Ждать не любил никто и Карим не был исключением. Ему, как человеку горячей крови, хотелось всего, сразу и немедленно, и "здесь и сейчас" скорее всего были любимыми моментами жизни этого человека, вот только он отлично понимал - здесь и сейчас можно совершить ошибку. Одну единственную, крошечную, незаметную, но именно из-за неё дальше всё пойдет наперекосяк. А допустить провал Карим не мог. Не мог позволить себе даже задуматься о подобном, ведь чего тогда будет стоить его жизнь и цели, к которым он шел все эти долгие года? Они не будут стоить даже шелухи от орехов! Нет! Пусть кажется, что сейчас они погрузились в зимнюю спячку, пусть кажется, что нет будущего. Это в корне неверно и шази чувствовал это. Не спячка - ожидание. Пронизанное далекими, пока неслышными раскатами грома и яркими всполохами зарниц. На грани понимания. На границе мироздания. Там, где нет ничего и есть всё. На краю мира. Уже зародилась буря и Империя затаилась.
Уметь ждать - очень опасное знание. Сила, которой нет у многих и которая подчас спасает обладающих. Карим умел. Давалось ему это нелегко, но разве бывает легко в борьбе? Разве война может оказаться простой? Или бескровной? Нет. Волшебство пусть творят монахи, а они будут творить жизнь. Такой, какой она и должна быть. Срывать покров за покровом, обнажая перед народом уродливое, костлявое, прогнившее до костей тело Империи. То, что стало с прежде великим делом. То, что осталось после веков правления Императорами. Под золотом шелков всего лишь прах. И железная рука Ордена, держащая расползающуюся нитками ткань неведения.
Карим улыбнулся. Да, именно здесь и должны встречаться те, кто в недалеком будущем станет у руля. Именно в сладости неги, в меду разврата и похоти, среди десятков пороков. Очень символично. Мужчина тенью скользнул в неприметные двери, поднялся на второй этаж и не желая прерывать думы своего визави вошел без стука. Только едва слышно зашелестела тяжелая ткань полога. Он точно знал, что Кабир уже пришел и ждет. Так было всегда. Советник являлся на пару десятков минут раньше и ждал. Карим не опаздывал, просто время у этих двоих текло по разному.
- Рад видеть тебя в добром здравии, свет Халифата в темном царстве Империи.
В одном Карим был солидарен с Кабиром совершенно - в моменты этих нечастых и коротких встреч можно было скидывать маски и быть собой. В какой-то мере само собой, ведь доверять сейчас можно было разве что себе, даже тень иногда предает. Но все же то единение, которое возникало при общении с союзниками, дарило хотя бы иллюзию "своего круга", в котором понимают без слов и не нужно улыбаться тогда, когда не хочется. Карим опустился напротив советника на такую же тахту, сел по турецки и выжидательно замолчал. Не хотелось рассыпать бисером никому не нужные слова, хотелось пары минут покоя, кальян и кофе. И после, и во время можно вести неспешную беседу о будущем, и строить планы. Напряжение стояла за спиной гнетущей тьмой, но Карим верил себе и в себя, и верил тому, что чувствовал.

Так ли рад? О нет! Тьма будущей бури вышагнула из углов и заволокла всё кругом невидимой, пронзительной паутиной. Как перед грозой. Так же тихо. Оглушительно. И только голос собеседника, нарочито спокойный, даже тихий. Улыбка залегла в уголках губ шази, сейчас он смотрел на Кабира так, словно глядел в зеркало. И видел себя, если бы они вдруг решили поменяться местами. Недоверие всегда идет рука об руку с сотрудничеством, особенно когда дело касается не мелочи, а Империи. И недоверие в крови у пустынников где бы они не жили и кем бы не были воспитаны. Оно есть, как часть этого народа, неотъемлемая черта характера.
- Он не умрет своей смертью. Ему не дадут. За его спиной по прежнему стоит тот, кто не позволит Ему уйти просто так, не оставив после себя продолжение. Мы должны позволить Ей приехать и должны позволить Ей сделать Его счастливым.
Мужчина поднял руку, предостерегая от лишних сейчас пререканий.
