Далар

Объявление

Цитата недели:
Очень легко поддаться своему посвящению и перейти на сторону Владетеля, полностью утрачивая человечность. Но шаман рождается шаманом именно затем, чтобы не дать порокам превратить племя в стадо поедающих плоть врагов, дерущихся за лишний кусок мяса друг с другом. (с) Десмонд Блейк

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Далар » Далар » "Открываясь друг другу и звёздам"


"Открываясь друг другу и звёздам"

Сообщений 1 страница 30 из 43

1

Время: вторая половина 4 дня венца цветов, ближе к вечеру.
Место: северо-восток Далара, заброшенная башня звездочёта Иоганна Аквинского.
Участники: Сигмар III Бирген, Эсме Маккена, некоторые НПС.
После: "Незваный гость хуже инквизиции!"

+1

2

Ветер усилился, мча в пространство над столицей толстые и неповоротливые снежные тучи, казалось, задевающие шпили башен и пресепторий своими тёмно-серыми брюхами, будто диковинные киты, решившие исследовать небо над Даларом. И сыпался из их, видимо, уже вспоротых какими-то ещё шпилями и флагштоками животов где-то съеденный ими в великом множестве планктон в виде россыпей поблёскивающих своей белизной снежинок. Немногочисленные прохожие, только-только решившиеся покинуть свои дома после многочисленных погромов, при сим зрелище осеняли себя симболонами и поскорее уходили с подёрнутых морозцем улиц, чураясь решившей одарить их сезоном снегов в сезон цветов природы - некоторые зеваки, впрочем, наоборот, принялись праздно шататься по мостовым, любуясь причудливым дивом. Хесская Императрица во дворце, хесские воины, наводящие порядок в городе, хесская зима, без приглашения явившаяся не в свой черёд - сам Создатель отныне утверждал главенство Севера, раз уж столица Империи плавно становилась Хестуром.
Среди прочих сквозь лабиринты Далара очень скоро пробирался также и хесский отряд, недавно покинувший "Маргариту". Воины уверенно двигались по направлению к Хаммерсхоффу, везя с собою раненых на телеге - несколько хесов ехали и на лошадях. В один момент командир отряда что-то громко приказал своим солдатам - и часть из них, включая пару всадников, отсоединились от основного отряда, направившись куда-то в сторону, в то время как остальной отряд вместе с командиром направился дальше к резиденции Синего Щита. Когда же бравые воины добрались до замка Хестура, ни Эсме, ни Сигмара среди них не оказалось.
Отделившаяся же от отряда группа хесов с двумя всадниками - один из которых вёз вместе с собой на лошади некую фигуру в зелёном плаще с низко надвинутым капюшоном. Группа эта двигалась быстро и обильно петляла, постоянно меняя направление и переходя с улицы на улицу, даже раза три столкнувшись с другими отрядами хесов, наводящих там порядок, пробираясь всё дальше и дальше сквозь город и явно стараясь избавиться от хвоста, если такой и был. Наконец, вдоволь попетляв и убедившись, что за ними никто не следует, группа эта добралась до Шамрок-Касла... И ни Эсме, ни Сигмара среди них вновь не оказалось.
Потому что невозможно было заметить, как в тот миг, когда эта группа хесов разминулась с другим хесским отрядом под длинным и узким арочным мостом, напоминающим снизу туннель и соединяющим между собой два крыла большого каменного особняка - когда-то дома герцога Вералье, а ныне представительства Второй Даларской купеческой гильдии - один из всадников вместе с фигурой в зелёном и в компании ещё двоих воинов быстро поменялись местами с четырьмя точно также одетыми хесами из проходившего мимо отряда, отдав одному из двух усевшихся на свободного коня солдат тот самый зелёный плащ с капюшоном - а сами же, некоторое время проследовав вместе со встреченным отрядом, нырнули вскоре в один из переулков, направившись в северо-восточную часть Далара, которая отсюда была недалеко.

Это была, пожалуй, самая зелёная и малозастроенная часть Далара - большая часть местных построек представляла собой старые, порой ещё времён языческого Далара, руины, вроде заросших мраморных глыб древнего Форума. Причудливый, языческий дух витал в этих местах, сквозил через древние, разукрашенные резьбой и тайными письменами камни, вековые деревья и изгибающиеся, будто недовольные кошки, холмы, несущие на своих спинах старые постройки - и несмотря на то, что на южной кромке этого района высилась добротно построенная пресептория, а с запада эти холмы плавно переходили в парки представительства Алого Щита, селиться здесь отваживались достаточно немногие. В основном отшельники и те, кто и сам не желал бы приковывать к себе излишнее внимание государства, церкви или простых горожан. Тяжёлые снежные тучи почему-то лишь краем задели эту местность, и теперь обходили её стороной, позволяя идущему на закат солнцу осыпать косыми янтарными лучами зелёные холмы, посыпая их вместо снега лёгким, осенним теплом. Тепло это коснулось и высокой каменной башни, чьи стены обвил усеянный маленькими лиловыми цветками плющ, чуть припорошенный ныне снегом и с надеждой потянувшийся на встречу ласкающим солнечным пальцам. Башня эта была весьма старой, но стояла прочно и незыблемо, будто иная крепость. Когда-то в этой башне жил и работал великий философ, алхимик, учёный и звездочёт Иоганн Аквинский - именно потому эта башня в своё время так заинтересовала Сигмара, сейчас направлявшегося к её дверям сквозь заросшую диким виноградом аллею и вьющуюся по холму тропинку.
Конечно, вряд ли за ними и впрямь следили, и вряд ли была действительная необходимость во всех тех манёврах, что они устроили, пробираясь по улицам Далара - но ставки были достаточно высоки, чтобы хесский принц предпочёл всё же не рисковать вовсе. Рисковать той, которую он нёс сейчас на руках.
- Пришли... - задумчиво произнёс он, смотря на тянущееся в небо строение, - Вебранд сказал, там никого?
- Никого, точно, - кивнул в ответ Хальстейн, вместе с Ульви следовавший за Сигмаром. А после громко чихнул, - Зараза...

Отредактировано Сигмар III (2014-07-30 01:01:02)

+6

3

И снова долгий путь через суетящийся, оживающий после страшной ночи город – бесконечное блуждание в холодных каменных дебрях, лишенных примет, кроме виселиц и пожарищ… Может быть, для кого-то Далар был прекрасен и гостеприимен, но леди Маккена уже поверила в то, что столица пропитана гнилостным духом смерти, расползающимся из императорского дворца. Проклятое место, где гибнут живые и воскресают мертвые, где старики насыщаются чужой молодостью, а юность спешит спрятаться за морщинами, чтобы остаться незамеченной для жадных глаз. Напрасно погромщикам не дали разнести здесь все по камешку, а еще лучше – предать огню, как это делают разумные люди с чумными бараками.

Где-то далеко, за морем, пышно зеленела Тара, коврами расстилая свои луга и торжествующе вознося пики гор, между которыми терялся древний замок, в котором они с Рагнаром никогда не поселятся, чтобы жить долго и счастливо, а после умереть в один день. Дверь, которая открывается между мирами в Белтейн, с грохотом захлопнулась перед Эсме, отрезая девушку от будущего, выбранного по своей воле и желанию. По ту сторону, вместе с Рагге, навсегда осталась ее любовь, вера и надежда – охранным амулетом в посмертии и новом рождении, которое дарует ему Создатель, но уже без нее…

Рана девушки была достаточно опасной, чтобы на исцеление ушли все силы Рагнара, но сейчас не ощущалась совершенно – в какой-то мере и из-за оцепенения, в которое впала принцесса, покорно позволяя кёнигу унести себя с крыши, поднять в седло, а теперь и отнести на руках в заброшенную башню, затянутую шпалерами плюща. 

Сигмар пришел в «Маргариту» именно за Эсме. Об этом свидетельствовало все, от заранее заготовленного теплого плаща до «двойников» принца и его невесты, которым надлежало сбить со следа преследователей. Душевных сил принцессы хватило только на то, чтобы вяло удивиться таким хлопотам вокруг ее персоны, каких она не припоминала уже давно. Кого так опасается Северный Волк, победитель свадебного турнира, великий воин и державный муж? Почему вернулся с триумфом не в Хаммерсхоф, где его наверняка будут воодушевленно приветствовать?.. 

Ответ напрашивался сам собой – скорее всего, воскресший отец не поладил с сыном, уже успевшим привыкнуть к короне Севера, и теперь тот вынужден обустраивать в столице собственное обиталище для себя и своих верных людей. Знает ли Сигмар о том, что официально человек, именующий себя Олафом Первым, будет таковым ровно до заката, если не предоставит Зенице требуемых доказательств? У старого конунга, похоже, оставалось в запасе не так уж много времени, хотя по свинцово-серому небу трудно было догадаться, который нынче час.

- Ваш отец жив и желает вас видеть, - тихо проронила девушка, подав голос впервые с того момента, как они покинули разгромленную таверну. Думала сказать еще, чтобы он поставил ее на землю и дал идти самой, но поняла, что не хочет. Ни идти, не разговаривать, ни думать – лучше всего лежать с закрытыми глазами носом в стенку или хотя бы так, безвольно висеть в чужих руках.

Сигмар милосердно не расспрашивал ее ни о чем, наверное, полагая несчастной жертвой похитителей. Если хорошенько подумать, он не желал ей ничего, кроме добра, когда устремился спасать из лап злодеев, ведь ему неоткуда было знать, что принцесса Тары здорова и благополучна. От этого одновременно стыд и злость брали Эсме: зачем он сделался такой добрый, такой сочувствующий именно сегодня, когда она больше не нуждалась в нем и освободилась от пут? 

"…за возможность получить корону Зеленого щита можно как-то пощедрее выразить свои восторги…"

Сейчас, когда империя затрещала и накренилась, стоимость дочери Маккена на брачном рынке снова возросла, имело смысл искать иголку в стоге сена, чтобы потом с гордостью предъявить ее принцу Джеду – вот как мы ценим союз с Зеленым островом!

Кто послал за ней Сигмара? Милая сестрица Эдит? Что совсем уж невероятно – Джед? Сам кёниг счел, что ему понадобятся связи с Тарой, в которых не был бы замешан его отец? Кто мог указать, где разыскивать ее, если даже принцесса затруднялась припомнить путь, которым проследовала от главной пресептории до «Толстой Маргариты», а тем более – повторить его без проводника…

Все эти соображения звучали в голове принцессы, как эхо в пустом зале, пусть сама она меньше всего сейчас беспокоилась о государственных соображениях, привычка выискивать подвох и обращать его в свою пользу укоренилась слишком сильно.

Прежде Эсме с пользой употребила бы время молчания, изобретя для собственного оправдания десятки историй одна другой краше, в каждой из них она незапятнанной голубицей садилась бы на запястье милорда Сигмара, но теперь его ждала правда, которой она не хотела стесняться. Лгать, будто ничего не было, значило оскорблять память Рагнара, отдавшего за нее – нет, отдавшего ей! – свою жизнь.

Она будет хорошей вдовой лорду Инею, раз уж не довелось стать ему верной женой, и станет лелеять скорбь о нем, как ребенка, которого им не пришлось зачать.

+6

4

Большая дубовая дверь, украшенная причудливой резьбой и металлическими вставками, успевшими потемнеть от времени, теперь была единственным, что отделяло Сигмара от внутреннего убранства башни. Самое малое препятствие из уже пройденных и тех, что только предстоит пройти, но вместе с тем словно бы кардинально разделяющим то, что оставалось здесь, и то, что наступало вслед за ней. Будто за этой затерявшейся среди руин, пахнущей древностью и загадками дверью таился совсем другой мир, вступив в который, обратно через ту же дверь уже не вернёшься.

- Милорд, разрешите я проверю башню, - внимательно оглядывая верхние окна произнёс Хальстейн.
- Зачем? Ты не доверяешь Вебранду? - приподнял бровь кёниг.
- Доверяю. Но мало ли, что могло измениться с того момента. - Хальстейн подошёл вплотную к двери, прислонив ладонь к её поверхности, - Мой священный долг - защищать принцессу. И один раз я уже чуть не нарушил свои клятвы, - заметно помрачнев, добавил он, - Третьего шанса я и сам себе не позволю.
- Хорошо. Иди, - внимательно посмотрев в глаза, кивнул ему Сигмар, провожая взглядом телохранителя, скользнувшего сквозь приоткрытую им же дверь. Ульви задумчиво общипывал сорванную им по пути гроздь дикого винограда, озираясь по сторонам.

- Ваш отец жив и желает вас видеть, - неожиданно подала голос Эсме.
- Я знаю, - после некоторого молчания ответил Сигмар, - Это не означает, впрочем, что я желаю его видеть.
Она заговорила - и это уже было хорошо, ведь означало, что тарийка потихоньку приходит в себя. Принц не торопил её, с пониманием не мучая девушку никакими вопросами и позволяя постепенно справиться с окутывающим её шоком, лишь где-то в глубине сознания удивляясь, что же такое произошло с Эсме в этом разбойничьем кабаке, что она до сих пор находится в таком глубоком ступоре?

Наконец, спустя несколько минут дверь вновь с тихим скрипом отворилась, и из-за неё показался успокоенный Хальстейн.
- Всё чисто, милорд. Миледи. - чуть склонил голову хес.
- Хорошо. Идите - лучше по одному и разными путями. - подойдя ближе к двери, обернулся к обоим воинам кёниг.
- Уверен, что не нужна охрана? - спросил вдруг Хальстейн.
- Уверен, - произнёс тот в ответ, - И Ульви... Где-то к часу, когда скроются последние зарницы, пошли за Денизом. Приведите его сюда. Знак вы знаете. Если что-то случится - сообщите через Арна.
- Будет сделано, - кивнул Ульви, - И командир, разрешите спросить...
- Да?
- Здесь земляника водится?
- Водится. На тех склонах взгляни...

