Приходилось ли Вам проводить ночь в компании нескольких девушек, да настолько привлекательных, что сердце начинает биться так сильно, что, казалось бы, вот-вот выпрыгнет из грудной клетки? Вот и сердечко Бладди билось, словно резвая пташка, угодившая в лапы хищника, но абсолютно все наслаждение было подпорчено малюсеньким фактором: парня и самого отнесли к компании милых девиц. И не то чтобы мертвецки пьяный парень был против столь замечательного соседства — сыпать проклятиями принялся мужчина средних лет, который потащил громко сопящую "красавицу мужчину" в постель. Стоит ли говорить, что отныне вся округа будет припоминать сему господину его страстный порыв в отношении юного парня?
Увы, нашему герою не удалось отделаться только лишь испугом: мало того, что он успел сосчитать все ступеньки на лестнице, покуда кубарем катился по ней вниз, так еще и его копчик почувствовал силу удара тяжеленного сапога застенчивого насильника.
Как бы то ни было, ночной кошмар был позади, и лишь стонущее тело, — согласитесь, куда приятнее, когда стонет тело, нежели приходится стонать самому под каким-то незнакомым верзилой, — служило напоминанием о прошедшей ночи. Теперь под стопами Бладвина шуршал мох, а не скрипел пол очередной таверны.
«И ведь угораздило меня столько выпить, что я рухнул в объятия этого черта. Если бы не зловоние, исходившее из его пасти, то я бы мог и не проснуться, попрощавшись не только с невинностью, но и самоуважением. Черт, трижды черт! Почему все раз за разом происходит по одному и тому же сценарию? Почему меня так легко соблазнить бесплатной выпивкой, которую предлагает хотя бы чуточку привлекательная девка? Сдается мне, если один полудурок не возьмется за голову, он не то что не дойдет до столицы, но лишится жизни в ближайшей канаве. К слову о канавах...»
Спустившись в неприметную канавку, Бладвин попытался опустошить свой желудок, запихнув в рот два пальца. Рвотный позыв был настолько сильным, что парень повалился на колени, сплевывая все то, что не переварил его организм. Стоит отметить, что одежда, побывавшая уже в нескольких подобных передрягах, находилась в приличном состоянии, что не могло не радовать будущего покорителя Далара. С заметным усилием поднявшись на ноги, юноша подыскал толстый ствол дерева, у которого его тело бессильно рухнуло на землю, словно неживое. День только начинался, а Морроу уже начинал жалеть, — изредка прерываясь на сладкие зевки, — о содеянном, все глубже погружаясь в сон.
«Надеюсь, хотя бы на этом тракте люди, что на меня могут наткнуться, будут поприличнее, и соизволят разбудить меня, прежде чем начнут тыкать в меня своими грязными причиндалами. Ох, если бы ты знала, мамочка, как ужасно живет твой блудный сын!»

Отредактировано Бладвин Морроу (2013-05-23 01:44:47)

Утро не задалось. Да и прошлый, и позапрошлый дни тоже как-то не сложились. С этой свадьбой старика всё пошло не так. Их не изгнали из города, нет, они ушли сами, но теперь же туда даже не сунешься, стража свирепствует и проходу не дает. А по трактам сейчас при такой охране ходят, что и не подступиться. И что делать? Люди начинали звереть, пили, мысли в головах бродили уже самые кровожадные и в конце концов маленькая шайка безобидных в общем воров превратилась в опасную стаю шакалов. Они не убивали, но вероятно лишь потому, что убить в первый раз всегда сложно.
Гнедую кобылу заметили уже издали и быстро стали стягивать мелкие силы к дороге. Кто-то помнил,что нужно спрятаться и затаиться до поры, кто-то уже готовил прут - аналог хлыста, кто-то веревки. И сейчас, доведенные до крайности, бандиты не готовы были лишить человека жизни, а вот хорошенько его помять, связать и выкинуть - за милую душу.
Этого оборвыша они выпускали на дорогу в последнюю очередь, когда несчастной лошади деваться уже было некуда, а всаднику оставалось только поднять животину на дыбы. Мальчишка, а может под тряпьем была и девчонка, кидалась буквально под копыта, орала дурным голосом, махала руками и всяко норовила сбить с толку не только саму лошадь, но и полностью дезориентировать всадника. И само собой не попасть под копыта перепуганного животного. Задача в нескольких пунктах нелегкая и крайне опасная для юной жизни, но оборвыш явно ловко и задорно со всем справлялся. Может ещё не ведал страха, а может изжил его в себе как класс.
- Что же ты делаешь, дяденька!
Огромные глаза и перекошенный в ужасе рот - это мог заметить Гугон, когда его кобыла неожиданно перестала повиноваться рукам всадника и стала сначала на дыбы, а после стала заваливаться на бок. После дождя края дороги ползли глиной и несчастному животному было сложно удержаться. Когда лошадь упала, конюшонка кто-то сильной рукой выдернул из седла и тряхнув так, что клацнули зубы, вознамерился выставить на ноги.
- Ты что же это творишь, мил человек!? На детей кидаешься!
Хороший способ вызвать в себе ярость - встать на защиту сирого и убогого оборвыша. И даже не одному. К говорившему приближалось ещё человека четыре, внешности, явно не внушающей доверия.

