясь на сладостные волны, растекающиеся словно кругами по воде, по его коже в тех местах, где его касались умелые пальцы юнцов с закрытыми лицами. Дэвин издал краткий стон, напрягаясь под их касаниями и невольно подаваясь к их рукам, тут же упираясь высоким любом в собственную руку, не в силах терпеть эту сладостную пытку медленными, словно заранее выверенными ласками, вспыхивающими кострами под кожей то тут, то там...
Появившийся в руке одного из юношей кинжал из странного камня чёрного цвета мгновенно привлёк внимание конунга, усвоившего с малых лет, что оружие может лишить жизни. Холодная волна сжала сердце, окутывая распалённое тело остротой морозного воздуха. Дэвин резко выдохнул, дёргаясь в цепях прочь от лезвия, но как бы не дёргался он в своих золотых браслетах, уйти от ножа белокурый принц не смог.
Чёрный тонкий лоскут туники мягко спланировал на пол, и конунг снова судорожно выдохнул, кусая край верхней губы в бессилии, и запоздало соображая, что если смерть обошла его сейчас стороной, то уж позора кинжал ему точно добавит. И когда следующий лоскут был срезан с его туники, юноша не выдержал, забившись в цепях и в руках ласкающих его юнцов.
- Прекратите! Нет! Прочь! - его паника не разрушила цепи и стыд уже жёг изнутри вовсю, но сдаваться вызывающей чувственности своего тела принц не собирался. Он и так был на виду у тех, кто по-прежнему жадно ловил каждый акт этого действия там, в темноте. Хрупкий и напряжённый, в ореоле золота длинных волос, спадающих парой свившихся локонов по плечам на грудь и тяжело подрагивающих на полуголой вытянутой в струну спине.
Он всё ещё чувствовал эти взгляды, следящие за тонкими руками мальчиков, прикасавшихся к нему, распаляющих его тело до вынужденных стонов, позорящих имя его рода тем, что не было принято у хесских мужчин. Все его тайные желания были выставлены на показ, произнесены кем-то из мужей вслух и он просто не мог поддаться на ласки, оправдывая тот позор, который успешно так увлекал его в сети тьмы. Разорвать цепи, бежать отсюда, пока стыд не выжег ему сердце взведёнными желаниями. Дышать, пока ещё есть возможность не стонать в полную силу от чужих безымянных пальцев, трогающих его бесстыдно и распутно. Он принц! Он не может сдаться без боя за свою честь, унижаемую сейчас с каждым срезанным лоскутом, раздевая его перед жадными взорами из темноты!
Это безумие! Какой-то кошмар! Я сплю и я хочу проснуться! Пожалуйста!...

Там, в темноте, за чертой света определённо присутствовали зрители. Дэвин сопротивлялся как мог, глотками хватая воздух и пытаясь думать об отце, сестре и о мёртвой деве, произносящей слово"ложь", указывая на императора. Но ничего не помогало. Как бы не хотел он вынудить себя забыться, уйти прочь мысленно от блеска чёрного лезвия и холодных касаний тонкой срезанной ткани, он не мог. Сердце билось в груди, вздрагивая тревожно от каждого приближения ножа и вновь падало вниз, обдавая жарким стыдом лицо конунга почти что до слёз... Никогда он не попадал в такие ситуации, как сейчас. Но ругать себя было слишком поздно и всё, что он мог, это бороться с собственным желанием, таким же неумолимым, как и росчерки острия по ткани, с тихим треском срывавшейся новым лоскутом вниз к стройным мраморно-светлым ногам принца. Он то и дело дёргал цепи, стремясь освободиться из плотных, словно созданных точно по его руке, браслетов. На какой-то миг он ощутил, как легко спадает ткань с его чресел, открывая его взорам из темноты и скулы загорелись снова огнём. Принц запрокинул голову назад, жадно дыша короткими вдохами и выдохами, пытаясь успокоиться, не злится на свою глупость и беспомощность, а просто не видеть ничего. Но эти мальчики, что кружили вокруг него, лаская и раздевая его мучительно долго, что-то в их взглядах, полных сладострастного тумана, внезапно привлекли внимание Дэвина и он с ужасом подумал, что они опоены чем-то. Хотел ли он себе такую участь? Нет. Ведь он тоже также юн, как и они.. Что было бы, если бы он вёл себя также? Что помнил бы он, скользя в сладком дурмане вожделения в такой одежде, без возможности выбирать, кто с ним и где? Понимали ли они вообще, что делают или же делали то, что приказано, вбито каким-нибудь урдом в их сознание, или иной силой?
Нет... Лучше ясный ум, "чем не помню, что творю". Хватит уже того меча, которым я чуть не зашиб принцессу. Его воля выдавила мою, но это не повторится. Ни за что!
  Юноша сглотнул подступившие комом к горлу слёзы бессилия и прикусил губу, быстро дыша. Он должен был сопротивляться этой непристойности, хочет он того или нет. Тело отзывалось на ласку, вздрагивая и вздымая плоскую грудь с каждым его вздохом. И он теперь точно знал, что на него смотрят. Вздох, прокатившийся в темноте, окатил жаркой, душной волной стыда и лишь спустя пару минут юноша смог опустить голову, ловя взглядом черноволосых отроков, на месте которых мог быть и он. Они внезапно подались к нему, едва не прижавшись телами к его обнажённому торсу. Конунг хрипло вдохнул, вздрагивая и дёрнулся назад, цепляя бёдрами горячую сеть их тел и слыша звон колокольчиков на цепочках, но чувства его обострились и не звон заставил его зажмуриться, а биение их сердец. Гул сердец, находящихся так близко, что он успел почувствовать дыхание этих двоих на своих скулах. Они были живыми! Опоёнными каким-то снадобьем, подчинившимися чьей-то воле, жертвами, такими же, как он сам! И к благу, что они не знали, что делают. Достаточно того, что он ещё в сознании и ещё может молиться создателю за этих несчастных юнцов, пропадающих в пороках восставшей плоти, едва коснувшейся его. Он чувствовал их эмоции, их желание доставить ему удовольствие, неземное блаженство, их вожделение, стянутое золотой сетью на их чреслах. И он не принимал этого, снова и снова моля создателя о том, чтобы он простил их, и его заодно за грешные отзывы тела. Никто не виноват в его глупости и в том, что плоть его тверда сейчас. Ди говорила, что молитвы за других могут помочь...
