Далар |
|
|||||||
|
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Время: утро 4 дня венца цветов.
Место действия: улицы Далара и баня папаши Гасана в Халифском уголке.
Участники: Адриан Лёвеншёльд, Рагнар Фагерхольм, Эсме Маккена, НПС.
После эпизода Семейные ценности
Отредактировано Адриан Лёвеншёльд (2014-03-02 21:52:32)
Ночь, законное время Гильдии Воров, истаяла вместе с майским снегом, растекаясь по небу такой же грязно-серой лужей, какая чавкала под коваными сапогами Лёвеншёльда. Он не мог слышать отсюда, но знал: у Святого Теренция-в-оковах сейчас вовсю трезвонят колокола, сзывая всех подданных Адо Жнеца обратно, напоминая, что самое время забиваться в норы и ложиться на дно, пока городская стража будет усердно делать вид, что ищет мародеров.
Впрочем, ни для долгих рассуждений, ни для любования блеклым утром время было неподходящее. Люди Биргена буквально дышали гильдмастеру в затылок, неприятно отличаясь от тех божьих одуванчиков, что охраняли берлогу Рыжего Медведя. На счастье Адриана, среди них не было лучников, иначе его давно постигла бы участь загнанного гончими оленя. Приземляясь на мостовую вместе с вынесенной рамой, он еще на лету выбрал путь отступления: в начале улицы рыцари уже успели передавить сопротивляющуюся рванину и теперь с воодушевлением вздергивали на балконе крайнего особняка обезображенные трупы. Жнец задержался ровно на мгновение, чтобы опознать повешенных - выпученные глаза, раздробленные челюсти, вывернутые шеи и отрубленные конечности не облегчали задачи, но в целом он вычислил ребят с контрабандистской "Адельгейды", вести их собирался сам капитан, чьего трупа на виду не оказалось.
На звон стекла оглянулось двое всадников постарше, деловито раздающих молодежи советы, молча тронули коней с места, и Жнец, едва отерев лицо, залитое кровью от порезов, рванул в карьер, сигая через мертвые тела, откуда-то выкаченные бочонки и узлы с награбленными пожитками. Район был не самый удобный для игр в догонялки: многоэтажные дома знати, богато украшенные по фасаду лепниной и колоннами, улица за улицей тянулись сплошной стеной, но Адриан знал здесь один славный ход, сослуживший ему добрую службу еще в пору ученичества. Для полного сходства не хватало только пронзительного вопля в спину "Держи вооооора!".
Праздничные костры погасли под снегом, и теперь дым вяло тянулся над землей, как утренний туман над рекой. Одно такое пепелище располагалось у стрельчатой арки между двумя неосвещенными мэнорами, гильдеец перелетел его, как лань, втискиваясь в узкий, не для всякого человека, проход. Лёвеншёльд был не особо мелким и щуплым даже подростком, теперь же ему казалось, что плечи вот-вот застрянут намертво, а повернуть обратно он не сможет, даже если перед ним.... окажется кирпичная кладка. Твою мать.
Пока он пытался сманеврировать, всадники спешились, первый вдвинулся вслед за беглецом - почти одновременно Жнец выдернул засапожник, а рыцарь достал кинжал из ножен. Иногда на подпольных боях затевали похожую ножевую забаву, завязывая обоим противникам глаза, при этом заставляя левой рукой держаться во время поединка за платок. Здесь, в каменной расселине, все было проще-быстрее, и длинное лезвие безошибочно вошло в глазницу рыцаря, еще более неповоротливого, чем Адриан.
Выходить наружу пришлось буквально по трупу, разминуться было невозможно, осталось только свалить мертвое тело наземь и потихоньку двигаться на выход, чутко прислушиваясь и сжимая рукоять ятагана. Жнец достаточно хорошо владел левой рукой, чтобы метнуть нож в темную фигуру, отвлекая внимание второго рыцаря - а потом, уже высвободившись из тисков стен, ударить сталью о сталь в рассчитанном выпаде.
Пожалуй, иголку в стоге сена найти было легче. Рагнар уже трижды обругал себя за то, что не остался в «Толстой Маргарите», спокойно попивая пиво и дожидаясь Адриана с флегматичным спокойствием истинного орденца. Жил же без него Жнец столько времени, и ничего. Даже Гвидо не прирезали, и таверну не подожгли. Просто покой и благоденствие, с какого боку ни глянь!
Тем более что влипать в истории – это как раз его, Рагнара, профиль.
Так на кой чёрт, он сейчас сорвался с места?! Ведь в этом бардаке, хоть калёным железом каждого встречного пытай – никто про место нахождения Жнеца не скажет. И не потому что недостаточно горячо или недостаточно больно, просто не знают, сволочи! Рагнар понял это ещё на первом спрошенном отребнике.
Ехать по улицам –тоже было удовольствием отдельным. Если до «Маргариты» орденец добрался исключительно без помех, то вся обратная дорога – была сплошной сделкой с совестью.
Допустим, в драки можно было не вмешиваться запросто. Ну, месят друг друга люди – кто ж им запретит?! Тем более, что кто кого и по какой причине, Рагнар всё равно не удосужился спросить. А участвовать в каждой первой - было пока недостижимой роскошью.
Не обращать внимания на откровенный разбой – удавалось с трудом. Но вставать на защиту униженных и обездоленных – было проблематично до крайности. И не только за отсутствием времени. Хотя бы потому, что считать «униженными и обездоленными» висельников и мародёров можно было только после трёх литров браги или после тщательной промывки мозгов на тему защиты прав Трущобцев. Ну, а рубиться против возможных людей Жнеца – как-то не хотелось.
Во всяком случае, пока эти самые люди не пытались заставить одинокого всадника остановиться. Ибо уж там сам Создатель велел привнести пламя господне на головы особо страждущим. Кстати, в прямом смысле этого слова… тем более, что один «факел» действовал на всю компанию куда более отрезвляюще, чем пяток срубленных голов.
Впрочем, и эти редкие стычки можно было не принимать в расчёт.
Рагнар боялся, что рано или поздно встретит орденцев. Точнее, не так. Что Жнец уже их встретил. И тогда придётся сражаться против своих. Создатель, ну, почему?! Против тварей, троллей, даже имперских стражников… но только не против «Ока»! Одно – водить добрых братьев за нос… и совсем другое – выступать в открытую, закрыв для себя дорогу в Пресепторию навсегда.
Хуже было только – если Лёвеншёльд уже мёртв. Тогда, выполняя священный долг кровной мести, можно смело обкладывать дровами весь Далар вдоль крепостной стены, и поджигать. Как-то иначе вычислить и покарать убийцу в творящемся хаосе не представлялось возможным.
Быть может, поэтому, Рагнар с таким упорством и проезжал квартал за кварталом. До самого пепельно-дымного рассвета, до начавшейся полосы роскошных господских особняков. Ну… а ещё потому что возвращаться ни с чем, признавая собственную ошибку, было досадно до крайности.
Как ни странно, даже здесь в этот час, стражники ощетинились пиками, словно ожидая новой волны нарушителей. Конечно, выставленный на обозрение симболон, конь и полный комплект хорошего вооружения, сделали Рагнара почти невидимкой для бдительных воинов. Останавливать кого-то из магов «Ока» с их стороны было бы непростительной глупостью во всех смыслах.
Но… Лёвеншёльд невидимкой не был. И, если он до сих пор здесь, то разве что с пеньковым галстуком на шее. Или с отрубленной в битве головой, кои ещё ни один орденец пришивать не научился.
Можно было смело возвращаться в «Маргариту» дожидаться Адриана там. Или, не дождавшись вовсе, ехать в Пресепторию, доказывать лояльность добрым братьям и вынашивать планы почти неосуществимой мести. И Рагнар уже было собирался повернуть Гнедого, когда услышал звон клинков. Кто-то ещё дрался.
Кто? Неподалёку стояли лошади, но было странно, что двум верховым вдруг понадобилось спешиваться, чтобы выяснить отношения в честном поединке. Да ещё здесь, сейчас. Но, если один убегал верхом от другого… то зачем спешиваться – тем более.
Рагнар прищурился, разглядывая силуэты. Один был рыцарем в образцово-показательных хеских доспехах. Второй… таким же северянином, но без доспехов. Впрочем, нет, не таким же. Таким клинком хесы никогда не пользовались. Ятаган. Мог ли это быть кто-то, кроме Жнеца?!
Нет, брат бы сюда один не полез. – это была железная уверенность, снести которую не смогла даже очень уж знакомая манера наносить удары. Впрочем… битва всё равно не была честной. И следовало уравнять шансы. Не для того ли и существует справедливость Господня?
Рагнар улыбнулся. Пожалуй, это развлечение хоть как-то скомпенсировало бы бездарно потраченную ночь.
Каждый начинающий маг может зажечь свечу и скипятить воду. Наверное, каждый может нагреть и металл. Просто пользоваться этим умением – всё равно, что на поединок притаскивать друга-лучника, который в нужный момент выстрелит противнику в шею. Эффективно. Но не все оценят. Впрочем, зрителей всё равно особенно не было, и Рагнар с чистой совестью повелел латной перчатке рыцаря нагреться. Недостаточно, чтобы до неузнаваемости оплавить металл. Но для того, чтобы оставить ожог на руке, заставляя непроизвольно разжать пальцы – вполне.
Отредактировано Рагнар Фагерхольм (2014-03-03 22:56:01)
Если бы у Адриана было время думать между выпадами и уворотами, он вынужден был бы признать, что ятаган – плохой выбор оружия против латника. Правда и то, что в Трущобах ему нечасто приходилось схлестываться с противником, которого бы защищало что-то более серьезное, чем проклепанная куртка или кольчуга той или иной степени паршивости. Хоть в узких переулках, хоть в тесных кабаках, хоть на подпольной арене шазийский клинок, по сути - нож длиной в адрианову руку, никогда не подводил, и Жнецу в голову не пришло бы променять его на какую-то двуручную оглоблю, более естественную для хеского мордоворота.
Зрители бы ревели от восторга, наблюдая этот поединок, но улица была по-прежнему тиха и пустынна, словно Гороховый переулок с его заколоченными дверями и ставнями. И Лёвеншёльду было не до игр и ставок - достать рыцаря оказалось по-настоящему сложно (спал он, что ли, сукин сын, в полном доспехе после турнира, что так быстро успел снарядиться по тревоге?). Дело шло к тому, чтобы переходить в глухую оборону. "Плохо, никуда не годится", - с этой мыслью Адриан попытался ткнуть ятаганом между сочленениями панциря, но в последний момент успел отвести удар, осознав, что может остаться вовсе безоружным, если не считать ножа.
За скрежетом металла - рыцарь звенел, как мешок лудильщика - цокот копыт Жнец услышал далеко не сразу и, падая в увороте на одно колено, едва успел удивиться, когда тяжеленный цвайхандер просвистел мимо его щеки и живописно воткнулся между булыжниками по стойке смирно, рассыпав бледные искры. Удар снизу вверх между нагрудником и напузником вышел на славу, теперь уже не опасаясь, Адриан оставил клинок в ране оседающего на землю рыцаря и подхватил его собственный двуручник, готовясь встретиться с новой опасностью.
Всадник стоял неподвижно, не пытаясь нападать, и казался сгустком влажного серого тумана - по меньшей мере, необычный цвет волос совпадал в точь-точь.
- Рагнар.
В голосе Лёвеншёльда не было удивления, одна только искренняя радость от встречи - возвратись его побратим даже после двадцатилетнего отсутствия, Жнец был бы так же счастлив его видеть. Не говоря уже о том, что рыцарь Фагерхольм появился в самый удачный момент. Рукоять чужого меча ощущалась в ладони едва теплой, куда горячее, чем она могла бы нагреться от живой плоти через латную рукавицу, должно быть, она стала в одно мгновение раскаленной, будто только что из кузнечного горна. Магия иногда бывает очень полезной, хотя каким образом Рагнару удалось проделать этот фокус без урд... будет еще время расспросить за кружкой пива в "Маргарите."
- Добро пожаловать домой, брат!
Отредактировано Адриан Лёвеншёльд (2014-03-09 23:27:23)
Рагнар хотел было устроиться поудобнее и душевно насладиться сценкой: воин с ятаганом против латника. Благо, шазийский клинок - не панцербрехер, и даже не клевец, так что танцы вокруг полнодоспешного рыцаря представлялись довольно долгими и безуспешными… тем более, что снова поднять меч обожжённой рукой смог бы разве что берсерк.
Пожалуй, в этом раскладе, орденец бы поставил на то, что к кому-то из двоих подоспеет подкрепление… ну, или они сыграют междусобойчиком в догонялки, если бой не обоюдно обязателен.
Вот только, вопреки всем ожиданиям, латник осел в ту же секунду, как выпустил меч. Более того, осел на землю с клинком противника в корпусе, а не от насланной кем-то ещё неизвестной магической хвори. Не захочешь – уверуешь в чужое мастерство и Волю Создателя.
Рагнар зачарованно выдохнул, наблюдая, как удачливый воин подхватывает двуручник, как поворачивается к нему. И… да, было бы отличным завершением ночи сразиться со столь умелым противником. Быть может, это действительно особая магия, которая хранит даже при ударе от плеча до пояса?
Орденец прищурился, пытаясь наконец-то разглядеть хеса, когда вдруг услышал своё имя. Рагнар. Адриан?!
Сердце ухнуло куда-то вниз, потом бешено заколотилось о рёбра. Да, это всё-таки был Жнец. А он, вместо того, чтобы помочь брату, предпочёл флегматично наблюдать за боем. Тупорылый орденец! Хотелось провалиться сквозь булыжную мостовую до самого Нифльхельма. Вместе с конём и дурацкими фокусами.
Впрочем, голос Лёвеншёльда прозвучал спокойно и радостно. Словно Жнец был в своей таверне со стаканом виски, а не стоял рядом с трупом убитого латника в час, когда стражники расползаются по кварталам, словно тараканы от яркой вспышки света. «Добро пожаловать домой».
Вот уж точно, ему, Рагнару, до такого умения владеть собой – что до убундийских земель.
- Здравствуй, брат. – получилось сипло, будто орденец всю ночь пил брагу и горланил песни для какой-нибудь златоволосой хески. Метров этак за пятьсот. Через горное ущелье. С водопадом неподалёку.
Хотелось хотя бы добавить какую-нибудь шутку, вроде «богатым будешь – не признал», объясняя своё странное поведение. Или потрясти за грудки и спросить, какого хрена происходит. А, точнее, какого хрена он, Жнец, делает здесь, сейчас, в этом квартале, один?!
Но это ждало. А реабилитироваться после собственной глупости было бы неплохо. Стражники. Много стражников. Как минимум, два квартала в сторону Трущоб. Не дай Создатель, с лучниками. И будь он, Рагнар, хоть трижды магом, убрать их по мановению пальца не получится. Особенно, если ловят они не только мародёров вообще, но и Жнеца – персонально.
Или получится? Орденец вспомнил, каким бесцветным взглядом блюстители порядка провожали его самого, завидев знак «Ока». Пожалуй. Рагнар наконец-то улыбнулся, и, подъезжая ближе к Лёвеншёльду, кивнул на теперь уже бесхозную лошадку латника.
- Сегодня Создатель тебя особенно любит. Примеришь мой симболон? И плащик.
Отредактировано Рагнар Фагерхольм (2014-03-10 23:17:11)
Опасности не было. Можно опустить меч, утереть липкие потеки чужой крови с лица и перевести дыхание, прежде чем протянуть руку к названому брату. Не для приветствия, за оружием – Адриан точно знал, что у орденского рыцаря есть подходящий клинок, чтобы добить раненого. Разговоры могли подождать – и подождали, пока Жнец закончил начатое. Двуручник он бросил рядом с телом, потом поочередно бережно обтер о плащ мертвеца собственный ятаган и кинжал брата, убрал свое оружие в ножны и рукоятью вперед протянул мизерикорд Рагнару:
- Спасибо. Ты действительно очень вовремя.
Конь подошел к убитому хозяину, наклонился, заглядывая в лицо, и недоуменно форкнул – мол, чего разлегся посреди улицы, вставай уже... Лёвеншёльд подобрал поводья и забрался в седло, мимоходом пообещав себе почаще практиковаться в верховой езде, хотя, по совести говоря, по трущобам куда проще и удобней было перемещаться, перебираясь с крыши на крышу.
Чистый плащ пришелся кстати, поскольку скромная одежда Жнеца была щедро заляпана грязью и кровью, а перемазанная рожа выглядела достаточно разбойной, чтобы встречные стражники или обиженные аристократы не стали вникать, погромщик это или, к примеру, свитский из Хаммерсхофа. Адриан еще раз помусолил лицо рукавом, без особой надежды на то, что оно станет благообразнее, после с благодарным кивком принял от Рагнара и симболон, демонстративно выпустив цепочку поверх котты.