Убранство башни было достаточно странным: часть исписанных неясными письменами камней на первом этаже поросли мхом; кое-где плющ пробрался сквозь окна и некоторые щели в камнях внутрь, оплетая часть стен и с обратной стороны, создавая совсем уж причудливый образ. Где-то под потолком первого этажа какая-то птица даже умудрилась свить себе гнездо - правда, определить, чей именно этот плетёный домик, не представлялось возможным, так как его хозяйка ныне отсутствовала.
Сигмар нёс Эсме куда-то наверх башни, взбираясь по широкой и длинной винтовой лестнице. Стена вдоль неё, подцвеченная зеленью проросших листьев и фиолетовых цветков, на всём протяжении была разукрашена удивительно хорошо сохранившейся резьбой, рисующей загадочные, языческие узоры, с одинаковой лёгкостью вплетая в них барельефы с изображением и хесских, и тарийских, и древних алаццианских и даларских мифов, легенд и исторических событий. Периодически по пути попадались и стеклянные окна, пропускающие плющ и лучи уходящего солнца, и большие пустые ниши в стенах, где, видимо, когда-то стояли статуи - лишь в одной из этих ниш сохранились неведомо чьи каменные ноги. На некоторых древних камнях можно было разглядеть и прочесть давно и крепко вырубленные настоящие урды, быть может, до сих пор хранящие в себе дыхание уснувшей магии.
Наконец, они оказались в достаточно уютной большой комнате наверху башни, выглядящей чистой и вполне обжитой. Камин здесь был уже зажжён - видимо, Хальстейн, когда заходил, решил обогреть каменные стены - и тёплые языки пламени высвечивали изогнутую кушетку, книжные шкафы, большой письменный стол, наполовину заставленный какими-то неведомыми алхимическими приспособлениями, и дюжину ещё каких-то вещей, чьё назначения с первого взгляда было сложно разобрать в полумраке. Осторожно положив Эсме на кушетку недалеко от камина, Сигмар снял с её плечей дорожный плащ, а затем укутал тёплым шерстяным пледом цвета тартана, пахнущим луговыми травами. А спустя ещё пару минут и несколько манипуляций с наполовину скрывающимся в потёмках столом и с камином, кёниг подошёл к тарийке с невысокой и широкой чашей, протягивая горячий отвар из различных цветов и трав - среди Най-Тау такие ещё, кажется, называют "чай":
- Выпейте. Вам станет полегче, - мягко произнёс он.

+6

5

Странно было даже представить, чтобы кому-нибудь пришло в голову обвинить хескую охрану в преступном небрежении своими обязанностями. Прошлым вечером, покидая свою каморку под лестницей, леди Маккена находилась в обществе своего брата и тарийских рыцарей, так что спрашивать за ее безопасность следовало скорее с них, чем с бедняги Халльстейна и его товарищей. Не говоря уже о том, что уследить за Эсме всегда было трудно – она терпеть не могла, когда ее даже в границах замковых стен пытались ограничить так, будто кругом подстерегали те же опасности, что и на проезжей дороге.

Мужчины сейчас вели себя так, словно за каждым кустом таилась вооруженная до зубов засада. Вкупе с прошлыми мерами предосторожности это почти пугало – Сигмар всегда казался человеком рассудительным и не склонным устраивать много шума из ничего. Однако нежелание кёнига видеться с отцом свидетельствовало о многом. Что бы ни привело хеского престолонаследника в Далар, он появился очень вовремя, чтобы принять бразды правления Севером и стать главным защитником вдовой императрицы. И тут, едва Сигмар расправил крылья и почистил перышки, взлететь ему уже не дают. Король Олаф правил своей страной долго и успешно, сделал свою дочь императрицей, так что подданные, должно быть, искренне рады его возвращению  - зачем искать новизны, если старое еще не приелось? Принцу придется повременить еще лет двадцать с воплощением своих великих замыслов или вступить в открытую борьбу с отцом прямо сейчас, пусть даже смута в доме Биргенов пойдет на пользу только врагам династии.

Олаф всегда полагал, что Эсме рано или поздно выйдет за его наследника – особенно дико это звучало, когда конунг рассуждал о будущем, лежа в постели с будущей невесткой. Как именно провернуть подобный фокус, его величество предоставлял решать самой принцессе, будто сам никоим образом не был причастен к происходящему. Теперь же, кажется, сам Сигмар счел необходимым вспомнить о давнем договоре с Тарой – отчасти, может быть, в пику отцу.

Мысли девушки текли лениво, отстраненно, будто она рассуждала о перемещении шахматных фигур, а не о видах на собственное будущее. Сегодняшний день в очередной раз подтвердил, что пути Создателя извилисты и непредсказуемы, а значит, даже самая продуманная партия в любой момент может покатиться в тартарары.

Башня не выглядела обжитой, хотя в камине весело плясал огонь, а пыль не лежала на мебели вековым слоем. Заброшенность буквально витала в воздухе, напитанном обычными запахами нежилого помещения, смешиваясь с духом металла и крови, который принесли с собой принц и принцесса.
Странно было видеть уцелевшими стеклянные сосуды причудливой формы, соединенные по-змеиному извивистыми стеклянными же трубками, когда по пути сюда даже камень стен не везде уцелел под натиском времени или непогоды. Легко можно было вообразить себе, будто кёниг покидал родину под предлогом важных государственных дел, чтобы здесь, на окраине чужой столицы, самозабвенно предаваться занятиям алхимией, для хеса почти неприличным.

Сигмар устроил тарийку на кушетке, заботливо укутав пледом – цвета были Маклюров из Морны, неброские оттенки серого и коричневого. Перед внутренним взглядом Эсме снова вспыхнуло разноцветье тартанов «Маргарите», вскинутые в приветствии молодым чаши, развеселая пляска -  и на глаза снова навернулись горькие слезы. Чай подоспел как раз вовремя, чтобы она смогла обжечь губы и с этой болью возвратиться из разрушенного мира ши к действительности.

- Спасибо. Правда, помогает, - тихо отозвалась она, делая еще глоток и катая на языке сенный привкус.

Казалось, принц терпеливо ждет ее рассказа о случившемся. Олаф на его месте давно спросил бы в лоб, где можно было шляться столько времени, вместо того, чтобы прямиком отправиться в посольство Хестура, Шамрок-Касл или, на худой конец, попросить убежища в ближайшей пресептории. Молчание Сигмара было приятно, но не могло длиться вечно, а вопросов к Эсме у него наверняка накопилось еще больше, чем у старого конунга.

«Почему я должна ему что-то объяснять? Пусть он сам рассказывает, зачем явился, куда не ждали. Мне это не было нужно – только ему».

Ханьской  чашечки хватило еще на пару глотков – довольно времени, чтобы понять всю несправедливость таких мыслей. Сигмар поступил так, как велела ему честь, защищая женщину королевской крови, которая в глазах окружающих давно принадлежала к семье Биргенов. Он совершенно искренне стремился спасти свою невесту от опасности и расквитаться с обидчиками, неудивительно, что поведение принцессы теперь кажется ему, мягко говоря, странным. Разве не было бы для Эсме радостью вернуться под опеку Хестура, если бы вместо свадьбы с Рагге ее ожидала участь, обычная для женщин в покоренных городах?

«Я очень устала и хочу спать». Сигмар не стал бы настаивать на немедленном разговоре, попроси принцесса об отдыхе, но потом придется выдумать еще какую-нибудь отговорку, потом еще и еще, жалкое и бессмысленное плутовство.

- Мне следует поблагодарить вас, милорд.

«…но я не стану этого делать», - повисло в воздухе непроизнесенное.

- Ваше появление было полной неожиданностью. Как вам удалось меня отыскать?

Вот так. Лучше спрашивать самой, хотя ответы на самом деле не так уж интересовали Эсме. Точнее, она не могла спросить о том, что было для нее действительно важно, с этим вопросом – как жить дальше? – следовало обращаться не к лорду Сигмару, а прямиком к Создателю.

+5

6

Тихо пляшущие и потрескивающие в чреве камина языки пламени казались причудливо уютными, наполняя каким-то странным, меланхоличным спокойствием всю комнату. Здесь казалось удивительно умиротворённо после всего произошедшего, как будто всё ранее было лишь чьим-то рассказом, струящимся сквозь письмена какой-нибудь книги или звучали мелодичной песнью из уст иного скальда, а то и вовсе были сном о какой-то другой, совершенно иной жизни, из ужасов которой ты только что вынырнул в древнее спокойствие языческих стен.

- Хальстейн. - коротко ответил ей Сигмар, - Вас искали с прошлой ночи - и он одним из первых. Хальстейн не мог не узнать вас даже в большой толпе - к счастью, ему довелось увидеть вас, когда вас переводили в тот трактир. Он проследил путь и сообщил мне. А дальше вы знаете. - впрочем, последнюю мысль озвучивать сейчас лучше не стоило.

Казалось, Эсме говорила спокойно, даже несколько лениво и равнодушно. Вот только слова её прозвучали чересчур равнодушно для того, чтобы Сигмар поверил в её спокойствие. Не укрылась от его глаз и дрожь губ тарийки, когда та подносила к ним край чашки с чайным отваром, и быстро запорхавшие в один миг ресницы, скрывшие пробивающиеся сквозь внешнюю маску усталости слёзы. Она всё ещё держалась на тонкой грани между двумя башнями, в одной из которых она в настоящем пила успокаивающее варево, а в другой же что-то настолько сильно ударило принцессу, что рана до сих пор кровоточила в душе девушки, прорываясь сквозь любые перевязи мыслей и воспоминаний.

Стоило ли задавать ей вопросы, или лучше было не терзать эту рану и молчать? Лучше было молчать - если бы перед ним была не Эсме, а кто-нибудь ещё. Кто-то, кто сможет поглотить всю наполняющую его горечь, растворить её самому по себе, оставив от раны лишь изредка напоминающий о себе шрам, которым со временем начинаешь гордиться заместо того, чтобы чувствовать от него боль. Но Эсме... Какой бы сильной, какой бы выносливой она не была, Сигмар, оправдано или нет, чувствовал в ней какую-то хрустальную хрупкость, присущую ей много более, чем стойкость девушки. Она не сумеет справиться сама - разобьётся, как тончайший фарфор. И потому, как бы Сигмару не хотелось мучить Эсме и трогать болящую рану, нужно было говорить с ней - дабы она высказала, выплюнула из себя всю свою горечь, избавляясь от разъедающего душу яда, освобождая место для чего-то светлого, чем должен уже будет заполнить её собеседник. Её раны не зарастут сами - их следовало продезинфицировать, зашить и перебинтовать, пусть поначалу это и причинит боль.
- Они... не обидели вас?

+4

7

Халльстейн искал ее. Беспокоясь ли об легкомысленной девчонке, переживая ли о безопасности будущей кёнигин, он поднял по тревоге лорда Сигмара и его людей. Да, Халльстейна тоже следовало  поблагодарить и вознаградить по-королевски, но Эсме предоставляла это принцу.

- Прошу вас, милорд, дайте знать Сиобхан, что я в безопасности.

Вот уж кто наверняка искал леди Маккена, так это верная нянюшка, и вовсе не вина доброй женщины, что хускарлам в латах куда сподручнее рыскать по мятежному городу. Мысль о том, что надо бы известить и брата, посетила принцессу далеко не сразу, слишком коротко пока было их знакомство и непрочна установившаяся связь.

А что же Олаф? Немедленно списал ее со счетов, едва разбойник со своей добычей скрылся за ближайшим поворотом? Справедливости ради следовало признать, что у конунга были дела и поважнее, чем бегать за Эсме по Далару. Она выполнила свое обязательство, и теперь ему требуется более внушительная поддержка, чем слово рыжей девки. Даже если бы он хотел начать поиски, сперва следовало объяснить гарнизону Хаммерсхофа, почему должно подчиняться приказам мертвеца. Но если Сигмар вынужден прятаться в заброшенной башне, видно, Олаф не успел растерять дара убеждения, подкрепленного видом угрюмого Бьорна у него за плечом. 

- Они... не обидели вас?

Тарийка медленно подняла взгляд, будто не ожидала этого вопроса. В багровых отсветах пламени золото волос принца сделалось червонным, черты лица казались старше и строже – его можно было принять за зачарованное создание из сказок, у которого прекрасная голова мужчины сидит на торсе чудовища, покрытого стальной чешуей. На мгновение представилось, будто там, среди пустого зала в сердце императорского дворца, все еще ждет своего волшебного королевича испуганная маленькая принцесса в венце из шамрока. Все ее бросили. Даже сама Эсме.

«Нет, милорд. Мне не причинил вреда никто, кроме ваших лучников».

- Со мной обращались уважительно. Вашему высочеству нет нужды беспокоиться, - принцесса поерзала в своем тартановом коконе – набухшее кровью платье неприятно липло к коже, вдобавок из-за сырости, царящей на дворе, не только не подсохло, но и набралось влаги еще больше.

Конечно, больше всего Сигмара волновало иное: не утратила ли его вечная невеста своей чистоты, оказавшись без надзора и защиты? Его обязательства перед династией определяли требования к кандидатке на роль кёнигин, чьим главным предназначением было произвести на свет наследника чистых кровей, маленького Биргена, белокурого и светлоглазого. Еще два года назад дочь Кеннета Маккена идеально вписывалась в королевскую мерку, еще вчера утром мечтала хоть бы и обманом снова стать образцовой невестой для кронпринца Хестура.

Сейчас она оглядывалась на эти мечты, заставлявшие чаще биться сердце, со смесью недоумения и легкого сожаления, какое испытывают взрослые, годы спустя обнаружив в чулане деревянную лошадку или куклу, с которой не расставались в детстве, и пытаясь понять, в чем же было очарование этих жалких на вид вещиц.  Наверное, если бы Сигмар, наконец, повел ее под венец, единственным чувством Эсме было бы удивление: она так привыкла думать о нем как о женихе, что никогда не пыталась по-настоящему вообразить мужем.

- Как чувствует себя сестрица Эдит? Где она?

До сегодняшнего дня принцесса Тары носила в сердце застарелую обиду, ржавым гвоздем вбитую в самое чувствительное место – первую любовь девочки-подростка. И Рагнару удалось уврачевать эту рану тем теплом, что он подарил ей – своей ненаглядной, желанной и единственной. Сигмар теперь волен был проявлять к своей сестре хоть дозволенные, хоть недозволенные чувства, Эсме больше не собиралась бороться за его расположение.

