Белокурый парнишка упал на колени перед Эмери. Ощутив, словно бы, что в этом вот странном юноше, который почему-то решил сейчас заколебаться, скрывается его единственный шанс на спасение, на жизнь как таковую! И, как и следовало любому живому существу, брошенному злой волей в бурю событий, попытавшись ухватиться за свой шанс-соломинку обеими руками.
То есть, несчастный слуга обхватил ноги Эмери чуть повыше бедер...
Так я и знал, отличные ноги - наверняка без штанов он будет смотреться безумно привлекательно!
...после чего потенциальный скелет тайного хода вскинул на оруженосца взгляд стремительно заполнившихся слезами глаз. Изумрудных, ярких - как раз на таком бледном лице, которое отменно будет видеть раз за разом в кошмарах. Пусть коротких, но...
Но я тебе, мой милый мальчик, их обязательно обеспечу!
...но все-таки это был очень выразительный взгляд - там не было ни смелости, ни гордого желания встретить свою участь, ни даже презительной стойкости к обстоятельствам, которые не преодолеть. Там был страх, была сумасшедшая надежда, был ужас при ощущении замершей над его белокурой головой смерти! Все зависящее сейчас от одного странного душевного порыва незнакомого юноши с строгим лицом, и раньше-то не проявлявшего к слуге особенной благосклонности.
- Не надо, господин, умоляю вас! Я никому не скажу, обещаю, клянусь вам! Я... я же всего лишь слуга, один из сотен во дворце, кто будет спрашивать меня вообще! Пожалуйста, господин, сжальтесь надо мной...

- Любая война это потери и часто такие, о которых ты даже не подозреваешь. Дело в том, Эмери, что на войне, как и в любви, все средства хороши и если на мгновение об этом забыть - ты проиграл. Нельзя быть наполовину виноватым или наполовину невинным. Ты либо виновен, либо нет. И ещё важно, как ты сам об этом думаешь.
Белокурый ангел тем временем прибег к единственно действенному методу убеждения и кажется ему удалось выторговать себе пару лишних минут. Что же, когда смерть стоит у тебя за плечом и пара минут играют огромную роль. Купец не был жесток без надобности, не убивал просто из желания почувствовать себя сильнее, ему не приносили наслаждения вопли и стоны, а мольбы о пощаде вызывали зубную боль, но если судьба заставала его врасплох и вынуждала идти на крайние меры, шази становился непримирим и бездушен.
- Мне не нужен ассасин, так же, как и твои советы.
Купец стоял так, чтобы видеть и происходящее в спальне, и не упускать из виду молодых людей. Иногда такие, как Эмери, загнанные в угол обстоятельствами, становились опаснее рассерженной змеи. Необдуманные и совершенно неожиданные поступки, последствия которых невозможно предсказать и просчитать заранее были очень и очень возможны, а рисковать всем теперь Карим не собирался.
В семейной жизни Императора и Императрицы явно не заладилось. Карл выглядел весьма и весьма показательно с расцарапанным в кровь лицом и с цветами на плечах, а взгляд Эдит говорил красноречивей любых слов. Но все были живы и это радовало, не нужно было вмешиваться. Планы пока никто не нарушил и если бы не упрямство Эмери и непонятные ходы Императора, то можно было бы считать день совсем неплохим.
- Ты не станешь его убивать?
Шази снова устремил взгляд черных глаз на оруженосца. Вопрос, заданный в будничном и кажется весьма обыденном тоне больше, чем что либо другое, мог напугать слугу, ведь страшнее всего осознать, что убийство для этих людей в общем дело обычное и не вызывает ничего, кроме затрат времени.
- А чтобы ты сделал на его месте?
Карим шагнул к белокурому юноше и резко приподнял за подбородок его хорошенькую головку.

Опять нравоучения и нотации? Эмери был сыт по горло всеми заумными, философскими изречениями за пять лет своей службы. Сказанное Каримом новостью не было ни на грамм, вот уж какой политики придерживался Хоган - не съешь ты, съедят тебя! И он усердно вдалбливал эту мысль в голову оруженосцу, который должен был понимать, что если съедят его господина, то он пойдёт, как закуска. Но шази решил поучить жизни своего союзника и одновременно подчинённого. Можно сказать, сделал одолжение - дал совет, когда мог сразу показать что и как, и кто тут главный. Не смотря на свою благосклонность, Карим аль Малина всё же был явно недоволен неповиновением Корбо, которому надобно было выполнять всё, как сказано, чтобы доказать, что он действительно нужен купцу.
