Вот уж точно - сердцу не прикажешь! Оно забилось, когда Фельо услышал лишь одно благословенное слово: "Вымойте". Ладно, на шазийские купальни с одалисками и ароматами он не рассчитывал, сцепив зубы, сдернул себя с шипов, не дожидаясь, пока в этом паскудном процессе палач окажет ему свою неоценимую помощь, - и небесное блаженство оказалось так легко достижимо!
Вода была холодная, а может алацци дрожал от боли, но он готов был пол-тушки с себя соскоблить, чтобы избавитсья от липкого ощущения грязи. Божественным промыслом, у служек Инквизиции чувство приличия было заложено при катехизации, так что Фельо получил даже одежду, свободный балахон неопределенного размера и цвета, грубый настолько, что стал бы еще одним пыточным инструментом, если бы не холод. Обхватив себя за плечи руками, закутавшись в роскошные, великолепные, спасительные складки полотна, Фельо без малейшего сопротивления, хоть и спотыкаясь, последовал между стражниками.
Что бы он ни помнил или забыл, он увидел тарийца в точности в соответствии с каким-то внутренним критерием и мысленно кивнул сам себе. Пока все шло, как ожидалось, и если ты решил повеситься, нет смысла откладывать до того, как тебя раскатает лавиной. Тариец выглядел усталым. Почему-то и это казалось Фельо вполне верным или знакомым.
- Ты вообще отдыхаешь? - пробормотал он, досадуя, что его хоть в какой-то мере интересует состояние какого-то орденца. Он сел рядом с друидом, но не прежде, чем настороженно прислушался и, стараясь сделать это не слишком откровенно, всмотрелся в окружавшие их заросли.
Прохладная скамья показалась обжигающей, но Фельо ожидал чего-то такого и только затаил дыхание. А вот прикосновение тарийца вырвало у него глубокий, всей грудью вздох.
- Мне кажется, будто я уже так сидел, и ты так же был мной недоволен.
Фельо хмыкнул, чувствуя полное нежелание ни шевелитсья, ни говорить, только замереть точно птица, согревшаяся под солнцем. Но этот тариец назвал очень недолгий срок. Полчаса. И если Фельо хотел что-то для себя уяснить, он должен был торопиться.
- Эта женщина, она была правда императрицей? Мог бы кто-нибудь еще опознать того, кем ты меня называешь? Она не слишком была уверена. Тот парень в трактире тоже не очень. Только ты. Слушай, тариец.
Фельо неуютно шевельнулся под рукой друида и закрыл глаза.
- Врал ты или нет про сны, но... это было слишком отчетливо. Теперь я убеждаю себя, что сон - только сон. Но если нет, то одна девушка может быть в опасности. Если бы я мог просить у кого-то помощи... Скажи мне, что таких вещей не бывает, и делай со мной что хочешь, я постараюсь рассказать тебе все о себе, пусть хоть на плаху это приведет.
Восстановив каждое слово, словно он слышал их сейчас рядом с собой, произносимые отчаянно твердым девичьим голоском, Фельо описал ритуал.
- Это рассказала мне ... во сне... одна девушка. Она называла меня Диего. Во сне же я твердо знал, что это за мерзкий ритуал, зачем он проводится, и знал почти доподлинно, кем он может быть проведен. Сейчас я ничего такого не помню, наверное это просто сонный морок. Потому что если нет...
Фельо сжал зубы улыбкой.
Если нет - ему придется искать путь, как вырваться из инквизиции и выполнить свою клятву. О клятве он умолчал. О де Круа тоже. Зачем сыпать именами, зачем привлекать внимание инквизиции к, быть может, ни в чем не повинному роду или семье, или деревне, или кому или чему угодно. Он чуть повернул голову и посмотрел в лицо тарийцу.
- Скажи мне, что это все сон, гиль и чушь, маг.

