Далар

Объявление

Цитата недели:
Очень легко поддаться своему посвящению и перейти на сторону Владетеля, полностью утрачивая человечность. Но шаман рождается шаманом именно затем, чтобы не дать порокам превратить племя в стадо поедающих плоть врагов, дерущихся за лишний кусок мяса друг с другом. (с) Десмонд Блейк

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Далар » Воспоминания » Однажды в Даларе


Однажды в Даларе

Сообщений 31 страница 47 из 47

1

Участники: Адриан Лёвеншёльд, Рагнар Фагерхольм, НПС опционально по необходимости.
Время: лето 1449 года
Место: Далар, столица Империи.
Намеченный сюжет: против кого дружить будем?

0

31

Кажется, дорога была бесконечной. Во всяком случае, Рагнару показалось, что он уже насквозь пропитался трущобной вонью и нищетой и мог теперь травить комаров в камере лишь лёгким взмахом своего плаща. Да что там комаров! Тюремщика уморить можно!
Под ногой что-то чавкнуло. И с досадой посмотрев вниз ореденец понял, что изгваздал новые сапоги не только в грязи, но и в чьём-то дерьме, беззастенчиво выкинутом из раскрытого окна. Дьяболон! Радость от того, что искомое не осталось на серебристой шевелюре, была слишком призрачной, да и посещение мёртвой девочки никак не настроило на философский лад. Напьюсь. – хмуро подумал Рагнар, всё ещё пытаясь перешагивать через цветные лужи и остатки каких-то рыбьих потрохов, и с отчаянием понимая всю запоздалую бесполезность подобных действий. Эх, нужно было сидеть в Пресептории. Как говорится, любишь чистые сапоги – дослужись до Зеницы!
Или, во всяком случае, не играть во франта надевая в «Маргариту» приличный наряд…  ведь ни разу же не удавалось прокутить мирненько до утра, а потом как ни в чём не бывало дойти до Деса. Впрочем, конечно, на такой неопределённо долгий срок он, Рагнар, тоже залипал только в орденском каземате… ведь сколько нужно, чтобы покарать виновного? Если сегодня начертать Жнецу второе заклинание, то остаток дня можно смело стереть и выбросить в топку – всё равно урдист сможет только спать и есть.
Значит, посетить Хашима можно будет  не ранее, чем завтра. Если, конечно, он, Рагнар всерьёз думает, что с помощи магии сможет то, что не смог Лёвеншёльд с помощью клинка и доброго слова… Или же придумать какой-то иной способ. Вот только какой? Даже если Хашим виновен в свершении языческого ритуала, в «Око» жаловаться бесполезно. А предложение Жнеца о наделении кого-то силой берсерка было занятно с точки зрения теоретических изысканий и застолькой беседы на магическую тему, но никак не для воплощения в реальность.

Впрочем, бросить всё как есть, и уйти тоже было нельзя. Хуже дерьма под ногами – только незаконченные дела. Тянут вниз и мешают стать настоящим магом. А разве есть что-то у орденца, кроме его дара?! Рагнар вспомнил тарийца, гордо поименовавшего себя «брат Эамон» и кисло скривился. Пожалуй, если тот и вправду монах, то его нужно показывать в «Оке», так сказать, в назидание будущим поколениям. Очень мотивирует на послушание… И не только. Лицо хеса стало ещё кислее при мысли, что и напиться вдрызг теперь тоже не получится – перед глазами будет стоять образ целителя, который славно сшивает трупы, но не может вылечить заклинанием даже Старшего Разбойника Далара.  Ну, чтоб тебя!
Под ногами заскрипела лестница, но даже с высоты крыши взгляду не открылось ничего, кроме убогой нищеты и серости. Всего того, что так нервировало бы любого орденца. И тем более – рождённого в семье хеского сотника. Нервировало, быть может, не столько нищетой самой по себе, сколько невозможностью что-то изменить. Ведь… разве Таллик и Зверг кому-то всерьёз помогли в Таре? Да вряд ли. Пара заборов и вылеченных насморков – не в счёт.
Не смотреть. Пожалуй, Рагнар бы предпочёл не смотреть на всё это. Никогда. Искренне верить, что людей за границей Трущоб нет вовсе. Так, досадные случайности, которые в общем-то не имеют особенного значения. А те, которые имеют – уже давно обласканы милостью Ордена. Разве не справедливо, что по делам их люди не равны от природы? И что одним заведомо положено больше? А маги и вовсе на три головы выше обычных людей…
Зачем Лёвеншёльд вообще обратился к нему, вбивая клин в стройную орденскую теорию самим своим существованием?! Ведь даже не на простого бонда-воина походил Жнец с его выдержкой, вежливостью и возможностью судить. На goði. Какого ж тогда дьяболона?!

Улочка снова вильнула, и опрокинула Рагнара и его маленького провожатого в сутолоку пёстрой и шумной толпы. Вот разве что людской ярмарочный гомон хес ненавидел больше чем унылую нищету Трущоб.
Нет, ведь надо же было умудриться спросить про Танцульку у Гвидо! Жнец бы мог объяснить всё в двух словах. Или даже в одном. И не пришлось бы тащиться через грязь улиц, морщась и надсадно покашливая от специфических ароматов. Или же он, орденец, считал что с момента посещения семейства Блейков, все нищеброды бросились розы выращивать?! А, может, что кто-то за пару месяцев сколотил здесь Вальгаллу  на скорую руку?!
Одна радость, хоть вроде бы пытка закончилась. Во всяком случае, Гвидо очень выразительно указал на стоящую у берега огромную… виселицу. Ну, конечно! Рагнар аж закусил край губы с досады. Виселица! Говорил же тарийский целитель о том, что на Танцульке разделали Мидори. Так чем бы она могла ещё оказаться?! Не кабаком же!  Идиот. Хес стукнул кулаком себе по лбу, но больше ради суеверия про постучать по дереву, чем из веры в то, что это хоть как-то приведёт мысли в порядок. Ведь какое там доказать вину или невиновность Хашима, если уж даже про виселицу он был не в состоянии догадаться!
Можно было и впрямь возвращаться назад. Честно пересказывать Жнецу версию брата Эамона, и смириться с собственной участью говорящего источника прикладной магии. Может, это и есть то самое проявление справедливого неравенства среди орденцев?! Кому-то дано стать великим… а кому-то всю жизнь вышибать чужие двери…

Рагнар чуть ссутулился, и лишь вяло отмахивался от предложений каких-то торговцев, воодушевлённых замешательством хеса и пытающихся сунуть под нос то фляжку, то булку, то холодную склизкую рыбу. Когда толпа вдруг расступилась, выстёгивая откуда-то из своей сердцевины уродливого вида старуху, примотанную верёвкой к стулу. И целую свиту, визжащую… что?
Орденец аж побелел, наконец-то разобрав слова. Кажется, несчастную собирались утопить. Было ли это действительно наказанием за преступление – не так важно. Важно, что этого желали ВСЕ. И ведь… это не честный бой, и не тинг, где каждый может высказать мнение… не кровная месть, где жаждут причитающегося возмездия… просто…  потеха. И молчание затихших торговок не было молчанием в знак уважения. Лишь... любопытством.

Хесов называли варварами, но разве что-то могло сравниться по гадливости с этой беснующейся даларской толпой?! Люди. Кто назвал их людьми?! Отбросы. Рагнар сжал кулаки от ярости. От желания пробить череп ближайшему соседу урдическим кинжалом – единственным оружием, что орденец решил оставить при себе – оградила только запоздалая мысль о том, что, быть может, все казни в Даларе проводятся именно так. И просто он, Фагерхольм, предпочёл оградить себя от этого знания. Как оградил себя от понимания природы магии Десмонда. Или от критики «Ока», что бы там про него не говорили. И теперь вдруг всё сыпалось к ногам, как пепел. Всё, за что не пытался схватиться орденец, оказывалось прахом и тленом. Каким-то надуманным миром.
- Создатель. – беззвучно выдохнул хес, пробираясь ближе к месту предполагаемой казни. Ведь и он сам хорош. Стоять и смотреть. Разве что ставки не стал делать, на какой счёт старуха захлебнётся!
Конечно, взлетать ласточкой на крышу булочной и вещать о покаянии – тоже было делом зряшным. Хотя бы потому что, в лучшем случае, толпа переключится на оратора, позабыв несчастную вместе со стулом под водой, и уж заведомо её уморит…. Тем более, быть может, всё законно, и старуха совершила какое-то жуткое преступление, за которое её не только «кунать» нужно, но и кожу содрать живьём?  Пожалуй, орденец ни в чём не был уверен. Но и просто стоять в стороне было нельзя. Одно – пытаться прятаться за каменными стенами Пресептории. А совсем другое – видеть чужую смерть, и оставаться к этому безразличным.

Рагнар снова закусил губу, но на этот раз, чтобы боль отрезвила, и позволила дождаться ещё несколько счётов. Пока, наконец, толпа не выбросила старуху на той же улице, и не схлынула, словно морская волна. Безразличная, к чужой смерти, и к чужой жизни. Свободная от уважения к чему бы то ни было. Так просто. Честно и так… мерзко.
Орденца передёрнуло. Древние хесы действительно пировали на телах поверженных врагов… но ведь врагов, не сограждан! И происходящее всё равно казалось какой-то извращённой дикостью. Впрочем, на то, чтобы возмущённо заламывать руки, не было времени. Шанс на божье милосердие. То единственное, что мог сейчас сделать маг, если несчастной суждено было жить. Быть может затем и привёл его Создатель на эту шумную вонючую площадь?

Рагнар присел рядом с бессильно повиснувшей в путах женщиной. На секунду заглянул в тронутое морщинами и язвочками лицо – посиневшее, с запёкшейся розоватой пеной на тонких бесцветных губах. Значит, до последнего пыталась глотнуть воздуха. Ну… тем хуже. Потом срезал кинжалом верёвки. И, перегнув безвольное тело через спинку стула, надавил старухе на корень языка. Брат Таллик всегда так делал с синелицыми недавними утопленниками. И, если их начинало тошнить водой – был отличный шанс вернуть их в мир живых. А если нет…  пришлось бы смириться, не один орденец ещё не умел воскрешать, с магией или без оной.

