Далар |
|
|||||||
|
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Время: До церемонии награждения.
Место: Один из многочисленных переходов дворца.
Действующие лица: Эмери Корбо, "Леди Ригат".
Примерный сюжет: Проигравший рыцарь наконец встречает ту, чьи надежды и чаяния подвел. Удасться ли ему уговорить ее смилостивиться и получить шанс на возвращение ее благорасположения? Черный рыцарь настроен решительно, у демона же - свои планы...
Отредактировано Найтмара (2013-09-23 23:59:07)
За высокими витражными окнами тяжело и кроваво отгорал закат этого долгого, насыщенного немалым количеством событий дня. Сюда же, во внутренние помещения дворца, лучи его попадали изредка – прихотливо отражаясь от начищенных до зеркального блеска колонн и украшений, создавая причудливый эффект вспыхивающих и гаснущих багрово-коричневых бликов.
Сейчас активная жизнь дворца бурлила вокруг праздничных зал, толпилась в близлежащих коридорах, полнила собой заранее застолбленные роскошные и не очень покои, и это место было на редкость безлюдно. Ведь даже слуги, и те сбивались с ног, метаясь между гостями, один другого требовательней и капризней, и бездной обязанностей.
А здесь было тихо, так тихо!
Что женщина, стоявшая у стены, казалась лишь призраком древних стен. Таким же мимолетним и кровавым, как и багровые лучи закатного солнца. Таким же ослепительно, неправдоподобно прекрасным видением, как открытый взгляд на правящее в небе светило.
Что ныне было допущено целовать открытые плечи, скользить по упругим холмам волнительной груди, дерзко в своей власти ласкать черты совершенного лица, и таять без следа в темном омуте глаз, устремленных на живописную фреску.
И казалось порой, словно бы подрагивали на ней сплетенные в вечной схватке рыцарь в сверкающих белизной доспехах и блестящий чернотой чешуи змей, изрыгающий зеленое пламя…Так, словно под пристальном взглядом ее, жаждали они наконец-то завершить свой бой – и навеки расставить по местам, кому быть победителем, а кому зваться проигравшим.
По коридору раздался тяжёлый шаг. Обычно Эмери тенью скользил по известным ему ходам и переходам. Он, но не рыцарь. Да, Эмери уже снял чёрные доспехи канцлера, так и не появившегося на турнире, и всё же доставало одного лишь взгляда на молодого человека, чтобы перестать сомневаться в рыцарском духе, что отражался в решительном взгляде.
Брат уже успел сделать страшную ошибку, решив, что без железной защиты Эмери падёт под его мстительным гневом, но этого не случилось и Готье самому пришлось покинуть поле боя. Ещё минут пять в голове рыцаря крутилась слабая мысль о том, что он почти убил родного брата, но никаких эмоций по этому поводу он не испытывал и вскоре позабыл об этой случайности. Он лишь потратил время на очередное недоразумение. Он постоянно тратил время. То императорская чета. Кто мог подумать, что их заинтересует оруженосец? То Готье со своей вспыльчивостью, любопытный алаци, не сумевший хладнокровно пройти мимо, стража, в конце концов. Ничто не давало ему времени подумать о том, что действительно важно... О ней!
Меж тем, турнир, кажется уже был окончен. Он не знал наверняка, но предполагал.
И как теперь найти леди, что кажется тенью? Как объясниться с нею? Его проступку нет прощенья и смыть оплошность могла бы только кровь. Именно, только кровь, такая же алая, как складки её платье. Если слов не будет доставать, то к чему ему жизнь. Она принадлежит лишь коварной даме, так пусть та и решит, как судить его. И, если леди Ригат пожелает его жизнь... Пусть так. Она всё равно омрачена позором проигрыша. Да, всего лишь первого, так пусть же и последнего.
Он шагнул в очередное цветное пятно на полу. Прошёл, но остановился. В голове мелькнуло что-то... женский силуэт в кровавом зареве. Там у стены, на которую переходил рисунок окна была женщина. Откуда знал Эмери, что это она? Он знал. Быть может камень стал тяжелее или железное сердце зазвенело, подобно камертону. Рыцарь развернулся и почти подлетел к женщине. Так кидается к своей жертве гончий пёс, знал ли он, на кого идёт охота? Глаза горели страстью убийцы, что одновременно и любит и ненавидит.
- Вы здесь! - без промедления он пал на колени, схватив её тонкие руки, - Леди Ригат... - рыцарь осыпал поцелуями нежные пальцы, - Я боялся, что вы покинете замок. Вы видели... Молю вас о прощенье.
Отредактировано Эмери Корбо (2013-10-03 00:57:58)
Прекрасная леди не повернула головы, позволяя Эмери взирать на свой точеный профиль, который были бы наверняка счастливы бы безмерно иные мастера чеканить на монетах и лепить в бессмертном мраморе. Дивен был ее лик в красках заката, но что было толку с того коленноплеклонному юноше, если нежная рука в его ладонях оставалась все такой же безжалостно-неподвижной?
Голос и лицо Эмери заставили бы дрогнуть множество женских сердец, однако не то единственное, к которому так стремился черный рыцарь. Он обманул ее ожидания – и кара была суровейшей из всех, что способен был измыслить коварный женский ум для пылкого сердца молодого мужчины.
Ибо она не вырывала шелковую ручку в гневе, не противилась его прикосновению, не пыталась прервать его и отослать прочь – о, нет, страшнейшей из отрав для взора бывшего оруженосца, лилось от облаченной в золото и багрянец равнодушие.
Не дарила она ни единого оттенка страстей, позволяющих предположить надежду, взирала все так же бесстрастно на фреску, словно интересуясь вечным небытием изображенного на ней рыцаря несоизмеримо больше того, что в плоти и крови был рядом с нею ныне.
