Мой  след  на  песке в  миражах  медно – красной пустыни,
Оплавленный  солнцем,  проходит  сквозь  время  в  тумане,
Подошвы   сандалий  её  поцелуем  отныне,
Горят… я блуждаю  в  пространстве  зеркальном в  нирване.

В  пещерные  храмы забытого  города  вхожа,
На  фресках ищу я  там  жившую  прежде, иную,
Но  сумерки  гасят миражные  лики, и  стужа,
Сквозь  пламень  души  проступает  за  грань  роковую.

Но  полдень  опять,  рассекаясь  на  трещины  боли,
В  ладонях  пустыни,  рисует  картины  былые,
Столкнув  миражи, где  забытые  лица  и  роли,
Где  лики  мои друг  на  друга  глядят, как  живые. (с)Инари Ра

Яркое, полуденное солнце ударило по глазам Зарифа, словно выпадом слепящего меча надеясь оставить его без острого зрения навеки. Не стоило, наверное, подымать глаза к небу – что оно могло отразить нового посреди пустыни, в разгар жарчайшего из дней, когда вокруг, насколько хватало глаз, простирались одни лишь одинаковые барханы?...
Визирь был хорошим воином и достойным шази, крепкостью членов не уступавшим в выносливости лучшим из лучших, даром что среди многих аристократов почитался именно за свое хитроумие.
Но сейчас в тело вползала предательская слабость – ибо никого не одарит бодростью и здоровьем долгий, выматывающий переход сквозь бесстрастные пески, без добрых коней и набитых провизией чрезседельных сумок.
Спеклись губы, пот застилал глаза, осадным ежом ворочалась во рту и горле мучительная жажда.
Наверное именно из-за этой измотанности и были воспоминания о том, что предшествовало этому мигу, так спутаны и хаотичны. Переход через пустыню, казалось бы безопасную и проверенную, ознаменовавшийся подлым нападением. Кто стоял за ним, чего они добивались? Но словно демоны диаболона были на черных этих конях, и отчаянно сопротивлявшаяся охрана визиря падала под их оружием, как сухая трава под порывом пламени. Достойно взглянут эти воины в очи Создателя, ибо ни один из них не отступил, не бросил своего господина в беде, кровью и жизнью заплатив за верность!..
И вопреки всему, дав Зарифу шанс прорвать кольцо врагов и уйти от верной смерти – на израненном коне, словно вложившем всего себя в эту бешеную скачку, которая последовала за этим по ночной пустыне, всегда бывшей союзницей, а ныне ночью сполна показавшей свою капризную двуликость.
Единственный воин, к которому Судьба оказалась благосклонной в этой подлой схватке, был словно в насмешку ее же, безусым юношей, для которого почетная участь сопровождения второго человека в Халифате была первой возможностью показать себя с достойной стороны. Получил и он рану в грудь, когда закрывал собой отход господина, но сумел уйти вместе с ним.
А потом кони пали, сперва один, затем другой. И зловещий оскал пустыни показал себя с рассветом во всю ширь – ибо невозможно было понять, где ныне довелось им находиться.
Смеялись с небес безжалостные звезды, лишь смутно знакомые Зарифу.
«Ты умреш-ш-шь…умреш-ш-шь…и с-с-станеш-шшь пес-с-ском…» - непрестанно пел свою погребальную, предвкушающую песнь ослепительно-желтый мир вокруг.
…сколько прошло с той страшной ночи рассветов? Сухи были их фляги, пусты были сумки. Тащился за Зарифом юный Айзар, превозмогая боль и жар, который снедал его изнутри уже больше, чем припекал снаружи, но ни слова жалобы не спадало с сжатых в плотную нить губ молодого воина.
Лишь порой визирь мог ловить его взгляд, полный горечи, обращенный на безмолвное и равнодушное небо. Но всякий раз, взор этот неизменно обращался на него, на визиря, и рассыпалась в нем горечь на надежду и веру, на верность и нежность.
Пекло солнце…стелились барханы под ноги.

Отредактировано Найтмара (2012-09-11 02:17:11)

