Время: Ночь после гибели Императора
Место: Ас-Сухейм. Кабинет
Действующие лица: Осман Фатих, Кабир ибн Хагар(?)
Примерный сюжет: а кто ж его знает
Отредактировано Осман Фатих (2013-10-29 22:03:07)
Кабинет Ночь после гибели Императора
Страница: 1
Сообщений 1 страница 8 из 8
Поделиться12013-10-29 21:59:01
Поделиться22013-10-30 22:40:22
Яркость красок света и отделки кабинета ударила по глазам. Душно. Визирь зашел, приглушил огонек плавающих в масле фитилей в фонарях, настежь распахнул окно. На улице заметно холодало, но не смотря на пронзительные порывы ветра и темные, клубящиеся по звездам тучи, город не спал. Отголоски веселья пьяно гулящих горожан, празднующих свадьбу мертвого императора с соломенной вдовой пробирались даже через стены посольства. Счастливое неведение. Когда Далар узнает, что закончилась эпоха Карла IV и наступило безвременье? Смутное, беспокойное, перетасовываюшее фаворитов и опальных, возможно, изменяющее карту мира. Сохранится ли Империя, не восстанут ли вассальные государства, откалывающие от центра, как осколки льда, брошенные в стакан с кипятком? Кто знает?
Там, в зале, мысли визиря крутились больше вокруг Халифата. Сейчас же... как же все быстро меняется. Сейчас, после того, что он увидел в покоях советника, думать было нужно о себе. Ошибка. Как же он мог допустить такую ошибку, оставив явно не самую верную из жен императрицу с советником наедине? Ведь почувствовал еще в малом тронном зале, как смотрит на Кабира хесская, голубых кровей блудница. Знал слухи, ходящие о ней. Дурные слухи. Грязные. Впрочем, мог ли осуждать он хесскую принцессу, что та, забыв о мертвом муже, долге и приличиях, бросилась на шею красавца-советника? Увы, Эдит была виновата лишь в том, что не родилась слепой. И не такие теряли голову от сумасшедшей улыбки советника, горделивого разворота плеч, от глубины бархатных глаз и губ, капризных и сладких, как изысканный щербет на столе халифа. Он сам девятнадцать лет сходил с ума по нему, то осыпая подарками и знаками внимания, то с трудом давя желание взять силой, то храня тайком буйную головушку советника от бед и халифского гнева, то незаметно двигая вверх по крутой карьерной лестнице. Там, в зале, видел Осман и его взгляды, скользящие по точеной, словно вышедшей из-под резца Буонаротти, женской фигуре. Эдит была красива. Очень. И что греха таить, если бы не всепоглощающая страсть к Кабиру, да не осторожность политика, прекрасно осознающего, чем это чревато, сам не отказался бы попробовать северную красотку в постели. На ночку. С другой стороны, что было делать визирю в зале? Дать затоптать обезумевшей толпе в суматохе чрево, возможно носящее кровь от крови, плоть от плоти императора? Крошечную надежду, что Империя проскользнет над пропастью гражданской войны?
Может быть, стоило.
Во всяком случае, тогда не маячил бы на горизонте призрак Моста Отрубленных Голов, украшенный его черепом. То, что Кабир, получив личное благоволение взошедшей на трон императрицы, первым делом уничтожит его, Осман не сомневался ни на мгновение. Та легко и просто с улыбкой сытой кошки подпишет приказ о его казни, ласково и томно улыбаясь любовнику после бурной ночи плотских утех. Стоит советнику только захотеть. А он захочет. Логика, опыт царедвореца кричали в душе - это же как два плюс два- нет человека, нет проблемы. Убей его, если не хочешь погибнуть сам. Даже еще проще - напиши доклад Халифу о сластолюбце, и собственная грудь в медалях, а Кабир на плахе.
Не мог.
Пробовал уже...
Значит, императрица не должна взойти на трон. Император мертв. Да здравствует Император? Ох, если бы все было так просто...
Визирь стоял лицом к окну, заложив сжатые руки за спину, когда за спиной раздались шаги. Мужчина медленно обернулся, и подчиняясь его взгляду, стража осталась за порогом, прикрыла дверь в кабинет.