- Прощение? – После долгой и мучительной паузы разомкнулись все-таки прелестные уста. Голос впрочем, был солью на раны его мужественной души – не даруя более тех нежнеших оттенков обещания и сладости, что так чутко различало его ухо в прошлую встречу. – Я дала вам шанс, возможность и власть. Я даровала вам даже силу, что превыше людской. Вложила в ваши руки не только меч, но и всю страсть своих надежд и жажду победы…
Чернее угля, длинней чем ночные тени, ресницы ее опустились, скрывая взор – так, словно его леди не желала, чтобы Эмери рассмотрел ныне выражение ее глаз.
- И крики толпы, что салютовала вашему проигрышу, до сих пор терзают мой слух, Эмери. Разве я заслужила этот позор из ваших рук? Как могу я простить?...
Эмери не отрывал взгляда от её лица. Он не пропускал ни малейшего её движения и знал бы, если бы ресницы красавицы хоть раз дрогнули в его сторону. О, как она была жестока! Пусть ярость, злость. Он принял бы удары по лицу и снёс бы оскорбления, но не холодность, не равнодушие. Они и Эмери всегда были невыносимы, а страстно-влюблённому рыцарю... Но более спрашивать её он страшился. Что, если, она так и уйдёт, не сказав ни слова.
Но вдруг леди Ригат прервала молчанье. О сладкий голос, жестокие речи... Прекрасна. Даже так, даже холодная, как статуя, прекрасна. Королева! Богиня!
И вновь он прильнул к её рукам, что не выпускал, словно бы осмелился её удержать, когда бы та пожелала уйти.
- Вы жестоки, - промолвил рыцарь.
Как дерзок он был совсем недавно с самой императрицей, как резко отвечал её на упрёки, словно бы та не была ни красивой женщиной, ни царственной особой. И вот теперь перед другой дамой, своей возлюбленной, он был словно осуждённый в ожидании кары.
- Нет, не говорите так. Вашего позора не было. Только мой... только мой. И ему нет оправдания. Но я молю вас... Если желаете, я сброшусь с башки, чтобы смыть ваш позор моей кровью. Если позволите мне жить, то пусть я стану вашим верным рабом. Я жалею, что бой был не насмерть. Я бы лучше умер за вас в этом бою, чем теперь видеть вашу холодность.
Рыцарь и не думал подниматься с пола. Если бы она ему велела, он простоял бы так и всю ночь. В его глазах прежде неприступных и решительных читались лишь любовь и мольба о пощаде.
- Неужели вы не сжалитесь надо мною? - последние слова он промолвил едва слышно, уже опуская голову в покорном жесте и всё же... он не выпускал её рук. Он всё ещё верил в её милосердие.
- Говорят среди людей, что любовь, струящаяся по венам, наполняет рыцарей силой, которой нет равных в мире. Что каждый из величайших подвигов под этим небом, совершался лишь потому, что сердце под латами разных цветов горело от чувств, рвалось к свершениям, словно птица в клетке – к желаннейшей из свобод. – Ответила на мольбы молодого рыцаря его госпожа, все так же не удостаивая Эмери столь желанным взглядом.
Зато – повела плавно ладонью, касаясь фрески, что была ей ныне милее столь прекрасного юноши у ног, ослепительного в своих клятвах верности и готовности пожертвовать собой, ради ее благосклонности.
Под тонкими пальцами леди Ригат, что когда-то столь чувственно касались его лица, даруя счастье быть и ощущаться необходимым ей, налилась оттенками жизни дивная фреска – и рыцарь со змеем были одарены шансом схватиться всерьез. Словно ветер ворошил давно уже истлевший прах древних легенд – трогая развевающийся подол платья девичьей фигурки в отдаленном углу картины.
Той, ради которой и рыцарь, и змей…
- Но вы проиграли, Эмери. – Имя его звучало сладчайшей музыкой из ее уст, но не хмелем пьянящим душу, ибо не добавила леди одно лишь слово, могущее изменить все – «мой». Зато следующие слова ее ужалили, словно пробравшиеся под несокрушимые черные латы ледяные осы. – Быть может, не так вы и любите меня, как смеете убеждать? Полна соблазнов жизнь, и не ослабил ли ваш дух быть может, чей-то иной манящий образ? Если столь сокрушительно дрогнула ваша рука…
Она вскинула голову чуть выше, облекаясь грозной царственностью, не женственной нежностью, но обликом власти его сюзерена, не просящего – требующего ответа сей же миг!
- Сознайтесь же, Эмери! Была ли в вашей жизни та, которая посмела тронуть ваше сердце предо мной?! – Ах вот она – и страсть, и гнев, и…ревность?
Каскадом все на склоненную голову Эмери.
Отредактировано Найтмара (2013-09-30 22:45:24)
Ни малейшего внимания не обратил Эмери на движение рыцаря и змея за спиной дамы. Разве можно было разглядывать стену, когда перед ним была прекраснейшая из женщин?! Ни мысли о том, что это колдовством, будто так и должно было быть. Она сама видение, так, стало быть, что причудливые тени следовали за нею по пятам. То были ангелы иль демоны, а может и те и другие. Рыцарь принял бы любую сторону, на которую бы указала её рука. И пусть красавица окажется ведьмой, Эмери готов был гореть с нею на одном костре.
Что он действительно заметил, так это то, что леди Ригат забрала у него свою прелестную ручку. Рыцарь вновь вскинул голову. Желанная, была она обещана ему. Лик подобный раннему вечеру на закате кровавого солнца. Он помнил, как её уста обжигали его губы, как волнительно вздымалась грудь, он помнил предвкушение сладостного мгновения, когда она станет его. И помнил он тот миг, когда надежды его рухнули, подобно крыше одной из пресепторий. Архитектор подобно рыцарю пытался дотянуться до небес, но вместо этого смотрел, как рушилось его творение под гром бушующей грозы. Храм Создателя и сейчас стоял, завершая собой один из площадей столицы. Одно из прекраснейших творений музыки камня, но венчал его не высокий шпиль, стремящийся к миру небесному, а уменьшенная его копия, что не должна была бы рухнуть.
Эмери чувствовал, как рушится его вавилонская башня.
