Ему даже удалось немного разговорить девушку. Хотя, быть может, причиной её смелости оказалась родня. Матушка находилась неподалёку и следила за ними из своего укромного уголка. Эмери прямо-таки чувствовал взгляд женщины лопатками, хотя наверняка, строило ему повернуться, и оказалось бы, что хозяйка ни малейшего интереса к ним не проявляет, полностью погружённая в рукоделие. Брат же сидел подле невесты, облокотившись на подлокотник и почти касаясь своим плечом плечика девушки. Она чувствовала себя защищено. Да и взгляд Эмери был куда мягче стального взгляда его отца, который за столом совсем уж напугал бедняжку. В любом случае, Доротея наконец что-то щебетала, и Эмери стало несколько спокойнее. Девушка немного напоминала ему баронессу Араго, будь та года на два помоложе, пожалуй, что он представлял её именно такой. Разве что, оруженосец помнил, как прыгал вокруг Миад, вытягивая из неё по одному слову, хоть самому короткому, а эта девица разговорилась довольно скоро. Видимо, не смотря на свою скромность и застенчивость перед гостем, в домашнем кругу Доротея была жива и непринуждённа, как и все в этом семействе. Но она по-прежнему не поднимала на него глаз. Скромность скромностью, да неужели же ей даже не интересно на меня взглянуть?! - возмутился про себя оруженосец. Даже ему было любопытно посмотреть на невесту, собственно, по этой причине он тут и находился. Не может быть, чтобы юная девушка совсем не интересовалась тем, кого прочили ей в мужья.
Тут в ушах раздался звон, а точнее какое-то бряцанье. Эмери обернулся в сторону хозяйки дома. Оборвавшись на полуслове, Доротея подскочила с места раньше, чем это сделали её брат или жених, который тоже поднялся с места, да только сам не понял, зачем. Проскользнуло смутное чувство, что он что-то пропустил. Девушка успела юркнуть к матушке, поднять спицы и вернуться на место, а Эмери продолжал стоять.
- Садитесь, господин Корбо, - Оттавио учтиво напомнил знаком, о том, что за спиной оруженосца стоит деревянное кресло. Ему не нравилось, что и без того высокий гость нависает где-то над их головами и как будто забыл, кто он и где он. На лице южанина раздражение никак не отразилось, во всяком случае для Эмери оно осталось незамеченным.
Младший Корбо опустился на прежнее  своё место и снова посмотрел на девушку, которая сидела так, будто бы и не вставала. Он попытался собратья с мыслями, чтобы задать ещё какой-нибудь наводящий вопрос, который бы заставил её возобновить прерванный разговор. И ему по-прежнему хотелось вызвать её любопытство, сколь скромна бы она ни была. В конце концов, не герцогиня, чай, чтобы нос воротить от бароньего сына. Сам Эмери уже успел изучить свою суженную. Юное, трогательное создание, она во всём была по девичьи прелестна. И нельзя было отрицать, что она ему нравится. Не так, как Миад, далеко не так, но баронесса Араго совсем иное дело. Говорят, будто бы страсть быстро загорается и так же быстро потухает. Эмери проверил на себе — она  загорается и превращается в пожар, который погасить нет никакой возможности, и чем дальше, тем хуже, проходит время, и вот любовник уже ревнует к мужу.
Запретный плод всегда куда слаще того, который преподносится на блюдечке, из какого бы золота то не было сделано. Оруженосец ещё не успел осознать в полной мере, что девушка напротив довольно скоро окажется в полной его власти. Мысль эта проскальзывала где-то в районе затылка, но не ближе. Она с одной стороны тяготила его ответственностью, а с другой предоставляла ему возможность почувствовать себя господином. Он мог бы обладать не призрачными мечтами, а вполне реальным настоящим, надо сказать, что не самым плохим настоящим. Главным достоинством невесты, кроме приданого, разумеется, была её юность, которая добавляла девушке очарования. Конечно все невесты юны и чисты, но Доротея, кроме всего прочего, отличалась ещё и красотой, которой обладают далеко не все благородные невесты, и от неё так и веяло благочестием.
Как только девушка заговорила вновь, Эмери смог в этом убедиться. По истине, набожность, присуща всему женскому роду. Быть может, что это и не так, но младшему Корбо, видимо, просто очень везло. Его матушка была набожной и требовала от него того же. Сестра не требовала, но надеялась, что когда-нибудь он найдёт истинную веру в сердце своём. Миад не требовала и не ждала, но Эмери знал, что она за двоих отмаливает грех, бывший полностью на его совести... В той же пресептории, в которой он держал её за руку и просил о новой встрече... А теперь и невеста говорила о Его Святейшестве так, будто бы мечтала выйти за него замуж. Эмери даже не вслушивался в её слова. Приблизительный их смысл был ясен, а красивые сравнения лишь раздражали слух. Такая восхищённость и даже одержимость не казались ему чем-то весьма хорошим, пусть это и было его личное мнение, за которое, пожалуй, его могут счесть еретиком, так что стоит помалкивать. И кто спросит его, что речь не идёт о вере в единого Создателя. Он ни чуть не сомневается в Его существовании и всемогуществе, но вот безапелляционная святость всех служителей ордена несколько настораживала, если учесть, что слухов об обратном было предостаточно, более того, Эмери точно знал, что часть этих росказней правдива. И если в детстве он ещё мог искренне повторять слова молитв вслед за матерью, что подавала ему пример, то пример некоторых пастеров с годами лишь больше его отталкивал от веры. Да и не стоит забывать о циничности, которой оруженосец научился от своего господина. Милорд Хоган посещал пресепторию ровно столько, сколько должно каждому придворному, даже чётки были всегда при нём, да только... Эмери не помнил, чтобы канцлер хоть раз молился, благодаря Создателя за еду и кров, как это делало семейство Эвора за столом. Создатель подарил тебе руки, так твори этими руками своё будущее и не проси более того, что дано тебе, всего остального добиться в твоей власти...
- Так, стало быть, я даже мог слышать ваше пение, если вы были тогда в хоре. Помнится, я тоже присутствовал там, - Если, конечно, я ничего не путаю, и действительно в тот раз был на мессе. Эмери заметил, как оживилась девушка, погрузившись в свои воспоминания. Ему не хотелось прерывать её восхищённую речь, но казалось, что Доротея слишком увлеклась и пора бы напомнить ей, что он, её жених, по-прежнему здесь.
Оттавио лишь улыбался. Он знал, что Дора и сама скоро бы опомнилась. Она была бы благодарна за внимание и даже могла поверить, будто бы им интересен её рассказ, а так соперник допустил ещё одну ошибку. Кроме того, Корбо не очень-то понравился кузине, как понял для себя Оттавио, который куда лучше знал повадки сестрицы, никогда не умевшей, как её не учили, слишком хорошо скрывать свои чувства. Во всяком случае, алацци был уверен, что умеет безошибочно читать свою кузину. Если же он промахнулся на сей раз, то наверняка узнает об этом сразу же после ухода гостей, выведав у самой Доры. Ей не удастся скрыть от него того, что она думает. Никогда не удавалось, как он полагал.
Эмери до сих пор не мог распознать загадочной улыбки южанина, так и не решив для себя, нравится ли она ему. Он настораживал оруженосца больше всех из семейства Эвора. Но сейчас нужно было уделять внимание не ему, а невесте, с которой, как и со всякой женщиной, кроме сестры, Эмери было тяжело найти общий язык.
- Помнится, ваш отец предлагал, чтобы вы спели, сеньорита Доротея, - он сделал вторую попытку, как ему казалось, не самую плохую, - Быть может, одну только песнь вы исполните до возвращения моего отца и дона Фермина. Мне бы очень хотелось послушать, как вы поёте.

