Стоял погожий летний вечер,  а афишировать грядущий визит никаких резонов не было - и потому Рамон, принц Алаццкий,  был одет легко и непритязательно. Его  потертый черный дублет, берет с фазаньим пером, и меч в простых деревянных ножнах делали его издали похожим скорее на мелкого идальго, чем на знатного королевского родича.  Однако исключительно издали -  властный, несколько надменный взгляд, повелительные жесты рук, усвоенная чуть ли не с пеленок манера держаться заставляла прохожих почтительно расступаться перед смуглым южанином - и немедленно узнавать его. Потому неудивительно, что несмотря на всю маскировку, вскоре по рядам рыночной площади, оттуда - в солидные дома купцов-негоциантов, а уж затем - в барские особняки, понеслась cтоль интересующая всех столичных сплетников новость: высокородный авантюрист отправился к своей очередной пассии.
Возвышаясь над толпой, аристократ мог свободно обозревать все творящее вокруг него -  выхваливающих свой масляный товар пекарей-пирожников,  угрюмо продающих сваленные в кучи звериные шкуры охотников, толстую, голосистую бабу-зазывала, уговаривающую каждого встречного и поперечного посетить кабачок "У оленя". Иногда герцог Торро с удовольствием посещал этот кишащий чернью пятачок - чтобы вдоволь понаблюдать за кипящей там жизнью простолюдинов. Но сегодня он держал свой путь далее - к уютному тупичку в центре города, где обитали в основном зажиточные менялы и лекари. Он хотел увидеть (и не только) Анжелику.
Тут в душе принца шевельнулся червячок совести - он вспомнил, что уже много дней гряду не мог встретиться с Эдит. Тогда, два месяца назад, ее заперли - а Рамона услали на порубежье, где он долго отлавливал разбойников и рубился с горными тварями. Теперь он вернулся, пытался обменяться с ней письмами, обмолвиться хоть одним словом - но тщетно. Шли недели - а  неугомонное тело, тем временем, громогласно требовало свое. И тогда на горизонте появилась баронесса - мягкая, сладкая, податливая и безгранично искусная в порочных утехах…
- Я люблю только кёнигин,  - тихо сказал сам себе молодой человек,  и смахнул с лица налипшую соринку.  Он уже приближался к небольшому особнячку, c розовым фасадом и пестрым гербовым щитом над дверью. Титулованная куртизанка жила не в самом аристократическом квартале, но тем не менее обожала выставлять свое дворянство - А это… лишь плоть, не более…
Но только одна мысль об этой плоти заставила его ощутить, как пересыхает во рту. Новая любовница обладала столь прельстительными формами, и умела столь много - ее не надо было нечему учить, она сама была готова наставить своего аманта.
Предвкушение грядущих утех заставило военачальника поспешно  ударить особым молоточком, cвисавшим с  окованной бронзой двери, по прикрепленной к ней стальной пластине.  Тут ручка повернулась, и в проеме появилась гладко выбритая физиономия слуги.
- Дон Рамон к госпоже де Круа. Проведи меня скорее, она уже ожидает

Отредактировано Рамон де Алацци (2012-08-14 00:33:31)

- Я тоже соскучился, Анжи. Чтобы увидеть тебя, сбежал с одной  тоскливой придворной церемонии.
Кокетливо обставленная комната, казалось, и не имела иного предназначения, кроме как быть пристанищем любовных наслаждений.  В светильниках горели ароматные розовые свечи, источавшие запах лаванды и меда. Окна были задрапированы кусками тонких кружев и отрезами синего и красного бархата, скрывавшими происходившее в будуаре от нескромных взглядов.  На стенах в серебряных рамках висели полотна смелого, даже непристойного, хотя и мифологического содержания. Cбоку находился длинный стол, заставленный различными яствами – тут была жареная птица, пирог с дичью, корзина со свежими фруктами,  хрустальная вазочка с фруктами засахаренными. И рядом с ними  - два глубоких кувшина с узкими горлышками, с белым и красным вином, душистым и  освежающим. Однако брашна сейчас не волновали принца – его аппетит все более разгорался совсем до других сластей.
- Чувствуешь, как я отчаянно желаю тебя? Я только недавно вернулся с границы… и, диаболон, как я устал!
Южанин положил сильную длань на гладкий стан баронессы, и прижал к льну своего дублета, с несколько грубоватой чувственностью. Его ладонь на мгновение стиснула ее пышную грудь, вторая легла на оттопыренную попку. Затем он поцеловал ее – слегка проведя по ее губам языком, и прикусив их, с прежней жесткой страстностью. Его бросало в жар от сильного развитого тела этой молодой, но уже зрелой женщины,  от  взгляда ее больших, обещающих столь много, карих глаз. Его член, как и всегда в присутствии Анжелики, окреп почти мгновенно, сделался до боли твердым, словно каменным  - и теперь всячески стремился вырваться из гульфика. Герцог Торро еще раз обнял куртизанку – так, чтобы она ощутила его возбуждение.
Затем  аристократ сел в одно из мягких кресел, и по их уже сложившемуся ритуалу,  даларка помогла ему стащить серые повседневные сапоги. Он хотел было поблагодарить ее – но тут взгляд упал на мраморных полушария, выпирающих из-за корсажа, на идеально круглые нежные плечи – и  банальные слова застряли у него в горле.
Рамон провел пальцами по ухоженными каштановым волосам баронессы,  и дотронулся до пикантного изгиба ее скул.
- Быть может, отложим ужин до более позднего времени?
Сказал он, слегка севшим голосом.