- Как только вы могли подумать, будто я предпочёл бы вам другую? Каждый противник был повержен мною с вашим именем на губах. Я проклинаю того рыцаря, которому удалось сразить меня. Но я бился с ним во всю данную мне силу... - посмел ей возразить рыцарь. Рискнул навлечь на себя гнев красавицы, но он уже тонул, разве можно было опуститься ниже. И разве была она к нему справедлива? Сердце рыцаря разрывалось от прохладных речей, наполняя грудь болью и отчаянием, а заветная цепь врезалась в шею и тянула его вниз. Не нашлось бы более верного слуги, но она всё ещё сомневалась в искренности его чувств.
- Только вас я люблю. Только вы мне дороги. Разве стоял бы я сейчас пред вами и молил бы о прощенье? - он не отрывал от неё взгляда и видел, что той нравились мучения его. Она была в праве, но... Эмери более не мог вытерпеть, - Да посмотрите же на меня, леди Ригат! Ригат! Ради тебя бился я. Только для тебя одной. Я поражён, но... не сомневайся в моей верности.
Правда вдруг разум его дрогнул. Да, там, на турнире... Его рука и правда дрогнула. Только раз, но... он встретился взглядом с Миад. Той девушкой, ради которой раньше был готов рисковать жизнью. Не так, как для Ригат, но всё же... Она была той, чей образ уже давно растаял в памяти и вспыхнул на миг тогда, когда менее всего он ожидал. Лёгкая, воздушная, во всё иная, чем леди Ригат. Разве можно было сравнивать их? Когда-то он любил ту девочку, но это было в прошло. И сейчас казалось, что это прошлое давно миновало. Он едва мог вспомнить её лицо, а вот глаза леди Ригат мучили разум. Рыцарь жаждал опуститься в тёмный омут, как прежде потонуть с головой в ночи её ласк.
А жестокая дама жаждала правды... Только что он требовал и вот снова смотрел на свою королеву со страхом. Уйдёт, покинет его, как только он посмеет упомянуть другую.
- Я не помню её имени. Не помню лица... Поверьте, что ей не сравниться с вами. Я верен только вам. Одной. Скажите. Молю, скажите, что могу я сделать, чтобы доказать вам это?
Когда же насытится она его мучениями? Когда позволит вздохнуть и прекратит эту пытку? Жестокая. Любимая. Желанная...
Отредактировано Эмери Корбо (2013-10-03 01:39:41)
И вот в этот миг – миг его отчаянной дерзости, миг наивысшей мольбы молодого рыцаря, чье сердце ныне крепче всех иных пут держали оковы тьмы и красоты, его темная королева наконец повернула голову, являя Эмери свой прекрасный лик.
Покрывалом ночным струились волосы ее, ярче кровавой раны горели сложенные в недобрую, хищную улыбку манящие уста, трепетали тонкие крылья благородного носа, словно учуявшие сладостный аромат крови.
И Бездна глядела на Эмери сквозь ее глаза, не сокрытая ныне более маревом густых ресниц – столь желанная ему, столь жаждущая его, поющая голосами нетерпеливой вечности, мерцающая всебесцветьем власти и колдовства.
- Сколь ярки твои слова, Эмери… Но что слова? Пусты слова, и тысячи их напоет мне соловьиной песней любой из ныне обретающихся во дворце юношей. Но тебе… так и быть – явлю я тебе милость и на этот раз, и дам шанс доказать, что лишь роковая случайность отобрала у твоего клинка победу в мою честь. Исполнишь то, что я прикажу сейчас – дам я тебе новый шанс, и нового соперника для меча, и останется в силе уговор наш…Видишь, как милостива я к тебе?...
И она – о благосклонная ночь! – склонилась к нему, стоящему на коленях. Обдавая теплом, нет, ощутимым жаром исходящим от бархатной кожи, принимая бледное лицо юноши в горячий плен совершенных ладоней, запрокидывая его еще сильнее.
Словно и впрямь змеей была она в облике женщины, нависающей над человеком, обвившей его множеством колец своей силы – но как невозможно порой отвести взгляд от смертельно опасной твари, так прекрасна и смертоносно-притягательно была леди Ригат в эти мгновения.
- Принеси мне ее сердце, Эмери. Сердце той, что заставила тебя дрогнуть, позабыв обо мне! И когда протянешь ты мне его на ладони, горячее и трепещущее, тогда я прощу тебя и дам тебе новый шанс, о мой рыцарь… - Прошептали его приговор на эту ночь кровавые уста демона.
Такие близкие к нему, что Эмери мог ощущать их жар.
Такие далекие от него, ибо не торопилась она дарить большее.
Отредактировано Найтмара (2013-10-08 22:48:14)
Рыцарь замер, утопая в её глазах. Казалось, что ему уже не нужен был её ответ, только бы продолжала леди Ригат смотреть на него, не лишая своего верного слугу этой милости, этого дара!
Сердце замирало, и тяжёлый стук отдавался в висках, но Эмери не замечал этого, так же, как и не замечал на шее своей цепь, что до крови врезалась в кожу. Бездна в глазах красавицы казалась безнадёжной и Эмери уже не верил в прощение, но он был готов принять кару из рук её, её приказом, повелением, намёком... Любое наказание было бы ему великой наградой, даже смерть он почёл бы за честь.
Когда же алые губки проговорили: «Дам я тебе новый шанс...» - разум Эмери не мог поверить, что заветные слова и вправду были произнесены любимой. Она простит его, она позволит ему попытаться вновь. Только что леди Ригат была безразлична к нему и рыцарь уже знал, что боле не любим ею, но сейчас... о да, она любила его! Она любила, как прежде, и потому прощала. Ещё мгновение назад была жестока и прекрасна, а теперь была прекрасна и великодушна! Как ангел была она для него.
- Воистину, милостивы! - прошептал он, едва сдерживая радостную улыбку, чтобы не разгневать женщину, что владела его умом и телом, - Любой ваш приказ будет исполнен... - последнее слова он едва смог выдохнуть, чувствуя близость прекрасного тела. Если бы Эмери не помнил, что он всё ещё близок к краю и немилости, то давно бы позволил себе какую-нибудь дерзость. Все возможные сразу! Слишком велико было томление и неутолима жажда желания.