- Мужчина делается слаб когда становится счастлив. И глуп. И невнимателен. А тот, кто стоит за ним, будет занят по горло другими делами и у него не будет ни единого шанса помешать Ей. И нам. Есть много возможностей, мой друг, неизбежное зло сделать нашим союзником.
Карим огляделся по сторонам. Звать кого бы то ни было сейчас было бы неосмотрительной глупостью и роскошью. И он уважал желания и опасение своего собеседника, а посему кальян мужчина раскурил сам и сам же принялся колдовать над кофе, передав мундштук Кабиру.
- Если Он умрет и не оставит после себя будущее, это не станет хаосом. Народу не дадут об этом узнать, а Его место займет самозванец, которого туда посадит эта дьяболонова кукла! Но если, - мы позволим себе это предположить, - Она понесет, а Он оставит её в тяжести...
Шази ловко разлил черный, как смола, кофе по чашечкам и снова устроился напротив собеседника.
- Вот тут начнется хаос. Как ты думаешь, долго ли Она продержится? Долго ли ей позволит продержаться Его Тень? А народу мы дадим достаточно поводов для того, чтобы задуматься о происходящем.
Карим приглашающе кивнул, предлагая Кабиру разделить с ним эти минуты отдыха. И оба прекрасно понимали, что всё не то, чем кажется. Советник был умным и проницательным человеком, хладнокровно принимающим тяжелые решения и не жалеющем о последствиях. И при других обстоятельствах, возможно, они смогли бы стать хорошими друзьями. Кто знает. И Карим ценил это. И не старался обмануть союзника, скорее не договаривал. Знал, что Кабир это понимает и знал, что пока так выгодно обоим.

Аромат крепкого, терпкого кофе щекотал ноздри легким возбуждением. Карим потягивал тягучий напиток и внимательно слушал своего собеседника, стараясь скорее почувствовать чем услышать. Как хорошо у него получится было не ясно, советник никогда не был для купца открытой книгой и зачастую его загадки в разговорах становились загадками в жизни. Карим многое знал об этом человеке, возможно больше, чем сам Кабир, но он не знал главного - души. И это беспокоило. Легко читать человека открытого, такого как Олаф и хоть хес был умелым политиков, и не менее умелым заговорщиком, его природная прямолинейность часто играла против него же. С Кабиром все было не так. Человек мудрый и от природы сильный, он умел прятать то, что действительно было важно и показывать то, что необходимо. Отличное умение, прекрасное знание и если такой человек на твоей стороне - это замечательно, вот только на сто процентов быть в этом уверенным не стоит. Такие люди никому не служат, у них свои идеалы и цели, и в их мире есть только они сами.
- Я не люблю убивать женщин и детей.
Карим пожал плечами. Он говорил об этом уже не раз. И даже не два. Понимал, что в большой игре за Империю не может быть исключений, но не хотел идти против своего сердца. Слабость? Да. И он знал об этом. И знал, что догадываются те немногие, с которыми он общается лично.
- И зачем убивать ту, которая может быть нам полезна?
Мужчина отставил кофе и потянулся к засахаренным фруктам.
- Женщина слаба, она не сможет справиться сама и это даст нам тот шанс, который не даст мужчина. А Он...
Всесто финика Карим оторвал спелую ягоду винограда и раздавил её в пальцах, наблюдая, как течет по ним сладкий сок.
- Его дни сочтены. И пусть мы не приложим руки к его смерти и не выставим Его голову на всеобщее обозрение, мы будем пользоваться плодами этой смерти как тем, что принадлежит только нам.
Он вытер руку и снова вернулся к кофе, наслаждаясь горечью каждого глотка. То, что говорил Кабир дальше, совсем не нравилось. Да, потерять в лице конунга севера союзника будет большой утратой. Он обещал мощную поддержку, и пока договоренности были в силе. Но советник видел что-то другое, спрятанное за маской приличий. Что же?
- Что ты видишь, друг мой, кроме беспокойства отца за судьбу своей единственной дочери?
Шази потянулся за мундштуком, затянулся и выпустил в потолок пару ровных колец сизого, ароматного дыма. Как будто не решали они сейчас судьбы людей. как будто говорили о наложницах, не стоящих даже внимания или товарах, которые нужно побыстрее продать, только вот каждое слово - сказанное и не высказанное - было пропитано ожиданием, предчувствие, подозрением и надеждой. Каждый надеялся на своё и никто не готов был уступить. Не сейчас.