Отредактировано Рамон де Алацци (2012-08-14 01:32:53)

- Ты сегодня великолепна. У меня такое впечатление, что я в шазийском раю, вкушаю из драгоценного кубка приносящий безмятежность и забвение нектар - и дивлюсь пляске прелестнейших из гурий…
Рамон увлеченно наблюдал за танцем любовницы. В его паху горели адские огни, голова немного кружалась - эта женщина, как никая другая, умела пробуждать в нем сладострастие. Тяжелое, непреодолимое, затягивающее, cловно приправленное восточными пряностями - граничащее с черной похотью. Принц стащил с себя берет и положил на стоящий рядом сундук с коваными замками,  освободив свою густую, цвета воронова крыла, гриву. За же ним последовала и прочая верхняя одежда - кроме тонкой домотканной рубашки и шоссов. На горле герцога теперь красовалась небольшая царапина, след от зазубренного рога быкоподобной горной твари - смерть в очередной раз обдала  искателя приключений своим смрадным дыханием, и прошла мимо. В основном все было так же - все тот же Симболон, все тот же амулет в серебряной оправе. Правда, теперь он запер его миниатюрным ключом на небольшой хитроумный замочек.
Золото звенело на теле Анжелики, cловно вышедшем из-под искусного резца античного скульптура, кружились блестящие роскошные волосы, движения становились все более откровенным и двусмысленными. Взгляд принца упал на стоящее за занавесью ложе, c пышно взбитыми подушками, мягчайшими перинами, вишневым изголовьем. Быть может, это произойдет там. Или на столе. Или прямо здесь. Или на раскрашенных в трепетные пастельные цвета половицах. Или везде и много раз - тут уж никогда не угадаешь.
- Чем же ты занималась, пока я был в отлучке, киска? Неужто никто не грел твою постель - покуда я мерз среди скал и пустошей?
Рамон говорил шутливым тоном. C искушенной в запретных радостях баронессой можно было не стесняться в словах и поступках - и это тоже бесконечно будоражило. В кровати она умела быть и безропотной и послушной служанкой, и многознающей наставницей  - что не могло не нравиться любящему разнообразие воителю. В жизни, в отличии от утех, она, правда, пока придерживалась только первого амплуа - но умный искатель приключений подозревал, что это могло быть временно.
Благородный дон взял угол пояска в руку, но не спешил за него дергать  - он всегда предпочитал оттянуть наиболее приятный из моментов, даже если сам дрожал от нетерпения. Губы обожгли уголок рта госпожи де Круа поцелуем, ладонь же забралась под узорчатую ткань шаровар, и начала поглаживать спелый курчавый бугорок между ее ног. Пока что - медленно и дразняще.
- Что ты хочешь, чтобы я сделал для тебя, Анж? Сегодня я в настроении побаловать свою малышку.

Отредактировано Рамон де Алацци (2012-08-14 23:06:00)

