Бывает и так, что минуту назад – ты молодое магическое дарование, обласканное милостью знати халифата и самого халифа, друг старшего принца, и впереди расстилается путь занимательный и почетный…
А в следующий миг -  ты пленник в казематах того, что раньше называлось великолепным и с небом лишь сравнимым дворцом халифа. Словно осколки страшнейшего из кошмаров, вспоминаются вдруг сотрясшие благородные пески гигантские вихри, обрушившиеся на величественный город, чтобы с голодным колдовским воем нести ему разрушения и бедствия. И словно сошедшие с книжных страниц пугающих древних легенд, следом пустыня извергнула из себя тысячи воинов, похожих на порождения некромантии и Диаболона, которые всепожирающей саранчой прошлись по следам вихрей, вычищая то, что не доделали они…
Столица пала едва ли в несколько часов – но каждая минута их была для шази незабвенным кошмаром. Выжил ли халиф? Довелось ли сохранить жизнь хоть кому-то из его сыновей? Или же владычествующие шази разделили страшную участь своих воинов, ставших мясом и плотью для извращенных оргий пустынных монстров?
Это как-то не припоминалось – куда более реальной была узкая яма зидана, с единственным окошком сверху, истязающий обоняние смрад, голод и жажда, липнущие к телу остатки драгоценных одежд, и словно жерновом стискивающая шею тяжесть ошейника. Проклятой штуки, из-за которой магия Тагира словно спала, не откликаясь на зов хозяина!
Но хотя бы, ему сохранили жизнь, а не растерзали как многих других. Интересно, это было хорошо или плохо с учетом данной ситуации?
Тем временем, где-то наверху, вдруг послышались шаги – судя по звуку, явно не принадлежащие смертным, а значит это шли за ним те, кто и запихнул сюда.

- Наш-ш владыкх-ха великхх и бесс-смертен! - Прохрипело в ответ кошмарное создание. Интересно, зачем оно вообще ответило молодому магу? Быть может, чтобы подчеркнуть, насколько ничтожны были его притязания на попытки задеть их и их таинственного "повелителя пустыни", а может быть, все-таки возмутившись, что в столь безвыходном и пугающем положении, жертва, которой полагалось бы трястись всеми поджилками разом, еще и смела сопротивляться и что-то выкрикивать! А скорее всего, оба варианта были весьма близки к истине.
Юношу заковали, болезненно дернули за мерзостный ошейник на его шее, проверив - крепко ли сидит и не был ли поврежден (будто что-то можно было сделать в камере с голыми стенами с зачарованным железом...), и бесцеремонно поволокли по коридорам. Одна хоть радость - не знающий меры своей силище монстры, подымали Тагира с легкостью, и остатки сил можно было приберечь на будущее. Один шествовал впереди, опуская лапы на пол с характерным клацающим звуком, двое тащили пленника, и четвертый шел замыкающим - право, столько чести, словно конвой величайшего из магов или опаснейшего из удачливых героев, и все одному Тагиру ибн Шамилю!
Вот промелькнули зловонные и темные коридоры темниц, вот сменились они на более чистые лестницы покоев дворцовых воинов и слуг, а после плавно перешли в богатые и просторные помещения знати высших крыльев дворца халифа. Ни единой живой души не удалось заметить молодому человеку за долгий этот путь, словно подчистую вырезали пустынные твари смуглолицое и статное население великого здания. А ведь столько людей! Юркие и расторопные слуги, важные вельможи, доблестная стража, и игривые, словно лучи солнца наложницы и наложники - неужели все они разделили ту кровавую участь, что удалось припомнить Тагиру?...
Воистину тогда, был этот Повелитель Пустыни не то безумцем, не то чудовищем похлеще тех, что ему служили!
И вот наконец - распахнулись высокие узорчатые двери, и открылась просторная зала с обширным балконом, достойная халифа - быть может, как раз ему и служившая чаще всего местом для отдыха и различных отрад. В ней, впервые, можно было узреть людских существ: две наложницы и один наложник, одетые лишь в плывущие по воздуху шелка, извивались в прелестном танце, наполняя залу мелодичным звоном драгоценных браслетов на тонких запястьях и щиколотках. Блестели влажные уже от пота тела, и можно было определить, что едва ли не который час длится этот танец, и дрожат уже от напряжения эти юные создания - но тот, перед кем выгибаются они, все не делает знака прекратить, и они продолжают танцевать, ибо видать ослушаться его значит ныне снискать участь хуже смерти.
Повелитель Пустыни восседал на обложенном подушками ложе, поигрывая кисточкой халата в тонких пальцах - едва ли с такой формой кисти он воин, видать и впрямь чародей, привыкший полагаться на злокозненные чары и хитрость с подлостью. О внешности его было трудно судить, ибо создание это было целиком закутано в кроваво-алые шелка одеяния пустынников, пусть и богато расшитые золотом с рубинами, но не позволяющие рассмотреть ничего, кроме того, что был он светлокож, статью изящен, кожей гладок словно юноша, да обладал раскосыми глазами, цветом что те ядовитые зеленые змеи, что прячутся в прекрасных оазисах.
При появлении (фактически - втаскивании) Тагира он отвлекся от зрелища перед собой и повелительно махнул рукой. Монстры незамедлительно поставили "принесенное" в тройке шагов от владыки, и прохрипев:
- На колени перед новым халифом! - "Заботливо" помогли молодому магу принять вышеуказанную позу, ударив под колени и нажав на плечи.
Змеиные глаза Повелителя Пустыни смотрели на Тагира, однако, с каким-то отчетливым интересом и нескрываемой хищной жадностью...