Принц судорожно вдохнул, едва юноши отпрянули прочь от него, и перехватил цепи пальцами, уже видя в их руках тёмные комки губок, пропитанных чем-то. Золотистый локон отделился, дрогнув, и мягко скользнул на лоб юноши. Зелёные глаза взметнулись пристальным взглядом во тьму, вернулись к юнцам, настороженно глядя на них и, как только губка коснулась тела, оставляя прохладный скользкий след, мягко поползший по коже нежным теплом и прохладой одновременно, Дэвин облизнул губы и резко запрокинул голову назад, позволяя волосам упасть золотистой волной на спину, укрывая стройное мраморное тело принца до самого копчика. Чувства его снова подвергались атаке вожделения, дурманящего разум картинками с барельефа, но Дэвин гнал их прочь, глядя вверх и пытаясь понять, зачем его натирают маслами, словно наложницу шаззи. Выводы пугали и сводили попытки поверить, что это только сон, на нет. Какой там сон, когда кожа начинала пылать от скользкого снадобья, которое щедро текло с мягких губок, затекая меж ягодиц и стекая щекотными потёками по телу и по ногам вниз, добавляя ему тревоги и страха за будущее. И чёртово вожделение никуда не исчезало, умело поддерживаемое касаниями отроков. Хес держался внешне, но внутри паника мешала ему дышать, волнуя кровь чужими касаниями, рисуя ему образы сильных мужчин, почти что воинов, и их жгучие взгляды, заставляющие кровь бежать быстрее по венам, сильнее и сильнее скручивая пружину в паху...
Зачем ты предал мои тайные мысли, Рагнар?! Зачем это всё? Только ради того, чтобы видеть, как низко падёт принц Эрхольмский, отданный на потеху шаззийкой с оголодавшим призраком внутри? Кто скрывается там, в темноте, глядя на этот ритуал и зачем? Почему Дар Ночи? Что будет со мной? И что будет с сестрой, когда... нет. Если! Если я вернусь потом...Я не смогу ей это рассказать. Никогда!
Конунг открыл глаза, вновь опуская голову и нервно сдувая непослушную золотую прядь с лица. Сверкнул влажной зеленью глаз в темноту, невольно возвращаясь взглядом к телам юношей, распалённых омовением своей жертвы, и вновь покраснел, смущённо уводя взор к потолку и дыша уже через раз.
Прости меня, создатель. Прости, что я так слаб. Мне всего шестнадцать... Как я мог знать, что случится такое?! Я не был к этому готов! Я больше никогда не буду пить ничего из рук женщин! Лиши меня чувств, умоляю! Пусть это всё будет ужасным сном, а не чем-то похожим на жертвоприношение! Это ведь оно, да? Иначе зачем обмазывать меня маслом, дурманить и доводить до желания... до ужасных желаний! Непристойных и... чёрт!...
Принц тихо всхлипнул, сглатывая очередной вязкий ком в горле и нервно дрожа. Он так хотел быть стойким, но у него не получалось, и незримое присутствие зрителей возвращало его к постыдному настоящему и очень смутному, пугающему будущему.

От прикосновения ещё одной пары рук, столь разительно отличавшейся от мягких омовений скользящими губками, Дэвин вздрогнул, чувствуя жар, исходящий от ладоней. В ту же секунду стыд вытеснило новое ощущение, пробудившаяся способность. Словно дохнуло жаркой бездной откуда-то из-за спины и чем-то настолько тёмным, что перехватило дыхание, тут же вновь заставляя дышать, хватать жаркий воздух алыми сухими губами, вынырнуть из этого душного марева, затягивающего его сознание в темноту, рождая безотчётный страх, от которого сердце просто зашлось, колотясь под рёбрами птицей в клетке. Юноша распахнул широко глаза и опустил голову к горячим рукам, видя их, понимая, что это не женские руки, но не понимая, кто этот мужчина. Не воин, и не кто-то из знати. Он даже не был уверен, что это...человек.
Слишком горячо и... Тьма с ним!