- Вот как? Значит, сотник? Этот здоровенный мужлан? И как же он обходился с тобой? Вероятно, как и положено грубому похотливому простолюдину – без всяких церемоний? О, его глаза наверняка так и разгорались от примитивного желания…
Рамон перехватил  нежную ладошку Анжелики, разминавшую ему плечи, и прильнул к ней губами. Он ни на минуту не поверил в эту историю – ибо помнил, как баронесса с содроганиям рассказывала ему о докучавшем ей воине. Однако то, что она говорила, несказанно будоражило, риcовало в голове непристойные картины, побуждало их претворить в жизнь. Пробежав ртом по всей ее руке, от локтя и запястье, и затем отпустив ее, военачальник вновь откинулся в кресле, с  наслаждением ощутив,  что его затекшие после долгой дороги мускулы вновь проснулись.  Затем принц Алаццкий поднялся, подошел к столу – и плеснул себе к червленый кубок немного багровой жидкости. Осушив чашу до дна, он наполнил ее снова  - и вернулся к  даме.  Теперь герцог Торро улыбался,  его взор был блестящим и оживленным.
- Ты предпочла наемника гранду, коварная? Ну что же,  о изменница – представь себе, что он вернулся. Он снова стоит здесь,  огромный, неотесанный варвар. Женщина для него не дороже лошади – более приятна, но не так полезна. Он не привык терпеть отказов  - и не будет. Если надо – возьмет свое силой.
Тут  вино тонкой алой струей хлынуло через край, пролилась на  высокую грудь куртизанки  - и торчащие соски на полных белых полушариях сделались из розовых – почти что бордовыми. Язык герцога дотронулся до бюста любовницы, жадно слизывая напиток – а пальцы, тем временем, ласкали бедра, изгибы талии, нежный животик. Неожиданно они вдруг затвердели, и крепко стиснули плечи баронессы – Рамон резко развернул ее к себе. Его ухмылка превратилась в суровую линию.
- Вот так вот – он бы не поступил… Разве ему ведомо обращение благородных людей? Он захотел бы, чтобы ты, голая и покорная, стояла бы перед ним на коленях, на этом хладном полу… Он хотел бы, чтобы ты ласкала его, подобно рабыне, а он милостливо принимал эти ласки… Он захотел бы взять тебя, грубо и резко, как это делают эти полудикие солдафоны…Он хотел бы, чтобы ты стонала, ощущая его пенис в себе, его неуклюжие мощные ручищи на своей бархатной коже…  А если бы ты отказала – он бы вынудил тебя,  ты бы не посмела сказать ему «нет»…  Сейчас он – это я. Я хочу этого. Осмелишься ли ты возразить своему господину?
Персты левой руки южанина(предварительно отставившие в сторону сосуд) достаточно сильно скрутили одну из жемчужин персей де Круа, в то время как его десница решительно потянула к себе ее матерчатый пояc.

Отредактировано Рамон де Алацци (2012-08-15 02:15:18)

- Ты уже достойна того, чтобы быть наказанной. Очень больно и строго. Допустимо ли дразнить своего повелителя, когда он уже изнемогает? Твоя сладкая попка заслужила шлепков и розог, о непокорная даларка.
Голос Рамона был низким и суровым, во взгляде серых глаз штормило, точеные ноздри вздымались, втягивая пропитанным запахами ароматических смесей воздух. Герцог медленно пошел к красивой женщине, все еще сжимая в руке парчовый пояс. Он держал его наизготове, как аркан, и подбирался к Анжелике так, как подкрадываются к красной дичи - осторожно, едва дыша, опасаясь спугнуть. Эта рискованная игра заводила его до такой степени, он так ею проникся - что уже отчасти ощущал перерождение. В эти минуты он был и принцем Алаццким, и кем-то другим. И этот другой, зажив самостоятельной жизнью, был способен на многое.
- Ты можешь бежать, можешь прятаться - тебе не уйти от преследователя. Ты будешь бежать по коридорам, миновать комнаты - и чувствовать его лихорадочное дыхание за собой. Где-то впереди ждет тупик, где он настигнет тебя, и стиснет твою молодую плоть. Он будет грубо ласкать ее, сжимать и мять твои груди - а затем овладеет тобой, c двойной мощью и яростью. Еще бы, ты ведь заставила его столько ждать…
Cтупенька следовала за ступенькой, древняя ссохшаяся древесина скрипела под стопами мужчины. Он неуклонно приближался к Анжелики, догонял ее - и ощущал, что терпеть больше уже не может. Он ни разу не был в этой части дома и не ведал, куда они держат путь - но одно знал точно. Если баронесса и дальше будет держать его на расстоянии - он в действительности потеряет голову и бросится за ней, как барс бросается за юной ланью. На лбу, около полоски шрама, выступила испарина.
- Я хочу ощутить твой сладкий язык на своем мужском начале. Хочу взять тебя страстно и жестко, дарить свое горячее семя, услышать, как зазвенят под моим напором твои украшения… Я. Хочу. Требую. Повелеваю. К чему же сопротивляться? Отдайся радости принадлежать - полностью и безраздельно.