Там в подлинности голой
Лежат деянья наши без прикрас,
И мы должны на очной ставке с прошлым
Держать ответ.
(У. Шекспир. )

Деревья были другими. Фельо смотрел на кроны и купы кустов вокруг их не столь уж надежного уединения и ловил себя на ощущении сходства и несхожести. Но деревья были всегда, как часть той надежности, что ощущал Фельо рядом с этим пурпурным монахом. В утреннем, почти дневном уже свете магистерский пурпур тлел муаром, а тени от листвы придавали узору живое непостоянство, соединяя человека в целое с окружавшей его зеленью. Друиду незачем ходить нечесаным лешаком, даже в придворном наряде он не мог не быть частью своих любимых зарослей. Фельо улыбнулся своим мыслям, не заметив, что его улыбка стала по-своему ответом улыбке тарийца.
Он чувствовал озадаченность. Маг лесов не опроверг его сна, не отмахнулся как от гили и не поспешил обвинять в нечестивых помыслах или чертовне того, кому ночами не дают выспаться видения демонических обрядов.
Может, лучше бы он это сделал. А так все естество Фельо протестовало от нелепости и жути, соединивших явь и морок.
- Если это не просто сон... - Фельо осекся, неосознанно услышанное, его словно обожгло скользнувшее в речи Флорентия имя. Он дернулся, уставясь на магистра:
- Шшш_то ты ска_зал? - выдохнул он неестественным, жестко контролируемым голосом. - Она... здорова?
Почему так? Почему это имя?.. Он не чувствовал, как натянулись сжатые в полосу губы, не видел, как отчаянно, глазами затравленного волка, уставился на друида.
Попытались. Значит, не смогли. Люсиа Сантиссима. Тело покрылось потом, плечи поникли. Враз заболели все отперфорированные в пыточной мышцы. Фельо сморгнул. Он понял, что в эти секунды даже не дышал. Ему казалось, что будь ответ Флоренса другим, у него разорвалась бы грудь
- Кто эта принцесса Альда? - пробормотал он. - Зачем кому-то убивать ее... прости, я дурак. Девственная кровь королевского рода, конечно.
Он вскочил с места, в злом порыве стукнул кулаком по стволу дерева, осенявшего тенью скамью. Опомнившись, опустил руки, мельком глянул в сторону тропинок, вроде бы безлюдных, посмотрел на Флорентия. Шагнув к нему, опустился на колени.
- Наверняка за нами присматривают. Ну так пусть видят, что я тебе не угроза.
Склонив голову, Фельо взял в пальцы симболончик, свисавший на цепочке из-под ошейника, повертел в пальцах, поднес к губам.
- Здесь написано мое имя. Когда я пришел в себя, я не помнил ничего. Прочитал, подумал, что не могу я носить симболон, подаренный матерью кому-то другому, и решил, что меня зовут Фельо. Память как стена. То, что за нею, ждет меня в засаде, и ты был прав, мне страшно. Но придется вспомнить. Или я не сумею ее спасти. Ты поможешь мне вспомнить, брат магистр?
Нет, для Фельо не было ничего неожиданного так обратиться к человеку, занимавшему одно из трех высших после Зеницы мест в орденской иерархии. Он смотрел, подняв лицо, снизу вверх, с вопрошающей силой доверия - доверя к целителю. Рубеж был перейден, безмолвные клятвы - даны, разве что Фельо не помнил, что даны они были лет десять назад.
- Я вряд ли провидец, но что-то связывает меня с этой сеньоритой. Я видел все так отчетливо, точно в самом деле был с нею ночью в Жасминовом Садике Лагранхи, того загородного поместья, что отстроили как королевский охотничий до...мик.
Фельо каким-то детским движением прижал костяшки пальцев ко рту и молча смотрел на Флорентия не меньше минуты, пока еле-еле не выговорил:
- Срань Создателя. Кто я?..
Острое, ледяное чувство пронзило его с такой силой, что Фельо зажмурился. Чувство падения в бездну, чувство потери невинности, той безмятежной, детской,  солнечной чистоты, в какой он прожил эти два дня.