Сердце стремительно ухнуло вниз, а от горячих ладоней по коже потёк жар, затопляя его в ощущении властности и чужой силы. Конунг впервые испытывал настолько сильное влечение от простого жеста неизвестного, оказавшегося за его спиной и то, что он почувствовал в стоящем за его спиной человеке, пугало, но не уменьшало его возбуждения. Принц склонил голову, боясь обернуться и почти уже поддаваясь к жару этих холёных пальцев, властно огладивших его плечи и исчезающих, чтобы пройтись от скованных запястий вдоль застывших на секунду, напряжённых рук хеса. Пальцы мужчины скользнули по шее, обвели контур юношеского лица, едва тот поднял голову, снова пытаясь не видеть возбуждающих сцен, прочувствовать что-то через дрожь собственного тела и тянущих спазмов в паху. Пальцы мужчины прошлись по сухим, чуть приоткрытым, горячим губам, короткими толчками выталкивающим воздух, словно ему нечем было дышать. Дэвину действительно не хватало дыхания и от властных рук мужчины на своём обнажённом теле, от той остро ощутимой его сути, что тревожила сознание конунга тьмой, от прикосновений юношей к нему, его кровь плавилась, растекаясь лавой по венам и роняя его то в леденящий холод, то в жар, вздёргивающий его чувственность до предела. Или виной этому было то масло, которым увлажнили его светлую кожу отроки? И всё же Дэвин боялся обернуться назад, и не мог найти причины этому своему страху. Будь за его спиной кто-то другой, ощущаемый иначе, он бы непременно посмотрел на этого человека. Хотя бы чтоб знать, кто он или как выглядит. Но вместо такого простого и естественного действия, юный принц опустил взгляд на прильнувших к его ногам черноволосых юношей, казалось уже изнывающих от порочных желаний. Его снова бросило в жар, нарисовав в сознании картинку этих двоих, целующихся самозабвенно прямо у самого паха принца. Плоть тут же дрогнула, ударяясь туго в плоский живот юноши и он поспешил отвести глаза, судорожно выдохнув с тихим стоном в тот же миг ощущая, как опоённые сладострастием юноши потянули его бёдра в стороны, словно намеренно открывая его взору мужчины против его воли. Конунг дёрнулся, но было слишком поздно и чтобы устоять на месте, принцу пришлось прогнуться в пояснице слегка. Осознание, что его поза слишком развратна для тех, кто наблюдает там, в темноте, окатила его новым приливом стыда и в тот же миг горячие пальцы мужчины сдавили тёмно-розовые соски, давая ему почувствовать, насколько чувствительна теперь его кожа к любым действиям. Яркая молния боли и одновременно наслаждения пробила всё его тело и Дэвин резко вскрикнул, сильно вздрагивая и чувствуя, как его ствол гудит, готовый выстрелить семенем. Пальцы мужчины сжимали его грудь до боли, бившей насквозь, катали болезненно и сладко чувствительные бусины сосков, рождая в теле тысячи крошечных молний, идущих от груди по нервам, и все мысли просто смело разом, оставляя только чувствительность, настолько изменённую сейчас, что конунгу уже было не до чужих взглядов. Он часто дышал, не сводя глаз с той черты, за которой была темнота, и взгляд его терялся где-то за гранью, лихорадочно подрагивая чёрными зрачками от тех ощущений, что терзали его тело. Это было жестоко, но так...бесконечно сладко!

Дэвин по-прежнему нервничал и не мог не чувствовать, как тела юношей трутся о него, не позволяя возбуждению покинуть его собственное тело. Но до желанной разрядки, способной освободить его от мучительной пульсации плоти, пока не дошло. Юноши ласкали его кожу, чувствительную слишком к малейшему воздействию, но не касались возбуждённого члена. И тот, кто жарко выдыхал в светлую гриву его волос, тоже не спешил, продолжая терзать конунга, заставляя его испытывать желание, постыдное желание быть ближе к нему, чем бы он ни был. Конунг буквально тонул в приливах жара, сменяющихся холодными течениями неясного пока страха. Он так и не решился обернуться назад, чтобы увидеть мужчину или же что-то мешало ему прийти к такому решению. И дело было не в вожделении плоти, а в чём-то, что не мог объяснить разум юного мага, способного на чуть большее, чем простые люди. С каждым новым терзающим его чувственность прикосновением мужчины, Дэвин всё меньше хотел знать, кто этот человек на самом деле. Словно само его тело запустило реакцию самозащиты, не давая конунгу утолить своё любопытство, обернуться и посмотреть в глаза этому существу. Что-то подсказывало принцу, что этого делать не стоит. Пока его страх касался лишь самой ситуации в целом, как и тот стыд, что он испытывал, вспоминая о чужих глазах, смотрящих на него, бесстыдно подвешенного обнажённым посреди зала, освещаемым пляской огней круга, и задыхающимся от страсти в чужих руках мужчины, явно превосходящего по силе тех отроков, что поддерживали его возбуждение своими поглаживаниями.
Испарина проступила на висках юного принца, и он чувствовал, как скатилась капля вдоль позвоночника, соскальзывая в ложбинку ягодиц, смешиваясь с маслами дрогнувшего в напряжении тела юноши. Он нервно дрожал, отчётливо представляя, как это должно выглядеть со стороны, и медленные, словно изучающие его, руки мужчины продолжали пытать его, до стонов, тихих и мучительных, срывающихся с припухших от вожделения губ принца, в частом, прерывистом дыхании, слабыми толчками выбивающемся из груди. Он больше не мог не стонать, вытягиваясь в своих цепях и вздрагивая от прикосновений мужчины к напряжённому животу и узким бёдрам.
Мужчина внезапно подался к нему, крепко сжав пальцы на бёдрах юноши и Дэвин тихо вскрикнул, чувствуя, как захлёстывает его волна жара чужого тела за спиной.
Нет! Нет, пожалуйста! Не надо так делать, ради Создателя! Я не выдержу...
Слабость окутала его на миг, и он безвольно замер, поддаваясь очередной волне паники в душе, лихорадочно облизнув губы и распахивая глаза ещё шире.