Часто ли Вам снятся сны? Так уж сложилось, что для Бладвина видение снов является непозволительной роскошью — грёзит он куда реже, чем почти никогда. Ныне же на него буквально сошла благодать свыше, ибо парень, — из-за громкого храпа которого все мохнатые обитатели соседних деревьев попрятались кто куда, — наслаждался просмотром сна. Увы, он не был ни вещим, ни жутко интересным — так, сюрреалистическое представление, передающее прошлые события жизни парня с помощью своих безумных красок. Именно по причине этого безумства Морроу и не очень-то расстроился, когда его сон резко оборвался. Неуклюже потянувшись, он вскочил на ноги, потирая затекшую шею. На скорую руку выполненная рекогносцировка местности дала понять, что за время сна нашего героя не только не успели изнасиловать, но даже и не попытались этого сделать.
Кажется, жизнь принимает радужный оборот. Еще пара-тройка уступок Судьбы — и я могу оказаться в столице, не потеряв ни головы, ни других конечностей. Это жутко обнадеживает, учитывая тот фактор, что в трактирах только и шептались о том, сколько нынче бандитов на дорогах. Ха! Бандиты! Разве настоящий воин испугается нескольких голодранцев, которые объединены лишь своей алчностью, а не светлыми идеями порядка? Не-е-ет, воин преподаст им урок хороших манер, заодно лишив каждого зубов. Остается только один вопрос: как в кратчайшие сроки стать настоящим воином?
Пнув носком башмака близлежащий камень, Морроу наконец-таки осознал, что на этом тракте он не один. Случилось так, что своим потоком мыслей он буквально вырезал себя из окружающего мира, перестав улавливать сторониие звуки. А ведь звуки были — да какие! Дело в том, что всю прошедшую ночь парень скитался в непосредственной близости от дороги; сосна же, под которой он устроился спать, находилась буквально в нескольких метрах от импровизированной сцены, на которой только-только начинал разгораться жаркий спектакль. Скоренько осознав, что показ закрытый, Бладвин скрылся за стволом, изучая персонажей действа.
Пятеро крупных ребят, вознамерившихся что-то сделать с ребенком и его другом, так? Ох уж эти негодяи - даже детей в покое не оставят; тем более, что один из них и без того то ли не мылся несколько недель, то ли жутко безобразен. Черт, я ничего не слышу. Стоит подобраться поближе.
Проклиная себя за излишнее любопытство, которое следовало бы запереть на замок, парень быстро шмыгнул за соседнее дерево, наскоро убедившись, однако, что и с той позиции сложно было разобрать отдельные слова. Набравшись мужества, он сократил расстояние еще на метр, а затем — уже на два. Третий метр, к сожалению, ему покорить не удалось, потому что он задел ногой корень, торчавший из земли, а потому, сопроводив сей акт еле слышным ругательством, повалился вниз — на сухую ветку, которая жалостно, — но зато как громко! — хрустнула. Пытаясь не шелохнуться, Бладди притаился. Сейчас каждое движение могло стоить ему жизни. Его идеальную маскировку портила лишь малюсеньская деталь: синее платье выгодно выделялось на фоне мха, на котором он распластался, а стволы сосен, так славно прикрывавшие его до этого, на этот раз героя подвели.
Меня не заметят. Не заме-е-етят! Они слишком увлечены спором! Я зря боюсь! У меня еще есть куча времени на то, чтобы смыться — ведь до меня им и дела нет. И подумаешь, что один из верзил буквально сверлит меня своим взглядом. Я отвечу ему робкой улыбкой, а он в свою очередь не выдаст меня своим дружкам. Ха! Ведь люди должны помогать друг другу, так? Ведь так, добрый дяденька бандит?

Отредактировано Бладвин Морроу (2013-05-24 12:34:56)

- Ах он сам?
Первый, подошедший ближе, мужик пристально разглядывал подрагивающего в лапах второго товарища Гугона. Разглядывал, щурился и видимо что-то думал, правда что именно прочесть по выражению кровожадной рожи было категорически невозможно.
- Вот так сам взял и бросился?
Тот, который держал за шиворот конюшонка, хорошенько его тряхнул, а говоривший, заприметив наконец уродства молодого человека, поморщился и даже сделал шаг назад. Словно парень заразный какой. Ну а вдруг? Может чумной, а может магами ордена заколдованный, дьяболон их побери, да не к месту будут помянуты. Мужик даже глаза на секунду к небу поднял, будто у Создателя что-то хотел спросить, да только потом сплюнул и со всей дури вмазал Гугону по перекошенной страхом физиономии раскрытой ладонью.
- Смотреть надо, урод!
Подошедшие уже ближе соратники разулыбались. Кажется начиналось веселье! Можно будет наконец попинать всласть кого-то, а может и не только попинать. Может у этого уродца и денег будет, и ещё что ценнее. Второй удар оказался не столько болезненным, сколько унизительным - крепкая нога впечаталась в тощий зад конюшонка, придавая тому ускорения вперед, в грязь и глину.
- Хорошо не убил! А так теперь платить будешь! А ну говори, что есть? Чем готов отплатить за доброту нашу?
Добротой мужик видимо считал тот факт, что Гугона не убили сразу, а побои... Ну так это так, по доброте душевной, да и за дело.

Верзила, которого заприметил не слишком удачливый Бладвин, что-то сказал стоящему рядом с ним товарищу и кивнул в сторону того самого пригорка, на котором так живописно раскинулся юноша. Отлично заметный с дороги, синее за зеленом вообще чудесно смотрится, он был хорошо виден в каждой своей черточке женственного тела и видимо принят бандитами за неуклюжую деревенскую девку, потому как те сальные и недвусмысленные улыбки, которые уже через мгновение украсили лица бандитов, ни о чем другом говорить и не могли.
- Эй, красавица! Иди к нам, не обидим!
Упускать такой шанс мужики явно не собирались. Да как можно! Тут просто манна с небес, да в двойном объеме. И Гугон с телегой, и деваха, которую каждый уже успел мысленно раздеть и не только. Двое головорезов незамедлительно двинулись в сторону Бладвина, намереваясь оказаться рядом раньше, чем тому придет в голову подняться и сигануть прочь испуганным зайцем. Шли быстро, каждый забирал чуть в сторону и казалось, что они захватывают несчастного в клещи. Секунда, две, три... Уже было видно, как жадно горят глаза подходящих разбойников. Уже можно было заметить, как непроизвольно, от возбуждения и напряжения, сжимаются в кулаки грязные руки и даже можно было отлично разглядеть желание, натягивающее штаны в пахе.

Оборвыш, постояв немного рядом со взрослыми, потерял к происходящему интерес довольно быстро. его захватывали эти приключения, а заодно за них он получал свой кусок хлеба и миску похлебки, но вот разбираться и пинать потом жертв ему пока не нравилось. Другое дело поглазеть на что-то куда более привлекательное. Например на птицу у дороги, которая забавно крутит головкой и словно внимательно смотрит.
- Ух ты...
Пацан (или всё таки девчонка?) попытался подобраться поближе, но птица явно не хотела ждать, сорвалась и полетела через поляну в сторону леса и журчащего ручья. оборвыш подорвался и скользнул в высокую траву следом. Нагнать не нагонит. так хоть побегает. Он устал высиживать и выжидать, а тут такая возможность. К тому же адреналин в крови после дорожного происшествия всё ещё бурлил и требовал выхода. птичку мальчишка потерял из виду довольно быстро, но зато обнаружил куда более интересное зрелище - мужика. И что он тут делает? Один, среди леса... оборвыш хотел тормознуть, но по инерции пролетел дальше, чем рассчитывал и практически свалился на голову пытающемуся позавтракать алацци.
- Ой!