- Принесу! Любое сердце, что пожелаете вы! Желаете это жалкое сердечко и я вырежу его для вас, - он не задумывался над ответом ни на миг. Её ревность льстила рыцарю, но, если леди Ригат желала доказательств верности, то он был готов их предоставить.
Губы пересохли от жара, что охватил его в этот миг, быть может она позволила бы напиться поцелуем? Просить Эмери не смел, но слабо подался вперёд к её лицу. Если пожелает, дама сможет его остановить. Но как же он надеялся, что не она ещё раз сжалится над ним и останавливать не станет.
И она – снизошла.
Поцелуй опьянил, поцелуй одурманил, Бездра качнулась и выплеснула на слабую человеческую плоть немного Вечности, одновременно разжигая в венах Эмери неумолимый пожар и заставляя резко похолодать вокруг. Так, что нежное, сладострастное, округлое тело женщины напротив него осталось единственным источником того же жара, что снедал его плоть и разум.
О, как жаден был демон!
Покоренный, стоял пред нею на коленях молодой рыцарь – и пила, пила с его губ эту покорность, эту податливость, эту ярость и желание леди Ригат. Точно путник, тысячу лиг прошагавший по пустыне, точно грешник, припавший устами к амброзии небес, точно демон, в когтях силы которого билась светлая душа – билась, но вырваться уже не могла.
- О Эмери, Эмери! – Обвили горячие и тонкие руки женщины его шею, легли поверх цепи – ошейника на ее верном псе, но только лишь для того, чтобы притянуть его еще ближе к ней, еще плотнее.
А как ощущался шепот этот – нетерпеливый, подталкивающий к краю, поднимающий к небесам! Она желала его успеха, она требовала его победы, она – знала, что он не отступит ныне!
И поцелуй был, и он длился – преступно, безжалостно мало. Совсем, совсем недостаточно, чтобы утолить этот пожар в его теле, но довольно, чтобы причинить боль, когда она отстранилась.
- Иди же! – Властно повела женщина рукой, указывая в сторону от них, туда, где змеилась роскошная, но узковатая лестница, уводящая в иные залы дворца. – Иди и возвращайся. Я буду ждать тебя… Эмери.
Можно ли было мечтать о большем? Он получил всё, что казалось таким далёким и недоступным, но рыцарь желал ещё. Эмери не замечал, что красавица жадно выпивала его любовь и страсть, и думалось ему, будто это он утоляет жажду, которую, впрочем, прекратить было невозможно.
Задумайся он хоть на мгновение, и понял бы, что жар возлюбленной и его собственный более походит на пламя костра, жадное до боли! Того костра, который неминуемо настигнет его. Возможно в этом мире, но, что ещё страшнее, в мире следующем после смерти. Там, на том свете, где душа его, опущенная на самое дно бездны, будет вечно гореть в пламени желания, и никогда не утолится, и будет молить о прекращении страданий, но получит лишь боль и отчаяние, которые уже никогда не прекратятся.
Быть может стоило молиться в детстве, когда об этом просила мать, а не склонять голову и притворяться послушным мальчиком, а в это время думать, когда же кончится эта пытка?!
Теперь же рыцарь думал лишь о той, что так любила его и просила взамен того же. Дрожащие руки Эмери легли на обнажённые плечи, но разве он достоин большего? Терпение, терпения, верный раб, ты должен уметь ждать, пока хозяйка не разрешит тебе встать с колен. Он знал, что кроме поцелуя, сейчас не получит ничего, но чем ближе была она, тем меньше верил рыцарь, что сама леди Ригат найдёт в себе силы оставить его. Она нашла их без труда и позволила ему встать, но в то же время указала прочь от себя... Только на время, но покидать её было ещё мучительнее и страшно, словно он страшился потерять навеки свою прекрасную даму.
Рыцарь медленно встал с пола. Как просто было преклонить колени и как сложно выпрямиться перед нею в полный рост.
- Вам не придётся ждать долго! - сказал он твёрдым тоном, но голос дрогнул всё равно. Быть рядом с ней и не касаться шёлковой кожи, не обнимать гибкую тали, не владеть ей и не быть её без остатка - невыносимо.
И он поспешил прекратить своё страдание.
- И на этот раз я докажу, что слова мои правдивы... - он поклонился и быстрым шагов пошёл к лестнице, вступив на которую всё же обернулся на свою королеву. И сердце сдавило вновь. Эмери взбежал по лестнице, спеша не чувствовать более её притягательного взгляда за собой. Рука его сжимала рукоять меча, а мыслями он всё ещё оставался рядом с женщиной в кровавом зареве заката, у той стены, где рыцарь поражает змея.
Молодой человек искренне верил, что освободит прекрасную даму, уничтожив все преграды на их пути. Первой была девушка, что имя которой он не желал вспоминать...
Она быстро уставала от балов — улыбки, смех, вино, праздник для мужчин, не для женщин, что сопровождают их, улыбаясь сдержанно другим мужчинам. Миад делала все как надо, кланялась, улыбалась, отвечала вежливо, но думала лишь о том, что Эмери участвовал сегодня в турнире. Солнце еще играло на его броне. Сердце оборвалось, когда она поняла, с кого сшибли шлем. Как он мог проиграть? Она помнила, что у него были крепкие руки, сильнее, чем руки Реми, и кожа на них была тверже — привыкшая к рукояти меча.
Она отпросилась у Реми отдохнуть в саду и улизнула от очередной престарелой вдовствующей графине, желающей знать, когда у четы появятся дети. Что ж, теперь Миад не смогла бы даже сказать наверняка от кого были бы эти дети, если им бы в вдруг пришлось появится на свет, были бы они больше Араго или Корбо?
Прохладный ночной воздух приятно холодил кожу и она откинула с волос шелк, чтобы ветерок коснулся шеи.
Эмери... Она хотела бы его увидеть. Они давно не встречались — свадьба императора не давала продохнуть ни канцлеру, ни его оруженосцу. Неприятного старика с острым взглядом ей было не жалко, но вот её Эмери мог бы побольше спать и получше есть. Она с радостью отдавала бы ему половину изысканного обеда Реми. Вряд ли он часто ест фаршированных уток и тушеный фенхель, канцлер не выглядит человеком, который будет баловать своего воспитанника.