Выбор сеньориты Эвора не показался Эмери особенно странным. Она не могла знать, какая песня понравится гостю, а раз уж речь шла о новогодней мессе, то девушка и не стала далеко отходить от темы. Впрочем, Эмери скорее ожидал бы баллады о странствующем герое, какие нравятся юным девам, мечтающим о появления и своего прекрасного рыцаря. Да, оруженосец уже настроился на то, чтобы прослушать очередную романтическую чушь, которая нравилась и его сестре, и Миад, и, пожалуй, многим дамам при дворе. Когда же Доротея сообщила, что пропоёт канон, Эмери даже немного расстроился. Надо сказать, что младшему Корбо не нравились церковные песнопения. Нет, не то выражение, не то чтобы не нравились, они порой были очень красивы, но уж больно вся эта красота тянулась долго и нудно, так что в сон клонило, да и смыл частенько терялся — зевнул разок и уже не помнишь, кого хвалят, кого превозносят, вот уже и всё равно становится, поскорее бы только закончилось. То ли дело песни, слагаемые менестрелями или народом. Можно даже и на тот же церковный мотив найти, но только всё куда живее, пусть и не так царственно. Конечно самых весёлых песен Эмери не ожидал услышать, потому как по большей части самое весёлое отчего-то ещё и самое непристойное. Молодой человек приготовился бороться с дремотой, которая заранее напала на него, так что он едва успел проглотить зевок.
Когда хозяин дома хвалил дочь, Эмери не придал словам дона Эвора особого значения. Какой отец не горд своим чадом, конечно, если этот отец не барон Корбо? Оруженосец скоро убедился в том, что хозяин дома ничуть не преувеличил. Голос девушки, что бы та ни пела, был восхитителен. Эмери во все глаза уставился на Доротею, которая уже не видела и не слышала, что творилось подле неё, словно бы она поднялась куда-то высоко-высоко вслед за словами хвалебной песни. Много дивных голосов слышал Эмери при дворе, но голосу Доротеи, как ему сейчас казалось, равных не было. Конечно, ни разу не пели для него лично... Оруженосец смотрел на свою невесту и не узнавал её. Она казалась совсем иной, чем прежде. Не просто хорошенькой девочкой. Разве может остаться равнодушным перед талантом. Да будь Доротея даже и не хороша собой, сейчас она была бы прекрасна, как никто.
Эмери любовался невестой, слушая её дивный голос, но уже, по обыкновение, не вслушиваясь в слова. Он снова мысленно сравнивал девушку с баронессой Араго. Конечно, Миад умела петь, да и голосок у неё был премиленький, но сравнить его с голосом Доротеи было трудно. Странно, когда девушка говорила, голосок её казался почти детским и ничуть не угадывалась в нём та сила, с какой разливалось теперь по комнате медленное, ровное пение, наполняющее собой всё вокруг. Оно окутало голову оруженосца, который глубоко задумался. Он не заметил, как девушка закончила. Вот если бы так же незаметно заканчивалась и служба по утру.
Воцарилось молчание. Только что комнату наполнял звук, едва умещаясь меж стен, но теперь стало как-то слишком тихо и пусто. Эмери несколько раз хлопнул в ладоши.
- Вы чудесно поёте, - проговорил он, понимая, что девушка и сама отлично знает о своём таланте, но забывать о вежливости не стоило, -  Вас бы очень оценили при дворе. А, быть может, и оценят в скором времени, - Эмери улыбнулся девушке. А что, по всем своим планам покидать дворец он не собирался, более того, намеревался посещать его с визитами уже не как слуга. Так почему бы молодой жене его не сопровождать? Он уже видел, как будет его ревновать Миад, но при этом наверняка побоится сказать ему напрямую... или не побоится? Эмери вновь увлёкся... О, как бы ему не запутаться в прекрасных дамах, которые были одна другой краше. Впрочем, пока он был уверен в себе и надеялся, что со временем уверенность эта его не покинет.
- А что, вы часто поёте в хоре? Или только по большим празднествам? - Эмери не забывал, что молчание его могут не понять. Особенно матушка невесты, которая беспокоилась чуть ли не больше самой девушки, хотя скрывала своё волнение чуточку лучше.

О, голос Доротеи надолго запечатлелся в памяти младшему Корбо, который с детства имел слабость к музыке. Но девушка возобновила беседу и сразу же стала походить на всех прочих девиц на выданье. Что отличает любую невесту, будь она благородных кровей или простолюдинка? Принято считать, что любую девицу красит скромность. Ложная она либо природная, навязана ли она родственниками, а после исчезнет без следа, как только молодая женщина переступит порог нового дома, всё это уже ни кого не волнует. Сеньорита Эвора вполне отвечала такому требованию и притом была, как казалось, честна и с собой, и с гостем. Впрочем, Эмери не мог утверждать этого наверняка. Миад была куда более открытой, во всяком случае с ним. А вот под воспитанной с детства и несомненно честной скромностью Доротеи Эмери чувствовал весьма страстный характер, и совершенно не известно, какие сюрпризы ожидают оруженосца, привыкшего к мягкой и податливой баронессе.
Невеста конечно была очень милой и хорошенько, но без своего голоса, пожалуй, на этом всё и заканчивалось бы. Впрочем, разве нужно больше? Пожалуй, что Эмери был слишком придирчив. Про утренние молитвы Миад о том, чтобы их грех оставался в тайне, он слушал с куда большей охотой, чем о том, как девочка занимается пением в обществе монахинь. Только что восхищаясь юным дарованием, он уже чувствовал, как от разговора Доротеи повеяло слабыми отзвуками вновь приближающейся скуки.
- Ты права, мне в самом деле кажется, что ты слишком много времени уделяешь своему увлечению, - кивнул Оттавио, - Да и стоит ли невесте столько времени проводить в обществе монахинь, которым мало известно о браке? Впрочем, я всегда восхищался твоим усердием, Дора. Мне такое не под силу, - он продолжал улыбаться, так что с трудом можно было понять хвалит ли кузен свою сестру либо же ругает. Эмери до сих пор не замечал в полной мере, насколько хитёр его собеседник, полагая, что успел заручиться расположением того ещё за обедом. И всё же оруженосец обратил внимание на южанина, улыбка которого порой граничила со злобным оскалом. Эмери убеждал себя, что ему лишь мерещится. А Оттавило забавляла неосведомлённость баронета о том, насколько ему стоит опасаться своего нового знакомого. Он был из тех людей, которые убивают ножом в спину, сохраняя такую же дружелюбную улыбку, какую дарят самым лучшим своим друзьям, нередко и попадающим на месте жертвы. А на следующий день после убийства он мог как ни в чём не бывало пойти в ближайшую пресепторию и заказать молебен по душе убиенного, ну и заодно за себя свечку поставить. Жизнь слишком коротка — либо ты её, либо она тебя.
- Запретил? Навряд ли я решился бы отобрать у вас это занятие, которое, как вижу, вам очень дорого. Думаю, что мы вместе найдём решение, и вы сможете достаточно заниматься тем, что вам по душе, - сказал Эмери девушке, не долго задумываясь над ответом, - Я лично не вижу никаких особых препятствий. Разве только, чтобы вам хватало времени на всё. Но думаю, что об этом говорить пока рано, потому как я ещё даже не знаю, где мы с вами будем жить. А на приготовления, как мне сказал отец, уйдёт год. Я же правильно понял, что свадьба будет не ранее будущего сезона цветов? - он обернулся к матушке Доротеи, надеясь, что та осведомлена о планах мужа на своё чадо. Тогда как барон Корбо так и не дал сыну чёткого ответа на просьбу. Эмери нужен был этот год как никому, иначе все его планы рушились, а разве они не так же важны, как эта свадьба, диаболон её дери? Да и сами Эвора наверняка бы хотели, чтобы их дочь тоже именовали баронессой, как и тех девиц, которые ничуть не лучше, чем их славная Дора, но пока Эмери не возведён в рыцарство о подобных титулах и говорить не приходится.
Оттавио тоже заинтересовал ответ тётушки. Год? Да за этот год власть трижды сменится, а баронета прибьют где-нибудь у дворцовой конюшни.