Отредактировано Найтмара (2012-10-16 17:40:16)

О, можно твердо сказать, что язвительные и гордые слова Тарига упали на благодатную почву! Во всяком случае, еще до того как юноша сумел толком завершить последнюю фразу, пара ближайших монстров с глухим и взбешенным рыком дернулась к нему, вцепляясь лапами-когтями в тело! Похоже, эти твари не такие уж непрошибаемые, как казалось сначала – или их можно задеть только вот так, оскорбляя их холеного и томного владыку?  В любом случае, получилось  отлично – твари рванулись, остаток одежды на Тариге затрещал, и вот-вот должна была бы треснуть и его кожа, ибо похоже его просто вознамерились разодрать на куски вручную, словно стая бешеных собак, которой швырнули сочный кусок мяса…
- Прекратить! – Властно взмахнул белой кистью Повелитель Пустыни, и красивый голос его окрасила восхитительная нотка легкого недовольства – похоже, ему не слишком-то пришлась по вкусу прыть Тагира, едва не оставившая его без столь вожделенных ответов! А какая была бы ирония судьбы – если бы единственного, кто мог дать их ему, растерзали бы сверхъестественно преданные монстры прямо на его прекрасных змеиных глазах…
Гулко и ворчливо переваривая неутоленную злобу, черные твари подчинились, отпуская тело молодого мага, и оставляя на память только наливающиеся легкими отголосками боли места будущих синяков, и вновь превращаясь в гротескные подобия людей за обоими плечами сына Шамиля. Что ж, ныне их единственным несомненным успехом был превращенный в живописные лохмотья Тагиров халат.
- Ты, похоже, и вовсе не дорожишь своей жизнью, дитя Халифата! На что ты надеешься, хотел бы я знать? Радуйся тому, что стоишь предо мной на коленях, а не услаждаешь взгляд танцем тела на пыточной распорке – думается мне, что гордый твой голос дивно звучал бы и песнями боли, ничуть не хуже, чем страсти! – Недовольный, юноша в алых одеяниях откинулся в мягкую и упругую купель просторных подушек позади себя, качнул в легкой задумчивости маленькой ступней, обутой в сафьяновую, расшитую рубинами и жемчугами туфлю.
- Собственная жизнь тебе не ценна, что ж, я ошибся... – Начал было змееглазый красавец, однако тут наконец случилось то, что давно было должно случиться. Вытанцовывающие свою жизнь сквозь бесчисленные минуты, прелестные наложники давно уже двигались на пределе сил, отпущенных людям. И вот наконец – даже истовая жажда жизни не смогла дать одному из них возможность продолжить танец.
Юный, моложе Тагира, белокурый и голубоглазый,  явный уроженец хесской земли оступился и упал. Попытался подняться, дрожа всем телом…И не смог.  Расширенные зрачки его глаз в безмолвном ужасе вскинулись мимо Тагира, на вальяжно и задумчиво раскинувшуюся тонкую фигуру на ложе…
- Ах, как удачно.  –Слегка отвлекшись от изучения гордого лица шази, Повелитель Пустыни взмахнул ресницами в сторону явно совершенно позабытых им наложников. Его лицо все так же прикрывала алая дымка вуали, но Тагир мог бы поклясться, что по губам его недруга пробежала торжествующая усмешка. Однако отведя взор от скорчившейся на мозаичном полу тушки, он обратился к своему пленнику с обманчивой мягкостью в голосе. -  Взгляни же, сын Шамиля, как я могу держать свое слово. Узнай же, что я обещал сохранить жизнь тем двоим, что останутся на ногах, когда падет третий. Как забавно, что девчонки шази оказались выносливее юноши с кровью северян! А проигравший станет плотью и пищей для насыщения моих верных слуг…