Мысль о том, что может последовать дальше с ним, о собственной беспомощности в такой ситуации, и о том, что им воспользуются у всех на виду, окатила горячей волной стыда смешанного с морозными мурашками ужаса, впившимися прямо под кожу. Сердце взметнулось к горлу, неистово выбиваясь из ритма. Конунг застонал и уже не мог отделаться от ощущения чужой власти и собственного бессилия. Он мог бы кричать и биться в цепях, мог бы... Но не находил в себе силы сопротивляться жарко прижавшемуся к нему сзади телу, отчаянно погружаясь в свои ощущения. Ощущения были весьма яркими, позволяя ощутить словно литое отличным скульптором, крепкое, тело мужчины, и его горячий выдох в шею, запустившее новый сноп мурашек, прокатывающийся по позвоночнику юного принца. Он почувствовал не только крепость мускул человека, завладевшего им, но и то, что всегда тревожило всех мужчин, будь они хесами или ещё кем, не важно. Размер прижатой к его ягодицам горячей, напряжённой и пульсирующей плоти, пугал, сбив дыхание напрочь. Природа явно одарила мужчину этим на зависть других, но Дэвин с ужасом представлял, как это орудие получит желанное. Зрачки дрогнули, расширяясь и юноша застыл на миг, тут же чувствуя, как член мужчины скользнул в ложбинке, заставляя его судорожно сжаться внутри и испытать новый прилив вожделения, едва мужчина стал притираться своим орудием к его почти раскрытым ягодицам, благодаря стараниям юношей, вынудивших ранее его изменить позу так, чтобы не было возможности сомкнуть мускулы. И теперь мужчина мог беспрепятственно творить с его телом что хотел. Даже пожелай Дэвин сжаться в последней попытке сопротивления, ничего бы не помогло. Желание, уверенно насаждаемое всеми участниками этого развратного действа, снова стало расти, теперь уже от умелых скользящих движений члена мужчины вдоль ложбинки ниже спины, затягивая принца в ожидание, и вновь взрывая его чувства, тревожа сладостным и пугающим вожделением, от которого избавиться было невозможно.
Принц закусил губу, молясь, чтобы не кричать, когда...
Нужно расслабиться. Создатель, пожалуйста... Что может быть позорнее, чем стоять на виду в таком виде и... Боги! Что я сделал такого ужасного, что Вы решили так наказать меня!
Дыхание снова сорвалось на стон и принц уронил голову, дрожа и чувствуя, как туго стягивает пах пульсирующее желание и как скользит меж ягодиц крепкий ствол того демона, который властвовал над ним сейчас, бесстыдно и с явным удовольствием пользуясь тем, что конунг не может ни укрыться, ни бежать от него.

Распалённый желаниями, золотоволосый юноша снова поднял голову и мужчина тут же прижался щекой к его щеке. Жар был почти невыносим и Дэвин слабо застонал, отстраняя лицо и не повернув головы. Ожоги его поцелуев выжигали узоры на чувствительной не в меру коже принца и он тихо вскрикивал, когда губы мужчины прикасались к его шее, болезненно ошпаривая, простреливая тело молниями боли и не умаляя вожделения ни на йоту. Ласкающий язык оставлял короткие прохладные следы, мгновенно смешиваясь с тонкой испариной и вновь разжигая пламя в крови. Он желал разрядки так сильно, как и любой юнец в его возрасте, до хриплых выдохов и прикушенных почти что до крови губ. Понимал, как это позорно, желать секса, находясь в таком вынужденном положении, но ничего не мог поделать с этим. Кем бы ни был этот человек, посмотреть которому в лицо у конунга не хватало сил, он явно не собирался утолить порочные желания юноши вот так вот сразу, хоть и чувствовал, не мог не чувствовать, насколько взведён юноша его ласками и болезненными поцелуями
Ты демон! Демон...
Возникшая внезапно мысль горячо осела в сознании Дэвина, заставив дыхание снова сбиться на стон. Не мог человек проделать такое, мучая его сладострастием и выставляя тут в зале напоказ невесть кому. Он ведь даже не ведал, что и кто смотрит на него из темноты, и с каждой секундой всё сильнее сомневался, что это люди. Не даларцы и не его воины, и вряд ли простолюдины, даже если он ошибается. Дэвин не знал, насколько он мог быть близок к истине, но определение мужчине возникло само и конунг принял его, стараясь не думать правда ли это вообще. Может быть это тяжёлый сон и всё, что он испытывает - страх, боль и жажда мужского тела, острое возбуждение, которое невозможно снять ничем... Это могло быть дурным сном, если шаззийка опоила его каким-то сонным зельем. И почему бы не посмотреть на своего мучителя, глаза в глаза? Но даже от самой этой мысли по коже пошли мурашки, кидая натянутое струной тело принца в новый прилив дрожи, пока обжигающие губы терзали мочку его уха, а пальцы юноши судорожно сжимались на цепях, будто бы это могло хоть как-то облегчить его пыл. Не облегчало ничуть, и когда раздался голос у самого уха, Дэвин зажмурился, с тревогой и смятением впитывая каждое слово, произносимое демоном  ему.
- Скажи это… - казалось, что возбуждённый, хрипловатый голос мужчины звучит не только в голове, но и отдаётся низким, пугающим баритоном в самом сердце конунга.
- Скажи, что желаешь… Скажи, что хочешь быть моим… Отдаться мне, принять меня в свои недра, ощутить как моя плоть пронзает твое тело, как я познаю тебя до последнего отзвука стона и крика… Признайся…
Дэвин закусил губу, запрокинув голову назад, прижавшись затылком к плечу демона и тяжело дыша короткими выдохами через нос, осмысливал сказанное ему. Он бы сказал... Сказал бы, что желает его, неистово и жадно желает. И хочет принадлежать ему полностью ради этого удовольствия, обещаемого его крепким идеальным телом, даже через боль и крик, лишь бы он дал ему извергнуть семя, сдавившее туго мошонку и болезненно пульсируя кровью в напряжённом ровном стволе. Сказал бы, да, но... что-то мешало ему произнести это всё вслух. Возможно то, что он не был готов, даже во сне, отдать свою волю невесть кому во власть. И не важно был ли это демон или мертвец... Он вдруг неожиданно, даже для себя, натолкнулся на внутреннее отторжение навязываемого ему предложения, упорно отрицая саму мысль того, что он смирится со своими порочными желаниями, отдавая своё тело и душу во власть незнакомца, не показывающего своего лица.