Отредактировано Рамон де Алацци (2012-08-15 22:49:10)

Рамон Алаццкий приблизился к Анжелике. Непослушные пряди раскинулись по всему высокому челу, кружевной воротник рубашки уж совсем расстегнулся, открывая сильную шею, широкую грудь, мускулистый торс. Две цепи – золотая и серебряная – теперь безнадежно переплелись, образовав нечто вроде тяжелого амулета. Шоссы, облегавшие стройные длинные ноги молодого человека, недвусмысленно выдавали его крайнее возбуждение – как, впрочем, и прерывистое дыхание, затуманенный взгляд, слегка приоткрытые губы. Он дерзко улыбался – и с каждым шагом все более приближался к своей цели. Теперь, несмотря на пожирающее его вожделение, герцог Торро был спокоен – он знал, что скоро встретится с баронессой.
Поравнявшись с Анжеликой, он  поднял на нее свои светлые глаза – и замер от представшего перед ними пленительного зрелища. Гладкая  кожа молодой женщины по белизне не уступала лучшему алебастру, ее пышные груди были идеально округлы, а затвердевшие молодые соски – цвета ранней земляники. Густая волна  душистых волос, ниспадавших на тело холеным водопадом, ничего не скрывала – и в то же время еще раз подчеркивала пикантность очертаний и изгибов ее великолепной фигуры. Изящная каштановая поросль между статных бедер обрамляла ее нежный бутон, ее умелое потаенное место – которое, как помнил герцог, могло подарить так много наслаждений…
Они стояли на открытом воздухе - внизу простирались черепичные крыши домов,  череда торговых рядов, где-то вдалеке слышались людские голоса. Мысль,что их могут увидеть - также странным образом будоражила аристократа.
Рыцарь стиснул ухоженные пальчики де Круа – те, которыми она только что ласкала себя, заставляя его кровь бурлить и кипеть, подобно смоле в котле ведьмы – и поднес к губам. Терпкий аромат ее желания показался ему тоньше и приятнее любой амбры, любых благовоний.
- Твой запах, твой вкус, звуки твоего голоса… Они просто сводят меня с ума – а быть может, уже свели?
Тем временем девушка встала на колени, дотронулась до его шоссов – и теперь смотрела на него своими большими карими глазами – вопросительно, маняще, выжидающе...
- Я покараю тебя позже – заставив кричать от удовольствия…  Я овладею тобой , как никогда раньше…
C этими скупыми словами Рамон положил ее теплую ладошку на свое окрепшее мужество.

Отредактировано Рамон де Алацци (2012-08-16 22:48:25)

- Лучше единожды испытать – чем много раз услышать. Или даже увидеть.
Длань герцога нежно гладила волнистые волосы Анжелики,  рот жадно втягивал свежий вечерний воздух, а увлажненный игрой ее ловкого язычка жезл все больше наполнялся желанием. Рамон понял, что вскоре может  разрядиться – и одним повелительным жестом поднял девушку с колен, затем развернул к себе спиной. Он обвил руками ее стан, пальцы пробежали по внутренней стороне бедер, скользнули по  душистым каштановым завиткам лобка  - и легли на пылающее, влажное от  желания лоно. Он теперь медленно  и размеренно гладил ее потаенный бугорок, одновременно лобзая  нежную ямочку на затылке, и слегка пощипывая губами розовые мочки ушей.
- Ты хочешь знать, что будет дальше? Я заполню тебя целиком, ты ощутишь мою плоть  в себе, неутомимую и жаждущую… Я буду ласкать твои сочные груди, покрою поцелуями каждый уголок твоего тела, заставлю забыть о времени и пространстве… Но это потом… Ведь ты не забыла, что провинилась перед своим повелителем? Не ты ли дразнила его, заставляя изнемогать от нетерпения?
В этот момент патока в голосе – стремительно сменилась жесткой и воинственной сталью. Ладонь герцога хлестко размахнулась – и звонко ударила по крепкой ягодице баронессы,  оставив на ней  багровую полосу. Он резко схватил ее за плечи и наклонил – так, что  замысловатая прическа куртизанки теперь развевалась на ветру за  витыми перилами балкона. Его большие пальцы легли на твердые, словно вишневые косточки, соски, помассировали их, затем выкрутили. Южанин прижался низом живота к пышным бедрам любовницы, давая ей ощутить прикосновение могучего мужского достоинства, а затем – вошел в нее, столь резко и быстро – что даже сам выдохнул от неожиданно нахлынувших ощущений.
- Ты ведь изменяла мне, верно? Спала с паршивым хесом?  Брала в рот его орудие,  послушно раздвигала ноги, прижималась к его рыжей мохнатой груди? Ты поплатишься за это оскорбление!
Молодой человек  ритмично и одновременно яростно двигался, постепенно набирая темп.  Его яички бились об аппетитный зад девушки, ладони  стиснули ее бархатистый живот,  а дерзновенные уста нашептывали непристойности.
Теперь предающаяся утехе пара еще более подвергалась  опасности быть увиденной.  Где-то вдалеке слышались разговоры спешивших на базар горожан и окрики караульных стражников. Мимо дома, вздымая облачка пыли, проехала крестьянская телега. Вдали,  в окне одного из особнячков, появилась и исчезла фигура в полотняном фартуке.
Однако возлюбленные не обращали на этого никакого внимания – вернее, происходившие даже еще больше возбуждало их. Ретивый член  королевского родича вновь и вновь вонзался в заповедную расщелину даларки, а руки бесстыдно тискали ее плоть – и дело явно шло к пику наслаждения…