- Нет, ум-моляю!.. – Явно обезумев от ужаса, неимоверным усилием сумел привстать с пола несчастный наложник. Обезумев настолько, что посмел перебить Повелителя Пустыни. Как он хотел жить! Как горели его глаза, полные слез и мольбы!...
- Взять его. – Шевельнулись тонкие пальцы в воздухе, и рубины в унизывающих их кольцах блеснули кроваво и предвкушающе. Не помогла наложнику ни мольба его, ни запоздалая наглость.
Двое из тех четырех монстров, что притащили Тагира в залу, бросились вперед, словно псы, спущенные с цепи. Мгновенно исчезло под вытянутыми тушами гладкое загорелое тело обреченного наложника, послышался треск разрываемых когтями одежд, которых на нем было и без того немного. В следующий миг маг мог увидеть брошенного на четвереньки несчастного, как лапы, похожие на смесь конечностей насекомых и животных,  обхватывают его за ягодицы, в то время как вторые не раздвигают губы – попросту раздирают рот юноше, делая отверстие пошире, услышать взбулькивающий кровью крик…
И понять еще через миг, что этот крик был только прелюдией настоящего вопля, а вот когда в это тело вонзились с двух сторон  два раздутых пульсирующих стержня покрытых мелкими загнутыми шипами по всей длине, вот тогда белокурая жертва честного слова Повелителя Пустыни действительно закричала. Вторя хриплым рыкам наслаждения воплем невыразимой боли.
Впрочем, длилось это недолго. Всего несколько минут омерзительного действа, и разорванное с двух сторон тело, окровавленным трудноузнаваемым обрубком падает на гладкий пол, чтобы быть стремительно сожранным двумя все еще голодными монстрами в следующие  пару минут. Начисто, с волосами, потрохами и костями, словно внутри этих мерзких тел были воистину бездонные утробы.
Твари вылизывают пол, словно не желая терять и капли противоестественного лакомства, и в наступившей оглушительной тишине, серебристый голос Повелителя Пустыни звучит так же экзотично, как лилия, проросшая на бархане:
- Ты не заскучал ли, мой горделивый пленник? Но если и так, то я пойму тебя… - Все так же нежно, все так же сладко и ласково.  - Что толку наблюдать за незнакомцем!  Ни жажды тела, ни порыва пламенного сердца… Быть может, ты пожелаешь насладиться тем же зрелищем с участием прекрасного и гордого принца Амира? Или мужественный халиф усадит твой придирчивый взор больше? Ах нет, погоди – младший принц говорят, и вовсе похож на спелый юный персик… Только скажи, сын Шамиля, и я не поскуплюсь на утоление твоих желаний!
В голосе змееглазого был мед и яд, а взор, устремленный на шази напротив, был пронизан жестокостью и ярким интересом. Без сомнений – облаченная в алое тварь им ныне любовалась.
- Или быть может, ты хочешь сказать мне что-то иное?... - Вкрадчиво поинтересовался он следом.