Пока баронета развлекали столь захватывающим повествованием об устройстве нового дома, Оттавио встретился с очаровательными глазками сеньориты Доротеи. Она так смешно хмурилась, при этом делая столь кроткий вид, что южанин просто не мог не улыбнуться кузине. Их взгляды на жизнь часто не совпадали, но его это ничуть не смущало. Девица была ещё слишком юна, чтобы понимать что-то толковое. По его личному мнению общество сестёр монастыря имело слишком сильное влияние на девушку, о чём он ни раз говорил дядюшке. Настаивать конечно он не имел права, когда считалось, что прибывание в обществе служительниц Создателя великое благо для девичьей души, да и Дора была так увлечена своими занятиями.
- О, я верю, что сёстры не научат плохому. И тебе полезно было узнать об их жизни, но твоя будет совсем иной. Тебе не придётся жить в простоте. Вон, послушай, что рассказывает твоя матушка. Кажется, твой новый дом будет чуть ли не лучше этого. Что ты скажешь? Любая на твоём месте мечтала бы о таком подарке судьбы... - он наклонился чуть ближе к девушке, - Так сделай же счастливый вид хотя бы для своих родителей.
Уж он-то заметил недовольство Доры, а то что гость не произвёл на неё ожидаемого впечатления, лишь радовало Оттавио. Баронет, быть может, и понравился донне Киаре, но совсем не приглянулся невесте, а там недалеко и папеньку уговорят слезами да просьбами. Фермин был неприступен во всём, что касалось торговли и других дел, но собственным дочерям он порой позволял вить из себя верёвки.
- У тебя ещё целый год впереди, - он мог повторить то же самое и себе.

Эмери же тем временем внимательно слушал донну Киару, которая столь самозабвенно рассказывала ему про отделку будущего их жилища, что совсем не замечала, насколько это не интересно её собеседнику, продолжавшему строить из себя воспитанного дворянина. Мысленно Эмери уже предвкушал, как напьётся сегодня же вечером, чтобы позабыть прошедший день как страшный сок. Впрочем, признаться, он был несколько удивлён тому, что семья невесты уже и дом им подобрала. Видать, и впрямь хотят их поженить поскорее, чтобы никто не успел опомниться и, не приведи Создатель, передумать. А он опасался, что ему придётся, кроме всего прочего, самому искать дом, обустраивать его и брать на себя ещё множество обязанностей, о которых он и думать не хотел. Не ожидал он такой щедрости со стороны будущего свёкра. Впрочем, тот скорее хотел угодить батюшке, да дочурку свою устроить поуютнее.
Положиться на вкус алаццы бесспорно было самым лучшим, что мог Эмери в таком случае. И раз уж сам Бьянкини... Честно говоря, Эмери видел лишь одну роспись этого великого, по слухам, мастера, и, о ужас, она ему не понравилась, о чём он благополучно промолчал, чтобы не опозориться перед людьми знающими. Да, быть может, просто это было неудачное освещение или настроение у него в тот день было скверное, а может просто не самое лучшее творение художника... В самом деле, не понравится, завесит гобеленами.
Он терпеливо слушал и всё принимал, изредка кивая головой в знак согласия.

Эмери так и не дождался столь желанного для него окончания рассказа донны Эвора, когда к ним вернулись главы двух семейств. Оба были довольны, а значит благополучно договорились о заключении брака между своими чадами. Согласны ли чада ни кого не волновало. Да и осмелятся ли они возразить? Сам оруженосец при появлении отца сделал чуть более оживлённый и заинтересованный вид, хотя в душе слова барона расценил как приговор.
- Семейство Эвора весьма радушно принимает гостей, - ответил он, поспешно поднимаясь с кресла. Долго сидеть в присутствии стоящего родителя не позволяла ему совесть, а скорее - страх. Кроме того, он надеялся, что, пока отец в хорошем расположении духа, то ему удастся выпросить себе вольную.
- Отец, я рад, что вам удалось прийти к соглашению. Но милорд Хоган не отпускал меня на весь день, как я уже говорил. Я должен выполнить ещё несколько его поручение. И, если всё так благополучно и скоро решилось, то я бы мог вас покинуть?
- Как, вы уже хотите идти? - Фермин, который как никто был рад окончанию переговоров, по его мнению весьма удачных, теперь даже несколько преградил путь к двери. Он не мог отпустить гостя, не попробовав уговорить его остаться. Кроме того, он так и не переговорил с женихом, которого хотелось бы узнать поближе. Киара и Оттавио, конечно же, после расскажут своё впечатление о баронете, но он бы был рад лично узнать, за кого выдаёт своё сокровище.
- Честное слово, я и сам хотел бы остаться, - Эмери растерянно уставился на дона Фермина, опасаясь, что тот действительно не позволит ему уйти, хотя прежде считал своим препятствием лишь отцовское мнение на сей счёт, - Но служба не терпит... Мне очень понравился ваш дом, обед был прекрасен и за него, думаю, мне стоит поблагодарить дону Киару, - он слегка поклонился хозяйке дома, - У сеньориты Доротеи чудесный голос. Она очаровала меня своим пением. Я обещаю, что непременно буду вашим гостем в ближайшее время, если только вы сами пожелаете, - он был готов отдать в залог те немногие деньги, что были при нём, но разве можно было откупиться ими от щедрости. Теперь Эмери лишь надеялся на поддержку со стороны отца, который вполне мог её не оказать, предоставив ему самому отбиваться от гостеприимного хозяина.