Деревья в саду шептали свои ночные молитвы, но она не могла присоединить к ним свою. Она давно не была в пресептории, но каждый вечер исправно молилась Создателю у образка в своей комнате. Все ее помысли были заняты тем, чтобы тайна не раскрылась. Но как просить у Господа скрыть ото всех ее грех? Она хотела вернутся к своей спокойной жизни. Она хотела родить наконец Реми ребенка. Она хотела наряжаться в красивые платья и душиться дорогими благовониями. Но больше всего она хотела остаться с младшим сыном барона, который еще не получил стремени и никогда не получит титула и земель.
Надышавшись вволю воздухом она улыбнулась ночному небу так, как улыбалась Эмери, и подхватив юбки двинулась обратно. По случаю праздника почти во всех коридорах зажгли светильники и не было уголка, где мрак мог бы укрыться от яркого пламени. Но до зала оставалось совсем немного, слышна была музыка топот и голоса, когда лампа перед Миад погасла. Быть может, нерадивые слуги пожалели масла. Коридор плавно поворачивал и вся дуга потонула во мраке. Император не поскупился на ковры, она совсем не слышала своих шагов, и решилась пройти по темноте.
И там, завернув, она увидела спину Эмери. Наверное, она окончательно предала Реми — она могла узнать любовника со спины.
— Эм... — начала звать Миад, но замерла, в ужасе зажав себе рот руками.
Его лицо было перед ней, и она никогда не видела его таким. Ненависть перекосила тонкие черты, глаза горели темной страстью. Они видела страсть в его глазах, но раньше она мешалась с нежностью и любовью, не с ненавистью.
— Что такое? — спросила она, отступив назад. — Что случилось, Эмери?
За его плечами она видела только темноту. Она не могла оторвать взгляд от темных бесноватых глаз. Это был не он, это не мог быть он... Будто демон овладел его душой.
Леди Ригат будто знала, в какую сторону направить возлюбленного. Определённо знала, но разве это могло его волновать. Даже лучше — не пришлось долго искать девушку среди гостей. Он и не помнил, во что она была одета, хотя, скорее всего, дама переоделась бы перед празднеством. Да, Эмери слабо помнил, что она любила наряды. Платья были к лицу Миад, но его возлюбленная была прекрасна без дорогих тряпок, пусть он и не знал этого наверняка, но разве можно было сомневаться? О, как сильно ещё было предвкушение в его груди. Но это мучительное и одновременно сладостное чувство портил жалкий вид удивлённой баронессы, которая смотрела на него так, словно видела призрака.
Холодным взглядом смерил он явившуюся из тьмы девушку. Противна была ему её простая, робкая красота, что пройдёт, как только она станет чуть старше. Леди Ригат же, была прекрасна от природы своей дикой красотой и страстью, что таилась в её груди. И она была всё ещё недоступна ему. А эта... да, он помнил их близость, и от того становилось тошно, словно бы Эмери и в самом деле изменил любимой. Вспоминал он с отвращением, как рука его дрогнула, когда встретил он взволнованный взгляд её на турнире. Зачем она вообще туда явилась? Пусть бы дождалась бала и плясала бы себе вволю, чем трястись за каждого рыцаря, которого посильнее стукнули по голове.
Он ненавидел эту недотрогу, что с лёгкостью когда-то ему отдалась, ненавидел её за то, что она была в его жизни, за то, что разделяла его с той, которая была горда и неприступна, покуда не удостоверится в верности своего вассала. Она властвовала над ним, а леди Миад уже отступила в страхе. Что ж, разумно, но ей стоило бежать. Хотя, пожалуй, это было бессмысленно.
И этот нежный голосок, что скрежетал по его слуху. О, как противна была она ему во всём. Во всём иная, чем та!
Эмери шагнул к к девушке и рука его сорвалась с рукояти меча, ударив её по лицу. Пощёчина рыцаря была слишком тяжела для молодого баронессы и она, подобно пёрышку, упала на пол.
- Не смей спрашивать меня о чём бы то ни было. И называть меня по имени тоже не смей... - сказал он ледяным тоном. Имя его принадлежало лишь одной даме, и отныне это была не Миад Араго. Как произнесла его имя последний раз та, которую он любил! Ни одной женщине в мире не дано было вложить в простое сочетание звуков столько чувства.
- Ты умрёшь, я предупреждаю тебя. И, если примешь это, то, обещаю, что страдать ты не будешь... - вот теперь он уже вытянул меч из ножн и клинок завис над девушкой, пока не опускаясь ей на голову.
В самом ли деле теперь Миад бы смирилась со своей участью? Да, пожалуй, что смирилась бы. Она же принимала всё, что посылала ей судьба,.
Отредактировано Эмери Корбо (2013-10-09 03:04:58)
Лишь отвращение и ненависть отражало его лицо — и лучше бы ударил мечом прежде, чем она успела увидеть, как ничтожна в его глазах. В смятении она забыла бежать и забыла боятся. Ей не пришло в голову что он может угрожать ей. Она позволила любви ослепить себя, и боялась лишь того, что его лицо и правда может отражать эти чувства.
Она закричала, закрываясь руками, но удар тяжелой руки опрокинул её на пол. Никто и никогда не бил Миад, и, право же, она ничем не заслужила, чтобы первым стал тот, чья любовь стала для нее дороже жизни. Она почти не почувствовала боли, только смертельный ужас затопил её всю, ужас от того, что Эмери её предал.
Он крепко держал меч. Ей никогда не приходилось сомневаться, что меч в его руках будет разить метко. И только теперь она поняла, что он может быть направлен на неё.
Это не он, не её Эмери теперь поднимает клинок, не перед ним лежит на земле... она? Он никогда не поднимет меч на женщину! Он рыцарь, пусть прав на тот меч, что носит в ножнах он еще не имеет.
— Стой! — хотела закричать она, но голос пропал и она сама не услышала своего шепота, и бросилась вперед, стараясь схватить за плечо, остановить...
