Солнце Парабраны не так губительно-удушающе, как в шазийских пустынях, но способно погубить кожу любой молодой красавицы. Пришлось извлекать из необъятных сундуков лёгкий зонтик и по восточной традиции не расставаться с ним всё время пребывания на воздухе: нагини должна быть красивой, от этого никуда не деться. А ещё вооружённой, и тут аллацийские платья оказались совершенно бесполезными кусками ткани: Сольвейг перепробовала бесчисленное количество оных, и ни одно не позволяло прятать достаточное количество оружие. Пришлось загонять себя в жёсткие рамки.
Двор Парабраны был местом ужасно шумным и слишком суетливым. Люди, словно ошалевшие от постоянной жары и моря вина, кажется, вовсе не умели спокойно ходить - постоянно носились куда-то, вместо разговоров кричали, размахивая руками так, что представляли угрозу для всего проходящего и находящегося рядом. Что же касается целей задания, тут было несколько легче - оказаться достаточно близко к королю не составило труда, видимой угрозы для него просто не было, а дон Батиста-старший оказался человеком, по мнению Сольвейг, скучнейшим и с неприятнейшим характером. Сложнее всего было с доньей инфантой, вернее, с её поимкой, потому что никто никогда не знал, где она находилась. Куда смотрит свита её слуг? Девушка-то красивая, к тому же наследница, а таких где-нибудь ближе к востоку отпускать от себя на два шага опасно. Дикарка.
Времени на себя у нагини практически не было - обе являлись в отведённые им покои лишь затем, чтобы сменить гардероб да завалиться спать. Сольвейг умудрилась пропустить несколько медитаций подряд, что не могло не сказаться на её настроении. Лишь благодаря таким вот редким прогулкам, как эта, удавалось прийти в себя и хоть немного отдохнуть от шума и гама, пусть и под непрекращаемым зноем. Со стороны нагини выглядели, пожалуй, как две сёстры или хорошие подруги, и лишь внимательный разглядел бы нежные цветы на их одежде.
Всё время их поездки нагини не давало покоя то задание, которое выдал дон. Наведаться к могиле. Сольвейг чувствовала весь букет загадок и нераскрытых тайн, заключённый в одной, с трудом брошенной фразе. Право, она понятия не имела, что им предстоит делать, но надеялась узнать ответы хоть на какие-то из вопросов, будораживших её воображение. Тёмное прошлое у их хозяина, но когда наёмниц это интересовало? Вон, карета видна. На ней они с Астрид поедут на кладбище - на кладбище! - чтобы "привести могилу в порядок". Дожили.
Очутившись в прохладе кареты, Сольвейг блаженно откинулась на бархатном сиденье и закрыла глаза, наслаждаясь приглушённым шумом улицы снаружи. Что ни говори, а устроились они неплохо: своя карета, вслед которой на улице не одна дама послала завистливый взгляд, всегда в наличии лучшее вино и вкуснейшая еда, богатый гардероб и почти полная свобода действий. Быть Матильдой Ханссон оказалось довольно приятно, если отвлечься от внешних шероховатостей их пребывания в Парабране.
Приятные мысли под уютную тряску кареты совсем убаюкали хесску, и та незаметно задремала. Цоток точёных копыт скоро совсем стих, заглушаемый земляной дорогой, но Сольвейг этого не услышала и проснулась только тогда, когда услышала знакомый голос рядом.
- Жара меня сморила, - сонно отозвалась нагини, садясь поудобнее, - спасибо, что разбудила. Признаюсь честно, я об этом ещё не думала...но идея есть, - окончательно проснувшись, хесска повернулась к Астрид, чтобы выложить ей свои мысли, - говорить, что мы от дона, нет смысла - нас сразу пошлют на все четыре стороны, а перелезать через стены в платьях я не умею. Надо войти тихо и мирно, так? Вот что я предлагаю: мы, два эдельвейса, покрутились при дворе и, предположим, имели счастье сойтись с представителями семьи, - надо полагать, кого-то они и в самом деле встречали, - тогда, проникшись их так и не зажившим горем, мы решили лично наведаться на кладбище и воздать должное отважному молодому человеку. Думаю, благородные рыцари так бы и поступили.