После ухода из гостеприимного дома Эвора Эмери всё же осведомился вкратце об условиях договора между двумя отцами. Ничего нового он не услышал, за исключением мелочей, которые ничуть его не интересовали. Однако, угроза старшего Корбо женить сына воплощалась с неимоверной быстротой, которая просто пугала оруженосца. Ещё недавно ему казалось, что ничто не решено окончательно, но теперь молодой человек ясно понимал — брак неизбежен. Уговаривать отца передумать не стоило и пытаться, так что Эмери поспешил распрощаться с родителем, как и прежде прикрываясь неотложными делами. Барон, бывший в самом хорошем расположении духа, не стал высказывать неблагодарному сыну особых упрёков и благополучно отпустил восвояси.
Оставшийся день оруженосца прошёл вполне себе рутинно. Вечер же оказался свободен, собственно, для этого Эмери сделал всё от него зависящее.
Закат солнца оруженосец встретил в приятной компании собутыльников, коих он привык называть друзьями, пусть ни одному из них не доверил бы и полупустой бутылки, хотя иных знал ещё с детства. Такие же, как и он, молодые, в большинстве своём дворянских кровей, амбициозные, этим вечером они праздновали закрепощение друга, которому вовсе не нравился сей повод. Он пил ради того лишь, чтобы поскорее забыться, но друзья постоянными расспросами не предоставляли ему такой возможности.
- Разве она страшна? - спрашивал Уильям, с которым Эмери был дружен боле, чем с остальными.
- О, она чудесна... И голос, - жених махнул рукой, пытаясь описать нечто неописуемое, - Чудесный голос... - рука упала рядом с бутылью и он вновь наполнил свою кружку до краёв, - Чудесный.
- И при ней приданое, - заметил ему некто по правую руку, на кого Эмери уставился тупым взглядом, распознав в говорившем Карла, ученика архитектора, у которого денег не бывало вовсе, впрочем как и у многих приятелей оруженосца.
- И при ней приданое, - повторил он, кивнув так, что волосы закрыли лицо, - И большое... и я доволен. А что, чем могу быть я недоволен?... - Эмери мотнул головой.

Уже стемнело, когда оруженосец выбрался из душной таверны, на залитую лунным светом улицу. Друзья разошлись по одному уже с полчаса назад, так что последнюю бутылку Эмери разделил с каким-то рыбаком с Най-тао, речь которого с трудом понимал, да это было и не важно.
Приятная прохлада охватила горячую его голову. Ему показалось, что этим тихим вечером будет неплохо прогуляться, прежде чем заявиться домой. Пьянство оруженосца для Хогана не стало бы новостью, да только к чему давать старику лишний повод оскалить зубы. К тому же, нынче Эмери так и не удалось достичь желанного состояния полного небытия. Он, по его личному мнению, был почти трезв. Хотя вряд ли человеку сознательному могло прийти в голову устроить прогулку по ночной столице в одиночку. Впрочем, что трезвому — смерть, то пьяному — забава. Уж Эмери-то всегда домой доходил, иногда не помнил как, но доходил же. А тут он и мыслит вполне здраво, и меч при нём, и воровать нечего, так как все деньги оставлены в таверне, да ещё и в залог сестрицино кольцо. 
Блуждания по пустынным улочкам, как ни странно, ничуть не развлекли оруженосца, который слишком быстро трезвел. В конце концов, он порядочно устал за этот день, так что наконец Эмери решил повернуть к дому, благо, что он находился не так уж далеко. Но прежде оруженосец, которого несколько мутило, решил перевести дух, а уж потом быстро добраться до дома и забыться сном. Облокотившись об угол дома, он обратил взгляд к звёздам, что располагались ближе к горизонту. Самая яркая слегка подрагивала, отливая красноватым цветом. Это мерцание умиротворило его настолько, что Эмери уж и позабыл, куда собирался идти.
Вдруг оруженосец услышал приближающиеся шаги, а точнее шажки, словно бы детские, что не могло не привлечь его внимания. Дети, и ночью? Перед ним скользнула фигура, которая явно его не приметила из-за стены, схоронившей Эмери от лунных лучей. Это был не ребёнок, а женщина, что совершенно ясно было по освещённой фигурке.
Эмери не успел сообразить, как рефлекторно протянул руку, остановив незнакомку, которая, кажется, куда-то торопились. Мысли складывались несколько медленнее, чем действовали руки, но наконец он понял, что ей нечто угрожает. А как иначе может быть с женщиной, рискнувшей выйти за порог ночью? Через мгновение, он был просто в уверен в этой своей мимолётной идее, пусть та могла совершенно не соответствовать действительности.
- Стойте. От кого бежите? Вам нужна помощь? - осведомился он, продолжая удерживать женщину, как ему казалось вполне пристойно. Он заглянул за угол, откуда появилась незнакомка, но там никого не оказалось — совершенно пустая улица, и лунный блин ослепил привыкшие к мраку глазам, - Куда же вы ночью одна? - надо сказать, что говорил молодой человек уже вполне связно, хотя трудно было не заметить, что он несколько не трезв.

Сеньориту Эвора оруженосец узнал сразу, стоило девушке развернуться к нему лицом. Другое дело, что он не решился поверить своим глазам. Как могло случиться так, чтобы девица на выданье оказалась одна на улице в столь тёмный час? Но, в конце-концов, он был не настолько пьян, чтобы не верить самому себе. Эмери пристальнее вгляделся в хорошенькое личико своей невесты, его сомнения развеялись окончательно стоило девушке заговорить.
- Во дворце? - переспросил он, не очень понимая, с чего бы ему быть во дворце, - Я не ночую во дворце, сеньорита Доротея. С чего вы взяли?
Оруженосец вдруг словно опомнился и поспешил отпустить девушку. Как будто незнакомку хватать по подворотням было менее зазорно, нежели свою наречённую невесту.
- Позвольте и мне задать вам встречный вопрос. Как так вышло, что вы не дома? Да ещё и одна, без сопровождения... Что-нибудь случилось, быть может? Или...
"Любовник. Как пить дать, любовник". Эта мысль появилась из ниоткуда, но Эмери прочно за неё уцепился, и разве не совсем трезвому человеку нужно больше доказательств, чем уже были предоставлены?
Он оглядел девушку чуть более сосредоточенным взглядом. Ну, она сделала всё, чтобы не слишком привлекать внимание своим нарядом. Он же не признал в ней сразу купеческую дочку, стало быть, некоторым образом ей удалось себя скрыть. Уж вряд ли девушка ожидала встретить знакомых ночью. И что же, неужели Доротея, столь юное и чистое создание, уже испорчена, уже поддалась искушениям? Эмери не хотел верить в это, девушка произвела на него самое хорошее впечатление, но все доказательства говорили об обратном. Ну и что же ему с того? Свадьба будет расстроена, дела отца, как стороны пострадавшей, вряд ли пострадают, а вот его только наладятся. Да, потеряет состояние невесты, пожалуй, что потом и пожалеет, зато он не окажется за решёткой супружеской жизни, сможет полностью посвятить своё время продвижению вверх по карьерной лестнице, пусть бы даже и ползком. Да и с Миад не придётся объясняться, как-никак, а в вечной любви клялся и звёзды с неба обещал. Доротея же, возможно, будет счастлива со своим избранником, смотря кем тот окажется. И всё же, самолюбие оруженосца было изрядно задето сим происшествием. Вот так невестушка, вот так спасибо. Он был оскорблён так, словно бы они уже были женаты и Эмери застал супругу непосредственно с любовником. Благо, что того не оказалось поблизости. Разве только, посмотреть, на кого променяла его неверная. Позволит ли он свершиться такой несправедливости?
Мысли скакали как зайцы. Он то думал отпустить девицу с воображаемым возлюбленным, то уже готов был лично придушить саму девицу. Одним словом ревность ударила в голову не хуже хмеля, который ещё не успел выветриться.
- Или, быть может, ваш батюшка не знает о вашей ночной прогулке? - на губах оруженосца появилась ехидная улыбка. Девица была загнана в угол и теперь от него одного зависит её судьба. Признаться, власть над чужой хрупкой судьбой показалась Эмери весьма приятной. К тому же, он не решил ещё, будет ли карать или миловать.