- Благословен Создатель! - Обрадованно воскликнул юноша, торопливо сдергивая с пояса флягу и подставляя ее под живительные струи. Ливень хлынул, как это чаще всего бывает в пустынях - резко и внезапно, но воистину разверзлись хляби небесные, ибо вокруг едва можно было рассмотреть барханы, за плотнейшей стеной воды.
Однако, разве это не самое благословенное событие для измученных днями жары и жажды путников? Тяжелые капли освежали истерзанные ветрами и песком тела, словно вымывая из них, казалось бы вьевшийся намертво мрачный, иссушающий жар. Менее чем за несколько минут оба воина оказались мокрыми до нитки, было холодно, но это было так прекрасно!
Удалось не только утолить жажду, но и наполнить фляги едва ли не полностью, прежде чем благость Создателя исчерпала себя. Дождь закончился так же внезапно, как и начался, словно кто-то в вышине взмахнул клинком и искромсал еще миг назад закрывавшие все небо тяжелые тучи. Вокруг посветлело, изогнулась причудливым алмазным украшением редкая в этих неприветливых местах радуга, и проследив за ней взглядом, можно было заметить, что один из концов ее касается песков...
...но нет - уже не только их!
- О, мой господин! - Воскликнул остроокий Айзар, вскидывая ладонь и указывая вперед. Быть может, ливень спас его, а может подарил еще несколько часов отсрочки от смерти в песках, ибо даже внутренний жар юноши, казалось, что спал, менее ярко горели ныне гладкие юношеские щеки, и приугасла лихорадка черного взгляда. - Смотрите, туда!
И было на что посмотреть, воистину. Ведь там, совсем неподалеку от Зарифа и  Айзара, жемчужиной зелени засиял меж барханов оазис!
Склонялись налитые зеленью ветви деревьев к травяному ковру, столь густому и сочному, что он так и манил опуститься в свои мягкие недра, дать отдых измученному телу. Густой кустарник изящным полукругом живого украшения подходил к глубокой чаше небольшого озера, чья лазурная гладь отражала солнечный свет тысячью оттенков, в каждом из которых была квинтэссенция жизни.
Дивен был этот оазис!
Ведь помимо всего, что обласкало взгляд путников, виднелась там и прекрасная небольшая беседка из лиан и вьюнов, со входом в виде арки из магнолий и деревьев ашока, чьи ветви склонились под тяжестью плодов; цветы обрамляли озерную купель, соперничая своей красой с низкими, украшенными слоновой костью, золотом и серебром скамейками вокруг, делая это место еще прекраснее; на наброшенных драгоценных тканях поверх скамеек, возлежали золотые блюда с яствами и разнообразные напитки для утоления жажды; воистину, со всеми украшениями все здесь напоминало самую жаднейшую из грез для усталых путников.
И ни единой живой души не было видно.

Отредактировано Найтмара (2012-09-14 00:21:11)

И отдых, воистину, был равен по уровню самому небесносияющему халифу!
Усталые путники вошли под сень деревьев, впервые за многие дни ощутив, как томящий зной сменился приятной прохладой, ласкающей тело. От ароматов свежих яств рот наполнялся слюной и стенало возмущенное тело, давно уж потерявшее надежду на обретение питательных соков – а ведь тут на просторных блюдах, подставляло свои золоченые бока пахучее жареное мясо, чистой росой переливались капли на грудах свежих и умело приготовленных овощей, манили хрустящими корочками птичьи ножки, возвышались горками нежные фрукты, словно только что сорванные с плодоносных ветвей. Из тонкостенных белых кувшинов струился дивный аромат, в кубках радугой играло драгоценное вино.
Стоит ли осуждать молодого воина за то, что взор его точно прикипел к пище, дарующей столь тяжелые испытания? И все же, Айзар был послушен и предан больше, чем истощен голодом, и посему не прибавил юноша шага, не обогнал господина своего, не торопящегося разделить с ним восторг от явленного им Создателем чуда. Хоть и сглотнул, едва коснулся расширившихся крыльев точеного носа пряный мясной дух, видать потратив остаток едва ли не всех сил воли, что были еще у него, дабы отвернуться, отвести взгляд от искушения…
Чтобы вдруг через секунду вскинуться, гончей молодой, ощутившей опасный след. Плеснуло в темных глазах его едва не позабытой было настороженностью, форму, впрочем, выбравшую для себя иную, нежели размышления визиря.
- О, мой господин! Позвольте, я попробую эту еду вперед вас – кто знает, злой ли человек сюда ее положил или добрый? Не стал бы никто в пустыне травить водоем, но яства… - Выросший в благородном доме, Айзар не был оторван в воспитании своем от песчаных барханов и мудрости предков – качаясь тростником на едва ощутимом ветру, он позволил себе впервые высказать слабость, оперевшись ладонью о ствол дерева подле щедро укрытой благами лавки.
Что держало его эти долгие дни на ногах?
Гордость ли молодости, не желающей сдаваться, или то, что впереди шаг за шагом преодолевал пустыню его господин, суровый, но возлюбленный им?
"Рана моя тяжела, далеко мы от привычных путей, встречу ли новый рассвет? Смогу ли идти за тобой, не стану ли обузой... Позволь мне, господин мой!" - умоляли его глаза безмолвно Зарифа. "Быть может, Создатель для того сохранил мне эту никчемную жизнь, чтобы я еще хоть единый раз смог пригодится тебе сейчас…"

Отредактировано Найтмара (2012-09-24 23:35:18)