Отредактировано Рагнар Фагерхольм (2014-03-24 00:06:03)

+3

32

Старуха оказалась намного сильнее, чем можно было бы предположить на первый взгляд. Буквально через пару мгновений она жалко, скрипуче заперхала, и ее в самом деле начало выворачивать наизнанку речной водой и тиной, того и гляди, в луже блевотины заплещутся хвостами мальки. Пока Рагнар возился с утопленницей, Гвидо не стоял безмолвным свидетелем странной картины - он успел потолкаться среди торговок, поочередно дергая каждую за юбку и вопросительно указывая на незнакомку в надежде, что кто-нибудь ее опознает.  Увы, все женщины с разной степенью воодушевления отвечали отрицательно, но, по меньшей мере из их негодующего фырканья стала ясна причина столь жестокого обращения.

Толпа не просто развлекалась - она и в самом деле примерно наказывала сварливую бабу, предоставив ей отличную возможность сполоснуть свой грязный рот светлыми водами Лара. Трудно было представить, насколько злоязычной должна была оказаться жертва, слушая комментарии свидетельниц, ибо каждое их слово почти осязаемо брызгало ядом. Почти оглохнув от поднявшегося галдежа, Гвидо поспешил обратно, поспев как раз к тому моменту, когда спасенная пыталась встать на ноги, судорожно цепляясь за спинку стула.

Сложно было с уверенностью сказать, сколько ей лет, в трущобах нередко двадцатилетки, изнуренные недоеданием, работой и деторождением, выглядели вдвое старше. Но можно было утверждать, что некогда она была очень красива - оплывшие, утратившие с возрастом четкость черты лица были правильны, изгиб бледных губ - по-девически капризен, а кофейно-карие глаза казались яркими, словно у молодухи, несмотря на отечные веки. Она оживала с каждым мгновением, держась все ровнее и глядя на своего спасителя все осмысленней, из полубезумной гримасы ее лицо застывало надменной маской королевы в изгнании. По меньшей мере, один повод для нелюбви простого люда был очевиден.

- Я найду тебя, - хрипло пообещала она, будто это молодой хес только что своеручно топил ее, а не возвращал к жизни, но тут же добавила:
- Отблагодарю.

Каким образом женщина собирается сделать это, не спросив даже имени Рагнара, было совершенно непонятно, но задерживаться на этом гиблом месте она явно не собиралась, и едва убедившись, что может дышать самостоятельно, поволокла ноги подальше от Танцульки, едва ли не переползая от стены к стене, постанывая, как подраненное животной, а вслед за ней с дразнилками скакали уличные мальчишки.

На случай, если отцу Рагнару захочется проводить бедняжку до дома, уложить в кровать и напоить целебным питьем, Гвидо уже привычно ухватил орденца за рукав и потащил за собой, увлекая обратно в зловонный лабиринт улиц и безошибочно отыскивая путь к "Толстой Маргарите".

Днем клиентов было совсем немного, и рыжая Мата, вчера бойко отплясывавшая на помосте, сегодня уныло шаркала по нему метелкой - без бубенцов и кисейных одеяний зрелище и впрямь было печальное. Двое мальчишек перемывали бутылки в чане с жирной водой, трактирщик в пол-глаза дремал за стойкой, подперев небритую щеку пивной кружкой. На лестнице, ведущей наверх, вяло переругиваясь восседало несколько колоритных нищебродов, ремесло которых было так же ярко обозначали язвы и лохмотья, как, скажем, кузнеца - кожаный фартук и молот.

- Гвидо! Ну ты уж скажи - мы ждем, ждем, они там что, ночевать собрались? Пусть совесть поимеют! - обрадовался один, нисколько не заботясь тем, что карлик в принципе никому ничего сказать не мог.

Загадочные "они" в спальне Лёвеншёльда были молодой огненноволосый тарий в клетчатой юбке с обтерханным подолом и второй, еще моложе, с безнадежно расквашенной рожей - после того, как эта роскошная фиолетовая слива снова станет носом, вряд ли мамаша и папаша найдут в отпрыске фамильное сходство. Жнец полулежал в постели, негромко внушая обоим что-то на языке Зеленого острова, но при виде Рагнара решительно махнул рукой, указывая подчиненным на дверь, мол, последнее свое слово уже сказал.

- Рад вас видеть, святой отец. Как видите, у меня хорошие новости - я жив и чувствую себя намного лучше, чем накануне. А какие вести принесли вы?

Отредактировано Адриан Лёвеншёльд (2014-04-09 23:25:43)

+3

33

Странное дело, люди так восторгаются и удивляются ярмарочным фокусам, будь то силач, поднимающий двух дюжих мужиков, сидящих на бревне, или  выдувальщик огня, передающий огненную струю своему напарнику… но истинное чудо Создателя почти всегда оставляет их равнодушными. Почему так?
Эта мысль прочно вклеилась между обстоятельствами смерти Мидори, тарийцем-Эамоном, который поименуется «брат», и ощущением длани божьей, потрепавшей по холке своего не слишком-то смиренного последователя. И, пожалуй, последнее поражало всего сильнее. Ведь уже второй день он, Рагнар, демонстрирует не хескую удаль, а навыки, скорее, обратные. И меж тем Создатель это занятие явно поощряет. Так не значит ли, что приход сюда воистину богоугоден и правилен, а просьба Лёвеншёльда…
Мысль была уж слишком крамольная, всё-таки  рядить Адо Жнеца в альбу и нарекать «Гласом Добра» можно было бы только после кружки этак пятой, так что Рагнар предпочёл переключить внимание на что-нибудь другое. На дела куда более насущные. Например, на то, чтобы омыть руки, как то велит первая страница любой книги по целительству. Тем более что лабиринты улиц уже снова сменились на приятный полумрак «Толстой Маргариты», а рана Лёвеншёльда вряд ли исчезла сама собой.
- Гвидо, прямо сейчас мне нужна чистая вода и кусок ткани.
Перспектива становления народным героем без алого плаща и золотого драккара всё равно была бледна и призрачна. Да и задерживаться в Трущобах Рагнар особенно не собирался. Так стоило ли стесняться?
- И кружку пива.
Орденец снял плащ и бросил его на ближайший стол, намереваясь проявить не-хеское смирение в ожидании запрошенного. Но удивления ради, пиво возникло почти сразу. Да ещё и в руке тарийки! Рагнар оторвал взгляд от собственных сапог, и, принимая кружку, внезапно воззрился на  рыжие волосы девушки, и изгиб её плеч, прикрытых белой рубашкой. Потом в фокусе возникли губы, изогнутые в скучной гримаске той, что привыкла много улыбаться по необходимости. И, наконец, тёмные, не то зелёные, не то серые глаза. Особенного восторга в них, разумеется, тоже не было. А жаль! Рагнар взял кружку, и отвернулся. Прямо сейчас переубеждать девицу не было настроения. Но вот позже, возможно, маг ей отомстит – расскажет какую-нибудь походную байку, и пусть рыжая локти кусает – что упустила преотличнейшую возможность пасть на грудь Великого Героя!
Хес с мрачным удовольствием допил пиво, окунул руки в плошку принесённой Гвидо воды, стараясь смыть с кожи все не слишком пользительные для раненого прикосновения. Потом снова перевёл взгляд на девицу.
Трущобная Зезолла теперь шаркала метёлкой с двойным энтузиазмом. А, заметив чужое внимание, ровно нарочно повернулась спиной и заработала ещё активнее. Рагнар скис. Всё-таки он соврал брату Эамону, когда говорил про желания. Неуязвимость – у него в некотором роде была и так, а вот умения нравится любой встречной девке действительно не хватало.
В этих же унылых мыслях маг поднялся по лестнице, минуя нищих, и останавливаясь на пороге комнаты Лёвеншёльда. Дожидаясь пока парочка вполне колоритных тарийцев не уберётся восвояси.
- Рад вас видеть, святой отец. Как видите, у меня хорошие новости - я жив и чувствую себя намного лучше, чем накануне. А какие вести принесли вы?
- Что людей больше поражает видимость, а не истинность. – Рагнар прикрыл дверь и продолжил, начисто забывая, что вопрос подразумевал рассказ о смерти Мидори. – Для чистоты эксперимента скажите, Харр, что Вас удивило бы больше, если бы я вылечил за полдня физиономию Вашего рыжего гостя или вот, если бы зажёг свечку по щелчку пальцев? – орденец действительно нашёл взглядом огарок свечи, заставляя вспыхнуть золотистый огонёк. И действительно щёлкнул пальцами, затирая этим звуком тихую коротенькую молитву.

Отредактировано Рагнар Фагерхольм (2014-04-10 20:17:36)

+3

34

Трудно было представить, что Фагерхольм мог увидать в хижине Дульсе, чтобы начинать свой рассказ с подобного предисловия. Можно было только порадоваться, что тело обследовал не один Редька, чья способность отличать видимое от истинного после кварты виски подвергалась серьезному испытанию даже без магического вмешательства извне. Из уст в уста кочевали предания о злокозненных колдунах, которые умели создавать поистине чудовищные иллюзии, заставляя, к примеру, женщину кормить грудью щенка вместо младенца, а мужчину убеждая в том, что член его напрочь исчез с предназначенного Создателем места, будто и сроду не бывало. Правда, чары обычно разрушались по чистой случайности, а не благодаря вмешательству Ордена - от добрых братьев в Трущобах впору было ожидать и худшего подвоха. Пришел пожаловаться, что околдован, а поутру уже весело шкворчишь на костерке рядом с ведьмой, так, на всякий случай.

Для профана - Лёвеншёльд не льстил себе - оба небольших чуда, предложенных священнослужителем на выбор,  были одинаково впечатляющими. Но  если выбрать можно было только что-то одно...

