Дом Дениза бен Тюна, смиренного лекаря, находился на окраине довольно пристойного квартала, заслужившего свою добрую репутацию как пусть не богатством, то определенной зажиточностью здешних горожан, вполне чистыми улицами и опрятностью тонкой зеленой лентой обнимающих дома садиков. Здесь чаще всего соседи знали друг о друге основную подгонотную (кто с кем спит, у кого чей ребенок, кто берет взятки), но в целом не страдали особенным любопытством, как это бывает в более тесных общинах.
Уроженцев Халифата было не так много в этом квартале, и когда-то, года четыре тому назад, когда Дениз только-только накопил достаточно денег, чтобы купить себе дом, молодого человека встретили довольно настороженно – шази, дело тонкое, мало ли какие привычки принесет с собой этот смуглокожий…
С тех пор миновало четыре года и неисчислимое количество бесед и взаимных визитов, и можно сказать, что квартал к Денизу не только привык, но и в определенной степени взял под крыло скромного и приветливого (и полезного) юношу. Во всяком случае, острых языков местных престарелых сплетниц Денизу можно было точно не опасаться – ибо он был как раз тем, кто с бесконечным терпением выслушивал их жалобы на возрастные проблемы и в меру сил старался помогать, если не прямым вмешательством, то хотя бы добрым советом. Да и другие соседи сполна оценили удобство того, когда едва ли через дорогу живет целитель, способный помочь в случае внезапной беды.
Дом Дениза был по местным меркам не слишком велик. Два этажа, более чем скромного вида снаружи, да густо заросший садик, вряд ли привлекли бы лишний раз внимание прохожего. Разве что словно памятью о далекой солнечной стране, необычной цветастой мозаичной кладкой лежала дорожка от калитки к входной двери.
А вот те, кому довелось побывать внутри дома, сказали бы куда больше – ибо представлял он собой весьма любопытное зрелище. Крохотный холл и небольшая гостиная были обставлены в типично даларском стиле, и небольшие размеры компенсировались добротностью материалов и умелой подобранностью цветов, сложенных преимущественно из теплых пастельных оттенков. И лишь немного тронут был этот быт мягкими расшитыми подушками, укрывающими софу, толстым ковром на полу и некоторым количеством халифатских украшений, с неожиданной гармонией вписывающихся в интерьер. Однако это был дом лекаря прежде всего – и из холла второй арочный проем, прикрытый непрозрачной занавеской вел в комнатку для осмотров, обставленную в соответствии с требовательными нуждами целителя. Кухонька и комната для омовений занимали остальное пространство первого этажа, и первое было куда меньше второго. Верхний же этаж был полностью отдан на откуп библиотеке и спальне.

Этим вечером Дениз бен Тюн был побалован тишиной и покоем, и сердце его тому без сомнения радовалось – что может быть приятнее для целителя, чем его ненужность? Ведь значит это, что никто ныне не болен и не страдает так сильно, чтобы довериться его исцеляющим рукам. Золотистым светом отбрасывал на страницы книги свое тепло вычурный медный светильник, и хозяин дома ныне пребывал в гостиной, вкушая неторопливое и искусное развитие сюжета древней легенды о Витязе и Чаше, открывающееся ему все дальше с каждым переворотом страницы.

Неожиданный гость весьма хорошо успел изучить привычки лекаря, ибо зачитавшийся Дениз был куда ближе к той волшебной стране грез и подвигов, которую столь красочно описывала читаемая им книга, нежели к миру реальному, и вполне мог бы прореагировать на стук в дверь несколько запоздало. Но мужской голос, раздавшийся от порога, невозможно было пропустить мимо ушей, и расположившийся на софе молодой человек вскинул голову, торопливо стряхивая с ресниц дымку воображения, а едва рассмотрел, чья фигура выросла на пороге – так и вовсе вскочил на ноги поспешно, захлопывая и откладывая книгу в сторону.
- Карим-эфенди! Гость в дом, радость в сердце – а разве добрым чувствам надобно приглашение, дабы появиться? Входи же, почтенный, располагайся – не лишай меня радости и законной гордости видеть тебя в этих стенах! – С неподдельной сердечностью воскликнул Дениз, по обычаям шази сперва гибко склонившись перед купцом в глубоком почтительном поклоне, плавно прижав тут же чуть скрещенные ладони к груди, и лишь потом гостеприимным движением радушного хозяина указал на софу. Облачен хозяин дома ныне был в домашний халат темно-красного оттенка, из украшений в которым были лишь несколько черных линий, волной вьющиеся вокруг рукавов и подола. Аккуратно подобранные волосы были сколоты в тяжелый узел чуть пониже уровня плеч.
Как полагается, заводить беседу с порога о причинах, которые привели благородного купца в его обитель вновь, лекарь не помышлял – вежливость и воспитание диктовали сперва устроить драгоценного гостя со всевозможным удобством, одарив его по желанию теми лучшими благами еды и питья, на которые ныне был способен этот кров, и лишь потом терпеливо дождаться, покуда мужчина пожелает поделиться с целителем причиной визита.
…хотя стоит отметить, что первый взгляд Дениза на гостя был несколько обеспокоенным и вопросительным, ибо как и всякий лекарь он наверняка сперва задался вопросом, не привела ли Карима аль Малина в его дом вновь какая-нибудь неотложная причина. Однако мужчина был сдержан и неспешен, и, по всей видимости, молодой целитель отложил покуда первые свои беспокойные мысли в сторону.