Закончив речь, Сольвейг сняла с левой руки перчатку и обмахнула себя, как веером. Не жарко - душно. Долго им ещё ехать?

Сольвейг не сдержала улыбки, глядя на страдания своей подруги, скривившей такую мордашку, что девушку хотелось немедленно пожалеть и приласкать. Кабы не духота, Соль не особо бы жаловалась, но сейчас она всецело разделяла ненависть Астрид к южному солнцу. И всё-таки что-то в недовольном лице нагини делало её такой обворожительной - залюбовавшейся Сольвейг пришлось одернуть себя, чтобы возвратиться в реальность. Тоже не самую плохую: Астрид голосом, полным яда, что-то ей объясняла, но Хедлунд даже не вслушивалась, поймав лишь последнюю фразу и долго её просмаковав, прежде, чем ответить:
- О, любезная Агата, - высоким голосом пропела она на манер томной девицы, - разве вы не помните? Любезная немолодая госпожа, заговорившая с нами третьего дня, и юноша с ней, - разве не были они донной и доном де Ласто? Право, милая, вы меня поражаете! - заключила девушка, манерно обмахнувшись перчаткой.
Признаться честно, ехать к Диаблону на куличики не хотелось. Хотелось нырнуть под прохладное одеяло кровати, закрыть все окна и велеть принести холодного вина, чтобы пережить остаток дней в Парабране. Хотелось провести целую ночь не на торжествах и заданиях, а в задушевных разговорах с Астрид...или даже чем-нибудь более приятным. Хотелось помахать оружием, уйти в себя или промчаться верхом на хорошей лошади по окрестностям Парабраны, пугая мирных жителей. Жизни хотелось! Не служи они хозяину, могли бы купить большой красивый дом далеко ото всех и жить там вдвоём. Просыпаться вместе по утрам, зная, что сейчас никто не прикажет ехать чёрт знает куда. Гулять, не запираясь в комнате в ожидании очередного мужчины, падкого на доступных его кошельку женщин. И уж точно не хотелось, сидя в карете в относительном спокойствии, неожиданно лететь куда-то вправо от толчка снизу.
К Диаблону! - мрачно подумала нагини, натягивая перчатку на ушибленную руку. Астрид уже юркнула прочь из кареты, встреченная торопливой речью кучера. Ухватившись за протянутую руку, Сольвейг спрыгнула на землю, ощущая, как у неё кружится голова. Дав себе пару мгновений на то, чтобы привыкнуть к новому положению, девушка подняла голову на кучера, выглядевшего так расстроенно, что упрекать его в чём-то было просто жалко. Ничего не оставалось - подбирай, подруга, юбки и уноси ноги. Хорошо ещё, что погода сухая и дорогу не размыло. Потрепав на ходу шею ближней лошади, нагини поспешила за возлюбленной. Понятно, почему она не расстроена - эта поломка им же на руку.
- А лжи, в общем-то, никакой и не будет. Я бы не отказалась оказаться в тени с кружкой прохладной воды. Если обмолвимся, что знаем кое-кого из Де Ласто, уверена, дела пойдут бодрее. Давай, милая. Ещё немного и можно будет ехать домой.
Едва перед глазами показался хорошенький особняк, Сольвейг устремилась вперёд, обогнав подругу. Резные ворота были захлопнуты, но прямо за ними откровенно скучали двое стражников, сразу вытянувшихся при приближении двух дам. Понадеявшись на удачу, нагини схватилась руками за решётку и как можно более жалобно заголосила на аллацийском:
- О, доны, прошу вас, позовите своего хозяина. Мы - фрейлины Эдельвейса, и мы... - не успела она договорить, как старческий голос перебил её:
- Господ дома нет, милые дамы, - откуда-то из глубин особняка вышел пожилой алацци с загорелой кожей - судя по одежде, монах. Голубые глаза его добро смотрели на путниц, и именно этот взгляд заставил Сольвейг выдохнуть, - чем я могу вам помочь?