Доротея вела себя куда смелее, чем того ожидал Эмери. Такая скромна и прилежная при матушке, теперь она ничуть не смутилась перед ним, хотя вина сеньориты Эвора была неоспорима. В самом деле, в тихом омуте что-то да водится. Неужто ничуть не боялась она позора, который вполне мог навлечь на неё оруженосец? Говорила с ним, со своим женихом, столь надменно и нагло, даже не пытаясь скрыть вины. Возможно, что это был отчаянный шаг юной девы, которая не нашла иного способа получить желаемое. И если избранник её достоин, а любовь их столь сильна, то, быть может, позволить совершиться тому, о чём Эмери должен был узнать лишь после. Кому, как не ему понять положения влюблённых.
Нет. Только полтора часа тому назад, он описывал своим приятелям, а больше самому себе, достойную свою невесту. Чистое и нежное создание, какие не так уж часто встречаются в современном обществе, искушённом и развратном. И вот, этот светлый идеал был столь жестоко разрушен. Казалось бы, что ему за дело, когда ещё с утра он был совершенно холоден к Доротее? Чувство его странным образом походило на ревность, совершенно необъяснимую для него самого.

Оруженосцу слишком часто приходилось сдерживать свой неспокойный нрав, до которого милорду  канцлеру и барону Корбо дела не было. Он должен был им быть послушным и полезным, ничего более, но и с тем Эмери не всегда удавалось справляться. При дворе же оруженосца и вовсе знали как безликую тень, во всяком случае таким он представлялся тем, кто вообще пытался его запомнить, уж больно мало было в нём важности.
Напускная сдержанность всегда лопалась в самый неподходящий момент, когда Эмери уже просто не доставало сил справиться с самим собою, а после, как правило, ему приходилось расплачиваться за содеянное. Зелёный змей же, к которому он пристрастился на службе у канцлера, не плохо помогал отвлечься от ежедневной работы. Конечно, покуда пьянство не стало серьёзной, нерешаемой проблемой, но возможно, что с годами оно усилится и неприятным образом осложнит жизнь младшего Корбо. Пока же это было то развлечение, ради которого стоило освободить вечерок-другой. Ни каждая такая попойка заканчивалась удачно и ни раз он рисковал проснуться по утру в канаве ободранный до нитки, а то и вовсе не проснуться. Но удача берегла его для чего-то более стоящего.
Не смотря на то, что сегодня Эмери был при памяти, а свежий воздух всё больше приводил его в чувства, он ещё не успел протрезветь окончательно, и задетые чувства раздражали в нём злобу, а бесстрашие девушки лишь прибавляло жару к уже загоревшемуся огню.
- И кто же он, позвольте узнать? - спросил оруженосец, не слишком церемонясь, - Каков ваш избранник? Мне, признаться, интересно, - неприятная усмешка скользнула по его губам. Эмери взял девушку под руку, решив, что не имеет ни малейшего желания носиться по улицам, вылавливая непокорную девчонку. Он его несколько резкого и неловкого движения узелок, до сих пор не замеченный оруженосцем, выскользнул из рук девушки. Эмери глянул под ноги, помедлил мгновение, а затем всё же поднял поклажу невесты из грязи. Надо сказать, что в эти пару секунд кровь мгновенно прилила к голове и, когда оруженосец выпрямился, на ощупь снова поймав Доротею под ручку, то перед глазами его ещё переворачивалась мостовая.
Не слишком много взяла с собой девушка в дорогу, но, должно быть, то была шкатулка с матушкиными драгоценностями, которые могли прилично стоить. Эмери не торопился возвращать узелок.
- Э нет, сеньорита Доротея, вы мне расскажете всё сейчас же. Я провожу вас домой — мне так, знаете ли, спокойнее будет, так что у нас есть время, - он сделал несколько шагов, увлекая за собой и девушку, которой приходилось подчиниться, - Или нет, дождёмся вашего знакомого, да? - вдруг резко остановился он, - Надеюсь, что он не заставит себя долго ждать. Как считаете? Вы проделали столь нелёгкий путь ради него, - Эмери наклонился к девушке, дыхнув в лицо ей душистым ароматом браги, - А вы мне так понравились, Дора. Искренне жаль, что всё так неудачно сложилось.