В выборе направления Лёвеншёльд не сомневался ни мгновения - вперед и только вперед. И в Приречье, и в Грачевнике, и в Брюхе есть много мест, где можно перевести дыхание, узнать новости и решить, какие приказания отдавать людям дальше. Вовсе не обязательно сидеть в "Толстой Маргарите", чтобы владеть положением, в принципе, настоятельный совет "наутро затихариться и не высовываться" прозвучал достаточно громко еще накануне, а если кого-то собственная жадность сгубит... ну, дуракам закон не писан. По уговору Карим отправит городскую стражу с добровольными помощниками охранять уже разграбленные кварталы, по трущобам пройдутся только для припугу - а если кому-то очень хочется вернуть бабушкину брошечку, то милости просим на поклон к Гильдии Воров - и брошечку вернем, и бабушку, и у кого еще что пропало, за скромное вознаграждение и искреннее спасибо.
Адриан тронул коня с места, прикидывая, как без лишних приключений добраться до Халифского уголка - части квартала Водоносов, издавна заселенной несколькими семьями шази, общим счетом в полторы сотни душ. При всей внешней замкнутости этой общины, она была такой же вотчиной гильдмастера, как и остальная часть Брюха, и жили в ней по тем же законам и понятиям, но при желании кольцо темных и почти безоконных домишек можно было превратить в хорошо защищенную крепость.
- А поедем-ка в баню, братец, - с редкой для него усмешкой на устах предложил Адриан. - Отдохнем, поедим, поговорим...
Ночь удалась. Хорошее настроение Жнеца не смогла испортить даже мысль о том, какие потери могло понести его голоштанное войско за минувшие часы - в трущобах вообще умирали рано и, казалось, еще с колыбели старались покрепче схватить за пустую сиську жизнь-мачеху.
- До императорских похорон все уляжется, два-три дня погостим у хороших людей, если тебе не к спеху. Ну, рассказывай - ты ведь приехал с Хребта?
А Жнец был абсолютно спокоен, словно заранее всё рассчитал. И в этот план входили и утро, и стражники, и даже он, Рагнар, неожиданно появившийся в Даларе в самый разгар беспорядков. Или не так уж и неожиданно? Может, брат действительно знал и про встречу с Десмондом Блейком, и про Свена Толстого, что слёг с лихорадкой всем своим семейством в доме неподалёку от городской стены? Ведь дальше все действия орденца были довольно очевидны. Во всяком случае, если знать привычки Рагнара достаточно хорошо.
Впрочем, даже если так, наличие стражников это нисколько не отменяло. А, судя по латнику, Жнеца они жаждали видеть далеко не для задушевных бесед. А ещё был Орден. Что делает сейчас «Око»? Неужели магам всё равно, что творится в городе?
Рагнар посмотрел на приближающегося брата. На его спокойное лицо, испещрённое сетью тонких порезов, расцветающих алым, сколько ни вытирай. Ни тени страха. Ни тени суетливой пешки. Даларийский разбойник. Ярл. Во всяком случае, куда больший ярл, чем многие хеские сотники. Орденец чуть заметно прикусил губу, чтобы убрать излишне заметное восхищение, и посмотрел на протянутую Жнецом ладонь.
Точно, добить раненого. А он, Рагнар, в очередной раз слишком увлёкся измышлениями. Воистину, горбатого могила исправит! Впрочем, нет. На Кряже и Хребте он все детали подмечать успевал. Иначе бы не смог вернуться в Далар. Значит, дело именно в Жнеце. В привычке полагаться на рассудительность брата. А ведь это Адо сейчас дрался ятаганом против латника! И это он умудрился остаться до утра на пепелище беспорядков…
И теперь мы вместе отправимся на виселицу, если нас поймают.
Рагнар мрачно усмехнулся и вложил в протянутую руку один из своих клинков. В этом Жнец был прав. Привычный арсенал хеского мага за четыре года не изменился. Меч, топор, два кинжала: чертать урды и приносить последнюю милость страждущим. Как и прав был в том, что касаться чужому этого оружия не следует. Во всяком случае, с него, Рагнара, завсегда сталось бы наложить заклятие.
Ну, что ж. Зато теперь будет знатная шутиха, если кто-то всё-таки увидит ожог на руке латника. Ведь подобные заклинания – традиция даларийских магов. Какой удар для местной аристократии – узнать, что, быть может, «Око» воюет совсем на другой стороне. И, главное, как честно! Ведь в любой партии Орден всегда играет за себя.
И он, Рагнар - тоже. Просто, быть может, сегодня придётся выбрать себе ярла. Открыто. Как бы ни была заманчива перспектива усидеть на двух стульях. Впрочем, рано или поздно это всё равно пришлось бы сделать.
Кинжал, напившийся чужой крови вернулся в ножны. И поверх всех сожалений снова лёг спокойный голос Жнеца.
- Спасибо. Ты действительно очень вовремя.
Не из-за этого ли исключительного умения подбирать фразы так прикипел к нему Рагнар? Стремясь ощутить себя нужным, а не одним из многих? Ведь только для Адо и юного мага Владетеля он был иным. Воспитание в Пресепториях уж слишком стирает различия и подавляет гордыню. И ты всегда будешь только рыцарем Создателя. Одним из многих. Как одним из многих Рагнар был в собственной семье. Четвёртый сын сотника. Слишком мелко, чтобы всерьёз накрывать длинные столы и созывать гостей. Но слишком опасно, чтобы держать в доме дольше семидцы.
Орденец еле заметно усмехнулся. Так уж ли сильно задело его отношение Алрика и братьев? В конце концов, он действительно отбывал на Хребте наказание и до сих пор не дослужился даже до легата. Где уж ему до умницы-Торгера, попавшему в охрану Северной Звезды. Или до храбреца-Готтфрида, сражавшегося против тварей в ста шагах от Сигмара? Действительно. Всё, что он мог бы сделать – это сложить крышу собственного дома вместе со всеми разукрашенными резьбой лавками и вызолоченными столбами. Ведь сложил же крышу курятника ещё тогда, самой первой урдой. И этот самый курятник помнили ему до сих пор, ненавязчиво, но всё равно довольно оскорбительно предлагая снять всё оружие, прежде чем войти. А за столом – не пользоваться ножом, даже чтобы самостоятельно срезать кусок мяса.
Какая исключительная прямо-таки нехеская предусмотрительность! Пустили бы они Рагнара на порог, если бы знали, что чертать урды можно и горчичным соусом? Или что некоторые заклятия не требуют даже урд.
Орденец снова невесело усмехнулся и тряхнул головой. Потом перевёл взгляд на Жнеца. Тот уже переоблачился в чужой плащ. Пожалуй, получилось славно. Даже пораненное лицо почти полностью скрылось под глубоким капюшоном. Исключительно удобная штука, если спишь на посту в пределах Пресептории! Да и царственная осанка Адо очень шла орденскому симболону.
Если уж быть честным, то, даже не смотря на порезы и вымаранную кровью одежду, проглядывающую из-под плаща, из них двоих разбойником выглядел как раз Рагнар. Тем более, что за бандита его принял даже Дес. Не иначе придётся читать молитвы, если остановит патруль.
Рагнар снова усмехнулся, представляя лица стражников в этот момент. И при виде сияющего урдами фламберга - особенно. Впрочем… знал бы Фагерхольм, что покинет «Око» - взял бы меч попроще. Такой двуручник носили только на Хребте. И только против тварей. Доставать его против людей - очень уж жестоко. Да и слишком приметной оставалась любая рана в мертвеце…
Меж тем Адриан решил, что теперь можно и поговорить. Спасая и от этих мыслей тоже своим спокойным голосом и усмешкой, редкой, что солнце в венец урожая.
- До императорских похорон все уляжется, два-три дня погостим у хороших людей, если тебе не к спеху. Ну, рассказывай - ты ведь приехал с Хребта?
Так просто. Так ёмко. Император умер. Да здравствует новый император! Или анархия. Не поэтому ли случаю беспорядки и… давно ли брат стал участвовать в чём-то подобном? Разве не были Трущобы чем-то совершенно отдельным и неизменным. Как неизменна была власть Зеницы в Пресептории?
- Да, с Хребта. – и об этом Жнец тоже знал. Не иначе доложили и о способе отправки туда Рагнара, и о его скисшей роже по поводу сданного оружия и соседства с ворами и убийцами… ну, в общем, в аккурат с подопечными Адриана. – Я везде был. В Халифате, землях алацци, на Кряже. На Хребте. Ума это мне не принесло. Ты сам говорил, что всю Империю можно посмотреть, не выходя из Трущоб. Ты был прав. Разве что потренировался в новых заклятиях.
Рагнару хотелось рассказать что-нибудь ещё. Какие-нибудь подробности. Но мысли, как назло снова вернулись к Алрику. Потом шально перескочили на Десмонда. Впрочем, о нём, наверное, Жнец знал и сам.
- Ещё я видел Блейка недавно. Того целителя из Грачевника. Он стал настоящим магом.
Урдист сжал повод Гнедого так, что побелели костяшки пальцев. Не слишком ли была большая роскошь – отпустить мальчишку? Не ровен час, двух-трёх дней будет мало и придётся убраться из города. А оставлять целителя ещё на четыре года не хотелось ни в коем разе. Не теперь. Не после демонстрации силы, что рано или поздно всё равно станет очевидной, как бы хорошо ни прятался Блейк.
Магия меняет людей. День за днём открывая их истинную сущность. Как в конце концов он сам слился со своей первой урдой. Хагалаз. Рагнарёк.
Чем станет Десмонд? Какое чудовище слепит из него Владетель, когда проникнет в его сердце, заставляя по воле своей поднимать мертвецов? Хес теперь понимал, почему с самого начала стоило свернуть мальчишке шею. Как понимал, что никогда этого не сделает. Не та сторона игры. Ещё один кусок недостающей головоломки, почему Жнецу было суждено стать его ярлом.
Вот только и этот ярл может не прийти в восторг.
- Впрочем, когда я приехал в Далар, я понял, что всё это мелочи. Любому Кряжу далеко до здешнего размаха.
Рагнар усмехнулся, кивнув на разбитые стёкла одного из зданий, и поднимающийся из окон дым. На обезображенные смертью тела защитников и нападавших, смотрящие с укором в паутинно-серое небо. Тишина. Теперь эти городом владела тишина. Медленная, властная и нехорошая.
- Очень хочется браги, брат.
Меж тем всадники ехали вперёд, прорезая всё новые и новые кварталы. А стражники ни разу не попробовали их остановить. Разве что один человек в переулке посмотрел на Рагнара слишком долго и пристально. Флегматично стоящий рядом с группой воинов, но без меча в руке. И хес вынужденно сделал приветственный жест, понятный любому имперскому магу,
Если, конечно, Рагнар не ошибся на его счёт. Видимо, не спешили орденцы видеть чужую боль и смерть. Зачем? Их война была чем-то совершенно отдельным. И начиналась она с привода и допроса свидетелей. С растяжки на дыбе и клейма железным сапогом. Или нет, с чужого доноса, тихого и липкого, словно паутинка.
Отредактировано Рагнар Фагерхольм (2014-03-26 11:59:09)
Рагнар вряд ли подозревал о незримой опеке, которая сопровождала названого брата Лёвеншёльда чуть ли не в каждый час его странствий, но сети, раскинутые Гильдией над Даларом, были по-настоящему широки. На Хребте и на Кряже, в портовых городах и на торговых трактах, всюду, где воровали, грабили или попрошайничали, были глаза, уши и языки, опережающие лучших императорских гонцов. «Присмотрите за рыцарем Фагерхольмом», - шепнул в столице Адо Жнец, провожая острожников на бой с северными тварями, и эхо покатилось по городам и весям, время от времени возвращаясь к гильдмастеру новостями о добром здравии и славных деяниях его побратима. Конечно, Адриан не знал всех подробностей, да и не стремился, вполне удовлетворяясь тем, что Рагнар жив, свободен и не искалечен. Все остальное, по большому счету, завитушки на линии жизни, которые можно с удовольствием разбирать при новой встрече, попивая хмельное и бросая кости.
Даже если бы Адриан прямо не подряжался позаботиться о послушнике Блейке в случае опасности, его интересовала бы дальнейшая судьба маленького святого. Фагерхольм уже виделся с рыжим мальчиком? Оставалось надеяться, что не в застенках: как сообщали гильдмастеру, крошка Десмонд возмужал уже достаточно, чтобы тянуть из прихожан не душу, а кишки. Но вид у хеского рыцаря был вполне цветущий, чтобы подобное предположение и в голову не пришло. Кажется, за все эти годы он так и научился прятать свои подлинные переживания, позволяя читать себя, словно раскрытую книгу.
- Парнишке повезло. Его признали способным магом, полезным для славы Ордена.
Только сейчас, мерно покачиваясь в такт иноходи сведенного коня, Адриан ощутил, насколько он устал за минувшую ночь. В самом деле, мысль отправиться в баню к папаше Гасану с каждым мгновением казалась все привлекательнее.
Вопрос не прозвучал вслух, но Жнец его услышал. Рагнар наверняка хотел знать, что случилось в городе и кто в этом замешан. Тщеславие не было слабым местом гильдейца, но отчего бы и не поделиться рассказом о хорошо сделанном деле?
- Завтра – нет, уже сегодня - начнется увлекательная грызня за власть. Есть человек, о котором ты вряд ли когда-нибудь слышал прежде. Купец Карим из Малины. Родной сын старого Карла. Нынче ночью он предъявил свои права на корону. А я сделал все, чтобы благородные пэры империи ближние сутки гасили загоревшиеся задницы, а не сколачивали союзы против узурпатора.
Стук молотков прозвучал в унисон его спокойному негромкому голосу – приказчики, позевывая и ругаясь, крест-накрест заколачивали нестругаными досками выставленные в лавке окна.
- Карим аль-Малина – мой сюзерен. Император воров, если хочешь. Все это неожиданно быстро завертелось в считанные дни, из-за свадьбы с принцессой Хестура. Ты поспел как раз к самому интересному. Будем наблюдать издалека, чем все это закончится. Мне, по большому счету, все равно, кто на троне – до тех пор, пока дела решаются по понятиям.
Дома на пути всадников постепенно становились все обшарпанней и старее, местами переходя в скопления глинобитных хибарок, пока улица не превратилась в сплошную стену. Над головами, словно праздничные флаги, свисали с веревок мотки крашеной шерсти, указывающие на то, что здесь обитают мастера, ткущие подлинные шазийские ковры в самом сердце Далара. Халифский уголок, казалось, ночные события не затронули, местные жители - как ни в чем ни бывало! - покидали жилища, чтобы начать обычный трудовой день, женщины, с ног до головы закутанные в темные покрывала, семенили к фонтану с длинногорлыми кувшинами на головах, под соломенным навесом группка мальчишек вооружилась вощеными табличками и усердно карябала что-то под диктовку учителя в огромном пестром тюрбане.
Адриан уверенно направил коня в глубь открывшейся площади, к самому внушительному из зданий, увенчанному резным каменным куполом. Тяжелая, кованая железными полосами, дверь выглядела такой же неприступной, как и городские ворота, а дверной молоток походил на боевое оружие. Человек, возникший на пороге, тоже мало напоминал добродушного дядюшку, к которому приехали погостить любимые племянники, и даже не потому, что был настолько же смугл телом и черен волосом, как прибывшие хесы – белокуры и светлокожи.
- Мир твоему дому, Гасан ибн Вахид. Что ты можешь предложить усталым путникам нынче?
Вопрос, очевидно, был пустой формальностью, поскольку Адриан уже успел спешиться и бросить поводья подоспевшему мальчику на побегушках. В ответ хозяин бани поспешил заверить Жнеца на причудливой смеси даларского и шазийского, что из труб льется отменно горячая вода, в парной все прибрано и готово для гостей, а бездельные слуги уже торопятся приготовить достойный завтрак. Именно это гильдмастер и собирался услышать, поэтому с удовольствием шагнул в раздевалку – Гасану не надо было объяснять насчет музыки, браги и девок, он не первый год принимал у себя Старших Далара.
Увлекательная грызня за власть?!!! Светлые брови Рагнара непроизвольно приподнялись, лицо приняло крайне озадаченное выражение. Орденец, конечно, почти привык к тому, что со Жнеца станется знать самые невероятные вещи, даже, какой сегодня суп подают в третьем доме направо от дворцовой площади, но одно – знать, и совсем другое – принимать деятельное участие.
Даже Орден в свару не полез! Во всяком случае, что-то на улицах пока не наблюдалось засилья имперских магов. А Трущобы, оказывается, поддерживают нового наследника. И зачем? Неужели тот вдруг пришёл на поклон к Гильдии воров, и пообещал ленные владения?! Впрочем, даже в этом случае… Ну на кой дьяболон земля тем, у кого мотыга прочно ассоциировалась только с исправительными работами?!
При всём уважении к брату, было куда проще представить, что тот просто решил воспользоваться смутой и всласть набить карманы, чем в великие цели и политические мотивы. Протестующий возглас остановила только приобретённая в «Оке» привычка, сначала дослушивать собеседника, а потом уже делать окончательные выводы. И слишком хорошая память о том, что Жнец всегда прав. А, если не прав, то ты либо чего-то не учёл… либо плохо понимаешь даларский.
И следующая же фраза Адо расставила всё по местам. Ну, то есть, фигуры-то расставила, но, одновременно, как обухом огрела самого Рагнара. Тот аж в седле покачнулся от такой новости. А, потом, одобрительно покачал головой и тихо рассмеялся. Да, действительно. Всем чудесам Империи было до такого размаха далеко!