- Наша карета попала в канаву и лишилась одного колеса, дон, а мы в пути уже много времени и совершенно вымотаны. Не найдётся ли у вас немного воды для двух усталых путниц?
Явно обрадованный тем, что может поговорить с незнакомками на родном языке, старик под поток благодарностей охотно открыл ворота и пустил девушек на внутренний двор. Здесь царила тишина и прохлада: небольшой пруд был окружён тенистыми деревьями, с веток которых приветливо свисали апельсины и лимоны, повсюду летали маленькие птички, а в пруду на восточный манер плавала одинокая золотая рыбина с важно надутыми жабрами. Кого-то она ужасно напоминала.
Гостьи были усажены на скамейку, а сам старик удалился за водой. Подняв руку, Сольвейг сорвала солнечный апельсин с ветки и протянула его Астрид, улыбнувшись.

Благодатное солнце Алацци балует жителей королевства, позволяя им нежиться в его дарах. Немного усилий - и сама земля начинает кормить тебя, воздавать стократно вложенные силы, одаряя равно и скромного крестьянина, и монаха, и короля лучшим вином и едой во всех Пяти щитах - по мнению самих Алацци, хотя начёт вина и фруктов трудно поспорить. Уж сколько явшеств приходилось пробовать нагини, но этот солнечный апельсин показался манной небесной - слаще мёда. Сольвейг занялась им, предоставив подруге говорить. Кажется, они совершенно очаровали старика искренностью и непосредственностью, пусть и невольно. Хедлунд была этому только рада. Всё, что ей оставалось - кивать, улыбаться и хлопать глазами; не самая пыльная работёнка. В качестве вознаграждения девушка получила стакан ледяной воды, такой холодной, что, неосторожно хлебнув, она почувствовала, как разом заныли все зубы.
Джордано не остановился на апельсинах и воде, и в распоряжении нагинь оказался целый стол аллацийских вкусностей. Сладкие, солёные, терпкие, так хорошо идущие с вином и приятной беседой: Сольвейг оживилась и болтала с приветливым стариком, щедро сдабривая свою "официальную" биографию милыми или весёлыми деталями. Джордано, в свою очередь, оказался интереснейшим человеком, и потому в голосах девушек во время прощания звучала искренняя благодарность.
Хедлунд, несмотря на аппетитные блюда, съела немного и едва не рассмеялась, увидев, что Астрид не смогла побороть змея-искусителя, хотя и выглядела вполне довольной этим фактом. С уходом старика разговорчивость светловолосой испарилась, поэтому она ограничилась кивком в ответ второй девушке и проследовала за ней туда, где пряталась конечная и последняя цель их визита. Дорога шла сквозь красивейший сад, половину деревьев в котором Сольвейг даже не знала. Повсюду царила прохлада и свежесть, с ветвей на ветви перелетали пёстрые птицы, а в одном из прудов она с удивлением заметила золотых рыбок - лёгкий поклон культуре Най-Тау, где такие водные жители есть в каждом саду как носители удачи?
Леонардо де Ласто. Не до рыбок.
Не сговариваясь, нагини разделились. У них был негласный уговор - за Сольвейг всегда правая сторона, за Астрид - левая. В случае опасности так легче выбирать цель и объект защиты, в поисках тратится меньше времени. Сейчас каждая девушка ходил по своей стороне кладбища, оказавшегося больше, чем они думали, осматривая каждую могилу. Оказывается, де Ласто были довольно большим родом, или у них просто умирали многие - Сольвейг была неприятно поражена количеством погибших детей. Поэтому, видимо, их женщины рожают часто и много - про запас, чтобы хоть кто-то остался и не умер. Это ужасно. Наверное, и душа матери черствеет после пятого умершего младенца.