Отредактировано Дениз бен Тюн (2012-06-17 00:02:45)

Почтенный гость располагался, от угощения не отказывался, смотрел спокойно и говорил доброжелательно – и та дымка тревоги, что отличает каждого лекаря от обычных людей, развеялась в синих глазах Дениза без следа, сменившись искрами радости и удовольствия от самого процесса принятия гостя. За шесть лет целитель порядком сжился с нравами и обычаями Далара, не оскорбляя чрезмерным высокомерием ту землю, которая дала ему приют, но беседы с соотечественниками всегда радовали его сердце, и легко было заметить человеку проницательному, с какой легкостью на это откликался отзывчивый лекарь.
Без сомнений, угощение было довольно скромным по меркам купеческого сословия, однако целитель явно уставил низкий столик перед добрым гостем тем лучшим, на что были способны его дом и кухня, не позабыв достать и весьма приятного вида праздничную посуду, и вполне достойное предстать взору Карима вино. Видать из тех, которыми порой одаривали полезного юношу иные страждущие и отстрадавшие. Собственноручно наполнив кубок купцу, Дениз выслушал его речи не поднимая ресниц, и лишь потом тепло отозвался в ответ:
- Слова твои о здоровье прекраснейшей Латифы уже есть мед и нега для моего сердца, Карим-эфенди, а то, что сиятельная госпожа не забыла того, кому было отмерено счастье быть полезным ей в мимолетный миг нужды, и вовсе станет драгоценнейшим из моих воспоминаний. – Улыбка у юноши была чуть смущенной, но похвалу он принял с тем естественным достоинством человека, который действительно сделал все, что было в его силах, чтобы помочь – и счастлив услышать, что его труды окупились сторицей в радости для других.
- Ты безмерно щедр, господин мой! – Нет, все же далеко было этому лекарю до воспеваемой в стихах непоколебимой стойкости, и при виде украсившего собой столик ларца, он взглянул на него с неподдельным любопытством. Без сомнения, вмиг принявшись гадать про себя – что же вложили внутрь щедрые руки Карима? Оскорблять гостя притворными сомнениями в необходимости его дара он и не думал – напротив, не замедлил показать, что польщен вниманием и, без сомнения, тотчас же оценит дар по заслугам.
Шелестнула в сторону крышка ларца, поддавшись аккуратному движению пальцев целителя.
…следующие несколько минут Карим аль Малина мог убедиться, что с подарком не прогадал. Да еще как! Радость, промелькнувшая на лице Дениза при виде книги, была светлой и неподдельной, и словно мать любимое дитя, он бережно вытащил дар наружу. Мягкие подушечки пальцев пробежались по витому корешку с такой чуткостью и лаской, с которой право, быть может стоило гладить тело возлюбленного, а не строгие очертания талмуда. Кажется, Дениз хотел что-то сказать, скорее всего, сразу начать благодарить – но в этот миг пропели свою песнь перелистнутые страницы, являя красочные изображения и витиеватую темно-коричневую вязь текста под ними.
Ай, лукавый купец мог ныне вдоволь потешится с вида одариваемого! Позабыв обо всем, задержав дыхание, Дениз бен Тюн всматривается в пеструю мудрость страниц. Преобразившись на глазах, как и всякий человек, который сроднился с возлюбленным делом и не нуждается в нем в многих покровах, свойственных ему в обыденной жизни. Не был лишен Дениз страстности натуры, сокрытой под добротой характера и благим воспитанием, и ярко она проступала лишь в такие мгновения – когда опаляющей жаждой загорались синие глаза, впиваясь в строчки, когда позабытое дыхание вливалось вновь в тело на глубоком вздохе сквозь приоткрытые губы, когда трогал скулы возбужденный и предвкушающий румянец.
Ох, до чего же невежлив стал почтительный хозяин – словно обо всем на долгие мгновения позабыв, очарованный будто подарком лекарь шелестит страницами, и слова благодарности замерли на его губах, обратившись ярким алым цветом и сиянием глаз…

Отредактировано Дениз бен Тюн (2012-06-17 16:50:31)

