Прошло уже много дней и ночей с момента его побега из уютной и привычной жизни, Омид уже и со счету сбился, правда, считать-то он и не особо умел, так, в пределах пальцев на руках. Кишки сводило от голода ибо последний раз он ел, нанявшись пасти табун лошадей – тогда жадноватый хозяин накормил здоровяка хлебом с сыром, рассчитывая на усердный труд за малую плату... Ну никто же не мог предугадать, что взрослый мужчина засмотрится на бабочек, разноцветными праздничными конфетти порхающими по лугу и проворонит табун? А потом, вместо того, чтобы бежать за помощью – будет сидеть, спрятавшись за деревом, закрывшись руками и наивно представлять, что проблема рассосется сама собой и, когда он отнимет ладони от лица, лошадки снова будут на месте мирно щипать травку? Не убили его тогда по чистой случайности или присущему всем блаженным везению: никому просто и в голову не пришло, что светловолосый работничек сидит в двух шагах, практически и не скрываясь, ведь любой другой на его месте давно бы сбежал далеко и быстро.
Конечно, Омид сильно расстроился.
Порывался пойти извиниться.
Ровно до тех пор, пока не заметил простегивающего длинными прыжками степную траву зайца, за которым радостно и погнался, топоча босыми пятками не хуже того самого несчастного табуна. Увы, животное оказалось быстрее человека и мужчина так и не узнал, куда же так торопился длинноухий... Вообще, если бы кто-нибудь задался целью отследить маршрут передвижения будущего дрессировщика, то тут же запутался бы в совершенно сумасшедших загзагах, поворотах, петлях, конечно, молодой мужчина знал, что ему надо идти к городу, путь к которому ему показывали сердобольные люди в какой-то деревушке, но про него он уже забыл, потому что вниманием завладевали то яркая птица, то шустрая мышь, то осиный рой, упорно преследовавший его довольно долгое время и теперь шея и лицо Омида распухли, придавая ему вид экзотического чужестранца. Вот так, блуждая и распугивая собой всю живность на пути, наш герой все же был выведен заботливой судьбой на проезжую дорогу, вдоль которой он и брел, изредка почесывая уже не такие опухшие, но еще зудящие места укусов и, за неимением другого, грызя придорожную растительность. Как уже говорилось выше, кишки были не согласны с таким меню и утробным урчанием требовали к себе повышенного внимания и более питательного наполнения, на что Омид только горестно вздыхал и успокаивающе гладил загорелую кожу поджарого живота. В конце концов ему удалось поймать гревшуюся на камне ящерку – ну что бы сделал нормальный человек на его месте? Долбанул бы ее башкой об камень и сожрал, не тратя времени на рефлексию и философские измышления! Э, но у нас-то речь не о нормальном человеке... правда, надо сказать, что блондин и не утруждал свой беспечный мозг мыслями о бренности бытия и поворотах судьбы, о нет, под спутанной вьющейся гривой рождались совсем иные размышления.
- Если я тебя поцелую, ты превратишься в принцессу? – Бережно зажав в ладонях узкое тельце рептилии, Омид вопросительно заглядывал светлыми прозрачными очами в темные бусинки глаз своей жертвы. – По крайней мере, так поступают с лягушками, - рассуждал он дальше, растолковывая безмолвной собеседнице свои намерения, - Но ведь лягушки и ящерицы это одно и то же, правда?
Некоторое время он с надеждой ждал ответа от представительницы фауны, но она хранила гордое молчание, то ли обидившись за подобные инсинуации, то ли интригуя на дальнейшее продолжение.  Неизвестно, на что надеялся мужчина: на ясное «да», произнесенное ящерицей или на небесное озарение, но, не дождавшись ни того, ни другого, вздохнул и решительно зажмурился. Ящерица явно дернулась, видимо, икая от ужаса при виде тянущихся к ней сложенных в трубочку губ в обрамлении светлых жестких волосков лицевой растительности и бешено забила лапками. И снова от увлекательного занятия Омида отвлекли, на этот раз звук приближающейся повозки, вывернув шею, он потерял контроль над руками и счастливая ящерка, оставив на память о несбывшемся эксперименте в ладонях блондина свой хвост, юрко нырнула в траву.