- Я бы предпочел огонь.

Темные улицы Грачевника и Брюха, куда даже солнце заглядывает неохотно, а сальные свечи считают довольно лакомым блюдом. Извилистая лента Приречья, ночами отмеченная мерцающими фонариками на пришвартованных суднах. Любой вор продал бы душу Владетелю за возможность управлять светом по собственной прихоти! Жнец не сразу спохватился: речь шла не о выгоде, а об удивлении. Пожалуй, это было настолько непривычно, что сам вопрос Фагерхольма, безо всяких демонстраций, мог изумить гильдейца, который давно перестал рассуждать о вещах вне их пользы.

- Рожа Рори Макрея волей Создателя рано или поздно заживет сама собой. В этом нет ничего странного - разве только в скорости. Меня удивило бы что-то... неестественное. Что не в природе человека, вроде умения летать, дышать под водой - или да, зажигать свечку, не прикасаясь к ней. Без возни с трутом и огнивом.

Бледно-оранжевый язычок пламени казался совершенно обычным, ничем на первый взгляд не отличался от тысяч других, виденных Жнецом ранее, и гильдеец не отказался от искушения поднести к нему ладонь, чтобы убедиться - да, и жжется так же. Настоящий, не обман зрения.

- А свеча горит и не гаснет, даже когда вы больше не обращаете на нее внимания, потому что для нее это тоже естественно.

Момент магии, оказывается, по сути действительно длился не дольше, чем десять ударов сердца. Забавно, воздействие орденца можно было сравнить с хорошим пинком, который просто придавал ускорение лентяю.

- Что вы пытаетесь сказать мне, отец Рагнар?

Отредактировано Адриан Лёвеншёльд (2014-04-17 10:25:12)

+2

35

Лёвеншёльд ответил. И мало того, что ответил, так ещё и пояснил, почему сделал тот, а не иной выбор. Неестественное. Если взять именно это за определение чуда, то тогда и вправду все действия трущобцев становятся понятными и логичными. Люди у виселицы не удивились потому, что любой на месте Рагнара мог вытащить и откачать старуху. И пошла она к дому весьма живой, и даже не покаявшейся – одна только мина чего стоила!  Вот коли б она встала мёртвою, погрызенная рачками, с перекошенным посиневшим лицом – дело другое. Тогда, повинуясь той же логике Жнеца – весть бы затопила пол-Далара, не хуже половодья…
А, с другой стороны, у самого Рагнара, да и у брата Эамона (если он действительно орденский брат) всё равно не хватит умения, чтобы просчитать намерений Хашима – понимание-то благодати у магов как ни крути иное. Ну, честное слово, есть ли какое-то чудо в том, что кого-то бьют? Хоть мечом, хоть огнём, хоть джином, размером с добрую башню? Не с придыханием смотреть надо – защищать или защищаться. А вот искры настоящей жизни даруются только Создателем. И любое излечение, будь то магическое или нет – завсегда становится чудом.
- А свеча горит и не гаснет, даже когда вы больше не обращаете на нее внимания, потому что для нее это тоже естественно.
Рагнар задумался, потёр кончиками пальцев висок. А и вправду. Если Жнец не приврал про лучшее самочувствие – ведь за его выдержкой орденец  вначале и помыслить не мог, сколь серьёзна рана – то как раз так магия и работала. Потому что стараться выжить для человека – единственно правильно, и в том обычно есть воля Создателя.
Но так же единственно правильно было и для орденца возжелать свершить суд божий, видя несправедливость. Вот только сам ли Господь затянул на шее эту петлю необходимости?
- Что вы пытаетесь сказать мне, отец Рагнар?
Сказать? Монах улыбнулся, и подставил табурет поближе к кровати Жнеца.
- Нет, это был просто вопрос, харр Лёвеншёльд. Имей я привычку так витиевато изъяснялся, звался бы Краснобаем, а не Рагнарёком. Я не понимал некоторых вещей. Да и сейчас не понимаю… Но прежде нужно осмотреть Вашу рану. Мёртвые должны уступать время живым. – Фагерхольм сел, и красноречиво потянул краешек покрывала. Потом выдержал паузу, позволяя Жнецу самостоятельно снять рубаху, открывая светлые, без тени кровавых потёков бинты. Картина, что ни говори, после вчерашнего зрелища весьма необычная - да что там! - удивительная настолько, что светлые брови монаха невольно дёрнулись вверх. – Кажется, Создатель и вправду Вас любит.  А по канону Хестура, в круге Господь стоит за правого… 
Впору было бы, конечно, устыдиться своих слов. Негоже живого человека использовать вместо иллюстрации каких-то теорий. Но одним лишь благочестием истины не получить. Да и слишком порадовался Рагнар именно такому стечению обстоятельств, чтобы думать о чём-то прочем. Всё же одним сомнением - меньше. – Можно, конечно, урды и выше повязки начертать, но лучше – сменим. Как там нужно хлопнуть, чтобы в комнате неожиданно возник Гвидо с тёплой водой и свежими бинтами?
Рагнар ещё раз улыбнулся, а всё-таки решил объяснить, если не про круг, то про свой первый вопрос.
- На самом деле, про Мидори нечего особенно и рассказывать. Труп точно такой, как его описала Дульсе. Голова отрублена, брюшина вскрыта, части внутренностей не хватает. Брат Эамон подтвердил правильность догадки про жертвоприношение… вот только ни он, ни я не нашли такого бога, к кому бы оное сработало. Но, с другой стороны, может, и добивались именно зрелищности происходящего. Этакий… ярмарочный фокус. А магии или не было вовсе, либо она была взята из иного источника. Ведь и я не щелчком свечу зажёг… А вот насчёт «зачем» это –вам виднее, харр Лёвеншёльд. Мне было бы интересно узнать причину, но для того, чтобы вернуться ко вчерашнему разговору достаточно и имеющегося.

+1

36

Рагнарёк. Судя по прозвищу, Лёвеншёльд еще не был знаком со многими сторонами личности святого отца, и были они куда как далеки от смирения, воздержания и других добродетелей идеального орденца. Впрочем, уже одна бесовщинка в его голубых глазах многого стоила и вполне объясняла то живое участие, которое рыцарь Фагерхольм начал проявлять в делах трущобных.

- Я понял, - кивнул Адриан, - все дело в Воле.

Сегодня он и в самом деле чувствовал себя не в пример сильнее против вчерашнего, даже несмотря на утренние дурные вести. Если так пойдет и дальше, то, возможно, отпущенная Рагнаром на исцеление неделя сократится до трех-четырех дней, лучшего пока и желать нельзя. Начертанные накануне священные знаки взялись молодой кожицей, будто им было уже несколько дней, и урдическая связка читалась едва ли не четче, чем когда была свежими порезами. Адриан осторожно начал снимать бинты – конечно, рана не могла исчезнуть бесследно, как бы ни мечталось, и нижние витки полотна пропитались сукровицей, но ни следов крови, ни гноя не было, как и скверного запаха. Шов, наложенный Редькой, выглядел так, будто ему сравнялась, по меньшей мере, седмица, еще пара суток – и можно снимать, а то и еще быстрее. Отек по краям раны пока никуда не девался, но в целом вид был такой, что и кисейная барышня бы не сомлела.

- А это наше общее чудо, верно, отец Рагнар? Ваша воля меня излечить и мое желание излечиться, помноженные на искреннюю веру…

Жнец зачарованно провел пальцами вдоль заживающего шва, понимая, что его желание научиться магии причудливым образом сбылось. Пусть он и не сам использовал дар Создателя, но непосредственно поучаствовал в этом. Он знавал людей, которые умирали потому, что не хотели жить – пусть на самом деле лекари с легкостью могли им помочь.

Догадливый Гвидо неслышно просочился в комнату со всеми необходимыми лекарскими принадлежностями – то ли сам сообразил, что орденский целитель пожелает осмотреть раненого, то ли подслушивал под дверью и расторопно услужил. Как сказочный джинн, выполнявший даже невысказанные желания, верный слуга не преминул добавить на поднос три кружки пива разных сортов, как и накануне – возможно, предположил, что без этого важного условия хеское чародейство не работает.

- Я могу только предполагать, зачем. Когда человек тонет в болоте, ему наплевать, за что хвататься, лишь бы оно выглядело крепким. Хашим знает, что в городе им недовольны. Давно недовольны. Настолько, что даже перекупить некого. Но пока я не подозревал, что он прикармливает всякую нечисть… вот так. Не по понятиям.

Адриан скривился, как от оскомины, при мысли, что ритуальное убийство Мидори все же достигло цели, и теперь Хашим обрел некую дополнительную защиту вдобавок к своим странноватым телохранителям.

- Поймите одно, святой отец: мы здесь не безбожники. В Трущобах есть своя пресептория. Здесь служат литургию время от времени. Венчаются и нарекают детей с симболонами. Носят ладанки со святыми мощами и держат в домах образы святых. Да, не скрою, старых богов чтят тоже, особенно хесы и тарийцы, но так, знаете, по маленькой: курицу зарезать, монету в реке утопить, пивному духу плеснуть из первой кружки…  И при этом осимболониться. Культ приходит к беднякам, не бедняки к культу. Это опасная игрушка для богатеньких, кому жемчуг мелкий, а перина жесткая. Здесь у многих нет в собственности ничего, кроме души, и ее не продадут ни за какие сокровища.

Гвидо аккуратно собрал старые бинты, не упустив даже вытянувшейся нитки, прилипшей к предплечью Жнеца, бросил в огонь, тщательно перемешав кочергой, и так же неслышно удалился, как и возник.

- Если Создатель на моей стороне, через несколько дней я смогу объявить войну Хашиму.