- Ты умрёшь, я предупреждаю тебя. И, если примешь это, то, обещаю, что страдать ты не будешь...
О, глупый, разве можно было подумать, что она не страдает уже, увидев его полное отвращение лицо, заглянув в холодные глаза? Нет пытки сильнее, чем пытка отчаянием, нет отчаяния сильнее, чем от разбитой вдребезги надежды. Смерть от другой руки была бы не так мучительна, но и не была бы так легка. Раз он сказал умереть — значит придется умереть, и смерть милосерднее чем жизнь после того, как она поняла насколько отвратительна ему.
Миад поднялась легко и быстро, стараясь заглянуть еще раз в любимые глаза. Она никогда не двигалась так проворно, так необдуманно, так неловко. Приблизится напоследок к любовнику, уверится что это он, не морок, и не ночной кошмар... Она до последнего верила, что Эмери, её Эмери, никогда не причинит ей боли, пусть бы даже теперь он стал ненавидеть её. Она еще дотянулась до его щеки рукой, когда поняла, что холодная сталь разрывает болью её бок. Меч был наточен остро, а Миад не обратила на него внимания, вся поглощенная своим ужасом.
Миад остановилась, так и не дотронувшись до его плеча. Сердце колотилось как безумное. Они видела, как кровь капает на ковер под ноги Эмери, видела бледнеющее свое лицо. Она умирала сейчас... Или не она?
Миад почувствовала кровь во рту и порывисто вздохнула, и её губы окрасились красным. Пальцы соскользнули вниз и она пошатнулась, ухватившись за ту руку, что сжимала меч. Он всегда поддерживал её, и сейчас, последний раз, не дал упасть на пол, хотя в том, конечно, уже не было его заслуги и желания.
— Почему? — спросила она и кровь струйкой скатилась по подбородку.
Отредактировано Миад Араго (2013-10-09 04:05:14)
Эмери отдёрнул голову, когда рука её дотронулась до его щеки, Это прикосновение было больше, чем неприятно после ласковых, трепетных пальцев леди Ригат. Зато рука его, не дрогнув на сей раз, подалась вперёд, вычёркивая из своего прошлого нелепую девчонку. В голове рыцаря не укладывалось, что могло ему в ней понравиться. Зато теперь на душе, если то, что им сейчас управляло, можно было назвать душой, стало спокойно. Всё кончено и иначе не быть не могло.
А она всё продолжала корчиться перед ним. Прикосновение к руке обожгло его вновь. На этот раз пальцы баронессы показались холодными, как лёд. Он выдернул руку, и меч вышел из раны, давая крови дорогу. Девушка вновь оказалась на полу у самых его ног. Совсем недавно вот так же на коленях стоял он и молил о прощении. Теперь молили его. Нет, не словами, но даже рыцарь понимал, что могло твориться в её голове, хотя и был к её страданиям равнодушен. И он был не намерен прощать. Разве можно простить существование, его можно прекратить и тогда извинения будут ни к чему.
- Тебе не понять этого, - сказал он голосом ещё более железным, чем прежде, словно бы сам камень научился говорить.
Впрочем, сейчас девушка едва ли слышала его слова. Она уже без сознания опустилась окончательно на пол и перестала раздражать его.
Сердце девушки отстукивало последние, слабые удары в её груди. То сердце, которое требовали от него. Слова возлюбленной он понял только одним образом — он желала видеть это сердце.
Он толкнул ногой тело и то перекатилось на спину, неестественно заломились руки, а глаза безжизненно уставились во мрак. Он опустился рядом с покойной на одно колено и вспорол мечом платье на груди девушки, а вместе с ним и плоть.
Руки оруженосца били в крови, но алый цвет нисколько его не смущал. Это был её цвет! Маленькое сердечно было несложно найти и вырвать его оказалось легко - всего лишь трофей.
Он отпустил жену. но ненадолго и когда та не вернулась вовремя решил сам лично разыскать. Реми, хоть и купался в восхищенных взглядах большинства, тоже устал и ему, - всё же простой человек, - хотелось побыть в уединении и подышать воздухом. И заодно разыскать свой алмаз. Отчего-то сердце неприятно сжалось, словно в предчувствии чего-то мерзкого. Сплетни? Он привык к ним, но конечно хотел бы избежать. Что-то большее? Что же? И что это за сила, которая будто толкает его в спину и заставляет идти быстрее и быстрее? В этот коридор мужчина почти вбежал и ... замер, увидев то, что не пожелаешь даже своему злейшему врагу.
Язык буквально прили к небу и на минуту Реми застыл изваянием не в силах ни повернуть обратно, ни достать меч, ни даже закричать. Он мог только стоять и смотреть как кто-то убивает его жену. Убил уже, потому что девушка лежала под ногами бездыханным телом, а руки убийцы были по локоть в крови. Буквально. Как будто такое возможно.
Мужчина никогда не был воином в том смысле, что на войну он бы не пошел и меч был скорее украшением чем важной частью его гардероба, но пользоваться им он умел и наконец смог достать из ножен. Но наброситься на убийцу смелости не хватало, напротив хотелось сделать несколько шагов назад и убежать, но тут мешала гордость.
- Стража!
Голос дрогнул и получился хрип, а не крик. Картина увиденного все больше и больше вгоняла Реми в панику и ужас. До него только сейчас начинало доходить - это не просто убийство, это кровавый ритуал, это что-то, что видеть было нельзя ни в коем случае и теперь нужно как можно быстрее оказаться как можно дальше от этого места.
- Стража!
Она появилась внезапно и бесшумно, словно тень у стены вдруг обрела ослепительную плоть и проклятие крови – не заставила искать себя вновь по коридорам, не подарила и тени сомнений своему рыцарю в эти минуты.
Быть может, даже следовала за ним следом, желая удостовериться собственными глазами, будет ли он достаточно стоек? Не дрогнет ли рука в этот миг, не исказит ли предательская жалость и отвратительное ей сердоболие черты его юношеского лица?