- Когда мы вернемся во дворец, милорд? Я не хотела бы оставлять ее в трудную минуту.

+5

8

Слова... Они вытекали из её уст отзвуками, лишь раздробившимся и искажённым эхом слов настоящих, звучащих ныне только в голове самой девушки. Потому и вопросы её были такими сторонними - словно бы звучали откуда-то из другой комнаты, из иного разговора.

- Я... сообщу ей. Сегодня, как только возможность будет, или завтра, если сегодня этой возможности не будет, - медленно кивнул Сигмар, не уточняя, что возможность эту зовут Арн.

- Со мной обращались уважительно. Вашему высочеству нет нужды беспокоиться.
Сигмар чуть склонил голову, смотря на заёрзавшую принцессу. Лжёт ли она, или нет? Лгать для Эсме сейчас было бы странно, и да мало смысла - но кёниг ни за что бы не поверил ей, скажи она, что с ней во время этого похищения ровным счётом ничего не произошло. Разве что с тарийкой случилось что-то настолько для неё самой ужасное и нетерпимое, что она сама нисколько не желала и не стремилась поделиться этим, а то и хотя бы даже вспоминать произошедшее. Что же с тобой случилось в этом кабаке? Какой именно яд наполнил и продолжает тебя наполнять такой горечью? У Сигмара были предположения на этот счёт, и не так мало - но что проку от простых предположений, когда они остаются лишь в твоей голове? Нужно было спуститься в эту тьму, до самого дна - мужчине, впрочем, было не привыкать.

- Хотите переодеться? Здесь есть сухие вещи, и более тёплые... - осторожно спросил кёниг чуть кивнув в сторону платяного шкафа у стены.
Эсме задавала вопросы, расположенные где-то далеко за всем прошлым и настоящим - как можно менее касающиеся того, что её так угнетает. Они напоминали вежливую попытку продолжать абсолютно не интересующую тебя беседу, с вопросами без смысла и важности для тебя самого, а порой и для собеседника тоже.

Эдит? Она в порядке, - пожал плечами Сигмар, словно бы чуть растерявшись от этого вопроса, поднимаясь и медленно подходя к камину, - Она во дворце и в безопасности - ей сейчас ничто не угрожает. Бьорн присмотрит за ней.
Языки пламени ласково лизали расположенный в чреве камина барельеф, причудливо меняющий свои очертания из-за жаркого воздуха и заставляющий картинку как будто бы оживать.
- Во дворец? Возможно, что скоро... Но не сейчас, - хес повернулся к Эсме, с какой-то лёгкой иронией заглянув в её зелёные глаза, - Только вот вас ведь всё это на самом деле совершенно не интересует, разве нет?

+6

9

Походило на то, что принц тщательно готовился к встрече со своей невестой. Неужели собирался уединиться с ней в башне задолго до того, как завертелась эта дьявольская карусель? А что, сейчас откроет шкаф, достанет оттуда наряд, достойный королевы, потом похлопает в ладоши, и на столе сама собой расстелется скатерть из лучшего льна, странные склянки обратятся драгоценной посудой с изысканнейшими яствами, а из-под сводов зала польется чарующая музыка. Так живут в холмах благословенной Тары ши, вечно юные и бессмертные... Нет, это совсем другая сказка, в которую Эсме охотно бы вернулась.

Она выпуталась из теплого покрывала, украсившегося теперь багровыми пятнами, и спокойно принялась распускать шнуровку на платье. Было бы недурно не только переодеться, но и вымыться - запах подсыхающей крови неприятно тревожил обоняние. Ей не было дела до того, что Сигмар будет смотреть, как она раздевается, и увидит ее голой. Разве стыдно дереву, когда с него снимают кору?

- Если мы останемся здесь, милорд, я бы просила перевезти сюда моих слуг и вещи.

Если мы останемся... Эсме с неожиданной отчетливостью вспомнила свои слова: "Завтра утром меня здесь уже не будет. Так или иначе". Навернок, она могла бы сбежать от кёнига, но - зачем? Куда? В последнюю минуту Создатель передумал отпускать ее на свободу, отнял Рагге и предал в руки Сигмара. Наверное, Всемилостивый изрядно забавлялся, наблюдая, как тарийская лягушка барахтается в молоке, пытаясь взбить хоть немного масла. 

Уронив измятое платье на пол, Эсме стянула сорочку, перехватила ее за горловину и подол, на манер мочалки, чтобы стереть кровь со спины.

Да, если Бьорн оберегает Эдит, она действительно вне опасности и может напоказ оплакивать Карла, сколько душе угодно. Других развлечений Рыжий Медведь племяннице в ближайшее время не позволит, этикет есть этикет. Принцесса чуть было не сказала, что хочет повидаться с лордом Биргеном, но представила его участливый, понимающий взгляд, и тут же отказалась от этой мысли.

- Только вот вас ведь всё это на самом деле совершенно не интересует, разве нет?

Впервые тон его голоса неуловимо изменился, намекая, что принцу так же слабо хочется обсуждать сейчас семейные дела.

- Простите, если мои речи кажутся вам путаными или дерзкими. Мой муж умер не больше часа назад, и я не держу себя в руках так, как следовало бы.

Она скомкала окровавленную тряпку, бросила Сигмару под ноги и выпрямилась во весь рост, во всю свою наготу против рыцаря в холодном темном железе.

- Если вашему высочеству угодно, мы можем поговорить об этом.

+3

10

- Если мы останемся здесь, милорд, я бы просила перевезти сюда моих слуг и вещи.

- Мы решим этот вопрос позднее, - мягко ушёл от ответа Сигмар, спокойно добавив, - Так или иначе у вас будет всё, что вам понадобится или что вы хотите получить. Не уточняя, имеет ли он в виду всего лишь пребывание в этой башне или нечто много большее.

Когда объятия ткани ослабли на теле принцессы, и заляпанное кровью платье покинуло кожу тарийки, кёниг почему-то поначалу быстро отвёл глаза в сторону, будто бы смущённый, но явно таковым не являющимся, судя по выражению лица - лишь спустя пару мгновений вновь медленно взглянул на обнажённую Эсме. Бархатистую кожу покрывали подсохшие пятна крови - конечно, принцессе было бы неплохо вымыться помимо того, чтобы переодеться. Только откуда взялась эта кровь? Ровным счётом никаких ран ни сейчас, ни ранее Сигмар на теле Эсме не нашёл. В памяти всплыла жгучая в своей яркости картина рыжеволосой принцессы, сражённой в спину стрелой и рухнувшей на черепицу соседнего дома, но ни стрелы, ни раны от неё Сигмар так и не увидел что тогда, что ныне - не могли же они просто так взять и исчезнуть? Впрочем, сейчас это неважно - всё равно оно рано или поздно прояснится. Быть может, очищение тела в какой-то мере поможет ей очиститься и внутри, от засевшей, подсохшей такими же расплывшимися пятнами на её душе горечи. Здесь, конечно, не было купален, достойных шазийских дворцов или императорских терм, но в большой деревянной кадке, стоявшей в комнате по соседству, можно было прекрасно вымыться - воду без проблем можно было разогреть на огне. Сигмар хотел уже было предложить подобное омовение Эсме, когда тарийка вдруг поменяла смысл разговора.

- Простите, если мои речи кажутся вам путаными или дерзкими. Мой муж умер не больше часа назад, и я не держу себя в руках так, как следовало бы. Если вашему высочеству угодно, мы можем поговорить об этом.

Казалось, Сигмар как-то совершенно по-другому взглянул на Эсме. Если раньше обнажённость сидевшей и вытиравшейся сорочкой тарийки казалась чем-то отстранённым, простым и естественным фактом, то теперь же вся нагота вскочившей во весь рост девушки как будто мерцала в погружённой в полумрак комнате. Нарочито провокационно брошенная под ноги принцу залитая кровью ткань удостоилась лишь перешагивания через неё сдвинувшегося чуть в сторону и чуть ближе хеса. Правильно ли он её расслышал? О чём она вообще говорит? Могла бы придти полу-бредовая мысль, что принцесса имела в виду самого кёнига - но тогда всё сказанное совершенно теряло всякий смысл.

- Муж? О чём вы? - лицо Сигмара выразило явное недоумение, совершенно честно отражая то, что сейчас чувствовал кёниг внутри.

+2

11

На лице принца отразилось такое глубокое изумление, будто леди Маккена сию минуту сообщила ему о том, что умеет летать. Впрочем, неудивительно, если после всех этих лет молчания Сигмар воспринимает свою соломенную невесту не иначе, как фамильное привидение, неизбежное, но безвредное, единственным предназначением которого было блуждать по коридорам, издавая  тяжкие вздохи.

- Так или иначе, у вас будет всё, что вам понадобится, или что вы хотите получить.

Таким тоном ребенку обещают новую игрушку, лишь бы перестал реветь на всю ярмарку. Сознавал ли принц, что Эсме уже не пятнадцать лет, и теперь она знает об окружающем мире несколько больше?

Она чуть склонила голову на плечо, разглядывая кёнига, будто пыталась найти десять отличий между тем Сигмаром Биргеном, которого успела придумать в девичьих грезах, и его подлинным воплощением. Надо думать, он верил, что глупенькая Эсме будет ждать своего принца, пока не рожавшее чрево усохнет, а лицо сделается похожим на печеное яблоко. И, конечно же, во всем Хестуре не сыщется удальца, что попытается откусить от лакомого кусочка, на который наложила лапу биргеновская стая. Ведь в северном королевстве может быть только одна кенигин, златокосая, голубоглазая и белогрудая Эдит из Эрхольма, а при ней – рыжая принцеска на побегушках, конунгова подстилка…

Ярость медленно закипала в тарийке, усиливаясь по мере того, как она припоминала свои обиды, выстраивая их по ранжиру, чтобы каждая незаживающая язва была видна во всей красе. И вдруг злоба погасла, все будто подернулось пеплом, а поверх – молодым ледком.

«Не хочу тебя. Не хочу ничего от тебя».

Требовать, доказывать, упрекать – все это значило, что Сигмар ей все еще не безразличен. Это… пачкало. Не жажда мести и не чувственный голод заставили ее открыть свое сердце Рагнару. В ту минуту она вообще не помнила о существовании принца. Лорд Иней подал ей руку – и Айне О’Ши протянула свою в ответ, свободной волей и искренним желанием.

- Мой муж, - спокойно повторила Эсме. – Мы обвенчались сегодня днем. Это был наш свадебный пир и гости - те люди, которых убили ваши хускарлы. И он тоже погиб, исцеляя меня от смертельной раны, нанесенной вашим стрелком.

Славный хеский обычай – брать выкуп за убитого по неосторожности или преднамеренно. В Таре предпочитали кровь,  иногда захлебываясь в ней до смерти. Если бы принцесса потребовала голову незадачливого воина, прямым долгом Сигмара было бы помочь ей получить вергельд, но она не желала принимать даже этого, замерев в гордом одиночестве посреди снежной равнины, расстелившейся в ее сердце. Покой. Равнодушие. Белое безмолвие, которое не нарушает ни дуновение ветерка, ни даже тень. Ледяной панцирь скроет все. Нет желаний, нет уязвимых мест.

«Назови свою цену, кёниг, и я скажу, почему плата слишком мала.»

+2

12

Можно было ожидать минутной тишины, гробового молчания осознания, возникающего вслед за словами тарийки. Можно было ожидать недоумённых перерасспросов, уточнений, правильно ли кёниг услышал её слова или не шутит ли она сама. Можно было ожидать яростных нападок и гневных криков, обвинений в предательстве и им подобных. Но ничего из этого не было. Сигмар лишь усмехнулся.
Не нервно или с недоверием, не с мыслью, будто принцесса лишь разыгрывает его - на лице хеса отразилась странная, лёгкая полу-улыбка, будто принц лишь пожал плечами в ответ на её слова. Словно увидел только что и впрямь забавную историю... Вот только устал от таких историй.

Взгляд скользнул по с вызовом стоящей обнажённой Эсме. Что в ней изменилось со времён вчерашнего дня и ночи? Могло показаться, будто девушка стала совершенно другой, но это было вовсе не так, стоило лишь чуть-чуть приглядеться. Нет, Эсме осталась абсолютно прежней - просто крапивность вышла на первый план, сияя теперь белизной нагой кожи и пропитанными деланным равнодушием холодными речами.

Сигмар опёрся спиной о камин, скрестив руки на груди и всё с той же лёгкой иронией в глазах смотря на свою принцессу. Вероятно, она говорила о том сероволосом хесе, к которому с истерике тянулась на той крыше и чьё тело так настойчиво тащил за собой монах-гильдеец. Исцеляя... Видимо, маг? В памяти вновь всплыла картина с вонзившейся в тело тарийки стрелой. Такая постановка вопроса прекрасно объясняла, куда делась и стрела, и рана. Вообще, после этих слов Эсме все события последних нескольких часов вставали на свои места... Но только не те события, которые были ранее.

- Давно вы с ним познакомились? - спокойно спросил Сигмар, всё также смотря на девушку.

Отредактировано Сигмар III (2014-08-20 14:57:12)

+2

13

Целая вечность минула с того мгновения, как Эсме вошла в парную со стайкой веселых девиц. Обычно на все то, что было у них с Рагге, люди тратят месяцы, если не годы, и тех нескольких часов, что длилось их ухаживание и брак, было мучительно мало – будто умирающему от жажды позволили лишь омочить уста и тут же выдернули у него из рук плошку с водой. Список того, что они не успели, можно было бы продолжать бесконечно – и бессмысленно.

Можно было сказать Сигмару, что Рагнар в своих странствиях посетил Балликенну еще прежде того, как состоялась помолвка принца и принцессы, где вместе с Эсме бродил по зеленым берегам Лок-Фергюса, искал запечатанные двери сидов, находил рубиновые ягоды земляники в изумрудных россыпях листьев и рассказывал очарованной девочке истории с хорошим концом.

