Буря, ураган, ледяной ветер, бросающий в лица людей острые осколки, раздирающий горло невозможностью вдохнуть прозрачный, почти стеклянный, воздух и всепоглощающая, огромная душевная боль. Сердца сжимаются от жалости, безысходности и горя. Нет ни спасения, ни милости, ни шанса, есть только страдания, страдания, страдания... Каждый чувствует по разному, но сейчас ощущения у всех живых были примерно одинаковыми - хотелось выть от ужаса и на коленях вымаливать себе жизнь. И когда казалось, что нет и не будет уже никогда прощения, никогда не будет солнечного света и голубого неба, звезд и ночи, все прекратилось. В мгновение ока стало одуряюще тихо, настолько, что перехватывало горло и внутренности просились наружу. И тишина давила на плечи огромным, неподъемным грузом, пыталась распластать на древней, каменной кладке людей как муравьев. Интересно, о чем люди думают, умирая? ...
Призрак перестал быть, он растворился во мгле подземелий, стал неотъемлемой частью бытия и мира, вдохом на рассвете, поцелуем на прощанье и словом. Всем и ничем. Как будто и не было его никогда, такого молодого, может быть грубого, но прямолинейного и честного. А сверху уже слышались громкие, тяжелые шаги стражников, окрики, перепалка и приказы задержать всех, кого увидят и не церемониться. Путь по лестнице был отрезан, оставалось надеяться найти выход здесь, в этих запутанных и кажется заброшенных коридорах, куда хотел увести живых мертвый юноша.

Первым желанием Саиды было закрыто лицо рукой. Святая наивность! И с таким подходом к делу эта воровка еще жива? От одной только мысли о том, сколько шуму они наделают, следуя ее плану, у ассасина челюсть сводило.
"Она, верно, хочет, чтобы на эту шумиху сбежалась стража со всей Столицы, и докучи половина местных приведений..."
Вообще, резкой переменой отношения воровка и внезапным ее "командованием" Саид был крайне недоволен. Уж лучше бы она и дальше пряталась за блондинчика, дрожа аки осиновый листик и, тем самым, подпитывая мужество паренька-аристократа. Иногда командующие девушки деморализуют куда сильнее, нежели превосходящие силы противника.
Убийца сделал глубокий вдох, с трудом подавляя желание устроить юной воровке разъяснительную беседу о тонкой границе между "отвлекающим"и "привлекающим" маневром, и молча стал разглядывать ее вещицы.
- Все кроме "дымки" убирай...а вот это я возьму - устало выдохнул Саид, собрав горстку мелких шариков и снимая собственный вещевой мешок. В отличии от Фэй, ассасин не спешил делиться с первыми встречными его содержимым, извлекая лишь небольшой пузырек с непрозрачной маслянистой жидкостью и длинный нож, готовый в бою конкурировать как минимум с кинжалом, а в умелых руках - и полновесным мечом.
- Сперва ты покажешь мне путь - ассасин указал на воровку кончиком ножа,  затем начал обрабатывать лезвие жидкостью из пузырька - Посмотрим, что можно сделать со стражей. И давай оружие, если есть... - закончив с ножом, Саид подал его блондину рукоятью вперед - Вы идете за нами, быстро и тихо. Если нам придется ввязаться в бой - останавливаетесь и ждете, пока не услышите хлопка. Только тогда нас нагоняете, еще быстрее и еще тише.
Обработав собственные катары и оружие воровки, Саид оглядел его горе-команду. Дениза вооружать с одной стороны казалось нелогичным...и все таки оставлять человека совершенно безоружным тоже не дело. Так что ассасин поделился с лекарем уже знакомыми тому метательными ножами, которыми тот так удачно "затыкал" осьминога.
"Одно разорение с вами, господа!"
Лишившись как минимум четверти снаряжения, Саид почувствовал себя голым. Поставив в голове пометочку рядом с пунктом "забрать свою снарягу позже, с живых или с мертвых", ассасин сделал то, к чему ему хотелось прибегать менее всего. Со стороны выглядело, будто мужчина в капюшоне совершенно по-простолюдински вытер нос рукавом и "шмыгнул" носом, в таком затхлом воздухе у кого угодно нос забьет. Догадаться об истином значении этого жеста мог разве что целитель, ибо он видел, как ассасин закладывал в рукав молотые травы.
Резкий вдох, нос обжигает от молотых кореньев и листьев, на какое-то мгновение голову будто наполнили раскаленными углями. По телу пробегает мелкая дрожь,  все 5 чувств, а может и все шесть будто перемешались, поменялись местами. Мгновение безумия, мгновение полной потери  себя и абсолютной недееспособности. Ассасин, принявший наркотик, в первое мгновение становится самым беспомощным существом на планете. А в следующее - самым смертоносным...
Темнота в коридорах стала мягкой и приятной глазу, травы делали зрение более острым, а слух - чутким, так что отсутствие солнца и вечного уличного движения воздуха было как нельзя кстати. Саид сделал еще один глубокий вдох, по-новому глядя на пространство вокруг. Поправив капюшон и взяв катар в одну руку, ассасин подошел к воровке.
- Если стражу можно убрать по-тихому,  значит так и поступаем. Если их много, пускай в дело шумку и выводи этих двоих. И еще кое-что ...- теперь уже он обернулся и говорил всем - Они убьют вас, ни разу не задумавшись. Помните об этом, помните каждую минуту, пока мы здесь.
Кивнув Фэй, Саид чуть сгорбился, быстро и бесшумно двигаясь в сторону, хотелось верить, выхода. Ассасин не очень хорошо осознавал, зачем помогает этим троим. Можно было оставить их здесь, тогда и проблема со свидетелем-лекарем была бы решена. Но чутье подсказывало, что спасение этого белобрысого аристократика будет полезным, а Дениз таки должен иметь связь с Каримом.  Что до девочки воровки...Видимо ей просто очень повезло.