Гильдеец на троне Далара! Столь же невероятно, как Его Святейшество, приносящий жертвы Владетелю. Определённо, как только человек заносчиво говорит, что обрёл достаточное знание, ему тут же демонстрируется вся глубина его неправоты.
И, кажется, та самая вотчина висельников и отребников, оказалась чем-то куда большим, чем о ней привык думать Рагнар. Вот ведь, век живи, век учись, и дураком умрёшь!
Даже вопросов к брату не возникло – слишком их было сейчас много, и, одновременно не было ни одного. Определённо, стоило сначала запить новость доброй кружкой браги, переварить, а уж потом доставать Лёвеншёльда своей глупостью. Или не доставать. Как пойдёт.
Всё равно драка «по понятиям» с участием Адо уже безнадёжно пропущена. А новую фраза «наблюдать издалека» не слишком подразумевала, так что и удаль свою вкупе с магическим умением продемонстрировать не на чем. Жаль, конечно. Но, да, с другой стороны, может, и к лучшему. Брат жив-здоров, а почесать кулаки и другой повод представится. Не зря же в доме Алрика с таким воодушевлением поминали красоту Северной Звезды. Значит, тем обиднее, что о горностаевую мантию этой самой Звезды какой-то шази ноги вытрет. Тут уж любому хесу в драку ввязаться – сам Создатель велел! И не ради жажды власти – будь она трижды в реке утоплена, из чистой справедливости.
«Далар должен править миром»? Да пускай три раза правит! Но хеские разбойники должны стричь с него данегельд. И с Халифата. И с Алацци. С Тары – вряд ли – просто потому что кроме визга и клоков рыжей шерсти, взять с них нечего… Опять же не ради окаянных денег. Просто, всё живое обязано с благоговейным страхом разбегаться, едва завидев двуручник с урдами! Если бы Создатель хотел чего-то иного, он бы, уже давно вытравил из разума северян жажду славной битвы. Ан, нет. Напротив, не иначе и твари на Хребте появились с его высочайшего благословения. Чтобы бонды сноровку не растеряли.
Так что любую драку можно считать в высшей степени благословлённой…
Правда, тут важно, чтобы никто новому конунгу зубы не заговорил. А то Готтфрид упоминал, что его несравненный Сигмар Бирген владеет и другими премудростями, кроме военных. А как на хесов действует иные науки? Да, вот так же, как на магов «Ока». Сначала думаешь, а потом уже и запал проходит. Ничего общего с истинной доблестью и яростью, которой в Таре до сих пор детей пугают...
При таком раскладе, честное слово, начинаешь молиться, чтобы Эдит Эрмхольскую по запарке во дворце кинжалом ткнули. Тогда бы уж хочешь - не хочешь, а кровную месть никто не отменял. И недолго процарствует тот конунг, который позволил себе об этом забыть.
Полезет ли туда Гильдия? Раньше Рагнар был бы уверен, что нет. Но теперь очень хотелось озвучить этот вопрос брату. Вот только, оглянувшись, маг заметил, что поворот к «Маргарите» остался куда правее, и они въехали в квартал, в который раньше Фагерхольма нельзя было заманить ни пряником, ни девками. И даже не из-за Хашима.
Шазийцы.
Опять шазийцы. Просто язва на теле мира. Особенно, если учесть, что большую часть хоть сколько-нибудь значимых постов занимают именно они. Не ровен час, если хесы простесняются, то однажды и конунгом Хестура тоже станет какой-нибудь шазиец! Ну, а что? Вот в чём-в чём, а в интриганстве и в облапошивании «гяуров» им не откажешь.
Рагнар даже невольно напрягся и с трудом подавил желание, обхватить рукоять боевого топора. Не ровен час, выскочит какая-нибудь рожа с саблей наперевес. Хотя, конечно, в стиле шаззи улыбаться «дорогому гостю» до последнего.
Как же ненавидел их Рагнар за эту слащавую улыбочку! Аж до зубной боли.
Знал бы, что Адо под «баней» и «хорошими людьми» подразумевает шазийцев – ни за что б не согласился. Хотя, конечно, брату видней. А теперь отказываться- всё равно, что сомневаться в его словах.
Маг скользнул взглядом по крепкой стене, по массивной двери. Потом опустил голову, рассматривая появившегося «Ибна». И его кинжал, почти неприметный под одеждами (единственный ли?) – в особенности. Потом с очевидной неохотой спешился вслед за Адрианом. И, копируя его жест, так же отдал повод Гнедого смуглокожему мальчишке.
Правда, фламберг закреплённый у седла, оставлять всё равно не стал. Будет, конечно, смешно, если брата Жнеца в его же Трущобах обворуют… но зачем излишний искус лихим людям устраивать? Не по воле Создателя это. Да и неизвестно, как потом из этой бани уходить будут. Добро если вот так же с миром… а вдруг? Не с особенным-то и уважением гуляли гильдейцы по Далару минувшей ночью. Так что и стражники теперь могут всех шерстить без особого пиетета.
Тем более, что Ибн, мелким бесом рассыпавшийся в малопонятных улыбчивых заверениях перед Адрианом, кажется, особых возражений не имел. Всё-таки в этом смысле Гильдия – не Альрик Фагерхольм. Не такое видывали. Или за поведение урдиста «по понятиям» отвечает Жнец. С них станется.
Рагнар в последний раз оглянулся за закрывшуюся за спиной дверь. Потом перевёл взгляд на брата.
- Что мне делать сейчас с оружием, Адо? Где я должен его оставить? И ещё я хотел бы вернуться к нашему разговору. Это возможно здесь?
Спрашивать сразу маг не решился – неизвестно насколько у «хороших людей» крепкие стены и заткнутые смолой уши. И насколько сказанное Жнецом вообще обсуждаемая вещь.
Запоздало пожимать брату руку не стал тоже. Проявление любви не в общепринятых жестах. В делах.
Отредактировано Рагнар Фагерхольм (2014-04-03 15:31:33)
Идея оставить оружие прямо здесь, в предбаннике, должна была показаться Рагнару совершенно безумной, да и была таковой - учитывая, в каких обстоятельствах они встретились с братом нынче утром. И все же Адриан снял ремень с ножнами и бережно уложил ятаган в выстланную узорным ковром нишу, тем самым предлагая последовать своему примеру.
- Гасан отвечает за безопасность своего дома, - объяснил он, выпутываясь из котты и рубахи разом. - Мы - гости.
Объяснять что-либо более подробно необходимости не было: и у шази, и у хесов обычай гостеприимства почитался свято, принимая порой оборот совершенно неожиданный, вроде просьбы заклятого врага приютить его на ночь и защитить от преследователей. Что еще оставалось хозяину дома, кроме как поднести такому гостю еду и питье, а потом вооружиться на его защиту? Положение Лёвеншёльда же требовало от Гасана ибн Вахида еще большего рвения: если бы гильдмастер или его спутник под его крышей подверглись нападению, можно было не сомневаться, что на месте лучшей бани Халифского уголка за считанные часы возникло бы скорбное пепелище.
- Можешь говорить свободно, - заверил Адо брата, без усилия переходя на хеский. - Просто не называй имен.
Раздевание заняло у него считанные минуты - подхватив из стопки чистых полотенец верхнее, Жнец небрежно задрапировал бедра и поощрительно кивнул Рагнару:
- Я думаю, у нас есть четверть часа на беседу, пока Гасан не натравил на нас банщиц и цирюльника.
Из дверной арки зазывно тянуло теплом, мраморные лежанки так и манили устроиться поудобнее, согреться, расслабиться, чтобы потом подставить себя ловким рукам служанок, вооруженных душистым мылом и мочалками. Адриан закинул руки за голову, с удовольствием потянулся всем телом - при желании можно было убедиться, что шрамов на нем почти не прибавилось - и, не желая смущать брата, наверняка непривычного к шазийским омовениям, первым перешел под своды илыклыка.
- Если начать по порядку... Северную принцессу привез сюда отец, но передать жениху не успел. Был убит неизвестным для властей лучником у стен Далара,- Адо растянулся на хорошо прогретой каменной плите и чуть прикрыл глаза. - Стража перетрясла город, как вшивый - рубаху. Убийца, разумеется, не найден. К свадьбе попытались очистить Далар - ну, повыгнали за ворота все больше честных работяг, они глаза большим шишкам мозолят лохмотьями, да из нищих человек полста, тех, кто вправду без рук-ног и от облавы сбежать не поспел.
"Для властей" недвусмысленно означало, что для мастера даларской гильдии имя убийцы большого секрета не представляло, однако называть его не имело смысла - все равно сенсации не произведет.
- На свадебный турнир явился сын покойного, судя по тому, насколько проворно - выехал из северной столицы вслед за свадебным поездом. Странная спешка, никак забыли дома что-то важное, - голос Жнеца контрапунктом вплетался в мягкое журчание воды в резных мраморных чашах, будто вырастающих дивными цветами из изразцовых стен. - Теперь, когда его сестра овдовела, молодой король может попытаться стать чем-то большим. Вопрос: не он ли поторопил валькирий?
Горе тому хозяину, что нарушит закон гостеприимства. Это, конечно, правда. Наказание Создателя неотвратимо, хоть и не всегда своевременно.
Да и Лёвеншёльд, разумеется, готов гарантировать безопасность своему побратиму… вот только дело было не в этом. Недаром тело Рагнара сплошь покрывали рубцы, свидетельствующие о безудержной храбрости, граничащей с дуростью – бояться сражений он не привык.
Но вот солдаты всё-таки исполняют свой богоугодный долг. Так что в высшей степени некрасиво перед Создателем будет воспользоваться при случае магическим умением, а не честным мечом, дающим противнику хоть какой-то шанс. Хотя… большой ли шанс у них против зачарованного оружия в руках берсерка? И… разве не достойны страшной смерти те, кто умудрился напасть на безоружного?
Пожалуй, именно эта мысль, и заставила Фагерхольма всё-таки дисциплинированно сложить в нишу и фламберг, и топор, и оба кинжала. А теперь слушать голос Жнеца с необыкновенным удовольствием. Тем более что тепло каменной лежанки очень располагало, а хеская речь наполняла душу необыкновенным удовольствием. Воистину, язык Сильных, в котором и звон кольчуги, и лязг оружия, и вой ветра в вершинах деревьев. Лучше было только то, что теперь каждой слово Адо действительно пахло войной.
Перестала иметь значения даже несуразность окружающего помещения, поначалу заставившая Рагнара замереть на пороге (Только убогие шаззи могли отгрохать такую дуру с куполом, на которую дров нужно, что на сорок нормальных хеских бань!), растворилась в предвкушении грядущего.
Война - лучший шанс показать свои умения в полной мере и заслужить боевую славу, развернуть плечи и затолкать иным в глотку своё понимание мира. В конце концов, сколько можно творить благо исподтишка?
- …когда его сестра овдовела, молодой король может попытаться стать чем-то большим. Вопрос: не он ли поторопил валькирий?
- В этом нет вопроса, брат. Никто не осудит героя, принесшего земли и славу своей стране. Но каждый окрестит трусливой сукой, если тот малодушно упустил шанс битвы. Абсолютная законность и истинность повода значения не имеет. Не у северян.
Рагнар улыбнулся. Светло и очень искренне, словно Жнец преподнёс ему бесконечно прекрасный подарок, о котором раньше не мыслилось и мечтать.
- А, если всё так… то любая сторона почти одинаково богоугодна. Это так радостно, брат. Даже не представляешь насколько! Однажды я плыл в Далар на тарийском корабле, и мы попали в бурю. Я впервые боялся смерти – ведь она была бы бесславна и никому не нужна. Тоже самое, что быть бездарно повешенным или умереть в застенках добрых братьев за ересь. Но теперь… всё может быть иначе. Если случится война, то она оправдает любой моё оружие, и любое моё заклятие. Я буду знать, что действительно нужен своему богу и миру. Что не зря всё это время познавал его пути, и свои силы… Редкую вещь, я не сделал бы, чтобы сейчас гарантировать и поддержать эту битву…
Рагнар положил голову руку под голову, разворачиваясь к Адо. Ища понимания у того, чьим мнением до сих пор действительно дорожил.
- Ты осуждаешь меня, брат?
Отредактировано Рагнар Фагерхольм (2014-04-09 23:51:32)
Осуждать? Слова брата заставили гильдмастера снова пережить триумфы и падения нынешней ночи, заставили кровь снова быстрее побежать в венах, наполнили дух новым азартом и страстью, еще более острыми оттого, что Лёвеншёльд всегда знал, на чьей стороне он стоит и никогда не терзался сомнениями в собственной правоте. Это вовсе не значило, будто он не вовсе раздумывает, прежде чем совершить какой-либо значимый поступок, но чаще мысли эти касались практической стороны дела, нежели возможных последствий. Карим? Империя? Адо Жнец всегда стоял на собственной стороне, простирая руку над теми, кто признавал его главенство, и четко различая, кто свои, а кто - чужие.
Рагнар уже давно был свой. Разве что в самом начале их знакомства Адриан думал о нем как о человеке, связанном множеством незримых нитей с Орденом, но довольно скоро понял, что в святое братство не вписываются не только крепко пьющие таланты вроде Редьки. Рыцарь Фагерхольм имел собственное представление о том, что справедливо, а что - нет, и не стеснялся идти за светом собственной истины вместо того, чтобы барашком скакать по лужайке под пастырским посохом. Как ни странно, во многом его взгляды на жизнь совпали с убеждениями самого Лёвеншёльда, и это стало прочным фундаментом для крепкого доверия между монахом и бандитом, на посторонний взгляд если уж не прямо преступного, то мало объяснимого.
И уже тогда Жнец знал, что однажды его названый брат распрощается с монахами, окончательно свернув на узкую дорожку, где нет милевых столбов и указателей, но зато есть кое-что, стоящее самой жизни - свобода быть собой. Северянином, который упивается битвой. Вольным бродягой, влюбленным в дороги. Покровителем странненького мальчика-мага. Можно ли было выбрать для этого более подходящий момент, чем нынче, когда вся Империя содрогнулась и зашаталась? Когда Далар окончательно превратится в бурлящий поток, вроде тех, что сходят с гор, неся за собой валуны, деревья и убогие домишки вместе с их жителями, кому будет дело до чародея-отступника? А вот в Трущобах станет одой серьезной фигурой больше. Не говоря о таких приятных мелочах, как возможность беседовать о всякой всячине хоть каждый вечер.
- Старика не успеют завернуть в саван, как налетят стервятники. Все они рассчитывали, что придется иметь дело с хеской принцессой и ее родней, никто не рассчитывал на появление Карла Шестого. Он ведь маг. Притом очень сильный. Я уверен, сегодня ночью во дворце было на что поглядеть.
Сегодня ночью Карим совершил то, чего от Адриана в последние месяцы требовала мать - отомстить. Громко, в голос назвать свое подлинное имя, заявить законное право, получить отцовское наследие и, глумясь, растоптать его, не оставить камня на камне, потому что многолетняя обида дороже. Но речь шла не о москательной лавочке, а о пяти Щитах, скованных воедино золотой цепью. Ее придется разбивать терпеливо и упорно, звено за звеном. Побратимам из Трущоб надолго хватит забавы.
- Я лично подливаю масла в этот огонь, Рагнар. Война случится, в том тебе мое слово. И мы будем на ней вместе, - Жнец на мгновение сжал плечо брата, будто скрепляя этим жестом свое обещание.
Отредактировано Адриан Лёвеншёльд (2014-04-14 23:38:32)
Сколь бы ты ни гордился, что поступаешь лишь по собственному разумению, обычно, это не правда. И выбор каждого, будь то конунг или самый захудалый из бондов, так или иначе определён хитросплетённием нитей, столь сложным, что лишь со стороны бывает понятно, какой из узлов следует разрубить первым.
И потому, даже считая факт своего участия в войне свершённым, Рагнар ждал, что скажет брат. Если не для того, чтоб послушаться – так для того, чтоб услышать. Да и кому, как ни Лёвеншёльду угадать, кто в грядущем сражении будет сильнейшим? Истину он всегда умел видеть. Как и облекать эту самую истину в слова.
И, кажется, Рагнар ждал любого ответа. Разве, кроме насмешки. Не удивился даже очередному примечательному штриху к портрету Императора Гильдии Воров. И, тем не менее, вывод Адриана всё равно превзошёл самые смелые фантазии:
- Война случится, в том тебе мое слово. И мы будем на ней вместе.
Легче добиться яблок от ольхового дерева, чем от Жнеца пустой болтовни. Но, в подтверждение того, что происходящее – не сон, сморивший орденца где-то по дороге, брат коснулся его плеча, скрепляя клятву и придавая каждому слову какой-то особенный торжественный смысл.
Вместе.
Никто никогда не умел понимать его так. Ни в бесконечных дорогах, ни в Ордене, ни в доме сотника Фагерхольма. И не было иного человека, по приказу которого Рагнар обнажил бы теперь меч с такой же готовностью. Лицо мага снова посветлело, губы разошлись в улыбке.