Он подошел ближе к Кабиру. С минуту стоял молча, в упор смотря в невероятно красивое и такое желанное лицо. Смотрел, и не видел. Вновь и вновь перед глазами голова советника игриво склонялась к тонким пальцам женской руки. Вновь и вновь неподдельная страсть вспыхивала на его губах, взметались вверх юбки, мужские руки тянулись к ним, мяли, касались кожи. А позади виднелась постель, готовая принять любовников, слить, соединить, отнять Кабира , окутать наслаждением первородной страсти мужчины и женщины, лишить его самого последнего – надежды.
-Кобель. Похотливый клок шерсти из хвоста шайтана.
Он выплюнул слова зло, тихо, в лицо. Никогда не думал, что поднимет руку на Кабира. Но поднял, отвешивая увесистую, мужскую, не щадящую оплеуху по щеке, по губам, на которых досель никогда не видел страсти.
Ревность. Злая, жгучая ревность, которой, как и любви подвластны все, от короля до последнего нищего на паперти пресептории, выплеснулась наружу, сметая титулы и звания. Оставляя двух мужчин – отвергнутого и второго, играющего страстью первого, как тигр хвостом.
Поделиться32013-10-30 23:26:59
Покои Советника, ночь после гибели Императора
Повинную голову, конечно, меч не сечет. Но на его шее повисло уже достаточно старых грехов перед Визирем, чтобы дело точно не могло кончиться мирно. Кабир уже даже подумывал, а не сбежать ли ему, пока руки еще свободны, а золота хватит, чтобы подкупить какого караванщика и скрыться в северных землях. Но молчаливая охрана за спиной, давала понять, что в данный момент попытка к бегству не слишком разумна: для начала, стража была из рядов личной гвардии Визиря, и договориться с молчаливыми истуканами аль-Джаррах не надеялся, ну а во-вторых, побег без видимых на то причин стал бы официальным подписанием признания в любой вине. А пока... пока Великому Визирю еще предстояло уличить его хоть в чем-то, не соответствующем интересам Халифата. Благо, проиграв Осману пять лет назад, Кабир все же утвердился в статусе заметной политической фигуры, и его исчезновение, или тем более казнь, вызвали бы слишком много толков. По крайней мере, на это еще можно было надеется.
И уж если ему предстоял диалог тет-а-тет, Кабир надеялся, что сможет предстать в прежнем величии, да только его желание хотя бы переодеться, стража тоже не оценила: что ж, оставалось сохранять гордый взгляд, если внешний вид был близок к среднестатистическому обитателю подземелий.
В этот раз советник шел не таясь и не крадучись, как обычно хаживали в присутствии высокопоставленных особ шазийские придворные. Он не торопился, но и не позволял охране подгонять себя, просто шел, сохраняя самообладание при виде надвигающейся грозы.
По-хорошему ему сейчас следовало со стенаниями упасть в ноги Визиря, распластаться по полу жалким червем, и молить о снисхождении, ссылаясь на то, что Императрица обманом завладела его вниманием и т.д. и т.п. Любой другой, более разумный, поступил бы именно так, ничуть не умаляя собственного достоинства. Даларцам сложно было понять, что наигранная театральность этого жеста, в общем-то была для степей делом привычным, но ... слишком много тут было но для самого Кабира. Перед Халифом гнуть спину было делом привычным, и древние законы были непреложны, но вот перед Визирем? Перед равным? Не бывать этому, какой бы ни была его вина.
Впрочем, вину еще следовало доказать, и обвинения, произнесенные Османом, даже показались малоубедительными, если бы не приложенная к ним пощечина.
Да уж, рука у Визиря и в самом деле была тяжелой: не удержав равновесия, Кабир пошатнулся, отступил на шаг, но снова выпрямился, возвращаясь на прежнее место и спокойно смотря в глаза Османа. В его взгляде не было вызова, по крайней мере ни один Даларец не заметил бы, чтобы как-то изменилось выражение лица советника, но только для востока, где чаще всего хитрые взгляды придворных изучали мозаичный пол дворца, это было по меньшей мере неправильно.