Вот и все. Призрак их простил и обрел покой. Тишина была короткой, но поистине волшебной, Дэвин не слышал даже стук своего сердца, а потом потоком хлынули звуки шагов, хриплые окрики охраны. Подозрительные звуки и голоса услышали те, кто был наверху. Хес непроизвольно сделал шаг назад, тут же неприятно дернули за руку.
Юноша недоуменно посмотрел на девушку, пытаясь вспомнить. Ах, да. Фэй, она каким-то чудом оказалась в темнице, пообещав помочь сбежать. Наверняка, воровка имела ввиду, что побег дело тихое и мало... не коллективное занятие. Лично для принца путь наверх действительно был закрыт, но только для него.
Решив пока послушать, что скажут бывалые люди, хес пытался понять где здесь потайной ход, через который его и обещал вывести призрак. А то, что проход есть, юноша не сомневался. Должна быть лазейка в казематы для тех, кто не хочет лишь раз быть замешанным в столь "чистой" борьбе за веру.
Да, и больше нечем другим помочь Дэвин и не мог. Его учили командовать отрядами в сражениях, а не в возглавлять побеги, страшно сказать откуда, из стен самой инквизиции. В общем, принц благоразумно молчал, пока Фэй изложила свой рискованный и дерзкий план, и когда хмурый мужчина отдал команду-план. Дэвин видел минусы в обоих затеях. Даже тяжесть тяжелого ножа в руках не развеяла его опасений.
Нельзя принцу показываться на глаза людям, ой нельзя. Если его запомнят и доложат, у Эдит будут проблемы. Если смерть великого конунга не стала помехой к свадьбе, то его привычка попадать в передряги не должна быть опасней для сестры.
- Фэй,- теперь Дэвин ухватил девушку за руку и зашептал, так чтобы смысл слов открылся лишь ей,- время потеряно. Я сомневаюсь... Если охраны будет много, возвращайся сюда. Тут должен быть проход. Призрак имел ввиду его, когда обещал мне спасения.
Юноша внимательно смотрел в лицо девушки, надеясь, что она поняла и выпустил ее руку, кивнув в сторону Саида.
- Я буду замыкающим. Жду здесь сигнала.- повысил голос юноша, чтобы услышал и Саид. Ободряюще улыбнувшись виноватому взгляду спутника ассасина, Дэви бросился к стене, которая по его мнению, могла таить в себе проход.
Простукивать камни не было времени. Дэвин нужно было лишь найти механизм, если он был. Камень материал плотный, но металл был плотнее и его составляющие  для механизма двери-прохода можно было найти в стене. Юноша глубоко вздохнул и провел рукой над кинжалом, пытаясь запомнить ощущения металла, и прикасаясь к своей искре магии. Получив таким образом отпечаток, хес стал быстро водить руками по поверхности камней, ища похожие "слепки" и среди них. Единственное на что он надеялся это, чтобы хоть кому-нибудь из четверки сопутствовала удача.

Отредактировано Дэвин Эрхольмский (2012-11-23 18:04:58)

Мы предполагаем, а господин Случай располагает. Люди все решили, посоветовались и даже стали воплощать в жизнь свой план, но к сожалению или к счастью им не удалось сделать и нескольких, первых, шагов. Шаги стражи стали заметно слышнее, они словно грохотали где-то над головой и даже крошки камня осыпались за шиворот кому-то из беглецов. Узкая лестница, как правильно было подмечено, не давала шанса охране махать мечами, да тут и руками особенно помахать было негде, и казалось бы все идет так, как и планировалось, но у третьего стражника на скользкой ступени подвернулась нога и он, не удержавшись, кубарем покатился вниз, сметая на своем пути и первых двоих. Доспехи, в которые воины были облачены, помешали проявить чудеса эквилибристики. Грохот в подземельях стоял такой, что казалось, мог разбудить самые темные сущности из подземного мира или созвать всю стражу Далара.
Несчастные, в смятении и расстройстве чувств, воины, прогрохотали по ступеням вниз и оказались под ногами у Саида и Дениза, отделив мужчин от принца Дэвина и Фей. И теперь беглецам предстояло разделиться чтобы спасти свои шкуры, ведь если они снова решат держаться вместе, их непременно поймают и поймают всех, а так был шанс дезориентировать охранников полностью - две в одну сторону, двое в другую, может и покажется бравым братьям, что это у них в глазах двоится от падения.

Фей и Дэвин могут бежать по лестница наверх, но там их будут поджидать трое оставшихся стражников. Саид и Дэниз остаются внизу и пытаются пробраться обратно в катакомбы. По их души тоже трое стражников, правда слегка побитых лестницей.

