Латифа вслушивалась в голос Брана так, как не вслушивалась ни в один голос прежде. Не перебивала, ничего не говорила до тех пор, пока он не замолчал, и после только приласкалась щекой к плечу и потянула чуть дальше в сад, под раскидистые, густые ветви яблони. Стоять посреди чужих владений было опрометчиво, а девушка, хоть ей и казалось, словно она находится во сне, помнила о том, кто она и зачем. Она забрала руку сотника в свою, погладила по ладони, переплела на пару мгновений пальцы и мужчине могло показаться, что по рука стала теплее и тяжелее.
- Мы познакомились давно, шесть лет назад. Это запутанная и долгая история.
Голос одалиски был тихим. Она говорила не громко, ненавязчиво вплетая в слова мягкие прикосновения. И тугая спираль напряжения медленно отпускала, раскручивалась и опадала золотыми, осенними листьями.
- Карим отдал за меня своего раба и я стала его наложницей. Я любила его, конечно. Так любят отца, старшего брата, мужа. Всех сразу и никого отдельно. Я боялась его. Я уважала его.
Девушка едва касалась кончиками пальцев щеки Брана. Потом шеи. Поднялась на цыпочки, коснулась губами его губ. Нежно. И снова ненавязчиво. Принимая. И отпуская. И ни на секунду не замолкала, заплетая кружево сказки дальше, распутывала клубок из множества нитей и погружала сотника в мягкие объятия покоя.
- Ты уже лучше, воин. Ты добр ко мне, ты рисковал из-за меня и я благодарна тебе. Ты смелый и сильный, и я буду рядом с тобой столько, сколько ты скажешь. Я буду ждать тебя, я буду следовать за тобой тенью. Я буду охранять твой сон.
Голос девушки, казалось, становился ещё тише, в него тихонько, на грани сознания, вплетался шум воды и ветра, даже аромат солёного бриза и тот оказался здесь. Окутал Брана коконом и не важно, что именно говорила Латифа, она говорила, а северянин мог думать.
- Он признался мне. почти сразу, когда понял, что я не сбегу и не стану противиться его воле. Я была его глазами, его ушами. Я могла проникать туда, куда никто не может, я могла слышать то, что никто не должен.
Латифа смотрела на мужчину снизу вверх и не отпускала его взглядом, словно манила за собой, к себе и в то же время одалиска дарила ему удивительную, всепоглощающую свободу. Он был волен выбирать и жить, он был волен принимать решения, он был властен над ней и она желала этого, благодарила за эту власть и была рада ей. Теперь, когда связь с Каримом была разорвана, Латифа должна была выбрать - оставаться верной купцу или стать верной Брану. И выбор оказался не лёгок, но девушка понимала - не сделай она его сейчас, потом будет поздно. Всего один шанс.
- Он одинок, сотник. У него много женщин, но он несчастлив. Его любовь не даёт ему счастья, она не дарит ему сына, а от другой он не примет наследника. Он любит и кажется любим, только вместе с любовью у него болит сердце. Она не его наложница и она никогда не станет его женой. Она нагини. Она свободная женщина, гордая и смелая. И умная. И поэтому они не вместе. Это болит у него в груди уже давно.
Девушка снова гладила Варрена по ладони, вкладывая и в слова, и в прикосновения совсем немного той силы, которая была внутри неё. Не приворот, ни соблазн, лишь умиротворение и успокоение.
- Хочешь, я покажу тебе её дом? может быть и её саму. Это совсем не далеко.
Возможно это лучшее, что Латифа могла сделать пока для своего нового хозяина - отвлечь его внимание от тягостных мыслей возможным действием. А решение о ней к нему придёт обязательно, просто позднее.