Дети. Сам того не подозревая Кабир затронул самое слабое место Карима. Купец знал, что навряд ли хоть когда нибудь сможет воплотить себя в своем сыне. Ни сейчас, когда Империя стояла на тлеющих углях революции, ни после, когда она вспыхнет ярким, всепоглощающим пожаром, ни даже много позже, когда - возможно - всё успокоится. Дети. Самое слабое место любых родителей. Почти любых, но Карим не думал об исключительных случаях. Дети. Те, за кого многие готовы будут сложить свои головы и отдать свои жизни. Без колебаний и сомнений. И сам Карим поступил бы так же, окажись его ребенок в опасности. Это плохо. Это очень плохо, потому что до сих пор он не видел Олафа отцом, а лишь жестоким правителем и сильным союзником. А ведь это всегда  лежало на поверхности, всегда было под рукой и можно было если не воспользоваться, но иметь ввиду. Мужчина задумчиво потягивал ароматный дым, разглядывая сквозь его завесу своего собеседника. Знает ли Кабир о желании своего товарища иметь простую семью? Жену, сына, может ещё дочь? Знает ли, что кроме ассасина, революционера, наследника перед ним обыкновенный человек с обыкновенными желаниями и потребностями? И с не менее обычными слабостями? Знает? Догадывается? Станет использовать?
- Ты прав. И я не стал бы. И он тоже не станет.
Карим замолчал. Глупы те, кто считает будто убить человека просто. Нет. Не просто. И даже принять решение не просто. Ты берешь на себя смелость на мгновение стать рукой Создателя. Карающей и беспощадной. Так ли это? Ой нет, ты по прежнему человек, вот только убитому тобой уже все равно, а Создатель или посмеется, или отомстит. Не сейчас. И даже не страх будущих бед чаще всего заставляет отказываться от убийства - ответственность, которая ложится на плечи убийцы. Его собственная совесть.
- Спасибо тебе, друг мой, ты открыл мне глаза.
Купец криво улыбнулся, но благодарил искренне.
- И знаешь, что я думаю? Родители всегда защищали и будут защищать своих детей. А дети будут искать защиты у родителей. И до последнего надеяться, что придет отец и все станет как раньше. Но если он не придет? Если лишить ребенка этой опоры? И дать взамен что-то другое? Не отца конечно, нет, но может мужа?
Шази внимательно вгляделся в красивое лицо Кабира.
- Не того, который отмахнется, а того, который утешит и поймет.
Решения было принято. Незаметно и однозначно. На войне, как и в любви, хороши любые средства. Взгляд Карима стал жестким.
- Если от цветка по одному отрывать лепестки, то каким бы не был его стебель - он засохнет.
Мужчина отодвинул уже успевшую опустеть чашечку и очень нежно погладил кончиками пальцев тонкую резьбу на ножнах лежащего рядом клинка.
- Сначала мы лишим цветок его стебля, а после положим в воду, наполненную ядом.

Ораторское искусство давалось Кабиру с некоторым трудом, поскольку, для воздействия на людей требовалось гореть страстями и поворачивать их в нужное русло, себе на пользу, а сам советник был мягко говоря бесстрастен.  Однако в данном случае красноречие не подвело. Карим услышал его слова, и принял смысл довольно близко к сердцу. Последнюю мысль даже следовало препарировать более внимательно, но тут привычную тишину комнаты нарушил крайне нежелательный звук.
Кабир позволил себе испугаться всего на миг. Когда холодок по коже змеей проскользнул вдоль позвоночника, оставляя жуткое желание обернуться и встретиться взглядом с приближающимся Нечто. Будь то инквизиторы, ассасины, просто случайные свидетели - разницы не было. Кто-то нарушил покой единственного, как казалось ранее, надежного убежища.
Миг, между ударами сердца, когда страх уже готовился распустить длинные нити мыслей, и Кабир вскочил на ноги, молча, не издавая ни звука.
Похолодевшие, но все так же идеально слушающиеся хозяин руки поднесли край куфии к щеке, мазнули бахромой по коже и завернули платок вокруг лица на походный манер.  Что бы дальше не происходило, свое инкогнито советник собирался защищать до конца.