Эмери заметил, что невеста его была крепка духом, но и она должна была сломиться рано или поздно в ситуации полностью сложившейся против неё. Он предвкушал слёзные оправдания, просьбы и мольбы, на какие только способны девушки, знающие, что сила в их слабости. Но никак не ждал Эмери такого ответа, каким ошарашила его Доротея. Бурная фантазия под влиянием хмеля уже нарисовала ему множество непристойностей, в которых могла быть повинна сеньорита Эвора, пусть даже большинство из них совсем не вязались с её образом. Но теперь все эти картины, будоражившие его разум, рухнули в пыль, и перед Корбо снова предстала сама Доротея, а не её недоказанная вина. Остановившись, оруженосец так и уставился на девушку мутным взглядом, пытаясь в полной мере осознать сказанное ею. Ухмылка медленно сошла с губ, а сам он слегка наклонился к сеньорите Эвора и заглянул ей в глаза, что поблёскивали лунными лучами во мраке.
- Вы сейчас говорите серьёзно или дурите меня? - сомнения всё ещё не покидали младшего Корбо. Он скорее поверил бы в то, что выдумки с монастырём нужны лишь для того, чтобы скрыть неприглядную правду. Но невозможно же было так притворяться. Женщины на многое способны, но уж больно честным взором смотрела она на него, а уж как говорила. Сама верила в каждое сказанное слово и голосок не дрогнул, когда прикрывалась она именем Создателевым. Нет, не способна была Доротея на богохульство. Во всяком случае, в это хотелось верить куда больше, чем в её измену. Но неужели же в самом деле она пожелала покинуть этот мир ради служения высшей цели? Или решилась на этот шаг только теперь, когда ей было объявлено о родительской воле? Глупышка, должно быть, просто испугалась перемен, которые её ожидали. В самом деле, она совсем недавно ещё была ребёнком, а вот теперь должна была стать его женою. Но, честное слово, не в монастырь же... Эмери почувствовал в себе некую ответственность за судьбу невесты, пусть та покуда и не была ему женой. Он один оказался бы доволен отменой свадьбы, но не за счёт чужой жизни.
- А вы и уверены, что Создатель направил меня именно для того, чтобы я провожал вас? Он разве открыл вам свои планы? - вот, если девушка скажет, что «да», то тогда можно будет задуматься над тем, не тронулась ли она умом, но тогда тем более прежде лучше будет вернуть её в отчий дом, а уж там решат её судьбу. Не женит же его отец на сумасшедшей... На сей счёт тоже были сомнения...
- Может я послан вам для того, чтобы вразумить? Вам не холодно, скажите? - он сунул узелок под мышку и дотронулся до запястья девушки, - У вас холодные руки, - возможно, правда, что это его ладони были чересчур горячи. Ему-то было куда теплее после всего выпитого. 
- Я всё же провожу вас домой, а вы мне поведайте по пути, что сподвигло вас пожелать иной жизни? Если не я стал причиной вашему желанию оставить мир, то что же? Или вы, быть может, не желаете меня обидеть, так напрасно. Нам будет лучше выяснить это теперь же, - Эмери совершенно не понимал, что, в самом деле, могло толкнуть юную нимфу на подобный шаг. Перед ней была вся жизнь, а она готова запереться меж четырёх стен кельи и мучить себя всевозможными праведными пытками. Быть может он чего-то не понимает? Или это нынче мода такая? Эмери помнил, как Доната тоже некогда обмолвилась, что, мол, если жених её ещё протянет со свадьбой, то она в монастырь уйдёт. И откуда такие мысли появляются в этих хорошеньких головках? Возможно есть смысл напрочь отобрать книги у малоразумных дев, которые так быстро и просто поддаются влиянию красивых изречений, будь то строки романа или святого писания. 
Эмери вновь направился по улице, увлекая за собой и сеньориту Эвора. Правда, на этот раз он был чуть более обходителен, чем когда имел подозрения на её счёт. Во всяком случае, ему казалось, что он причиняет Доротее не так уж много неудобств.

Отредактировано Эмери Корбо (2014-10-27 11:06:13)

Девушка молчала. Эмери тоже. Он несколько упустил нить их разговора. Не то чтобы хмель мешал ему здраво мыслить, разве что отчасти. И он смутно помнил, о чём шла речь, но оруженосцу не казалось важным пытаться продолжить этот разговор. Отчего-то ему представилось, как глупо будет он выглядеть в тот момент, когда ему придётся возвращать беглянку Дону Эвора, который пока ещё не знает о наклонностях будущего зятя. Впрочем, кто не празднует своей помолвки?
- А который час? - вдруг спросил оруженосец и мысленно себе ответил: «Должно быть уже третий».
Завтра ему не позволят долго спать. Придётся же ещё выполнить все те задания, которые он должен был бы сделать сегодня, но Хоган позволил их отложить... В общем, оруженосец почти забыл о том, что рядом с ним идёт девушка. И уж тем более не помнил о том, что спутница несколько ниже него, а один шаг Эмери можно приравнять к двум шажкам сеньориты Эвора. И потому размеренный темп для оруженосца превращался в почти что бег для его невесты. Не считая того, что оруженосца иногда пошатывало из стороны в сторону, чего совсем не замечал.
- Ах да, простите, - он замедлил шаг, когда девушка почти жалобно напомнила о своём присутствии, потянув его за рукав. Эмери взглянул на спутницу.
- Вы не хотели, но всё же оскорбили, - заметил оруженосец, - Притом не одного человека. Вы понимаете, в какое положение ставите своего отца? Я даже не говорю о себе.  Хотя, признаться, вам удалось меня задеть... Надеюсь, что дело обстоит и правда так, как вы мне сказали и вас там никто не ждёт... - однозначно, сейчас оруженосец всё чувствовал вдвое сильнее, нежели в состоянии трезвом, так что старался себя сдерживать, но удавалось это не всегда. Вхгляд его сейчас был не слишком дружелюбным. Ему хотелось верить Доротее, но слишком уж хороша была её история, - И очень жаль, что вы не предвидели сразу, чем обернётся ваш поступок. Даже, если бы я вас не застал, что, как мне кажется, было бы хуже и для вас. Ваш отец очень мудро поступил, если не упомянул о вашем желании, которое, как понимаю, стало одной из причин поскорее выдать вас замуж. Впрочем, даже если он и сказал об этом моему отцу, то едва ли это сильно его смутило.
Оруженосец вдруг остановился и развернулся к девушке.
- Да, я определённо вас не понимаю. К чему такой молодой и красивой девушке отказываться от мира? Вас, должно быть, пугает замужество? Но всякая невеста перед свадьбой прибывает в волнении. Вы тут не исключение. Да и я не зверь в конце концов. Или вы не желаете рутинной жизни... - Эмери усмехнулся, - А у монахинь не бывает припасов или болезней с похоронами. В монастыре для вас забот найдётся не мало. И вот уж где один день похож на другой. Только красота ваша увянет скорее, никем не оценённая. А в благочестии и молитве можно прожить и замужем, кто вам мешает? - оруженосец внимательно смотрел на Доротею, разглядывая её хорошенькое личико. Да, он хотел бы, чтобы эта девушка стала его женой, если уж с Миад быть ему не суждено, то пусть не кто-нибудь, а Дора останется с ним. Ну и просто, хотелось уберечь Доротею от глупого поступка. Многие многодетные семьи, не имеющие возможность выдать всех своих девиц замуж запирают несчастных невольниц в монастырь, а тут перед сеньоритой Эвора открывались такие возможности, с её-то приданным. И она хочет от всего этого отказаться. Эмери старался не для себя, но Доротея сама пожалеет потом о своём выборе. Так пусть уж злится на него. А ведь он заранее знал, что она непременно будет на него в обиде за эту ночную прогулку. Таков уж его невесты характер: по-детски взбалмошный. Должно быть она весьма забавно злится. Только бы она говорила правду.
- Доротея, скажите мне, вас там никто не ждал? Только не бойтесь, я обещаю, что не опасен для вас. Скажите мне как есть на самом деле. Вы не хотите замуж за меня, потому что любите другого? - нужно было видеть, сколь глупо выглядел молодой человек в этот момент, учитывая весь его взъерошенный вид. Теперь он вовсе не был таким угрожающим, каким казался ещё минут десять назад, пытаясь изображать праведный гнев.