Щека горела, даже не касаясь пальцами губ, Кабир чувствовал, что кожа треснула, но сегодня заботиться о благопристойном виде уже не имело смысла, так что он просто забыл о неприятных ощущениях, так же, как предпочитал игнорировать изрезанную осколками скулу, или холодящие кожу дыры в дишдаше:
- Вы ошибаетесь, Великий Визирь... - начал было Кабир объяснительную речь, но тут же завернул ее в неожиданное русло:
- Отпускать Императрицу сейчас неразумно. Мои покои единственное надежное место в Ас-Сухейме. Оставьте ее там, по крайней мере до тех пор, пока ее личная стража не прибудет сюда, иначе возможная смерть Императрицы оставит нежелательный след на репутации шази. - он знал, что Осман рассчитывал услышать другое: жалкие оправдания, попытку обелить себя или Эдит, но уже этот факт был бы признанием своей вины. Кабир не намерен был сдавать позиции, хотя страх за свою жизнь начинал постепенно вползать на плечи тяжким грузом: Визирь был вне себя от злости, и вполне снова мог забыть о придворных манерах. Главное, чтобы в руке его не оказалось клинка.
Отредактировано Кабир ибн Хагар (2013-10-31 00:02:09)
Поделиться42013-10-31 23:07:36
- Пути неисповедимые
- Зарегистрирован: 2012-04-07
- Приглашений: 0
- Сообщений: 240
- Уважение: [+228/-0]
- Позитив: [+304/-0]
- Провел на форуме:
4 дня 6 часов - Последний визит:
2014-05-12 12:01:42
Ковер под ногами мужчин внезапно пришел в движение словно под него запустили огромную стаю жирных, подвальных крыс. И "крысам" явно было совершенно все равно на стоящих людей, они запросто протискивались ровно под ноги, поднимали ковер, заставляя людей вместо того, чтобы и дальше предаваться выяснению отношений, ловить равновесие. Бездарно упасть на мягкое место можно было запросто. Но самих животных, - если предположить именно это, - видно не было, а тяжелая, добротная вещь продолжала ходить ходуном, переходя от медленных и неспешных волн к дикой, безудержной скачке. Подпрыгивали удобные диванчики, кренились и падали лампы, подскакивал столик, разбрасывая вокруг себя всё, что недавно было выложено на нем заботливыми руками слуг.
Поделиться52013-11-02 15:16:26
Давно он так не злился на Кабира. Стоял, хмуро, зло смотря налитыми кровью глазами на советника, отмечая непонятные даларийцам, непотребные для шази нюансы. Не так вымаливают себе жизнь шазийские придворные. Спину гнут, в ногах валяются, покорностью порой отводя плаху от повинной головы. Никогда не понять чужакам их обычаев, но кочевники, дети степей... Осман как-то пытался разобраться, как мог зародиться такой этикет, откуда корни. И кажется, понял. В пустыни. В бытность военной службы. Больше месяца отряд стоял военным лагерем, очищая отдаленные караванные пути от шаек бандитов всех мастей, нападавших на торговцев и подрывавших экономику Халифата. Где люди, там и остатки еды, а где еда, поднимавшаяся в цене в безжалостных, выжженных солнцем краях до цены жизни, там и зверье. Осмелев, привыкнув к людям, пустынные шакалы бродили вокруг лагеря, живя своей, звериной жизнью. Тогда и увидел Осман забавную, поучительную картинку. Стая делила тушу подтухшей павшей лошади, и один из молодых самцов, гонимый голодом и жадностью, попытался стянуть из-под носа вожака печенку. Старый самец окрысился, зарычал, готовый задать жесткую трепку подросшему конкуренту. Тот, гонимый инстинктами, мгновенно перевернулся на спину, подставляя лидеру брюхо и открытую шею, и отделываясь легкими укусами за лапы вместо переломанного хребта. Шази веками жили в неприветливых степях, пустыне, переплетаясь с самой природой, впитывая ее жестокую, направленную на выживание, суть. Потом образовались города, подзабыли корни, полюбили золото и бьющую по глазам роскошь. Но память кочевых, близких к хищникам предков осталась. В обычаях, в традициях, в придворном этикете. Кстати, и терпимость к мужеложеству шла оттуда же. При недостатке свободных самок хищники не редко удовлетворяют инстинкт размножения в задницу молодого самца.
"Стащив сахарную косточку" вопреки интересам Халифата и личных его, визиря, Советник стоял не склонив голову, не упав в ноги, не моля о прощении. Это было нарушением иерархии, вызов ему, как альфа-самцу.Осман не думал об этом мозгами. Понимание было на уровне генов ушедших в песок поколений.
-Невероятный наглец. Ненаглядный наглец.
-Мерзавец! Сукин кот.
Широкая ладонь визиря легла на загривок советника, стиснула шею, неумолимо пригибая голову к земле. Короткий, жесткий профессиональный удар поддых выбил воздух из легких Кабира. Тот упал, ткнулся разбитой губой в густой ворс ковра. Вроде бы попытался подняться, но колено визиря на пояснице тяжестью зрелого мужика вдавило советника в пол.