- Да, да, сам, - быстро бормотал Гугон, жмурясь, как будто заранее ожидая удара. - Сам ведь он прыгнул, честное слово. Я не виноват, я вообще не заметил...
И ему тут же вмазали пощечину, отчего Гугон как-то странно всхлипнул.
- Не надо, - едва опомнившись от первой пощечины, забубнил он. - Пожалуйста, не надо. Я не виноват, клянусь! Отпустите меня, я вашего мальчонку не хотел трогать.
- Смотреть надо, урод!
Гугон тут же замолчал. Это слово всегда так обижало его, как будто он только вчера стал карликом. Глядя с ненавистью из-под насупленных бровей, он опять поджал губы, и в его взляде читалось желание немедленной смерти всех этих мужчин.
Его пнули, и он упал лицом в грязь. Гугону не повезло открыть от неожиданности рот - глина попала туда, и он медленно приподнялся, шевеля губами и пытаясь выплюнуть ее. Чуть повернув голову, он случайно заметил, что главная жертва, - ребенок, которого Гугон определил как мальчика, - постояв немного, вполне живо побежала куда-то прочь от дороги.
- Да ведь бегает же он! - закричал Гугон, неловко пытаясь встать и зачерпывая пальцами грязь, однако не удержался и упал обратно в зловонную жижу. Разбойники даже не оглянулись на ребенка.
- Хорошо не убил! А так теперь платить будешь! А ну говори, что есть? Чем готов отплатить за доброту нашу?
Гугон повернулся на спину, дыша с трудом через забившиеся грязью ноздри. "Хоть бы не кобылу да не казенные деньги, - подумал он снова. - Достанется вдвойне, ежели доберусь до дворца. Пусть берут все, псины помойные. Не сдались мне эти медяки, и чего там еще, но что же я буду делать, если со двора выгонят?..".
- В повозке мешок есть, - забубнил он. - Забирайте все, только кобылу оставьте! Я все сделаю, ей-богу, только не забирайте кобылу. А больше и нет ничего.
Про мешочек с серебрянными монетами, который был у него под рубашкой, Гугон, разумеется, умолчал, проявив несвойственную ему хитрость и надеясь, что его не станут раздевать.
Вдруг придорожные кусты затрещали, и Гугон, вздрогнув, посмотрел туда. Увидев огромного детину, вышедшего оттуда, он так и обмер.
"За что мне все это, Создатель? - подумал он с острой жалостью к себе. - Неужто за то, что я такой уродец?". Причины захлестнувшего его отчаяния сложно объяснить рационально, но сейчас Гугон вдруг понял, что еще чуть-чуть - и он заплачет, как мальчишка. Видит бог, как он ненавидел и боялся всех этих людей, а уж рядом с таким огромным детиной чувствовал себя совсем крошечным. Над словами, сказанными этим человеком, он даже не задумался - эмоции слишком мешали соображать и понять, что, вероятно, человек хочет, напротив, его защитить. Так что все, что оставалось теперь сделать Гугону - это закрыть руками голову и закричать:
- Забирайте все, только не убивайте!

Гнались ли за ним адские гончие, гурии шазийского рая или императорская конная гвардия, но пацан шуровал через рощу почище реликтового дракона. И пыхтел на бегу не хуже огнедышащего. Он вылетел на укромную полянку и пересек бы ее вразбег за пару прыжков, когда бы не препятствие в виде Фельо и его недо-завтрака.
С проворством ящерицы, спасающей хвост, Фельо успел развернуться, поднявшись на колено,  и подставить руку, чтобы перехватить оборванца от падения.
- Какого лешего, сопляк?! - он скрутил рубашонку на груди упавшего не с небес подарочка и встряхнул щенка так, что тот мотнулся тряпьем у мужчины на руке.
Под рукой по-птичьи трепыхалось сердце, едва не выскакивая из-под тощих оголодалых ребер. Весу в детеныше было не больше чем в глянцево-жирной вше, что как нарочно поползла по нечесаным ребячьим волосам.
- Ну не головенкой же в костер! - Фельо оттолкнул того от огня и от себя заодно, с раздражением сощурясь на помеху. -  Что за паника? От стражи бежишь?
Не повезло с добычей, или убили по оплошке свою жертву, Фельо не интересовало. Точно так же он не стал бы интересоваться, с чего вороватый лисенок удирает подальше от крестьянского подворья.

Он разглядывал мальчишку досадливо и брезгливо; от того разило застарелым потом и грязью, что для Фельо никак не улучшало аппетита. Впрочем и не ухудшало тоже. Он сорвал с куста рядом сочный лист, протер пальцы и снова взялся за рыбу, коротко кивнув вбок, в сторону, противоположную дороге.
- У ручья над обрывом подмыло ветлу. Такой, как ты, сумеет спрятаться под корнями. Шуруй.
Взгляду охотника трек, проложенный бежавшим мальчишкой через траву, был бы заметен как наезженая колея, и Фельо глянул вдоль следа, а после - на беглого щенка, досадливо дернув губой. Но может, тому и повезет, и не станут искать раже. Как знал Фельо, кроме мальчишки - а может, и девчонки, кто разберет этих недокормышей! - там было кого ловить.
Он прислушался к приглушенному рощей шуму у дороги, не приближавшемуся, хотя и не затихшему совсем. Хмыкнул и продолжал жевать, хрустко закусывая рыбу молодым диким луком.

- Я, – Под сапогами тихо зашелестела трава. Курт вкрадчиво оскаблился, величественным жестом разводя руки в стороны, собственнически обводя ими лес. - Новый хозяин этих земель! – зычный голос хеса завибрировал от вкладываемой в слова силы. – И вы все со мной сейчас поделитесь. – Ни тени сомнения в словах, ставших бархатными, мягкая улыбка на устах, холодный, немигающий взгляд удава, скользящий по лицам. Одноглазый почти вплотную приблизился к мужику, осмелившемуся раззинуть пасть. – Бу! – Тыльная сторона ладони выпущённой стрелой метнулась к небритому подбородку, опрокидывая наземь плешивого пса. Коварный, почти незаметный глазу удар. Растоптать самого смелого и свора подожмёт хвосты. Втоптать в грязь всех, что б знали место, а после можно и почесать за ушком. Если заслужат. Тара овец.
Курт тихо загоготал, игриво окидывая взглядом незнакомцев. Ощущение собственного превосходства пьянило не хуже выдержанной браги. Хотелось орать песни! Рычать, проламывая черепа! Пить солёную кровь, под похоронный вой умирающих!
Здесь всё моё.
– Ну дык как, решим по-хорошему? – Оборотень с хрустом повёл валунами плеч. Пересохшие губы брезгливо скривились, демонстрируя крепкие зубы. - Али повеселимся? - в желудке жалобно заурчало, испуганно всхрапнула лошадь. Иллюзия выбора, коего Радагарт не предоставлял, жёстко захватывая инициативу.
Взгляд скользнул на пригорок, почти сразу выхватывая девку и двух образин, озабоченных зудом в штанах.   
- Ты, ты и ты, дылда! – указательный палец Дагарта ткнулся в сторону ближайших разбойников. – Что стоите, олухи?! Обыскать карлика и телегу! – Хес порывисто обернулся к пригорку, рыкнув командным голосом. – Тащите бабу сюда!
Я первый.