Эмери никогда не надеялся, что так скоро сумеет оказаться столь близко к главе союза, предполагая, что ему ещё долго придётся выслуживаться, убеждая его в своей преданности, да и не торопился он подняться так высоко. Но, как бы там ни было, теперь за один только вечер молодой человек практически уничтожил все свои предшествующие старания. И виной тому была жалость? Упрямство? Что бы ни было, это было глупо!
Подумай, ведь стой этот мальчик на твоём пути, ты бы заколол его не колеблясь. Возможно так, а может и нет... Потенциально слуга был именно препятствием для Эмери. Стеной, не преодолев которую, он рисковал, если не лишится жизни, то упасть очень низко и весьма больно.
Купец был непреклонен, какие бы слёзы не катились по щекам белокурого ангела. Так и хотелось кинуться на шази и перерезать, перегрызть его глотку. Эмери даже представил, как брызнула кровь непрерывным потоком, залив пол и купца, и его убийцу, как напуганный слуга разревелся от страха, ещё не поняв, что смерть промахнулась косой мимо его шеи...
Сделав усилие над собой, оруженосец удержался от порыва и снова шагнул в сторону мальчика, но Карим его опередил, напугав слугу окончательно своим вопросом, который тот понять был не в состоянии.
Эмери же наоборот отступил в сторону и случайно наткнулся взглядом на спальню невесты, где Карл уже покидал покои. Молодой человек лишь на мгновение взглянул на императрицу. Как хороша она была, освящённая лунным светом, со своим гордым, по истине королевским взглядом. Что случилось в покоях, Эмери понять в этом миг не мог, но он с лёгкостью был готов позабыть обо всём, в том числе, и о том, что творилось сейчас в коридоре. Даже злость ненадолго отступила, дав спокойно вдохнуть воздух. Отсутствие наряда было императрицу весьма к лицу и...  но ему было не дано долго любоваться прелестями хеской красавицы.
Сбитый созерцанием покоев императрицы (о, глупая молодость!), он сам ещё не задумался над словами Карима, когда тот говорил уже о его жизни, но оруженосец отчётливо услышал шёпот и мольбы мальчика, словно гром, раздавшийся над его головой. Эмери сам не успел понять, что случилось, когда, вдохновлённый прекрасным, нежным образом женщины, которая не одобрила бы убийства невиновного (сам придумал - сам поверил), оказался между шизи и его несчастной жертвой. Надо заметить, что из всех троих, находившихся в коридоре, обнажённый меч быль только у оруженосца, что наводило на мысли самые разные.
- Оставьте его, - сказал Эмери тихо, оказавшись лицом к лицу с Каримом. Ну как сказать, лицом к лицу: купец был невысок, а Эмери вырос выше своего отца и пока чуть ниже господина канцлера. Так что глазами они встретились только когда оруженосец опустил свой взгляд.
Однако, где-то это было! Он уже пытался помешать своему господину, постараться доказать ему, что не все стены стоит сносить, но каждый раз он исправно нёс своё наказание за неповиновение, а тот, кто должен был умереть, благополучно покоился в гробу. Какие бы крылья только что не выросли за спиной Эмери, перья довольно быстро облетели, когда он вспомнил это и понял, что сегодня уборкой конюшни или розгами не обойдётся.
- Я вам предан, и вы правы, что я сам выбрал свой путь, - произнёс он, поспешно перескакивая через себя, пока мог это сделать, - Если вы прикажете мне, то я выполню вашу волю. Но позвольте предложить вам... - Эмери обернулся и посмотрел на слугу, сидевшего на полу. Несчастный его вид мог растрогать кого угодно, так что оруженосец поспешил повернуться назад к купцу.
- Посмотрите, он достаточно напуган, чтобы понять, что молчание его единственный шанс выжить. Если желаете, я могу объяснить ему это ещё раз, - как тяжело быть вежливым и покладистым, как сложно предлагать, когда хочется просто сделать так, как желаешь... Как смахивает это на трусость. Но всё же, Эмери был не свободным рыцарем, которому пристало быть храбрым перед лицом опасности, а слугой, и иногда ему даже удавалось оставаться им, когда это требовалось. Взгляд его был достаточно покорным сейчас, чтобы не было заметно, насколько он в этот миг ненавидит и Карима, и слугу, и себя самого. Эмери не знал сам, выполнит ли он приказ шази, если тот всё же скажет убить мальчишку, но он надеялся, что сможет, сумеет это сделать, иначе он покатится в пропасть, из которой выбраться будет не суждено. А ещё больше он надеялся на то, что Карим передумает и доверится ему, хотя рассчитывать на это после всего случившегося не стоило.