[AVA][/AVA]Эмери всё ждал, когда же ему удастся нащупать предел терпения своей невесты. Доротея была девушкой беспокойной, пусть её страстность и скрывалась за вежливостью и воспитанием. Сдержанность и скромность были искренними за ужином, но оруженосец хотел бы знать, какова сеньорита Эвора на самом деле. И не то, чтобы он нарочно вызывал в ней гнев, но было ожидаемо, что его речи заденут Доротею, хотя он до сих пор не переходил черту вежливости. Оруженосец имел полное право подозревать беглянку во лжи, и пусть её это оскорбляло, но она сама была виновата в подобных обвинениях. Порядочные барышни по ночам дома сидят, а не шатаются по безлюдным улицам. Как казалось Эмери, он был даже излишне вежлив. Жаль, что девушка не оценила его сдержанности. Зато он имел возможность поговорить с настоящей Доротей. 
Девушка не могла скрыть возмущения и теперь её мысли стали намного яснее для младшего Корбо. Надо сказать, что он никогда бы не позволил себе затеять вот такую же игру с Миад. Баронесса скорее бы расстроилась, опечалилась, в тайне обиделась на него, но ни за что не высказала бы своего недовольства. И он чувствовал бы себя повинным в кротких слезах хрупкой Миад. За эту слабость он и любил баронессу Араго, рядом с которой чувствовал себя вдвое сильнее, чем был на самом деле. Но Доротея совсем иное дело. В ней кипели тайные страсти, она имела силы, чтобы сопротивляться этому миру, пусть пока ещё и не знала о всех его жестокостях. Возможно, что девушка даже напоминала ему самого себя. По этой ли причине или по какой другой, но Дора всё больше нравилась оруженосцу как человек... и как женщина. Хотя он по прежнему сохранял холодное выражение на лице, не оставляя доминирующую позицию, так как понимал, что девушка непременно попытается её занять, как только он проявит уступчивость. В душе же Эмери улыбнулся невесте, которая так приятно его удивила. Он-то думал, что женитьба — это такая скука.
- А, так вас всё же смущает неравный брак? - усмехнулся молодой человек, наблюдая за смущённым возмущением девушки, - Но вы же понимаете, что я в положении немногим лучше вашего. Конечно, я могу ослушаться отца, но это было бы, пожалуй, глупо. Ведь вы же не горбатая карлица, верно? И, раз уж мы с вами говорим на чистоту, то да, брак наш основан на простом расчёте наших семей. Мне — ваши деньги, вам — мой титул... - он опустил тот момент, что особого титула у него и нет, пока что он всего лишь оруженосец. Конечно, из благородной семьи, так что долго таковым не останется... Дарёному коню, как говорится... И всё же, он только оруженосец.
- Но есть то обстоятельство, что я всё же имею возможность выбора, - да-да, он мог наговорить ей что угодно. Сам-то Эмери понимал, что выбери он вольную жизнь, так отец найдёт способ её испоганить, - Доротея, вы правда мне нравитесь. Конечно, я не влюблён в вас, но мы же знакомы всего лишь день. Замечу, к тому же, что женюсь на вас именно я — не барон Корбо. Мой отец любит держать всё под контролем, но уверяю вас, что я ему не настолько интересен, чтобы он и после свадьбы продолжал следить за моей супружеской жизнью. Вы будете видеть его от силы раз в месяц, а то и меньше. Тогда какая вам разница, что думает барон о вашем происхождении, когда не он ваш муж, а я? Я же предрассудков имею намного меньше, о чём говорит хотя бы то, что я всё ещё объясняюсь с вами, - Эмери снисходительно улыбнулся девушке. Конечно же он чувствовал эту разницу между их семьями. В обращении с людьми, в разговоре, в поведении. В одном только повороте головы, осанке или взгляде. Во всём. И всем это различие было так же заметно как и ему. Но Эмери не думал, что семье Эвора не доставала той напыщенной важности, которая передавалась по наследству в роду Корбо. Вряд ли без неё дон Фермин был худшим человеком, чем барон Корбо. Пожалуй, что как раз наоборот.
- Нет уж, оставьте свою матушку в покое. Она мне ничего плохого не сделал, - оруженосец недовольно посмотрел на ручку, которую девушка у него забрала, - Вы говорите так лишь потому, что я помешал вашим планам, но я не сделал вам ничего плохого, как вы не понимаете. И почему вы решили, что имеете право на меня злиться, когда провинились вы сами? Я же хочу, чтобы обошлось без скандала, который непременно будет, как только мой отец узнает о вашей выходке. И это вашему отцу тогда краснеть... Вам разве всё равно? - Эмери почувствовал подступившую к горлу обиду, которая кружила голову, конечно, меньше, чем ревность, но всё же мешала сохранять хладнокровие. Он уже позабыл, что только что сам провоцировал девушку на искренний ответ, которого и добился. Шагнув к Доротее ближе, Эмери аккуратно пододвинул её к высокой изгороди, увитой виноградными листьями, сквозь которые проступала каменная кладка. До дома девушки оставалось всего ничего. Если бы её искали, то их бы уже обнаружили, но вокруг царила ночная тишина. Молодой человек наклонился слегка, облокотившись рукой о стену у плеча Доры и заглянул в глаза сеньорите Эвора.
- Очевидно, вашей благодарности я не дождусь. А благодарность вашего батюшки мне не так уж и нужна. Неужели монашеская жизнь вам кажется лучше замужней? Вы же не знаете по-настоящему ни первого, ни второго, - он замолчал, разглядывая её личико, на которое наконец упал лунный свет. Не заметив длинной паузы, Эмери полностью погрузился в пьяное созерцание прекрасного, потому как девушка, действительно, была сейчас хороша. И в простоте её юного личика была вся красота, какой не добиться ни одной из придворных дам. Медленно он наклонялся к девушке, сам того не замечая.
А вот Дора вряд ли могла теперь не заметить всего разнообразия тех ароматов, которые собрал за сегодня на себя молодой Корбо. Глаза его замутнёно поблёскивали в темноте, а волосы неопрятно съехали на лицо.
- Дора, вам не нужен монастырь. Вам будет там плохо... - вдруг произнёс оруженосец, будто бы в созерцании своём он постиг некую истину, что открывается не всякому смертному, - Будьте со мной, - он хотел ещё добавить: «Я не клянусь в любви, но обещаю быть хорошим мужем», - но слова потерялись в памяти. Эмери слегка покачивался от лёгкого приступа головокружения, который был совершенным пустяком и должен был сейчас же пройти. Но он всё ближе склонялся к девушке.