+2

37

Всё в подлунном мире совершается по Воле. По воле Создателя. И Лёвеншёльд был сейчас лучшей иллюстрацией. Рагнар даже с трудом подавил желание коснуться рубца, убедиться, что всё происходящее не иллюзия, не игра излишне богатого воображения. Что рана действительно выглядит лучше, даже на взгляд человека, далёкого от лекарского дела.  А, точнее, стоящего от этого дела  с самой что ни обратной стороны.
- А это наше общее чудо, верно, отец Рагнар? Ваша воля меня излечить и мое желание излечиться, помноженные на искреннюю веру…

Влияет ли вера человека на действие заклятия? Пожалуй, раньше орденцу не приходилось задумываться над этим. Ну, в самом деле, если ты пишешь урды, по которым на человека падает  балка, разве важно, верит ли жертва в Создателя, в смерть или даже в эту самую балку?
Хотя, быть может, еретиков она настигает охотней. Надо при случае понаблюдать.
- Или на иноверие Ваших врагов, харр Лёвеншёльд. Тут уж зависит от точки зрения. – монах потёр подбородок. Было странно слушать кого-то с таким искренним удовольствием. И, ещё более странным было то, что здесь и сейчас Рагнару хотелось поделиться тем, за что в «Оке» его  бы обласкали палкой поперёк хребта . – Создатель помогает страждущим. Конечно, если оные страждущие готовы принять дар. Но, я вот тут подумал, он мог бы помочь и безвернику, дерись тот за что-то славное и  богоугодное. Вот, скажем, воздавай за смерть девочки-Мидори.
Убийство Хашима. То, от чего Рагнар вчера отсимолонивался с таким внутренним возмущением, сегодня само легло на язык. Хотя, имени монах называть так и не решился. И этому была причина более чем веская.
Фагерхольм поставил бы свою тагельхарпу на то, что вскрывал брюшину не этот шаззи. Не он сам. Да и со слов брата Эамона выходило примерно то же. То есть, может, Хашим и приказал. Но убивал – жрец. Значит, вина есть у обоих, но вина разная. И, если первая всё-таки касалась по большей части людей, то вторая – была целиком и полностью в ведении Ордена. И Орденом и должна быть решена. Или орденцем, как представителем.
Особенно, если жрец не просто ярмарочный фокусник, а самый настоящий маг…
В своей минутной задумчивости, Рагнар заметил Гвидо только тогда, когда кружки с пивом уже  опустили на стол, смущая разум запотевшими боками. Впрочем, это, конечно, позже.
А пока орденец обмакнул в воду кусок ткани, и начал аккуратно протирать рану, слушая, как  Лёвеншёльд рассказывает о первой вине.
- Я могу только предполагать, зачем. Когда человек тонет в болоте, ему наплевать, за что хвататься, лишь бы оно выглядело крепким…
Да, вполне в духе мирян, которые ничего не знают о магии. При том, что хеские орденцы полагаются сначала на секиру, а потом…  до «потом», обычно, дело не доходит.
- Но пока я не подозревал, что он прикармливает всякую нечисть… вот так. Не по понятиям.
Рагнар на мгновение остановился, переводя взгляд на лицо Лёвеншёльда. Не то, чтобы его особенно удивило, что в этой изнанке мира люди молились кому угодно. И даже не то, что эта самая молитва была регламентирована какими-то «понятиями». А то, что Жнец всерьёз высказал сиё при орденце вслух. Можно ли было это считать проявлением доверия или же простой оговоркой?
- Поймите одно, святой отец: мы здесь не безбожники. В Трущобах есть своя пресептория…
Всё-таки оговоркой. Странное дело, Рагнару было почти что жаль это услышать. Быть может, он в глубине души льстил себе надеждой, что именно благодаря «чудесному исцелению» мир погрязший в безверии и культизме вдруг ринется в  спасительные длани Создателя?
Или что Жнец ему расскажет о себе то, чего не знает и Брат Эамон? Ведь, если человек говорит гнусность и гадость, это непременно принимается за правду. Если же слова лучше представляемой картины, то они обязательно подвергаются сомнению.
А, быть может, Рагнар не хотел признать, что сейчас он безраздельно восхищался целеустремлённостью этого воина, не оставившего своих помыслов даже после серьёзной раны. И это при том, что ему, орденцу, в этой истории предлагалась далеко не первая роль.
- Если Создатель на моей стороне, через несколько дней я смогу объявить войну Хашиму.
- И как именно, харр Лёвеншёльд? Что вы будете делать, если у него за спиной действительно есть маг?
Использовать девочку-берсерка? Кажется, фраза про болото подходила не только к Хашиму. Рагнар отёр чистой тканью урдический кинжал, мысленно наметил, где хочет начертать вторую связку.
- Я именно о самой схеме, Харр. Я бы начинал с того, кто проводил ритуал. И его голову принёс бы вместо знамени, к дому Хашима… Хотя бы потому, что тот может походя увидеть урды, и ваша вчерашняя идея погибнет на корню. Это осуществимо? Подумайте… А ещё мне нужен кто-то для тренировки. Я никогда раньше не пробовал передавать проклятие через живых людей.
Рагнар слез со стула, и встал на колени так, чтобы чертать урды было удобно. Потом легко скользнул по коже Жнеца лезвием кинжала, выводя связку, призванную не лечить, но ускорить лечение. Uruz-Inguz-Bercana. Начертанные быстро, уверенно, чуть ниже основной вязи.
Сейчас маг не сомневался, что поступает верно. Слишком рядом была длань Создателя. Так рядом, что границы возможного стирались Его волей. И Рагнар бы не удивился, если бы после молитвы и ослепительно-синей вспышки магического огня, рана бы исчезла вовсе…
Но, конечно, она не исчезла. Разве что опухоль вокруг стала как будто меньше, а у «целителя» на секунду потемнело в глазах от подступившей слабости. Перестарался. Точнее, заклинание требует доработки, ограничивающей количество вложенных сил. О чём они говорили? О Хашиме? Хорошо, что орденец не начал день с заклинания лечения.
- Мне нужен отдых и большой кусок мяса, харр Лёвеншёльд. –  Рагнар на мгновение опустил голову, устало опираясь руками на край постели. - …а на что похоже ощущение, когда тебя лечит урдист?

+2

38

Странный вопрос - что делать дальше? Независимо от страны и времени, способ борьбы с врагом везде и всегда оставался одинаково простым: дурную траву рви с корнем, а после хорошенько засыпай землю солью!

- Занятно - медленно промолвил Лёвеншёльд. - Я никогда не думал об этом с такой точки зрения. Жрец за спиной Хашима - не его слуга, а кукловод... Заморочил гильдмастеру голову своими посулами, и теперь тот пляшет под чужую дудку... Вы просто кладезь идей, отец Рагнар.

Обстоятельность, с которой Фагерхольм взялся вникать в чужие хлопоты, радовала и удивляла одновременно. Такого мага Адриан почел бы за честь держать одесную от себя, не то что за спиной, и в очередной раз задался вопросом: почему Орден так небрежен и позволяет несомненно одаренному священнику болтаться по столичным задворкам, будто нет серьезных дел, для которых пригодится толковый легат? Почему на обочине, добровольно или не очень, оставались такие, как Редька, было понятно и постороннему, но Фагерхольм?.. Соверши он некий тяжкий проступок, мешающий продвигаться по служебной лестнице, его сослали бы на Хребет или Кряж, за миллион терзаний приобрести на грош раскаяния. А может быть, все дело в сознательном желании лишний раз не попадаться на глаза иерархам Ордена?

- Для меня не важно, действует Хашим сам или по чьей-то указке. Он - король над нами, а сейчас воюет против собственного царства. Когда моя рука тянется к моей же глотке, чтобы придушить - дела не будет. В своем он уме или нет, неважно. Надо убирать его. Что до жреца...  Я думаю, этот человек появился рядом с ним недавно. Таких можно будет перечесть по пальцам одной руки, он очень недоверчив...

От хитросплетения мыслей ненадолго отвлекла боль - снова остро наточенный клинок обманчиво легко заскользил по коже, оставляя за собой тонкую алую линию.

"Я никогда раньше не пробовал передавать проклятия через живых людей".

Будь на месте Адриана кто-нибудь другой, это косвенное признание могло бы привести брата Рагнара на костер. Раньше. Проклятие. Через живых. Выходит, пробовал через мертвых? Или неодушевленные предметы - на них удобнее чертать урды, а после прятать, скажем, в спальне врага. В понимании Лёвеншёльда это никак не входило в противоречие с рассуждениями Фагерхольма о путях Создателя, так же, как и обычай украшать алтарь у Теренция лампадками, стащенными в других храмах.

Свежие ранки ярко полыхнули синим пламенем, будто одобряя мысли Жнеца. Пусть он не был магом, но воля его все же была сильна, а слово - крепко.

- Я начну с Максуда. И он мне все расскажет.

Рагнар снова выглядел измученным, не краше, чем с утреннего похмелья - Адо с восхищением окончательно убедился в том, что целитель принимает на себя чужое страдание, в обмен отдавая собственные жизненные силы. Разве не было это подвигом, достойным искреннего уважения?

- Это похоже на теплую волну. Она накрывает с ног до головы, потом исчезает так же внезапно, как появилась. Намного быстрее, чем я сейчас говорю об этом, - Жнец невольно потянулся поддержать мага, скривился, досадуя на собственную слабость.  - Кажется, мне тоже не помешает укрепляющая отбивная...

Все тем же способом был призван Гвидо, снабжен инструкциями относительно всего необходимого двоим голодным хесам и отправлен на кухню с наказом поторопиться - " и хрен с ним, с непрожаренным!"

- А что чувствует маг, когда исцеляет?

Адриан не собирался спрашивать об этом, хотя испытывал острое любопытство, но сейчас, раз сам монах заговорил об этом, нарушил данный самому себе обет молчания.

+1

39

Тёплая волна, укрывающая с головы до ног... а, наверное, умей мёртвые чувствовать, Мидори испытала бы то же самое. Вот только Лар обнимал бы её куда дольше нескольких секунд.
А Жрец? Сколько может держаться в его теле сила, получи он её?
И, сколько бы продержалось заклятие на Хашиме, если он был целью ритуала?... Пару дней? Неделю? Месяц?! Ведь Хашим не маг, а, значит ничто не сделает его кем-то иным навсегда.
И что дальше?