- Моя сталь и моя магия принадлежат Создателю и тебе.
Скрывать свою радость не имело смысла. Жнец не только признал его выбор, но и признал этот выбор верным. Хотя ни одной причины, что могла бы сподобить брата на участие в резне, Рагнар представить не мог. Допустим, сегодняшние беспорядки могли быть созданы ради этого Карима. Но разве не сам Жнец сказал, что ему по большей части всё равно, кто сидит на троне? Или ему надоело быть ярлом на изнанке мира и, он как и Фагерхольм, хочет заявить о себе и облечь своё имя славой?
Адриан был воином, но не был воином безрассудным, кидающимся в битву ради битвы или ради призрачной надежды на возможную поживу. Значит, причина была, продуманная и резонная. И, хотя выпытывать оную клещами Рагнар не собирался, следовало бы узнать, под чьими флагами в ближайшее время намеревается стоять Жнец. Под знамёнами Карла VI или же, быть может, своими собственными? А заодно и уяснить для себя, почему это хорошо с точки зрения Создателя. Ведь отнесение к первоочерёдной преданности богу никогда не было для Фагерхольма лишь присказкой.
- Я всегда мечтал драться с тобой рука об руку в настоящей битве. Даже в моих маленьких стычках на Кряже я вспоминал тебя. Я имею ввиду настоящих стычках, а не когда они не начинались со спора, излишнего количества браги или игры в кости... – Рагнар посмотрел на след от зубов твари на запястье, и виновато опустился на спину, подложив покалеченную руку под голову. Рассказать про обстоятельства получения своих особо примечательных шрамов он был готов только после доброй кружки, когда и сам себе кажешься именно героем, и подробности рисуются особенно пафосно и ярко. – И буду рад показать тебе все свои умения. Магические – в особенности. Я довольно много экспериментировал с этим. Благо, дороги всегда подкидывают отличные поводы воспользоваться даром с благословения Создателя. Да ещё, порой, на таких существах, само присутствие которых считаешь почти сказкой, пока воочию не увидишь…
на Хребте один хес из предгорий, распалённый пойлом и ранами, рассказал, какую вязь чертят на стальном големе. Не знаю, стоящи ли были его слова. Я пока не нашёл ни средства, ни повода проверить… как не нашёл и правильную формулировку, к кому следует обращать свою молитву во время этого заклинания.
Рагнар снова приподнялся на локте. Он до сих пор не хотел специально рассказывать о магии Десмонда… но вполне был готов произнести крамолу иного рода.
- Ведь Империя Пяти Щитов – миф, сшитый жилами тех, кто не сумел вовремя распознать ложь. Она могла быть изначально единой… но единой как-то иначе. Магия – отражение этого искажённого миропорядка. Урдисты, молящиеся захребетным богам, истинные друиды Тары, шаманы убунди – многие из них гораздо сильнее орденцев. Но я так и не понял, почему. Или мы… с самого начала совершали ошибку, выбирая не тот путь… или, что ещё вероятнее, неверно представляем того, к кому обращаем молитву. Адо… - Рагнар на мгновение потёр пересечённый тонким шрамом висок, формулируя мысль, что несколько расходилась с позицией про законного наследника Карла Шестого, владыку Империи. Но, в принципе, никак не влияла на желание стоять под знамёнами брата. – Вдруг хороший удар топором – это та самая сила, что заставит осколки извечной фальши снова сложиться в богоугодном порядке?
Отредактировано Рагнар Фагерхольм (2014-04-17 09:59:52)
Было славно, что Рагнар не спросил, где купчине-проходимцу удалось обрести свои знания и отточить магическое искусство, ускользнув от внимания всевидящего Ока Императора, которое разом обозревало все четыре стороны света, охотясь на добычу крупную и мелкую. Такая фигура, как сын старого Карла, просто не могла проскользнуть между пальцев Зеницы, к которому наверняка спешили с докладом, даже если дряхлый император просто помочился мимо горшка. Свидетельствовало ли это о том, что Карим - самозванец? Следовало ли подозревать его в связях с язычниками или культистами? Или у Ордена были какие-то свои особые планы на эту темную лошадку?
Были вопросы, которых Адриан не задавал Кариму, получая в обмен то же деликатное молчание, когда мастеру Далара не хотелось отчитываться в своих поступках. Было бы, впрочем, наивно думать, что Жнец безмолвно повиновался первому встречному, не пытаясь навести справки с помощью огромной сети осведомителей по всей империи, но результаты были неутешительными. То, что аль-Малина выставлял напоказ, и без того было заметно, а до того, что он надежно скрывал, докопаться было невозможно. Корни тайны уходили в Халифат и окончательно терялись где-то в области Кряжа, в окрестностях легендарной крепости Алатат, известной всякому, кто хоть раз слышал предания об ассасинах. Поскольку Адо и сам был частью городской легенды, на этом он прекратил целенаправленные поиски, понимая, что есть тропы, на которые лучше не ступать.
После всей этой возни с коронами и престолами встреча с Рагнаром казалась глотком чистого воздуха, и искренняя радость, написанная на лице брата, согревала сердце Адриана. Пустая случайность, что они рождены от разного семени и в разных утробах, что в их венах нет ни единой капли общей крови, не считая той малости, что сохранилась со времен, когда хесов было так мало, что все приходились друг другу родней. На самом деле глубокая привязанность и взаимное доверие стоили дороже, чем любые узы крови, вроде тех, что связывали Жнеца с Рыжим Медведем или другими отпрысками короля Эйрика.
Рядом с Рагнаром хорошо было даже просто помолчать, но еще больше Адриан любил разговаривать с ним, по-новому открывая для себя хорошо известные вещи и внезапно находя новые выходы из положений, которые прежде казались неразрешимыми.
- Повелитель големов... - задумчиво проговорил он. - Да, я что-то такое слышал, когда был ребенком. И другую историю... о кукольнике. У него была лавка неподалеку отсюда. Добродушный с виду старик с длиннющей седой бородой. Он делал кукол из фарфора и наряжал их в роскошные одежды - их покупали самые богатые семьи города для своих детей, женихи для невест, монахи для алтарей. Говорили, за каждой ступала смерть. А потом в его лавке выставлялась на продажу новая кукла - одно лицо с умершим... Не знаю, правда ли он накладывал злые чары или это были выдумки, но лавку сожгли по решению гильдии. Я держал в руках одну из его кукол, подобрал на пожарище. У нее обуглилась вся нижняя половина, но лицо было чистым, как живое. И еще прическа из золотистых волос, с крошечными шпильками - даже не растрепалась. У меня хватило ума притащить это домой, - Жнец хмыкнул, вспоминая неподдельный ужас матери.
- Не обещаю, что у нас будет стальной болван для опытов, но добыть пару-тройку глиняных возможно.
Пожалуй, следовало подумать о том, чтобы представить Рагнара Кариму - у двух практикующих магов найдется много занятных тем для беседы, но с этим можно было повременить, не сейчас, пусть наследник усопшего императора усядется на престоле поудобней, а город притихнет. Адриану живо вспомнился их давний разговор о природе волшебства, и он задумчиво промолвил:
- Побеждает тот, у кого сильнее вера. Поэтому те, кто старается одновременно спасти шкуру, набить желудок и творить магию, проигрывают тем, кто не ослаблен страхом. Я не знаю, что угодно Создателю, Рагнар. Любой, кто утверждает, будто точно знает Его Волю - лжет, начиная с Зеницы. Мы можем только читать знаки и толковать их. Смерть Карла - призыв к переменам. Империя превратилась в стоячее болото, из которого лезут твари, почище чем на Хребте. Посмотри: тарийский Кеннет правит сорок лет. Алаццийский Карлос - тридцать шесть. Халиф Хатим - двадцать пять... Но все же уложить в могилу ходячего мертвеца, Империю Щитов - определенно дело богоугодное. Мерзко перед Создателем сшивать собаку с котом, заставлять оживленного урода показывать трюки и собирать монеты.
Адриан отстранил со лба отяжелевшие от испарины пряди, скупо усмехнулся:
- В "Маргариту" ребята сегодня притащат целые мешки чужих секретов. Ты поразишься, какие животные управляют страной.
Отредактировано Адриан Лёвеншёльд (2014-05-02 16:33:31)
Воображение, обычно легко позволяющее представить желаемое в связку, доступную действию Слова и Воли, по ходу рассказа Адо рисовало картины столь яркие, что Рагнар уже словно наяву видел лавку кукольника. С тонким стеклом в витрине, невесомым и почти совершенно прозрачным, стоившим целое состояние; с чисто выметенным деревянным порожком; с золотым колокольчиком, тонко звенящим, когда ты входишь внутрь; с алыми узорчатыми коврами… Да, тёмную магию обязана сопровождать необыкновенная особенная красота, иначе б она не смогла пленять души.
И, разумеется, у лучшей из кукол золотые волосы... Тарийки хороши буйством, алаццинки страстью, шази – тайной. Только хеска и в ледяном механизме сохранит свою сияющую красоту. Сияющая, как звезда. Северная Звезда. Теперь Рагнар представил и лицо куклы необыкновенно отчётливо. Он видел его на маленьких портретах, коими иногда могли похвалиться скальды. Представил волосы, украшенные алмазным венцом, и почти невесомую снежно-белую меховую накидку.
И вдруг стало жаль, что гильдейцы вынесли витрину, вспороли брюхо старику, вытерев кривое оружие о длинную бороду мертвеца, и бросили факел на крышу.
Рагнар одновременно стоял на месте Адо, разглядывая обугленную до середины златоволосую куклу. Смотрел, как заколачивают ставни крест-накрест, и ехал на Гнедом мимо чужих балконов, ставших вдруг виселицами для мародёров, стараниями городской стражи.
- Не обещаю, что у нас будет стальной болван для опытов, – голос брата, на мгновение погрузивший Фагерхольма в видения, вдруг всколыхнул картинку, словно воду. Заставляя мага очнуться и устыдиться хода своих мыслей. Нет, Адриан же очень чётко сказал, что куклы были с лицами умерших. Так что образ Эдит Эрмхольской был чистой воды отсебятиной. Да и аллегория с Империей была не слишком уместной. - но добыть пару-тройку глиняных возможно.- продолжал между тем Жнец, и Рагнар, попытался было выбросить нечаянно прилипший образ и сконцентрироваться на том, с чего всё началось.
Куклы. Куклы управлялись джиннами. Големы – сильнейшими из урдистов. И дело было не в самом болване – хорошая кузня, и грубо сковать железяшку смог бы, пожалуй, и сам Рагнар. Вопрос в нужности заклятья. И в умении найти правильные слова. Всегда находятся те, кто знает правильные слова на то или иное действо. Такими умельцами и держалась Империя. Ещё со времён тактического проигрыша хесов. Или после того, как была утеряна сила меча Гуннара. Если, конечно, про меч это не ещё одна еретическая сказочка Гарма-Охотника, в которую тот верил, как в одноглазого бога. Империя пяти щитов держалась ложью. Кто-то просто очень умело столько лет расставлял фигуры. Кукол.
Круг замкнулся. Рагнар поморщился от очевидного усилия поймать в своё потоке нежданных мыслей хоть один здравый вывод, но получалось откровенно плохо. Если, конечно, не начинать кричать на всю баню, будучи лишь слегка прикрыт полотенцем, про смерть шазийцам вообще, и Гасану с Каримом – в частности.
Жаль, что Конунг Олаф умер. Иначе был бы соблазн потягать внимание брата к рудникам в предгориях Хребта. Вдруг бы старый хес рассудил, что ему полезны даларийские мечи изнанки, а Жнец – что хочет сюзерена из норлингов за сходную цену?
Разве не сам Адриан только что сказал, про неисповедимые пути Создателя, и участь смертных - читать знаки? Может, и вправду раскинуть тонкие деревянные дощечки?
Алаццинский Карлос, Халиф Хатим. Император. Магия. Брат был очень прав, как прав был в части чужой магии… и вместе с тем Рагнар никак не мог уловить свою мысль, что нарождалась странным наростом к его словам. Кеннет, Карлос, Хатим… а сколько правили на самом деле хесы, прежде чем стать слабыми?
«Тёмные века». Драккары. Боевые топоры, означавшие высшие политическое преимущество. Преимущество силы, что должна и будет править миром до самого дня Рагнаради. Или он уже был, этот день, когда северяне согласились помогать даларцу в его войне?
Маг слизнул пот с верхней губы, посмотрел на куполообразный потолок, потом скользнул по светлым волосам Жнеца, по его руке, убирающей пряди со лба.
- В "Маргариту" ребята сегодня притащат целые мешки чужих секретов. Ты поразишься, какие животные управляют страной.
Какие? Обезъяны-шазийцы? А должны – Северные волки. Или Адриану бы хотелось увидеть людей? Человечность на троне обычно стоит недорого и живёт недолго.
- Да, будет занятно послушать. Хотя, не уверен, что набор поменяется при ином короле и смене власти. Как там? Король умер, да здравствует король?! – Рагнар задумчиво почесал белую щетину на подбородке и продолжил - Поменяются декорации, а вся живность от крысы до медведя останется на своих местах. Империя. Очень тяжело сломать игрушку, если она уже принадлежит тебе. Чужую – легко, но не свою. Любой из императоров лишь поменяет расцветку псов, но попытается сохранить всё, как есть. И тот шазиец – тоже. Может, я и не прав. Я ошибаюсь довольно часто. Создатель меня журит, ставит новые подпалины на моей коже, но хранит мою жизнь. И твою, кстати тоже. Вряд ли случайно. Я вообще не слишком верю в случайности. Вот только, зачем?
Рагнар на мгновение вспомнил наполнившиеся кровью урды на плече Деса. А потом снова лицо Эдит.
- Ты помянул обожжённую куклу… я с превеликой радостью посмотрел бы на то, что от неё осталось, в любое время. Но сейчас я знаю и ещё одну такую. Тоже с золотыми волосами, и тоже единственную в своём роде. Быть может, это не случайность? Я не очень понимаю, где в этом сшиве пёс, а где кот. Пожалуй, было бы неплохо действительно раскинуть урды в гадании. Но, что иное, могло бы стравить норлингов со всем миром, как не одна златоволосая кукла? Так, чтобы никто не смог усидеть на троне так долго, чтобы успеть почувствовать себя Хозяином и возжелать непременно удержать за собой всё…
Рагнар привстал на локте, заглядывая в лицо брата, добавляя к словам, сказанным на хесском, без имён и легко читаемых не северянином словесных цепочек, свой спокойный и очень ясный взгляд голубых глаз.
- Если бы на трон сел волк, против него выстроились бы все щиты. А потом бы рвали друг друга. Тот, кого считают законным, сможет усидеть слишком долго. Слишком долго, чтобы всласть не упиться властью, и не забыть обещанного прежним союзникам.
Отредактировано Рагнар Фагерхольм (2014-05-07 16:31:52)
Можно было только догадываться, в какие горние выси унесся мыслями Рагнар, пока его названый брат рассуждал о природе власти, но Адо мог бы поручиться, что тот все равно услышал и принял к сведению каждое его слово. Впрочем, первое же упоминание о принцессе Эдит многое объяснило – с тех пор, как Карл выбрал ее себе в невесты, Далар безустанно чесал языки, обсуждая внешность северной королевны и ее шансы понести от древнего старика. За минувшие месяцы Жнец узнал о Биргенах больше, чем за тридцать пять лет своей жизни, и, пожалуй, даже больше, чем ему хотелось бы.
Слухи, слухи… Плотная накипь на стенках котла, в котором варится большая политика. Монахи могут стереть языки в кровь, провозглашая с кафедр то, что угодно Зенице, глашатаи надорвут глотки, выкликая на площадях то, то угодно канцлеру Хогану поведать горожанам – все уже и так, заранее знают правду, потому что неподалеку затесались паж или горничная, потому что проболтался пьяный телохранитель, потому что распустил язык случайный прохожий, увидав то, что не предназначалось для его глаз.
Адриан приходил на похороны Олафа – точнее, приводил мать – и когда смотреть на ее счастливые слезы делалось невмоготу, разглядывал младших детей конунга, провожающих отца в последний путь. Как ни странно, похвальную речь и обращение к подданным взяла на себя именно Эдит – золотоволосый юноша рядом с ней выглядел слишком растерянным, а Рыжий Медведь, очевидно, был слишком поглощен собственно устройством похорон. Нет, конечно, мальчик не молча проводил родителя на ладью, но первым голосом в этом дуэте явно выступала его старшая сестра. «Мы – воины! Мы – северяне!» - зазвенел в ушах нежный голосок. Если хорошенько подумать, сравнение Рагнара было не вполне справедливым, пусть даже внешне Эдит чем-то напоминала ту куклу из сожженной лавки, слишком нарядная и слишком холеная, чтобы с ней играть, не опасаясь испортить. И девчонка пользовалась этим, стоило только посмотреть, какими взглядами ее провожали мужчины за поминальным столом. Лакомый кусок, который разорвет любую слишком широко раззявленную пасть, только самоубийца не удовольствуется тем, чтобы пускать слюни издалека. Вольно же людям придумывать сказки о Северной Звезде… Вместе с тем в ней чувствовался стальной стержень: она хорошо держала удар, и на похоронах, и на свадьбе. Была ли Эдит его дочерью или нет, но Олаф недурно воспитал ее, показав пример, как крутым нравом заслужить всенародное обожание. Хестур был достаточно далеко от имперской столицы, чтобы похождения северной королевы остались похороненными в снегах ее родины, но все же Адриан был наслышан о подлинном происхождении будущей императрицы. Сперва это были базарные шепотки, потом, посмеиваясь, эту историю рассказал Жнецу Карим и, наконец, гильдмастер имел занятную беседу с одним полутроллем, который на совершенно трезвую голову, не чинясь, звал кёнигин кузиной.