Отредактировано Курт (2013-05-27 18:36:11)

«Беда не приходит одна» — ведь так говорят в народе? Бладвин всегда предпочитал проводить чёткую грань между собой и «людским стадом», но обстоятельства в лице двух Бед, что так и норовили залезть к нему под юбку, заставили его в чем-то согласиться с житейской мудростью. К сожалению, даже не наличие насильников было самой главной проблемой; на небе стали сгущаться хмурые тучи, что давало понять, что кое-чей единственный выходной костюм в скором времени изрядно промокнет. А кто, скажите мне на милость, будет рисковать такой драгоценностью? Куда уж там до бандитов, когда игра ведется на такие ставки. Ясное дело, все мысли о погоде были лишь отвлекающим фактором, призванным уберечь хрупкое сознание от излишнего стресса. Да-да, именно что отвлекающим: на небе не было ни единого облака; даже белесые гиганты поспешили покинуть небосвод, не желая узреть происходящую трагедию.
Радует лишь одно — спектакль бандитов явно не удался. Билеты не разошлись, немногочисленные зрители убрались восвояси, поклявшись более не доверять пёстрым афишам, обещающим куда больше, чем может предложить труппа. Как бы то ни было, что вообще может предложить странствующий цирк, состоящий лишь из грязных насильников? Тьфу. Пожалуй, стоит сосредоточиться на том, что происходит вокруг меня, а не витать где ни попадя.
Простора же для сосредоточения было настолько много, что глаза разбегались. Правда, в своей беглости любые глаза опережали руки бандита, чьи пальцы грубыми движениями попеременно то щекотали, то сжимали разные участки тела юноши. Последний, к слову, пытался брыкаться и шипеть, словно ядовитая змея, да вот ни масса, ни численное преимущество не были на его стороне. Казалось бы, можно было прекратить сопротивление, дабы не заработать лишний синяк, да вот Бладвин явно не хотел мириться с тем, что его пытаются наглым образом изнасиловать.
- Давайте отбросим в сторону грубую силу и попытаемся совладать с дикостью своей природы, — наш герой попытался улыбнуться настолько сладко, насколько позволяла ситуация, в которой он очутился, — Нам стоит предаться романтике, сопровождающейся пылкой страстью любовников; не будем же портить акт любви первобытными повадками! — далее последовала неудачная попытка заехать насильнику по гордо выпятившемуся половому органу, — Вы меня вообще слушаете, олухи?
К счастью, — или все же к огромному горю? — раздеть парня бандит так и не успел, а потому и секрет его истинной половой принадлежности остался нетронут. Бандит, услышав рык новоявленного командира, не намеревался перечить верзиле, что заявил о своих правах на какую-то там девку, а потому у Морроу появилась возможность хоть как-то перевести дыхание. Самостоятельно и без боя, — хотя бы показательного, — однако, он сдаваться не собирался, а потому не поднялся на ноги самостоятельно, когда с него наконец-таки слез несостоявшийся насильник.
И что теперь? Этот злыдень полапает меня, убедится в том, что не на того зверя напал, а потом отпустит? Али среди этих кретинов есть хоть кто-то, кто не вознамерен меня насиловать, но готов прислушаться к моим словам? Госпожа Удача, я же у тебя никогда толком ничего не просил, так что хотя бы сейчас одари меня чуточкой везения, а не поморщи носик, насмешливо смеясь над моей жалостью.

Отредактировано Бладвин Морроу (2013-05-28 01:28:21)

Главный, рискнувший отстоять свою землю и людей как-то нелепо взмахнул руками, всхлипнул и почти подавившись кадыком от молниеносного и фактически смертельного удара оборотня рухнул в грязь, своим телом почти придавив заметавшегося в растерянности и панике Гугона. Протянул руку, скорее инстинктивно чем осмысленно и мертвеющими пальцами вцепился в ногу карлика с такой силой, словно хотел переломать кости. А потом затих. На пару мгновений затихли и все остальные. Никто, как говориться, не ожидал, а тут на тебе и новый главарь...
Слабый подчиняется сильному или становится жертвой, это всем хорошо известно, а разбойники, хоть и слыли кровожадными и безголовыми, но все же духом были послабее вышедшего из лесу незнакомца, да и смерть главаря на их глазах смелости ну никак не добавляла. К тому же смерть, судя по всему, нелепая. Вроде и рукой не шевельнул. а умудрился человека убить - с таким надо быть осторожными, а по возможности дружить. Моральными принципами в ту пору народ обременен был не сильно, а посему отстаивать честь своей банды никто не бросился. Зачем? Если этот "медведь" оказался сильнее, ловчее, умнее, то ему и быть главным. К чему споры в то время, когда охота выжить. Стая быстро принимает нового, более сильного, вожака, а эти люди недалеко ушли от стаи и поэтому, уже через минуту, споро выполняли приказы. Все, кроме одного. Того, который держал "девицу" на пригорке. Слезть с неё, он слез, но вот отдавать внезапно пришедшему кому-то не хотел ни за что и поэтому подхватив добычу за шиворот и выставляя её на ноги в мгновение ока, стал отходить назад, к лесу, прикрываясь девицей как щитом и с ненавистью буравя взглядом незнакомца. Пару секунд назад он ничего подобного не хотел, а сейчас словно бес вселился и мужик решил отстоять своё во что бы то ни стало. И даже тот факт, что "своё" ещё недавно было вообще чужим его никак не смущал.
- А не пойти ли тебе на хер, мил человек?
Голос сорвался на хрип. Мужик поудобнее перехватил "девицу" поперек талии и запросто оторвал от земли. Тащить неудобно, а вот унести запросто. Сил хватить должно, да и тут такое дело - адреналин, предчувствия...
Те, которые бросились обыскивать телегу, замерли так и не закончив. что делать то теперь? Продолжать обыск или кидаться за вдруг захотевшим смерти товарищем и пытаться его вразумить? Один из бандитов выжидательно уставился на Курта, второй же бросил мешок и всё таки рванул на поляну, пытаясь докричаться до разума товарища.

***

Кажется "бандиты, убивающие папеньку" его не услышали. а вот мужик очень даже услышал. И почему то расхохотался. И чего смешного!? Там трагедия, можно сказать, а он тут ржет как конь и рыбой давится! Оборвыш оборвал свою руладу на полуслове и как-то с жалостью поглядел на алацци. Видать совсем его жизнь побила, раз он над смертью смеётся. Но тот что-то такое себе надумал и швырнул рыбой! Швырнул! просто так, взял и кинул! Детеныш поймал кусок и замер, внимательно и теперь настороженно наблюдая за странным мужиком.
- Твоим спутникам я не добыча, малыш. Брать у меня нечего, а неприятностей будет много. Отчего ты болтаешься с ними, а не живешь где-нибудь?
Чего, чего? Не то, чтобы мелкий не понял ни слова, но вот смысл от него ускользал. Кто его, вообще, спрашивал о том, будет он добычей или нет? Главный сказал будет, значит будет. А "про болтаться" вообще не ясно. А как иначе то? нет, детеныш знал, что другие дети живут иначе, но отчего-то в его маленькой голове своя собственная жизнь казалась правильной и порицаний не вызывала.
а потом вообще произошло что-то такое, что заставило оборвыша застыть статуей и даже перестать чувствовать жар печеной рыбы в руках. С мужиком явно творилось неладное, его крючило и он пытался вырвать землю, а от рук по мху расползались не то змеи, не то огонь... Псих какой-то! Создатель, надо же было нарваться среди огромного леса на безумца! Он же убьет и не чихнет!
А на тракте за спиной тоже что-то было не так, как должно и теперь ребенок перепугался по настоящему. Огромный, словно валун, человек на секунду повалил главаря и теперь руководил людьми так, словно по жизни и был главарем этой банды. Но оборвыш же знал, что это не так... И что теперь делать?
Безумец тоже подорвался и кажется собрался вступить в схватку с тем верзилой. Ну и пусть, конечно, только детеныш в этом участвовать не будет.
- Да, дяденька. Идите. Я вас подожду.
Слова он пробормотал себе под нос, бегло, но крайне внимательно, осматривая поляну на предмет полезных и нужных вещей. Раз так всё повернулось, то скорее всего снова придется искать новых людей и прибиваться к ним, а пока нужно запастись полезным.