Отредактировано Найтмара (2012-10-23 14:31:29)

Повелитель Пустыни помолчал несколько мгновений, скрыло медное золото ресниц его нечеловеческий взгляд. Тонкие пальцы игрались небрежно с узорчатой кисточкой подушки…
- Наверное, я был слишком терпелив и пагубно милостив. – Наконец выдохнул он с какой-то печалью. Быть может, под ней, столь искусно скрывая всколыхнувшееся раздражение, что его почти невозможно было расслышать. Почти.
Похоже, Тагир был прав в своих предположениях о том, что он опасно близко подошел к той пресловутой черте, на которой заканчивалось терпение его мучителя, и изящные танцы слов превращались в нечто куда более губительное, чем смех и ядовитые уколы фраз.
- Ты требуешь от меня доказательств, сын Шамиля? Продолжаешь ставить условия и выдвигать требования, когда я уже итак позволил тебе большее, чем кому бы то ни было в этой земле? – Дивный, чарующий голос Повелителя Пустыни с каждым словом становился все ниже и ниже, обращаясь чем-то весьма схожим с шипением разъяренной гадюки! – Ты забываешься, шази! Но ты выучишь урок послушания и смирения, и горе тебе, если не хватит одного раза!
Вскинувшееся гибкое тело на подушках, наклонилось вперед так, что между ним и Тагиром нельзя было бы и ладони растопыренной просунуть. Процедило, глядя в темные глаза молодого мага и повелительно взблеснув рубинами на махнувшей в воздухе ладонью:
- Стража! Принесите сюда кожу принца Энвера. Вы поняли? Не самого принца – только его кожу. – Сузившиеся глаза Повелителя Пустыни были похожи на тонкие щелочки, сверкающие жесткостью и раздражением. – Надеюсь, тебе будет этого достаточно для опознания, сын Шамиля, достаточно, чтобы научится различать, когда можно проявлять характер, а когда не стоит! Достаточно для подтверждения серьезности моих намерений! Но если нет – то следующим попробуем угадать принца Амира!
…две черные тени, повинуясь все еще звенящим под высоким потолком залы словам, метнулись прочь. Выполнять приказ.

Отредактировано Найтмара (2012-10-31 02:48:29)

Тагир мог ощутить прекрасно, по какой бритвенно-острой границе он шел ныне – в тот миг, когда ножка зависла в воздухе и была оставлена без должного почтительного внимания, в зеленых глазах Повелителя Пустыни сверкнула такая молния, что стоило припомнить легенды о том, будто бы зеленый есть цвет смерти…
Но удача вновь вдруг капризно распростерла над молодым шази свое крыло, и его слова зазвучали едва за полвздоха до того, как сорвались бы с губ твари пустыни приказы, полные мести и гнева – но слова сорвались, и были полны уже не дерзости и своеволия, а чего-то, видать куда более приязненного для слуха господина пустынных тварей… Вряд ли был он так уж легковерен, чтобы незамедлительно пасть покорной жертвой выказавшего вдруг столь явную покладистость молодого шази – скорее всего, решил будто столь щедро расточаемые посулы о крови и милости наконец-то достигли разума Тагира ибн Шамиля.
И нельзя было не ощутить даже за краткие минуты этой странной беседы, что общается Тагир с существом хоть и сродни безумному, но алчному до новизны и не привыкшему смирять свое любопытство…
Мягче пуха лебединых птенцов оказалась кожа на этой гладкой шее наощупь. Не такой же пронзительно-ледяной как его руки, скорее прохладной, словно дуновение ветра в глухую ночь. Тагир вряд ли мог видеть спиной, но ныне дивные эти глаза были слишком близко к нему, чтобы не рассмотреть в них вздыбившиеся за его спиной смертоносные тени, стоило лишь коснуться их бесценного владыки – неужто вот, и все, одна ошибка, и конец пути для него и всех, кого хотел спасти?!
- Пошли прочь. – Звучит негромким выдохом из-под чуть колыхнувшейся газовой ткани алой этой вуали. Что ныне, как можно видеть, удерживается на покрывале, скрывающим его волосы, двумя искусными золотыми заколками в виде свернувшихся в кольцо змеек.
…и отступили мстительные тени, и смерть вновь прошла совсем-совсем рядом с Тагиром, улыбнувшись удачливости рискового шази и пощадив его в который раз от своих вечных даров.
- Продолжай. – Милостиво бросил змееокий тем временем. Задачу Тагира его немногословность не делала более легкой, право! Но и отстраниться странное это существо не поторопилось...