Магистру не нужно было сверкать глазами, ему даже не нужно было хмуриться или как то иначе выражать свое недовольство. Дежурный подскочил как ужаленный от первого прикосновение, ошалело воззрился на начальника, а стоило тому выдать приказ после обнаружение припрятанного бурдюка - подхватился и тенью метнулся прочь, прихватив по дороге клинок и парочку не особенно расторопных в столь поздний час братьев.
Снизу слышался грохот, кажется ругань, крики и валил неясный дым, но дежурному брату было глубоко все равно на всё происходящее, он исполнял приказ и готов был выпрыгнуть из шкуры дабы исполнить его хорошо. А хорошо - это точно. С точностью до единого слова. Наверное скорее интуитивно, предчувствуя неминуемую беду если он ошибется, брат выцепил из клубов дыма мальчишку. Выхватил буквально за шиворот, выволок по лестнице вверх и пока тот не успел опомниться, потащил его в сторону отдельной камеры.
- Только пикни и я тебя прихлопну.
Брат процедил сквозь зубы, вписываясь в очередной поворот пару слов, но скорее чтобы подбодрить себя нежели запугать знатного юношу. Ещё пара поворотов и наконец дежурный втолкнул северного принца во вполне приличную комнату, больше напоминающую комнату в хорошей таверне, чем камеру в подвалах инквизиции. Кровать, матрас из соломы, стол и стул, даже шкаф имелся, но пустой. На постели не было ни одеяла, ни подушки, видимо гостей пока не ждали. Но это лучше промозглого, гнилого подвала и расползающейся от слизи соломы...
- Сиди тихо, скоро к тебе придут...
Скроив страшную рожу, брат удалился, плотно прикрыв за собой тяжелую дверь и не забыв её запереть. А как только ключ оказался в глубоком кармане, снова опрометью бросился по коридорам и лестницам, нужно было немедленно доложить о выполненном приказе падре.
- Ваше Преосвященство!
Дежурный, тяжело дыша и опустив голову, предстал перед Магистром.
- Молодой человек в камере, как вы и велели, девица по прежнему в подвалах, только...
Брат замялся. Он был вестником, а как известно именно их лишали голов за плохие новости. Но и не сказать о происходящем он не мог, и смятение, и так же страх отчетливо были слышны в срывающимся голосе.
- В подвалах творится что-то странное. Оттуда валит дым, но гореть там совершенно нечему. Я забрал оттуда мальчишку, а братья теперь разбираются с происходящим.

Обстоятельства изменились. Святой брат увел Дэвина буквально из-под носа рыжей воровки, оставив ту недоумевать по поводу того, что же это было. Теперь она может бежать одна, как и хотела раньше. Саид и Дэниз по прежнему находятся на самом нижнем этаже подземелий и убегать им предстоит вероятнее всего через знакомые уже катакомбы. Или напасть на стражу...
Принц Девин переходит сюда.

Отредактировано Братья (2012-12-01 00:27:33)

Вот воистину, того понукать не надо, кто сам отсюда ноги унести очень уж рад! Тихим вскриком отреагировавший на скатившуюся к их ногам стражниковскую кучу-малу, Дениз сумел все-таки удержаться на ногах от резкого и решительного разворота, и не споткнуться. Постыдно было бы добавить ассасину еще и этих проблем, и красноволосый целитель справился с данной (мелкой, но важной!) задачей с честью.
Его волнение и страх, выдавала только та сила, с которой Дениз вцепился в руку Саида - вот вроде бы, и не истерит, и послушен, но впечатлительность у бедняги лекаря все равно была на уровне, делающим его совершенно неподходящим для всякого рода экстремальных вылазок. С таким в разведку лучше не ходить - с другой стороны, словосочетание "надежный тыл" в плане хозяина места, куда можно было бы приползти после всех приключений, упасть на пороге и закры глаза, позволить мозгу отключиться, это как раз было явно по Денизовой части. Вспомнить лишь те сосредоточенные и бесстрашные действия его, едва лишь дело затронуло его профессиональную сферу...
Но как бы там ни было - в создавшейся кутерьме лишь багряной вспышкой мелькнули всколыхнувшиеся от резкого движения длинные волосы лекаря, и он послушно (и шустро!) увлекся за своим (своим?...) ассасином в сторону от происходящих событий. Куда бы там путь их не правил зеленоглазый, Дениз явно был счастлив оказаться подальше от столь пугающих его подземелий!

[AVA]http://s5.uploads.ru/5MLa9.png[/AVA]