Отредактировано Эмери Корбо (2014-12-22 13:47:09)

«Только нецелованных не трогай,
Только негоревших не мани».
Эмери ненадолго опустил взгляд вниз, уставившись куда-то в складки подола сеньориты Эвора и постепенно снова обретая вокруг себя пространство. Надо же было в первый день знакомства предстать в подобном виде перед своей наречённой. Не самое лучше впечатление он о себе оставит. С другой стороны Доре рано или поздно всё равно предстояло увидеть его таким... а то и в худшем состоянии. Хотя, надо сказать, Миад о пьяных гулянках своего любовника до сих пор могла только догадываться, потому как на свидания к ней Эмери старался приходить в виде подобающем. Оруженосец уже начинал чувствовать ту разницу между женой и любовницей, которая преподнесёт ему ещё немало неприятностей.
Просьба девушки заставила его вновь поднять на неё затуманенный взгляд. Только сейчас Корбо младший понял, сколь сильно смутил невесту. Щёчки Доротеи трогательно покраснели, пусть это и было видно лишь намёком в жёлтом свете луны. Сама девушка вся трепетала, словно пойманная птичка, и грудь её так часто вздымалась от вздохов, что Эмери и сам пропустил один глубокий вздох. Преступление прятать такое сокровище за высокими стенами монастыря! Оруженосец сейчас был нетрезв ровно на столько, на сколько нужно, чтобы быть честным с самим собою. Смущение девушки стало ему приятно, если не сказать больше. И того пуще возбуждали его воображении попытки девушки оттолкнуть молодого человека или напугать его грозным взглядом. Странно становилось от того, что до этого мгновения он сам не подумал о поцелуе. Просьба Доротеи прозвучала для него как приглашение. И конечно, Эмери Корбо не позволил бы себе переступить черту... будь выпито сегодня чуточку меньше вина.
Оруженосец не успел как следует обдумать своё желание и его последствия, подчиняясь исключительно животному инстинкту. Разумеется, о положении самой Доротеи в эту минуту он беспокоился менее всего. Эмери тряхнул головой, отчего волосы чуть откинулись назад, открывая его лицо. Он мягко поймал и отвёл в сторону тонкую ручку девушки, которой та безуспешно пыталась себя защитить, слабо толка я его в грудь. Стремительно как ястреб склонился молодой человек к Доротее, не давая ей опомниться и раньше времени осознать, что сейчас произойдёт. Уж в чём-в чём, а в поцелуях оруженосец успел поднатореть, так что даже теперь, когда он не был благородным кавалером, Эмери оказался довольно нежен со своей жертвой. Мягко коснувшись по-детски пухлых губок Доротеи, он обхватил их своими, аккуратно пытаясь разомкнуть языком её уста, ожидая от девушки податливости.
И в голову оруженосцу не могло прийти, что, если Доротея и представляла в мечтаниях свой первый поцелуй, то едва ли он должен был случиться именно так. Без её на то согласия, Эмери отобрал у неё один из самых дорогих подарков, хранимый, быть может, для того, кто воистину будет достоин... Потом, несомненно, ему будет стыдно, но не теперь. Сейчас же молодой человек со всей свойственной ему страстностью прильнул к губам Миад... Доротеи...

Отредактировано Эмери Корбо (2014-12-24 04:37:23)

Нельзя сказать, чтобы оруженосец был таким уж превосходным любовником или обольстителем. Как и большая часть мужского населения столицы первые его «романы» оказались весьма не романтичными, но впоследствии происходили с завидной регулярностью вплоть до тех пор, пока любезная баронесса Араго не уступила его настойчивости. Впрочем, и после этой победы Эмери, пусть гораздо реже, но всё же продолжал посещать кабаки на красной улице, где всегда удавалось найти чаровницу умевшую унять тот внезапный огонь, которому не всегда хватало одной баронессы. Миад не была женщиной слишком страстной по натуре, к тому же не принадлежала полностью ему  одному, так что оруженосец был вынужден спасаться всеми известными ему способами. Возможно, что именно по этой причине женщины так и остались для него существами весьма загадочными. Шлюхе-то всё равно, насколько изящно за ней будут ухаживать, лишь бы с оплатой не обманули. Тогда как придворным дамам, всевозможным фрейлинам или любой хорошенькой служанке во дворце никогда не хватало просто правил приличия. Почему-то они были уверены в том, что кавалер всегда должен обо всём догадываться сам. Из-за этого недопонимания случались весьма неприятные ситуации, о которых Эмери предпочитал забывать как можно скорее. Миад он тоже иногда не понимал, и ему неоднократно приходилось приносить извинения леди Араго, а она каждый раз его благополучно и незамедлительно прощала. Из всех женщин он понимал одну только Донату, да и то, только после того, как она сама ему разъяснит, что именно её тревожит. И по большей части — это были сущие пустяки, но не приведи Создатель сказать сестре, что её переживания совершенно не имеют смысла.
Так и теперь, Эмери ни маломальски не догадывался о том, что могла бы подумать Доротея, в то время как он просто наслаждался дарованным ему мгновением. Он не чувствовал более сопротивления с её стороны, и потому мог быть почти уверен, что девица уже совсем не против поцелуев. Матушка, должно быть, и не рассказывала, как оно бывает. Оттого-то и появляются у юных, неопытных девушек странные мечтания о затворничестве. Эмери же чувствовал себя в некотором роде наставником Доротеи, которой стоило узнать, от чего она хочет отказаться. Он не собирался ей показывать всего, лишь приоткрывал маленькую щелку: стоит девушке пожелать и она сама сможет распахнуть нужную дверь. Этот его долг придавал оруженосцу ещё больше энтузиазма и опьяняющего задора. Эмери совсем не удивляло то, что сеньорита Эвора не очень-то ему отвечала, потому как стоило предположить, что смущение и робость не позволят Доротее проявить страстность в первый же раз. Но и у Миад он научился вызывать огонь в глазах, стало быть, и теперь всё придёт со временем. Конечно же, долго долгом, а сам оруженосец сполна насладился этим поцелуем. Много ли нужно хмельному повесе?
Меж тем, безучастность девушки быстро начала настораживать. А уж когда сеньорита Эвора стала плавно оседать к земле... Эмери поспешно прервал поцелуй и вовремя обхватил девушку обеими руками выше талии.
- Диабло, - выдохнул оруженосец, никак не ожидавший такого поворота. Неужели же ему должно было стать стыдно? Словно он напал на бедняжку... Или так оно и случилось, а Эмери толком этого не осознал?
Молодой человек перехватил девушку чуть поудобнее и для себя, и для неё, пусть такое положение едва ли устроило саму Доротею, но ей сейчас было совершенно всё равно. При этом для себя Эмери невольно отметил ладную фигурку невесты, столь тесного знакомства с которой в ближайшее время не предполагалось.
- Доротея, - позвал он, надеясь, что всё не так уж и плохо, - Дора... вы слышите меня? - очевидно, девушка не слышала, ну, либо очень хорошо играла обиду. Пожалуй, что теперь ему всё же придётся извиняться, хотя до этого мгновения он был в праве считать себя оскорблённым.
Оруженосец подхватил лёгонькую девушку на руки, слегка качнулся, а после довольно ровным шагом направился всё по прежнему маршруту, изредка поглядывая на невесту в надежде, что та придёт в сознание прежде, чем он дойдёт до нужной двери. Эмери уже представлял, как будет вручать Дону Фермину дочь в таком вот виде. Он и думать не хотел о том, какой может получиться скандал. Отец не простит...

Отредактировано Эмери Корбо (2015-01-06 03:31:18)