La Fiesta охватила Алацци. Тихие внутренние дворы пресептории берегли уши братьев от непрерывного барабанного боя, но с той стороны Рио дель Соль раскаты музыки, труб и веселых воплей доносились нескончаемым эхом, днем и ночью. Лишь перед рассветом, часа за три, когда самый темный час опускался на Парабран, наступало затишье. И вскоре, вместе с первыми птицами, начинающими петь еще в темноте, оно прерывалось музыкой, - это была предрассветная пора серенад.
Днями раньше завершилась торжественная церковная часть, великолепная и пышная, как подобало, - а теперь в Храм забегали торопливо, из истинной нужды, когда требовалось исцеление, или когда человек ощущал потребность очистить душу, - и так же поспешно его покидали, дабы успеть на что-то более веселое. Тот же бой водяными подушками, например.
Диего Альварада, достойный пресептор Парабранский, в эти две недели сам становился в душе мальчишкой. Он по-прежнему выдерживал позу и величавость в походке, хотя веселый азарт, вспыхивавший в темных глазах, мог за единый мир развеять образ сурового пастыря. Как часто он сожалел о необходимости именно в это праздничное время его присутствия в Парабране! Здесь его знала каждая собака, - и Диего не мог, наскоро переодевшись и закутавшись в плащ, инкогнито помчаться вместе с толпой хохотать и лупить всех подряд разрывающимися водяными пузырями, закидывать спелыми помидорами или устраивать розыгрыши, распевая серенады под балконами закоснелых в своем девичестве праведниц. У дона Диего всегда был неплохой голос, а церковное обучение, само собой, включало в себя музыкальную подготовку, да и на лютне он играть любил.
Единственное, что он мог себе позволить в эти две праздничные недели - а если бы и не мог, то все равно позволял бы себе, и гори все синим пламенем! - это посещать корриду. Непременно. Вне любых проблем. Два часа после рабочего дня - да, праздники не повод чтобы Храм и священсвто устраивали себе выходные, - он отдавал своей aficcion, страсти, которую с ним делили сотни тысяч алацци, - бою быков.
Сегодня с раннего утра он лично, как делал всегда, провел службу для матадоров и их семей. Сегодня начинались бои. По глазам матадоров, их куадрилий, их жен и детей, братьев, сестер, взрослых, исполненных беспокойства и суровой гордости, и малышей. жадно мечтавших стать похожими на своих старших, - эта служба, перед началом двухнедельного испытания судьбы, - самая важная для каждого из них.
Диего знал в лицо и поименно всех парабранских тореро, вышедших из возраста новильяды - новичков. В конце службы он непременно проходил по большому нефу и благословлял каждого отдельно, хотя времени это занимало изрядно.
- Ах, падре! Если бы вы не были нашим падре, вы точно стали бы тореро.
- Скорее всего, да.
Хотя этого никак не могло бы быть. Урожденный дворянин, Диего никогда не смог бы взять в руки мулету, разве что - забавляясь на заднем дворе своего поместья с мальчишками.
Он смотрел в глаза парней, которые через несколько часов будут смотреть в глаза самой Смерти. Не быку, и не распорядителю турнира, и не пронзительному Солнцу, черному от своей белизны, - Смерти, которую каждый год призывали на бой эти парни, чтобы по-своему охранять Парабран, свой народ, всю Алацци. Какая разница, что эта древняя традиция не вписывалась в теологию Создателя! Коррида всегда была божественным служением, божественной битвой между Светом и Тьмой.
Диего ощущал всей душой, как пульсу города в такие дни отзывается пульс, идущий из глубины земли.

Он закончил с бумагами в точно рассчитанное время и, оставив прочее на своих канцеляристов, пошел переодеться к празднику. Мальчик, помогавший ему с одеждой, смотрел на своего падре Диего с откровенной завистью. Диего отлично его понимал, но дисциплина молодых была одним из устоев Ордена.
- Пакито, ты неплохо работал весь этот год. Я подпишу тебе пропуск из пресептории, когда у тебя будут vacaciones, свободные часы.
А дальше уже дело Пакито сообразить. как не попасться на запрещенном развлечении - ведь видеть корриду молодым, не достигшим двадцати лет, уставом Ордена запрещалось наряду со всеми "возбуждающими сильные эмоции" увеселениями. По глазам прохвоста Пако, он понял, что лишних объяснений не потребуется, - да дьяблон побери, Диего и не позволил бы недалекому умом нарушать Устав.
..Воздух был раскален солнцем и страстями. Диего не скрывал улыбки, вдыхая его опаляющую, искристую тяжесть. Он не брал коня к Арене, чтобы не рисковать хорошим животным, если тот зачует кровь и всеобщее волнение. Шестеро носильщиков проворно бежали через толпу с портшезом пресептора, окруженным стражей и предшествуемым парой альгвасилов. Диего отвечал на приветствия, раздавал благословения - и по людям, спешившим туда же, куда устремился и он, видел, что в эти часы рядом с ними мог оказаться их заклятый родовой враг, и вендетте бы не было места. День начала боев был днем негласного всеобщего примирения, - днем, когда у парабранцев мог быть только один враг.
Тень.
Та Тень, что от рождения до смерти сопровождала каждого. Ненавистная и возлюбленная Тьма, на схватку с которой выйдут сегодня тореро.