-Глупец. Мальчишка. Не доедет до представительства твоя королевна? На все воля Создателя. Выгляни в окно. Народ празднует, гуляет на улицах Десятки, если не сотни людей видели, как Императрица покинули Эль -Сухейм живая, здоровая, в сопровождении почетного эскорта. Ты подумай лучше о другом - как выглядел твой побег с бала вместе с Императрицей. Это можно представить и как похищение. Новому претенденту на трон достаточно приказать тем же, поддержавшим его аллаци « освободить Ее Величество» из лап дерзких шази». Сколько охрана Эль-Сухейма выдержит против объединенных сил аллаци и дворцовой стражи?
-Я почти опустошен колдовством в зале. И их может поддержать Орден. Кто еще знает, какую позицию выберет Искандер.
-А дальше все просто. Императрица «случайно» погибла бы при штурме Эль –Сухейма. И между ног у нее была бы засохшая сперма. Твоя сперма, Кабир. Думаешь друиды не нашли бы способ определить по семени, кто ее отымел? Одним ударом новоявленный император расчистил бы себе путь к трону и поставил бы Халифат на колени. Как же - высокопоставленный вельможа шази похитил, изнасиловал и убил вдовствующую императрицу. Впрочем, тебя это уже не волновало бы. Ты бы был мертв, как и я, как слуги и воины представительства, которые могли бы стать свидетелями. Ты этого хочешь, похотливый стервец?
Конечно, не был Кабир ни мальчишкой, ни глупцом. Но … а кто отменял правило – визирь всегда прав, а если визирь не прав, смотри пункт первый? Будущего не знает никто. Это был один из возможных вариантов развития событий. Именно так поступил бы сам Осман, окажись на месте Карима.
Мужчина говорил, вдавливая лицом в пол молодого шакала, посмевшего задрать на него хвост, а взгляд скользил по спутанным волосам, по прорехам в дишдаше. Близость желанного тела сушила рот, визирь облизнул губы, как…. В первый момент Осман не поверил своим глазам, когда по телу Кабира под ним пошла волна. Сначала приподнялись лопатки, и поясница прогнулась сильнее, выразительно очерчивая зад. Затем пошевелился и он, призывно вздыбился вверх, привлекая к себе все внимание.
-Создатель! Неужели ты услышал мои молитвы?
Это выглядело так, словно провинившийся шакал осознал вину, завилял хвостом, прекрасно понимая свою неотразимость, пользуясь ей и решая сменить гнев вожака стаи на вожделение самца.
-Арррх… Кабир… ма…
Слова утонули в треске материи разрываемой от ворота до пят рубахи. Мужчина склонился ниже, жадно впиваясь губами в набрякшую мышцу у ладони, удерживающей голову бунтаря у пола. Целуя, вылизывая языком, прихватывая зубами косточку у шеи, вдавливаясь в нее лицом, он не видел, как вздыбился ковер рядом, как зашатался столик, ходуном заходил диван. До того ли ему было сейчас.
Отредактировано Осман Фатих (2013-11-02 16:05:40)
Поделиться62013-11-02 16:26:56
Взывать к голосу разума было легко, когда оппонент сидел за столом переговоров, от бессилия и злобы сжимая кулаки. Как же привычно стало это ощущение собственной защищенности, значимости, отравленное придворной властью и обычаями Далара. Да, Кабир забыл свои корни, привык, что при дворе Императора ни кто не посмеет коснуться его, да и тот кто посмеет, будет скорее всего стражником, ведомым волей самого влиятельного лица Империи. Чтобы такого не случилось, Аль-Джаррах старательно избегал неверных политических решений, лавируя между волей Халифата и желаниями Императора, потому и уверовал, как наивный мальчишка, что подобного с ним не случится. Ошибся. А за ошибки приходится платить.
Впрочем, что бы он сделал, будь он воином и предугадай в напряженной позе Османа удар? Даже несмотря на отсутствие охраны в комнате, он не решился бы напасть на Визиря: один этот факт перечеркивал бы все былые заслуги, и тогда уже не было бы долгой дороги в Халифат, суда, надежды на спасение. Его зарубили бы прямо здесь, в зале, выпрастывав кишки на цветастый ковер, и единственной победой его оказалась бы пятнадцатилетняя гонка с судьбой: пережил пожар, так сдохни от руки грязных стражников. Великое достижение Кабира ибн Хагара!