Мысли путались и сминались, и Рагнар был почти рад, что Лёвеншёльд задал вопрос на какую-то иную тему.
- Усталость. Или будто выпил очень-очень много браги... ты вроде бы счастлив, но руки и мысли становятся одинаково вялыми. - урдист улыбнулся, посмотрел куда-то сквозь Адриана и зачем-то добавил. - Это зависит от заклинания. В свой самый первый раз я начертал Хагалаз и это было легко. Словно смахнуть ладонью кружку со стола. Наверное я куда больше удивился, чем устал, когда сверкнул синий огонь, а грохот поднял всех на ноги... Это, конечно, не в счёт. Просто я был раздосадован, а балки трухлявые. Можно, наверное, было и плечом разломать этот дьяболонов сарай, если хорошенько напрячься... - маг опустил голову вниз и закусил краешек губы, вспоминая свои последние дни в доме сотника Фагерхольма. И приезд орденцев. Если выбрать хорошего коня, и ехать в Пресепторию, не останавливаясь на ночлег, то от дома моего отца дотуда будет два дня пути. Добрые братья прибыли через четыре. - наверное, для тарийцев лечение не сложнее, чем воину махнуть секирой. Хотя, если честно, мне как-то ни разу не приходило в голову их об этом спросить.... И...
Рагнар хотел добавить ещё что-то, но на пороге появился Гвидо с блюдом мяса и пивом, и маг начисто забыл свою мысль.
А после куска «укрепляющей отбивной», и вовсе захотелось поговорить о чём-то куда более жизнеутверждающем. Скажем, о возможности пригласить рыжую девку Мату для согревания постели... Или в качестве эм... испытуемой для начертания урд жирным соусом?
Маг на мгновение представил, как яркие кудри тарийки рассыпаются по подушке, и аж поёжился от предвкушения. Хотя, конечно, придти она должна сама. Без понукания. Иначе всё это не стоило бы и выеденного яица.
Вот если б Рагнар вынес её на руках из горящего дома или, скажем, защитил от излишне пьяных постояльцев!!! Вот тогда, да, Мата тотчас же прониклась бы идеей Великого Героя, и, сама искала встречи. Орденец представил, как тарийка смущённо смотрит в пол, и, обхватив рукою его ладонь, шепчет: «Я тебя найду. Отблагодарю».
Вот только получилось как-то очень отчётливо и голосом той старухи-утопленницы.
Рагнар чуть не подавился куском свинины, и, словно протрезвев, снова вернулся к набившему уже оскомину убийце Мидори.
- Думаю, дней через пять будет самое время. И силы Хашим уже потратит. И вы успеете выздороветь. Вот только, если я напишу на девочке заклятие. Ну, скажем: «Пусть умрёт тот, кто причинит мне боль»... то ведь... я буду фактически её убийцей. Как Хашим с его жрецом. Даже хуже, потому что буду прикрываться именем Создателя и претендовать на то, что вершу справедливость. Это неправильно.
Рагнар сделал глоток пива. Вздохнул. Перебрал мысленно фразы Лёвеншёльда с самого начала. Гильдия. Король. «Понятия» в качестве свода законов. В общем-то, обычная иерархия, как в любой части Империи. Или как в Ордене. Ничего особенного. Что дальше?
«Если моя рука тянется к моему горлу»... А ещё  про жреца-кукловода. Мог ли желать «король» уничтожения своего королевства? А мог ли этого желать маг? И... зачем?!

Разве может кто-то заведомо пытаться разрушить то, что имеет? Урда Хагалаз не в счёт. Или в счёт?!!
Рагнар потёр подброродок, забыв, что только что держал этой же рукой жирный кусок свинины, глотнул ещё пива.

Что если он смог сломать тот сарай, потому что доскам пришло время подгнить и сломаться? Что, если древесина ждала одного этого росчерка, чтобы с радостью сложиться прахом?
Что, если Жнец прав от первого до последнего слова? Если дело в первую очередь не в Воле Создателя, или не только в ней... а в желании и воле испытуемого? Старуха выжила назло всему, потому что хотела выжить. И от Рагнара потребовалась лишь малость. И Лёвеншёльд принял его силу не столько из-за удачности заклинания, сколько из внутренней готовности собственного тела?!!
Тогда... Хашим...
Рагнар недоуменно уставился в пол, потом перевёл взгляд на Жнеца. Словно сомневаясь, стоит ли озвучить собственную мысль.
- А, если вы правы про участие Воли... то лучшее время как раз сейчас. Был ли ритуал настоящим и получилось ли из него что-то путное — не важно. Важно лишь то, что Хашим и его люди, ждут чего-то особенного. Перерождения во что-то. Как смена фазы. Гусеница превращается в кокон, а кокон — в бабочку. В некотором роде, для того, чтобы стать бабочкой, гусеница вынуждена умереть... и даже стремится к этому... Они готовы принять любое заклятие. И моё — тоже. Они ждут свою урду Хагалаз.
Маг допил пиво, покрутил в руках кружку. Будет ли момент безнадёжно упущен, когда он восстановит силы?
- А, знаете, есть такая легенда о том, что можно написать проклятие на длиннной жерди, надеть на неё череп кобылы и обернуть лицом к дому того, кого проклинаешь... не хотите проверить? Это куда менее жестоко, чем отправлять ещё одну девочку на смерть. И, быть может, если я пойду спать прямо сейчас, то к ночи смогу начертать что-то подобное и даже вдохнуть в заклятие сколько-то силы.

+2

40

Принято считать, что каждый человек несет на себе отпечаток своего народа, даже если ему сроду не приходилось бывать на земле предков: внук ярла Лёвеншёльда для окружающих был прежде всего хесом, которому следовало знать северные саги и  различать священные урды. Встречали, как говорится, по одежке, а с первого взгляда трудно было предположить, что дюжий белокурый детина может говорить еще на четырех языках, помимо двух родных,  обожает шазийскую баню, неравнодушен к боям быков и вообще несет в душе своей совершенную мешанину нравов и обычаев – как, впрочем, многие жители столицы во втором колене.   

Адриан все же был достаточно нордлингом, чтобы осознать значение урды Хагалаз, которую так часто упоминал орденец. Потеря, разрушение – точнее, сила, которую нельзя удержать, стоящая над человеческой волей, и ты либо открываешь ей врата, либо закрываешь их грудью. «Я был раздосадован, а балки были трухлявые», - очень простое объяснение, за которым Старший Разбойник угадывал куда более сложный, скрытый от непосвященного смысл. Возникало множество вопросов о том, почему юный Рагнар решился начертать Хагалаз впервые, и гильдмастер был вынужден признать, что в значительной мере их диктовало чистое любопытство, имеющее мало непосредственного отношения к делу. Хотя как знать – чем лучше он понимал, как работает дара мага, тем успешнее мог бы спланировать нападение против Хашима. Замысел с зачарованными девочками теперь и впрямь казался не самым блестящим, а вот над новой идеей следовало хорошенько поразмыслить в тишине и покое.     

Гильдмастер ждет чуда. Гроза витает в воздухе. Лошадиный череп многозначительно скалится с покосившегося кола.

Молния все равно ударит, и лучше заранее указать ей место.

Неразумно тратить магию на опыты с лошадиными черепами, когда дорог каждый час - может быть, Хашим уже послал за другой жертвой, чтобы жрец попытал счастья снова. Мог же тот просто ошибиться в ритуале, по старости или по неопытности...

- Вы нуждаетесь в отдыхе, отец Рагнар. А я должен подумать над тем, что от вас услышал. Нидстанг в самом деле может оказаться полезен... Только вместо лошади мы возьмем поросенка, а урды.... Редька начертает что попало, хесов, чтобы удивиться, там нет.  Шази, если знаете, почитают  свиней нечистыми животными, пока это будет и предупреждение, и оскорбление, и головоломка. Пусть думают, - скупо улыбнулся Адриан. - А мы с вами тем временем наберемся сил. Комната по-прежнему в вашем распоряжении, а все, что вам понадобится - просите у Гвидо, он добудет и предоставит. 

Карлик снова появился удивительно вовремя, будто давая понять, что аудиенция окончена - если император, измученный старческими хворями, так же принимал посетителей в постели, то, наверное, канцлер тем же манером намекал, что пора бы и честь знать. Спальня, где рыцарь Фагерхольм провел ночь, была аккуратно прибрана, постель перестелена, подушки взбиты и поставлены торчком, напоминая надутые ветром паруса. Слабость мага бросалась в глаза, но если вчера Гвидо оставил его наедине со всеми возможными трудностями, то сегодня не ушел прежде, чем помог Рагнару раздеться и улечься на монументальную кровать, которая когда-то, наверное, принадлежала семейству горных великанов со страстью к резьбе по дереву. Жесту, которым он подоткнул одеяло, забравшись на прикроватную скамью, могла позавидовать самая заботливая нянька, очевидно, это означало, что Гвидо начинает признавать орденца за человека, о котором следует заботиться вполне искренне, как о товарище по шайке.

Прошло около часа, когда дверь комнаты тихо скрипнула, и гибкая женская фигурка проскользнула внутрь - на мгновение замерла перед постелью, покачавшись с пятки на носок, потом стала неторопливо раздеваться, обнажаясь до кокетливых розовых чулок с черными кружевными подвязками. Немного подумав, рыжая Мата заплела волосы в тугую косу и скрутила ее плотным, тяжелым жгутом на затылке, чтоб не мешалась, словно собиралась не ложиться в постель с мужчиной, а месить тесто. Откинув край одеяла, она устроилась на краю перины, с удовольствием рассматривая орденца: "Все при нем, кабы такие да почаще проповедовать приходили...."   На мгновение тарийке показалось, будто он тоже наблюдает за ней из-под полуопущенных ресниц, и она заговорила шепотом:

- Ты лежи. Просто лежи, я сама все сделаю. А то вдруг магичить, а ты уставший.