Не успел Бладвин и глазом моргнуть, а сложившаяся ситуация вновь устремила поток событий в другое русло, отличительной особенностью которого было вполне явное желание насиловать, насиловать и еще раз насиловать; это самое желание до сих пор отчетливо читалось в глазах парочки бандитов, первыми положивших руки, — или скорее лапы, — на тело парня. Разумеется, некоторые были бы и не прочь порезвиться с двумя здоровыми ребятами на свежем воздухе, да вот Бладди подобная перспектива не только не радовала, но и продолжала вызывать искреннее отвращение. Казалось бы, куда уж больше? Пару раз попытавшись резко дернуться, застав неприятелей врасплох, тем самым даруя себе слабую надежду удрать, Морроу в очередной раз свыкся с мыслью, что состязание физической силы — это совсем не его профиль.
Вот если бы устроили соревнование по вымыслу всевозможного бреда, которым непонятливому собеседнику можно было бы запудрить мозги, то я бы на многие годы запечатлел память о себе, непобежденном чемпионе. Увы, в нашем же соревновании я явно занимаю последнее место. А что всякого рода мерзкие разбойники делают с проигравшими? Ай-вэй, не бывать мне при Дворе с такими пошлыми мыслями. Кхм, радует лишь одно: отдуваюсь не только я. Интересно, коротышка еще жив?
Подарив маленькому бездыханному, казалось бы, телу долгий изучающий взгляд, парень вновь уставился на своих импровизированных спутников. Угол обзора, знаете ли, сокращается, когда тебя волочат чуть ли не головой вниз. Поблагодарив себя самого за своевременно опустошенный желудок, Морроу в который раз попробовал пнуть верзилу, что его сжимал в своих потных ладонях, но попытка, как и предыдущие, не увенчалась особым успехом.
— Нельзя ли меня бы опустить на землю? Ну, или хотя бы на то время, покуда вы будете добивать карлика? Я, конечно, ни в коем случае не хочу сомневаться в вашей доброжелательности и гостеприимности, но добрых гостей на плече не носят, — парень буквально простонал, — Пожа-а-а-алуйста!
Профилактический пинок, последовавший следом за словами, вновь не достиг цели. Решив прекратить бесполезное сопротивление, Бладвин попытался расслабиться, дабы хотя бы не тратить лишних сил.
Именно тут-то метнутый топорик достиг своей цели. Громко охнув, мужик повалился на землю. С ним вниз полетел и Бладди, который тоже не мог похвастать самой комфортной посадкой — при падении он стукнулся лбом, на мгновение теряя сознание заодно с возможностью сделать ноги. Последним увиденным был еще один мужчина, появившийся на сцене действий. С другой-то стороны, за то мгновение, что наш герой успел посвятить разглядыванию "новенького", нельзя было разобрать почти ничего. Это мог быть и не мужчина вовсе, а леший. Показавшийся из-за деревьев дядька был нечесан и щетинист — ну чем не хранитель леса, выдвинувшийся юной леди на помощь?

>Затерянный Замок

Отредактировано Бладвин Морроу (2013-05-29 15:50:14)

Топорик, который так ловко сначала выдернул, а после и запустил Курт, был чем-то сродни талисмана у бывшего главаря и его кража даже сейчас, когда жить тому осталось от силы пять минут, вызвала прилив ярости. И видимо именно поэтому, а может и просто потому, что жить хотелось сейчас нестерпимо, мужик попытался встать. Само собой ничего не вышло, силы медленно утекали сквозь уже почти мертвое тело в грязную жижу, но разбойник отчаянно цеплялся за жизнь как мог. А мог жестко хватая Гугона и используя его как ступень. Ногу юноши бандит отпустил, оставив на коже наливающиеся синевой кровоподтеки, а вот дальше просто решил по нему взобраться наверх. Грязь забивалась в перекошенный невыносимой болью рот, мешала глотать последние, такие отчаянно вкусные, глотки воздуха, но бывший главарь не сдавался. Вероятнее всего это просто было агонией, но вот смотрелось действо страшно, а главное могло закончиться плачевно для Гугона. Если бы он чуть раньше подумал и попытался оторвать руку полумертвеца от себя, если бы отполз хотя бы на метр... Но нет и теперь разбойник буквально вминал маленькое тельце в жижу. Говорят, что именно так идут по трупам люди, не видящие преград в достижении своих целей. Мертвец точно не видел. Тело поддавалось, грязь и жижа поглощали их все больше и больше, и совсем скоро могло случиться ужасное...

- Да не оглядывайся.
И ведь он побежал! Сначала пятился, сверля ненавидящим взглядом чужака, а потом не выдержал и побежал. Перекинул девку через плечо и не чуя под собой ног рванул к лесу. И казалось, что сможет. Ещё немного и спасительные стволы деревьев сомкнуться за спиной лесными стражами, и он сможет уйти. А сердце раз за разом пропускало удары: не оглядывайся... не оглядывайся... беги...
Нож он даже не заметил, а вот топорик попал в цель. Наверное ему даже не было больно. Просто неожиданно он не смог бежать дальше. Упал, опрокинув девицу и больше не смог встать. Что это? Мир вокруг стал нестерпимо ярким, красочным, воздух сладким, а небо отчего-то перевернулось...
- Добейте, и деваха ваша.
Он не думал, что эти слова ему. Он вообще не думал. Лежал и смотрел в перевернутой небо, и видел там уже совсем другие, далекие картины... Когда один из его бывших товарищей, с оскаленной рожей и яростью в глазах, замешанной на страхе, подошел добить - разбойник уже был мертв.
- Готов!
Он повернулся к новому главарю и красноречиво провел ребром ладони по горлу, и хотел уже забрать причитающийся ему трофей, но тут стало происходить что-то не совсем понятное для маленького мозга диких бандитов. Из-за ближайших деревьев, словно из воздуха, проявились несколько человек в длинных мантиях и капюшонах. Иногда так ходят орденцы, но эти больше были похожи на ночной кошмар, чем на последователей Создателя. Молчаливые, собранные, молниеносные...
Разбойника, который тянулся к Бладвину, отбросило в сторону так, словно он только что попал под таран. "Девицу" подняли чьи-то сильные руки, крепко стиснули в объятиях, а после наступила тьма...
У Курта неожиданно подкосились ноги и онемели руки, стоять он больше не мог. И сопротивляться внезапному параличу он тоже не мог. Мог только смотреть. А посмотреть было на что - люди в балахонах окружили место действия, не обратили никакого внимания ни на Гугона, ни на труп, который пытался его топить в грязи, ни на телегу, ни на ещё двоих бандитов, которые так же, как и новый главарь, теперь лежали без движения. Их интересовал только Курт. Один, видимо главный, сначала пнул поверженного разбойника мыском сапога под ребра. Не очень то и больно, но вероятно обидно.
- Связать и забрать.
Больше Курт ничего не слышал, сознание медленно его покинуло, заволакивая разум темным, густым и вязким туманом...

