Умопомрачительное, сжигающее, сладкое и томительное ощущение желания затопило всё тело Эдит, оно разливалось по венам пьяным, молодым вином, кипело и подстёгивало фантазию, свивалось внизу живота в томительную, тугую воронку, готовую поглотить то, что и предназначено враз, не думая и не боясь. Только кёнигин боялась. Не здесь и не сейчас, в эти минуты она готова была отдаться во власть Рамона полностью и безусловно, отдать себя всю, подарить этому мужчине такое блаженство, которого он никогда и ни с кем не испытывал и не испытает, а раньше, когда ещё оставался холодным разум. И он подсказывал сейчас лазейки, дарил яркие, стыдные картины в тягучих вспышках, которые девушка видела в тех срамных, шазийских трактатах. Он помогал не потерять единственное, что сможет в скором будущем стать залогом её власти и величия. Кроме ума и силы конечно, но женщин не берут в расчет и с позором прогоняют, стоит им лишиться именно этого - цветка невинности. Целомудрие! Эдит готова была потерпеть, амбиции северной принцессы выходили далеко за рамки желаний обычной дамы, ей было мало вышивки перед окном дворца какого-то принца, она хотел видеть мир у своих ног и уже сейчас велись разговоры между отцом и Императором. Конечно её пока в известность никто не ставил, но разве возможно что-то утаить в замке, в котором даже стены имеют уши и глаза?
- Что может подарить нам эта ночь, Рамон? Я так давно ждала этого, так желала, а теперь боюсь...
Девушка плавилась под ласками любовника, ласкалась к нему нежной, ласковой кошкой и дарила ощущение полной, совершенной власти. Он мог чувствовать, как тлеет под его ладонями шёлковая, белая кожа принцессы, как от ласк она дрожит и лишь сильнее прижимается, как хочет его так же страстно, как и он. И принц вполне мог понимать, что только он сейчас владеет и сердцем, и разумом, и телом Эдит. Только он повелитель и господин, и только ему позволено всё.
- Не останавливайтесь, прошу вас. Я боюсь передумать, я боюсь испугаться ещё больше и оттолкнуть вас.
Эдит чувствовала, как предательский, стыдливый румянец заливает щёки, как он жаром стекает на грудь, как касается жемчуга дерзких сосков и как он словно ещё одна пара рук начинает выласкивать жаждущее лоно. О Создатель, она обнажена, Рамон может видеть её всю, такую беззащитную и открытую его взгляду и рукам. Это ощущение лищь добавляло остроты и возбуждения, хоть и пугало. Или именно страх становился той пряной приправой к ночи, от которой последние мысли теряют свои резкие очертания?
- Позвольте, не говорите ничего, прошу вас.
Кёнигин заставила любовника лечь на спину и сама оседлала его бёдра, наклонилась и снкачала накрыла его губы жадным, требовательным поцелуем, а потом поцелуи потекли по телу мужчины, оставляя на коже раскалённые ожоги - воспоминания. Она целовала так, словно не хотела пропустить ничего, слизывала со смуглого, скульптурного тела его удивительный, мускусный аромат, который будоражил сознание и заставлял идти дальше и дальше, совершать всё большие безумства.
- Не двигайтесь, Рамон, иначе я укушу вас.
Первый страх и стыд, сковывающие Эдит, отступили и теперь девушка чувствовала себя более уверенно, и первый чувствительный, предупреждающий укус-поцелуй расцвел на шее принца алым цветком, а кёнигин стала спускаться ниже, соскользнула с бёдер, прижала колени любовника и потянула брэ, освобождая его налитый желанием, увитые реками вен, член. Кёнигин видела мужское достоинство и раньше: прячась в купальнях, она иногда подглядывала за воинами, но то, что предстало теперь перед её взором, превзошло всяческие ожидания. Неужели он бывает и таким, восхитительно нежным, большим, и кажется сладким на вкус? Девушка нежно коснулась плоти кончиками пальцев, пробежала вверх вниз по стволу, а после наклонилась, забирая тёмную, шёлковою головку в плен горячих губ...