Адриан попытался припомнить, не было ли в речах Карима того почтительного придыхания, что нежданно-негаданно прорезалось у тех, кто рассуждал о леди Эдит. Шази обожают белокурых северянок, но, видимо, за время своих странствий купец изрядно пресытился чаровницами всех наций, и теперь, чтобы заинтересовать его, женщине требовалось нечто большее, чем цвет волос. Были ли у овдовевшей императрицы шансы поладить с новоявленным престолонаследником?
- Если бы она вышла за собственного пасынка, это было бы недурным ходом, - задумчиво промолвил Лёвеншельд, будто Рагнар мог слышать его размышления и с ходу сообразить, о чем речь.
– Ты сам понимаешь – пока вассалы не присягнут новому императору, он не больше, чем самозванец, даже при благословении Зеницы. Среди аристократов полно тех, кто предпочитает диаболон симболону и с высокой горы плюет на пастырские послания Святейшества. Есть те, кто скорее признает императором последнего даларского свинопаса, чем какого-то шазийца, пусть даже самых благородных кровей. Попомни мое слово, не сегодня-завтра мы услышим о новых детях Карла Пятого, и за каждым будет стоять владетельный герцог, а то и король. Колесо завертелось в обратную сторону, и новому императору придется бежать очень быстро, чтобы остаться на месте. Ему придется разогнать всех недовольных и найти тех, кто поддержит его если не за совесть, то хотя бы за страх или за деньги. Если на смену жирным свиньям, которые даже хрюкают с трудом, придут голодные хищники, этот мир изменится. На ближайшие лет сто – так точно. Можно даже не сажать на трон северного волка.
За принцем Сигмаром Адриан тоже имел удовольствие понаблюдать с почтительного расстояния и пришел к выводу, что он еще более занятная личность, чем казалось по чужим рассказам. А впрочем, на всякого мудреца довольно простоты. Маленькие птички уже вовсю чирикали о том, что кёниг стремился расстроить свадьбу сестры еще в Эрхольме, но не преуспел. Рыцарь-защитник. Если бы не Карим, он стал бы третьим человеком в империи, а то и вторым - если бы прыгнул выше головы всеведающего лорда Хогана. Первое место в личной иерархии Жнеца безраздельно принадлежало Зенице, несмотря на всю настороженность по отношению к Ордену в целом. Можно сказать, отец Александр в каком-то смысле был для Адо одним из хороших образцов для подражания.
Жнец поднялся с лежанки, сбросив полотенце, подошел к настеннной чаше, прихватив из ниши мочалку и мыло, принялся неторопливо обмываться, жестом пригласив брата последовать его примеру.
- А куклу ты не увидишь, - разочаровал он Рагнара. - Ее пришлось сжечь, уже дома. Я долго носился с ней, как деревенский дурак с сушеной тыквой, потом устроил тайник в родительской спальне, рассудил, что там уж точно никто не найдет. Мать наткнулась на нее меньше, чем через час. Крик стоял до небес. У нее ведь тоже светлые волосы, она и решила, что кто-то затеял дурное... Клянусь тебе, я неделю потом садился с опаской.
В его последние слова вплелась серебристая трель колокольчика, возвещавшая важным гостям, что недостойные намерены вторгнуться в их общество в лице цирюльника и его мальчика на побегушках. Пока газелеокий отрок с воодушевлением намыливал щеки Рагнара, его мастер внимательно осмотрел порезы на лице Жнеца, держа наготове крошечные щипчики, чтобы извлечь осколки, буде такие обнаружатся, после чего вооружился частым гребнем и так же тщательно разобрал его густые волосы, выудив все же несколько стекляшек. После они поменялись местами, и пока цирюльник брил Фагерхольма, мальчик расторопно подставил медные чаши с ароматизированной теплой водой под кисти и ступни Адриана, а потом взялся чистить и подравнивать ногти. Все это возмутительное по хеским меркам сибаритство тот воспринимал с царственным достоинством, нисколько не переживая о том, что брат может счесть подобные замашки изнеженностью. Потом брадобрей занялся лицом Адо, прикладывая к порезам примочки из арники, мальчик же распустил и расчесал косу орденца, а потом затеял ту же возню со своими чашами и ароматическими маслами... Все это заняло не меньше трех четвертей часа, пока Жнец не поднялся с лежанки, кивнув брату в сторону харарета:
- Теперь можно и в парную. Да продлит Создатель твердость твоих рук, уста Шафи.
Мальчика он придержал за плечо, что-то быстро сказав на ухо по-шазийски, тот преданно закивал и ускакал вслед за мастером.
За тяжелой дверью было царство влажного тумана, напоенного ароматом сандала, пряностей и еще чего-то трудно различимого, но приятно дразнящего обоняние, в нем будто ледяная скала в северном море возвышался круглый беломраморный помост, куда Адриан с огромным удовольствием и забрался.
- Сейчас Гасан пришлет банщиц, они помогут вымыться как следует, - и добавил, опережая вопрос: - Служанки и рабыни, если захочешь после поразвлечься - ни они, ни хозяин дома не будут против.
- Если бы она вышла за собственного пасынка, это было бы недурным ходом.
Хестур – пасынок Империи? Не будь это сказано Жнецом, Рагнар бы уже три раза продемонстрировал своё возмущение кулаком промеж ушей… впрочем, если Адо так проще прийти к правильному выводу – пускай. А в том, что выбор брата будет правильным, Фагерхольм никогда не сомневался. Создатель не допустит иного.
Доверие – самая страшная из клеток. Ослепляет, оглушает и при всём при том даёт ощущение надёжности и силы. И ярче всех, это чувство знает берсерк, доверяющий свои помыслы урдическому оружию.
– Ты сам понимаешь – пока вассалы не присягнут новому императору, он не больше, чем самозванец, даже при благословении Зеницы…
Нет, разумеется, не понимал. Разве город не принадлежит тому, кто сумел взять его за горло и обухом заглушить волну недовольства? Если бы Глава «Ока» всерьёз задался целью, то утихомирить мятежников было бы не сложнее, чем погасить свечу кружкой колодезной воды. Даже если бы вся гвардия была против, куда даларскому гарнизону тягаться с обученными магами?
Собственно, тогда бы и сам их разговор с Адрианом не имел смысла. «На всё воля Зеницы».
Другое дело, что маги пока не участвовали в сваре. Почему?
Пожалуй, сейчас Рагнару показалось, что он знает причину. Участь Зеницы – ставить точки в историях, а не теряться между их страниц, когда каждый норовит сцепиться с каждым.
Но, быть может, за столько лет Александр IV уже надоел Великому Богу? Или есть ещё какая-то истина, к которой можно прикоснуться? Та, что приходит к хесу вместе со славой, вливается в звоны скальдической песни?
- Среди аристократов полно тех, кто предпочитает диаболон симболону и с высокой горы плюет на пастырские послания Святейшества. Есть те, кто скорее признает императором последнего даларского свинопаса, чем какого-то шазийца, пусть даже самых благородных кровей…
Знал ли Адо, насколько его брат близок по сути к этим вторым?
- …Если на смену жирным свиньям, которые даже хрюкают с трудом, придут голодные хищники, этот мир изменится. На ближайшие лет сто – так точно. Можно даже не сажать на трон северного волка.
- На всё воля Создателя. – Рагнар пожал плечами. От фразы про законного императора-Карима они подошли к формулировке, что власть Хестура возможна, но не обязательна. Уже неплохо. Ну, а прочие слова Адриана нужно было тщательно обдумать, уложить в удобной и понятной форме. Сочинить для себя ещё аргументы или контраргументы. Умением делать это тотчас орденец никогда не мог похвалиться. Тем более, что скорости никто особенно и не требовал.
Прикажи Жнец сделать что-то, пусть даже что-то невообразимо странное, скажем, прыгнуть в колодец, Фагерхольм бы подчинился. Очарованный образом побратима с самого первого момента встречи, он прыгнул бы, подразумевая, что внизу достаточно мягко, чтобы не разбиться.
Но, когда Адриан не приказывал, а говорил, это означало, что в колодце есть магический секрет, не зная которого, приземление получится ой как неприятным… Или то, что он ещё не решил, нужно ли в него прыгать вообще. А, если нужно, то кому и когда.
Разумеется, Лёвеншёльд верно понял возникшую паузу, переходя к мытью. И к разговорам куда более понятным и куда менее крамольным. Вызывающим улыбку, даже при том, что предмет интереса уже был безнадёжно и окончательно утрачен.
Садился с опаской. Сколько раз «садился с опаской» Рагге перечислять не имело смысла, да и список поводов занял бы не одни сутки. Скорее, можно было перечислить те дни, когда оной опаски не было. Это уж на пальцах одной руки. Всё-таки день без «подвига» положительно вычеркнут из жизни хеса.
С той же улыбкой, в теплоте последних слов брата, Рагнар позволил себя вычесать и даже побрить. Хотя какой северянин в здравом уме и твёрдой памяти даст водить шазийцу сталью по горлу? И всё-таки, из ощущения спокойствия вывело только витиеватое обращение Адриана к цирюльнику.
- Да продлит Создатель твердость твоих рук, уста Шафи.
Было всё-таки что-то странное и даже противоестественное в том, что норлинг по виду, Лёвеншёльд мог с лёгкостью говорить, как шази. Двигаться, как заправский шази, перемещаясь с лежанки в парную… и это ещё не считая его ятагана.
Рагнар чуть поморщился, осознание того, что Жнец – даларец, а не хес, каждый раз его немного удивляло. Впрочем, как удивляло в последние минуты ощущение отсутствия рядом какого бы то ни было оружия. Нет, определённо, раздетым орденец себя чувствовал не из-за отсутствия штанов, а без любимого боевого топора и… симболона. Хуже было бы только остаться в одночасье без белой косы и кожи с синими росчерками урд, но без оных рыцаря Фагерхольма и Создатель не признает.
- Сейчас Гасан пришлет банщиц, они помогут вымыться как следует. Служанки и рабыни, если захочешь после поразвлечься - ни они, ни хозяин дома не будут против.
- Если только там будет рыженькая. – Рагнар в очередной раз безрезультатно поискал на груди знак Ордена и почти печально опустил уголки губ. И, забираясь на лежанку по примеру Адриана, на секунду подумал о том, чтобы рассказать свой единственный от брата, но от этого не менее нелицеприятный секрет.
«Нет, Адо, сегодня меня не очень интересуют девки. У меня есть мальчик-любовник. Кстати, он маг владетеля. И тот самый Десмонд».
Но вовремя прикусил губу, вдруг осознав, что без хорошей кружки и крайней необходимости сиё озвучивать не стоит. Первая часть – его личное дело. Вторая – прямое преступление против всех собственных слов. Во всяком случае, пока не будет доказана полезность подобного мага в деле провозглашения Истинного Бога.
Да и девку бы взять неплохо. Если не напряжение с ней снять, то выпить браги и поиграть в тавлеи. Хотя, какие здесь тавлеи? В шахматы или кости.
- Кстати, а нам принесут пива и закусь? Или шазийцам нельзя не только употреблять, но и даже потчевать гостей чем-то крепче ключевой воды?
Отредактировано Рагнар Фагерхольм (2014-05-07 23:32:13)
Вряд ли Рагнар за все эти годы так и не научился скрывать свои переживания – скорее, не считал нужным прибегать к подобному в присутствии брата, и Адо высоко ценил это. Так же, как и его несогласие – лишнее подтверждение тому, что пока не следует окончательно принимать важных решений.
Если бы сейчас Жнецу предложили выбрать урду, лучше всего отвечающую его намерениям, он остановился бы на Исе, простой прямой линии, тянущейся из вечности в бесконечность. Наступил момент, когда спешить не надо – пусть для начала остальные как следует увязнут. Сам гильдмастер никогда не бывал в краю, который считался его родиной, но мать рассказывала, что в землях, некогда процветавших под рукой старого ярла, зимой намертво замерзали водопады, превращаясь в причудливые арки и колонны часовен, посвященных старым богам, чье дыхание отчетливей слышится холодными долгими ночами. По весне же все это стеклянное великолепие ломалось с оглушительным треском, слышным по всей округе, превращалось в убийственно острые осколки, рассыпалось ледяным крошевом, пока снова не становилось ревущим потоком воды, срывающимся с неприступных скал и свирепо требующим своей жертвы. Может быть, это было единственным, что Адриану в самом деле хотелось бы повидать в Хестуре, о котором фро Юфрид говорила со странной смесью восхищения и ненависти.
Видно было, что рассуждения Жнеца, в которых Синему щиту не отводится особое место, вызывают у Рагнара если не прямое неприятие, то уж удивление точно. Можно было поспорить на золотой: если бы Карл напоследок осчастливил своей персоной, скажем, инфанту Алацци, куда проще стало бы обсуждать дальнейшую судьбу вдовствующей императрицы, и не только потому, что у той не было братьев с большими амбициями.
- На всё воля Создателя.
Лёвеншёльд чуть не рассмеялся, чего с ним давно не бывало – ощущение было такое, будто он навеселе от переполняющей его радости быть живым, быть удачливым, просто быть здесь и сейчас рядом с близким человеком и разделять с ним простые удовольствия. Скорее всего, брат даже не сознавал, насколько по-шазийски прозвучали его слова. «Иншаллах! Машаллах! Как захочет Создатель! Так захотел Создатель!» - было любимой присказкой и разбойничков, и купцов, и сановников из Халифата. Притом нередко набожности в этом восклицании не бывало ни на грош – зато оно отлично подходило в случаях, когда кто-то желал невыполнимого, а открыто обозвать его сумасшедшим было совсем неловко.
Рагнар перенес все процедуры со стоическим спокойствием, хотя пару раз Адриану показалось, что терпение рыцаря на грани, и с некоторой неловкостью переместился вслед за побратимом в харарет, явно не привычный к такому долгому мытью с реверансами.
- Будет рыженькая, - пообещал Жнец. – И беленькая, и темненькая, и черненькая совсем.
Эхом его слов скрипнула дверь парной, пропуская стайку обнаженных девиц, следующих попарно, как монастырские воспитанницы: хеска и алаццианка, ханини и убунди, тарийка и даларка. Две последние несли латунные подносы с фруктами и сладостями, живописно разложенными вокруг длинногорлых кувшинов с острыми носиками, остальные тащили мочалки, флаконы с притираниями, горки разноцветного мыла и прочие купальные принадлежности.
- Уста Аббас порадует вас пловом, свежими лепешками и еще чем-нибудь вкусным, господин, - опередила ответ Адриана черноволосая дева. – Не изволите ли пока халвы?Айвы со сливками? Джезерье?
Первой любовью Рагнара были тарийки. Именно так, «тарийки», ибо имена (подчас неудобные для запоминания с первого раза) и лица (одинаково расцелованные солнцем) совершенно терялись в памяти, оставляя лишь самые яркие и уже немного романтизированные моменты…
Вечер. Запах цветущего вереска. Рыжая девка в тартане, стоит, набычившись, будто кто-то ей плюнул в овсяную кашу. Её ручки, страстно сжимают символ любви к Хестуру – сковороду или кочергу. А землянично-сладкие губы произносят такую отборную брань, что и пьяный берсерк постесняется повторить.
О, как Рагнар скучал по таким вечерам в Таре! По своим восторженным наблюдениям за тем, как огненноволосая фэйри вдруг обращается ядовитой гадюкой, ощетинивается стальными иглами стрел, или кричит страшнее любой баньши. Как самая что ни на есть жаба вдруг обращается в зеленоокую деву (не иначе ударившись обо что-то с размаху), и приходя на сеновал к молодому монаху уже без единого намёка на рубашку (или всё-таки лягушачью кожу?). Как трепетная лань атакует матёрой кабанихой, норовя загнать клыки в брюхо, стоит лишь случайно ошибиться домом, временем или парой букв в имени…
Благословенная Тара! Только ты, вечно голодная, гордая и дикая могла сотворить такой незабываемый эликсир безумия. Испив который, рискуешь навек забыть об иных желаниях, как забывает о них полночный путник, услышав русалочью песнь.
Вот и сейчас во всём изобилии голых доступных девок (что уже само по себе мечта любого мужчины) взгляд Рагнара упёрся в последнюю пару. Обе, безусловно, были подходящего возраста и достаточно в рыжину, чтобы считаться красивыми. Слишком высоковатые для чистокровных островитянок, они были словно специально подобранны, дабы держать ровный шаг в этом интернациональном шествии даров папаши Гасана… Впрочем, нет, одна всё-таки была тарийкой. Судя по яркому цвету волос и расцелованной веснушками мордашке. Ну, а ещё по тому особенному ни с чем не сравнимому взгляду, каким жительницы Зелёного Острова смотрят на хесов даже в Даларе, и даже зная, что за покорность им тотчас дадут пожрать, а за непокорность – не дадут ещё неделю.