Сочтя это объяснение достаточным, она натянула одеяло обратно, накрывая себя с головой, и двинулась под ним к изножью постели, так, на всякий случай, мало ли, не приучен парень к сладким шазийским штучкам, монах же. Может, и вовсе девку никогда не пробовал, честно слово держал. Мысль эта не на шутку развеселила Мату, и она держалась, сколько могла, но потом все-таки рассмеялась. Со стороны, наверное, хихикающий сугроб из белого полотна выглядел совершенно безумно, но уже через пару мгновений в комнате воцарилась чинная тишина, которую нарушало только усердное сопение рыжей, прилежно трудящейся над мужеством отца Рагнара пальцами, губами и языком.

+2

41

Есть много верных способов проснуться с головной болью: выпить браги в десятину собственного веса, получить дубиной по голове или попытаться выучить всю программу по шазийскому языку в последнюю ночь перед экзаменом в орденской школе…  Кажется, теперь Рагнар знал и ещё один: очнуться обнажённым в чужом доме и мучительно не помнить, что было накануне. Точнее, помнил-то орденец много, вот только воспоминания эти не походили на реальность.

Ну, не могла к нему вот так запросто прийти та рыжая девка! Ну, никак не могла!

Рагнар задумчиво потёр подбородок, изрядно обросший белёсой щетиной, и посмотрел на пятно света в окне. Кажется, точно такое же было вчера, когда он уходил осматривать труп Мидори. Но не мог же он, Фагерхольм, проспать почти сутки?! Или мог?

Маг скользнул взглядом по аккуратно сложенной на стуле одежде.
Тот карлик. Гвидо. Да, разумеется, такой порядок – его рук дело. Сам Рагнар имел привычку скидывать одежду живописным ворохом, и даже жизнь в дортуаре его нисколько от этого не отучила. Значит, воспоминания про карлика можно ещё отнести к реальным.

А потом была девка. Точнее, конечно, не было. Но отчего-то её прикосновения вытеснили из памяти и харра Лёвеншёльда с его раной, и старуху-утопленницу, и девочку-Мидори, и планы по убийству Хашима… Рагнар невольно покраснел, вспомнив подробности. А ещё свою просьбу оставить один из чулков «святому отцу на память».
Чулок, правда, не нашёлся. Орденец даже на всякий случай заглянул под кровать и под подушки, со смешанным чувством надежды и ужаса. Потом с тем же чувством, наскоро одевшись и пригладив волосы, спустился в зал «Толстой Маргариты».

Посетителей не было. Даже нищебродов, трясущих вчера на лестнице своими лохмотьями в ожидании приёма у Адо Жнеца. И потому таверна казалась странно пустой, а звук шаркающей по полу метёлки – оглушающе громким. Впрочем, это, пожалуй, было добрым знаком - самое время   сесть за стол, попросить завтрак и пива и походя рассказать девке про приключения Великого Героя…  вот только  язык у этого самого Великого Героя отчего-то прилип к гортани.

Рагнар помялся с ноги на ногу. На мгновение даже мелькнула мысль вернуться в комнату, оставив затею на какое-нибудь ещё более благоприятное время, но в этот момент тарийка обернулась, а хескому воину не к лицу убегать от бабы! Да ещё когда она тебя заметила!
- Hej... - невнятно начал маг, скрещивая за спиной пальцы на удачу, и судорожно придумывая продолжение, потому что все обычные фразы разом вылетели из головы при воспоминании о тугой косе Рыжей и её поцелуях  –…ты мне снилась.

Рагнару показалось, что тарийка посмотрела на него как-то странно, словно девки могли сниться орденцам исключительно обнажёнными и в постели. Фагерхольм чуть покраснел и спешно попытался поправиться. – то есть, оба дня. Ну, как ты танцуешь… - при этой фразе самому магу вспомнилось именно обнажённое тело тарийки и её розовые чулки, и он покраснел ещё больше. – то есть, я имел ввиду, танцуешь на помосте… - представившееся сочетание розовых чулков и помоста и вовсе выбило Рагнар из колеи, он шумно втянул воздух, помолчал несколько секунд, и, так ничего связного в продолжение не придумав, вдруг почти со злостью выпалил:
- ПИВА ПРИНЕСИ!

Отредактировано Рагнар Фагерхольм (2014-07-04 02:31:03)

+3

42

[AVA]http://s52.radikal.ru/i137/1407/8d/e1136683a066.jpg[/AVA]

Можно было побиться об заклад, что никогда прежде полы «Маргариты» не знали такой усердной уборки, как нынешним утром. Если быть совершенно справедливым, то таковой она сделалась в ту минуту, как на лестнице послышались шаги орденца, перед тем же Мата без особого воодушевления обмахивала пол метелкой, как горничные в хороших домах – вазы или статуэтки из ханьского фарфора.

Она нарочно стояла спиной к монаху, но слишком хорошо знала, сколько ступенек отделяет жилой ярус от общего зала, чтобы в точности не угадать ту минуту, как хеский маг появится у стойки. Ошибки быть не могло – Старшой мирно спал в своей постели, Гвидо исчез по своей таинственной надобе, а Пинта с сыновьями чинили крышу сарая. Тарийка медленно сосчитала до трех, прежде чем повернуться к дорогому гостю Жнеца, нацепив на лицо самое хмурое и деловитое выражение, мол, ходят тут всякие, работать мешают.… Для полноценной убойности этого вида Мате не хватало еще лет сорока-пятидесяти к тем семнадцати, что уже прожила она на белом свете, но святому отцу, похоже, было вполне довольно -  смущение его казалось совершенно неподдельным, и от удовольствия рыжая даже задрала конопатый нос еще выше.

- … ты мне снилась, - неуверенно промолвил маг, и в ушах девушки снова зазвучали все те странные, удивительные, волшебные слова, что он шептал ей ночью между ласками. Нет, ничего сложного, чего не поняла бы девчонка из Грачевника, но сплетал свои речи брат Рагнар так ловко, что она только пищала от восхищения. А потом наступал ее черед показать свое умение, и орденец терял дар речи, цеплялся за простыни, за ее бедра, за ее имя – еще, Мата, да, Мата, сладко, Мата…     

Наверное, ночью его бледные щеки точно так же заливала краска, от возбуждения и смущения одновременно – трудно сказать. Когда и случалось вынырнуть из жаркого водоворота, света хватало только на то, чтобы угадать движения друг друга, и теперь сердце тарийки сладко сжималось от гордости. Нет, она себе знала цену, притом до последнего медяка, потому что называла ее посетителям каждый вечер, но тут дело было не в деньгах, а вот в чем – рыжая пока не понимала. Во всяком случае, приятно было наблюдать, как святой отец краснеет и запинается… пока в одно мгновение Мата не рухнула с небес на землю. Пиво? Какое ему пиво?!

Надменная мина на ее смазливом личике закаменела окончательно: так обычно и бывает, когда девушка слишком долго наслаждается уговорами, чтобы после капризно сказать парню «я не хочу!», а он вдруг, оборвав себя на полуслове, переводит разговор на урожай ячменя или цены на овечью шерсть.

- Сейчас. Закончу и подам! – метла взметнулась над полом, перебрасывая горку мусора через сапоги брата Рагнара и оставляя на них изрядную часть. Дальнейшая уборка стала чем-то средним между обычным небрежным шорканьем и несоразмерным прилежанием, наконец, Мата сгребла наметенное в ведро, подхватила второе, с помоями, смешала их содержимое и энергично выплеснула на улицу, распахнув дверь ногой.

Поминать святого Патрика в таких выражениях мог только уроженец Зеленого острова, страдающий тяжелым похмельем. Самое пристойное, что донеслось до ушей брата Рагнара, касалось противоестественного сношения друидов с идолом Кромм Круаха – кто их знает, язычников, может, сквернослов и не погрешил против истины. 
 
Примерно в этот момент и нарисовался на пороге таверны давешний целитель, Эамон Харриган, рекомый также Редька, отряхивающий с мятого полукафтанья опилки и очистки. Судя по виду бывшего монаха, из его жизни большая часть минувших суток была украдена виски, поэтому сегодня он с чистой совестью явился перевязать рану Лёвеншёльда, полагая, что на дворе все еще «вчера».

- Старшой велел не тревожить, - едко бросила Мата, преграждая брату Эамону путь наверх. – Похмелись лучше, вон, и компания подходящая.

Редька пару минут постоял, чуть покачиваясь с пятки на носок и распространяя вокруг дивный букет запахов – перегар, свежее сено, соленая рыба и помои, потом решил, что Адо в порядке, если уж наказал не перебивать себе сон. Когда помощь требовалась в самом деле, крошка Гвидо обнаруживал целителя в местах самых неожиданных, с помощью гильдейских мордоворотов протрезвлял быстро и беспощадно, а после доставлял, куда требовалось.

- Ну что, мокроносый? – бодро осведомился расстрига, усаживаясь напротив новичка. – Чего такой кислый, будто девка и тебя помоями облила?     

Отредактировано Бандиты (2014-07-17 00:19:08)

+3

43

Ну, вот. Мало того, что Рагнару ночное приключение только пригрезилось. Так ещё и на воплощение сна теперь не было ни шанса: девке он не нравился.
Не нравился категорически и с самого начала. И в принципе это было ясно ещё вчера, но вчера была надежда на красивое появление и Сагу про Великого Героя, а сегодня…
Маг ссутулился и чуть тряхнул ступнёй, сбивая с сапога клочья мусора. Нет, определённо, рассказывать Саги можно, когда ты весь такой в алом плаще, или, наоборот, таинственный и в чёрном балахоне, но уж явно не когда тебе едва ли в рожу не плюнули.
Да что я ей вообще сделал?!!!!!! – губы Рагнара чуть дрогнули от возмущения и вытянулись в тонкую скорбную линию. Нет, правда, ведь совершенно ничего! Даже вёл себя пристойно и говорил об исключительно добром и вечном!