Заскулив от боли, Советник растянулся на ковре, царапая его пальцами и скрежеща зубами как взнузданный жеребец.
Пусть он проигрывал в навыках (благо, последний раз его так валяли только родные братья, излишне любящие демонстрировать превосходство силы над разумом, и с тех пор память услужливо стерла все необходимые приемы самообороны), но покорно терпеть на себе чужую волю он не собирался. Наверное, он выглядел комичнее придавленной камнем змеи, но извивался ни чуть не хуже, шипя и пытаясь сбросить с себя Османа. О, он бы многое отдал сейчас за возможность обладать магией, не пожалел бы и душу заложить, чтобы мистические силы повиновались его воле, но все, что оставалось, это взывать к голосу разума, о котором Визирь, в ярости, позабыл:
- Нельзя... ее... отпускать! - голос глушил высокий ворс ковра, и слова больше походили на неразборчивые хрипы, но если одолеть Османа-человека не представлялось возможным, то все что оставалось - докричаться до Османа-политика, не имевшего привычки упускать выгоду:
- Она... пр-ре-еграда, страховка! - почти задыхаясь от бессильной злобы, Кабир замер, перестав вырываться и затих, надеясь временной покорностью выбить себе шанс для диалога:
- Если она умрет... по дороге, Карим сядет на трон. Бесповоротно. - выдохнув последние слова, аль-Джаррах с трудом повернул голову на бок, наконец получая возможность вдохнуть не только пыль с ковра, но и холодный ночной воздух.
Он устал, дьявольски устал за сегодняшний вечер: судьба испытывала и его разум, и его силу и даже его чувства, о существовании которых Кабир почти не подозревал. И чтобы осознать все, ему нужны были покой и время, он в самом деле не умел принимать быстрые решения, скорость была уделом воинов.
Тяжело дыша после борьбы, прямо как рыба, выкинутая на берег, Кабир даже не сразу понял, что пол под ним зашевелился, но когда осознал, что это не игра воспаленного сознания, и его будто по волшебству приподнимает над землей движение невидимых механизмов, то едва не закричал. Теперь вскочить на ноги было уже даже не делом чести, а зыбкой надеждой на спасение, и даже треск разрываемой ткани и холод на спине( в другое время доведший бы Кабира до исступленной ярости), так не напугал советника, как перспектива утонуть в магии:
- Осман! - от неожиданности позабыв все должности и правила обращения к Великим Визирям, Кабир попытался вскочить, но вновь не преуспел. Его давний недруг словно не видел происходящего вокруг, или же сам был причиной оному, но более взывать к разуму Османа не представлялось возможным, и советник сделал последнее, что еще мог: вцепился зубами в руку Визиря, оказавшуюся так близко к его лицу.
Отредактировано Кабир ибн Хагар (2013-11-02 16:34:44)
Поделиться72013-11-02 20:08:08
-К диаболону Императрицу, к диаболону Карима.
Поцелуи страстные, болезненные, жаркие сыпались на плечи, шею , руки Кабира. Политик политиком, но ведь любой политик и человек тоже. Он девятнадцать лет жаждал его, и сейчас даже не заметил, что советник откуда-то знает имя претендента на трон. До того ли ему сейчас было, когда весь мозг расплавился в мгновение ока и стек вниз, колом поднимая член?
Шрамы ожогов
Это было ужасно. Уродливые, они мяли и бугрили некогда гладкую, как шелк, кожу, ломали идеальный рисунок плеч и спины. Будь они на любом другом, Осман, привыкший к совершенным телам наложниц, юношей-рабов, отшатнулся бы в брезгливом отвращении. Но Кабир... мужчина в упоении целовал и ласкал неровности заросших жгутов, мертвую глянцевость натянутости мест, где огонь много лет назад не пощадил совершенство. Он не пощадил.
-Осман!
Никогда не думал, что звук собственного имени будет настолько приятен. Не Фатих-паша, не Великий Визирь. Осман. В этом было что-то очень интимное, близкое насколько же, насколько близко было расслабившееся тело под ним. Кабир больше не брыкался, не шипел злым котом и дышал тяжело, как возбужденный мужчина. Да еще это - Осман!
-Да, мой желанный. Я здесь. Рядом.