Рагнар привстал с лежака и невольно приосанился. На секунду забывая, что в данном конкретном случае, единственная существенная его характеристика в том, что пришёл он с Адо Жнецом, человеком в Гильдии, мягко говоря, не последним. А в остальном можно быть криво-немо-глухим калекой совершенно без потери качества.
- Уста Аббас порадует вас пловом, свежими лепешками и еще чем-нибудь вкусным, господин, - орденец тряхнул головой и воззрился на говорившую. На языке крутился закономерный вопрос «а когда порадует?», и второй, не менее закономерный, про то, в каком именно помещении по местным традициям принято уединяться с девками. – Не изволите ли пока халвы? Айвы со сливками? Джезерье?
- С что? – на секунду лицо хеса приняло крайне озадаченное выражение. Было ли то слово, которое орденец даже воспроизвести бы не смог, видом выпивки или же витиеватым шазийским ругательством, ведал только Адриан. А Рагнару пока рисковать не хотелось. – Первая, кто нальёт мне сейчас стакан браги, выбирает ставку на приватной игре в кости.
Отредактировано Рагнар Фагерхольм (2014-05-08 21:13:30)
Человек, похожий на ловчего Дикой Охоты. Мелькающие перед глазами улицы и площади. Вороной конь, в которого будто вселился целый полк демонов. Просвистевшая над головой стрела и кровь, стекающая из пробитой глазницы умирающего разбойника прямо за шиворот его добычи.
Так, короткими вспышками, запомнилось Эсме происшедшее после похищения. Наверное, девушке ее происхождения и положения следовало бы потерять сознание, едва оказавшись в седле перед лохматым конокрадом. С другой стороны, будь принцесса в беспамятстве, она могла бы вовсе погибнуть, даже не заметив этого. Вышло же так, что ей хватило самообладания подхватить поводья, выпавшие из рук мертвеца, и мало-помалу заставить ошалевшего жеребца перейти сначала на рысь, а потом и вовсе на шаг. Остановившись в каком-то грязном тупике, тарийка спешилась и хлопнула коня по крупу, отправляя мертвого всадника в новую прогулку по Далару. Было бы слишком рискованно стянуть труп наземь и верхами отправиться на поиски обратного пути – бесхозная девица и породистый иноходец, это же просто подарок какой-то.
Эсме пришлось несколько минут просидеть на мостовой, прежде чем унялась дрожь в руках и ногах, а в мысли возвратилась хоть какая-то ясность. Было очевидно, что надо возвращаться в безопасное место, но большой вопрос, подходили ли под это определение Хаммерсхоф, Шамрок-Касл или императорский дворец. Мысль о гостеприимстве Зеницы девушка отмела сразу – Его Святейшество, конечно, много и охотно занимается благотворительностью, но она на сегодня свою милостыню уже получила. Шамрок-Касл таил в себе слишком много загадок, чтобы быть гостеприимным кровом для леди Маккена. В Хаммерсхофе можно было рассчитывать на помощь Бьорна, но, опять же, при условии, что он в замке. Самым разумным представлялось добраться до императорского дворца, позвать с черного хода Сиобхан, Лейви или даже Халльстейна, которые наверняка с ума сходят от беспокойства, коротенько пересказать им события минувшей ночи и… Впрочем, для начала следовало хотя бы добраться до дворцовой площади – все, что могла сказать Эсме о направлении, это что лошадь скакала вперед, а идти нужно назад. Ни одной приметы, разумеется, девушка не запомнила, спрашивать у прохожих – на удивление, не таких и редких – боялась. Когда она в четвертый раз кружным путем добралась ровно до того же места, с которого отправилась в путь, тарийка поняла, что больше не в силах ступить ни шагу.
Опустившись на крыльцо заколоченного дома, принцесса поплотнее закуталась в плед и тяжело привалилась плечом к двери. Она клятвенно пообещала себе, что посидит минуточку, одну только минуточку, а потом снова поднимется и пойдет во дворец, но тут неожиданно для самой себя горько разрыдалась, размазывая по лицу рукавом слезы, кровь и грязь.
- Чего ревешь, деревня тарийская? – весело спросил у нее над головой приятный девичий голос. – Обидел кто?
- Создатель обидел, - огрызнулась она, поднимая глаза на неожиданную доброжелательницу. Ею оказалась девушка лет двадцати, с черными волосами, забранными на макушке в тяжелый узел с резным гребнем, опрятно и даже нарядно одетая в темно-вишневое платье и плотную серую накидку с капюшоном. Смуглая кожа и карие, оленьи глаза выдавали в ней южанку, судя по прическе и наряду – алаццианку.
- Ух, какая зубастая! Ты чего здесь? Ваше рыжее царство там, за мостом, - она неопределенно махнула рукой, аккуратно подобрала юбки и присела на корточки перед принцессой. – Я Майя, а ты кто?
- Я Эсме, - ответ сорвался с губ прежде, чем ей пришло в голову, что недурно было бы и соврать.
- Заблудилась? – сочувственно спросила новая знакомая, извлекая из лифа надушенный платочек. – На-ка, утрись. Да ты закоченела вся! – воскликнула она, нечаянно дотронувшись до руки тарийки.
- Заблудилась, - признала Эсме, шумно сморкаясь и комкая тонкий лен в кулаке. Проявление сочувствия от мимохожей барышни было сколь неожиданным, столь и своевременным, потому что если бы она продолжила жалеть себя самостоятельно, то уж точно утонула бы в собственных слезах.
- Ты чьих будешь? – деловито спросила Майя, полная решимости принять в ее судьбе само живое участие. На непонимающий взгляд она ответила тяжелым вздохом: - Понятно. Где наши папенька и маменька?
- Я сирота, - в нос отозвалась островная королевна, на сей раз вовремя вспомнившая об осторожности. – Я… убежала. От злой тетки.
- Хорошее время нашла. А ну-ка, милое сердце, подымайся. Давай-давай, - рука, обхватившая принцессу за талию и потянувшая вверх, оказалась на удивление сильной. – Куда бежала-то?
- Не знаю. Все равно, - с помощью Майи и стоять, и идти было куда легче, так что Эсме не стала особенно сосредотачиваться на том, куда именно ее ведут.
- К миленку, а? Есть миленок? Рыжий и в юбке? – засмеялась та.
- Жених был, - немного подумав, Эсме добавила: - Умер.
- Ууууу, скверное дело. Но ты печалься, на твой век этой породы хватит. Чем же ты жить собиралась? Или у тебя клад прикопан?
- Не знаю…
- А ремесло какое знаешь?
- Н-нет, - серьезность, с которой алаццианка подошла к решению проблемы, похоже, означала, что у нее уже появился план по спасению бедной сиротки.
- Ну вот что: я тебя сведу в хорошее место, где я вроде как мастерица. Поглядишь, поучишься. Тепло, сытно, мухи не кусают.
Эсме кивнула – все равно не рассчитывала оставаться там дольше, чем понадобится, чтобы отогреться, немного поспать и прийти в себя.
Таким-то извилистым путем и оказалась принцесса Тары в хаммаме папаши Гасана. Майя не обманула, утверждая, что за главную – она командовала не только девушками, но и самим хозяином бани. Пять минут ожесточенных перешептываний в дальнем углу, звонкий поцелуй куда-то в гущу кустистой черной бороды, и Эсме препроводили в комнатку, где из медного крана лилась горячая вода, а ворчливая старуха в синем платке, до боли напоминающая Сиобхан, помогла девушке сбросить грязную одежду и хорошенько отмыться с цветочным мылом. Пока Майя ходила за чем-нибудь чистым, принцесса, чуть не стоная от удовольствия, трудилась над чашкой с холодным молочной кашей и краюхой серого хлеба.
Леди Маккена не имела ни малейшего понятия о том, как попадают в липкие сети своден простодушные девицы. До тех самых пор, как закончилась каша, а алаццианка вернулась с пустыми руками.
- Послушай, Эсме – есть работа, которую нужно сделать прямо сейчас. Я знаю, ты устала, но это очень важный человек. Очень хороший человек. Господин Гасан должен его уважить. Нужна непременно рыжая девушка, чтобы прислуживать в бане – подать питье, подать сладости. Ничего сложного. Ты справишься.
У Майи ушло в общей сложности около четверти часа, чтобы хорошенько запугать новенькую и добиться, чтобы та пошла в парную как есть, голенькой, и согласилась вести себя смирно – последнем аргументом стала караулка городской стражи, в которой всяких рыжих дурочек на двадцатерых по кругу пускают. Эсме не сомневалась в том, что даже если она сорвет горло, божась, что является кровной дочерью короля Тары, ее в лучшем случае сочтут сумасшедшей. В худшем – у нее не будет даже возможности поорать, к тому же Майя уверила ее, что высокий гость предпочитает ханини, а рыжая нужна просто для красоты и ровного счета.
Разумеется, она не потрудилась предупредить, что гостей будет двое. Хесы. Золотой и Серебряный, как окрестила их про себя Эсме, оба молодые, оба в метках старых шрамов – наверное, только младенцы в Хестуре не могли похвалиться такой «росписью» по живому телу, вдобавок, у Серебряного по спине, плечам и щиколоткам вилась сложная урдическая вязь. Оба были голехонькие – и то, не сидеть же в парной одетым? – и даже не особо присматриваясь, можно было сказать, что оба от души оснащены Создателем, хотя для сынов Севера это было не так чтоб диковинкой, а, скорее, отличительной чертой.
Ехидство ехидством, но что эти двое молодцов с утра потеряли в бане с девками, когда весь город стоял на ушах? Все добропорядочные граждане либо ловили мародеров, либо удирали от них, а эти?
Даларка аккуратно подтолкнула Эсме локтем – мол, что стоишь, обслужи, и принцесса попыталась исполнить сложный акробатический трюк, одновременно наполняя кубок из кувшина и пытаясь прикрыться подносом. Равновесие нарушилось почти мгновенно, блюдца со сластями поехали к краю и одно за другим посыпались на пол, как лемминги в пропасть, Майя тихо зашипела, и на лице ее была написано обещание смертоубийства.
- Брага, господин, - прижав к себе изрядно полегчавший поднос, на котором остался один кувшин и сиротливая вяленая смоква, принцесса протянула кубок Серебряному.
Что может быть лучше полдюжины голых девок? Конечно, когда эти самые девки дерутся за твоё внимание, пихая друг друга локтями! Только один раз Рагнар чувствовал это будоражащее кровь вожделение толпы, когда каждый хочет первым причаститься к твоим белым космам, или коснуться чресел… В тот день, когда проделал дыру в крыше общественной бани и в самый ответственный момент рухнул вниз, случайно облокотившись на предательски-прогнившую доску.
К сожалению, сейчас сей фокус, проделанный от начала и до конца, был бы не по возрасту. А в ином антураже, он не работал вовсе. Во всяком случае, на предложение Рагнара об игре в кости, разномастные девицы прореагировали с паузой, достойной дохлых карасей в болоте. Или женщина действительно столь обделена Создателем, что её перепелиный мозг не допускает вероятность выигрыша чего-то занятного или существенного… или в доме этого Гасана царила строгая иерархия и выслуга лет. В общем, всё те же гильдейские «понятия».
Впору было скиснуть, и возвращаться к первому пункту про «а когда точно принесут плов?». (В том, что обычная среднестатистическая процедура мытья может затянуться на неделю, Рагнар уже не сомневался).
Но в этот самый момент баню огласил грохот блюд, падающих на мраморный пол.
Если вы когда-нибудь были в Хестуре, то знаете, что в любой деревне добропорядочная фро может без всяких проблем принести пять-шесть кружек пива в двух руках. Без всяких подносов! Лишь элегантно опирая их днища на благословенного размера грудь.
В то же время в Даларе, видя рыженькую служанку, вы всегда рискуете быть облитым горячим супом из единственной миски на её жестяном подносе. Причём, что характерно, Золушке будет жалко супа!
И пусть баня была шазийская, с хозяином Гасаном, куполом, чашами, витиеватыми фразами и халвой, на секунду через все нестерпимо причудливые восточные ароматы прорвался дух нищеты квартала при Шамрок-Кастле. И мало того, что прорвался, так ещё мысленно завернулся в затёртый до дыр фамильный тартан, и, не моргнув зелёным глазом, выдал:
- Брага, господин, - Рагнар глянул на кубок, потом на вытянувшиеся от осознания конфуза лица «подружек», и засмеялся. Искренне, с чувством и совершенно не заботясь о том, как всё это выглядит со стороны. Определённо, за это он и любил тариек. За умение в любое место принести дух приключений в стиле Судного Дня!
Отдаться веселью всецело помешало только то, что глупая девка не ровен час отпрыгнет, и сбежит вовсе. А это было бы уже не так интересно. А потому Рагнар вместо протянутого кубка, обхватил одной рукой запястье рыжей, а второй - нырнул за поднос, доставая последнее из уцелевшей закуси. Умение чертать урды кинжалом, словно тончайшим пером, позволило сделать сей жест достаточно ловким, и ладонь даже ни разу не коснулась кожи девицы.
Сморщенный плод фигового дерева был, конечно, в качестве трофея очень показателен – впору было снова разразиться хохотом. Но Рагнар не стал. Зато подхватил за горлышко кувшин, превентивно спасая его от участи, постигшей фрукты и халву. И, звякнув его железным боком о край кубка распорядился:
- Пей, Рыжая. За Святого Патрика и лепреконов. Тебе ещё сегодня греть мою постель.
Заботиться, стали ли для девки произнесённые слова нежданной радостью или, напротив, худшим разочарованием в жизни, Рагнар не посчитал нужным. В конце концов, Адо разрешил. А, когда все эти шазийские пляски задерут до белого каленья, можно будет просто подхватить островитянку за руку, и сказать, что срочно приспичило уединиться.
Орденец сделал большой глоток браги из запрокинутого кувшина. Потом снова кивнул тарийке.
- Ну, допивай, чего замёрзла?
Губы Рагнара снова растянулись в улыбке, глаза серебристо сверкнули азартом. Да, сейчас он действительно хотел, чтобы тарийка начала буйствовать, петь песни и пытаться ломать мебель. Особенно для того, чтобы насладиться выражением лиц окружающих.
Низкий, рокочущий смех Жнеца раскатился по парной - может быть, больше всего он любил названного брата за этот дар поселять в его душе беззаботное веселье, к которому у гильдмастера находилось куда меньше поводов, чем можно было бы вообразить.
Нерасторопную рыжую девчонку он никогда прежде у Гасана не видал, но, судя по тому, как просто и безо всякого раскаяния тарийка нарушила обычный церемониал, попала она сюда совсем недавно, поэтому еще не прошла должную выучку. Сияющий взгляд Рагнара подтверждал, что именно такого развлечения он и жаждал. Сам Адриан предпочитал женщин тихих, способных угадать, в чем нуждается господин, по одному только скупому кивку, но наблюдать за тем, как брат станет укрощать строптивицу, было бы до чрезвычайности занятно.
Алаццианка, сообразив, что ни один из мужчин не сердится на неловкую деревенщину, поторопилась сгладить неловкость момента, поспешно растолкав своих подопечных влево-вправо, так, чтобы на долю каждого пришлось по три девицы, две для купанья и одна с угощеньем (если, конечно, принимать в расчет рыжую с опустошенным подносом). Адриан, впрочем, почти не сомневался, что купанье с массажем закончится, так и не начавшись, но это пустяки: ведь всегда можно вернуться в хаммам из задних комнат заведения, где гости могли уединиться с услужливыми девами.
- Не нужно этого прямо сейчас, Майя, - упреждающе поднял ладонь Жнец. - Мы пока просто хотим как следует отогреться, мыться будем после. Иди, разомни мне плечи, - потянул он за руку на лежанку пухленькую ханини, чья сложная прическа с лентами и гребнями странно контрастировала с совершенной наготой. Несмотря на изящество фигурки, миниатюрная банщица могла похвалиться довольно крупной грудью и приятно-округлой попкой, и гильдеец не отказал себе в удовольствии мимоходом потискать и то, и другое.
- В самом деле, сыграем для начала круг в кости.
Отредактировано Адриан Лёвеншёльд (2014-05-09 20:08:21)
«Вот тебе и подать сладости, вот тебе и подать напитки…»
Беглый взгляд, брошенный на Майю, подтвердил, что выхода из этой парной существует только два: один – в караулку, так живо, будто по собственному опыту, описанную алаццианкой, второй – в кровать сереброволосого хеса, который выглядел таким счастливым, будто собирался с Эсме лишиться давно набившей оскомину девственности. Это открытие в самом деле недурно было бы запить брагой, и девушка машинально поднесла к губам щедро наполненный кубок, в то же время не выпуская из рук злополучный поднос как последнюю защиту ее скромности.