В мрачных мыслях Сольвейг не сразу обратила внимание на одну могилу, стоящую чуть поодаль от остальных. С интересом подошла к ней, стёрла рукой сухую пыль с надписи.
- Леонардо де Ласто. Граф. - рука скользнула по цифрам и задержалась на короткой черточке между ними. Пальцы дрогнули, Сольвейг надеялась, что стоявшая за спиной Астрид не заметила этого. Одна короткая черта отделяет от них человека и тайну того, почему они стоят тут, у могилы того, кого даже никогда не знали. Был ли он хорошим человеком? Красивым? Храбрым? Был ли он хорошим другом и как он умер? О нём явно забыли: несмотря на то, что остальные могилы выглядели ухоженными, у его не то что цветов не было - вся она была покрыта слоем пыли, сухих листьев и поросла травой.
- Давай почтим его память, - не оборачиваясь, сказала нагини, зная, что Астрид согласится с ней.
Дел было немного, но с ними хотелось закончить поскорее. Сняв перчатку и уже смиривший с её скорой кончиной, девушка осторожно обтёрла ею плиту, сметая пыль и людское презрение. Потом останется только избавиться от травы и положить цветов, благо их в саду много.

Кем ты был, Леонардо, и за что тебя ненавидят? – думала Сольвейг, и мысли её были мрачны. – За что ты умер и почему хозяина так беспокоит твоя судьба? Возможно, ты был отъявленным мерзавцем и предал честь семьи. Или же пошёл против неё из высших побуждений, не желая жить по их неправильным догматам… И таким ты был дорог одному человеку. Значит, за одно это ты достоин покоиться с честью.
Рукавом платья вместо испорченной перчатки Сольвейг полировала плиту, особенно трудясь над лицевой частью. Хотелось, чтобы имя графа блестело. Этого достичь не удалось, но в целом выглядеть плита стала гораздо лучше.
Нагини недобро усмехнулась в ответ подруге. Чем больше она тут сидела, тем сильнее разгоралась в ней неприязнь ко всем носящим фамилию де Ласто. Скади не знала, чем их прогневал граф, но не представляла себе, как можно ненавидеть своего родного отпрыска до такой степени, что даже его могила становится урной для плевков. Остальные камни были чистыми, дорожки вокруг них – подстриженными, а на могилах лежали свежие цветы. Леонардо, кем бы он ни был, было жалко.
Будь у них в запасе больше времени, Сольвейг бы настояла на том, чтобы полностью преобразить могилу – сделать всё возможное, чтобы де Ласто, приехав почтить память более достойных покойников, немедленно лопнули от злости. Новый камень, желательно гранитный, а лучше стеллу или даже памятник, огромные буквы горделиво кричащего имени и море цветов. Так, чтобы их запах стоял в головах людей ещё долго после того, как они покинут кладбище.
Но пока приходилось довольствоваться малым. Пока Астрид ходила за цветами, Сольвейг мужественно боролась с поросшей на могиле травой голыми руками, выдирая заразу с корнем и выкидывая далеко в сторону прочих могил. После этого нагини прогулялась до ограды, где она ещё давно приметила кустики мяты. Несколько из них она с боем выкопала и понесла обратно, чтобы закопать на могиле. Оставался последний, когда до ушей Сольвейг донеслись нехорошие посторонние звуки.
Бросив могилу, она помчалась в сторону сада, подобрав юбки и на бегу выхватив один из метательных ножей из-за пояса. То, что на Астрид напали – а в этом не было сомнений – здесь, было очень странно и немало напугало Сольвейг. Они никого не трогали при дворе, не вызвали ничьей неприязни и в конфликтах не участвовали. Значит, это из-за их визита? Исключено. Никто не знает, куда они ехали и зачем. Кто-то догадался, кто они такие? Сольвейг отбросила и этот вариант – они были идеально законспирированы. Нагини знали всё, что должны были знать дамы Эдельвейса, и вели себя соответствующе. Тогда… Скади терялась в догадках. Вполне возможно, что убийцу подослал дон Альваро, желая проверить наёмниц.