Постоялый двор "Приют Паломника"<-----

  К тому моменту, как они добрались до храма, ночной мрак стал еще более плотным, даже вязким, поглотив без остатка и полумесяц, и даже россыпи звезд. Должно быть, Далар, в самом центре своем ярко горящий фонарями да лампадками, отпугивал их.
  И от этой сплошной, не естественной темноты становилось не по себе; а духота подземного перехода казалась совершенно неприятной.
  Пленников, местами быстро, местами медленно, волоком, протащили через дальние коридоры обители. Стефан отстал от группы в первые же минуты.
  Несмотря на то, что через силу он улыбался, стараясь перекрыть зубоскальством приступы боли, когда Оскар настойчиво указал ему на дверь лазарета, сопротивляться да паясничать не стал. Не было в его натуре показной храбрости, а только шутовская, пусть и верная, натура, ложно похожая на геройский склад души.
  Казематы встретили их простой, но более-менее опрятной обстановкой - то было преддверие, утлые комнаты тюремщика, по совместительству палача, и, возможно, кого-то из его подручных. Рэймонд не знал наверняка и, признаться, знать не хотел. При всей своей верности Ордену, к методам выпытывания информации он относился с брезгливостью, не без основания полагая - занимаясь таким грязным делом, человек лишь пятнает свою душу перед Создателем. Что бы там не говорили. Вот и сейчас инквизитор фыркнул, увидев на полу не стертое, буро-бардовое в желтых разводах, пятнышко крови.
  Брок Янсон, собственно, хозяин здешних владений, встретил их ленивым взмахом руки. В пояснениях, судя по всему, нужды не было - мужчина был упрежден, о чем свидетельствовало хотя бы то, как вальяжно он развалился на стуле. Камеры уже были подготовлены и ждали новосёлов.
  Затянувшееся молчание никому не хотелось прерывать, да и не было в этом большой нужды. Кряхтя на показ, как старый дед, Янсон кивнул братьям, приглашая за собой. Те послушным строем направились следом за ним.
  Камеры, исключая зрительный контакт, находились в одном и том же ряду, да еще и на приличном расстоянии друг от друга. С одной стороны, и словечком перемолвиться можно, а с другой - фиг ты что нашепчешь собрату по несчастью. Придется чуть ли не крик срываться, а тут тюремщику даже отменного слуха не требовалось. Другие заключенные? Что ж, те, насколько помнил Рэй, извелись еще на прошлой неделе. Разве что особо ценные экземпляры сохранились, но уже много дальше по коридору.
  Диего, не переставшего выглядеть донельзя жалко и побито, определили за решетку поближе к выходу. А черномазого - подальше, в каморку поменьше и даже потемнее. Руки обоим схваченным оставили накрепко связанными. Цыгану же, помимо всего, в рот затолкали смятую тряпку, обмотав второй такой же вокруг головы. Причиной был Виктор. Показалось ему, что видел он, как ставит мальчишка вокруг себя защитный купол. Никто, правда, кроме него этого не заметил, но лучше было поостеречься.
  Когда же с делом было покончено, Янсон снова махнул рукой. Только на этот раз жест означал что-то вроде "топайте отсюда". Братья же упрашивать себя не заставили. Сначала спокойным, но к выходу ускорившимся шагом, они выбрались за пределы узилища. И словно дышать им стало легче. Настолько только что покинутое ими место было пропитано страхом - уже на физическом уровне.

  - А у Барсука сегодня хорошее настроение, - заметил Лео на обратном пути из темниц; в общем-то, данное Броку шутливое прозвище соответствовало действительности - тот, как и его тезки, вел исключительно ночной образ жизни - видать, перепало что-то.
  Рэймонд напряженно ухмыльнулся и пробормотал себе под нос:
  - Да. Перепало...
  А если Янсону "перепало", что обычно заключалось в столь раритетной среди этих стен выпивке или большом выигрыше в кости, это означало, что кого-то из заключенных сегодня ждет "особый досмотр". Да, Брок мог работать просто, на износ, но в счастливые дни работал с особой изощренностью, уже ради искусства.
  Впрочем, это теперь не его дело. Сейчас его задача - настрочить отчет, а затем поскорее завалиться спать. Ведь разбудить могут в любой момент. И по совершенно любому поводу.

----> Куда-то.

Отредактировано Братья (2013-07-25 00:20:13)

>>>Приют паломника

..И только оказавшись уже на улице, Фельо понял, что он бос.

Ботинки остались под кроватью в ночлежке, если только один из этих орденских ищеек не решил найти в них тайный смысл и прихватить как вещдок немыслимого преступления. Говорить, что у него чувствительные ступни, и что каждая клятая щербина в брусчатке заставляет поминать всех ее предков до тринадцатого колена? Да полноте, разве что посмеяться. Если бы сам Фельо поймал парня, убившего его друга, тот не пережил бы и часа, и не имело бы значения, кто первый достал оружие. Но эти либо крепко знали орденскую дисциплину, либо среди них не было друзей мальчишки-алацци, напоровшегося на нож в "Трех поросятах".
Разве только этот узкоглазый боевой бычок, которого их старший назвал Акирой. Вроде бы этот народ зовут ханами... Очень уж яро налетел этот Акира в темноте на Фельо, тот боялся не то, что пары зубов, но пол-челюсти не дсчитаться, а обошлось разбитой губой.
Фельо рассеянно провел языком по деснам и губе, сплюнул кровь на землю. Он в который уже раз наступил на острый камень, споткнулся, и в который раз двое орденцев, шагавших рядом, крепко сжимали его за плечи. Поддержать или все же удержать от побега, - Фельо казалось очевидным. В другой раз Фельо чувствовал бы себя униженным, когда его то волокли, то подталкивали, то страховали спотыкающегося от падения, - но сейчас он был оглушен совсем иным чувством.
Чувством мертвящей, невосполнимой потери.
Там, в безобразной драке на полу трактира, когда на его шее сомкнулся металлический обруч, - Фельо прекратил сопротивление в ту же секунду. Ему показалось, что тогда он умер, смертельно изувечен, что ему вырвали сердце и глаза и залили глухотой все чувства. Спустя долгие минуты, за которые его успели поднять на ноги, связать, все еще оглушенного потерей, и потащить к выходу, Фельо с трудом осознал: ошейник лишил его ощущения огненных нитей, делавших весь его мир таким живым.
Лишил его магии.