Веки жгло, будь он один, и будь у него время, Фельо мог бы заплакать. Но времени не было. Пока он не снимет шкуру с тех, кто посмел так напугать эту девушку... его сеньориту... времени у него не будет.
Он прижал глаза пальцами, унимая пульсирующее напряжение. Углубляться в переживания будет смысл в старости у камина, если будут старость и камин.
- Да, - коротко ответил он Флорентию, не спрашивая и не обсуждая, что именно тот называл непроверенным, более страшным и прочая. - Начнем, когда ты отдохнешь.
Ему было страшно до холода в чреслах, до тяжести в кишках, но затягивать страх колебаниями означало давать время нечестивцам и усиливать их власть над жертвой. Пока что стоило найти девушку и отдать ее под охрану - да, будь он неладен,  Ордену. Фельо мог ненавидеть орденцев, но кто лучше магов мог звщитить от магии? И кроме того,  с досадой признался внутри Фельо, он доверял прямым обещаниям орденцев. Те могли извратить правду, но не лгать напрямую. А в клятвах, приносимых ими, оговаривалвсь непримиримая борьба с порождениями зла,  и защита тех, кто нуждается в защите.
Осталось понять, кто она. Где она.
- Был ли у принцессы... - почему он называет ее принцессой? Зачем это чуждое слово, она - инфанта... - у принцессы Альды телохранитель по имени Мануэль?  Хотя это не аргумент. Маноло частое имя в Алацци.
Но каков шанс, что ему снилась какая угодно другая принцесса в одном из самых уютных и приватных садиков корллевского дворца?
- Я должен увидеть принцессу Альду. Она можеь оказаться моей сеньоритой. Ты говоришь принимать сон, пока не доказано другое, за правду. Если так, и если в Лагранхе я видел инфанту, то избежав смерти от одержимого, она может вовсе и не быть в порядке.
Он облизнул потрескавшиеся губы, неосознанно поискал глазами какое-нибудь сочное растение или стебель, или хотя бы гальку, камешек, который в пустыне держат во рту, чтобы выделялась слюна. Доверие к Флорентию, инквизитору, в конце концов, не распространялось на то, чтобы просить воды. Или как угодно еще проявить слабость

Фельо подоткнул под колени складки просторного балахона, камень начал ощущаться очень уж колко. Да и вся кожа натянулась и казалась шершавой до писка, соприкасаясь с холстиной арестантского одеяния. Это отвлекало. Игра теней отвлекала тоже. Звуки, вдруг ставшие очень четкими, голоса птиц и шелест ветра, отдаленные разговоры - где-то за деревьями, близ самых зданий шли люди, - даже то, как Флорентий положил ему на плечо руку, отвлекать вдруг стало все. Жажда? Или страх сосредоточиться? Фельо криво усмехнулся, вместив в эту усмешку весь набор бранных слов в собственный адрес.
- Потом. Я расскажу тебе кое-что потом, за сутки встретить две банды с магами во главе, по мне, это перебор для окрестностей столицы. Если тебе надо занести что-то в протокол, ну, пусть это будет моя исповедь, что ли, - он нахмурился, чуть шевельнул губами, что-то подсчитывая по пальцам, потом пересчитал еще раз. - Ну да, четыре. За эти дни я четырежды нарушил святость супружеского ложа, но можно считать что только дважды, потому как трижды - одного и того же. Сорвал цветок целомудрия без разрешения родителей, но девушка была совсем не против. Убил, надо подумать, скольких, кто-то мог остаться жив. Но тут я не раскаиваюсь, все равно они были разбойники, и я защищался. Правда в драке пострадали жители, но это не по умыслу. Красть вроде бы не крал, если рыбу из чьей-то реки. А да. Неотправление гражданских нужд, не сообщил ни об одном из происшествий, чему был свидетелем,  - Фельо нехорошо осклабился. - Будем считать, сообщаю сейчас. А теперь скажи, что я мог делать на той дороге? Кто такой Диего Альварада, почему та золотая красотка на меня зла, и почему, если я - он, если я служил Ордену, я...