Юноша хватанул воздух губами, шумно вдыхая горячий воздух и снова уронил голову, боясь, что в этом пороке, столь желанном и сладостном, вывернутым из него насильно, может найтись место и для диаболона, повергая его не только в унижение, но и в нечто более страшное. И он должен был ответить демону хоть что-то, что не претило бы его внутреннему упрямству, возникшему от провокаторского властного голоса в его голове.
Единожды поддавшись, ты навсегда можешь потерять себя и тогда не станешь ли ты куклой в руках того, кто дёргает за верёвочки...Одержимым например...
Дэвин жарко задохнулся, чувствуя властную ладонь, отдающую жаром прямо над своим естеством, вздёрнул голову вверх, взметнув шёлк влажных от испарины волос, переливающийся чистым золотом в изменчивом свете огня. Его рука была так близко, что хотелось податься к ней всем телом, лишь бы он коснулся плоти! Но юный конунг медлил...
Вдох-выдох и он замер, учащённо дыша, распахнув глаза, остановившиеся светло зеленью за чертой круга...
- Я... желаю страсти. - хрипло, чуть сбивчиво прошептал конунг, постепенно укрепляясь в своих словах и вновь обретая голос, пусть и хрипловатый от мутившей разум страсти, но с каждым его словом различимый всё больше. - Желаю сплетения тел и ласк. Желаю, чтобы рука сомкнулась, даруя мне миг ярчайшего удовольствия. Желаю отдаться так, как отдаются женщины своим мужчинам... Желаю знать твоё имя и расу. Я желаю многого сейчас и если не кричу "да", то лишь потому, что не знаю тебя... - закончил он, закрывая глаза и не двигаясь, словно замерев в жарких руках мужчины.
Я не отказываюсь, боги! Я ведь не отказываюсь, правда? Я просто не хочу быть зависимым от тебя, как те, чью волю забрали духи. И я не знаю тебя, демон. Ты просишь слишком много...

На миг ему показалось, что всё закончится прямо сейчас. Вот в этот самый миг, когда от желания уже сводит всё тело, так податливо плавящееся в смуглых руках... Дэвин прикусил губу, закрывая глаза и всё ещё боясь оказаться повергнутым, раздавленным собственной страстью и безвольно отдающимся во власть мужчины, чем-то похожего на упоминания в древних книгах саг о демонах, которых юный принц никогда не видел. И не увидел бы никогда, если бы не свет огней, тёмный зал, полный чьих-то глаз, его бесстыдно обнажённое мраморное тело и чисто человеческая жажда наслаждения, выпущенная этим всем наружу, вопреки маленьким тайнам младшего конунга, о которых знал лишь его наставник, да догадывалась Ди.
Конунг был слишком юн, чтобы успеть укрепиться в своих пристрастиях и открыто в них признаваться, но тайно уже выбрал ту сторону, что манила его, как мотылька на свет. Мужчина за его спиной дышал ему в затылок и Дэвин упивался этим, жадно стремясь запомнить это ощущение и боясь, что всё это исчезнет, как сон. Хотел, чтобы исчезло, чтобы сохранить своё будущее, себя, хотя бы ради чести и семьи. И не хотел в то же время, потому что тогда он бы никогда больше не испытал такого! И никогда бы ему не было так сладко и страшно одновременно, так приятно чувствовать его руки на своём горящем теле, размазывающие тёплые потоки желания, словно художник кистью по полотну. Он никогда бы больше не испытал своей беспомощности перед мужчиной, уже не заставляющей его ничего выбирать, думая о будущем, а просто принадлежать ему и таять от каждого его касания, дышать страстью, стонать от неё, хотеть так сильно, чтобы не сдерживать этих стонов, даже зная, что они не одни. И всё это могло прекратиться...
Он запомнил всё. И вены на смуглых руках и форму его ногтей, чуть удлинённых и ровных, даже заострённых слегка, и цвет его кожи, тёмной бронзой выделяющийся на светлой, нежно-персиковой вблизи, коже самого принца. Он не мог думать о другом будущем, кроме того, что наступит сейчас. Или исчезнет, или же... Дэвин глубоко вдохнул, всё ещё чувствуя его напряжённый ствол меж ягодиц и снова покраснел, осознавая, как хочет его. И не важно, что имени своего и расы мужчина так и не назвал. Кем бы он ни был, он умело тревожил чувственность Дэвина, заставляя его сопротивляться страхам и сомнениям, то рождая их снова, то гася ласковыми руками, то дразня опять.
Что ты сделаешь? Исчезнешь? Или сделаешь это со мной... Сделаешь это...
Даже слова не хотели находится сейчас, хотя Дэвин уже не был ребёнком и знал, как называется то, что собирался сделать мужчина с ним. Но сознание его плавилось в пылу жара и болезненных объятий этого крепкого, смуглого человека, не стесняющегося ни чужих глаз, ни собственной наготы, ни того, как он трётся о тело пленённого цепями юноши, словно так и задумано им.