Отредактировано Омид (2012-06-17 10:50:22)

«Женщины – вероломные существа», - вспомнились беглому невольнику слова господина, когда он печально вертел в пальцах упругий ящеричий хвостик, - «Им от мужчины нужно только одно». А вот что именно нужно – так и не объяснил, так может у Омида этого «одного» и нет, поэтому и ящерка убежала? Тяжкий вздох вырвался из опустившегося печально уголками вниз рта, а светлые глаза уже с любопытством таращились на притормозившую неподалеку повозку и необычных людей, в свою очередь пялившихся на него. Мужчина быстро опустил взгляд вниз, изредка украдкой поглядывая на незнакомцев , он воспитанный и знает, что глазеть в упор некрасиво, к тому же на собственном опыте сполна ощутил, каково это: уже с детских нежных лет чувствовал себя скованно и неуверенно под чужими взглядами, отчаянно стараясь сгладить свою непохожесть, пытая себя жгучим солнцем, добиваясь смуглости и намазывая волосы чернилами. Но увы, красивый загар вскоре облезал уродливыми белыми лохмотьями мертвой кожи, чернила вымывались и он снова возвращался в свой нетипичный для шази облик...

- Добрый вечер, - с ответом слегка задержался, засмотревшись на рыжий всполох волос подошедшего молодого человека и заалел ушами от неловкости. – Я Омид, - запутавшись в вопросах, гороховой дробью отскочивших от циркача, ответил на тот, что дольше всех задержался в короткой, как у бабочки-однодневки, памяти. – Здесь только что была принцесса. – Со стороны можно было бы подумать, что здоровяк издевается, но в прозрачных глазах отражалась такая убежденность и искренняя вера, которая заставила бы проникнуться и самого закоренелого скептика. – Заколдованная, - уточнил печально, досадуя, что не успел провести церемонию магического обряда перевоплощения ящерицы в юную царственную деву, - Но она убежала, - в качестве доказательства он протянул на широкой ладони узкий темный хвост рептилии и шмыгнул носом, - не вся, правда...
Новый горестный вздох заставил натянувшуюся на мощной грудной клетке жилетку жалобно затрещать по швам, кажется, она стала свободнее еще на несколько сантиметров.
- А ты не знаешь, что нужно женщинам, Йок-са-рен? – Старательно выговаривая непривычное имя по слогам, Омид задал вопрос дня, наклоняя голову и заглядывая рыжему в глаза, доверчиво теребя его за прядь волос, накручивая ее на палец.

Отредактировано Омид (2012-06-17 16:09:40)

- Оттуда, - простодушно махнул в ответ рукой куда-то вбок, - Или оттуда... – Зачесавшись в похожей на воронье гнездо макушке, мужчина растерянно моргал, вертя головой. Если бы ему дали время сосредоточиться, возможно, он бы и смог пошагово восстановить свой путь, но реакция циркача на прикосновение испугала и Омид поспешно спрятал руки за спину, украдкой сердито щипнув себя за запястье. Светлые глаза незамедлительно наполнились влагой, а короткие ресницы с добела выгоревшими кончиками быстро заморгали, не разрешая ей пролиться по небритым щекам. Однако вскоре они широко открылись, так же как и рот, внимая сочиненному сходу рассказу так, будто это было последнее божественное откровение. История вполне удовлетворила неприхотливый ум здоровяка, он повеселел, радуясь, что принцессе не долго осталось пребывать в неудобном ящеричном теле и ответственность за ее будущее с него снята. Бережно уложив хвостик на камень красивым кольцом – вдруг принцесса захочет за ним вернуться – Омид добродушно улыбался рыжеволосому юноше, щурясь на бьющее в глаза низкое солнце.
- Платье, - блондин принялся добросовестно загибать пальцы, - Зеркало... – Светлые брови взволнованно хмурились, а губы беззвучно шевелились, помогая в трудном деле математики: один и один будет два! Он сосредоточенно сгибал и разгибал пальцы и вновь и вновь приходил к тому же результату, обиженно подрагивая нижней губой и растерянно поглядывая на Оле – как так, ведь женщинам нужно только одно, а он назвал целых два?!
- Один и один это два, - наконец осмелел выразить свое недоумение Омид, показывая циркачу растопыренные пальцы, - Два это не один! – Брови встали домиком, не верить недавно почившему господину у него не было оснований, но и Йок-са-рен тоже не мог подозреваться в обмане и это разрывало мозг бедного добряка, так что на предложенное новое имя он никак не среагировал. Наконец, устав бороться с неразрешимой задачей, он по своему обыкновению переключился на другое:
- У тебя есть еда? – Желудок в этот момент обрадовался и громко заявил о себе, так что мужчина сконфуженно покраснел и прикрыл живот ладонями. – Я кушать хочу. – Простодушный вздох и доверчивый взгляд со спокойной уверенностью в том, что помереть с голоду этот добрый парень ему не позволит и щедро поделится всеми запасами.