О, сладость мыслей, что ей нестерпимо было ждать развязки – и либо прогнать его прочь, навсегда ввергая в пучину страданий, либо вновь распахнуть благоуханные обьятия, в которых в равных долях смешивались ароматы экзотических садов и пепла от тысяч и тысяч костров…
Посмотрела женщина на тонкую фигурку в луже крови...
И единого взгляда на смуглое лицо леди Ригат было бы достаточно Эмери, чтобы понять – пали прахом едва не ставшие неприступными засовы на его жарких мечтах, развеялась без следа та черная туча равнодушия, что едва не закрыла от его взгляда единственное солнце в облике прекрасной шазийки.
Ибо она – улыбалась, она – смеялась, она – вновь смотрела на него благосклонно.
И как нелепо выглядел рядом с нею этот суетливый, охваченный ужасом человечек – словно жалкая тень, что пытается посметь бросить пятно на царственный жар ночного светила.
Просто потому, что смел стоять так близко. Стоять - и жить...
- Убей его, Эмери. Убей. – Смеясь, сказала леди Ригат.
Не глядя на человека более – протягивая в нетерпении тонкие руки к юноше, и острые коготки на нежных пальчиках были черны, словно самая безлунная из ночей в душную летнюю пору.
Отредактировано Найтмара (2013-10-09 22:49:01)
Эмери медленно поднял голову и обернулся. Не вовремя решил прогуляться придворный по дворцовым коридорам. Сильно не вовремя... Он только что лишился жены, можно было бы посочувствовать ему, но теперь свои сочувствия будут приносить знакомые родственникам семьи Араго уже о Реми. Ему и его удачей была лишь одна дорога - на три метра под землю.
Рыцарь расправил складки на подоле платья покойной баронессы и положил туда свой дар возлюбленной, а после поднялся на ноги, снова взявшись за рукоять меча.
В этот миг он увидел её глаза. О, как смотрела она на него теперь. Улыбка тронула губы рыцаря, потому что он знал теперь, что прощён ею.
Барону не удосужились ответить. Рыцарь просто шагнул к своему бывшему сопернику, точнее, он шагнул к женщин, от которой не отрывал глаз. Что ему был барон? Какой из него соперник?! И всё это время леди Миад упорно выбирала мужа, так значит, она никогда и не любила оруженосца. Но это было неважно. Ничто было неважно, кроме её желания!
Отступить ещё Реми не успел, так как убийца не намерен был отпускать его. Сомневаться в этом не приходилось, и мужчина, чувствуя безнадёжность положения своего, сделал выпад первым, словно надеясь, что этим выиграет пару мгновений. Рыцарь без труда отразил удар, и меч его вошёл в живот несчастного по самую рукоять. Сил для барона Эмери не пожалел. Быть может оттого, что и прежде был бы рад прикончить эту гордую птицу, что, не смотря на яркие перья, никогда не умела петь.
Раздался тихий хрип, который вряд ли значил что-то осмысленное. Эмери медленно вытянул лезвие из тела, которое с тяжёлым ударом упало на пол у ног леди Ригат, словно эта жертва была ещё одним даром для неё.
С супругом бывшей любовницы было покончено, можно вернуться и к делам сердечным. Эмери смог себя удержать и не кинуться к любимой сразу. Он развернулся и прошёл назад, к трупу баронессы. Подняв сердце, что уже остывало, он вернулся к женщине, которую нисколько не боялся смутить своими действиями и видом. Весь он был в крови. Не только руки, но и одежда, лицо, и душа его была окровавлена для неё. Пусть же знает цену своим желаниям. Пусть видит, что к её ногам он кинет всё, что есть у него и достанет то, чего нет.
Всё это время рыцарь молчал. К чему были слова, когда его действия значили много больше. Он протянул кровавые руки, что никогда не отмоются проточной водой, а в них то хрупкое сердечко, которое страдало, которое билось так часто для него и было сломано им же.
Весь мир к её стопам!
Темнело в глазах, расплывалось лицо Эмери — её Эмери, чужого Эмери, предателя и любимого. Она отпустила убившую её руку и соскользнула на пол.
В ужасе она отступила назад, прижавшись к стене спиной, сползла по ней. Она смотрела и не могла отвести глаз, как Эмери убивает ее, как хладнокровно вырезает её сердце.
Значит, она умерла и видит со стороны свое тело? Похоже, она стала призраком. В Даларе любили рассказывать истории о душах умерших людей, не нашедших приюта у Создателя и обреченных всегда скитаться по земле. Значит, грех её не прощен. Конечно, ведь она никому в нем не исповедовалась.
Она сжала руки. Они чувствовались вполне материальными, только замерзли пальцы, впрочем они часто мерзли и пока она была жива.
Тем временем любимый весь перепачкался в её крови и достал сердце. Миад не верилось, что она и правда умерла — боль в груди была почти физической, словно он резал на ней самой. Быть может, душа может чувствовать, что происходить с оставленным телом?
И ту на сцене появился еще один герой, тот, кого Миад не хотела бы видеть, тот, кто не должен был встречаться с Эмери никогда.
- Убей его, Эмери. Убей.
Вот она, женщина ради которой Эмери предал её! Она была дерзка, она была горда, она была так не похожа на шазиек! Лишь черные глаза говорили о том, что красивая мразь могла бы быть жемчужиной какого-нибудь Эль-Хасарского гарема.
Миад не вымолвила ни слова смотря, как ее любовник хладнокровно расправляется с мужем. Хотел ли он убить Реми раньше, еще тогда, когда когда законный супруг стоял между ними, мешая их любви?
Он не говорил не слова, действуя с непоколебимой уверенностью, совсем не как всегда. Эмери всегда слишком часто извинялся и сыпал несуществующими намеками. Этот новый Эмери, не-её-Эмери, молчал и не сомневался проливая чужую кровь.
Все было кончено для неё сегодня. Она так боялась потерять, то, что дал ей Реми, что упустила из рук самое главное — свою жизнь.
Так рыцари в древности приносили своим дамам сердца головы драконов. Так они же, пообещав достать звезду с неба, в сказках добывали ее, не оступаясь ни перед какими препятствиями.