Звук голоса купца определенно послужил той путеводной нитью, которая помогла Денизу вернуться из вмиг затянувшего его в себя водоворота слов и образов обратно в мир реальный, к практически севшему солнцу и вечернему щедрому гостью. Ибо пока Карим молчал, он воистину правил временем в этой гостиной, потому что самостоятельной возможности у лекаря вряд ли бы появилось оторваться от книги в ближайшую горсть часов. Но гость был не только щедр, но и великодушен, и уберег целителя от последующих волнений о том, что вежливость его и забота о госте испарилась без следа, стоило лишь заполучить в руки столь драгоценный дар.
- Великая сила, что создала этот мир, оставила его несовершенным, Карим-эфенди, и хоть довелось мне порой сетовать на эту несправедливость, истинную глубину отчаяния познал я лишь теперь! Ибо не нахожу в известных мне языках слов, достойных выразить ту меру восхищения и благодарности, которую я испытываю ныне! – Подняв, наконец, на улыбающегося мужчину напротив взгляд синих глаз, Дениз порывисто прижал талмуд к груди, оплетая длинными пальцами острый край обложки.
Жест этот был таким, словно лишь в последний миг немалым усилием воли удержался синеглазый книжник от желания потереться щекой об узорчатый край, и – если купец напротив был подобен взрослому хищнику, умиротворенному и чуть насмешливому, то выражение лица юноши можно было сравнить лишь с блаженством куда более юного представителя того же семейства, которому заботливо подкатили для игры и занятья головокружительно благоухающий ком кошачьей мяты. Улыбка на коралловых губах Дениза была ощутимо одухотворенной.
- Стыдясь своего костоязычия, остается мне лишь уповать на то, что и ты, и прекрасная госпожа Латифа будете так же милостивы, и даруете свое прощение недостойному целителю, ибо растерянность моя в словах происходит не от недостатка сердечных чувств, а от благого их переизбытка. Воистину, великим счастьем было для меня назвать тебя своим знакомым, Карим-эфенди и едва ли не больше поет сердце мое от мысли, что ныне услада очей твоих вновь здорова и весела. Мне же остается лишь молиться исправно о том, дабы услуги мои как целителя более никогда не стали тебе и добрым домочадцам твоим необходимы, хоть и готов буду я откликнуться вмиг на зов твой…

Отредактировано Дениз бен Тюн (2012-06-19 12:20:01)

Судя по тому, что молодой лекарь сумел заставить себя оторваться от пришедшегося столь по сердцу ему подарка, бережно отложив его сперва в ларец, а после чуть в сторону, и с несколько застенчивой улыбкой поддержать прозвучавший тост купца поднятым вверх собственным кубком, благовзрощенная в нем вежливость и стремление позаботиться о госте, удачно сплетались в умение находить наслаждение и в терпеливом предвкушении неизбежных будущих удовольствий.
- Твоя забота и участие согревают мое сердце, словно тепло домашнего очага в холодную ночь, Карим-эфенди, и счастлив я, что могу ответить на вопросы твои без призвания теней нынешних тревог и предчувствий будущих возможных лишений. – Синие глаза Дениза бен Тюна взглянули на Карима с той долей искренней благодарности и некоторого приязненного смущения, которая без труда открывала, что принял его вопрос лекарь близко к сердцу, и тем как согрет, так и тронут.
Видать именно это послужило причиной того, что прежде чем могла бы прозвучать вежливая и ненесущая в себе иных смыслов, кроме заверения, что все у него благополучно и мирно фраза, молодой книжник искренне задумался на несколько мгновений. Без сомнений пытаясь перебрать мысли и деяния своей жизни, и найти там хоть что-нибудь, что, быть может, будет интересно услышать его благородному гостью.
- Далар принял меня едва ли не шесть лет тому, и до сих пор не было у меня серьезных причин сетовать на сделанный когда-то в его пользу выбор – город сей, пусть не всегда доброжелателен и спокоен, однако щедр на возможности и воздаяния тем, кто трудится терпеливо и почитает терпение за большую добродетель, нежели алчность. – Наконец вновь раскрыл уста Дениз, покуда руки его, нежностью и аккуратностью сравнимые с девичьими, плавно прошлись над столиком, заботливо восполняя в кубке Карима недостачу вина. Златорукий купец не отказывался от угощения, дарил ему улыбки и добрые речи, и делится с ним своими мыслями Денизу явно было легко и привольно, точно согретому ярким, но не опаляющим солнечным светом цветку раскрывать доверчиво нежные лепестки.
– Однако жить без цели, что жить без сердца, и ныне в мыслях моих и планах обратить взор на сад, что произростает вокруг этого дома. Не стану возводить на него незаслуженного поклепа, ибо он верно служил мне все эти годы, оберегая от ветра и зноя, однако склоняется разум мой к тому, что при должном уходе, может стать эта земля мне и добрым подспорьем в целительском деле. Если вдруг случится так, что припомнится тебе, почтенный Карим-эфенди, где бы мог найти я человека, сведущего в семенах и саженцах, что склонился бы вниманием к просьбам моим найти все растения, что желается мне взращивать в саду, то было бы величайшей удачей для смиренного лекаря…