Довольно и низко проурчал на ухо любовнику визирь, отпуская его шею и опираясь рукой о пол у головы. Огладил ласково бок, и сместил ладонь на ягодицы, сжимая и ощупывая их. И вновь целовал, не видя ничего вокруг, кроме объекта вожделения. Кабир дернулся, попытался то ли встать, то ли перевернуться, мужчина чуть приподнялся, думая, что случайно придавил его своим весом.
-Что, больно сделал? Сейч... аш-шайтан!
Блаженная улыбка бесконечно счастливого человека на мгновение переродилась в недоуменную, чтобы в следующее исказиться гримасой боли. Отдернув покусанную руку и перевалившись на бок, визирь было заговорил
- Ты что творишь?... О дьявол!
Под бок жестко толкнулось что-то, бугром вздыбило ковер на полу, свалило с гнутых ножек стол, перевернуло кресло. Густой ворс ходил ходуном, словно под ковром, в разных местах металось стало крыс. Но... это были явно не крысы. Мохнатые грызуны явно не смогли бы поднять толстую основу шазийского ковра, да и под боком словно металлический шар прокатился.
Визирь попытался подняться на ноги, не удержался, снова упал на Кабира, едва не придавливая его и обрекая на провал очередную попытку того встать. Творившееся в кабинете очень походило на магию, но... это была не она. Явно не та школа, с которой знаком был Осман. Диаболоново наваждение... оставлявшее весьма реальные синяки на боках Пока, на боках. А что дальше? Если чего-то не понимаешь, не трогай руками и беги. Так учили в Ордене, остерегая послушников от излишней бравады. С магией, с артефактами, а уж тем более с диаболоновой силой шутки плохи. Да и Кабир... рисковать им Осман не собирался.
-Ковер, ко мне.
Артефакт, на вид обычный потертый шазийский ковер средних размеров, свернутый в рулон в углу, пошевелился. Встрепенулся, разворачиваясь, подлетая и ложась поверх ходящего ходуном покрытия. Обхватил руками и ногами дергающегося советника, визирь рывком перевернулся вместе с ним на спину, перекатился дальше, оказываясь на зачарованном предмете.
-Ковер, в сад.
Успел отдать приказ, прежде чем потемнело в глазах. Слишком много было выплеснуто магических сил за сутки, и последние усилия стали последней каплей, "высушившей" мага до дна.
Отредактировано Осман Фатих (2013-11-02 20:09:51)
Поделиться82013-11-02 21:44:17
Если бы не подкатывающий к горлу тошнотворный ужас перед необъяснимым явлением, Кабир мог бы сполна насладиться неизведанными силами Создателя, или может быть демонов Дьяболона? Ни какой разницы. Но эта сила, непокорная и непреодолимая, пугающая как молния первых живых существ на земле, пахла властью и троном. Ах, Создатель, если бы только удалось родиться хоть с каплей магических сил! Но, увы, все самое ценное в этом мире досталось не ему, а Осману! Физическая мощь, военная удаль, знания стратега и мастерство политика. Если бы Осман родился в семье Хаммадов, имя славного предка было бы возвеличено еще одним поколением, а так.. так в наследство полководцу достался он: слабак, калека, неудачник, неспособный даже на политической арене добиться чего-то большего, нежели ссыльной должности как можно дальше от халифата и предков. Горечь от униженного положения словно нож вскрыла былые раны, от обиды советник едва ли не взвыл.
Даже Осман, дьяболонов ублюдок, и тот, видел в нем отнюдь не угрозу собственной жизни или карьере, а тело. Тело, дьяболон его разбери! О, существовало ли более изощренное наказание гордыне, нежели эти ласки, страстный шепот и откровенное вожделение врага. Будто не с противником общался Осман, а с.. с какой-то наложницей!
За что судьба позволила ему, мужчине, родиться с привлекательным лицом, (в котором уже ни первый вельможа видел объект желания), и полным отсутствием желания использовать эту особенность в деле. Лучше б он весь сгорел в огне, но взамен получил силу, тогда бы он не поскупился украсить свой путь кровью, о, он приносил бы славные жертвы! Было бы кому!
Вздрагивая отнюдь не от желания, а от отвращения к самому процессу, Кабир молил эти неизвестные силы кончить его мучения, втайне надеясь, что если уж ему суждено умереть, то он заберет с собой в геенну огненную и давнего противника. Но даже в такой малости Создатель его не услышал.