Только спрятав лицо, Кабир как-то нехотя положил руку на кинжал.
Конечно, как и любой мужчина-шази, аль-Джаррах умел обращаться с холодным оружием, однако навыки его были ни более чем посредственными и уж с профессионалом он мог соперничать разве что в мастерстве зашивания ран.
Оставалось надеется, что Карим не растерял свои навыки, по крайней мере был шанс, что ассасин, кинувшись вперед, выиграет время, а уж там...
Конечно, терять союзника в неудачной стычке аль-Джарраху не хотелось, но если выбор стоял между его собственной жизнью, и жизнью Карима, ответ был очевиден. Это сложно было назвать трусостью, поскольку советник был абсолютно уверен в необходимости своего существования лишь для одной причины - воплощения своих прогрессивных идей в жизнь ради улучшения самого мира, а не своих условий выживания. Но факт оставался фактом - Кабир несомненно хотел жить.
Молча отступая спиной к стене, советник украдкой пытался глянуть на улицу: хотя бы для того, чтобы убедиться в безвыходности ситуации или наоборот обрадоваться случайной цепочке совпадений. Хотя, один факт оставался неоспоримым: свои полуночные свидания с Каримом стоило перенести в более надежное место. Не зависимо от исхода ночи.

Превратившись в памятник самому себе, Кабир упорно ждал разрешения ситуации.  Идти за Каримом не было резона. Если там, за пологом, скрывались убийцы, более умелые чем его союзник - помочь бы советник все равно не сумел против такой силы. Ну, а если там был кто-то не равный Кариму, что ж, в таком случае ассасин справился бы и сам, без всякой помощи. Тем более, мужчина исчез так стремительно, что сомнений в отточенности его мастерства, даже сквозь годы, не возникло сомнений. Оставшись стоять около стены, Кабир задумчиво глядел за окно: ни каких отрядов с факелами, ни городской стражи там не наблюдалось. Только пьянчуга метил покосившийся забор, да шипели друг на друга помоечные коты.
Наверное, Кабир торопил союзника со следующим шагом еще и потому, что жизнь в ожидании была мучительней пыток и смерти. Долгие годы могли подточить даже каменное терпение советника, впрочем, сейчас следовало думать о другом: кто посмел проникнуть в святая святых?
О том, что за ними наблюдает третья сила, до сего момента Кабир не задумывался. Но из имеющихся противников ни кто не стал бы просто ждать: достаточно было увидеть их вдвоем, обсуждающих потаенно любые вещи, и этого хватило бы, чтобы устранить помеху. Тем или иным способом.
Когда Карим явился с добычей, аль-Джаррах только брезгливо поморщился, но платок скрыл эмоции, оставив только внимательный и в чем-то даже не живой взгляд. Кабир видел на своем веку достаточно смертей, и причиной многих вынужденно был сам, так что мучения мальчишки его ничуть не трогали. Тем более что такие раны "хирург" уже исследовал в полной мере, и не только "на кошках".
- Хочешь допросить его. - вопрос прозвучал так утвердительно, что скорее Кабир задавал его себе. Подобрав полы мишлаха, мужчина опустился на колени рядом с умирающим и несколько секунд просто изучал торчащий из раны нож.
- Здесь я не смогу ему помочь, ты уверен, что там больше ни кого нет? - перспектива пытаться спасти человека ради смутной надежды, что в благодарность или под пытками он расскажет все что знает, Кабира несколько удручала. Поскольку нож, торчащий из раны, явно не принадлежал Кариму, то кто-то мальчишку ранил и сбежал. Последнее предполагало, что слежку этот неизвестный вполне может возобновить,  и приводить его в свое логово, ради сомнительной выгоды, аль-Джарраху не хотелось. Впрочем, Карим кивнул. А кому, как ни ассасину лучше всего находить спрятавшихся людей.
Сняв с себя неудобный плащ и закатав рукава по локти, Кабир разодрал скудное мальчишеское одеяние, осматривая рану. Нож попал между ребер, и во время падения лезвие расширило края - теперь из легкого, вместе с воздухом выходила розовая пена, похожая на рыбью икру, а сам "пациент" дышал тяжело и сипло. Возможно, парный дыхательный орган оказался порван как кузнечные меха у нерадивого подмастерья. Вскрыть человека ножом было легко, но спасти его голыми руками - невозможно.