"Проклятые урды!"
Почему урды? Мысль о хесских каменных письменах почему-то пришла к Фельо, когда он осознал свою потерю, и пришла с такой ярой силой, что могла поджечь весь мир - если бы только он мог еще хоть что-то. Сердце забилось под самым горлом, в ушах забурлил пульс, в глазах потемнело от гнева, Фельо попытался разорвать вервевки, но дурнее этого сложно было бы что-то придумать. Силы иссякли быстро, а ночь из багровой снова стала просто ночью.
Или не совсем, не просто - ночью. Ошейник мешал,все время напоминая о себе, и даже если бы Фельо хотел идти, склонив голову, он бы то и дело вздергивал ее, как норовистая лошадь. Только он и не хотел, он шел, выставив подбородок и сердито разведя плечи, - когда вообще шел сам, а не влачился между навязанными спутниками как перебравший пьянчуга.
И вот на этот выставленный им на всех подбородок упал странный призрачный блик. Краем глаза Фельо уловил изменение, словно темнота обрела волшебную прозрачность, чуть тронутую бирюзой и опалесценцией.
Такое, конечно, могло и показаться. Фельо рассеянно посмотрел в иссиня-бархатное небо и с горечью улыбнулся своему воображению: да, кажется, мерещится и грезится. Скорее всего, это было просто облако.
Кто пробовал идти ночью со связанными за спиной руками, наступать на каждую колдобину босыми ногами и сохранять при этом чувство реальности - тот поймет, как многое может померещиться в этой ночи.
Но когда конвой дотащился-таки до громады, заслонившей две трети мира и неба, - после Фельо узнает, что это были здания столичной прецептории, - он не удержался и оглянулся, чтобы увидеть еще раз небо.
Беззвучно и призрачно, небо раскрывало свои стрельчатые врата...
Нет. Этого не могло быть. Это же Далар. Не Хестур и даже не север Далара, - это южная столица!

Фельо втолкнули в коридор, потом пихали в спину и тащили за руки, а он все пытался понять, видел ли он?
Лишь оказавшись перед ошарпаной канцелярского вида конторкой, возле которой на крошечном стуле громоздился массивный мужичина с мерзкой елейной улыбой, Фельо вспомнил, что ведь он шел не один, что рядом были хоть и орденцы, а все же люди, и они тоже могли что-то видеть - или нет. Но спрашивать было поздновато.
Он посмотрел на молоденького парня, которого почему-то тоже схватили и тащили тем же путем, чернявого и кудлатого, принятого им за алацци и доносчика. Он-то что-нибудь видел?..
Но было похоже, что парнишке не до разговоров - или очень скоро будет не до них. Тюремщик охватил обоих задержанных одним взглядом, и со всей ясностью его внимание тут же притянул спутник Фельо по злосчастью. Скривив губы, Фельо, наверное, и сказал что-нибудь подходящее случаю, да только с момента, как воздух в ночлежке ошалел от противоположных команд и стал выделывать антраша, у него все еще не хватало дыхания, чтобы заговорить.
Сглотнув, Фельо повел головой, пытаясь разогнать онемение в горле, но бестолку.
Щелкнул замок, другой. раскрылась решетка, и тускло освещенное, на смену койке в  "Приюте Паломника" Фельо открылась его новое пристанище.
"Да, Фельо, ты явно катишься вниз. Позапрошлой ночью надо было оставаться пожить с той славной вдовушкой, когда она тебе предлагала."
С немалым недоверием Фельо попинал ногой грязную солому, видимо, составлявшую теперь его постель в одном углу камеры, покосился на бадью под неплотно прикрытой крышкой, - хотя бы пустую, и на том спасибо, - и окинул взглядом малохудожественные, расписанные потеками стены.
Ни устраиваться на ночлег в этой соломе,Наверняка полной насекомых, ни просто сесть в угол и перевести дух, у Фельо желания не появилось. Он нетерпеливо стал мерять шагами крошечное помещение.
Такое крошечное... такое тесное...
Фельо постарался выкинуть из мыслей все окружающее. Небесные всполохи - это точно было полярное сияние, северная аврора. Но разве такое могло вызвать доверие здесь, над Даларом?
А разве все, случившееся с ним за эти три дня, могло вызвать доверие?
Фельо, трехдневный новорожденный, - это очень странный мир, в котором ты себя обнаружил.

Отредактировано Диего Альварада (2013-07-25 22:41:33)

Лазарет >>>

Вскоре тюремщики вернулись, чтобы забрать мальчишку и отвести его в пыточную. Там его уже ждали.

Когда тяжелая дверь вновь открылась со скрипом и грохотом, как специально придуманным, чтобы действовать на нервы заключенным, то рядом с Янсоном шел священник. Без сомнения, они явились сюда по душу единственного оставшегося заключенного.
Возможно, странно было до официального подтверждения статуса магистра одеваться соответственно ему, а теперь, получив на это полное право, облачиться в скромную монашескую рясу. Но в этом был свой смысл. Флорентий не хотел пугать Диего раньше времени. Он рассчитывал на дружеское доверие в не меньшей степени, чем на обычные методы дознания. И алацци наверняка будет спокойнее видеть перед собой одного из инквизиторов, а не их главу. Хотя, конечно, прецептор Парабранский, а так же благородный дон Альварада-де-ла-Фуэнте, графский сын являлся птицей достаточно высокого полета, чтобы им занимался лично Великий Инквизитор.