Отредактировано Найтмара (2012-11-07 01:47:06)

Пока пальцы Тагира скользили по одеждам Повелителя Пустыни, особенного недовольства на его лице не наблюдалось – все те же безупречные нечеловеческие черты, расслабленные, с легкой тенью заинтересованности действиями молодого мага.
Забавляло ли змееглазую тварь то, что еще несколько минут назад одаривавший его столь ненавидящими взглядами, жалящий каждым словом, и практически доведший до гневного срыва молодой человек ныне сам прикасается к его телу, роняет с уст совсем иные фразы по смыслу, и готовится оплатить жизнь тех, кто ему дорог совсем иным способом, нежели предложенный ему впервые?
О, в этом не могло быть никаких сомнений!
Он хранил молчание, пока молодой маг разбирался с прелюдией, однако в тот миг, когда Тагир склонился и ощутил наконец вкус совершенной плоти своего мучителя, жестокосердный юноша издал вдруг тихий, глубокий вздох, полный наслаждения. И, безусловно,  сын Шамиля мог быть полностью сосредоточен на своем деянии, однако если бы улучил он мгновение-другое, дабы поднять взгляд и оценить эффект волшебных губ своих, то, что он увидел, было бы для Тагира приятным сюрпризом!
Снежно-белые щеки пустынной твари порозовели, рот приоткрылся, грудь бурно вздымалась, будто его холодность растаяла вместе с сдержанностью его пленника.
Никаких сомнений, он была возбужден дерзостью Тагира, его превозмоганием самого себя, его борьбой и его столь старательно рождаемой страстью, как обычный мужчина бывает возбужден танцем, флиртом, торопливыми ласками за портьерой на каком-нибудь блистательном и не слишком целомудренном приеме у халифа. И Тагир ныне мог ощущать это весьма ярко, ведь тот огонь, который всегда сопровождает любовную игру, переливался под его губами, скользил гладким стволом между распахнутых створок рта, терся о нёбо молодого мага – твердый, напряженный, отзывчивый.
- Один оргазм, один пленник… а-ах!... – Вновь не сдержала стона змееглазая тварь, и холодная ладонь его опустилась на макушку Тагира, путаясь пальцами в чуть жестковатых колечках волос. Он по-кошачьи потянулся, не выпуская темных прядей из пальцев, и провел языком по губам, не отрывая взгляда от молодого шази меж своих колен.
Чутким на диво оказалось тело безжалостного повелителя монстров, таким нежным и податливым, словно там, под холодом кожи, только и таился едва лишь прикрытый напускной отстраненностью огонь сладострастия.

