- Я смотрю, твой хозяин любит себя побаловать…
Ты многого не знаешь про моего хозяина.
- Любит.
Девушка снова посмотрела на Брана, и снова опустила взгляд. Если он боялся показаться ей некрасивым, то она боялась задеть его словом. Она чужая наложница. Понимание этого заставляло Латифу чувствовать себя бессильной перед обстоятельствами и тем острее чувствовать всё, что происходит именно в эту минуту. Наслаждаться обществом и близостью северянина так, словно это в последний раз. Кто знает, может и правда в последний. Его выбрало сердце и одалиска просто разрешила себе идти за ним не таясь и не боясь, и теперь, когда она помогала мужчине избавляться от одежды, она любовалась им так, как любовалась бы богом. Нет ничего прекраснее тела любимого человека. Каждый шрам, каждая татуировка - всё обретает иной, особенный смысл. Шрам заставляет замирать сердце и чувствовать далёкие отблески той боли, татуировка будто пускает чуть ближе в мир, ведомый только этому мужчине.
- Он мой хозяин.
Латифа раздевала Брана неспешно, ласкала ладошками и едва прикасалась кончиками пальцев, очерчивая тугие линии рисунков и упругие пластины мышц, приглядывалась, присматривалась и иногда вскидывала на сотника восхищённый, полный откровенного любования, взгляд. Говорить о Кариме теперь совсем не хотелось, но это было условие и она согласилась, ведь иначе она не смогла бы касаться тела Брана так ласково и так откровенно.
- Купец, торговец. Сам водит караваны в Эль-Хасар. Что ты хочешь о нём знать?
Девушка уходила от прямого ответа, но может его и не хотел бы услышать Бран. Недосказанность в столь щекотливой теме могла, как казалось девушке, сгладить неизбежные, острые углы.
- Карим купил меня у караванщика и тем спас от его гнева.   
Она усадила сотника на скамью и опустилась перед ним на колени. Взялась стягивать сапог.
- Да, если он приказывает - раздеваю.
Лучше не врать, - недоговаривать, умалчивать. На лжи всегда можно попасться. К тому же Брану не помешает помнить, что у него есть соперник. Но пока она здесь, с ним, Латифа не хотела вспоминать о Кариме. Стянула с мужчины второй сапог и оказалась между его ног, потянулась и коснулась губами груди, и поцелуи потекли ослепительными ожогами вниз.

На самом деле никто не будет взваливать на себя чужие проблемы, не захочет. Зачем? И Латифа была уверена, она лишь оттолкнёт Брана, если начнёт рассказывать о своём желании стать свободной. Карим не был плохим хозяином и она готова была смириться со своим положением одалиски, но ей хотелось совсем другого, того, что Карим ей дать не мог. Только вот "желать" и "получить" порой лежат даже не в разных плоскостях, в разных измерениях. Зачем бы сотнику, доверенному лицу северной принцессы, уважаемому воину, спасать наложницу купца, которую он видит в первый раз? Зачем допускать возможность испортить отношения с человеком, который в будущем может ещё не раз пригодиться из-за женщины, которую даже не знаешь? Латифа боялась быть отвергнутой варваром за слишком рискованные желания и потерять пока единственный шанс быть с ним рядом.
- Он их ворует.
Тем не менее девушка таила надежду, что нравится Брану так же сильно, как он ей и что может быть он - это именно тот единственный мужчина, который останется в её сердце. И пусть пока было слишком рано об этом думать, но так уж устроенны женщины, они попросту не умеют иначе. Это часто приносит совершенно противоположные ожидаемым результаты, но они не могут заставить себя не мечтать о любви.
- Или покупает.
Это был крошечный шанс. Шанс получить всё или ... остаться ни с чем. Намёк. Тень догадки. Призрак первого, трогательного признания. Иносказательного, завуалированного и возможно непонятого. Латифа подняла голову, повинуясь руке Брана и за мгновение растворилась в его бездонных, голубых озёрах. Дворик покачнулся, сильнее зашумели листья на деревьях, голова странно закружилась и подкосились ноги, и одалиска была рада оказаться в объятиях варвара, это давало шанс не оказаться без чувств от его поцелуя. Никто и никогда раньше так не целовал Латифу. Вообще хозяева редко целуют своих наложниц, это слишком интимно, слишком лично и слишком ранимым может оказаться господин перед чарами своей наложницы, если позволит себе больше чувств. А Бран словно не видел в ней чужую женщину, он здесь и сейчас заставлял девушку верить в чудо. Верить в то, что и она может быть любима не смотря ни на что. Возможно Латифа всё себе придумала и у варваров принято целовать каждую женщину, но ей хотелось верить и она верила.
- Идём, мой халиф.
Ей с трудом удалось заставить себя оторваться от губ Брана, такими они были жаркими и сладкими. Девушка поняла, что голос её не слушается лишь тогда, когда слова получились горячим шёпотом в поцелуй. Одалиска только подняла пьяный, смоляной взгляд на мужчину и чуть потянула к себе, вплетая пальцы в светлые пряди воина.