Была в этом и своеобразная ирония истины – ибо как же часто бывает так, что за кровавейшими из деяний величайших из правителей, стоит тонкая женская тень, чей шепот в полумраке супружеского или просто любовного ложа, вершит судьбы тысяч и тысяч людей. Порой приводя к рекам крови, захлестывающих империи до узорчатых украшений на крышах святилищ.
Эмери склонился, Эмери преподнес – и желанная взгляду его женская рука накрыла стынущее подношение без колебаний. Дивно смотрелись бы на этих изящных пальцах украшения из золота и платины, но ярче всех рубинов подземного мира украсила их ныне все еще чуть теплая кровь – ни один ювелир бы не потешил так ее жестокое сердце, как смог наконец-то угодить ей молодой Корбо!
- Ах, Эмери… - Шелковой волной облек голос демона пространство вокруг них, лаская наконец-то в полную силу слух юноши.
И леди Ригат с чарующей улыбкой поднесла сердце той нежной девы, что вызвала у нее ревность одним своим кротким существованием, к своим алым губам. Так, словно намеревалась впиться в еще теплую плоть…
В миг единый обернулось сердце на ее ладони ало-багровой искрой, обнялось пламенем, да и просыпалось сквозь смуглые пальчики тающим на глазах серебристым пеплом – затрепетали ресницы женщины, и улыбка ее стала ярче. Жертва его была принята.
- Мой Эмери. – С отчетливым наслаждением произнесла она следом. Катая это всеобьемлющее слово «мой» на кончике языка, словно первейшую из сладостей мира. Никто, пожалуй, не смог бы сказать это так, как лже-шазийка – жадно, совмещая множество оттенков, таинственно и бесстыдно, поразительно откровенно.
А после обвила она горячими руками шею своего темного рыцаря, и был – поцелуй. И чувствовал Эмери, что ныне было дозволено ему найти рукам своим приют на этом роскошном теле, вспомнив, каково это – держать ее в обьятиях в полную силу.
А она, властная и дарующая, шептала ему в губы, не переставая целовать:
- Ты найдешь на балу Карима аль Малину. Ты бросишь ему вызов. Ты победишь его, Эмери… - И она выдохнула то, что обещала – не солгав ему и в этом, как и ранее. – И тогда я буду твоей!
"Буду твоей, твой буду, буду, буду, твоей..." - словно шепотом тысячи змей разнеслось по темноте коридора. Обещанием ночи, полной страсти, тьмы и наслаждений.
Рыцарь наслаждался своим именем, произносимым нежными губами. Он смотрел на неё прямым, не сомневающимся взглядом, уже предвкушая награду, как верный пёс ждал бы ласки за свою службу.
Сердце сгорело в безжалостном пламени, но разве можно было этим напугать того, кто только что вырезал это же сердце из недавно живой груди? То, что Ригат ведьма уже было решено и возможно Эмери был околдован, но он желал этого! Эти чары не должны были рушиться. Пусть, пусть погибнет всё, что было ему дорого. Отныне его жизнью была только - она. Или же пусть наступит для него вечный мрак, если она покинет его.
Долгожданный поцелуй, подобный глотку воздуха, вновь обжёг губы чёрного рыцаря. Он знал, что отныне снова вправе ею владеть в той же мере, что и прежде. И грубые руки железной хваткой обвили талию женщины, оставляя на алом атласе кровавые разводы, что почти не были различимы. Она не боялась крови! Это была её стихия. Не смотря на решительность и жёсткость движений, молодой человек был аккуратен с возлюбленной. Настолько, чтобы на её нежной коже не осталось после синяков от его прикосновений. Но страсть рыцаря была слишком сильна, чтобы так просто ей противиться. Эмери подался вперёд и прислонил женщину к стене. Он слушал приказ, но не отвечал. Ответ был ясен и без того, зачем же было тратить время на слова? Но одного он не смог не повторить следом за леди Ригат:
- Моей... - в одно лишь это слово он вложил всю страсть и любовь, которыми испепеляюще горела его душа. Подобное пламя не долго мучает свою жертву, безжалостно её пожирая. Нужно было оставить женщину, ещё было не время и она будет его, но... Когда?! Он желал её сейчас. Выполняя приказы любимой взамен он получал обещания и предвкушение близкого свершения своих мечтаний. И поцелуй... Так много и так мало.
Когда-нибудь сердце Эмери превратится в тот же пепел, что и сердцу невинной Миад, о которой уже было забыто, словно баронессы никогда и не было.
Жребий брошен!>>> - когда отыгрыш будет окончен.
Отредактировано Эмери Корбо (2013-11-04 23:39:03)
Она смотрела на залитого кровью любовника и слезы рекой лились по ее щекам. Ради этой твари, похабно улыбающийся ему в темноте он убил её? Вырезал сердце, словно у курицы и отдал это сердце... кому-то? дерзкой бабе, ведущей себя словно шлюха из кабака?
Миад в общем-то повезло в жизни и тех, в причастности к которым она заподозрила демона, она никогда и не видела, но теперь нашла достойный ненависти образ. По своей наивности Миад полагала что падшие женщины должны быть именно такими -- красивыми, желанными, порочными... и злыми.
И конечно Эмери, ее милый Эмери, не имел шанса противится чарам этой ведьмы. Он ведь молод, куда моложе Реми, мягок и добр...
Если бы только эта женщина не встала между ними! Если бы она не запутала его разум, он никогда не поднял бы на нее руки! Миад ухватилась за это оправдание как за соломинку... Пусть для неё все конечно, но она не хотела думать о любовнике плохо. Она от всей души хотела его простить... Найти бы причину в его действиях, ту причину, что позволит ей любить его даже теперь, после смерти...
Исчезло ее сердце, рассыпалось пеплом на руке коварной ведьмы. Миад ничего не могла сделать. Как может мертвец противится живым? Очень замерзли пальцы.
С горечью она смотрела, как целует ее любовника другая, но не двигалась в темноте. Болело сердце, хотя, казалось бы, как может болеть пепел?