А может быть, Рагнар появился в ее жизни намного позже, уже между печалью и отчаянием? Одной из бесконечных хеских зим соткался из звездного вихря снежинок, как пристало лорду Даоин Ши, и повстречался со своей леди в сумрачных переходах дворца, а после на драгоценных мехах у пылающего камина с нежностью и уважением принял в дар ее девство…

Они могли повстречаться в любой из тысяч обычных дней, нечаянно соприкоснуться рукавами, обменяться улыбками, завести пустячную беседу, двигаться навстречу друг другу шаг за шагом, наслаждаясь каждой пядью этого пути, радуясь узнаванию и находя все больше общего. Просто так вышло, что дороги пересеклись именно сегодня. 

Кёниг скрестил руки на груди тем сугубо мужским жестом, каким обычно отгораживаются от пустой болтовни, которую все же надо выслушать для порядка, пусть в ней ни на грош ни смысла, ни толка. Олаф, наверное, уже таскал бы дерзкую за шкирку, одновременно шлепая по заднице так, что эхо звенело бы по всей комнате. Эта приятная разница между отцом и сыном заслуживала того, чтобы вести себя с Сигмаром вежливо – не потому даже, что Эсме особенно переживала из-за еще одной трепки.

- Мы познакомились утром. В городе, - добавила она, предупреждая следующий вопрос. Немудрено, впрочем, было догадаться, о чем принц захочет узнать дальше.

- Когда умер император и началась паника, лорд Бирген помог мне покинуть дворец через подземелья. Если бы не его доблесть, мы могли бы погибнуть там от клыков омерзительной твари. Выход из катакомб находился в Шамрок-Касле, где мы узнали, что ваш отец жив и здравствует. Конунг Олаф попросил меня сопровождать его к Его Святейшеству, чтобы Зеница подтвердил его личность. Отец Александр согласился с тем, что перед ним действительно живой человек, а не привидение, но чтобы установить родство с Биргенами, он попросил предоставить кровь кого-нибудь из детей конунга. Послали за сестрицей Эдит, но ей сделалось дурно. Кроме того, Зеница сказал, что ее  кровь не годится – она зачала ребенка, и все ее телесные жидкости теперь несут след Вольфов д’Эсте. Тогда мы с милордом отправились разыскивать вас или Дэвина. Меня выкрал разбойник, которого потом убил какой-то лучник. Я осталась одна на улице, хотела найти дорогу обратно, заблудилась. Потом со мной заговорила незнакомая девушка, предложила пойти с ней туда, где я смогу отдохнуть и поесть. Там я встретила Рагнара, - Эсме чуть пожала плечами, давая понять, что ничего сверхъестественного во всем этом нет и стыдиться она не собирается.

+4

14

Сигмар чуть склонил голову вбок, выслушивая Эсме. Весь этот рассказ больше походил на причудливую выдумку, наскоро и на ходу сочиняемую сказку, отличающуюся от выплёскиваемых в тавернах баек разве что полным отсутствием красочных описаний и хвастливых преувеличений - принц и сам вряд ли бы поверил во всё это, если бы сам вчера не смотрел сперва на мёртвые лики призрачных королей, а затем в сияющие очи Святой Люции, и если бы не видел прекрасно, что принцесса сейчас в любом случае не стала бы лгать. Разве что лгать одновременно и кёнигу, и самой себе.

Некая тварь в подземельях под Императорским дворцом, отец, воскресший почему-то в тарийской вотчине заместо замка Севера, разбойник, внезапно укравший Эсме прямо из под носа Олафа - видать, широко зевнувшего в этот мгновение... Сознание Сигмара отдельно вычленило фразу об Эдит и о том, что она зачала от Императора ребёнка. Рассыпающийся в пыль восьмидесяти-или-сколько-там-ему-летний накрытый кожей скелет сумел зачать ребёнка с первой же попытки в первую и последнюю брачную ночь? Ныне, конечно, всякая дьяболоновщина происходит, но даже так это слишком бредово. К тому же, Зеница называл Сигмару совершенно иные причины невозможности использования крови Эдит, и эти причины звучали куда разумнее. Если же Эдит и впрямь зачала и дело было именно в этом, глава Ордена наоборот бы сообщил брату Императрицы радостную весть, ведь она подтверждает право Эдит на даларский трон - ни одной причины для Зеницы скрывать эту новость Сигмар не видел. Быть может, Эдит сама хотела скрыть сей факт от брата, и попросила об этом Александра? И вновь нет, ведь Александр несомненно поинтересовался бы причинами такой странной просьбы новоявленной императрицы, что поставило бы Эдит в ещё более щекотливую ситуацию. К тому же, в таком случае он бы уже успел рассказать "правду" сопровождавшей Олафа Эсме, а это делало абсолютно бессмысленным сокрытие правды, ведь тайрика являлась будущей женой кёнига. Было очевидно, что конкретно эту фразу Эсме выдумала - то ли чтобы самой себе объяснить происходящее, то ли чтобы переключить внимание Сигмара на его сестру... Возможно, конечно, дело было и в том, что Сигмар сам не хотел верить в сказанное Эсме - а сознание очень любезно подкидывало для этого неверия доказательства.

Однако всё это сейчас было не так важно. Скользнув по ней взглядом, Сигмар отодвинул в сторону переплетённую вереницу этих мыслей, в течении пары-тройки секунд возникших в его разуме. Не за тем он сейчас говорил с Эсме. Равно как и говорить слова или совершать действия, думать мысли иногда тоже нужно в свой черёд.

По-прежнему напускное равнодушие и усталая, слегка горделивая холодность, скрывающая за собой потаённую печаль, веяли сквозь лик обнажённой принцессы. По-прежнему закованный в металл принц взирал с лёгкой иронией на усталом лице, не то скрывающей что-то под собой, не то являясь единственным, что на что остались силы. По-прежнему они, словно в первый раз, рассматривали друг друга.

- То есть, вы решили выскочить за него замуж после двухчасового знакомства? - приподнял бровь Сигмар, с задумчивой, почти незаметной усмешкой добавив, - Мне как-то неловко даже спросить: вы хоть его родовое имя до свадьбы узнать успели?...

Он вновь чуть склонил голову в сторону, будто какой-то диковинный зверь или птица с большими янтарными глазами, смотря вроде бы на принцессу, но вместе с тем и куда-то внутрь себя.

Отредактировано Сигмар III (2014-08-26 02:55:17)

+3

15

Принц имел полное право ерничать – Эсме и сама бы не упустила случая поупражняться в остроумии, если бы стала не героиней, а слушательницей подобной истории. Складывалось впечатление, что он не верит ни единому слову из услышанного, даром что среди свидетелей, которые могли бы подтвердить хотя бы часть рассказа леди Маккена, были его собственные отец и дядя. Вполне возможно, что Сигмар счел, будто от сильного потрясения принцесса несколько повредилась в уме и теперь выдает желаемое за действительное, но в этом случае можно было отнестись к его переживаниям с еще большим сочувствием – кому приятно услышать, когда в бреду суженая раз за разом шепчет имя постороннего мужчины? И тем более, когда она вполне связно излагает свои мысли, в которых есть что угодно, кроме приличного желания поскорее возвратиться под защиту жениха или брата.

- Да, ваше высочество. Мне хватило и нескольких часов, чтобы принять решение.

Эсме было что сказать о неторопливости самого кёнига, которому в течении трех дней доставили невесту с Зеленого острова, чтобы томить ее в неопределенности пять лет, но она лишь пожала плечами, полагая намек достаточно прозрачным. Конечно, при желании можно было найти множество оправданий для непристойно долгой проволочки, равно как и поводов для горьких упреков.  Невеста была слишком молода для осуществления брака – следовало повременить, пока оставив ее в Эрхольме для обучения и воспитания. Принц отправился на Хребет, так и не обзаведшись ни законной супругой, ни отпрыском – трудно было понять, почему, если вспомнить, что следующим в линии наследования считался Дэвин, который со всеми своими причудами вряд ли мог прочно усидеть на хеском престоле. Вернувшись с войны, Сигмар не вспомнил о своих обязательствах, а Эсме не посмела ему навязываться, до поры искренне веря в наставления Сиобхан, проповедывающей  кротость и послушание как главные женские добродетели…

- Время падает в пропасть Утгарда и никогда не потечет вспять.

Со всей определенностью новобрачная вдова могла утверждать, что священник называл фамилию Рагнара, если не во время самого обряда, то до или после него. Но, вот незадача, вспомнить ее принцесса никак не могла, поскольку в ту минуту меньше всего интересовалась тем, к какой семье принадлежит ее супруг. Если пропустить сквозь сито здравого смысла все, что Эсме успела узнать о человеке, за которого она вышла замуж, в сухом остатке оставалось до смешного мало.

«Мы обязательно умрём с тобой в один день. Но не сегодня, а лет этак через сорок.»

Рагнар. Рагнарёк. Странствующий маг и воин. Брат Золотого Адо, важного человека, по словам Майи, и по тому, что леди Маккена своими глазами видела в «Толстой Маргарите». Даже если бы девушка помнила их родовое имя, было бы неосторожно называть его принцу, чтобы не навлечь новую опасность на голову деверя и его людей: ведь тогда, на крыше Сигмар еще не знал о свадьбе, а потому позволил беглецам уйти с миром и забрать тело для достойного погребения.

- Есть ли разница в том, как зовут мертвеца, милорд? – терпеливо спросила Эсме, понимая, к чему ведет Сигмар – даже если бы Рагнар принадлежал к одной из знатнейших хеских фамилий (это же было крайне сомнительно), он все равно не мог считаться равной, достойной партией для единственной дочери Кеннета Тарийского. Пусть неохотно, но браки с дворянами допускались в случаях, если у государя сидело по лавкам с полдюжины королевен на выданье, ибо на всех просто-напросто не хватало принцев, а лишняя опора трону в родной стране еще никому не мешала.

+2

16

- Время падает в пропасть Утгарда и никогда не потечет вспять.

Казалось почему-то, что среди всех фраз, сказанных Эсме до того и поныне, именно эта незначительная, упомянутая лишь вскользь и для красоты слога метафора коснулась Сигмара глубже всех прочих.
- "Я падал в бездну вслед за ней, чтоб ей отдать утраченные крылья, но тяжесть спутанных оков её тянула за собою - как всё ушедшее, во мрак небытия. Стирал я руки до костей, тщась разорвать жестокие путы, не внемля слов их и верить не желая, что нет доселе и не будет во всех девяти мирах силы той, сразить что сможет сии цепи..." - глядя куда-то в сторону и в открывающуюся внутри золотистых глаз пустоту, медленно и с задумчивой меланхолией произнёс Сигмар, тихо и невесело усмехнувшись после этого, - Бальдр из Верхельма, "Тропою тумана".

Принц хотел произнести ещё что-то, но вместо того, медленно вздохнув, вновь взглянул на Эсме.
- Вот только вы ли принимали решение? - мягко, но с прежним привкусом иронии коснулся Сигмар золотистым взглядом зелёных глаз тарийки. Разбойник-маг, возможно беглый, о котором сама Эсме, судя по всему, почти ничего не знает, но буквально в течении пары часов умудрилась посчитать своим мужем, вся странная история, рассказанная принцессой о своих похождениях - всё это наталкивало на определённые выводы.

- Вы ведь слышали когда-нибудь о магии Эль-Фуэго? - продолжил хес, разглядывая лицо рыжеволосой девицы.

+3

17

Когда-то давно одна маленькая  влюбленная  принцесса очень хотела понравиться своему ученому жениху. Как паж усердно машет деревянным мечом, надеясь однажды сойтись в поединке с чемпионом турнира, так и Эсме  бралась за книги, которые прежде читал Сигмар, пытаясь найти смысл в знакомых буквах, которые упорно не желали складываться в понятные слова. Она продиралась сквозь историю и географию, стратегию и мемуары, фортификацию и навигацию, словно через заросли терновника, раз за разом возвращаясь к уже прочитанному и с удивлением обнаруживая, что понимает все больше и больше.

Никому не было дела до того, что ищет смешная девчонка в библиотеке, такой же неуютной и стылой, как остальные помещения эрхольмского дворца. Никто не подсматривал, как она благоговейно касается закладок, оставленных принцем в самых необъятных томах, как пытается разгадать отрывистые пометки на забытых между страницами клочках бумаги или как на мгновение прижимается к развороту щекой, воображая, будто чувствует запах и прикосновение кёнига.

Эсме не знала, что он читает и стихи – наверное, эти книги Сигмар держал в своих покоях, куда путь ее любопытству был заказан. На мгновение глаза принцессы широко распахнулись от восхищения, как бывало в прежние времена,  но эта искра интереса угасла так же быстро, как и вспыхнула: тарийка задумалась над смыслом чеканных строк. Мудрено было понять, что пытался сказать ими кронпринц. Именно сейчас девушка не чувствовала на себе оков и не сожалела об утраченных крыльях, если под этим его высочество намекал на ее потерянную в опрометчивом браке невинность.

- Почему вы сомневаетесь, что я способна отвечать за собственные поступки, милорд? Я могу присягнуть – меня не принуждали, не запугивали. Все, что я сделала, я совершила по доброй воле. 

Она чуть нахмурила брови, припоминая – Алацци со своими обычаями, языком и магией мало интересовала принцессу Тары, несмотря на то, что ее матушка была из рода Лукани и, следовательно, представляла самую что ни на есть чистую кровь грандов. Матери в жизни Эсме не существовало, ее с успехом заменили Сиобхан и леди Маклюр – невнятные слухи, доходящие до слуха принцессы, говорили о том, что королева Анна в давней распре со своим мужем и годами не обменивается с ним ни словечком, уединенно живя в одном из блэкфордских монастырей.

- Эль-Фуэго – это что-то, связанное с приручением животных. Не уверена. Никогда не интересовалась подобными вещами. Почему вы заговорили об этом сейчас?   