Раскланявшись с прибывшими прежде него членами королевской семьи и их гостями, - Его Величество на сей раз не удостоил бои своим появлением, но несколько принцев - боковых родов королевской семьи, поскольку прямых наследников мужского пола у короля Алацци не было, - почтили своим присутствием самое яркое зрелище фиесты, - Диего занял свое привычное место, в первом ряду у балюстрады, одесную от пустовавшего королевского кресла.
Служители Королевской ложи приветствовали падре Диего с широкими улыбками, получили ожидаемое благословение и тут же стали делиться новостями о сегодняшней программе. Говорили тихо, почти интимно, со страстью истинных афисьонадо. Диего даже не кивал, лишь движением век подтверждал, что услышал сказанное. Он никогда не участвовал в сомнительном с точки зрения и религии, и нравственности тотализаторе на жизнь тореро, а став пресептором, издал декреталию, запрещавшую под угрозой предания анафеме эти безбожные ставки в каждый первый день фиесты. Так что никому не приходило в голову сегодня осквернять себя мыслями о кровавых деньгах, и наслаждение зрелищем было полным. Диего не сомневался в этом, потому как в первый же год выхода декреталии он разобрался с нарушителями с такой беспощадностью, что букмекеров того позорного дня поднимали на смех еще и сейчас, когда вспоминали. Смех и позор - куда как эффективная кара, тем более на фоне доблести и кровавой славы Арены.
Служители ложи говорили, как распределились жребии, они знали о быках и людях Арены все, как и подобало.
Тем временем, взгляд Диего скользил по ложам и по нижним ярусам. Естественно, Королевская ложа располагалась на Сомбре, теневой стороне Арены, куда солнце не попадет за те два часа, что будет идти коррида. Отсюда было хорошо видно и всю Соль, и ниже лежавшие ярусы Сомбры, занятые богатыми горожанами и знатными гостями Парабрана, кроме тех ступеней, что были непосредственно под ложей. Женская половина Королевской ложи пока оставалась незанятой, но никто не сомневался, что Герцогиня и в этом году будет верна себе.
Действительно, прошло совсем немного времени, когда все мужчины ложи, а следом за ними - и весь амфитеатр, встали, чтобы приветствовать сестру короля, своего рода - почти святую покровительницу Парабранской Ронды, арены быков. Элегантная и строгая в своем великолепии, старуха держалась так, как любому бы держаться в ее годы. Почести она принимала не как принцесса, а как истинная королева празднества, каковой и была, по сути. В королеской семье не было никого, кто любил бы бои быков столь же страстно.
Диего Альварада почтительно склонил голову перед величием ее увлеченности, старуха же сделала легчайший намек на реверанс, отдавая должное его сану, в определенном смысле - более высокому, чем ее титул. Пресептор Парабранский осенил Симболоном августейшую даму и ее свиту, - а затем ему предстояло заниматься этим еще некоторое время, пока начавшийся выезд не пройдет свои полкруга и не представит достойнейшим зрителям всех участников-людей.
Однако же непременно Диего благословлял и врата быков, как бы адресуя благословение всем им, дожидавшимся своей судьбы в загонах.

Увидев во главе шествия, в центре трио матадоров, героев сегодняшнего дня, новильеро Лучо Рохаса, - Рохито, как окрестили его зрители, неизбежно сокращая имена до ласкательных, - Диего нахмурился. Он видел парнишку как пикадора, но еще он видел его сегодня утром, на молитве. Не давая воли темным мыслям, пресептор послал Рохито благословение, вложив в него все желание сердца, чтобы тот с честью прошел сегодняшний бой. Именно об этом, - не опобеде,не о сохранении жизни, - молился любой тореро.
На краю зрения что-то пестрое, неожиданное для ложи принцесс, задевало и беспокоило внимание Диего. Он повернул голову, но стайка фрейлин закрывала ту, кого он хотел рассмотреть. Мелькнул рукав, веер. Вот теперь все встало на места, - значит, Герцгиня потащила с собой на праздник солнца и крови цветок Востока? Ах, Ваше Высочество! Диего удержался от смеха, но не от улыбки.

Отредактировано Диего Альварада (2012-06-07 18:42:19)