Лишь на этот, показавшийся Дэвину вечностью, миг, он отстранился и руками приподнял распятое тело юноши, заставляя того снова задышать чаще, распахивая зелёные, влажно подрагивающие от страха и желания, глаза. Приподнял и остановился, давая принцу почувствовать, как его взгляд скользит по изогнувшемуся в спине, гибкому телу с уже наметившимися мускулами, делающими фигуру конунга привлекательной и в то же время всё ещё юношески изящной. Властно разглядывал он то, что принадлежало сейчас ему, и у Дэвина замерло сердце в груди, уходя куда-то вниз, как птица со сложенными крыльями, ухая в пустоту...
- Наше первое соитие, Дэвин… - прокатился его голос по застывшим на пике нервам конунга и Дэвин с ужасом и облегчением тут же выдохнул, ловя молниеносную мысль о том, что он говорит...
Первое? Первое!? Создатель... Будет и ещё?!
Сердце снова забилось в груди, но его голос заставил не думать пока о будущем. Не сейчас, когда... Юношу словно окатило жаром снова, как только мужчина заговорил опять, хрипловато раскатистым, тяжёлым от не исчезнувшей никуда страсти, голосом.
– Прочувствуй его. Ощути, как я наполняю тебя. Как твое тело принимает меня…покорно…
- Покорно... - шёпотом повторил Дэвин, теряя себя на миг и падая в бархат его голоса, снова поднимая лицо к потолку и чувствуя скользящие по спине волосы от этого движения. А потом он ощутил горячую головку, приставленную к его раздвинутым ягодицам, уже совершенно точно зная, как она погрузится в него и как это может быть болезненно с размером мужского ствола, который он ощущал так мучительно долго и так упоительно. Но домыслы кончились тут же, как только горячая плоть демона скользнула по чувствительной коже вглубь тела, упираясь в него и раздвигая тугие мышцы запретного входа тараном своей крепости.
Дэвин застонал, тщетно стараясь расслабиться и неумолимо чувствуя, как огромный, на самом деле огромный, член его демона вгоняется в его тело, заполняя его жарким, скользким от смазки громадным стволом, двигающемся всё глубже, буквально насаживая его на себя, словно на кол. Было больно, мучительно болезненно ощущать, как растянулась кожа у самого входа, нехотя впуская владельца любовного орудия в узкое девственное пространство, судорожно сжимающееся вокруг плоти мужчины, и отпускающее его ради продолжения этой пытки первым соитием с ним. Дэвин чуть вскрикивал, слабо и судорожно, будто всё же пытаясь принять его всего, и не думаю больше ни о чём, кроме боли и того, что надо расслабиться. Рельефные сосуды чужой плоти, налитые кровью изнутри, пульсировали в его теле, растекаясь спазмами по низу живота и член мужчины упорно двигался внутрь него, задевая неведомые точки, расплывающиеся в потоки напряжения, изогнувшего его на цепях, охрипшего от страсти и учащённого дыхания. Он почти что кричал, не зная, кричит ли он на самом деле или же нет. Лишь неумолимая власть человека, совершавшего с ним всё это, имела сейчас значение. И боль, захватывающая его тело всё сильнее, но не уменьшающая его желания быть покорным этому демону, продолжать терпеть это ради безумного удовольствия, которое бы никогда не проявилось в конунге в иных обстоятельствах. Зато теперь принц уверен в том, что его демон - человек, а не миф из заморских легенд. Человек, который посягнул на принца, как на мужчина посягает на женщину. И как бы унизительно это не было, как бы не хотел принц признаваться в своих желаниях, они никуда не могли скрыться от глаз этого мужчины. Юноша в его руках жаждал соития, даже проходя через боль и стыд. Вряд ли женщине удалось бы добиться от конунга такого эффекта, какого добился демон, выставляющий этого юношу напоказ, как жертву для своих желаний.
Дэвин хватал горячий воздух губами, чувствуя себя раздёрнутым надвое, не справляясь с тем, что ощущал, почти что теряя сознание от смеси боли и наслаждения, что давал ему демон. Он чувствовал как жёстко держат его руки владельца его тела и как его мощный орган продвигается внутрь до самого упора, разрывая анус болью и спазмами сладострастия, соединения двух тел, одно из которых было слишком горячо и наконец коснулось ягодиц животом, войдя полностью в тело юноши.
Дэвин задышал часто, расслабляя мыщцы и стараясь насытиться этими глотками воздуха. Боль стихала, оставляя лишь чувство наполненности, словно мужчина решил дать ему передышку, дать ему привыкнуть к своим немалым размерам внутри. А затем сжал пальцы на бёдрах принца и подался назад, срывая с губ юноши протяжный стон. Дэвин больше не думал, дрожа и плавясь в ощущении движения, начатом демоном, тугого скольжения внутри него, заставляющего забыть обо всём, погружаясь в ритм соития до стонов, рвущихся из груди, и той тягучей боли, при движении громадного члена мужчины в нём.