Фельо передернулся, почувствовав, насколько же в действительности глубоко это чувство, подавленное симпатией и необъяснимым доверием к Флорентию.
- .. почему я так ненавижу Око? - выдохнул он низким, рокочущим шепотом.

У него удивительный голос. Странный акцент, задумчивость, с какой перечислял Флорентий историю жизни некоего алацци и называл его "ты", - а может, то, как внимательно, почти в трансе, запоминая дословно, слушал его Фельо, придало речи тарийца гипнотическое мурлычущее очарование. Ничего из перечисленного им в Фельо не откликнулось, только полярное сияние, аурора бореалис, вскользь упомянутое Флорентием, заставило дрогнуть веки, да и то лишь по воспоминанию прошлой ночи. Но Фельо промолчал, не влезая с ненужными вопросами, пока друид не счел нужным сам сделать паузу.
- Огонь был со мной всегда, - пробормотал он. Увидев, как из складок мантии появляется на свет фляжка, Фельо недоверчиво глянул на нее, вожделенную, долгожданную, потом на инквизитора. Почему именно сейчас, не раньше, не в допросной, когда огонь и жажда довели его почти до галлюцинаций о пустыне? Сейчас он притерпелся, но вид питья, доступного и необходимого, вызвал такой жуткий спазм в гортани, что Фельо не сразу сделал глоток. Секунду-другую он держал питье во рту, стараясь сохранять на лице выражение бревна, и с упоением чувствуя, Как влага ласкает сухие десны, язык, щеки и нёбо. Потом неторопливо, ровно сделал глоток, еще один и третий. И протянул фляжку обратно. "Три глотка, и ты пройдешь дорогу". Кто-то давно обучил его водной дисциплине, Фельо знал, что полсуток без воды для него не опасны, разве что снова положат на гриль.
Он продолжал стоять на коленях, потому что это было легче чем сидеть, поджимая распоротые ранками ягодицы и гордо выпрямляя спину. Когда целительная сила коснулась тела и самой его души, на долгие десяток-другой секунд Фельо позволил себе размякнуть и уплыть в облегчении и, уже забыв к шазийской джинн-маме о суровых путях караванов, снова припал к фляжке, вдосталь напившись чуть горьковатого травяного настоя. Наверняка друид носил с собой что-то из своего арсенала, помогавшее ему в целительстве, Фельо и не задумывался, что могла протянуть ему рука Флорентия. Быть может, этот Диего Альварада и стоил того, чтобы его травить - когда он был собой, прецептором и фигурой, - но Фельо-травник мог ничего не опасаться.
И не опасался. Он с благодарностью поймал и сжал руку Флорентия, а затем легко встал, улыбчиво покачав головой.
- Спасибо, брат. Это был щедрый подарок, я вижу твою усталость.
Сев рядом с тарийцем, он чуть наклонился вперед, заглядывая тому в лицо.
- Когда ты сказал - Несси, - я не вспомнил ни образа, ни что было, но у меня возникло ощущение пронзительного рыбного запаха и внутри все перевернулось, будто я смотрел глазами высоко летящей птицы. И еще я знаю, что...
Алацци смущенно прижмурил глаза,, прежде чем снова посмотреть в глаза тарийцу.
- Я знаю, что ты мне друг. Прости, что ты должен быть моим инквизитором... Если можешь, расскажи мне о Таре. Может быть, я вспомню что-то, кроме ощущений.

..Пройдет время, немало времени, и думая вновь об этом дне, Диего Альварада поймет, что ему было куда проще согласиться с тем полным приключений и дружбы юношеским прошлым, каким полнилась для него Тара, чем осознать и вспомнить вновь дни, когда час за часом он выпивал яд самоосуждения за грех, таимый и тем еще более опасный, разъедавший его душу - грех помысла.