Девушка не обернулась, остановилась на краю бассейна, потянула с плеча тонкую ткань и позволила ей медленно стекать по телу к ногам. Латифа знала, что Бран не сможет оторвать взгляд от этого зрелища и намеренно мешала ему сейчас думать. Что она может ответить на его вопрос? Она не вольна в своих желаниях, а Карим непредсказуем в своих.
- Я успею тебе надоесть, мой халиф.
Мягкая улыбка лишь слышалась в тихом, чуть хрипловатом от волнения, голосе. Она понимала, о чем говорит северянин, или вернее думала, что понимает, надеялась на это. Ведь если она не права, это встреча станет единственной и больше они не увидятся. От мысли о подобной возможности по спине пробежал холодок, но Латифа постаралась прогнать нехорошие предчувствия. Тряхнула головой, отпуская по спине тяжёлую, черную, как южная ночь, волну. Платье невесомым озером упало к ногам девушки, следом тонкая рубаха и одалиска теперь стояла словно в маленьком озере, совершенно обнажённая. Тонкая талия, которую казалось, можно обхватить ладонями, крутые бёдра, плавная, тёмная линия позвоночника, утекающая в головокружительную ложбинку между упругими ягодицами, так мастера алацци изображают наложниц халифа. Впрочем они не далеки от истины, только кожа у одалиски была темнее, чем у шази, но такая же бархатная и нежная.
Девушка не стеснялась своей наготы, она повернулась к Брану и взглянув ему в глаза, опустила взгляд. Вышагнула из туманного марева и снова опустилась перед мужчиной на колени, только теперь затем, чтобы избавить его от штанов. Заметила шрамы на искалеченной ноге, коснулась их пальцами и стало ясно, она не отпрянет и не поморщится, - девушка сочувствует. Не жалеет, как могла бы жалеть калеку, а понимает и может чувствует его боль, принимает его всего и таким, какой он есть. В любимом человеке и шрамы любимые.

Девушка приласкалась к руке Брана, потёрлась о его ладонь головой и пока говорила, ловко расправлялась с завязками на шоссах.
- Я не знаю родителей. Говорят моя мать из племени убунди, а отец или шази, или алацци.
Она тревожно глянула на мужчину, - как он воспримет такое её происхождение? Ведь про таких детей ходят совершенно разные слухи. Но стоило штанам сотника упасть к его ногам, как девушка поняла, что щёки заливает откровенный румянец. Такого к себе внимания она давно не видела и не смогла сдержать тихий вздох. Вскинула на мужчину восхищённый, бездонный взгляд и опустила глаза, испугавшись, что слишком открыта и дерзка с господином. Слишком много во взгляде желания, слишком он жаркий и требовательный. Но удержаться и прикоснуться к удивительно нежной, горячей плоти северянина она не смогла. Очень аккуратно, кончиками пальцев, пробежала между налившихся желанием вен, погладила, приласкала могучий ствол и снова вскинула на Брана взгляд прося разрешения не останавливаться.
Сотник был совсем другим, не похожим на мужчин, которых Латифа видела ранее. Выше шази, сильнее их, светлее. Его тело, покрытое шрамами и татуировками казалось высеченным из камня, большие, сильные руки, сильные ноги, он действительно был воином от макушки до кончиков пальцев, мощным и сильным. Другим во всём, но тем более казался одалиске привлекательным. Она ласкала мужчину взглядом и скользила за взглядом ладонями, выглаживала кожу, рисовала по непонятным знакам словно читала. Латифа ни на секунду не переставала любоваться Браном, но ей хотелось большего. Ей хотелось подарить ему наслаждение, равного которому он никогда не испытывал и девушка отдавала себе отчет - она только тогда будет совершенно счастлива.