Оборвыш споро обыскивал поляну. Ничего! Ничего такого, чтобы могло заинтересовать малолетнего разбойника. Ни денег, ни драгоценностей, ни даже еды нормальной, только рыба и лук. И тряпка - одежка. Ну хоть что-то. Ткань одежды оказалась удивительно тонкой и приятной, детенышу даже захотелось завернуться и ... Но нужно было быстрее сваливать, пока психованный мужик не вернулся.
Завернув в огромный лапух еду, мелкий уже собрался было сваливать от греха подальше, но что-то его внезапно заинтересовало на тракте и он пополз за ближайший пригорок. Посмотреть. Лучше бы не видел! Его любимый главарь был мертв! Ещё один товарищ тоже и теперь на сцене появились новые действующие лица - очень похожие на церковников люди, которые запросто повалили огромного незнакомца и всех, кто был возле перевернутой телеги. оборвыш не сразу понял, что это такое мокрое у него на щеках и почему внезапно стало плохо видно. А когда понял, почувствовал, как поднимается со дна души что-то черное, горячее, плохое. Незнакомец в миг перевернул всю его жизнь! И теперь его кто-то забирает, а детеныш понял - он теперь хочет отомстить и сделает это во чтобы то ни стало!
Следить за людьми в балахонах оказалось легко. Видимо они совсем не ожидали слежки или были слишком уверенны в своих силах, но оборвышу удалось пробраться за ними до стен неизвестного замка. Дальше деть лезть пока побоялся, но замок запомнил...

Желающего помочь мага пришедшие из леса люди почти не заметили. Главный только кинул на него отчего-то недобрый, полный презрения и злобы взгляд, и точным ударом отправил в небытие на ближайшие пять, а то и десять минут.
- Этого не трогать. Пусть его сожрут звери!
Свита коротко кивнула. Кажется люди слушались своего главаря беспрекословно и с полуслова понимали не только приказ, но и последствия его невыполнения. Диего оттащили в сторону, чтобы не мешал, ближе к тракту и швырнули в траву. Здесь его скорее найдут или звери, или ещё кто, но приказ будет исполнен.

Курт и Бладвин стали проявлять признаки жизни примерно через два часа после описываемых событий. Оба живы, оба почти здоровы. Оба в цепях и кандалах, прикованные к кольцам, вбитым в плиты. В камере, больше напоминающей каменный мешок. Оконце высоко под потолком, сырость. По полу носятся сороконожки размером с хорошего ужа, по углам пищат крысы, сквозь трещины в камне сочится зловонная жижа. Света мало, но достаточно, чтобы разглядеть друг друга. Дотянуться друг до друга возможности нет. Но разговаривать пока никто не мешает. Стражи нет.

- Не хмурься, не сердись, красавица моя, - пробормотал Фельо, дремотно улыбаясь. - Тебе так не пристала эта маска...
Он поймал руку у своего лица и, еще не вполне придя в себя, тем не менее, сумел тут же справиться с брезгливым подрагиванием ноздрей, уловивших запах какой-то уж вовсе грязной крестьянской девахи. Не стоило впрочем оскорблять даму, даже если та дама в последний раз купалась под дождиком месяц назад... или совсем недавно - в свинячьей поилке.
- Как роза полдня, ты...
Он открыл глаза и резко сел в траве, уставившись на дивное виденье.
- Да. Совсем не пристала.
Из голоса алацци разом куда-то пропали бархатные обертона, едва он увидел то, что он увидел. Моргнув, Фельо обвел взглядом мирный пейзаж и, нахмурившись, выпустил руку коротышки из своей.
- Помню тебя. Я думал, тебя убили.
У него хватило такта или лени не выразить сочувствия по этому поводу, но встать, чтобы оказаться подальше от изгвазданного в грязи уродца, Фельо поторопился. Как знать, может и такая жизнь этому человеку дорога, но для Фельо этот факт не был достойной причиной еще раз купаться в холодной речной воде. Он снова огляделся вокруг, вспоминая и чувствуя, как пена прежней ярости снова вскипает изнутри.
- Где она? - губы Фельо сжались. Взгляд, упавший снова на карлика, был угрюм, и лишь секундой позже Фельо постарался его смягчить, заставляя себя вспомнить, что карлик - тоже жертва.
Его охватил ощущение дежа вю. Торопливо Фельо обошел арену побоища, наклонился над каждым из паданцев, не обращая внимания на то, какое может производить на карлика его дотошность в осмотре трупов. Чем полнее складывалась картина, тем более тягостное чувство его охватывало.
- Отрыжка Дьяблона! - Фельо было обрадовался, увидев, что один из сникших подорожников подает признаки жизни, но тут же с недоверием поморщился. - Что знаешь об этих в черном? Говори, и будешь жить!
Хотя искра жизни в том едва теплилась, Фельо чувствовал ее и понял, как можно ее удержать и разжечь, его слова не были ложным обещанием.Но он чувствовал и то, что выполнить обещанное потребует от него очень большого усилия. Может, кто-то и мог исцелять более умело и более легко, но не он. Чтобы умиравший хотя бы смог продержаться, отвечая на вопросы, он положил руку ему на грудь и на живот, в область двух центров жизни, отдавая тому каплю собственного огня. Глаза разбойника заблестели ярче, в них возникло осмысленное выражение и надежда, он судорожно вздохнул. Фельо повторил вопрос - и с безнадежностью понял, что ответом будет либо ложь, либо неведение. Умиравший дернулся, силясь приподнять голову, его пальцы зашарили, пытаясь вцепиться в ногу или в одежду Фельо, в глазах металась мольба и та туповатая простецкая хитринка, с какой смекалистые люди вроде него привыкли поглядывать на "жирных овечек", каких собирались "остричь". Ради жизни он готов был наврать с три короба, дай только Фельо знак, что именно он хочет услышать.
- Ясно, - буркнул Фельо. - Да и откуда тебе знать. Покойся с миром.
Из-за пояса умиравшего он выдернул нож, попробовал ногтем его остроту, приподнял голову разбойника и перерезал тому артерию с обратной от себя стороны, чтобы не выпачкаться в крови. Отерев нож о рванье убитого, Фельо срезал с того суконный пояс, соорудил из него обмотку для ножа, пока не получится сделать какие-никакие ножны, и закрепил на своей веревке, прихватывавшей камизу. Выпрямившись, снова повернулся к карлику, недоуменно нахмурясь.
- Ты что-нибудь запомнил о тех, кто все это учудил? Пню ясно, что маги, - но не поверю, чтоб орденские! А если и орденские...
Улыбка, которой сам Фельо не заметил на своем лице, была не ближе к дружелюбной, чем пальма к хесскому глетчеру.