Дыхание срывалось и Дэвин стонал, утопая в ярчайшей смеси новых, почти что безумных ощущений. Мужчина, казавшейся черноволосым смуглым шази, продолжал двигаться, не давая больше юноше возможности отдышаться. Тело продёргивало болью и сладостным скольжением внутри него, с каждым толчком глубоко в его тело приближая снова тот чуть утерянный пик наслаждения, что грозил вот-вот брызнуть семенем. Не совсем сейчас, но всё явственней напрягая ствол хеса. Юноша не думал ни о чём сейчас, отдаваясь своему насильнику полностью. Он забыл о юных мальчиках, что вышли из поля его зрения, как только мужчина положил свои руки ему на плечи. Сейчас он только дышал, повинуясь ритму, и чувствуя, как сердце вторит ему и как сворачивается клубок в животе, то сильнее, то чуть слабее, дёрнутый болью от резких, не щадящих его, движений демона. И тогда он тихо вскрикивал, сжимаясь в тесноте своего тела и доставляя мужчине наслаждение прокатывающейся дрожью и узостью, эластично-податливой, принимающей его член в себя бескровно. Юный хес не был девственником, благодаря выдумкам сестры и попав единожды к мужчине, не отступившем от предложенного. Но Дэвин не помнил, как это было. Как бы ни было, не так, как сейчас, когда каждый изгиб его стройного тела был доступен взору со стороны. Мужчина, что насиловал его, украшая своё насилие жаждой секса в юношеском теле, умело разбуженной им, мог по праву считать себя первым. Память совсем вычеркнула магистра Орсо из списка тех, кто мог бы претендовать на его тело. Случайность, не более. Да и сам магистр ни разу не намекнул принцу на тот инцидент, прочно укрыв молчанием ту сцену, где Дэвин играл роль своей сестры, а ныне императрицы Пяти щитов. Было глупо и нелепо так попасться, но сейчас... Сейчас он разве мог хоть как-то повлиять на события? Мог бы закричать, пытаясь вырваться из жестоко стискивающих его бёдра до синяков, демона, но разве хотел он этого? Нет...Он впитывал каждый миг соития, понимая, что больше никогда не сможет быть с женщиной, и уж точно не испытает тех ощущений, что испытывает сейчас. Кем бы ни был его жестокий любовник, он делает то, что всегда желал Дэвин, бросая взгляды на мужские тела и смущаясь своих желаний и реакций. Он так долго держал себя в руках, уводил взгляд в сторону от любого, кто хоть немного нравился ему, гасил свои желания так, как делают это все юноши в его возрасте, уединяясь. А здесь, в этом чудовищном гротеске, похожем на сладострастное жертвоприношение, он не просто не смог сопротивляться своей природе, влекущей его к сильным мира сего. Молодые юноши не волновали его кровь, в отличии от мужчин зрелых, сильных, как воины, статных.. Правда момент, когда расстегнулись кандалы на ногах, он почувствовал и с некоторым страхом выдохнул, чувствуя, как подхватывают его крепкие руки, и тут же бросая взгляд на мальчиков, которые возбуждали его до прихода демона, под чью власть он попал.
Он снова вцепился в цепи, задохнувшись от неожиданности и ощущая, как отрываются ноги от гладкого пола, и как мужчина перехватывает его тело, широко разводя его колени в стороны и снова насаживая его на себя.
- Не надо... Пожалуйста... - прошептал он, умоляя, вспомнив о тех, кто смотрит на них и снова румянец залил его скулы. Это слишком открыто, слишком порочно смотреть на то, что делает демон с ним, давая в малейших деталях рассмотреть его всего, его вздрагивающий плоский живот с торчащим от возбуждения членом и даже растянутый уже вход в его тело, куда по прежнему продолжал врываться рельефный ствол мужчины, словно напоказ разложившего принца так, чтобы все могли видеть его. Мурашки снова побежали по коже конунга, охватив душу паникой и стыдом за такую открытую позу. Он дёрнулся в кандалах, но тут же снова застонал, чувствуя, как плоть мужчины выходит из тела, задевая внутри что-то, что сладостно отзывается на это бешенное ритмичное действие, вынуждая Дэвина желать ещё и ещё. Нервы вздрогнули, пронося молнией холод внезапного страха. Что если там, в темноте, есть люди? Кто они и что скажут о конунге, когда...
- Не надо... - срывающимся шёпотом зашептал принц, чувствуя, как предательски горят скулы и как стыд снова охватывает душу, сменяясь толчком боли и волной наслаждения. Стон вырвался сам по себе и он откинулся на грудь мужчины, поднимая голову кверху и часто дыша, чтобы пережить эту новую волну ужаса. А что, если среди них есть знакомые ему воины или лица, которые могут встретить его в замке. Ведь ему же придётся возвращаться в свои покои потом... Что скажет Ди, узнав от кого-то из них, что принц был главным блюдом и они видели, как порочен её брат, изнемогая в руках шазийца? У них ведь нет запретов на секс с юношами, кажется...
О, господи!
Волна ужаса опять сменилась волной удовольствия, рождая в сознании фейерверк, сменяя холод в животе на жаркий прилив. Признать то, что он не делал это по своей воле - единственное, что он мог сказать сестре в своё оправдание. Кандалы не давали ему оказывать сопротивление, а мужчина был слишком силён, чтобы Дэвин мог бы хоть как-то препятствовать насилию над собой и его хриплое дыхание, жаром ощущаемое на затылке, дыхание, не оставлявшее сомнений, что ему нравится процесс и всё, что он делает с телом конунга, возбуждает его ещё сильнее, вообще не оставляло места для сомнений. Дэвин мог бы попытаться сдвинуть колени, закрыть себя от жадных взглядов из тьмы, но было слишком поздно и оставалось лишь сгорать от стыда опять, чувствуя, как молотом вбивается в его анус член мужчины, ускоряя ритм и лишая его даже возможности дёрнуться из-за пробивающих его тело насквозь, сильных толчков.
Что-то звякнуло в прерываемым постыдными влажными шлепками и стонами принца зале. Конунг бы не обратил на это внимание, лишь слегка вздрогнув от звука и сжимаясь на миг внутри, и тут же снова проваливаясь в чужую власть над ним, подчиняясь ритму. Но горячие губы внезапно легли на головку его собственного члена, тут же взрывая мозг вспышкой новой звезды. Собственная плоть погрузилась во влагу чужого рта и Дэвин хрипло выдохнул, опуская голову вниз и ловя взглядом одного из юношей, ставшей на колени и с упоением заглатывающего его член. Тут же вышел и второй юноша, став пристраиваться к первому сзади и Дэвин только сейчас сообразил, что они похожи, даже слишком, друг на друга.