Латифу учили дарить наслаждение своему господину, но все учения ничто с желанием подарить удовольствие мужчине, которого ты выбрала и который неожиданно оказался перед распахнутыми настежь дверьми сердца. Только одно желание окутать варвара негой и лаской, сладостью поцелуев и жаром тела могло свести с ума саму одалиску и она терялась, забывая, что перед ней суровый, северный воин, в жизни которого до неё были совсем другие женщины и он сам жил совсем по другим законам.
- Тебе приятно?
Но девушка не спешила отказываться от своих желаний, она снова и снова мягко касалась напряжённой плоти мужчины кончиками пальцев, потом поднялась с колен и прильнула к Брану всем телом, пропуская налитый желанием член между ног, чтобы он мог почувствовать её желание воочию, убедиться в том, что она его не обманывает и её сок уже готов стать любовным, дурманным напитком.
- Я беру его в руки потому что мне приятно к тебе прикасаться.
Теперь девушка выглаживала широкие, мощные плечи варвара. Продавливала тугие мышцы, ласкала светлую кожу и любовалась губами Брана, не осмеливаясь поднимать взгляд выше.
- Их может быть даже больше, мой халиф.
Латифа соскользнула ладонями по рукам сотника, переплела пальцы и отшагнула, ступая в тёплую, прозрачную воду и увлекая за собой воина. Глянула на Брана, толкнулась под светлые ресницы дурманным, беспросветным взглядом и укрыла его взмахом ресниц. И потянула за руки, к себе, всё глубже погружаясь в бассейн и чувствуя, как вода кажется тысячью требовательных рук, ласкающих кожу.

Латифа вскрикнула и крепко обняла сотника за шею стоило только девушке понять его коварный план. В воду они ухнули уже вместе и одалиска чуть успела глотнуть воздуха, но когда вынырнула, подхваченная сильными руками Брана, весело смеялась. Как только воин отпустил свою неловкость, напряжение словно упало к ногам невидимыми, прохладными брызгами и теперь стало легко и хорошо, как бывает после томительно долгой жары.
- Давай я тебе покажу, мой халиф.
Одалиска крепко стиснула ножками бёдра сотника, прижалась к нему, притёрлась напряжёнными ягодами сосков к широкой груди и отдалась на волю сладкого, жаркого поцелуя.
- Все пятнадцать поз шази. Ты так давно этого хочешь, мой драгоценный сотник.
Девушка выдохнула в губы северянина и откинулась на воду, давая возможность Брану полюбоваться собой - золотом волос на голубой глади воды, молочно белой кожей и дерзкими, тёмными сосками на высокой, упругой груди. Свет выстелал тело кёниген, - а теперь это без сомнения была она, - бархатом и утекал в распахнутую чашу бёдер золотой лентой, объявляя всему миру и Варрену, что перед ним истинная блондинка.
- Или ты можешь только с наложницами? Иди ко мне.
Девушка бесстыдно притёрлась жарким лоном к напряжённому члену Брана, застонала и глянула на мужчину из-под ресниц пронзительным, требовательным взглядом голубых глаз.
- Иди, я так давно хочу тебя.
Кожа девушки, ещё секунду назад белая и шёлковая, стала наливаться зеленью и покрываться шерстью, а Эдит поднялась и крепко вцепившись в шею Брана, впилась в его губы жадным поцелуем.