Наблюдать за молодым лекарем, на лице которого промелькнуло за время неспешной речи Карима немало оттенков чувств, было без сомнений, занимательно.
После секунды легкого недоумения в самом начале, Дениз отчетливо погрустнел и понурился, и можно было без труда понять, что увлеченный своей благой растительной идеей, он благополучно позабыл про то, что кому-то его страдания могут не только прийтись не по религиозному вкусу, но еще и выйти для самого целителя суровым пламенным боком. Опустились печально длинные ресницы, скрывая было засиявшие глаза, покатой стала линия плеч, скрытых под темно-красной тканью халата и легкий кивок, заставивший колыхнуться черную челку точно под порывом ветра, без лишних слов подтвердил, что за мыслью опытного купца Дениз не только следует, но и находит ее более чем полезной и своевременной, с чем и не замедлил высказать свое молчаливое согласие.
Рассеяной тенью легла чуть смущенная улыбка на уголки его губ, стоило Кариму коснуться в своей речи возможному практическому приложению будущих цветов – и Дениз было начал движение легкого отрицания, ведь более чем видно было по дому его и нему самому, что женские руки не укрывали его жизнь заботой, но на полпути передумал, остановившись. Улыбнулся яснее, и вместо отрицания, вновь легонько кивнул, коротко и тепло взглянув на своего собеседника – не сомнений, что отстранившись от мыслей о себе, подумал сердечный целитель скорее об общей пользе радости, которую могут принести благоухающие саженцы, и посему мысль купца вновь упала на благодатную почву его внимания.
Недоумение, щедро переплетающееся с внимательностью, коснулись нежных черт лекаря следом, когда Карим повел беседу в новое русло, и Дениз был достаточно чуток, чтобы уловить эту плавную перемену в чертах благородного шази, пусть и затратил связывание щедро дарованных ему намеков воедино времени чуть поболее, чем мог бы иной человек, более поднаторевший в ведении искусного поединка слов. Нерешительно вскинувшиеся брови в ответ на мысленную находку, на краткий миг прикушенная нижняя зуба в сомнениях, всколыхнувшееся синей волной удивление, и после осветившая его лицо радость были для взгляда проницательного словно четкие буквы в добротной книге для самого Дениза.
Весь он был словно солнечный луч на ладони – такой же теплый и прозрачный, легко читаемый в каждой эмоции и движении.
- Караванщик выменял их на редкую соль… - Осмелился он повторить вслух следом за замолчавшим купцом то, что упало ему на восприятие поболее всего – ведь кому как не Денизу было знать, что никакой караванщик не поделится драгоценным товаром ради семян, которые можно было бы набрать у дороги не тормозя особо повозок. По чуть озорному и одновременно просительному взгляду юноши на Карима можно было прочесть немой, и чуть по-детски робкий вопрос – я угадал верно, я молодец?
- Мудрость твоя подобна заботливой отеческой длани, что успела вовремя остановить руку неразумного дитя, помыслившего достать уголья из жаркого пламени – воистину, сегодня Создатель щедр и благосклонен ко мне, ибо направил он твои стопы к моему порогу! Посмею озариться надеждой, что нужен ему покуда на бренной земле поболее чем в благословенных садах, если столь ярко отводит он  твоими руками беду от моей тени, Карим-эфенди… – Бережно подхватили тонкие пальцы заветный мешочек, и судя по любопытному взору, немалых трудов стоило Денизу немедля не заглянуть внутрь да и не пересчитать все крошечные сокровища, которыми столь легко и словно бы небрежно осыпал его ныне почтенный гость. Но пальцы погладили мешочек так бережно, а взгляд синих глаз был таким обрадованным и мечтательным – словно видел уже Дениз свой сад в раскидистых деревьях, и благоухание цветов, и укромный уголок, любовно усаженный драгоценными семенами…
- Остается мне лишь уповать на то, что будет Великий достаточно милостив, дабы смог я воздать тебе чем-нибудь в ответ, и принести в сердце твое такую же радость и негу, какую ты ныне подарил мне, Карим-эфенди! - Растроганный и осчастливленный, Дениз явно по обыкновению скромных людей полагал, что воздали ему куда как больше, чем он затратил сил, но спорить с темноглазым мужчиной напротив и не помышлял - только и оставалось, что зардеваться и витиевато благодарить.

Отредактировано Дениз бен Тюн (2012-06-22 22:15:39)