Они братья?! Создатель!
Шок, который последовал за этим, резко убил возбуждение, готовое выплеснуться в чувственный рот одного из близнецов. Даже в страшном сне Дэвин не мог представить себе, чтобы он с сестрой... Это было уж слишком извращённо для него. Он очень любил Ди, верил ей во всём, переживал за неё, соглашался на любые афёры, но чтобы вот так поступить с ней, как поступал сейчас один из них со своим братом?! Да, картинка была со стороны бесспорно сексуальной, но Дэвин не хотел видеть их, совокупляющихся, словно фрески на колоннах, не хотел, чтобы они даже касались его тела! Душная волна захлестнула его, перехватив дыхание и кидая в мелкую дрожь. Он всё ещё чувствовал, как демон насаживает его тело на себя, слышал его хриплое дыхание, шевелящее светлые волосы на затылке, но уже не мог наслаждаться горячими ритмичными движениями мужчины и губ мальчика, до невозможности похожего на того, кто стоял за спиной близнеца. Что бы ни делал черноволосый юноша с его утратившей силу и твёрдость плотью, всё было тщетно. Дэвин повернул голову в сторону, отводя глаза от вызывающей дурноту картины и закрыл их, чувствуя, как дрожит от волны душного гнева на всех них, и на ту девицу, что опоила его вином, отдав в плен смуглому демону за спиной. Ритм всё ускорялся, и Дэвин просто подчинился ему, стараясь не думать о том, что перед ним близнецы, пусть даже опоенные зельем. Он же выпивая вина слишком для себя, не лезет к сестре под юбку. Даже если плохо видит собеседника, уж кого-кого, а Эдит он бы узнал из тысячи. Не может человек опоиться так, чтобы не различать родных, а значит они порочны не по принуждению, эти двое, пытающиеся возбудить его ещё больше сейчас. К сожалению, пока они терпели полное фиаско, не зная даже, что для хеса, выросшего с братом и сестрой, инцест был непереносим ни в каком виде и ни в какой обстановке. Его дыхание всё ещё было частым, но стало тяжелей и беспокойней. Дэвин сдавался, не имея возможности оттолкнуть братьев от себя, как и своего насильника, уверенно продвигающегося к самому пику этой гротескной сцены.
Диаболон бы вас побрал. Всех...
Юноша тяжело выдохнул и откинул золотогривую голову на плечо мужчины, дожидаясь, когда усилия всех троих завершатся естественным путём, а приступ неприязни к юношам пройдёт окончательно.

Несмотря на всё, что роилось в душе и творилось в голове младшего конунга, он чувствовал, как крепкие жаркие руки демона прижали его к своему телу, предвещая каждым напряжённым мускулом скорую разрядку. Он тихо вскрикнул, ощущая, как налилось каменной твёрдостью тело его властного любовника и как впились пальцы его в нежную кожу принца. Духоту и дурноту сменил холодный прилив, подсказывающий, что вот сейчас, вот-вот уже всё закончится! Страстные барельефы, питающие его воображение, влажные касания языка к его плоти и жаркое дыхание у самого паха одного из братьев, тянущая боль от разрывающего ритма мужчины, перешедшая в постоянную, срывающую с его губ такие же стоны, как и пять минут назад, когда он изнемогал от желания. Теперь он не желал разрядки, но скользкой, влажной от пота и масел, кожей ощущал, как напряжёна каждая мышца в теле его мучителя и как он жесток ради своего удовольствия. Ещё немного и Дэвин стал бы умолять демона отпустить его, просто боясь того, что ощущал ещё, кроме саднящих, быстрых и глубоких насаживаний его тела на твёрдо-каменную плоть. Его жажду утолить своё желание любым путём. Дэвин даже не знал, стал ли он случайным выбором жертвы или же осознанным, желая лишь одного - не испытывать больше боли и стыда, не видеть и не слышать звуков, дёргающих его сознание и заставляющих думать о своей развратности. Но тем не менее Дэвин думал, вскрикивая лишь когда мужчина особенно жестоко направлял его тело вниз, вбиваясь тараном в его анус, разбитый уже мощными движениями его похоти. Даже сейчас, когда чувствовал уже, как семя выплёскивается горячим потоком внутрь него, он не мог отделаться от мысли, что это всё какой-то жуткий кошмар, в который его ловко поймали, вынудив участвовать в этом со всем пылом и страстью, на какую Дэвин даже не был уверен, что способен. Теперь конечно он знал, что подвержен безумным желаниям и даже какая-то часть его бережно хранила то неистовое воспоминание о желание, которым терзал его неожиданный любовник. Стоны мужчины и юношей слились в один, и Дэвин почувствовал, как першит в горле от слёз. Ну почему всё так? Почему он тут и зачем это всё было вообще? Выдох прокатился в темноте, и он точно не принадлежал тем троим, что брали его и замерли сейчас на пике наслаждения, медленно отходя от любовного пыла и постепенно расслабляясь. Если бы он только мог быть с ним заодно...
И ты бы поддался развратному безумия не в стенах спальни, а здесь, на виду у всех... Нет! Это всё вино, которое я выпил! Это моя глупость, что я не сказал, куда иду! Какой же я идиот...
Принц уронил голову, чувствуя себя опустошённым и усталым, невольно прижимаясь спиной к груди своего насильника и уже теперь желая лишь уснуть, если сможет. Его же снимут с цепей? Не оставят тут с теми незримыми зрителями, чьё присутствие сейчас было таким же остро-ощутимым, как и руки демона, всё ещё держащего его на весу...