И без того маленькая камера стала еще меньше, когда внутри нее оказалось два человека. Дверь клетки захлопнулась за спиной инквизитора, ключ повернулся в замке, запирая его со старым другом и новым еретиком. Тюремщик ушел. И рядом не было никого, кто мог бы услышать эту беседу.
Именно беседу. Потому что допросы начнутся уже завтра, утром. Сейчас же Флорентий хотел прощупать почву. Узнать, что так изменилось за эти годы, что когда-то преданный до самоотречения Ордену человек пошел на то, в чем его обвиняют. Он ведь только Создателя ценил больше власти. Поэтому неофициально. Здесь, в камере. Без протокола.
- Ну, здравствуй, брат Диего, – почти улыбнувшись, произнес Флоренс. Он стоял напротив алацци. Их разделяло расстояние всего лишь в пару шагов. Или один прыжок. А у монаха нет ни оружия, ничего. Высшая степень доверия, которую можно позволить себе в нынешних условиях, – У тебя всегда был талант находить неприятности, но в этот раз ты превзошел сам себя.
Выглядел Диего откровенно хреново. Хуже, чем когда бы то ни было. И дело не в том, что бывший щеголь так себя запустил. Доводилось тарийцу видеть его и в худшем состоянии. Более грязным, небритым, побитым. Тогда у них особо не было времени, да и условий, чтобы следить за собой. Они прятались от мятежников в лесах. Но и тогда у молодого огненного мага было больше достоинства.
Что-то неуловимо изменилось. Все дело в ошейнике, который носят только собаки, рабы и опасные колдуны? Или раньше было что-то, что алацци утратил теперь? Свобода? Цель, на дороге к которой он почти не встречал препятствий?

- Безымянным? – переспросил Флоренс. Он был, мягко говоря, удивлен, пусть и выразил это лишь скупым поднятием бровей. Столько лет они знали друг друга, а тут... И ведь он готов поклясться, что это не ошибка. Даже после стольких лет, в неровном и тусклом свете факелов, он безошибочно узнавал Диего. Не мог же алацци считать, что ложь об их незнакомстве подействует и инквизитор сочтет, что они схватили не того? У того, кто не раз лечил раны алацци, было средство установить его личность куда более верное, чем лицо. Люди бывают похожи. Но даже на близнецах жизнь оставляет разный след. Разные шрамы. Так что целителю не составит труда опознать его точнее, чем кто бы то ни был.
Значит, он правда не узнал?
- Неужели я так изменился с нашей последней встречи, дражайший друг мой? – друид все еще надеялся, что это минутное недоразумение и Диего уже вспомнил его. Но все-таки назвал свое имя, – Можешь называть меня Флорентием.
«Хотя тебе, помнится, больше нравились другие варианты. От ваших странных алаццианских сокращений до дословного перевода на современный Даларский.»
Изменения, происходившие с Диего были настолько резкими, что, не будь этот мужчина алацци, в пору списать весь спектр эмоций на причудливую игру теней и отблесков пламени. Но он всегда был такой. Будто эмоции — это маятник, на бешенный скорости носящийся из одного крайнего положения в другого. Слезы раскаяния, а следом — будничное перечисление «повседневных» грехов по книжке. Усталость и страх, а следом — азарт. Будто ему только что предложили увлекательную игру. Но здесь нет ни костей, ни карт, ни даже стола для них.
«Да, мы сыграем. На твою жизнь. Но противник — не я. Мы на одной стороне.»
- Как ты находишь эту просторную камеру? – Флоренс развел руки в стороны, касаясь пальцами стен. Он пару раз становился свидетелем клаустрафобии Диего, когда они вдвоем находились в тесных кельях. А тут места еще меньше. И, конечно же, инквизитор будет так любезен, что обратит внимание обвиняемого на то, как близки друг к другу стены, – Думаю, в том монастыре, куда тебя сослали, тебя ждали бы комнаты получше. Пусть и не такие роскошные, как ты привык.

Точно, про перстень он-то и забыл! Досадно. Но ладно, доверительной беседе, похоже, не бывать. С ним или без него. Диего стал совсем другим человеком. И вроде что-то старое проскальзывает в его лице, взгляде, в том, как он говорит, в непрошеной улыбке. Но то, что он говорит, перечеркивает все. Что с ним стряслось?
- Нет. В личности того, кого я вижу перед собой, я уверен не меньше, чем в своей собственной. Хотя меня и не перестает удивлять, что ты отрицаешь это, брат Ди, – использовать сокращенные имена в любой ситуации? Вполне нормально, если вы тариец. Флоренс и раньше оставлял от имени Диего лишь первую букву его имени и четвертую — родного алфавита, – За десяток лет я узнал тебя слишком хорошо, чтобы попасться на эту уловку. А за десяток лечений — и того лучше, – магистр подошел еще ближе к алацци, – Время оставило на тебе много шрамов, друг мой. Те горцы были не рады нас видеть. Будь рука стрелка точнее, не говорили бы мы с тобой сейчас. А так, стрела лишь слегка задела тебя, оставив след на шее.
Флорентий все еще смотрел в глаза собеседнику, когда его рука безошибочно нащупала тонкую, давно зарубцевавшуюся полоску. Сбоку, под волосами, чуть выше урдического ошейника.
«Вот и чем мы тут занимаемся? Я доказываю тебе, что ты — это ты. А надо бы искать вместе что-то, что убедит Зеницу сменить гнев на милость и вновь ограничится лишь ссылкой. И как мы это найдем, пока ты упираешься?»
- Не говоря уже о том, что простолюдин, за которого ты пытался выдать себя в таверне, звал бы меня «отцом». И не узнал бы этот перстень.
Да, тем, кто должен оказывать содействие любому орденцу, не важно, рядовой рыцарь перед ним или сам Зеница, совсем не нужно разбираться в таких тонкостях. Даже вредно. Потому Флорентий и сменил рясу, но совсем забыл про кольцо, что мало кто сможет понять начертанный на нем символ правильно. Только свои, братья, перед которыми скрываться — не надо. И дворяне, но и те — далеко не все.
Вот так недочет превращается в удачный ход.