Нож не понадобился: Астрид расправилась с убийцей сама. Убрав оружие, Сольвейг подлетела к наёмнику и наклонилась, чтобы проверить наличие пульса, но поняла, что это не нужно – горло человека было аккуратно перерезано. Славная работа. Лицо его было обезображено ударами и удушьем до такой степени, что никаких черт различить нельзя было, и одежда никакой информации не давала.
- Как думаешь, кто? – спросила Сольвейг, но тут её взгляд упал на пропитанный кровью корсет подруги. – Быстро подними руки, - скомандовала она. Рана была неприятная, но не серьёзная, однако тут была ещё одна опасность. Нагини нашла у тела кинжал и осторожно взяла его в руки, не касаясь лезвия. Осмотрела его со всех сторон и понюхала, проверяя на наличие ядов. Если бы убийца нанёс что-нибудь на нож, дело приняло бы скверный оборот, но тонкий нюх девушки не различил ничего опасного. Спрятав на всякий случай кинжал за пояс, она повернулась к Астрид и осмотрела рану внимательнее.
- Нам надо возвращаться, родная, я не смогу тут тебя раздеть - Сольвейг зачерпнула воду из пруда, попробовала на вкус и принялась осторожно промывать рану, - но до этого нужно решить, что делать с трупом. Просто оставить его в кустах нельзя и утопить негде.

Если Сольвейг и была недовольна, то никак этого не показала, молча помогая подруге затащить тело в кусты. Ей не хотелось оставлять никаких следов. В идеале она хотела, чтобы и их визит на могилу остался до поры незамеченным, но появление наёмника и ранение Астрид испортили весь идеальный план нагини. Придумывать новый времени не было – на одуряющей жаре и думать было тяжело, и оставаться с открытой раной Асти опасно.
К тому времени, как тело оказалось спрятанным, с тела нагини градом лился пот, а сама она мечтала только о том, чтобы оказаться дома и заняться подругой. Даже сейчас, в вечернее время, считающееся у алацци прохладным, Сольвейг чувствовала, что задыхается, а Астрид так вообще была близка к обмороку. Скади покрепче обхватила её руку и заспешила прочь, невольно выдохнув при виде кареты.
- Тебя щедро отблагодарят, - пообещала она кучеру, помогая Астрид залезть в карету, - а если домчишь нас до дома лихо и с ветерком, получишь ещё на щедрый ужин с лучшим вином.
Сольвейг с удовольствием посмотрела на просиявшее лицо юноши. Он был молод, едва ли старше Астрид, с загорелой кожей и весёлым лицом, а нрав у него был по алаццийски лёгок – нагини слышали, как он свистел проходящим мимо симпатичным доннам, а на северянок с их непривычной южанину красотой смотрел с восхищением и восторгом. Впрочем, обещание хорошей платы обрадовало его до невозможности, а значит, их доставят до дома очень быстро.
- Садитесь, прекрасная донья, я вас довезу так, будто мы пробка от хорошего вина, - радостно протараторил он, - мои Кабальеро и Инфанта Роза – лучшие лошади всей Парабраны!
Едва Сольвейг опустилась рядом с возлюбленной, карета тронулась, подтверждая увещевания кучера. Нагини отодвинула тяжёлую штору со стороны Астрид, чтобы ей было прохладнее, и ещё раз осмотрела рану. Тёмные брови сжались у переносицы. Сольвейг абсолютно не устраивало то, что она видела.
- Молись Создателю, родная, чтобы этот ублюдок не разбирался в ядах, а жара не успела тебе навредить, - прошептала Скади, но тут же собралась и вытащила кинжал, показывая его Астрид. – Я думаю, этот ножик может нам кое-что рассказать. Я не встречала здесь рукоятей такой формы – чем-то похоже на кривые мечи шази, но не могу сказать наверняка…вот что. Спросим у дона Альваро, как вернёмся. Мне кажется, он узнает этот клинок.
Карета мягко подкатила к дому нагини, и кучер получил обещанную награду.