+3

18

- Я сомневаюсь не в этом, Эсме. - мягко продолжил Сигмар, в первый раз за их разговор назвав девушку по имени, после чего, убрав руки с груди и пройдя чуть вперёд, задумчиво продолжил: - Эта магия Эль-Фуэго, про которую я спросил, связана не лишь с приручением животных, а в числе прочего с возможностью увлечь и заставить любить себя любое живое творение Создателя. - Сигмар внимательно посмотрел на принцессу, словно бы пытаясь разглядеть эту упомянутую магию, - Маг вкладывает волю в свои слова - красивые, многообещающие, ложащиеся на душу слушающего сладкой патокой комплиментов, соблазнительных намёков и влекущих обещаний - они текут сквозь уши прямо ваше в сердце, заставляя его биться чаще, заставляя вас верить и желать верить этим словам. И вот уже не ваши мысли заполняют вашу голову, не ваши чувства цветут в вашем сердце - а лишь те, что с сладкими речами или песнями впустил в вас маг. Человек погружается в иллюзию любви, грёзу, насланную на него магом ради своей потехи или ещё каких бы то ни было целей. Он думает, что любит, охотно верит в это, когда на самом деле его чувства являются лишь вложенной в него волей мага, обёрнутой в прекрасные слова и образы...

Чуть склонив в сторону голову, кёниг прервал воцарившееся на миг молчание, более ясно взглянув на тарийку:
- И вот, волею судьбы вы натолкнулись на мага из гильдии воров. Возможно, что беглого, или иного другого. Не зная о нём практически ровным счётом ничего, кроме имени, вы вдруг влюбляетесь в него и не более, чем через два часа уже готовы идти с ним под венец. Он ведь окутывал вас красивыми речами и рисовал чудесные образы грядущего, так? - в голосе Сигмара не было ни торжества, ни упрёка, ни презрения или снисхождения. Слова его были медленно-задумчивыми, какими-то меланхолично отстранёнными, словно бы хес прямо сейчас размышлял над сутью и смыслом сказанного и вместе с тем искал что-то в изумрудных глазах Эсме. И вовсе не следы заклятий среброволосого мага.

Она не захочет в это верить, как мы не хотим покидать понравившийся нам сон.

- Вам не холодно? - искренне обеспокоенно добавил Сигмар, вновь скользнув взглядом по обнажённой фигуре принцессы.

+2

19

Пару мгновений Эсме оторопело смотрела  на кёнига, пытаясь до конца осознать его предположение, потом решительно покачала головой и повернулась к шкафу, желая не столько найти какую–нибудь одежду, сколько дать себе время на раздумья.

На полках обнаружилось постельное и мужское белье, принцесса наугад вытащила из стопки тонкую льняную рубаху, слабо пахнущую сыростью. Она оказалась достаточно длинной, чтобы прикрыть девичьи бедра, а уж рукава свисали намного  ниже запястий. С преувеличенной аккуратностью подворачивая манжеты, леди Маккена присела  на край кушетки, стараясь собраться с мыслями.
   
- Эль-Фуэго – это как-то совсем не по-хески, - вырвался у нее нервный смешок.

Неужели Сигмар был прав, и все ее чувства на самом деле созданы лишь волей мага? Сомнение ощутилось на языке горьким желчным привкусом. Не была ли она слишком доверчива? Ведь поначалу даже самой Эсме казалась странной та легкость, с которой она устремилась навстречу Рагнару…

Зачем бравому воину, умнице и красавцу, тратить волшебство, зачаровывая шлюху в бане? Он уплатил за свое удовольствие и мог пользоваться ею в меру своих сил и фантазии. Рагге был так красноречив, что склонил бы к греху и святую подвижницу – ну вот только один разочек, попробовать! – и если бы потаскушке вздумалось ерепениться, уломал бы ее буквально парой ласковых слов…

«Так это же и есть та самая магия, о которой говорит Сигмар».

Хорошо, предположим, Рагнар потехи ради воспользовался чарами, чтобы увидеть, как рыжая строптивица  млеет и трепещет в его объятиях. Но зачем потребовалось затевать целое представление со свадьбой? Как-то слишком много усилий ради того, чтобы произвести впечатление на гулящую девку.

И ладно, пусть Эсме была под влиянием Эль-Фуэго, значит, могла с радостной улыбкой вскрыть себе вены ради возлюбленного. Но Адо Золотой-то находился в здравом рассудке, его взгляд был ясным и острым, как сталь дорогого клинка, и он закатил настоящий пир на весь мир вряд ли только из желания потрафить меньшому братишке-озорнику.

Да, ши могут исказить зрение смертного так, что тот ночь напролет будет пить из пустого кубка, с аппетитом жевать солому, нахваливая мастерство повара, и набивать карманы осенними листьями, принимая их за червонное золото. Вот только смертный обычно был один на один  с целым Благим Двором – даже если предположить, что Рагнар заодно заколдовал и собственного брата, неужели его могущества достало бы и на целый трактир народу? И снова нет ответа на главный вопрос – зачем?

Наконец, иллюзией могли быть любовные восторги, но трупы в «Толстой Маргарите» были настоящими. Люди Сигмара сражались не с миражами, и стрела хеского лучника пронзила не воздух, но живую плоть тарийской принцессы. Неужели кёниг полагал, что даже умирая ради спасения Эсме, Рагнар все еще стремится покрасоваться перед кем-то?

Объяснение, предложенное ей принцем, было удобно  для них обоих и позволяло закрыть глаза на все происшедшее. Если бы Эсме по-прежнему намеревалась одурачить своего августейшего жениха, она бы охотно ухватилась за эту возможность.

- Даже если это были чары, милорд, они сделали меня счастливой. Я чувствовала себя любимой, желанной и защищенной. Меня никогда так замечательно не обманывали.

Она немного помолчала, рассеянно перебирая складки рубахи у себя на коленях.

- Ваш отец изнасиловал меня. Просто, без волшебных сказок и комплиментов.

+3

20

Тихий, мерный шелест пламени в чреве камина, с лёгким эхом разлетающийся по каменной комнате - некоторое время лишь он нарушал воцарившуюся вокруг тишину.

- Я знаю... - медленно, словно бы отстранённо, выдохнул Сигмар, глядя куда-то в пустоту, - Узнал несколько дней назад... Пусть и надеялся, что это лишь версия и неправда. До сих пор надеялся.

Что тяжелее принять душе: несчастье, о котором узнаёшь сразу и бесповоротно, или же вспыхнувшую рядом напасть, долгое или короткое время оставляющую тебе кроткую тщетную надежду, что напасть эта лишь плохой сон, тёмная грёза, готовая развеяться при первых лучах рассветного солнца - надежду столь робкую, что в неё не веришь, но в которую страстно хочется верить - и всё лишь затем, чтобы в назначенный час надежда эта выпорхнула из твоих рук, рассыпавшись пеплом и глухими отзвуками эха, растворяющегося в окружающих тебя мраке и тишине, оставляя тебя один на один с сей тёмной грёзой, ставшей явью? Сейчас эти короткие, ясные слова Эсме не стали ни шоком, ни новостью для кёнига... Но ударили много больнее, чем тогда, когда он в первый раз их услышал.

Хотелось что-то сказать, разрывая застывшее между ними молчание. Сказать ей хоть что-то, что угодно, будто бы слова могли исправить совершенное с принцессой. Но Сигмар не ведал, что - потому что любые слова казались слепыми, пустыми и бессмысленными для этого.

+2

21

«Я ждала тебя, а ты все не приходил. Я так долго ждала. Мне было так страшно…» - затихал где-то в белой дали голос девочки в золотом венце из шамрока.

До сих пор надеялся. Целых несколько суток. В какой день и час из минувших двух лет перестала надеяться на принца-освободителя Эсме, осознав, что у нее нет иной защиты, кроме собственной изворотливости? Сигмар выглядел таким подавленным, что его хотелось приласкать и утешить – подобного она ожидала меньше всего. Много раз эта сцена рисовалась в ее воображении: иногда в прихотливых видениях кёниг бурно гневался, подобно своему батюшке, сулясь убить злодея или, напротив, распутную девку, иногда холодно распоряжался постричь ее в ближайшем монастыре или заточить в башне… словом, поступал так, как можно было ожидать от Северного Волка, сына Олафа Сильного. Принцесса на мгновение ощутила себя такой же растерянной, как и ее нареченный, пытаясь найти правильные слова, которые не заставят Сигмара считать, будто ей что-нибудь от него нужно, начиная с сочувствия и заканчивая денежным возмещением ущерба – последнего, впрочем, не потерпел бы король Кеннет. 

- Тогда я рада, что между нами не осталось недомолвок, - голос Эсме прозвучал мягко, почти сочувственно.

«… а когда мне было совсем плохо, я лежала с закрытыми глазами и представляла, как мы вместе плывем на драккаре под полосатым парусом в Тару, и на губах у меня было солоно, как от моря, потому что я плакала…»

Она качнула головой, будто боялась, что этот призрачный голосок достигнет слуха Сигмара, торопясь поведать ему, как уязвима и слаба может быть леди Маккена при всем своем крапивном духе.

- Как мы будем жить дальше, милорд?

Ничто не мешало ей заявить о своем намерении поутру возвратиться в Шамрок-Касл или даже в Балликенну, за эти годы из родовой цитадели превратившуюся в волшебный замок, что скрыт за облаками и туманами. Возможно, Сигмар даже не стал бы ее отговаривать – но все же Эсме хотела понять, что скрывается за его сдержанностью.

+2

22

Сигмар в ответ невесело усмехнулся, разглядывая виднеющуюся кое-где на каменных стенах резьбу древних урд.

- ...Нет, остались. С моей стороны, - хес медленно присел на одно колено перед камином, протянув руку к колышущемуся пламени, словно бы желая взять его в ладонь, и пристально рассматривая его, - Вот только вы мне всё равно не станете верить. Не захотите - потому что вам будет слишком больно в это верить.

Огоньки пламени тонули в зрачках кёнига, смешиваясь с золотистыми озёрами глаз в единый, чуть мерцающий сплав светлячков - огонь отблесками бежал по металлическим пластинам доспеха, будто блики по вечернему морю, рисуя неясные, тлеющие символы на груди Сигмара. Говорят, что среди прочего вечно можно смотреть на огонь - он сжигает мысли, слизывает их рыжими языками, плавя и обращая в прах все думы, оставляя в глазах и душе лишь гипнотизирующий жар. Да, огонь способен укрыть тебя умиротворяющим пледом... Но не способен вылечить.

Вот только внутри у Сигмара, вопреки мерцающим в глазах отблескам, был вовсе не огонь - в противоположность ему гулко свистели в ушах стоны бесконечного зимнего ветра, леденящего лицо вьюгой и угрюмой метелью осыпающего белым пеплом снега.

- Как мы будем жить дальше, милорд?

Знал ли сам кёниг ответ на этот вопрос? Может и знал - но сейчас в голове у него не было ответа, как он не пытался его найти. Есть ли у вас - даже хотя бы у тебя одного - будущее, Сигмар? Или тени погребённого под снегами прошлого - это всё, что во мне осталось? Но в следующий же миг Сигмар понял, насколько глупыми были его мысли. Прошло четыре года, а ничего так и не изменилось. Я всё ещё тень. Хес отбросил из взгляда огонь, повернувшись и вновь посмотрев на Эсме. Тлеющие на груди символы вновь запылали ярче. Что бы ни случилось, я не дам тебе стать тенью.
Больно прикасаться к острым граням осколков, собирая себя заново. Но следующий за этой болью покой невозможно получить никаким иным образом.

- Нелегко, когда тебе никто не верит. Ты начинаешь не верить самому себе, - задумчиво добавил кёниг.

Отредактировано Сигмар III (2014-09-05 15:03:44)

+2

23

Слова Северного Волка звучали странно – в тех редких случаях, когда короли утруждают себя ложью, дурным тоном, переходящим в опасность для жизни, считается выказать сомнения в их искренности.  Трудно было даже вообразить, чтобы кто-то оказался настолько непочтителен по отношению к престолонаследнику Хестура, начиная от товарищей по оружию и заканчивая ближайшими родственниками.

Кёниг отвернулся, предпочитая теперь смотреть не в лицо своей несостоявшейся жене, а вглядываться в шальную пляску языков огня, бросающую причудливые отблески на его лицо и торс. Верный знак, что речь должна была пойти об Эдит – других недомолвок со стороны Сигмара тарийка предположить не могла. Она не стала рассказывать ему о собственных переживаниях и менее всего хотела сейчас выслушивать историю его запретной любви к родной сестре, чувстве, которое наверняка заставляло принца терзаться от жгучей смеси вожделения и стыда. Может быть, он надеялся даже на сочувствие со стороны Эсме, после того, как проявил столь замечательную сдержанность, узнав о том, что было между ней и Олафом? Наверное, это было бы честной сделкой, но всё же принцесса испытывала внутреннее сопротивление при мысли о том, что должна с искренним участием выслушать сердечные тайны принца.

- Я ни в чем не виню вас, милорд.

Вот так. Коль скоро она отпустила Сигмару грехи, тайные и явные, как это перед тем сделал он, можно надеяться, что теперь обойдется без истории о том, как грешное чувство овладело духом северного принца. Эсме много лет копила в себе желчь, но с готовностью отказалась от возможности излить ее, лишь бы не возвращаться к прошлому.

- Вы не должны разговаривать со мной, если не желаете этого. Должно быть, вы очень устали. Не позвать ли вашего оруженосца, чтобы он помог вам снять доспех?

Самое страшное – в понимании принцессы – было уже озвучено, и теперь, когда с ее плеч свалилась давняя тяжесть, ей казалось, что мышцы все еще мелко-мелко дрожат от напряжения. Она спешно выкладывала эти свои «вы» и «милорд» в стену, которая отделила бы ее от Сигмара, не позволяя им приблизиться друг к другу слишком близко, на расстояние, которое позволяет увидеть за титулом человека.

+2

24

- Нет, - спокойно, но твёрдо ответил принц, поднимаясь и медленно шагнув в сторону книжного шкафа, - Желаю.