Так спокойно относиться к нарушению своего и чужого личного пространства, как сейчас, Флорентий научился только у Алацци. Пять лет назад Диего пригласил его в гости.
А теперь этот человек шарахается от его прикосновений, как сам тариец когда-то. Хотя стойте... Он же не сразу так среагировал. Первые мгновения был спокоен. Только потом, когда дал зацепку.
И в своей злости он проговорился еще раз. Алаццианская несдержанность, которую проклинал Флоренс, вливая с помощью магии жизнь в обожженное тельце одного южанина, теперь казалась просто подарком Создателя. Злость ведет к неосмотрительности. Зажегший огонь горит ничуть не хуже иных людей.
- И что ты можешь знать о моих привычках, если ты, как утверждаешь, впервые видишь меня?
Да, стоит думать об этом. Мысленно возмущаться тем, что Диего додумал прикосновению какой-то иной, чувственный контекст, не стоит. Не до того сейчас. Друид же не алацци, чтобы и у него чувства брали верх над разумом.
- Да, ты знаешь, родовитые травники, истории фамилии которых позавидуют многие графья, знающие о тайных знаках Ордена больше, чем нестоличные дворяне, каждый день одеваются в крестьянскую одежду и остаются ночевать в ночлежке среди бродяг и бедняков. Обычное дело. Ничего не доказывающее. И, конечно же, люди, как две капли воды — до последнего шрама — похожие на беглых осужденных прецепторов — это обычное дело. Вот, вчера десяток поймали. Они, к слову, тоже утверждали, что не помнят — кто десяток дней, кто неделю, а кто только из полугодового запоя вышел и вообще не понимал, как в Даларе оказался. Наверное, опять ошиблись, – Флоренса уже начинало раздражать бессмысленное упрямство Диего. Алацци же ничего не выигрывает! И более того, пытается оправдаться с помощью такого абсурда... может, хоть теперь поймет, как выглядят его слова, и перестанет тратить время? Если то, что он сказал о десяти днях — правда, из этого тоже можно соорудить смягчающее обстоятельство. Или, по крайней мере, попытаться. Но спасать утопающих, когда они вырываются и норовят нырнуть поглубже — сложное дело. И ежедневное, – А теперь серьезно. Таких совпадений не бывает, Диего Фелипе Гутьеррес-и-Альмейда. Я хочу помочь тебе. Сейчас Зеница очень сожалеет, что приказал тебя сослать, а не казнить. И нам не спорить с тобой надо, а искать что-то, что его переубедит.
Инквизитор отошел на прежнее расстояние. Но не отступил, сделав шаг назад, а совершенно спокойно повернулся спиной к разъяренному узнику. От Диего не исходит никакой реальной угрозы.
- Брат Антонио, к слову, жив. А вот в убийстве грифона и грифоньера тебя обвиняют. И они правда мертвы. Так же, как и конвой, что сопровождал тебя до монастыря. Их нашли на дороге. Четыре тела, одного мага и троих воинов, нашли на дороге. На их груди песком был начертан симболон. Но в путь выходило пятеро. И пятым был ты.