Что ж ты на меня так смотрел, волчья радость? И кто ты таков...
Все, что он сам запомнил из минувшего, было жаркой досадой на самого себя, - он напрочь утратил бдительность, если не сумел услышать, почувствовать приближения нескольких человек. Эти чернорясники возникли будто ниоткуда, и взгляд, полоснувший по нему из-под капюшона одного из них, ожег Фельо по живому. Никто не смел смотреть на него с презрением, ни человек, ни, менее того, - нелюдь, неважно, какой силой он обладал. А силой этот тип обладал такой, что Фельо лишь успел ошеломленно заметить посланный в его сторону магический удар и заметаться мыслями, беспомощно отыскивая в памяти что-нибудь, что могло бы противостать этому удару... в памяти, которой не было.
В памяти, которой он боялся.
..Страх присущ каждому, но бежать самого себя - вот это достойно презрения...
Фельо на секунду зажмурился. Он почувствовал себя больным, осознав, как ничтожна была его трусливая беспомощность. Ничтожна настолько, что даже убить как возможно опасного врага его не сочли нужным.
Нет, приятель, при новой встрече тебе придется пересмотреть факты. Фельо провел ладонью по лицу, словно впервые и с неприязненным удивлением ощутив под рукой неухоженную бородку и щетину на небритых щеках. С этим тоже было не так, но цирюльника поблизости не наблюдалось, а в кисе у Фельо не звенело монет уже потому хотя бы, что и кисы-то не было.
Он хмыкнул, глянул на карлика, на телегу, нашел взглядом лошадь и тихонько свистнул той, вложив в призыв доверительность, ласку и ободрение. Как давеча дрозд, как тому прежде - жаворонок, лошадь встряхнулась и потрусила ему навстречу.
- Везуч ты, парень, - бросил Фельо через плечо, похлопывая конягу по шее, заглядывая в сливово-темные  бархатные глаза. Он улыбнулся лошади, послав ей восхищение и удовольствие ее видеть, взял повод и подал карлику. - Создатель знает, как везуч. Хотел бы я понять, во что мы с тобой впутались.
Ему показалось, что карлик таращился на него как-то странно, или, может, тому не в привычку было видеть, как режут горло человеку точно свинье, - но сам Фельо находил свое действие актом милосердия.
Он подошел к телеге с любопытством человека, обнаружившего совершенно новый для себя предмет и решительно вознамерившегося изучить оный до досочки. С интересом разглядывая кузовок и ходы, Фельо подержался за ручицу, ухватился за щиток и покачал кузов, примеряясь к весу. Хес, может быть, и поднял бы вместе с колесами... Но себя Фельо к хесам не относил. Уперев руки в колени, наклонился, выискивая в замызганном днище, как там эта штуковина крепится к ходовой-то части, но понял, что вовсе не собирается мараться о шкворни и снимать кузов.
Да и зачем самому-то трудиться, когда рядом - тягловая сила стоит, перебирает копытами и вполне себе не против снова приняться за привычное.
- Твоя лошадка здесь будет помощником в самый раз, - Фельо жестом указал на ручицу, на которую можно было привязать ремень или веревку, - а я подтолкну снизу, с того борта.
Прищурясь он ухмыльнулся коротышке:
- Какого же гуля ради тебя послали одного, ведь даже имперские дороги не без колдобин?

Впервые за все это время Фельо внимательно взглянул в лицо карлика. Тот был уродлив. Непостижимо, дьяблонски уродлив, словно его таким сделали нарочно, но все эе в его уродстве чувствовалась не рука человека, а рука - или издевка - судьбы. И на этом лице, как под карнавальной маской, еще более несуразном и смешном от покрывавших его струпьев полузасохшей, плохо отертой грязи, жили глаза. Не прекрасные бархатные очи с поволокой, просто - глаза человека. Яркие, выразительные, с мечущимся в глубине безнадежным, привычным страданием обреченного жить.
- По имени? - повторил за ним Фельо, искренне удивленный и даже развеселенный вопросом карлика. - Меня? - он не мог бы ответить, почему его позабавило желание маленького человечка знать, нет - звать его по имени, но Фельо и не задался подобным вопросом. Его желание казалось просто забавным.  Фельо улыбнулся, не собираясь язвить, хотя возможно, его слова и прозвучали не добродушной иронией: - А кто сам будешь, господин придворный императорский служащий?
По одежде и манерам карлик никак не мог занимать положение, какое обычно пристало его породе, - домашних любимцев, шутов, игрушек. Для шута-советчика парень не выглядел достаточно умудренным или хотя бы умным. Фельо и внимания на него бы не обратил, ни сейчас, ни после, если бы парень, во вспышке человеческого достоинства, не поинтересовался его именем - как равный. Вот тогда Фельо и увидел его глаза.

Нет, сочувствия Фельо не испытал. Он лишь оценил, что паренек наверняка напуган произошедшим и под ту же гребенку может опасаться и его, Фельо, как привык бояться, должно быть всех и каждого в своей жизни. Пугать же его в планы Фельо не входило, о карлике у него вообще не было никаких планов.
А о себе? Смешной вопрос для человека, который и имя, предположительно - свое, узнал, прочитав на симболоне.