Любая правда, какой бы тяжёлой и болезненной она ни была, всегда весит меньше, чем лежащая на душе ложь, недомолвки и недопонимания. Они не могли рассказать правду друг другу уже несколько лет - слишком много, слишком долго, чтобы уходить от этого разговора. "Истина ничего не желает более, чем быть раскрытой..."

Он подошёл чуть ближе и сел в стоящее неподалёку от кушетки Эсме кресло, развернув его так, чтобы сесть напротив тарийки.
- Хмм... Странно это - я не один раз представлял этот разговор, но сейчас не знаю, с чего и начать... - задумчиво усмехнулся Сигмар, глядя куда-то в пустоту, - Наверное, впрочем, лучше рассказывать по порядку - так, как оно было на самом деле. Всё началось четыре года назад, на Северном Хребте, не помню только, какого дня и месяца.
Нелюдь часто нападает на Хребте, пролезая по горным перевалам - но в тот раз они как будто... взбесились из-за чего-то. Нападали целыми ордами, слаженно и продумано - ломали или перелезали через частокол и деревянные стены форпостов, иногда даже добирались до дальних горных деревень... После таких походов от людей, живших там, оставалось только кровавое месиво. Они собирались так быстро и приходили так часто, что мы тогда пришли к выводу, что у нелюди должно быть новое гнездо, а то и несколько гнёзд где-то совсем рядом с северными предгорьями, или даже в самих горах. В тот месяц четыре форпоста они уничтожили полностью - разорвали всех до единого, кто не успел убежать...
- кёниг поднял взгляд на Эсме, - Нужно было найти эти гнёзда, и уничтожить их, все до единого. Мы собрали несколько крупных отрядов, и выдвинулись на север - за Хребет, в ледяные пустоши, обследуя предгорья и те земли, что дальше. Одно нашли - оно и впрямь было недалеко - умудрились сжечь его. А вот дальше... Дальше было пусто. Такие же орды продолжали нападать - но других гнёзд мы не могли отыскать, как ни пытались. В своих поисках мы углубились дальше на север, и тогда... - Сигмар угрюмо полу-усмехнулся, - Нашли уже нас.

Хес медленно расстегнул и стянул с рук стальные перчатки, отложив их в сторону и бесцельно рассматривая свои пальцы.
- В бесконечном буране нелегко разглядеть затаившихся. Они нас ждали: устроили засаду, набрасываясь из ниоткуда со всех сторон. Помните Фридмунда - он был со мной на помолвке? Его у меня на глазах разорвали пополам две громадные твари - вспороли живот жвалами и оторвали ноги. Он не издал ни звука - только, кажется, не понял, что произошло... Ещё одному - Хальдрик его звали, молодой совсем был - откусили голову. Настолько странно, настолько... нелепо... Вот он стоит перед тобой, вот с каким-то гулким, непонятным хрустом защёлкиваются челюсти на его шее - и вот он всё ещё стоит, но выше окровавленного горла лишь пустота. И ты как-то понимаешь, что что-то неправильно, не так, как должно быть - но даже не сразу осознаёшь, что Хальдрика уже нет, что он только что умер... - Сигмар на некоторое время замолчал, пока янтарные глаза не взглянули в лицо девушки.

- Четверым, включая меня, удалось вырваться с северной стороны, убегая дальше в ледяные пустоши. Удалось ли вырваться ещё кому-нибудь - не знаю. Все же, кто остался там... остались там навсегда. Часть нелюди бросилась за нами - убегая, мы решили разделиться, чтобы разделились и преследующие нас чудовища, и на каждого из нас приходилось меньше тварей. Не знаю сколько мы вдвоём рвались сквозь вьюгу - но когда нас осталась преследовать лишь одна, самая упорная тварь, мы остановились и подстерегли его. Закололи, и в заволокшем глаза алой пеленой остервенении долго били, резали, кромсали дробили уже давно мёртвое тело, пока на его месте не осталась лишь растёкшаяся по снегу жижей кровавая клякса... Нас осталось двое, в центре неизвестности - но... Рагне был сильно ранен. И несмотря на то, что мы сумели пусть кое-как, но обработать и перевязать его раны, к исходу дня холод добил его. Так я остался один, посреди укрытой метелями бесконечной ледяной пустоты...

Отредактировано Сигмар III (2014-09-12 20:16:50)

+2

25

«Ну и что?» - чуть было не вырвалось у Эсме, когда принц начал свое скорбное повествование. Башмачник или лудильщик не сетуют на свое ремесло, землепашец, сцепив зубы, тянет плуг по каменистому полю, а золотарь, зажав нос, ступает в нечистоты. Дело же воина – сражаться и умирать, дело конунга – вести своих воинов на битву. Каждому Создатель предопределил свой удел, оттого-то и мудро разделил людей на сословия: тех, что возносят хвалу милости Его; тех, кто обнажает оружие во имя Его; тех, кто совершает ежедневный труд для благополучия чад Его. Разве не учили маленького кёнига так же, как наставлял духовник крошку-принцессу? Нет большей отрады для рыцаря, чем война, и большего почета, чем гибель на поле брани. Кому, как не хесам, было сделать это ежедневной молитвой – с их чертогами павших героев и верой в позорность смерти на соломе?

По мере того, как Сигмар говорил, девушка смотрела на него со все увеличивающейся растерянностью, будто он просил не просто выслушать и понять его, а промыть и уврачевать безобразную гноящуюся рану.

Думать о воинах на Хребте, как о фигурках с миниатюр в часослове, было куда проще, и Эсме давно привыкла видеть принца одной из них, в коронке сусального золота поверх кольчужного капюшона. Теперь же Сигмар открывал перед ней вещи, о которых леди Маккена предпочитала не думать и не знать, до конца его повести явно было еще далеко, а девушка была близка к тому, чтобы потерять остатки самообладания и попросту зажать уши. Ее мудрость, обретенная в четырех стенах, не годилась для того, чтобы давать утешение человеку, на глазах у которого твари откусывали головы его товарищам. Ее одиночество при дворе короля Олафа было несравнимо с переживаниями умирающих посреди заснеженной пустоши. Эсме не просила участия или сочувствия от принца, а потому не понимала теперь, чего же он ожидает от нее. 

Рассказывал ли Джед своей леди Куин о том, как несло паленым мясом от чумных костров в осажденном Кэр Киллин? И если да, что дОлжно отвечать женщине, когда мужчина раскрывает перед ней историю своего поражения?

Сигмар отвел глаза, рассеянно изучая взглядом свои кисти, будто внезапно засомневался в том, стоит ли продолжать, и тарийка невольно уставилась туда же, будто кто-то поутру станет расспрашивать ее об особых приметах принца.

- Из ваших людей я помню только Хейма, - пробормотала девушка, на мгновение снова возвращаясь мыслями ко дню помолвки и тому зеленоглазому нордлингу, что первым заметил подсматривающих девиц. Казалось, с той поры минули десятилетия. Эсме сама не знала, зачем упомянула о нем – меньше всего она хотела бы услышать, как он погиб от лап горных чудовищ.

По меньшей мере, теперь она понимала, почему Сигмар избегал ее прежде. Переполненный своей болью, он нуждался в помощи, которой юная девочка дать ему не могла. Даже сейчас, уже повзрослев, обретя некоторый жизненный опыт, она не умела утешить кёнига, что и говорить, о той поре, когда страдание было для нее просто словом в песне…

- Мне очень жаль, милорд.

Она неуверенно, почти робко опустила свою ладонь поверх его, не решаясь пожать или погладить, чтобы принц не нашел в этом жесте чего-то иного, чем обычное человеческое участие. В это мгновение Эсме встретилась с ним взглядом – и Сигмар больше не отпускал ее, будто хотел рассмотреть в ее глазах, как в волшебном зеркале, что-то сверх собственного отражения. 

- Я слушаю, - тихо проговорила она. - Слушаю.

+2

26

Сигмар как-то рассеянно взглянул на накрывшую его кисть ладонь девушки, словно бы не до конца понимая, для чего Эсме её положила, а затем вновь поднял взор на принцессу, разглядывая её лицо и глаза. Слова потекли дальше.

- Как сумев, я похоронил Рагне там же, забрав только его тёплую одежду. Хотел проследовать назад по следам, но метель... скрыла всё слишком быстро. Бредя сквозь залепляющую взор вьюгу, я заночевал под каким-то ледяным наростом, навроде небольшого грота - а когда открыл глаза, обнаружил, что метель улеглась, и я стою посреди тянущейся до горизонта ледяной пустоши. Так началось моё долгое путешествие в никуда. Иногда я думаю, что оно и сейчас продолжается, - мрачно усмехнулся на последних словах Сигмар.

Пара мгновений вновь окрасились задумчивой тишиной, но очень скоро утекли, как все прочие мгновения.
- Я до сих пор не знаю, как я тогда выжил. Пытаясь найти хоть какие-то следы или приметы, я плутал только ещё больше, и даже звёзды, загоравшиеся на небе под вечер, словно бы перепутались, и не давали никакого ответа. К концу второго дня я понял, что совершенно не знаю, где я и куда мне идти - и тогда я начал идти... куда-то. Просто идти.
Не знаю, сколько я всего там бродил. Дни, недели, может месяцы... Я помню жуткий холод, сковавший собою всё без исключения вокруг. Своё дыхание, замерзающее в глотке даже на выдохе, и воздух, ледяными иглами вонзающийся в кожу. Как позже начались бесконечные полярные ночи, и солнце покинуло небосвод над ледяной пустыней... Помню, как убегал и прятался от снующих тут тварей, вжимаясь порой в камень в три раза меньше тебя самого, слушая, как приглядывается и в миллиметрах от тебя проползает мимо одна из громадных тварей. Как засыпал каждый раз в ожидании, что проснусь от того, что мне вспорет живот и будет разрывать на части какое-то из чудищ... Как считал время по стуку собственного сердца, размышляя, сколько ударов сердца у меня есть ещё в запасе и хватит ли их, чтобы дотянуть до окончания очередного дня. Как ел снег, чтобы утолить жажду и хоть чуть-чуть затушить нестерпимый голод - и помню, с каким позже упоением впивался зубами в сырое мясо одного из редко попадающихся не ядовитых нелюдей, обгладывая всё, что мог обглодать с его костей и панцирей, и съедая полупереваренное содержимое его собственного желудка... Я даже умудрился развести огонь из жира одной твари... А про себя же тем временем удивлялся - что в этой безжизненной пустыне едят сами нелюди, если они рождаются в этих снегах?..

Ледяной принц продолжал задумчиво рассказывать, и голос его словно эхом отдавал тихим холодом и снегом, вливаясь в уши свистом вьюги и тянущейся до скончания времён метели.
- А ещё там было северное сияние. Оно чертило чёрное небо своими прекрасными узорами, везде и всюду взирая на то, что творится на завёрнутой в белый саванн земле, и молчаливо наблюдало, а я спрашивал его, зачем оно позволяет твориться всему тому, что происходит в нашем мире. Зачем было нужно столько страданий, столько грязи и несправедливости, зачем было создавать столько людей, если их жизни будут посвящены лишь мучениям, не нужных и не помогающих никому? Северное сияние в ответ молчало, лишь ползая по небу змеями и подмигивая своими огоньками... Но мне нравилось говорить с ним. Я беседовал с ним обо всём: о жизни и мире, о смыслах и причинах, о книгах, богах, королях и землях, о музыке и поэзии, о вас и об Эдит... Порой его молчание было лучшим ответом на задаваемые мною вопросы - ведь порой твой собственный вопрос даёт тебе гораздо больше, чем полученный на него ответ. А я бродил сквозь завёрнутую в ночь вьюгу по бесконечному и безвыходному лабиринту снегов и начинал понимать, что в голове у меня уже не мои мысли, а чьи-то чужие, и этот чужой требует себе места, требует разделить с ним моё сердце - я отказывал ему, говоря, что на двоих у нас не хватит ударов... А потом появился Третий. Он шептал ледяным ветром, он касался меня царапающим кожу снегом, накрывая глаза белой пеленой - он говорил мне, что на самом деле вовсе не было ничего до этого ветра, что всё это был лишь сон, привидевшийся в страшном бреду. Он говорил мне, что я изначально был здесь, что я родился и жил в этих пустошах всегда - что вовсе не существовало никогда никакого прошлого... Что вся моя память - лишь отголоски моего страшного, тягостного сна, и что нужно лишь отогнать их, и всё вновь станет так, как должно. Что нужно лишь затушить тревогу, продолжающую тлеть маленьким огоньком в сердце, и тогда я вновь стану своим в этом царстве льда...

Огонь тихонько трещал, замещая голос кёнига в воцарившейся на миг тишине.
- Только тогда я понял, что эти обрывки снов мне гораздо дороже, чем то, чем я был сейчас. Я помню, что сказал ему, что у меня слишком золотые глаза для этого царства, и что мне не нужны его объятия. Что я построю собственное царство, из снов и воспоминаний, с короной из северного сияния, и заставлю их стать реальностью, а этот лёд лишь сном. И тогда я начал пробуждаться. В отчаянье и в гневе я бросался на встреченных мною нелюдей, кромсая и рубя их яростно, кроваво, преследуя их, будто дракон, парящий за своей добычей. Я не знал, что делать, не знал, куда идти - но я знал, кем мне быть. Я следовал за своей памятью, за теми лицами, что всплывали из неё, за голосами тех, кто мне был столь дорог. Я шёл за образами тех, кого хотел видеть больше всего на свете, и ради кого я всё ещё хотел жить. Огонь безумия в смеси с жаждой жизни - причудливая алхимия... Одна из ядовитых тварей глубоко полоснула меня когтями по боку - яд начал медленно расползался по мне... Это было больно, страшно больно - эта боль заставляла меня малодушно желать смерти, но именно эта же боль продолжала напоминать мне, что я ещё жив. Я шёл по ледяной равнине, слабее всё больше и больше, падая и продолжая ползти по снегу... Когда я, обессилев, вновь увидел северное сияние над своей головой, я протянул к нему руку и схватился за него, карабкаясь по мерцающим змеям и продолжая ползти дальше сквозь небо, радуясь и благодаря сияние, что оно не оставило меня в беде... И когда я увидел перед собой человека, не бывшего мною, я понял, что начался рассвет - и провалился в беспамятство.

