Великому инквизитору наверняка стоило бы не выпускать ситуацию из своих собственных рук, однако перехваченная братом Юго инициатива в пыточной как будто нисколько его не обеспокоила. Укол гордости, присущий скорее непокорной и своенравной девице, был слабо ощутимым и потому быстро исчах, не достигнув даже и цели. Ролью стороннего наблюдателя инквизитор сполна довольствовался и вел себя соответственно ей же, не бросаясь опрометчиво в излишние крайности. Одними приказами господам, для которых пытки есть повседневное дело, вполне можно ограничиться. Марать свои руки об нечестивцев Лютер никогда не рвался, а полюбоваться лихо закрученным бесчестным шантажом было по крайней мере приятно.
И он не вмешивался. Брат Лютер всегда молчал там, где Игрэйн Тресс охотно бы рассмеялась и отпустила изрядное количество язвительных колкостей.
К личным покоям они с Юго тоже поднимались молча – молоть языком без дела Верховный не желал, а по своей задумчивости и вовсе казался отсутствующим. Лицо, бездушное и холодно-мраморное, почти не меняло своего выражения за весь промежуток времени, оставаясь все тем же безразличным и отстраненным. Лицезреть на нем проявление эмоций на порядок большее привычной индифферентности и безрадостности было явлением крайне редким. И ведь жаль, во время своего воодушевленного монолога брат Юго мог и не заметить, как двусмысленно Великий инквизитор прикрыл рот рукой – ибо он улыбался. Минутная слабость, к удаче его, осталась без стороннего внимания.
- Извольте проследить, чтобы нас не беспокоили. -  Брат Лютер кивнул писцу, всем своим видом выказывая, что дела у них с Жарром действительно важные. И несмотря на то, что тот даже не удосужился проводить их взглядом, а тяжелая дверь по обыкновению защелкнулась на увесистый замок, настороженное ощущение возможных неприятностей оставило Верховного не так скоро. С минуту прислушиваясь к посторонним звукам, он наконец успокоено вздохнул и повернулся к дознавателю. Стало быть, они здесь одни – и слава Создателю.
- Убедительно говоришь. – Игрэйн тряхнула головой, распуская волосы и устало разминая шею. – Мне даже пришлось невольно заслушаться. Эти методы ведения беседы я нахожу поразительно знакомыми.
За столько лет она, конечно, не могла не прознать, как именно работает со своими жертвами брат Юго, однако под собственными словами подразумевала несколько иное. В восприимчивой памяти слишком сильно запечатлелся момент, когда ее, такого безукоризненного и не вызывающего лишних подозрений на первый взгляд Великого инквизитора как будто ледяной водой окатили, огласив свои смелые догадки. Столь явные и куда более обоснованные, чем она имела возможность предполагать – и именно тогда девица Тресс, такая безжалостная по отношению к знающим даже крупицы ее личной тайны, впервые испугалась по-настоящему.  Но не сломалась и даже виду не подала, ибо знала – стоит только обернуться, и все ее многолетние старания мгновенно обернутся прахом. Хорошо, что все сложилось иначе.
- Окажись мальчишка на свободе – мог бы смело хвастаться благословением Создателя. – Женщина лишь усмехнулась, не без удовольствия припоминая истекающие кровью багряные полосы на истерзанной коже юношеской груди.

Игрэйн слушала молча, прикрыв глаза и стараясь абстрагироваться от того неприятно-ноющего осадка, который у нее неизменно появлялся после посещения пыточных. Ощущения от самого процесса хоть и были противоречивыми, однако общее впечатление оставалось  достаточно мерзким, и потому хотелось тотчас же вымыть и каплей крови не измаравшиеся на первый взгляд руки. Глава инквизиции, вне сомнения, не мог позволить себе и в мыслях подобных слабостей – однако Игрэйн Тресс были порой не чужды проявления трепетной женской натуры. Она устало вздохнула и чуть поморщилась, когда Юго сжал ее острое плечо, однако снова промолчала. Его голос, прикосновения, даже само присутствие – все это успокаивало и умиротворяло нескладную, дурную нравом женщину, которая не привыкла находиться с кем-то ближе расстояния вытянутой руки. Она ловила каждое произнесенное в гневном запале слово, однако не перебивала, не вмешивалась и лишь чуть улыбалась одними уголками губ.
Конечно, Игрэйн могла развить полемику и в нелицеприятных выражениях описать, как жалки по ее мнению стонущие и взывающие к милосердию в казематах, однако этого она благоразумно делать не стала. Взамен Тресс положила свои ладони поверх рук возлюбленного, когда тот обнял ее, а еще через несколько мгновений их уединение было нарушено. Менее всего приятным эта женщина находила быть поспешно вырванной из собственного уютного, в тайне взращенного мирка обратно в неумолимую реальность. Она позволила себе бросить на Юго излишне выразительный взгляд, после чего отстранилась и непринужденно оправила одеяние. 
- Воистину, нам не остаться наедине. – В приглушенном шепоте чувствовалось разочарование. Это было последним, что Игрэйн Тресс успела произнести, прежде чем снова помимо воли вернуться в ипостась Великого инквизитора. Пока Юго отпирал дверь, Лютер успел собрать волосы и обратно натянуть маску непроницаемой серьезности, чтобы таким образом исключить возможность проявления любой непривычной мелочи. Сомнительно, что подобное смогло бы вызвать у кого-то явственное подозрение, однако безопасность была превыше всего. 
Брат Лютер выслушал вошедшего гонца с должным вниманием, не вмешиваясь в тираду раньше времени и пытаясь в кратчайшие сроки осознать услышанное. Он хранил молчание еще с минуту после того, как брат прекратил вещать, прежде чем наконец собрался с мыслями.
- Довольно. – Верховный жестом приказал информатору воздержаться от очередного знамения. – Если я правильно понимаю, Вы смеете утверждать, что купец шази сумел без труда побороть всех советников, назвался наследным принцем и после призвал саму Святую Люцию не иначе как себе в свидетели? Ответственны ли Вы за свои слова и готовы ли держать эту ответственность перед Создателем?
Испытующий взгляд был направлен прямо на собеседника. Этот брат, конечно, заметно взволнован и даже испуган, но вот обезумел ли он для подобных шуток с Великим инквизитором… весьма вряд ли. И все-таки для того, чтобы на полном серьезе принять подобный инцидент, столь крепко перемежающийся с сущей фантастикой, требовались по крайней мере время и убежденность.
- Карим аль Малина… я слышу это имя уже второй раз за сегодняшний день. – Верховный позволил себе скупые мысли вслух, потому прямого адресата у данной фразы не было.