Слушая рассказ друида о лесах и небольших городках Тары, он, казалось вот-вот и вспомнит въяве изумрудное солнце сквозь кроны и свежий ветер с дюн, напоенный ароматами леса, и сторожкие тропы бегства, и беспутные кутежи в облегчении, что удалось сохранить жизнь, и полные тревоги, часы сосредоточения, вслушиваясь и всматриваясь глазами крылатых и четвероногих разведчиков, и победы, и отчаяние, и надежды, спаявшие их дружбу с Флонетием-тарийцем.
Фельо расслабился, утратив подспудно державшую его бдительность, и голос друида журчал, наполняя его душу тем, от чего он мог не отрекаться, за что мог не осуждать себя с суровостью, на какую не всякий исповедник был бы способен.
И когда, пребывающему в легкой эйфории, причину которой он не сразу уловил, сознанию магистр четко представил описание дней недавних, Фельо не смог бы ничего противопоставить - он принял информацию.
Это было похоже на ловушку - но сейчас ловушку расставили оба, тариец и он сам, своим согласием и желанием одолеть проклятую стену памяти.
И бескомпромиссному рыцарю Ордена, осудившему собственный грех на смерть и по своему исполнившему приговор, не осталось ничего, как предстать перед волей бродяги-травника, свободного выбирать смех и боль, верность и отречение.
Критерии Диего для Фельо не существовали. Он хотел вернуть себе память и навыки мага, чтобы спасти девушку, собравшую для него весь свет мира, и не потерпел бы, чтобы чушь вроде раскаяния, стыда, вины, осуждения или иные фантазмы помешали ему. Неважно, чьи - собственные или всей Инквизиции Ордена.
- Я запомнил. - Его губы шевельнулись беззвучно, повторив что-то из слов Флорентия, прежде чем он сказал это. - Что я должен сделать теперь? Чтобы сработало твое заклинание памяти.

Отредактировано Диего Альварада (2013-08-13 19:28:43)

Фельо перевел взгляд на фляжку, которую друид прятал снова в кошель или карман, и чуть кивнул. Его лишь отчасти задело, что Флорентий не предупредил его о свойствах настоя и подал как воду, как простое средство утоления жажды. Да, он мог спросить, что такое ему дают выпить, но друга об этом не спрашивают. Да, он согласился на любые методы, пусть рискованные,  чтобы вернуть воспоминания,  и ничуть не протестовал, чтобы это было провидческое зелье. Сам Фельо помнил, хоть и смутно, что есть некоторын трввы подобного свойства, -он опознал бы их среди прочих, если бы искал.
Но сделанное Флорианом показало ему, как зыбка связавшая их -снова?-  видимость дружбы. Флориан не доверял ему,  раз только теперь, когда изменить что-либо было невозможно, рассказал о своей хитрости. Можно ли было ожидать,  что он не напоил бы Фельо и без его согласия? Улыбка тронула губы алацци.
"Итак, мы вместе, пока тебе кажется, что у нас совпадают цели... брат мой. Спасибо, что расставил ясные точки. Теперь я знаю границы твоего - и своего доверия. Я буду идти к моей цели. И постараюсь понять, каковы твои."
- Понимаю, - он кивнул со все тою же безмятежной улыбкой, обаятельной по-алаццийски.- Я помню подобные травы. Это может сработать.
"Это может сработать, если я не буду сопротивляться. Глупо обижаться, Фельо. Глупо. Но... но эта царапина саднит."
Он глубоко вздохнул и посмотрел на небо сквозь чуть припыленные ветви. "Фельо, ты всегда был один. Какого черта ты вдруг решил, будто что-то изменилось? Тариец, по своим причинам, сейчас твой союзник. Прими это. Ради себя."
Что чувствует дерево, когда с него обрывают листья?
Он рассеянно встал и оборвал лист с ближайшей ветки. Размяв его в пальцах, он втянул аромат. Так пахнет кровь дерева...
- В моем сердце мне нечего бояться. Спасибо, магистр Флорентий. Благодаря тебе, я узнал, что даже в беде у меня есть на кого положиться.
"На себя самого. Только на себя."
>>>К себе.

Отредактировано Диего Альварада (2013-08-14 08:51:45)