Уже близко. Он видел, слышал, чувствовал, что Диего уже почти готов рассказать то, о чем его спрашивают. Жаль, вблизи нет ничего, что позволило бы облегчить боль алацци. Немного целительства в таких разговорах всегда идет на пользу. Люди доверяют тем, кто унял их боль и ищут у них защиту. Даже если причиной боли является именно этот добрый и справедливый защитник. Что ж, придется пока работать без этого. Хотя... поощрения за то, что почти поборол в себе упрямство, Диего и впрямь заслуживает. Такого, которое туманит мозг и развязывает язык.
- Плохо? — заботливо спросил инквизитор, доставая фляжку, – В этих стенах я не могу предложить тебе иного лечения, – с этими словами Флоренс поднес к губам южанина угощение, пахнущее травами и спиртным. Для нации, не пьющей ничего крепче вина, и один глоток будет сывороткой правды. А больше одного глотка никто и не даст.
Причин для новых вспышек раздражения, равно как и для очень хорошего настроения, не было. Так что чувство юмора вернулось в свою берлогу. Его ждала увлекательная спячка до следующего подходящего случая. Поэтому больше едких комментариев пока не было. Они, конечно, милые, но дозировка важна не только в материальных ядах и лекарствах.
- Я знаю. Мы когда-то были в грифоньерской деревне. И ты не предал бы Орден, чтобы примкнуть к Союзу Свободных. И, приняв все обвинения, не стал бы сбегать и глупейшим образом попадаться, попытавшись спрятаться там, где тебя точно найдут. Но пока ты тут брыкаешься, утверждая, что ты — это не ты, я не смогу найти доказательства этого. Знаешь, слова: «Алацци никогда бы этого не сделал,» – в суде будут стоить мало, если за ними не стоит что-то более весомое, – да, новый виток в «я на твоей стороне». Хотя, по правде сказать, он был искренен. Сложно после стольких лет поверить во все обвинения, выдвинутые против Диего. А если окажется, что здесь ошибка... Что ж, у них и так очень теплое и дружественное сотрудничество с Тайной Канцелярией намечается. Почему бы не добавить еще немного тепла, проведя собственное расследование? – Я могу понять действия твоих обвинителей. Ты стоял рядом со слишком многими местами преступлений. Это подозрительно. И лучше потом, когда все уляжется и найдется истинный преступник, оправдать и вернуть, чем оставить под боком в такой момент того, кто может оказаться замешан во многих бедах.
Тариец проигнорировал упоминание Антонио и то, что грифон и прочие покойники находились в разных точках пространства, притом в разные же дни. В первую очередь его интересовали события прошлого утра. Если Диего казнят за побег, то пытаться обелить его по иным статьям уже бессмысленно.
- Наверное, так и было бы, не случись того события на дороге. Мы очень мало знаем о тех событиях, ведь свидетелей нет, а мертвые не говорят. Расскажи мне, что ты видел? Откуда ты шел? – Флоренс постарался задать этот вопрос между делом, так, будто помогал восстановить события того дня. Вспомнить что-то, что поможет отыскать убийцу или, скорее, убийц.
Да, он действительно хотел, чтобы Диего вспомнил. И именно воспоминания были первостепенной целью. Потом уже старый друг и сам все расскажет.
И если убивал не он и не его сообщники и это удастся доказать, значит, побега не было. И ужесточать наказание не нужно. В ссылке он, хотя бы, останется живым.

Отредактировано Магистр Флорентий (2013-07-29 01:54:57)

«Надо же, впервые за десять лет ты за это извинился. Воистину, правильно пришедшийся удар порой оказывает на человека чудотворное воздействие.»
- Зачем ты шести братьям-орденцам противостоять пытался, если понимаешь, что и с одним не справился бы? – Флоренс заглянул через плечо Диего, чтобы увидеть скрученные веревками запястья. Да, это так просто не развяжешь. И нет никакого ножа. Тратить Волю на это? Нет, ему еще слишком нескоро удастся отдохнуть, чтобы так своими силами разбрасываться. Они не бесконечны, – Тебе развяжут руки. Позже.
Что ж, если все так, как рассказывает Диего, то побега действительно не было. Ничего нелогичного и невероятного. Перерезать весь свой конвой в одиночку алацци бы не смог, сговориться с кем-то у него не было времени и возможности, слишком уж быстро все, а даже если бы сговорились его сторонники и союзники, то забрали бы его с собой. И надежно спрятали.
Это логично. И бездоказательно пока. Чьими бы свидетельствами поручиться? Он ведь один выжил...
Если уважаемые всеми заинтересованными лицами доктора сочтут, что травма могла привести к таким последствиям — уже что-то. Да, Флорентий и сам разбирается в ранах. Но он слишком заинтересованное лицо. А Тайная Канцелярия слишком дружелюбно настроена, чтобы слушать его мнение по этому вопросу.
- Значит, ты утверждаешь, что очнулся среди мертвецов-конвоиров. У тебя была разбита голова. Ты ничего не мог вспомнить о прошлом, да и сейчас не можешь. И ты совершенно уверен, что сопровождали они не тебя. Попробуй предположить, как там мог оказаться ты, никакого отношения к происходящему не имеющий, а подконвойный — куда-то пропасть. А я пока осмотрю твою рану. Встань здесь, спиной к факелу и ко мне, – но, из-за разницы в росте, даже после выполнения этих требований видно было плохо. Сложно рассмотреть макушку того, кто на полголовы выше, – Наклони голову, а лучше сядь.
Если знакомый шрам Флорентий нашел быстро, то теперь пришлось повозиться. Под длинной густой гривой найти ссадину сложно. Никакой подсохшей крови, коркой застывшей на волосах, что могла бы служить подсказкой. Только жест, когда Диего сам касался своей заболевшей головы, и служил подсказкой.
А вот и рана. Уже подсохшая. Как от сильного удара чем-то тяжелым. Дубиной? Да, подходящее оружие для разбойников. И место для удара удачное. Такое, что у Диего были все шансы лишиться не только памяти. Факел давал не так много света, так что целитель в большей степени доверял своим рукам, чем глазам. Он честно постарался не слишком беспокоить рану при этом.
- И помни, что колдунов-самоучек Орден не одобряет и старается помочь им поскорее переродиться, чтобы не повторять ту же ошибку в новой жизни. Поэтому давай ты не будешь придерживаться этой версии? Как-то не хочется окунать тебя в воду и искать дьяблоновы метки, не чувствительные к боли.
Вернувшаяся магия может быть им на руку, если только Диего не будет настаивать на своей версии. Ведь, если ее лишение рассматривается как кара Создателя, то возвращение... никак не рассматривается. О иных подобных случаях магистру не известно.
«И что это значит? Не помню греха — не несу за него ответственности?»

Отредактировано Магистр Флорентий (2013-07-29 12:55:54)