+4

27

Представить себе изумрудные луга Тары, такие же бескрайние, как море, только закрашенные густой молочной белизной, будто какая-то великанша опрокинула подойник, заливая весь окоем. Вообразить низкое небо, как потолок в бедняцкой хибарке, до которого невозможно дотянуться кончиками пальцев – просто потому, что нет места выпростать руку во всю длину, и такое же дырявое, как тростниковая кровля, сквозь которую свободно проникают ветер, дождь и снег. Ощутить холод, который так докучал принцессе в Эрхольме, только в десятки раз сильнее, обжигающий, всепроникающий, склеивающий ресницы инеем, обращающий воздух в колючие репейные комья. И, наконец, остановить время, сделать утро неотличимым от полудня, а рассвет от заката.

Страшно. Страшнее даже, чем поединки с тварями, чем смерть товарищей и собственные кое-как перевязанные раны.

Но даже попытавшись представить себя на месте Сигмара, даже проникнувшись его отчаянием, Эсме все равно не понимала, зачем он делится с ней историей своих странствий по ледяной пустыне. Они не были настолько близки, чтобы принца преследовала неотступная потребность излить душу именно своей невесте, а не духовнику или доброму другу за кружкой браги.

«Я беседовал с северным сиянием о вас и Эдит».

Упоминание о золовке никак не отозвалось в сердце девушки, будто и не было прежде едкой ревности, пробуждавшейся всякий раз, как кёнигин принималась рассуждать о достоинствах брата и его блестящей будущности, в которой Эсме с трудом находила свое – законное, между прочим - место.

Письмо о том, что наследник престола пропал без вести где-то за Хребтом, в столицу не приходило. Вероятно, те, кто должен был сообщить конунгу эту скорбную новость, решили не торопиться, помня о нраве Олафа и неизбежной судьбе гонцов, приносящих скверные известия.
А может быть, король Хестура знал о возможной гибели своего первенца, и до поры принял обет молчания, пока судьба Сигмара до конца не прояснится? Кто мог знать или хотя бы догадываться, чего стоило ему показное спокойствие…

Что могло бы измениться в жизни леди Маккена, если бы ее жених остался навеки в снегах и метелях?  В ту пору Олаф относился к ней вполне еще по-отечески, но, как он несколько раз дал ей понять, уже тогда находил ее привлекательной для мужского взгляда. Скорее всего, выждав положенный срок, он сам повел бы несостоявшуюся невестку к алтарю.  Не исключено, впрочем, что тарийская принцесса досталась бы по наследству Дэвину, нет ничего зазорного в том, чтобы младший брат пользовался игрушками после старшего. Наконец, она могла бы возвратиться в Тару, где отец подыскал бы ей новую партию, или отправилась еще куда-нибудь, чтобы стать частью выгодной политической сделки.   

Принц продолжал свой рассказ, и дыхание холода, которое не могло, не должно было дотянуться сюда, казалось, делалось все ощутимее, лизало шершавым языком босые ноги принцессы, забиралось под тонкое полотно чужой рубахи, заставляя мелко дрожать от бегущих по коже мурашек. Рука Эсме все так же неподвижно лежала на ладони Сигмара, будто они надеялись хоть немного согреть друг друга этим простым прикосновением, но девушке казалось, будто кожа принца ощущается неестественно прохладной.

«А может быть, он правда умер в пустошах?» - промелькнула безумная мысль, и тарийка невольно встряхнула головой, пытаясь отогнать нелепую выдумку.

- Этот неизвестный, он спас вас? – спросила она участливо, вглядываясь в точеные черты Сигмара, изысканно подсвеченные пламенем в очаге. Принц всегда казался ей совершенно-прекрасным, как статуя в пресептории, вышедшая из-под волшебного резца Висканти, и таким же отстраненным. Сейчас, когда он говорил о своих скитаниях в царстве вечной зимы, установилось полное равновесие между его видом, духом и речами, так что Эсме начинала больше пугаться, чем сочувствовать. 

"Человек ли ты еще, Сигмар Бирген? Или только оболочка для бесприютного духа?"

+2

28

- Да, спас... И вместе с тем, наоборот, - туманно ответил Сигмар, задумчиво глядя на тонкую ладонь девушки, накрывшую его кисть. А после вновь поднял на неё чуть загадочный взгляд и со слабой улыбкой усмехнулся, будто бы прочитав её мысли:

- Думаете, я тогда умер? Мне тоже иногда так кажется: что я всё ещё лежу там, на снегу, и только яд течёт по моим жилам - и всё, что было после, не более, чем странно затянувшееся предсмертное видение... Бред, конечно - правда, место, где я очнулся, и впрямь было немного похоже на царство мёртвых... - с ещё одной усмешкой добавил он.

Где-то за окном что-то тихо просвистела какая-то птица. Время ждало продолжения рассказа.
- Когда я очнулся, и не сразу вспомнил, что происходило, как я здесь очутился и даже кто я такой. Вернее, не то, чтобы я не помнил этого - у меня просто не было в голове ни одной мысли о своей принадлежности... Я обнаружил себя в одиночестве в необычном, полу-каменном, полу-деревянном круглом домике, похожим на строения древних империй - а когда же я выглянул за двери этого домика, моим глазам предстала большая зелёная и северная долина, причудливым образом сочетающая соседство луговых трав с белоснежными глыбами льда, кристальных озёр с острыми пиками скал, обросших по краям мхом и яркими горными цветами. Не зная, где я очутился, я бродил по старым каменным тропам и, снедаемый любопытством, осматривал древние камни и статуи, торчащие меж деревьев, полуразрушенные здания с причудливой резьбой в долине, круглые каменистые пруды, прячущие рядом с собою гейзеры... Мне попадались по пути олени и лоси, песцы, волки и даже медведи - но никто из них не приближался ко мне, лишь провожали взглядом и отходили подальше, когда я пытался приблизиться к ним. Меня это, впрочем, не особо волновало - куда больше мне было интересно изучить то место, где я оказался... Лишь ближе к вечеру я вдруг вновь начал вспоминать всё то, что было до этой долины - в ледяных пустошах и ещё ранее, в настоящей жизни. Я даже только тогда заметил, что мне тяжело ходить - ибо яд ещё не полностью выветрился из моего тела - и что раны мои были обработаны и перебинтованы... Когда солнце скрылось за грядой невысоких гор, и на ночное небо выглянуло уже знакомое мне северное сияние, я развёл костёр рядом с одним из древних камней... Тогда-то я, наконец, и увидел своего спасителя, - Сигмар задумчиво посмотрел в сторону огня, будто призывая из него воспоминания, - Одного взгляда на него хватало, чтобы понять, что он колдун - не знаю, правда, почему именно. Высокий старик с длинными седыми волосами и такой же бородой, держащий в руках посох с врановыми перьями... Он вышел ко мне тогда, к костру, сказав, что искал меня... У него было много имён - и ни одно из них не правильное. Когда я спросил, как его зовут, он предложил мне самому дать ему имя - и я почему-то назвал его Ветлидом. Так мы и узнали друг друга. Так я и оказался в доме жизни посреди царства зимы.

Сигмар задумчиво оглядел лицо Эсме. Ветер голоса понёс его слова дальше.
- Кто же он был, этот Ветлид? Странник, колдун, целитель, философ, мудрец, волхв... Человек, спасший меня. Человек, подаривший мне жизнь, почти утекшую из моих жил, выталкиваемую ядом твари и холодом пустошей... Не знаю, что вынудило его в тот день выйти в объятия вьюг пустоши - но он сказал, что заранее почувствовал моё прибытие. Что он вышел за гряду гор в ледяные земли, и ждал меня в метели - искал меня, пока мы не столкнулись друг с другом. Я успел увидеть его перед тем, как провалиться в предсмертное беспамятство - Странник сумел отнести меня в свой дом, сумел обработать и залечить мои раны, избавив от яда и вернув мне жизнь. Несколько недель я пролежал в беспамятстве, пока, наконец, не очнулся в тот день, о котором я вам рассказал. Несмотря на всю таинственность этого места и этого человека, мне хотелось поскорее вернуться назад, поскорее увидеться с теми, встречи с кем я жаждал более всего. Но рано тогда было говорить об исцелении - тот яд, смешавшись с холодом, крепко засели в моих венах, не желая оставлять меня. Ветлид сказал, что сумеет исцелить меня, но на это понадобится немало времени. Так я поселился в доме колдуна и мудреца.
Это была долина гейзеров - они давали тепло, принося зелень в эти земли. Со всех сторон это плато - а точнее, несколько долин - были окружены невысокими горами, будто чаша, не позволяющая жизни утекать отсюда. Я не знаю, кому принадлежали древние руины и здания, попадавшиеся здесь - они были здесь задолго до того, как Ветлид очутился в этих землях... Мы много беседовали: я рассказал ему о себе и своей жизни - он слушал внимательно и с интересом, делая порой удивительно точные предположения, будто бы знал меня ранее. Сам же Ветлид рассказал о себе немного - он сказал, что некоторые вещи из его жизни слишком глубоко засели в его душе незаживающими ранами, и ему самому лучше же просто забыть их, нежели без толку теребить старые шрамы. Но он рассказал, что когда-то жил там же, где и я - за Хребтом, в Хестуре. Он был волхвом и жрецом, хранителем мудрости, тайных знаний и истин. Когда же начались гонения на таких, как он - когда истина стала никому не нужна, и втаптывалась в грязь - он отказался преклонить колени перед новым веком и отречься от всего того, чему он посвятил свою жизнь. Ветлид решил бороться за истину и за тех, чьим хранителем и защитником он стал - и потерял всё, что у него было. Его друзья и родные, все, кто был ему дорог, его идеалы и принципы - всё погибло. Ему самому удалось спастись, бежав за пределы Хребта... Но ценой тому стала жизнь его собственного сына. Здесь же, блуждая сквозь ледяные пустоши, колдун и нашёл эту долину, ставшую его новым домом на долгие, долгие годы, и сделав его самого последним носителем и хранителем древних знаний, которым он посвятил свою жизнь. И теперь, по его словам, он уже не сможет вернуться назад даже если по ту сторону Хребта всё изменилось... Ветлид просил меня не уточнять у него многие детали той жизни, что принесла ему столько боли и которую он теперь пытался забыть - но когда я пытался понять, когда же были те события, что он описывал, то мне начиналось казаться что этот спокойный, вежливый, мягкий и необычайно проницательный старик живёт уже несколько столетий. И тем страшнее казалось то одиночество, что сковывало его все эти годы...
К моему удивлению в эту Долину Гейзеров никогда не проникали нелюди - хотя те горы, что окружали чашу жизни, были абсолютно под силу тварям. Ветлид сказал, что эти земли священны, и полны духов - потому-то здесь всё ещё теплится жизнь, и ни одно чудище никогда не посмеет проникнуть сюда. Потому и звери не бросались на меня и не пугались - странник сказал мне, что он попросил об этом духов этих земель. Время до моего окончательного исцеления потекло - а пока я стал жить здесь. И Ветлид решил поделиться со мной всем тем, что у него было. Мы беседовали с ним на самые разные темы - он рассказывал мне тысячи удивительных вещей, что были ему ведомы, о мире и Создателе, о предназначении и чудесах, о духах и о людях... Он показал мне, как встречать духов, и научил меня с ними беседовать, рассказал, как читать древние надписи и создавать лекарства из трав - я показывал ему, как собирать механические изделия и научил играть в тавлеи... Я рассказывал о близких мне людях по ту сторону Хребта, и тех, кто снится мне по ночам - а он только молчаливо вздыхал и слегка хмурился в ответ, не желая касаться этой темы. Он поведал мне так много всего о мире... Знали ли вы, к примеру, что мир наш вовсе не прям и не гладок, словно блюдце, оканчивающееся обрывом в пустоту, как считают многие - что наш мир является двенадцатигранником, и сердце его притягивает всех нас к земле, не давая обрушиться в бездну?
- принц с лёгким любопытством усмехнулся, продолжая рассказ, - Он радовался моим успехам и сопереживал моим неудачам, поддерживал и искренне старался помочь, когда то было нужно - он был мне словно названный отец. Но время текло, и в один момент я понял, что полностью исцелился. Что пора возвращаться.
Когда я объявил Ветлиду, что собираюсь уйти, он поначалу растерялся, а потом начал убеждать меня остаться здесь, с ним. Подумать день, и на следующее утро дать свой ответ. Но ни на следующий, ни на какой другой день моё мнение не изменилось - я был намерен вернуться. Я предлагал ему отправиться вместе со мной - но жизнь Ветлида была связана с этой долиной, и он не мог покинуть её навсегда, даже если бы пережил переход через ледяные пустоши... Тогда мудрец поведал мне о начертанном: он рассказал о том, что все эти годы хранил доверенные ему сокровенные знания для того, чтобы передать их тому, кто вернёт их в этот мир. И что именно я должен стать тем, кто вернёт свет истины и мудрость Создателя обратно за Хребет - стать тем драконом, что пробудит своих собратьев и древние силы от спячки своим рыком, тем, кто вернёт утерянное тепло обратно в сердца людей. И для этого я должен был остаться в этой священной долине на несколько лет, став его учеником и постигнув все тайны, что ведомы ему. А ещё я видел, что в глубине души он боялся вновь остаться одному...
Но обдумав всё вновь, я остался непреклонен в своём решении. Потому что там, за Хребтом, остался ещё один человек, что страшно боялся остаться в одиночестве. Человек, которому я обещал не оставлять его никогда - и это обещание я и так уже почти что нарушил.

Помрачневший кёниг на некоторое время замолчал. Какое-то из объятых пламенем поленьев громко треснуло - из чрева камина выстрелил столп золотистых искр, быстро погасших в воздухе.
- В один день я понял, что тянуть дальше нельзя, - хрипло продолжил Сигмар, хмуро глядя куда-то в пустоту, - Собрал вещи, и покинул дом, на долгое время ставший мне родным, намереваясь проститься с Ветлидом по дороге... Мы встретились в руинах здания, бывших когда-то вратами... - хес отстранённо помотал головой, - Хоть убейте, не помню, с чего всё началось, но... Мы вскипали всё более и более, дерзя друг другу, потом дошли до прямых оскорблений, а потом и вовсе передрались, и... Не знаю, не понимаю, как так получилось... Но я вонзил ему под рёбра меч.