Не иначе ждёт хесского Принца! Чтоб на вызолоченном драккаре прям к порогу причалил! – Рагнар скрестил на груди руки, нахохлился ещё больше, и в самом наиупадническом настроении сел на широкую лавку. И что с ним не так, что его молоденькие рыжухи не любят?!

Нет, конечно, определённая теория на этот счёт у орденца имелась: тарийцы произошли от овец. Сей факт подтверждало множество доводов, начиная от преимущественно травяного рациона островитян и заканчивая стадностью их мышления. Да что там – вилланы до сих пор пускали белорунных под свою же тростниковую крышу, и едва ли не делили с ними постель.
И, конечно, поэтому нельзя было завоевать одну рыжую девку, не завоевав одновременно всех её подружек.
Да, все, абсолютно все тарийки симпатичного возраста подчинялись этому правилу. Разве что Финнавар. Но у Финнавар просто не было возможности обсудить юного послушника со своими товарками, а потому её можно было не считать.

Рагнар сосредоточенно потёр пальцем жирное пятно на столешнице, прикидывая, что такого можно сейчас сказать этой Мате, чтобы она напрочь забыла об утреннем инциденте и кинулась в объятия, теряя метлу и башмаки.
Вот если б они были в Таре – другое дело. Там всё сразу понятно. Когда девок в одном месте скапливается достаточно много, нужно явить себя и сделать что-нибудь такое необычное. И тут уж, если у самой догадливой возник интерес – тогда ты сразу первый парень на деревне и ждёт тебя всеобщее обожание, а уж если страх – тогда сваливай подобру-поздорову… 

От мыслей, где сейчас взять ещё пяток рыжух, орденца отвлёк поток отборной тарийской брани. Определённо, у кого-то день заладился ещё меньше. И Рагнар обязательно отпустил бы едкое замечание, если бы считал вошедшего хоть вполовину равным себе.
Но провонявший теперь помоями любитель художественной сшивки трупов таковым явно не являлся, как бы красиво он ни рассказывал про чужих богов и сколько бы ни представлялся «Братом Эамоном».

- Ну что, мокроносый?  Чего такой кислый, будто девка и тебя помоями облила?    
Против воли Рагнар покраснел и потупился. Игнорировать, кажется, уже не получалось. Просто согласиться не позволяла гордыня. Высказать, что проснуться в Трущобах – это всё равно, что в дерьме – уважение к гостеприимству Лёвеншёльда.
- Да пошёл ты! – в итоге буркнул маг и угрюмо уткнулся в кружку принесенного пива.  – Лучше скажи, чем вчера про девочку закончилось.
Было бы странно считать, что Адо Жнец просто так рассуждал о нидстанге, а, значит, как минимум,  свинью шазийцам уже подложили. А, быть может, получили и результат.

Отредактировано Рагнар Фагерхольм (2014-07-17 17:41:26)

+3

44

[AVA]http://s52.radikal.ru/i137/1407/8d/e1136683a066.jpg[/AVA]

Благодушие Харригана как рукой снялось, стоило напомнить ему о выпотрошенном теле Мидори, и не потому, что расстрига отличался какой-то особой чувствительностью – во всяком случае, он уже научился подбирать правильную дозу хмельного, чтобы проваливаться в темное забытье без ненужных видений. У каждого целителя есть собственное кладбище, потому важно, чтобы не только покойники спали спокойно.  Просто именно этот, отдельно взятый случай, настолько не вписывался ни в картину, к которой привык Редька в трущобах, ни в прошлое, оставленное за морем, что залить его виски с одного раза не получалось, а разжиться чем-то покрепче брат Эамон не успел, торопясь сбежать от невесты речного бога.

- Чем закончилось, чем закончилось…
- передразнил он хеса. - Закопали.

Целитель  залпом опрокинул кружку пива, не различая вкуса, потом пару мгновений разглядывал показавшееся дно, прежде чем постучать ею по столу:

- Элю, девка!

Подперев кулаком небритую щеку, Редька оглядел новичка, все еще рассветно-розовощекого от давешнего конфуза с Матой, что бы там она ни отмочила – не он был первый, не он был последний, кто страдал от ее избыточной резвости, включая самого расстригу, который по ее милости теперь благоухал прокисшей брагой, гнилыми яблоками и чем-то таким, чему место не в едальне, а поближе к нужнику.   

Двадцать лет самого брата Эамона потерялись где-то на бескрайних равнинах благословенной Тары, когда в странствиях он искал божественной мудрости, а находил тени старых богов в дубравах, человеческие страдания под кровом натопленных по-черному лачуг и – для разнообразия – немного краденой любви на ложе из разнотравья.  Славно быть молодым и сильным, верить в то, что можешь перевернуть мир, хорошенько навалившись плечом, и не задумываться ни о чем дольше получаса.

- Ты выбрось это из головы, - великодушно посоветовал Редька. – Не твоего ума дело. Ты в гильдию зачем шел? Кулаки чесать и лотки трясти? Вот и не уклоняйся со стези избранной, крепче спать будешь. А на меня быком смотреть не надо, лучше подружимся, - Мата благоразумно водрузила на стол целый кувшин с пивом, избавив себя от постоянной необходимости бегать туда-сюда, наполняя кружки, и расстрига взял обязанности кравчего на себя.

- Вот выбьют тебе, скажем, челюсть, ты ко мне придешь, я аккуратненько на место поставлю, будешь опять красавец. Или, к примеру…

Развить мысль до перебирания кишок и сращения конечностей брату Эамону помешало вторжение новых лиц – точнее сказать, лица были давешние, те самые молодые тарийцы, которые накануне  повстречались Рагнару в комнате Жнеца. Теперь, когда разбитая личина того, что помладше, поджила, можно было проследить сильное сходство между ними, которое в сочетании с одинаковой клеткой на килтах, наводила на мысль, что парни братья или кузены. Лучше всего для того, чтобы описать их появление, подходило слово «прогарцевали», не в последнюю очередь потому, что оно сопровождалось жизнерадостным хохотом, а по совести говоря  - непристойным ржанием. Тарийцы воодушевленно хлопали друг друга по плечам, стоило одному невзначай обронить «Хашим», как другой заходился в новом приступе смеха. Тот, что постарше, походя ущипнул Мату за аппетитный зад, заслуженно получил по рукам и, как ни в чем ни бывало, уселся рядом с Редькой, пока младший тащил со стойки еще две кружки.

- Какую потеху пропустили, святой отец! Ух! – от избытка чувств он даже побарабанил кулаками по столешнице – тыльные стороны кистей синели грубо наколотыми симболонами.

- А это кто? – подозрительно осведомился младший, пристраиваясь напротив и указывая подбородком на незнакомого хеса. – Ты чей будешь?

+3

45

Рагнару было до смерти интересно, почему у всех, ну абсолютно всех людей, от харра Пресептора до трущобного забулдыги, он вызывает одну и ту же реакцию: «Колдовать должны МАГИ. А ты, хесский молодчик, будешь выбивать двери с одного удара и чесать кулаки о чужие морды».
Иногда это было удобно, иногда безразлично, а иногда начинало порядком раздражать. В конце концов, сначала тебе говорят, что это не твоего ума дело, а потом, что ты недоумок. И тут есть принципиальная разница: первому не надо корпеть над скучными бумажками, а второму - тотчас спешат выдать занятие по способностям – то землю вспахать, то картошки начистить…
Быть может, зря он провалил экзамены в орденской школе?
Хотя, нет. Не зря. Иначе было не попасть к Брату Звергу, отбывающему в мятежную Тару.

Рагнар медленно выдохнул, притянул вновь наполненную кружку и несколько секунд смотрел на пенный напиток в ней, обдумывая услышанное.
Подружиться. Нет, если бы он, рыцарь Фагерхольм, действительно пришёл в гильдию «трясти лотки», то предложение было бы куда как заманчивое. Особенно, учитывая, что другого целителя здесь всё равно нет.
Но ему, случайному гостю, ни в дружбе, ни в ссоре с тарийцем одинаково не было проку. И не было дела, умрёт Хашим от меча или от поноса. Если, конечно, Гильдмастер умрёт. И быстро. Или уже всё-таки было?  Рагнар вспомнил мёртвую  девочку и шов на теле Жнеца, и уголки его губ невольно дёрнулись в нехорошей усмешке.
И словно отголоском его собственных мыслей в таверне вновь прозвучало ненавистное шазийское имя, теперь обильно сдобренное громким гоготом. Ровно таким, каким и следовало провожать проклятого убийцу в Хелль и ко всем дьяболонам раскалённого Пекла.

Рагнар невольно оживился, всем телом подаваясь вперёд и надеясь услышать, что Гильдмастер уже утонул в сточной канаве или захлебнулся в собственном дерьме. Так, чтобы даже смерть его стала недостойной смерти воина, как недостойным воина было его убийство Мидори.
В жадном ожидании, хес даже чуть приоткрыл рот, как голодный птенец. И, забывшись, едва не откликнулся на обращение тарийца:
- Какую потеху пропустили, святой отец!
Святой отец. А ведь нет, тариец-то обращался не к нему.
Рагнар непонимающе посмотрел на молодчика, потом на целителя. Неужели, «Брат Эамон» это всё-таки не прозвище, а… статус? С кем он сейчас выпил кружку пива? С орденским монахом? С расстригой? Или всё-таки здесь пахнет «Оком» не больше, чем от наколок с симболоном – святостью?
- А это кто? Ты чей будешь?

Бывает, ты думаешь о чём-то настолько долго, что хороших ответов просто не остаётся. И Рагнар так долго мусолил мысль, скрыть ли собственный сан или не скрывать то, о чём могут поведать уже, по меньшей мере, трое, что теперь, не задумываясь, выдал первую глупость пришедшую в голову:
- Адо Жнеца. Брат Эамон подтвердит. – орденец зачем-то стукнул свою кружку о край кружки целителя и одарил всех присутствующих самой наилучезарнейшей улыбкой.
Нет, конечно, харр Лёвеншёльд, скорее всего, и так бы ему рассказал о судьбе Хашима. Слишком уж долго они торговались за голову Гильдмастера, чтобы не получить теперь правду или не предложить посильную помощь. Но когда ещё проснётся Жнец? А знать и злорадствовать над врагом хотелось сейчас.
- Так какую потеху мы пропустили? – Рагнар подбадривающе кивнул молодому тарийцу, стараясь чтобы во взгляде и в голосе было как можно меньше привычного пренебрежения к лисмомордым, одетым в бабскую юбку.