Какой добрый человек! Омид уже был готов любить преданно и бескорыстно этого рыжего паренька, желудок влек к фургону, ноги едва поспевали за ним, когда на незамутненное чело беглого невольника вдруг набежала тень сомнений.
- Нельзя садиться в повозку к незнакомцам, - замедлив шаг, а затем и вовсе остановившись буквально в метре от фургона, мужчина страдальчески сдвинул брови и потянул руку в рот, покушаясь на и без того укороченные крепкими зубами практически под корень, ногти.  Сомнения терзали трепетную, не обожженную еще чужим злом, душу: и есть хотелось, и правила ведь не просто так придуманы... А правила Омид уважал, они давали ощущение опоры в этом мире, чувство безопасности и их соблюдение помогало не так сильно выделяться из общей массы.
- Но ведь мы уже знакомы, правда? – Аж вспотев от радости, здоровяк энергично потер влажные ладони о штаны, совершая странные на взгляд других людей телодвижения, напоминавшие полуприсяд с подскоками и прихлопыванием ладонями по ляжкам, что у него обозначало крайнюю степень восторга вперемешку с возбуждением. Оживишись от такой гениальной мысли, оказавшейся в его голове не иначе, как чудом, мужчина хлопнул Оле по плечу и, совершенно позабыв про наличие вокруг и других участников цирка, с грацией медведя в улье полез в фургон.
Кажется, он что-то раздавил.
И вроде нечаянно кого-то выкинул из повозки, неуклюже развернувшись и размахнувшись рукой.
Но приоткрытая корзинка с едой манила, как дудочка заклинателя, запахами съестного и блондин, бормоча вполне искренние извинения, пал на колени, чуть не проломив пол и заставив фургон закачаться, как утлую лодчонку в штормовом море. Если у Али-бабы была пещера, пусть и с дополнительной нагрузкой в виде сорока разбойников, у Алладина лампа, а у принцессы Алладин, то у Омида была она – корзинка с провиантом! Набивая рот и глотая ничем не примечательную, но для него слаще божественного нектара, еду почти и не жуя, он даже не заметил, как труппа продолжила свой путь. Разве что в фургончике стало теснее, хотя циркачи и старались жаться по стенкам как можно дальше от не осознающего свои габариты «подкидыша», перешептываясь между собой и бдительно припрятывающих что поценнее поближе к телу.

Руки никак не хотели отлипать от заветной корзинки, губы задрожали и по щекам скользнули первые соленые капли, прокладывая извилистые дорожки между светлых щетинок проклевывающейся бороды. Омид всхлипнул и утер под носом тыльной стороной ладони, подбирая распустившуюся от обиды нижнюю губу и подтягивая колени к груди. Вид у мужчины был такой же, как у ребенка, у которого злые дяди отобрали конфетку: он ведь не крал еду, ему предложили, но не дали даже наполовину утолить голод! Мысль о том, что, в общем-то, он может быть не один голодный в этом фургоне и количество еды рассчитано на всех, не пришла в светлую голову. Шмыгая носом и обнимая руками колени, он прилежно кивал на слова циркача, а несчастные глаза доедали корзинку, сопровождая все это душе- и жилеткораздирающими вздохами и шумным сглатыванием.
- Я? – На мгновение испугался, вскинулся взглядом, тараща глаза на рыжего предводителя труппы, - Никуда не иду, я с вами еду!
Омид заволновался, беспокойно перебегая вопросительно-жалобным взглядом по лицам циркачей, слова Оле ококнчательно запутали единственную извилину мозга: куда же ему свой рот девать, если он не нужен? Здоровяк даже ущипнул себя за губу, ощупывая мокрый от слюны рот, в ужасе выкатив посветлевшие до состояния зеленых стеклышек глаза – зашить его требуют, что ли? А как же он будет кушать?! Заревев, он рухнул на колени перед Йоксареном, гулко ударяясь лбом в пол фургончика и заламывая руки:
- Господин Йок-са-рен, не лишайте меня рта! Может, лишним будет мой палец? – С надеждой взирая, он оттопырил мизинец левой руки, выставляя перед собой и крепко зажмурился, - Выбросьте его, только не рот, умоляю!
Басовитый рев убитого фразой рыжего Омида напугал лошадей и они, прижав уши к голове и роняя клочья сероватой пены на дорогу, понесли вскачь, угрожающе раскачивая повозку и подкидывая ее на ухабах так, что клацали зубы и то и дело раздавались вскрики циркачей, «целовавших» макушками потолок.