Отредактировано Рамон де Алацци (2012-08-18 14:27:14)

Анжелика что-то говорила, но Рамон уже не слышал ее слов,  они сливались в его ушах в некий журчащий поток мелодичных звуков.  Тела любовников,казалось,стали единым целым,  его содрогания и движения стали зеркальным отражением ее содроганий и движений, охвативший чресла жар стал нестерпимым, он заставлял задыхаться и захлебываться. Крепко сжав бедра девушки руками,  и хищно впившись губами в белоснежную шею, принц Алаццкий сделал последний резкий рывок – и долго сдерживаемое желание хлынуло из него горячим потоком.
Затем он медленно опустился на пол, на холодный узор глиняных плиток, и прилег рядом с баронессой, прислонившись головой к ее боку. Губы нежно и вкрадчиво щекотали кожу молодой женщины, длинные темные волосы окутали  живот. Мышцы сладко ныли от испытанного наслаждения,  по сухожилиям и венам растекалось блаженное умиротворяющее тепло.
- Пойдем вниз, моя малышка? У меня что-то проснулся зверский аппетит. Да и чаша другая доброго вина бы не помешала! Впрочем – пойду один я. Ты достойна того, чтобы тебя носили на руках, побери меня диаболон!
И, легко, cловно пушинку, подхватив возлюбленную, принц двинулся вниз по лестнице. Он спустился вниз в комнату, и бережно положил свою соблазнительную ношу на шелковые простыни ложа. Садиться за стол было лень – и потому он взял с блюда крепкую зеленую грушу, и с хрустом откусил от нее. Затем протянул руку к кувшину с вином, плеснул немного в кубок, отхлебнул – и протянул Анжелике.
- Ты для меня вкуснее любых фруктов, и хмельнее любого пьянейшего из напитков…

- О, и я поспешу отведать этих плодов… Они дурманят меня и заставляют забыть обо всем...
Рамон наклонился,и слизнул вишневую капельку с возбужденного соска Анжелики, затем двинулся ниже. Его губы слегка пощипывали алебастровую кожу обнаженной красавицы, вбирая в себя растекшиеся по ее телу винные ручейки – словно это был драгоценнейший из нектаров. Уста принца Алаццкого рисовали на мягком животе баронессы извилистые тропки и линии, словно стараясь покрыть его каким-то тайными письменами – олицетворяющими желание и чувственность. Затем он наклонился,и даже с неким трепетом опустился к шелковистой поросли между ее ног, нащупал языком сокровенную раковину – и вскрыл ее языком, столь же бережно и осторожно, как умелый взломщик вскрывает сундук, полный золота. Пряный вкус ее страсти смешался в его рту с кисловатым привкусом напитка, ударил в голову, вновь заставил все тело запылать от невыносимого вожделения. Привстав на локтях, он лег на нее сверху – ощущая, как все еще оставшиеся следы хмельной жидкости холодят его плоть, а ее сердце гулко бьется в унисон с его сердцем.
- Сейчас я подлинно ощущаю себя королем, Анж, хотя мою голову пока и не украшает корона. Но это пока. А ты - моя ночная королева.
Рамон шевельнул бедрами – и его напрягшийся, перевитый лабиринтом голубых вен, член вошел во влажную теплую впадину молодой женщины. На какое-то время он просто замер, наслаждаясь теплом, и ощущением, как ее ласковые створки сжимают его восставшую плоть. Он целовал укромную впадинку под ее ушком, трогал задорный завиток каштановых волос над ним. А затем – начал двигаться, медленно и последовательно, наслаждаясь все более охватывающим всю сущность чувством острого наслаждения.
- Что ты хочешь, чтобы я сделал для тебя сегодня? В этот день повелитель в настроении выполнить любые просьбы и прихоти своей прекрасной рабыни.