Вкус браги всегда напоминал принцессе об Олафе, любившем запивать постельные утехи добрым глотком. Интересно, сколько нужно вылакать этому весельчаку, чтобы уснуть на ее груди сном сытого младенца? Принцесса по-прежнему была не готова затевать драку с мужчиной на голову выше, в полтора раза тяжелее да еще и с такой бесовщинкой во взгляде. Конунг бы просто удавил на месте, вздумай она помахать тяжелыми предметами, а что взбредет в голову этому затейнику, даже гадать не хотелось.
«Нужно тянуть время. Вдруг еще что-нибудь случится».
Следовало признать, что это давало крайне призрачные шансы на чудесное спасение, но ведь Создатель за минувшую ночь уже столько раз преподносил леди Маккена неприятные сюрпризы, что вполне можно было ожидать еще пару-тройку. Вдруг в хаммаме начнется пожар?
«Ох, а ведь недурно придумано. Переполох, все несутся, сломя голову… нагишом. На заснеженную улицу. Да и шази не дураки – здесь же кругом камень, не то что в хеской бане. Нет, не годится».
Мысль о том, что кто-то может ее искать, Эсме отбросила сразу же – зачем тешить себя напрасными надеждами? Ни один человек из тех, кто знает об ее существовании и приезде в Далар, не обладает сейчас временем, силами и… скажем прямо, желанием разыскивать иголку в стоге сена, кроме разве что Джеда, но тот и сам прочно потерялся, а значит, об исчезновении сестры узнает не скоро. Единственный свидетель похищения – Олаф, и вот ему уж точно не до того, чтобы беспокоиться об ее судьбе, особенно после того, как они столь скверно расстались.
Итак, дело шло к тому, что Эсме понадобится вся сила ее крапивного духа, чтобы обвести Серебряного вокруг пальца и ускользнуть из веселого дома с наименьшими потерями. Прямо можно от души порадоваться, что терять ей особо нечего – как говорится, после первого мужчины разница уже незаметна…. Еще одним поводом приободриться было упоминание кровати – раз уж таковой не наблюдалось в парной, значит, они где-нибудь уединятся. Меньше всего принцессе хотелось, чтобы хес разложил ее тут же, при всех, с шутками и прибаутками.
«Не делай этого, а то Майя советами изведет».
Несмотря на все хладнокровие, с которым тарийка рассуждала о своей скорбной участи, ей было так же страшно, как в ту памятную первую ночь с Олафом. Разве что теперь она не терзалась неизвестностью, а знала, как мужчина овладевает женщиной против ее воли и желания, но это нисколько не прибавляло уверенности в успехе.
Крепкие пальцы уверенно держали ее за запястье – другого приглашения, чтобы забираться на каменную лежанку, где уже удобно разместилась вся компания, Эсме не понадобилось. Золотой подал отличную идею, и девушка проворно переместилась за спину Серебряного, села, подобрав под себя ноги, тщательно поправила на коленях поднос, как поправляла бы подол юбки, и с воодушевлением принялась месить кулаками татуированные плечи своего непрошеного кавалера.
Майя, между тем, и впрямь достала из-под стопки полотенец серебряный чеканный стаканчик с костяными кубиками и протянула его весельчаку:
- Окажите честь, господин.
Нужно иметь много силы, чтобы осадить хеса. Силы и молодецкой удали, чтобы осадить пьяного хеса. Нужно прибавить к этому набору ярую жажду Вальгаллы, если хес к тому же берсерк… Если же он маг…
И, тем не менее, Адриану покамест хватило бы одного слова, чтобы заставить брата, если не вести себя подобающе, так творить день Рагнаради в каком-нибудь другом месте.
Но Жнец этого не сделал. Напротив, его смех тёплой волной влился в сердце, оправдывая и прошлые поступки, и ещё много последующих. Пожалуй, ради такой минуты, стоило переносить все издевательства шазийской волокиты с почти стоическим спокойствием.
Рагнар улыбнулся, отпил ещё браги. И всё же, слушая негромкий голос гильдейца, с трудом сдержал за белёсыми ресницами нехороший блеск, сверкнувший при подначке на очередное развлечение.
- В самом деле, сыграем для начала круг в кости.
О, да, не было в Империи такой азартной игры, какую не пробовал бы хоть раз рыцарь Фагерхольм. Разумеется, на благо Создателя. Ведь, обыгрывал он ближнего исключительно для того, чтобы тот, ругаясь всем спектром отпущенных человеку непечатных слов, вскочил с места и торжественно поклялся, если не вообще не играть, то хотя бы не играть с конкретным беловолосым воином.
Проигрывать тоже случалось, но не в пример реже, и куда менее болезненно.
В общем, вместо того, чтобы продолжить спаивать рыжую девку в ожидании наступления критической (для бани Гасана) дозы, Рагнар всерьёз озадачился необходимостью дойти до раздевалки, и достать из тайника рубашки кубики. Уже изрядно потёртые и сглаженные временем, говорившие о времяпрепровождении в праздность не хуже, чем шкура – о боях. И резво не спрыгнул с лежанки лишь только потому, что южанка с красивым гребнем извлекла из груды тряпок свой комплект.
- Окажите честь, господин.
Рагнар кивнул, посмотрев на говорившую так, словно только что заметил её красоту. Пусть и не трогавшую сердце до неровного трепета, и, тем не менее, однозначно приятную для глаз. И, принимая право первого броска, взял серебряный стаканчик из тонких девичьих пальцев.
- Все бросают кости. Проигравший выплачивает указанную ставку выигравшему... Благо, придумывать, на что можно играть с уже голыми девками было не нужно. Всё-таки брага была получена, а, значит, и выбор оставался за девкой её подавшей.
Выверенным движением, Рагнар поймал тарийку за запястье, словно крысу, нежданно свалившуюся за шиворот, и протянул её руку к себе на грудь в принуждённом объятии. Просто ради того, чтобы прекратить мельтешение, отвлекающее от предстоящей игры. И лишь на мгновение задерживаясь на чужой ладони, слишком мягкой, чтобы быть ладонью тарийской крестьянки, приличной кухарки или швеи. Несомненно, девица уже довольно давно была шлюхой, но, быть может не у Гасана.
- Так на что мы играем, Рыжая? На поцелуй, на желание или хочешь приберечь своё суверенное право на потом? – Рагнар повернул голову, поймав взгляд зелёных глаз, и медленно улыбнулся – Только учти, никакого «потом» не будет, время проходит лентой сквозь сердце и падает в пропасть Утгарда.
Орденец снова вернулся к созерцанию игрального комплекта в руке, долю секунды оглаживая серебряные узоры. И словно взвешивая на ладони податливые костяные кубики, красивые и почти новые, как рассевшиеся рядом девки..
Потом улыбнулся, и сделал бросок. Кости перекатились быстрым и восторженным жестом, словно желая показать магу все свои самые лучшие грани. Шесть и… четыре. Непривычно мало.
- Десять. М-да… негусто. А закон, позволяющий считать плохой приметой каждую рыжую женщину до сих пор не принят… - Рагнар вздохнул достаточно натурально, чтобы печаль показалась искренней. Собрал кости в стаканчик и передал тарийке. – Бросай, и озвучь, наконец, на что мы играем.
Попытка хотя бы какое-то время пересидеть опасность за широкой спиной хеса была довольно жалкой с самого начала, а теперь провалилась окончательно. Волей-неволей Эсме пришлось прильнуть к лопаткам Серебряного, положить подбородок ему на плечо, а рукой обвить его грудь – теперь они должны были смотреться славной парочкой. Как говаривала Сиобхан, «что твои воробьи, трутся животиками». Все бы славно, если бы от этой близости девушку не бросило в холодный пот. Сердце заколотилось так бешено, будто она только что бегом примчалась в баню, сделав пять миль галопом, поэтому пришлось шумно схватить воздух ртом и так же шумно выдохнуть в самое ухо мужчины.
- Я тебе ноги повыдерну, дура рыжая, - с нежнейшей улыбкой пообещала Майя по-тарийски, бдительно наблюдая за странными маневрами своей новой подопечной. Ответа «мастерица» и не ждала – ее дело было сначала предупредить, а после – и впрямь выдрать что-нибудь из ненужного, если глупая девка и в самом деле не понимала своего счастья.
Наверное, приблизительно таким же орлиным взором сопровождал бы каждое движение невестки Олаф на ее долгожданной свадьбе с Сигмаром: во всем ли угодила, не ляпнула ли чего лишнего? Правда, сейчас хотя бы не надо было изображать саму непорочность, напротив, было бы не худо пересилить себя и без понуканий держаться посвободнее.
Принцесса еще раз шумно перевела дыхание, заставляя себя сосредоточиться мыслями не на том, что будет после, за стенами парной, а на происходящем здесь и сейчас. Она медленно сосчитала до пяти, уткнувшись взглядом в начертанные синим по молочно-белому священные знаки, с удивлением отмечая старых знакомцев, так тесно вплетенных в общий узор, что надо было буквально ткнуться носом, чтобы различить отдельные урды. Кеназ. Радо. Одаль. Гадание, устроенное Эдит по пути в Далар, теперь казалось изощренной насмешкой. Каждый раз как принцессе Тары казалось, что она уже сделала прыжок в неизвестность, напророченный сестрицей, земля снова и снова уходила из-под ног.
«Время падает в пропасть Утгарда… и я вместе с ним».
Эсме никогда в жизни не играла в кости, почитавшиеся кабацкой забавой, хотя, конечно, было осведомлена о сути игры, в которой побеждает тот, кто выбросит больше всего очков. Желание в качестве приза? Рискованно, но заманчиво, особенно если наивно верить, что оно будет честно, без дураков, исполнено. Десять очков из возможных двенадцати Серебряный счел неудачей, но шансы на то, что кому-то выпадет больше, казались вовсе мизерными.
- Сыграем на удивление, хес! - отчасти совладав со своими страхами, принцесса игриво пощекотала шею мужчины пушистым кончиком его собственной косы. – Кто наберет меньше всего, устраивает победителю сюрприз. Остальные ждут нового круга.
«Могло быть и хуже. Правда же. Этот, по меньшей мере, чистый. И изо рта не пахнет».
Она переставила поднос, затуманившийся от пара, на колени мужчины, тщательно потрясла игральный стаканчик и позволила костям звонко раскатиться по металлической поверхности. Будто издеваясь над замершей в ожидании девушкой, кубики долго вертелись на ребре, прежде чем уставиться на Эсме парой змеиных глаз: один и один.
- А что, насчет белобрысых верзил закон уже приняли? Признайся, это ведь ты перебил мою удачу своими колдовскими знаками, - тарийка обличающе потыкала Серебряного в грудь над ключицами, где края вязи смыкались диковинным ожерельем.
Стаканчик поочередно перекочевал в руки алаццианки, хески, даларки и убундийки, которые показали не блестящий, но и не столь плачевный результат, выбросив от пяти до семи очков, потом свою удачу попытал Золотой, и, к тихому восторгу его раскосой подружки, старшему хесу выпало четыре и пять. Свой ход ханини почтительно передала господину, но в общем полученные от ее имени три очка уже ничего не меняли.
- И чем же ты можешь нас удивить, хвастунишка?– не без ехидства осведомилась Майя.
«Я дочь Кеннета, короля из рода Маккена, принцесса Тары.… Нет. Плохая идея».
- Я умею плясать по-шазийски, - выложила свой единственный козырь Эсме и, по меньшей мере, у старшой глаза изумленно распахнулись: откуда бы несчастной сиротке, воспитанной суровой теткой, знать такие вещи?
- Это достаточно удивительно, разве нет? – она поднялась на коленях повыше, едва не перевешиваясь через плечо Серебряного, потянулась за стаканчиком, чтобы вручить его мужчине. – Начнем новый круг?
Удивление? Интересная ставка. Двоякая. Может статься, это волшебный замок, сотканный из сияющих образов чужой души… А, может быть, каменный мешок с дыбой и братом-дознавателем.
Было бы крайне славно сделать первое, и не испортить дело ассоциацией на второе.
Рагнар на мгновение посмотрел на брата, потом улыбнулся, и, закинув руку за спину, аккуратно погладил по голове находчивую тарийку.
- Принято. Играем.
Теперь нужно было обеспечить компанию первой интересной версией. Ведь удивление по принципу: «да, это я спёрла у тебя новую заколку», с последующей дракой прямо на месте, Адриану бы вряд ли понравилось.
Что ж, значит, оставалось надеяться, что Рыжая придумает ответ не хуже вопроса.
Рагнар посмотрел на коснувшиеся подноса кубики. Стараясь изменить и бесконечно растянуть время, летящее вокруг, как меняется оно при бое с зачарованным оружием. Чтобы выбрать момент, когда костяшки сверкнут двумя вожделенными единицами одновременно. И тут же приказать им остановиться, словно накрыл невидимой, но властной ладонью.
- А что, насчет белобрысых верзил закон уже приняли? Признайся, это ведь ты перебил мою удачу своими колдовскими знаками, - Рагнар ошарашенно моргнул. Как девка успела заметить его лёгкое магическое жульничество? Впрочем, нет, не заметила. Веселье в зелёных глазах было довольно натянутое, но под ним была не угроза и не жажда разоблачения, а… страх? Из-за уроненного подноса?! Иных причин пока вроде бы не было. Да он даже синяка ей на запястье не оставил!
Впрочем, об этом можно было подумать и позже. А вот о том, чтобы заполнить промежуток, пока ни у кого ещё нет достаточного азарта, но есть изрядная доля принуждения, действительно стоило.
Рагнар улыбнулся, влажно блеснув зубами:
- Истинно так, тарийка. А разве тебе не рассказывали о фее горного озера, Синеглазой Айне? – история эта, как и большинство рассказов Фагерхольма, была его личным народным хесским творчеством, так что в ответе сомневаться не приходилось – Синеглазая Айне раньше была одной из служанок Медб, воинственной и прекрасной королевы эльфов. Но срок службы в положенную сотню лет (а именно столько приходится на треть истинной жизни младших фэйри) истёк, и ей было разрешено поселиться в любом месте, где она только пожелает. – орденец сгрёб кости в стаканчик, и, улыбаясь, передал его алаццинке. На мгновение обнимая взглядом её лицо, и пытаясь отгадать причину угроз рыжеволосой подруге.
- И Айне решила поселиться в горах у озера, такого же глубокого и синего, как её глаза. И, построив там дом, много лун провела в одиночестве. Никто из людей не решался забраться так высоко в горы, а кто решался – тех ловко запутывала фэйри своей магией, что бедняга кругами блуждал по ущельям, пока не уставал досмерти.
Бросок был сделан, и кости перекочевали дальше. Меньше двух выбросить было нельзя, а столько же – маловероятно. Рагнар не волновался.
- Но однажды горной тропой лежал путь мага Аона Славного. Он остановился у озера, чтобы напиться и напоить своего коня. Увидел Айне и влюбился в неё без памяти…
Интересно, какую историю могла бы рассказать убундийка? Северянин несколько секунд изучал её лицо. Неприятно напоминающее о Кряже. О песне. О той тайне, которая теперь пьянила кровь сильнее вина, но смыкала уста крепче железа.
- Но лёгкость, с какой Аон преодолел преграды, расставленный фэйри, нисколько не восхитила Айне. Как не восхитили ни воинская стать, ни дары, ни пламенные речи. Говорят, волшебные существа совсем не любят людей ибо считают тех уродливыми и не равными себе. Так что все старания Аона были тщетными.
Рагнар снова улыбнулся, и вернулся взглядом к хеске и даларке. Воительница Брунгильда и Прекрасная Дама из рыцарских баек. Определённо, нужна была масса времени, чтобы подобрать такую удачную компанию.
- Тогда, разобиделся маг и свил тонкую сеть, и на каждой из нитей вписал волшебные урды. Он опутал ею все двери и окна в доме девы. И Айне попала в ловушку, словно бабочка в паутину. Знаки вспыхнули синим отсверком, выпив её удачу, силу и душу.
Рагнар запрокинул голову назад, опираясь затылком на плечо тарийки. Странное ощущение. Маг чувствовал, как её груди касаются его спины, как щекочет шею её дыхание. Она была так дразняще близко и, одновременно, далеко, недоступно, недосягаемо.
Да, пожалуй, он придумал конец истории.
- Аон принёс сеть в свой фиорд, и замуровал в скале, чтобы наказать непокорную деву. И теперь, как только она слышит топот копыт всадника, то простирает вверх невидимые руки и стонет: «Айне, Айне, Айне!». Но уже давно в Вальгалле доблестный маг, а другие думают, что это кричат чайки.
Кости закончили свой почётный круг на очередном броске брата, и Рагнар выпрямился, позволяя рыжей занять любую удобную для неё позу. Пора было подводить очевидные итоги… но алаццинка избавила мага от сей скучной участи.
- И чем же ты можешь нас удивить, хвастунишка?
- Я умею плясать по-шазийски,
В «Маргарите» рыжая девка отплясывала тоже что-то очень шазийское. А вот словесная схватка удивила и позабавила чрезвычайно. Даже при том, что причиной был скорее упавший поднос, чем внимание беловолосого гостя.
- Это достаточно удивительно, разве нет? Начнём новый круг? – Рагнар кивнул, наслаждаясь, ярким цветом волос тарийки, её опасно приблизившимся телом, когда та, словно назло подружке, потянулась через его плечо за игральными костями. Да, определённо, всё это было очень занятно. Вот только, пожалуй, в следующий раз стоило проиграть самому.