Отредактировано Рагнар Фагерхольм (2014-08-31 17:07:34)

+2

46

[AVA]http://s52.radikal.ru/i137/1407/8d/e1136683a066.jpg[/AVA]
Братья Макрей – точнее сказать, двое из семи братьев – одновременно уставились на белобрысого с тем интересом, который обычно заканчивается мордобоем, плавно перетекающим в совместную задушевную попойку. Этот древнейший способ проверить нового товарища на прочность был особенно распространен у тарийцев и хесов, остальным требовались испытания, предполагающие большую тонкость мысли, которую Мунго и Рори находили излишеством.

Редька Харриган, как и рыжая Мата, был прекрасно знаком с местными обычаями – в конце концов, его самого в Даларе встретили хорошим ударом в челюсть. Лекарь далеко не сразу вошел в свиту Лёвеншёльда и получил определенные привилегии, которые позволяли ему пьяным в дымину беззаботно слоняться по самым опасным улицам, не тревожась ни о целостности черепа, ни о сохранности кошеля. Со временем Эамон пришел к выводу, что последние стаканы лучше всего  выпивать неподалеку от какого-нибудь борделя, поскольку уважение мамок и их подопечных становилось залогом того, что похмельные очи расстрига отверзнет не в сточной канаве, а в относительно чистой постели, с дожидающейся его пробуждения у изголовья кружкой эля.   

Бывший орденец неплохо помнил давешнюю беседу над телом Мидори: если молодой хес и не блистал, выдвигая предположения относительно цели и способа убийства, он со всей почтительностью прислушивался к мнению человека более сведущего, то бишь брата Редьки. Посему он с удовольствием важно кивнул после слов новичка, рассчитывая чуть позже снова поупражняться в красноречии перед свежими ушами – все трущобцы уже хорошо изучили его любимый набор историй и даже наловчились определять степень опьянения по тому, толкует целитель о трудных родах или о желудочных болезнях.

- Это, ребята, вам в подмогу,
- указал он кружкой на Рагнара. – Дерево там повалить, дверь вынести. Упряжку шестерней попридержать. Или вот корову на плечах унести. Сдюжишь, мокроносый?

Макреи переглянулись – идея принять в семейное дело человека со стороны, притом не тарийца, пришлась им не по душе, и это явно было написано на их лицах, особенно на физиономии младшего, Рори. Натура у него с колыбели была свирепая, а вот живого веса для хорошей драки пока не хватало, однако это не мешало ему обрести определенную славу среди кулачных бойцов, чьи габариты позволяли входить в любую дверь не боком. Увидев, как меньшой весь подобрался, Мунго пнул его под столом ногой, обутой в кованый башмак – старшему Макрею хотелось сперва допить пиво и позубоскалить, ведь устроенная ими шутка для Хашима заслуживала немедленного восхищения. Жаль, конечно, что в «Маргарите» пока народ  можно было пересчитать по пальцам одной руки, но Мунго этим не смущался.   

- Значит, пошли мы с Рори вчера на бойню, как Старшой велел. А там как раз стадо свиней от папаши Деклана, одна в одну, что твой жемчуг. Впереди такой кабанище, как два хеса в обхвате,
- он раскинул руки, чуть не смахнув брата со скамьи. – Притом морда – вылитый Хашим. Вот рыло, - Мунго поддел большими пальцами ноздри  и с силой оттянул вверх, -  и шелюшть, - портрет гильдмастера дополнился выпяченной нижней губой и оскаленными зубами, - и буркала!

На выпученных глазах Мата рассмеялась, этак переливисто, колокольчиком, как смеются девушки, желая покрасоваться перед парнем, а вовсе не оттого, что им на самом деле весело.

- Мунго эту харю как увидал, аж задрожал весь,
- подхватил рассказ Рори, пока брат приводил лицо в порядок. – Дайте, говорит, я его сам зарежу, а то прямо душа заболела! Тут кабан на него как попрет из загона, как попрет! Алацци с красной тряпкой так кругом быка не пляшут, как Мунго там с вилами скакал!

- Завалил-таки, - довольно усмехнулся герой, разливая всем пиво по новому кругу. – Взяли мы башку, хрен с яйцами, потрохов там для украшения. Шест с какого-то лотка прихватили.

- Лент еще взяли. Какой же майский шест без лент! А тут навстречу Крысобой идет, как обыкновенно у него мыши на связке, вроде баранок. Наохотился. Мы у него этот кукан на два пряника выменяли, нам для большака ничего не жалко!   


- К Хашимовой хате посуху же хрен подберешься, ну, чего б и не искупаться – собрались, разделись, поплыли. А шест в бочку пустую приспособили, на верхушку кабанью башку в лентах, на каждой мыша в петле по ветру пляшет, в пасти у свинки родные же причиндалы, кишки по столбу плющом вьются….

- На лбу, как Старшой наказывал, всякие знаки начертали. Жуть! Вонь! Кра-со-та!

- Подняли мы все это в полный рост и поплыло наше чудо к бережку вроде как самоходом, а мы толкаем и ржем втихую. Пристроили на отмели, камнями закрепили, айда обратно. Тут смотрим, опаньки! Хашим со своими помогальниками при луне прогуляться вышел. И в нашу сторону, сука же такая, не смотрит, будто мы для собственного удовольствия все это на шест навертели!

- И тут я… - Рори внезапно отставил кружку, запрокинул голову и издал длинный пронзительный вопль, что-то среднее между предсмертным воем собаки, раздавленной тележным колесом, царапаньем гвоздя по стеклу и визгом обворованной торговки.

Мата невольно зажала уши ладонями – она никогда не слышала плача баньши, но сейчас уверилась, что штука эта должна быть совершенно убойная.

Отредактировано Бандиты (2014-08-26 22:06:41)

+2

47

Если Адо Жнец и показался Рагнару личностью совершенно удивительной, и уместной скорее в палатах хесского ярла, нежели в даларских трущобах, то его подручные были совершенно обычными. Во всяком, случае, Фагерхольм именно так и представлял себе занятия самых что ни на есть типичных разбойников: трясти лотки, выносить двери, грабить кареты на большой дороге… в сущности, всё то же самое, чем занимались Великие Герои в Сагах… только бесславно, мелко и незаконно.
- …Или вот корову на плечах унести. Сдюжишь, мокроносый?
Разумеется, лекарь шутил. Кому нужно тащить корову на плечах, если Создатель с самого начала даровал ей ноги? Да и не две, а целых четыре! Но терять время на полемику Рагнар не собирался, а потому кивнул с изрядной готовностью:
- А то!
Благо, тарийцы если и не поверили, то и спорить не стали. Славные люди, хоть и в юбках.

Шутиха. Когда-то Рагнар делал их мастерски. О, кажется, он мог бы рассказывать без остановки до самого Йоля, как краснел и бледнел куратор Эйдир, как кричал харр Пресептор и как клялся брат Шахджахан бросить преподавать в «этой варварской стране». А ещё припомнить все порольные висы, причинённые убытки и доставленные разрушения. И восхищение товарищей. Хотя и драки тоже – в зависимости от того, в какой точно роли были задействованы эти самые товарищи...

В Таре темп пришлось изрядно сбавить. Зверг  со свойственной ему вдумчивостью горной скалы, портил любую шутку.

А в Даларе – и вовсе свести на «нет». Если не считать кабацких махачей и фингала брата Илидира, то ничего значимого и не происходило. Рагнар просто жил. Просто делал то, что скажут. Привычно получал по шее, за сделанное или не сделанное. Отбывал наказание за какие-то скучные проступки. А в выходные шёл на прогулку с Рыжиком. Пожалуй, и месяцы уже различались только тем, что весной брат Алэнн жаловался на сырость, а летом – на жару.

Но сейчас, слушая, про похождения тарийцев, орденец чувствовал, как сердце начинает биться быстрее и чаще, а в глазах появляется неподдельное восхищение. И, быть может, ещё зависть.
О, как бы он сам хотел придумать и сделать подобный майский шест-нидстанг. Привешивать к лентам мёртвых мышей. И плыть, ёжась от холода, к стану врага… 

Конечно, вчера Рагнар подразумевал под проклятием нечто  иное.  Но теперь это было уже не важно. Шутка, столь резво высмеивающая все мыслимые и немыслимые грехи Хашима, сама по себе имела ценность, и Фагерхольм не стал бы жаловаться, ворвись за тарийцами сам буйствующий Гильдмастер и его вооруженные люди.

- Хашим со своими помогальниками при луне прогуляться вышел. И в нашу сторону, сука же такая, не смотрит, будто мы для собственного удовольствия все это на шест навертели!
- И тут я…

Рагнар подался вперёд, глотнул пива, чтобы смочить пересохшее от волнения горло, и приготовился уже было попросить тарийца продолжать историю ради Создателя и Святого Патрика… но тут лисомордый запрокинул голову и жутко завыл.

От неожиданности Фагерхольм поперхнулся, прыснул всем выпитым в лицо младшего из братьев, и, осознав, КАКУЮ  рожу должен был скорчить Хашим, повалился на спину и захохотал. Захохотал громко, безудержно, обхватив себя руками за рёбра, и тщетно пытаясь выдавить из себя между вдохами нечто вроде:
- Ставлю свой кинжал, что Гильдмастер если не сдох, но намочил штаны изрядно!

Отредактировано Рагнар Фагерхольм (2014-08-31 17:06:28)

+1


Вы здесь » Далар » Воспоминания » Однажды в Даларе