Если бы выбор был меж двух зол: сдохнуть на полу, или же согласиться на помощь Фатих-паши, Кабир бы еще дважды подумал, но не успел он мысленно проголосовать за не самый логичный вариант, как магический ковер взмыл в сад, заставив Советника побелевшими от напряжения пальцами вцепиться в бахрому на краю тканного изделия. Это было чудесно, и ужасающе одновременно: странное ощущение, когда собственное тело лишается веса и паришь, паришь словно птица, не имея при том крыльев. Прикусив губу, чтобы только не закричать, когда полотно вылетев в окно, ринулось вниз (с немалой то высоты) вглубь внутреннего сада Ас-Сухейма, аль-Джаррах смог вновь дышать, только когда ковер опустился на белую от снега траву. Свалившись с десяти сантиметров, отделявших магический предмет от земли, Кабир не меньше метра прополз спиной вперед, оскальзываясь на снегу, но упорно продолжая увеличивать расстояние между собой и ковром, безмятежно парящим на одном месте.
Весь покрывшись испариной, как грешница в Пресептории, и при этом дрожа не столько от холода, сколько от нервного перенапряжения, Кабир смог успокоиться только через пару минут.
В саду они были одни. Он и его враг. Осман лежал молча, не шевелясь, его грудь медленно приподнималась, лишая надежды на то, что Визирь внезапно умер сам, но тяжелые веки не открывались. Скудный бледный свет, блестевший вокруг на белом полотне снега, делал лицо Османа серым, больше похожим на покойника, и осознание что это шанс, возможно, самый последний в его жизни, внезапно навалилось Кабиру на плечи.
Дрожа теперь уже от холода, и на ходу стаскивая с себя порванную и оттого бесполезную дишдашу, Советник крался к своей будущей жертве словно рысь. Да, физической силы в нем было не больше чем в простом торговце пряностями, но было у Советника и то, что отделяло его от остальных обывателей: он умел пользоваться ядами.
Осторожно опустившись на колени рядом с ковром, Кабир наклонился вперед, прислушиваясь к дыханию. Всего пара крупиц в приоткрытые губы, и его оппонента больше нет на свете.
Повернув камень на кольце против часовой стрелки и чуть на него надавив, аль-Джаррах высыпал на ладонь мелкие как пыль частицы. Его собственный пульс, обычно в моменты убийства столь ровный, сейчас нервно скакнул, пропустив пару ударов.
Осталось только протянуть ладонь и все, более не будет Великого Визиря, Зарифа-Османа ибн Фатх аль-Валида, его недруг уйдет вместе с канувшей в небытие эпохой, бесславно, тихо, будто старик на смертном одре. Это было так легко.
Коснувшись пальцами подбородка Османа, аль-Джарах уже собирался открыть рот визиря пошире, дабы яд не попал на губы и язык, оставляя выдающие вид смерти язвы, как губы Визиря шевельнулись, всего лишь на выдохе, без звука произнося одно слово.
Кабир ни когда не был сведущ в чувствах и их трактовках, эмоциональная сфера лежала слишком далеко от его интересов и даже своих жен он выбирал лишь из политической выгоды и плодородности, будто племенных кобыл, но его древний недруг, похоже, руководствовался далеко не плотским желанием в их последней схватке.
Неожиданно для самого себя жестко улыбнувшись, Кабир резко отстранился и стряхнул на землю кристаллизовавшийся яд: что бы ни происходило дальше, мысль о том, что он держал жизнь Османа в своих руках, будет еще долго греть его. А пока... он не закончил еще свои дела, и сбегать из Ас-Сухейма, оставляя за собой труп Визиря и труп своей карьеры, он не собирался.
Подхватив мокрую, измятую и совершенно не пригодную для ношения дишдашу, аль-Джаррах закутался в нее и поднялся на ноги:
- Стража! Стража, скорее в сад! - убедившись, что бряцая оружием, стражники действительно бегут на его зов, Кабир спокойно бросил:
- Помогите Великому Визирю, и осмотрите его покои, там твориться какая-то дьябольшина. - отдав распоряжения, Кабир отошел в тень, наблюдая за тем как Визиря снимают с ковра и осторожно уносят на руках.
Сегодня ему открылось что-то новое, странное в его вечном сопернике, что он должен был использовать, правда, пока не зная как.
Покои Советника, ночь после гибели Императора
Отредактировано Кабир ибн Хагар (2013-11-02 22:00:08)
Страница: 1