На несколько мгновений в оплетённом воспоминаниями воздухе вновь повисло молчание. Сигмар медленно выдохнул - казалось, ему очень тяжело об этом говорить.
- Я помню, как он беззвучно осел на пол, бессмысленно шевеля губами и удивлённо смотря на хлынувшую из его тела кровь - а я ощущал капли этой крови на своих пальцах, и почему-то эта кровь казалась мне удивительно холодной по сравнению с тем, какой должна быть... И помню, как выдыхал из себя гнев и заместо него наступало осознание того, что только что произошло. Что я забрал жизнь у человека, вернувшего жизнь мне. Что вонзил клинок в человека спасшего меня из царства льда, человека, ставшего в эти дни мне отцом... А он... он смотрел на меня непонимающим взглядом, и в глазах его были боль, обида, и страх... И перед тем, как смерть забрала его, он выплеснул их на меня. В беспамятстве он произнёс: "Так пусть твоя любовь к той, с кем ты можешь быть, забирает твою жизнь также, как моя любовь забрала мою..." Такими стали... Его последние слова. Слова и воля, наполненные давно засевшей в душе чудовищной болью. Ставшие проклятьем.

Сигмар медленно поднялся, так же неторопливо и задумчиво подошёл к камину, вновь касаясь взглядом огня. Казалось, будто в золотистых волосах осели несколько искр.
- Возможно, вы не понимаете, зачем я вам всё это рассказываю... - принц невесело усмехнулся, - Но... Просто ключом этого проклятья для меня стал тот человек, чей лик я чаще всего видел в бреду, пробираясь сквозь царство Третьего. Тот, кого я так жаждал увидеть и с кем жаждал встретиться каждый день и каждый час, проведённый мной там. Тот, чей образ я видел во снах, и кому я дал нарушенное мною обещание... - Сигмар повернулся к принцессе, и пламя отразилось в его глазах, - Вы.

+3

29

Слова падали и падали в стылую тишину башни, невесомые и холодные, как снежинки – одна за другой, постепенно, легко, чтобы потом превратиться в лавину, способную навеки погрести под собой неосторожного путника.

Казалось, будто Сигмар дает показания  под присягой, пред ликом беспристрастного и сурового судьи, желая не столько оправдаться, сколько произнести свое свидетельство вслух. Напрасно он полагал, будто Эсме не поверит в его рассказ – все это звучало так странно, что не могло быть ничем иным, кроме правды.

Наверное, он был счастлив там, за горами, в обществе полубезумного отшельника, где не было нужды управлять людьми и отвечать за свои решения, одна только возможность бесконечно предаваться ученым беседам да постигать таинственные ритуалы.  Мир, изволите ли видеть, принцесса, устроен двенадцатигранником.… Все же верно говорят монахи: ум женщины мелок и не приспособлен для возвышенных размышлений.

И все же долг заставил кёнига вернуться – перед семьей, перед короной, перед самим собой. Эсме с легкостью могла представить, каких душевных мук стоило ему расстаться с миром грез, потому что ее саму только что вырвали из волшебства – по живому, с мясом, с кровью. Можно ли с любовью стремиться к тем, кто лишил тебя самого желанного в мире? В свое время Олаф предусмотрительно нанял воспитателем для старшего сына самого Леонардо Висканти, но воображения девушки недоставало для того, чтобы вообразить конунга участником высокоученого диспута, скажем, о двуединой природе Создателя; Ветлид же соединил в себе все те черты, которые Сигмар мечтал бы видеть в своем отце.

- …там, за Хребтом, остался ещё один человек, что страшно боялся остаться в одиночестве. Человек, которому я обещал не оставлять его никогда - и это обещание я и так уже почти что нарушил.

Было время, когда Эдит и Эсме выходили выглядывать принца с надвратных башен Эрхольма – каждая со своей, не обмениваясь ни единым словом, не глядя в сторону милой сестрицы. Северный ветер трепал юбки тарийки, как флаги, тянул за волосы, хлестал по щекам, заставляя глаза наполняться слезами, чтобы после девичьей фигурки в зеленом жадно наброситься на фигурку в синем. Они могли бы стоять рядом, может быть, даже обнявшись под одним тяжелым плащом, который Халльстейн с ворчанием набрасывал на плечи рыжей принцессы. Оглядываясь в прошлое, леди Маккена понимала, что Эдит, несмотря на всенародное обожание, была едва ли не более одинока, чем она сама – и потому стремилась единолично обладать старшим братом, хотя бы и тем способом, который обычно применяет женщина, стремясь заполучить мужчину.

- Мы вскипали всё более и более, дерзя друг другу, потом дошли до прямых оскорблений, а потом и вовсе передрались, и... Не знаю, не понимаю, как так получилось... Но я вонзил ему под рёбра меч.

Девушка невольно сжала на его запястье пальцы, все еще пульсирующие болью от кровавых ссадин – тогда, на крыше, она не чувствовала ничего, а теперь тоже не знала, не понимала, как могла не ощущать, что ранит себя. Рассказ кёнига подходил к концу, и с каждым словом делался еще страшнее, чем начало, заставляя сердце принцессы болезненно сжиматься от сопереживания, но она и вообразить не могла подобного завершения.

Сигмар грезил о ней в снежной пустыне. Помнил о куртуазном обещании, данном рыжей девочке. Жаждал возвратиться домой и стать ее мужем – не только ради того, чтобы умиротворить королей Хестура и Тары. Много рассуждая о выгоде, которую нес брак с ним,  Эсме никогда не задумывалась о любви: ее собственное чувство медленно дотлевало под спудом вины и страха, а принц никогда не выходил за рамки благовоспитанности... до сегодняшнего дня, когда вихрем налетел на тех, кого полагал обидчиками своей нареченной. Принцесса на мгновение зажмурилась, пытаясь совладать с обуревающими ее чувствами, и все равно видела перед собой точеный лик Северного Волка.

"Так пусть твоя любовь к той, с кем ты можешь быть, забирает твою жизнь также, как моя любовь забрала мою..."

Жутковатая прелесть проклятий состоит в том, что их, как и пророчества, каждый может толковать в меру своего разумения. Что в точности хотел сказать премудрый старец, теперь не узнает никто, разве только тот, кто способен разговаривать с мертвецами. А живым оставалось лишь гадать – какой из шагов станет последним и приведет в пропасть?

Сигмар любил ее. Значит, все эти годы, когда она чувствовала себя ненужной, отвергнутой, униженной, оскверненной – все эти годы напрасно были истрачены на гнев, ревность и презрение? Любил ее – и не дал знать об этом даже намеком?!

«Он же не самоубийца».

Может быть, Олаф знал о проклятии и именно поэтому закрывал глаза на интерес Эдит к брату? Она уж точно не принадлежала к тем, «с кем можно быть». Да и сама Эсме после того, как конунг излил в нее свое семя, тоже не годилась в честные жены. Не та, с кем можно быть. Не потому ли Сигмар теперь счел возможным рассказать обо всем, когда убедился, что принцесса знала до него по меньшей мере двоих мужчин…

- Теперь я все понимаю, - тихо проговорила Эсме. – И печалюсь о вас еще больше, милорд. Ведь мы могли быть счастливы вместе. Если над вами тяготеет проклятие, один Создатель может судить, кто прав, кто виноват. Мне жаль вас. Очень жаль.

Она легко коснулась его щеки в золотой колючей поросли – движением, каким могла бы ободрять мать или сестра, но никак не возлюбленная.

- Вы странствовали по всему Далару, чтобы найти кого-то, способного освободить вас? И теперь я догадываюсь, почему ваше высочество так интересуют друиды и их магия жизни… Неужели никто не смог помочь вам, милорд?

+3

30

Её рука коснулась его щеки - а он не мог понять, холодна ли её ладонь, или тепла. Сигмар не знал почему, но внутри себя он гораздо больше ожидал, что Эсме откажется верить во всё то, что он скажет. И потому то, как быстро она согласилась со всем, поначалу немного удивило принца. Хотя... может я просто уже не имею для неё значения, и потому она готова верить всему.

Мне жаль вас. Очень жаль.
Жаль вас... Куда, как более, нежели просто жалость, кёнигу хотелось иного. Быть может, понимания, участия, может быть даже совета или помощи... Хотя и это всё не было столь важно. На деле более всего хотелось того, что, видимо, давно истлело и погасло внутри рыжеволосой принцессы.

- Не совсем... - неясно, на какую именно из фраз ответил Сигмар, продолжая всматриваться в лицо Эсме и разглядывать черты девушки, погружённый в холод своих мыслей. А после вновь заглянул в огонь, вырисовывающий во мраке тени воспоминаний.
- Я похоронил Ветлида в той долине, и кажется, даже духи в этот вечер пришли его проводить. Я провёл эту ночь у его могилы, а на утро решил идти, навсегда покидая Священную долину, что меня приютила. Словно в трансе я шёл сквозь ледяные пустоши, и ноги сами несли меня вперёд, а мысли мои все оставались там - в долине, в тот миг, когда металл кинжала вонзился под рёбра зимнему страннику... В этот раз ни единой нелюди и твари не встретилось мне по пути, будто все они разбежались, и даже вездесущая метель неожиданно улеглась, оставляя ледяной воздух пронзённым косыми лучами солнца, дарующими крошечную толику тепла в этих промёрзших землях... И очень скоро, неведомо мне как, я увидел пики гор Северного Хребта, что столь страстно желал увидеть все дни, недели и месяцы до этого. Мчась им навстречу, я думал, что наконец-то вернулся домой... Хоть, судя по всему, это вовсе было не так, - принц медленно провёл пальцем по испачканной в копоти краешку кладки внутри камина, задумчиво разглядывая и растирая на пальцах оставшуюся там золу, - Уже в крепости я узнал, что те двое, с кем мы с Рагне разделились, убегая с места бойни, сумели спастись. Рандольф и Эскиль. Ещё один - Вебранд - сумел выбраться из резни с другой стороны... Моему рассказу никто особо не поверил - правда, другого я и не ожидал. Впрочем, это всё не так важно... - принц посмотрел прямо в глаза Эсме, - С тех самых пор и поныне проклятье опутывает меня. Ваш лик, звук вашего прекрасного голоса, каждое прикосновение к вам... Всё это вызывало жгучую боль. Каждая встреча с вами стала сродне пытке, и чем более я чувствовал любовь к вам, тем невыносимее она становилась. Даже слишком яркие мысли о вас, ваш образ перед глазами, даже когда тысячи вёрст разделяли нас - сжигали меня изнутри. Проклятье выпивает из меня жизнь, и делает это дьболоновски больно... Потому я почти не встречался с вами, не говорил и избегал вашего общества - мне пришлось учиться останавливать свои мысли, не давая тем, что касались вас, задерживаться в моей голове... - задумчиво и невесело усмехнулся Сигмар, - Пришлось учиться не любить вас... К счастью, я так и не научился этому.

Кёниг медленно направился к шкафу, останавливаясь около створок и мрачно посмотрев в пол, прикоснувшись ладонью к деревянной дверце.
- Ветлид хотел, чтобы я стал драконом... Судьба этого хотела... Я ушёл с этого пути, свернув на иную дорогу - но судьба не отпустила меня, - Сигмар поднял взгляд на девушку, - Я словно стал драконом, но только из другой сказки. Вечно сторожащий башню, вечно охраняющий заточённую и скованную его цепями принцессу, но не могущий к ней прикоснуться - драконом, которому предрешено быть лишь чудищем, забирающим свободу и жизнь принцессы, но не могущим подарить ей ничего взамен... Такая... странная роль...

Принц медленно приоткрыл дверцу шкафа, достав откуда-то из его недр ещё один клетчатый плед, толстый и тёплый, направившись с ним к Эсме и накрыв им плечи девушки.
- Да, я странствовал по Империи, ища ответы на множество вопросов, что подарила мне жизнь, Ветлид, и это проклятье. Я пробовал вновь отправиться в ледяные пустоши и найти ту долину - но тщетно. Будто она и впрямь была сном, или иным миром... Я пытался найти способ закрыть хребет раз и навсегда для нелюди, как закрыта от них горная гряда на севере земель шази... Я искал ответы, и пытался понять - но нашёл очень много, и вместе с тем ничего... Я столько искал... Но не нашёл того, чего искал более всего - исцеления. Мне удалось только... Временно замораживать эффект этого проклятья. С помощью алхимии, мне удалось на время прекращать его действие - чтобы по истечении срока проклятье вернулось со всей силой. Даже сейчас, и вчера, на балу, проклятье всё ещё действует - я просто научился брать избавление от него в долг, - мужчина ещё раз задумчиво усмехнулся, на некоторое время замолчав и только купая взгляд в зелёных глазах принцессы.

- Проклятье не распространяется лишь на одну девушку. Эдит. Но вместе с тем, похоже, лишь по той причине, что мы не можем быть вместе... - как-то отстранённо произнёс Сигмар, после чего посмотрел на медноволосую тарийку в упор, - Люблю ли я Эдит? Не стану лгать: очень. Вам это, наверное, уже было ведомо... Но было неведомо другое. Люблю ли я вас? - мужчина мягко накрыл её ладонь своей, - Больше, чем жизнь.
Жаль только, что я понял это настолько поздно.

Отблески огня отражались в рыжих волосах, очерчивая столь милый сердцу лик. Словно бы в ответ на её прикосновение ранее, Сигмар ласково и медленно провёл рукой по щеке девушки, скользя пальцами по нежной коже. Я так давно мечтал это сделать...
- Тогда, на балу, в глубине сердца я был счастлив - потому что ты улыбалась, - принц мягко поднял её кисть, прикоснувшись губами к тонким пальцам, - Я обещал вам закончить танец...

+3


Вы здесь » Далар » Далар » "Открываясь друг другу и звёздам"