Глубокий, нежный, судорожный какой-то вздох сорвался с губ Повелителя Пустыни. Полный даже не наслаждения, а какой-то глубинной муки, словно Тагир не ласкал его безупречное тело, а жег каленым железом, столь же безжалостно, как должно быть, мечтал молодой маг где-то в загадочных глубинах своей темпераментной души. Темноволосый шази старался, ласкал, вжимался и выплетал словно бы огненную паутину из своих прикосновений, поцелуев, укусов и скольжения ногтей вдоль тела своего мучителя.
...и словно бы - мир крутнулся перед глазами, меняя роли и ощущения, и тот, кто еще мгновения назад насмешливо взирал на муки своего пленника, полный власти и возможностей сделать с ним все, что пожелает только извращенная фантазия, ныне сам пал в оковы, предподнесенные столь незаметно, затянутые на его тонких запястьях и лодыжках столь умело, столь...желанно! Попавшей в сети собственных эмоций прекрасной баобчкой, неосторожно раскрывшей столь чувственную слабость к чужим прикосовениям...
По-новому в эти мгновения могли открыться для Тагира многие моменты в их общении - и шелковые одежды, прикрывающие го лицо и тело до самых кончиков нежных овальных ногтей, едва позволяющие взглянуть в хищную прелесть глаз, обращались уже не только заманчивым лепестками дурманного цветка, скрывающими дивную и смертоносную сердцевину. Нет! Были они так же подобием доспеха между этой бессердечной змеей песков и теми, кто мог подойти к нему близко, слишком близко...
Бурная, яростная, ненавидящая реакция тварей, кидающихся не оттаскивать, а убивать того, кто смел даже попытаться приблизиться к их Господину, не то, чтобы посметь коснуться переливчатого бархата этой наливающейся теплом все быстрее кожи.
О, как могущественен он был, Повелитель Пустыни! Сидящий на троне-ложе, источающий яд угроз и уколы обманчивых обещаний!
О, как слаб он был ныне, выгибаясь шелковой лентой под горячим и сильным телом своего внезапного любовника, не в силах сдержать ни предательской дрожи, обьявшей тонкое тело, ни того, как плотно, тесно, упоительно вжимался он бедрами в пах Тагира, жаждая большего, изнывая от малейшей остановки! Каким блаженством, быть может, было ныне смотреть в его прекрасное лицо - где совершенство черт безжалостно искажалось в гримасе страсти и вожделения...
- Я отдам тебе их, отдам!... - Хрусталем вскидывался этот голос, полный музыки сгорающего от нетерпения тела. Цеплялись эти дрожащие тонкие пальцы за плечи Тагира в тщетной попытке удержать разум, не впасть в исступление, не отвечать ему так явно, так бесстыдно! - Обещаю, клянусь! Двигайся, молю тебя, ну же!...Сжалься!...
А теперь оно - умоляет Тагира о пощаде!

Можно было бы подумать, что белокожая и оказавшаяся такой нежной, тварь лежала безучастно, и все старания, все уговоры и предложения Тагира канули в ничто, ибо не были услышаны вовсе…
Но нет – Судьба не была к молодому шази настолько неблагосклонна. Он поцеловал жадно, он прошептал страстно, и дрогнули золотые ресницы, чуть повернул на подушке голову Повелитель Пустыни, но не своего тела. Так, чтобы взглянуть на молодого мага – глаза в глаза.
Хоть при этом веки его и оставались опущены.
- Остаться со мной ты хочешь… Стать моим – жертвой, пленником, Повелителем… - Прошептали эти губы, припухшие от неистовых поцелуев Тагира, темные от прилива крови, заметно искусанные в бессильных попытках сперва удержать стоны. Тонкая ладонь юноши скользнула вверх по смуглой руке Тагира, добралась до плеча его, и обняла за шею – весь он подался к своему любовнику, всем стройным и хрупким телом, прижимаясь к нему так, как стоит возлюбленной делить ложе с тем единственным, кто заставляет сердце биться сильнее и жарче.
Отвратительная, не знающая жалости и милосердия рыжеволосая тварь оказывается, могла быть такой нежной и отзывчивой, когда хотела. Когда не могла не хотеть, когда заставлена была хотеть.
- Трижды подтверди это, мой прекрасный маг, трижды урони слова согласия со своих губ. Разумом, сердцем, душой скажи, что отдаешь себя в руки мои и в тень силы моей вступаешь, чтобы никогда отныне связь твоя со мною не ослабела… - Голос Повелителя Пустыни медом хмельным лился, ласкал слух, нежил тело. Льнула к рукам Тагира прекрасная тварь, змеей, полной наслаждения и неги свивала себе гнездо у него на груди.
- Скажи это – и я отпущу всех, кто томится в моей власти ныне. Скажи – и растают в Пустыне мои войска. Скажи – и во главе войска я никогда более не ступлю на земли Халифата…
Дрогнули золотые ресницы и поднялись медленно – словно завеса между миром живых и тех сущностей эфира, что царят над ним в самую глухую часть ночи, когда намертво заперты двери храмов Создателя. Растаял в них когда-то змеиный зрачок, растворилась бесследно малахитовая зелень – точно два провала в Бездну раскрылись на до безумия прекрасном белом лице юноши.
И Бездна смотрела на молодого шази оттуда, обрамленная алмазами слез на ресницах
Изучая его бесстрастно и бесчувственно.
Она ждала ответа - здесь и сейчас.
Немедленно.
- Скажи, Тагир ибн Шамиль.