- Непременно начнём. С той же ставкой.
Кости весело звякнули о поднос, выбрасывая двойку и единицу. Достаточно мало, чтобы изобразить на лице торжественно-скорбное выражение.
- Нет, даже не думайте, что я опечален. Это судьба. Иногда я умею угадывать тайные желания вещей. И эти дьяболоновы кости мне с самого начала сказали, что в этот раз двенадцати тоже не будет. Да что там! – Рагнар сгрёб кубики в стакан, и поднёс их к уху, с видом заправского шарлатана на ярмарке, предсказывающего число детей по цвету глаз. – Я уже знаю счёт этого тура! Так…
Маг вытянул палец, поочерёдно показывая им на присутствующих.
- Восемь, пять, шесть, пять, девять… О! Одиннадцать и четыре. Адо, скажи, что будет удивительно, если я угадал. – Рагнар, наконец, просиял улыбкой, и передал эстафету тарийке. – Давай, Рыжая, выкини правильную цифру, не заставляй меня краснеть!
То, что краснеть не придётся, маг знал. Не решил только, стоит ли подбивать весь счёт. Или для натуральности стоит «угадать» результат лишь первых трёх девок и Жнеца. Ведь чрезмерно удивительное рождает страх, вместо восторга.
Отредактировано Рагнар Фагерхольм (2014-05-11 01:06:34)
Как ни странно, история Серебряного произвела наибольшее впечатление на маленькую ханини – к концу рассказа Золотой уже усадил ее к себе на колени, лицом к остальным, и Эсме могла видеть, как восхищенно раскрылись ее глаза и маленький, по-кошачьи розовый, ротик. Мужчина над ее плечом казался невозмутимым, будто это не его широкая ладонь бродила по девичьему телу, одаривая небрежной лаской.
Значит, Золотого зовут Адо. Важный человек, сказала Майя, и похоже, что его принимают здесь далеко не впервые. Важный хес. Даже два важных хеса. Может быть, если удастся понять, кто эти люди, можно будет попросить их о помощи? Леди Маккена чуть не рассмеялась собственной наивности – перегрелась, не иначе. В парной и впрямь становилось все жарче, легкая испарина на коже мало-помалу превращалась в крупные капли пота, и девушке начинало казаться, что еще немного – и их с Серебряным тела сплавятся в единое целое.
Она до странного быстро привыкла к этому необычному полуобъятию, так что когда он поощрительно потрепал ее по макушке, Эсме даже сумела не шарахнуться прочь. Да и смущение перед собственной наготой тоже постепенно отступало – в конце концов, здесь все были одинаковы, такие, какими вышли из материнской утробы, и нисколько не стеснялись друг друга. В конце концов, для девушек это было ремеслом, как если бы они каждый день ходили не ублажать мужчин в бане, а с утра до ночи вертели прялку в сумрачной мастерской или зазывали покупателей, торгуя зеленью.
- Мне рассказывали много сказок про хесов в Таре, но я не знала, что они добрались даже до бессмертных ши, – со смешком промолвила она, принимая из рук мужчины кости.
– Правда, ваши скальды историю наверняка изрядно приукрасили: я думаю, первое, что сделал этот Аон – постарался забросить в озеро сеть, чтобы поймать дивное создание, как рыбу; второе – поспешил разложить на берегу ткани и украшения, надеясь, что леди явится на лакомую приманку; третье – сел на камне и принялся похваляться своими подвигами, как ловко он крушил черепа и выпускал кишки. Клянусь святым Патриком и лепреконами, даже тамошние жабы умирали от хохота, так что, конечно, ничего странного в обиде могучего Аона нету, хотя обошелся он с девой озера прескверно.
Эсме не сразу сообразила, почему веселые девицы таращатся на нее с таким удивлением, но потом поняла – дело в ее речи, слишком длинной и складной для их ушей. Да и вообще, походило на то, что правом голоса здесь обладала только Майя, и тарийка нарушила своими рассуждениями некий неписаный закон. Досадливо прикусив губу, она в сердцах бросила кости на поднос, даже не надеясь, что выбросит лучший результат, чем в прошлый раз, но кубики в самом деле остановились на отметках пять и три – как и пророчил Серебряный.
Принцесса надеялась, что после ее заявления хес потребует шазийской пляски, тогда можно будет возразить, что сюрприз не для всех, а только для победителя, просить увести ее в отдельную комнату, а там уже потолковать с глазу на глаз… Увы, пока что мужчина казался увлеченным глупой игрой.
- Значит, мне теперь положена награда за ловкость, – дерзко заметила Эсме, передавая кости Майе и смутно недоумевая своему успеху. – Я возьму вот этот финик… и вот этот рогалик.
Тарийка успела понять, что Серебряного ее выходки скорее забавляют, поэтому решила не стесняться. Не дожидаясь одобрения, она подхватила лакомство с подноса и быстренько прибрала, поскольку желудок требовал хоть какого-то дополнения к давешней каше, воспоминание о которой уже почти совершенно стерлось.
Кости стучали о поднос, подскакивали, вертелись в воздухе и на металлической поверхности, высвечивая метки на гладких боках: кажется, они утратили доверие к беловолосому хесу, потому что после Эсме угадал он только один результат, и то не в точности: Золотой выкинул не одиннадцать, а всего лишь девять, но главный приз в любом случае получал он. Что и к лучшему, поскольку быть удивленной принцесса Тары не торопилась.
- Славно, брат, - промолвил старший хес, отпивая из поданного убундийкой кубка, - и что мне делать с таким выигрышем?
*отпись согласована с харром Лёвеншёльдом
План по одномоментному и тотальному завоеванию приза зрительских симпатий погорел почти сразу. То есть, Рагнар красиво проконтролировал бросок Рыжей, и даже успел взглянуть на Адриана, считывая, оценил ли тот шутку… но тут тарийка, в лучших традициях её породы, взяла и всё испортила.
- Значит, мне теперь положена награда за ловкость. Я возьму вот этот финик… и вот этот рогалик.
Бросок черноволосой доньи хес уже безнадёжно пропустил. Лишь услышал, как лишённые магической длани кости обиженно звякнули о поднос. Но на то была причина. Не слишком обоснованная, но, однозначно, веская - Рагнар хохотал. Опустив голову и прижав ладонь к переносице, он хохотал чуть ли не в голос, прерываясь только на то, чтобы вдохнуть новую порцию жаркого воздуха.
Определённо, тарийцы и в Даларе тарийцы. Если их вовремя не осадить – сразу борзеют и чувствуют себя хозяевами мира. А, когда начинаешь сгонять с шеи, возмущённо хлопают глазками и визжат про защиту их человеческих прав и свобод… Я напомню, мы говорим всё о той же Таре, что сутки назад ночевала на ступеньках пресептории и ожесточённо сражалась друг с другом из-за гнилой картошки.
- Да, Аон был не прав. Не учёл национальных особенностей. Во-первых, нужно было продемонстрировать расцветку клеточек на доставшейся от прадеда юбке. Во-вторых, трагическую белизну гольфов и прочие достоинства под ней скрытые. И, наконец, окончательно убедить прелестницу весёлыми прыжками под волынку.
Ну, или просто насыпать на берегу жратвы в качестве приманки.
Кости снова звякнули о поднос. Нежданно бросала уже убундийка - волноваться за результат было довольно поздно, а, значит, и незачем, и Рагнар снова повернул голову к Рыжей, улыбаясь, и одновременно касаясь её щеки кончиками пальцев.
- А ты тоже полюбишь меня, если я угощу тебя пловом из своей тарелки? Так я попрошу двойную порцию! Или обязательна водянистая овсянка, приправленная крапивой и одуванчиками?
Пожалуй, до смерти хотелось узнать, как бы зазвучала речь разозлённой тарийки. Манера ругаться отражает сущность и образ жизни человека куда чётче, чем манера говорить. И довести дело до конца прямо сейчас остановил лишь звон заново упавших на поднос кубиков – бросал Адо.
Рагнар поспешно приложил палец к губам девки, на время затыкая грядущую тираду, и посмотрел на выпавшее число. Шесть и три. Девять. Ну, отчасти прогноз был верный, так что ещё один бросок был на то, чтобы придумать логичную причину для получившейся… погрешности. Погрешность. Да, в самом деле, отличное слово, чтобы оправдать невнимательность и криворукость.
- Славно, брат, и что мне делать с таким выигрышем?
- Ну как же! – Рагнар развёл руками с самой искренней улыбкой – Помнишь, когда тот рыжий проиграл мне сначала все медяки, потом весь виски, потом свой тартан, и, наконец, право обрить его налысо?… в общем, всё это действительно было случайным везением. Я угадал только самую последнюю из раскладок, да и то, потому что тот потребовал в качестве ставки мою распрекрасную косу!
Ещё кон?
Не дожидаясь дополнительного ответа, Рагнар сгрёб игорные принадлежности. И, чуть прикрыв глаза, бросил кубики на поднос. Нет, сейчас он не только не творил заклятие, но даже не смотрел на результат… и всё же, не особенно удивился, увидев. Пять и шесть. Одиннадцать. Обычно.
- Нет, честное слово, мне должно положительно не везти в любви! Неужели я заведу себе девку, которая ни слова доброго сказать, ни пива вкусного наварить?!
Рагнар воззрился на тарийку, потом вдруг снова улыбнулся и торжественно вручил ей кости.
Отредактировано Рагнар Фагерхольм (2014-05-11 23:25:25)
Рогалик оказался достаточно маленьким, чтобы запихнуть его в рот целиком, и достаточно вязким от меда, чтобы вовремя склеить челюсти Эсме и не позволить ей ляпнуть вслух первое, что на ум пришло, когда Серебряный заржал жеребцом, а вслед за ним захихикали девушки, и даже по губам Золотого скользнула тень усмешки. Беловолосый, хорошенько примерившись, ударил по самому чувствительному – по тарийской гордости Маккена, о которую Биргены столько лет походя вытирали сапоги. Как принцесса успела убедиться за время своего пребывания в Даларе, здесь считало едва ли не хорошим тоном насмехаться над бедностью и дикостью уроженцев Зеленого Щита, будто те не понимают общего и не способны оскорбиться.
Да, Эсме тоже приходилось есть водянистую овсянку в детстве – наравне с другими жителями Балликенны, разве что для королевны повар почти украдкой бросал в тарелку масла на кончике ножа. Маклюры наставляли свою воспитанницу довольствоваться малым, потому что всегда есть те, кому нужнее хорошая пища, теплая одежда, добрые лошади, надежное оружие и много других вещей. Главное – сохранить силу воинов, объясняла девочке леди Айфе. Если недоедают женщины, старики и дети, это прискорбно, но с этим можно мириться. Нет мужчины, нет хозяина – нет спасения.
Лицо Эсме моментально залилось краской, еще более яркой, чем мазки румянца, наложенного влажным паром харарета. Первым порывом было с душой цапнуть зубами за пальцы, снисходительно треплющие за щеку, но это наверняка вызвало бы новые шуточки о вечно голодных рыжих нищебродах, и девушка все же сумела совладать с собой. Определенно, она многому научилась за последние два года у короля Олафа…
- Вижу, столица обтесывает и больших страшных хесов, - фыркнула принцесса, уже без спроса потянувшись за куском слоеного пирога с орехами. – Ты, наконец, научился разводить огонь и узнал, что пища может быть и не сырой? Или, великое дело, ты даже ложкой уже ешь?.. А то похлебка с ножа стекает, неудобно!
- Пшшшш, - смутно донеслось с той стороны, где фарфоровым болванчиком восседала Майя. Очевидно, в переводе на человеческий этот звук обозначал примерно следующее: «Вот ужо я тебя сведу в караулку, если не заткнешься!»
Напоминание было очень своевременным, как и палец, запечатавший уста Эсме – и впрямь, следовало попридержать язык, пока еще беловолосый смеется, а не примеривается потаскать ее за косы. Пирог тоже оказался липко-приторным, и жевать его, прежде чем проглотить, пришлось достаточно долго – за это время Серебряный успел проиграть Золотому и поведал ему в качестве выигрыша какую-то невнятную байку, никому, кроме обоих хесов, не понятную, но вполне зачтенную Адо.
Кости снова пустились в пляс, брошенные уверенной рукой, и снова замерли, показывая одиннадцать очков. В силу неискушенности Эсме никогда не слышала о костях, залитых свинцом, но определенные подозрения в нарочитой ловкости рук хеса у нее шевельнулись. Может быть, следовало вести себя потише, но Эсме уже наговорила достаточно, чтобы выход с Майей приобретал все более мрачные краски, а беловолосого пока что ее поведение откровенно забавляло.
- Я даже мыло варить умею, - обнадежила она хеса. – И много добрых слов знаю. Вот, к примеру: орясина белобрысая, верста эрхольмская, йотунов сын, медвежий кот!
С перепугу кубики в последний раз подпрыгнули на подносе, снова выбросив по одному очку – походило на то, что круг можно уже завершать, а выигрыш считать выплаченным, потому что Золотой снова рассмеялся, а за ним, будто получив высочайшее соизволение, ханини и остальные девушки.
Тут подоспел и обещанный плов в блестящем медном казане, который торжественно внес мальчик-слуга. По шазийскому обычаю, ложек к нему и впрямь не полагалось, только специальные лепешки, которые надо было использовать вместо черпачков.
Сырое мясо, похлёбка с ножа. Верста, йотунов сын, медвежий кот… с каждым новым словом, грудь распирало от национальной гордости всё больше и больше. Ведь хесы действительно воины-великаны, способные утолить жажду чужой кровью, когда кругом лишь морская вода, а голод – сырым мясом, если нет возможности разводить костёр. И быть прозванным «волком» или «медведем» - великая честь, для которой ещё нужно сильно постараться…
В общем, тарийцам не повезло с врагами-завоевателями, так что даже в ругательствах, не найдя ни одной слабости хесов, им приходилось лишь констатировать силу.
Рагнар на мгновение пожалел, что при нём нет любимого топора, который на слова Рыжей следовало непременно облизнуть. Или, на худой конец, кинжала, чтобы подцепить им кусок пирога.
- Стало быть, умеешь и плясать, и пиво с мылом в одном котле сварить, да ещё почитаешь необходимым самонахвалиться... О, так ты влюбилась в меня с первого взгляда?! - орденец посмотрел на звякнувшие о поднос кости, потом на зеленоглазую и снова улыбнулся. Тарийка ему нравилась. Рыжая, смелая, вздорная до неприличия, она словно бы была слеплена из всех девок Зелёного Острова разом. Или нет, не так. Наоборот. Словно Создатель сначала создал её, а потом уже делал по образу прочих, не особенно заморачиваясь на результат. Не хватало разве что тартана фамильных цветов. Есть он всё ещё у шлюхи в шазийской бане, или давно протёрся до неузнаваемости и был выкинут?
И, ещё больше, нравилось её злить. Смотреть, как она обращается в рыжую кошку, походя обрызганную ледяной водой.
- Хотя, знаешь, произносить все эти добрые слова нужно ещё с известной степенью придыхания. Ну, вот давай тренироваться. Повтори всё то же самое, но нежно! С трепетом! Ну!...
От того, чтобы взять девку за плечи и хорошенько встряхнуть для лучшего усвоения рекомендации, Рагнара отвлёк запах принесённой еды. Которая, конечно, была далека от кабанятины на вертеле, но, с учётом относительной давности ужина в «Толстой Маргарите», всё равно показалась аппетитной до громкого урчания в желудке.
- Нет, я, пожалуй, здесь жить останусь! Вот каша, брага… девки опять же неприголубленные! – Рагнар снова чуть повернул голову к сидящей за спиной и подмигнул. Самое время было захватить еды, и, осимболонясь, сваливать подобру-поздорову. Пока его снова не втянули в какой-нибудь очередной длинный псевдо-омывательный ритуал, с песнями, плясками и иже шазийскими развлечениями. Тем более, что похоже по прямому назначению баня использовалась дьяболоновыми пустынниками пренебрежимо мало.
Вообще-то можно было остаться с братом ещё ненамного, примерно до конца завтрака, но что-то подсказывало, что пара ещё пара шуток, и весь кураж закончится нелицеприятной сценой с женским визгом и собственной располосованной тарийскими когтями рожей. Или, ещё хуже, перевёрнутым котелком.
Да и поспать бы неплохо часика три-четыре. В общем, Адо ещё даже не начнёт водные процедуры!
- А пойдём, уединимся, девка? М? Посмотрим, что ты там ещё умеешь, – Рагнар намотал на палец длинную рыжую прядку, и, кивнув на поднос, добавил – Положи нам на двоих. И не рассыпли, а то ей богу, шкуру спущу художественно, ленточками.
Ждать от тарийки особенного согласия было глупо. Возражений - странно. Так что Фагерхольм подхватил черпачок и почти с наслаждением пошёл окатиться прохладной водой из пристенной чаши. На всякий случай, отказавшись от помощи доброжелательниц.
Отредактировано Рагнар Фагерхольм (2014-05-12 22:37:42)