Фельо чуть улыбнулся, скорее глазами, чем углами губ. Точно так же, как проделывал и с лошадью, и с разъяренной деревенской толпой, и с лесной мелочью, шуршавшей вокруг его ночной стоянки, он вложил во взгляд, а затем и в голос, толику спокойной дружелюбной силы, позволяющей почувствовать к себе доверие и приязнь.
- Меня бояться не нужно. Ты мне не враг, и вреда от меня не потерпишь. Если хочется как-то меня называть, можешь звать...
Фельо - было написано на симболоне. Так его называла женщина, любившая его по-матерински. И это имя не принадлежало больше ничьим устам, только ее. Ласкающее, лепетное, обращенное к любимому сыну. Не то имя, которое швыряют кому попало на дороге.
- Фелипе. По вашему - Филипп. Лекарь Филипп, - добавил он медленно, пробуя на вкус это сочетание. И почувствовал, как незримые оковы сказанного стягивают его словно путы. Назвавшись груздем... Он понял, что сказанное - верно, но что это лишь часть правды о нем самом. Теперь по этой неполной правде хотя бы один только этот коротышка будет воспринимать его, Фельо, сжимая его свободу до рамок профессии и имени. Фельо ощутил острый укол досады. Зря он вообще назвался как бы то ни было. Зачем? Он чувствовал, что теряет пусть малую, но долю своих прав на этот мир, - все, что лежало вне произнесенного им "лекарь" и "Филипп", принадлежало ему, - а теперь ему не принадлежит. Он сам был всем этим миром - а теперь он только "лекарь Филипп".
Фельо поморщился, снова с досадой тронул щетину, дернул  себя за бородку.
- И к слову об этом. Тебя ранили. Нужно обработать твои раны, пока не подхватил хворь. Столбняк там, черное мясо, - ты грязен, как выкидыш Дьяблона, раны могут загноиться в одночасье. Бери свою лошадку под уздцы, и вон той тропой идем к моему костру. За деревьями. Там у меня есть травы и вода.
А еще там должен сидеть-дожидаться малец, с которым тоже что-то надо делать. Фельо, Фельо, что за дурацкий день! Двое подранков на твою шею, зачем?
- Скажи-ка, Гугон, что принято делать у вас тут с детьми, у которых нет ни семьи, ни родичей? Кто  и где о них заботится?
Он не хотел снова дербанить свою память, чтобы найти ответ. Он помнил, что ответ прост, проще некуда, - и наверняка его знает даже этот карлик.

Отредактировано Диего Альварада (2013-05-31 10:35:51)

И как все забытое, ответ Гугона вызвал в Фельо чувство обретения и такой очевидности, что он хлопнул себя пальцами по лбу.
- Орденские приюты и школы, ну конечно! Как я забыл...
Фельо не знал, какая мягкая улыбка высветила его черты внутренним вдохновением и теплом. Залитый косыми солнечными лучами коридор, свежий запах побелки, светлые стены и мальчишки, устроившие бой на длинных побелочных кистях, считай что метлах,  с которых брызги летели в бойцов и увлеченных зрителей. "Осторожно! Наставник идет! .." Ликования больше чем страха,  и солнечный день обещает так много...
Он вынырнул из теплого солнечного вчера и с невольной благодарностью взглянул на карлика. Тому не было дела до чужих воспоминаний, того ждала ярмарка. Орденские приюты не для таких как он, монахи не глянули бы на бесперспективного мальца. Фельо сжал губы, короткая усмешка ножевым разрезом рассекла лицо.
- Орденская братия - лживые подлые твари, но это у них хорошее начинание, - сказанное вырвалось без раздумий, как убежденность. Фельо как всегда меньше всего думал о том, какое впечатление произведут его слова. Он поймал взгляд карлика и движением подбородка указал на травяную обочину, где в лес отзодила тропа, достаточо широкпя для тележки. - Тропой до поляны,  Гугон. Я пойду напрямик.
Не мешкая, Фельо зашагал через опушку к деревьям. Высокая трава щекотала колени и бедра, он ежился от непривычного ощушения и от зябкой прохлады. Камиза была слишком короткой, но на ходьбе она была куда удобнее балахона, что ждал его, высыхая у костра. Ярмарка... да, есть смысл. Надо сменить сандалии на более удобную обувь, да и ребенку подобрать что-то получше тех отрепьев, если уж вести его к орденцам.
Фельо ни на секунду не задумался, хочет ли ребенок-бродяга в приют, равно как проигнорировал и нежелание Гугона лечить раны и ссадины. Он решил за каждого из них и знал, что выбранное решение - наилучшее, а стало быть, обсуждению не подлежит.
Только бы малец не ослушался приказа,  только бы не высовывался с поляны, не совал дурную голову в котел, что минктами раньше заварился на дороге! Если же это случилось, если щенок попал в переплет... Фельо очень неихотелось думать, что ребенок мог быть убит, как все, кому не повезло оказаться сегодня здесь. Не задумываясь о подобном исходе, Фельо знал, что в таком раскладе примет на себя обязательства, какие брать совершенно не хотелось, - физически и морально утомительные обязательства мести. Уж лучше бы мелкий был жив и здоров и сидел себе у костра с видом идиотски-послушного ребенка. Чего от сорванца ожидать вовсе не приходилось.
Пустая полянка была еще более пуста, чем мог ожидать Фельо. Щенка не было. Но не было и его трупа. Фельо хватило недолгого осмотра, чтоьы он понял, что никто неипохищал и не убивал поганца, и что сам он, Фельо, оказался классическим простофилей. Малец удрал и прихватил то немногое, что было у Фельо из вещей, его одежду в том числе.
Мужчина поднял с земли разбросанные пучки трав, перевязанные соломенными жгутами. Мальчишка вытряхнул их, освобождая сумку под то, что счел более ценным. Невелика плата за избавление от обузы - добровольной, тут уж Фельо не мог бы возразить, и все же обузы.
Дурацкая человеческая привычка вешать на себя обязательства, от которых ему самому ни выгоды, ни проку!
Фельо обернулся на скрип тележных колес. Вот и еще одно, от чего ему никакого интереса, но от чего он не смог бы уклониться.
- У тебя в повозке есть дорожное ведро? - если уж парень выехал на ярмарку, а это почти на весь день,  наверное он кинул в кузов и кожаное ведерко, чтобы напоить лошадь при случае. - Внизу ручей, принеси воды.
Фельо подобрал обгорелый сук и сбил им в кучу раскиданное впопыхах кострище. Парой слов он снова зажег огонь, по-быстрому приготовил в кружке густую кашицу из трав и указал Гугону на место у костра, перед собой.
- Это не больно, парень, - он чуть улыбнулся, смачивая в подогретой воде подушечку из мха. - Или - почти. Разденься, я осмотрю тебя.
Заметив в коротышке вновь нарождающееся упрямое нежелание принимать помощь, Фельо резко перестал улыбаться.
- Делай, что сказано! И не мешай мне делать, что я должен... Расскажи о себе. Давно работаешь во дворце? Каково оно тебе? Что за люди работают с тобой?
Как неприрученного жеребенка, он касался парнишки легкими, точными движениями, смывая с ссадин кровь и грязь, прощупывая пальцами вздрагивавшее тело, накладывая липкую травяную кашицу. Пару рассеченных ран, перевязать которые ему было нечем, Фельо просто заживил, стянув края пальцами и выждав недолго пока под воздействием заклинаний регенерируют ткани.
Он провозился дольше, чем думал, с полчаса, никак не меньше, и зверски оголодал, - равно как и Гугон,  заклинания требовали сил от обоих, не только от целителя. В животе забурчало, и как водится, желудок Гугона откликнулся в ответ. Фельо фыркнул, зачерпнул ладонью воды и напился.
- Вот теперь ты не свалишься на полдороге. В каком селе, говоришь, ярмарка?

Отредактировано Диего Альварада (2013-06-01 09:52:14)