- Заткни ему рот и держи крепче. - поднявшись снова на ноги, Кабир повозился у стола, выискивая покрывало почище. Он прекрасно знал, что материал, каким бы плотным он ни был, пропустит воздух сквозь себя, как сквозь сито, а мягкой выделанной кожи, увы, под рукой не было, но решение нашлось само: бросив лоскут ткани на стол, Кабир с довольно большого расстояния затушил свечу, и не без содрогания взял в руки плошку с расплавленным воском.
Белая жижа вылилась на красивую дубовую столешницу, собираясь бусинами на дереве, но легко впитываясь в ткань. Обжигаясь о горячую тряпку, аль-Джаррах быстро размял пальцами будущую повязку, дожидаясь когда она остынет, но будет все еще мягкой. Убедившись, что Карим заткнул их ночного гостя и истошный вопль не привлечет к ним еще большего внимания, советник одним точным движением вырвал нож и, дождавшись тяжелого выдоха, тут же зажал рану вощеной тканью, спешно приматывая сверху остатками покрывала. По крайней мере этот шаг должен был развернуть легкое и дать им некоторое время, для транспортировки больного.
- Бери его, только не сдвинь повязку. - накинув на плечи мишлах, аль-Джаррах первым скрылся в проходе.

Лаборатория на окраине.

Карим ненавидел когда кто-то или что-то врывалось в хорошо размеренную, налаженную жизнь. Не смотря на вспыльчивый характер, не смотря на огонь внутри, не смотря на жизнь, наполненную неожиданностями больше чем шкатулка любой девицы каменьями купец любил планомерность происходящего. И ничего не мог, да и не хотел менять. И сейчас, поддерживая умирающего и молча наблюдая за слаженными, отточенными движениями советника, молча злился. В планах на ближайшее время не было внесено посещение кого либо, а теперь в любом случае придется - мальчишка должен был сказать за кем он следил, кто его послал и что он или его покровитель уже успели узнать.
- Хочешь допросить его.
Шази кивнул. Впрочем Кабир не ждал ответа. Мужчина сам всё понимал и подсказывать ему не стоило. И на следующие несколько минут Карим погрузился в любование советником. Всегда приятно наблюдать за профессионалом, а сейчас оно отвлекало от явно кровожадных мыслей и помогало сосредоточиться на происходящем отстранено. Кто-то, пока совершенно не ясно кто, решил проявить неосмотрительность и выведать зачем же встречаются эти двое. Кто стоит за мальчиком... Приходилось признать, что вариантов может быть великое множество: от совершенно безобидных до абсолютно ненужных в данной ситуации и гадать можно сколько угодно долго, но знать наверняка необходимо. Незнакомец явно планировал отдать Создателю душу в ближайшие минуты, хрипел и тяжело дышал, и розовая пена на губах явно не говорила в пользу жизни, но Кабир оказался волшебником. Карим улыбнулся - убивать проще чем лечить. В этом мастерстве купец преуспел, а советник видимо преуспел на совершенно ином поприще.
- Ты великолепен, мой друг.
Карим покрепче прихватил незнакомца и зажал тому рот ладонью. Ещё несколько минут ушли на перевязку и после можно было двигаться. Мужчина встал и ... с усмешкой уставился на спину Кабира, исчезающую в проходе. Как ловко советник оказался первым! С этим нужно родиться, научиться практически невозможно. Это в крови - власть и то, что она приносит с собой. Взгляд сверху вниз даже если собеседник выше тебя ростом, тихий, вкрадчивый голос, жесты, преисполненные гордости и вот такое тонкое умение отдавать приказы - не повышая голоса, но так, что не подчиняться просто нет возможности. Это внутренняя сила, это мощь, которую практически невозможно сломить и в советнике всего было с избытком. И оставалось удивляться как до сих пор ему удавалось всё держать в себе.
Шази осторожно подхватил тело незнакомца так, чтобы не тревожить повязку и напоследок оглядев комнату, шагнул за Кабиром в сумерки незаметного коридора. Жаль, это было весьма и весьма неплохое место для встреч, теперь же придется искать что-то более безопасное. Впрочем, что бы ни происходило, происходит к лучшему.